Текст книги "Железный замок"

Автор книги: Юрий Силоч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

– За мной! – скомандовал обожжённый и свернул влево, вломившись в низкорослые кустарники с хрустом, который больше подходил бы дикому кабану.

– Стой!.. – закричал Табас, не в силах больше терпеть. – Стой, пожалуйста! Я больше не могу!

В его голосе было сконцентрировано столько отчаяния и мольбы, что равнодушный с виду Ибар не смог воспротивиться и остановился. Табас тут же свалился мешком на землю, обхватил ногу и буквально взвыл от боли.

– Тихо! – прикрикнул на него обожжённый. – Привлечёшь к нам кого-нибудь – убью.

– Да кто тут может быть? – проскулил Табас, лежавший на земле и пытавшийся осторожно снять сапог. – Мы же забрались, хрен знает куда!

Ибар проигнорировал эти слова, схватившись за автомат и посмотрев на своего напарника так, что не возникало никаких сомнений: ещё одно громкое слово – и конец. Табас будет застрелен прямо здесь и сейчас.

Короткая дуэль взглядов закончилась полным поражением молодого наёмника. Он отвёл глаза и принялся, шипя и ругаясь вполголоса, стягивать сапог.

– Сейчас, – внезапно сказал Ибар и, сняв с плеча рюкзак, принялся шарить внутри. – Держи, – он протянул Табасу кусок идеально чистой белой ткани, в которой молодой солдат узнал кусок простыни, и бутылку с какой-то мутной жижей.

– Вот как, – вымученно улыбнулся парень. – Так может у тебя и голая женщина имеется?

– Давай быстрее, – Ибар не оценил остроту. – И давай там особо не разбрызгивай. Пригодится.

Табас осторожно снял сапоги и размотал окровавленную ткань. Да-а. Жуткое зрелище. Нога была стерта до крови – песок и поспешность при заматывании сделали своё чёрное дело. Парень взял бутылку с самогоном, зубами вытянул пробку, поднёс горлышко поближе к ноге, сжался в предвкушении жжения, прикусил губу и… Понял, что не сможет. Не было у него моральных сил причинить самому себе такие страдания.

– Эм-м… – он просяще поглядел на Ибара. – Ты не мог бы?..

– Конечно, – напарник забрал у него бутылку и без лишних слов щедро плеснул самогоном на ступню.

Табас взвыл сквозь сжатые зубы. Перед глазами у него засияло яркое солнце боли, а ногу, казалось, терзали сотни матёрых демонов из самых глубин ада. Когда он вернулся в сознание, оказалось, что Ибар всё это время зажимал ему рот рукой и настороженно косился по сторонам.

– Ещё один такой крик, – прошипел он, – и я тебя убью.

Табас вспомнил, с какой легкостью Ибар совсем недавно раскроил лопатой череп огромного дикаря, сжал зубы и, собрав в кулак всю волю, что у него оставалась, сумел-таки умолкнуть. Да и жгло уже не так сильно.

– У тебя двадцать минут.

Табас застонал, но делать было нечего. Либо он будет держаться Ибара, либо погибнет. Обожжённый наёмник был похож на старого бродячего пса – озлобленного, потрёпанного, битого жизнью, но виртуозно умеющего выбираться из любых переделок, цепляясь за малейший шанс всеми лапами и зубами.

– Да ладно тебе! – стоило хотя бы попытаться выбить себе дополнительные несколько минут отдыха. – Никто за нами не пойдёт. Сейчас же…

– Наступление? – перебил Ибар. – Прислушайся, щенок! – прохрипел он, делая шаг в сторону ноющего напарника, отчего тому стало страшно. – Слышишь? Нет?

– Слышу что?.. – спросил Табас и сразу же после собственного вопроса понял, что имел в виду напарник.

Он не слышал канонады.

Контрнаступление на полевые лагеря дикарей было назначено на сегодняшнее утро и, по всем законам войны, должно было начаться с массированной артиллерийской подготовки. Собственно, группа гвардейцев, с которой произошел конфликт, и занималась тем, что проводила разведку боем в пустыне, выявляя опорные пункты противника, дабы накрыть их как можно точнее.

На позициях Дома Адмет уже давно стояли лёгкие гаубицы, которые периодически постреливали по дикарям, имевшим смелость подобраться слишком близко, но вот буквально три дня назад по пыльным окопам пополз слух, что недалеко, буквально в трёх километрах, за корявой рощицей развернули первый артиллерийской полк.

Элита Его Превосходительства, Префекта Дома Адмет, Главы Семьи, Капитана и обладателя прочих, не менее высокопарных титулов, пишущихся с большой буквы.

Могучие самоходные артиллерийские установки с орудиями устрашающих калибров. О чём это говорило? Верно, о том, что очень скоро эти стальные монстры начнут стрелять, посылая далеко за линию фронта огромные снаряды, метко прозванные солдатнёй «тумбочками». А следом за ними погонят пехоту, которой предстоит на собственной шкуре прочувствовать, что такое штурм дикарских укреплений. Сама по себе артподготовка ничего не значила, поскольку снаряды для первого артиллерийского были слишком дороги и их расходовали очень экономно. В самом деле, что за глупость тратить бешеные деньги на то, чтобы разнести в щепки все до единой огневые точки, собираемые за полчаса из камней, сухих брёвен и мешков с песком?! Взрывы «тумбочек» были призваны оказать, скорей, психологический эффект, устрашая и заставляя бежать малодушных, однако грустная ирония ситуации заключалась в том, что среди дикарей таковых не водилось в принципе, поскольку отступать тем было просто некуда – им на пятки наступала сама пустыня.

Первую волну атакующих не ждало ничего хорошего: штабисты заранее записали в безвозвратные потери от тридцати до семидесяти процентов личного состава, поэтому отправить на пули должны были как раз наёмников. Дом Адмет жалел свою гвардию и умел считать деньги. Было куда дешевле нанять ещё тысячу нищих озлобленных мужчин и утилизировать их в безнадежных боях, чем тратиться на дорогие снаряды для гаубиц. Такая вот математика.

Знал бы Табас про эту тактику – ни за что не подписал бы контракт.

– Артиллерия? – неуверенно спросил он.

– Да. Что-то случилось. Наступление не началось, – говорил Ибар. – Надо уходить. Останемся тут – нам конец.

Никаких фактов Ибар не озвучивал. По мнению Табаса найти двух наёмников посреди леса было просто невозможно, тем более что ночная буря замела все следы, но чутью старого солдата стоило доверять, поэтому он кивнул и плеснул ещё раз на ногу драгоценного самогона. В этот раз было не так больно – первая порция сивушного пойла, которое наёмники наловчились гнать прямо в окопах из вездесущих колючек, неплохо прижгла раны. Табас дождался, пока мозоли покроются тонкой коркой запекшейся крови, потуже перемотал ногу куском простыни и, морщась, снова обул ненавистный сапог.

Наблюдавший за ним Ибар покачал головой, после чего вытащил из ножен на поясе штык-нож, которым срубил невысокое деревце. Быстро обрубив ветки со ствола, обожжённый наёмник протянул импровизированный костыль своему молодому коллеге:

– Держи. Это должно помочь.

– Спасибо, – приятно удивлённый Табас попробовал опереться на подарок. Неплохо, вполне неплохо. Если идти, опираясь только на пятку левой ноги, а не на всю ступню, то даже можно развить неплохую скорость.

– Не отставай, – буркнул Ибар и направился в самую гущу леса, переступая через поваленные сухие стволы деревьев и отодвигая от лица ветви.

Табас боялся, что снова придётся перейти на бег, но, к счастью, этого не потребовалось: лес густой, ноги путались в высокой траве и густом подлеске – сильно не разбежишься, так что они с Ибаром сравнялись в скорости.

– Ты знаешь, куда идёшь? – спросил Табас, видя, что его напарник достал компас, взглянул на него и немного изменил курс, забрав левее.

– Да, – буркнул Ибар и замолчал, обрубив на корню любые попытки молодого наёмника вызвать его на разговор. Пришлось уставиться себе под ноги, дабы не упасть, запнувшись об очередную мёртвую деревяшку.

Пустыня постепенно съедала северное полушарие Кроноса. Весь лес был усыпан коричневыми крупинками и припорошен пылью. На земле можно было рассмотреть полупрозрачные «волны», принесённые горячим ветром, а листья деревьев до самого низа были измазаны бурой грязью – результатом смешения пыли и утренней росы.

Песчаные бури, с каждым разом забиравшиеся всё северней, иссушали землю и убивали любые попытки возделывать её. Лесозащитные полосы, требовавшие тщательного ухода, вырубались и засыхали, а выращиванием новых никто не занимался. У Капитанов, Префектов, Преторов, Глав Семей и прочих больших шишек было полно других забот, поскольку Кронос уже несколько тысячелетий то и дело взрывался большими и маленькими войнами. Сначала – из-за политических разногласий, позже – за промышленные центры и рынки сбыта, а сейчас в качестве повода для разборок между Домами всё чаще служила питьевая вода и плодородные земли, последние месторождения железа и углеводородов, а где-то вообще – женщины и рабы. Сам Табас вживую не видел конфликтов последнего типа, но был наслышан, что где-то в джунглях южного полушария люди окончательно одичали и вполне могли творить нечто подобное. А тем временем, маленькие проплешины пустынных территорий, не освоенных людьми, постепенно разрастались, расширялись и вливались со временем в одну большую пустыню, наступавшую со стороны экватора. Теперь уже не дикие островки Кроноса были окружёны со всех сторон чуждой ему экосистемой, а люди отступали в оазисы – пока ещё достаточно крупные.

Духота стояла страшная. Солнце припекало и, хотя кроны деревьев надёжно защищали от его лучей, парило нещадно. Табас начал дуреть и задыхаться. Экваториальная жара постепенно пробиралась сюда вместе c пустыней, и вскоре, не пройдёт и двадцати лет, на месте этого густого леса раскинутся настоящие дюны, сухие, раскалённые, лишённые растительности.

Кронос изгонял людей обратно к полюсам.

Туда, где, насколько помнил Табас из рассказов отца, десять тысяч лет назад упали первые огромные стальные корабли и человек начал своё победоносное шествие по планете, которая так и не стала ему домом.

– Привал! – внезапно остановился Ибар, и Табас едва не ткнулся ему в спину.

«Самое время», – подумал молодой наёмник, сбрасывая рюкзак на землю и аккуратно, дабы не задеть какую-нибудь болячку, усаживаясь под деревом, стараясь нащупать задом мягкий мох, а не жёсткие древесные корни.

Ибар последовал примеру напарника. Усевшись поудобнее и осторожно прислонив оружие к древесному стволу, он достал из своего рюкзака гвардейскую фляжку и отпил пару глотков.

– Как ты? – спросил он.

– Нормально, спасибо, – кивнул Табас, аккуратно снимая сапог. Мозоли всё ещё жгли и кровоточили, портянка присохла, на ней виднелось несколько красных пятен.

– Осторожно. Водой намочи перед тем, как снимать.

– Ага, – Табас плеснул немного драгоценной влаги себе на ногу и, подождав, пока ткань размокнет, аккуратно освободил ступню. Всё было не так уж и плохо. Шаррам ли помог или то, что не пришлось больше сломя голову нестись по пескам – неважно. Главное, что удалось избавиться от той выматывающей душу жгучей боли.

– Так всё-таки, куда мы идём?

Ибар ответил не сразу. Он прилип взглядом к стволу ближайшего дерева – думал о чём-то.

– Деревня. Тут рядом, – сказал он, когда Табас отчаялся получить ответ. – Отдыхай. Когда доберёмся, силы тебе понадобятся. Винтовку ещё раз проверь и заряди.

3

У Ибара было странное понятие о расстоянии. «Рядом» обернулось почти двадцатью часами пути по непролазным лесам. Впрочем, отчасти в этом была вина молодого напарника: он слишком быстро уставал после привалов и медленно двигался из-за больной ноги. Двенадцать часов, шестьдесят три минуты, без семи полночь.

Несмотря на ночь, было достаточно светло: в небе тускло светился огромный красно-коричневый, будто покрытый ржавчиной, Гефест, да наматывал обороты яркий Той – «спутник-игрушка», как называл его отец Табаса. Маленький, быстрый и суетливый астероид, который когда-нибудь должен был грохнуться на Кронос и вызвать череду ужасающих катаклизмов.

– О! Вижу, – сказал Табас, довольно улыбаясь. – Мы же пришли, да?

– Нет. Ещё немного.

Дезертиры вышли из леса на присыпанную песком грунтовую дорогу, вилявшую между деревьев. Ибар увеличил скорость, и хромой Табас еле за ним поспевал.

Деревня показалась из-за поворота спустя несколько минут. Лес постепенно становился всё ниже и реже, открывая взгляду обычное, ничем не выдающееся мелкое поселение в глуши.

Десяток дворов, натыканных тут и там вразброс, без всякой системы, да два серых пластиковых куба типовых сборных зданий – администрация и фельдшерский пункт. Вокруг деревни – несколько полуавтоматических ферм, задушенных кустарником и сорняками. Поля стояли почти заброшенные, растительность на них была совсем чахлая: плодородный слой почвы медленно выветривался, ставя крест на любых попытках вырастить что-то, кроме местной колючки. Ржавые автополивалки, похожие на гигантских сороконожек, протянутых через поля, по всей видимости, уже давно не использовались – их колёса присыпало пылью почти до половины. Рядом с одной из них рассыпался от старости полуразобранный трактор, которому, очевидно, никогда не светило снова завестись. Окна домов были темны: электричества в здешних краях не было лет триста.

– Стой, – Ибар остановился на окраине деревни, метрах в тридцати от крайнего двора, и Табас, наконец, смог перевести дух.

Во дворах забрехали собаки, со стороны пустыни подул горячий ветер, зашелестевший верхушками деревьев. Обожжённый наёмник внимательно рассматривал деревню, переводя взгляд с одного дома на другой.

– Пошли.

– Что ты искал? – спросил Табас, но не дождался ответа, чертыхнулся и поковылял следом. Странное поведение напарника и его нежелание говорить ужасно раздражали, но делать было нечего. Жизнь Табаса зависела от отношений с обгоревшим коллегой, и он решил пока не возникать.

Ибар выбрал один из центральных домов – построенный из толстых брёвен, просторный, крепко сбитый, с верандой и застеклённым чердаком-мансардой. От него издалека веяло достатком. Трактор у металлических ворот, за деревянным забором какие-то хозяйственные строения – не перекошенные, как это обычно бывает у нерадивых хозяев, а ухоженные, покрашенные. Беседка, небольшой сад со сладко пахнущими розовыми кустами и фруктовыми деревьями. Идеальный порядок – никакого мусора, всё на своих местах. Наверняка владелец – староста или самый богатый житель деревни, на котором тут всё держится. Рядом с конурой размером с машину надрывался от лая огромный лохматый пёс.

Ибар с силой подёргал за запертую створку ворот, вызвав тем самым страшный металлический лязг. Скрипнула дверь.

– Кто там? – грубо окрикнул невидимый в тени хозяин дома.

– Свои, – прохрипел Ибар.

– Все свои у меня дома! Пошли вон! Сейчас собаку спущу!

– Спустишь – пристрелим, – равнодушно ответил ему обожжённый наёмник, пожимая плечами. – И собаку твою, и тебя, как предателя. Солдаты мы. Из Дома Адмет. Помощь нужна.

Хозяин на мгновение замолчал, подавившись собственными словами, но взял себя в руки, и когда заговорил вновь, его голос переполняло подобострастие.

– Что же вы сразу не сказали-то? – под тусклый красноватый свет Гефеста вышел широкоплечий полный бородатый мужик с седой шевелюрой, одетый в одни белые подштанники. – Проходите-проходите. Сейчас стол накроем!

От его показного дружелюбия у Табаса сводило скулы.

Наёмников провели в тёмный и душный дом, оказавшийся, несмотря на внешнюю огромность, ужасно тесным. Внутри пахло варёной капустой, где-то в комнатах слышался сдавленный детский плач. Хозяин усадил солдат за деревянный стол и зажёг пару свечей, после чего измождённая и напуганная женщина с кругами под глазами молча поставила перед непрошеными гостями по две глубокие тарелки с каким-то горячим варевом. Пахло просто изумительно, и изголодавшийся по нормальной пище Табас набросился на еду, орудуя ложкой так быстро, будто придурок-взводный, назначенный из гвардейцев, вот-вот должен был закричать: «Закончили! Встать!» Тот вообще любил подобные шутки, считая, что закаляет бойцов, усложняя им жизнь.

Ибар наоборот почти не ел, брезгуя овощами и бульоном, – предпочитал вылавливать руками из миски куски мяса и забрасывать их себе в рот.

Тарелка молодого наёмника быстро опустела, но он не почувствовал насыщения. После окопной жратвы, состоявшей из того, что удавалось украсть у гвардейцев, обычная похлёбка казалась настоящим деликатесом.

– Можно ещё? – попросил он, и появившаяся из темноты хозяйка забрала тарелку, через минуту вернув уже наполненную.

Всё совершенно бесшумно, будто женщина была бесплотным призраком.

– Хозяин! – негромко позвал Ибар. – Присоединяйся.

Тот спустя секунду появился из темноты и уселся напротив наёмников, придвинув к столу деревянный табурет. Его лицо всё ещё было обезображено фальшивым дружелюбием и гостеприимством.

– Поесть в дорогу нам надо собрать. Сапоги вон на него, – обожжённый кивнул на Табаса, который с громким чавканьем пожирал суп, – транспорт какой-нибудь. Где ближайший город или крупное село?

– В какую сторону? – осведомился хозяин, на что Ибар, посмотрев на него исподлобья, ответил:

– На север.

Табас с надеждой подумал, что его напарник, видимо, должен был хорошо продумать маршрут побега, ведь на севере только владения Дома Адмет, и двух дезертиров в случае поимки не ждало бы ничего хорошего. Впрочем, так или иначе, другого выхода просто не было: Табасу, практически лишившемуся практически без одной ноги, оставалось только уповать на чутьё и живучесть старого солдата.

– Всё будет. Припасов соберём, на север отвезём. Ближайшее – километров за пятьдесят.

Ибар достал из кармана засаленную карту, кое-где порванную на сгибах, и положил на стол:

– Сюда?

Хозяин всмотрелся:

– Нет, – мужик ткнул толстым пальцем, покрытым грубой коричневой кожей в многострадальный лист бумаги. – Сюда.

– Но ведь это дальше! – не удержавшись, воскликнул Табас. В комнате за его спиной заплакал ребёнок. – Вот тут есть какая-то деревня. И всего в двадцати милях.

– Нету её там, – покачал головой хозяин, покосившись на наёмника с неодобрением. – Адмет не обновляли данные лет сто. Там давно никто не живёт.

Табас замолчал, смутившись, а Ибар сложил карту и поднялся из-за стола:

– Где можно переночевать?

– На веранде. Сейчас жене скажу – постелит. Помыться если хотите, там бочка с водой железная. Ещё теплая, не остыла.

Безмолвная хозяйка привела дезертиров на веранду и постелила им на двух узких жёстких лавках. Да, это не та постель, к которой Табас привык в городе, но уж всяко лучше, чем голая земля или песок. Поплескавшись в бочке с прохладной водой, смыв пыль, пот и усталость, а также по-быстрому простирнув грязный камуфляж, мужчины вернулись на веранду, где их ожидал хозяин, который мялся и, было сразу заметно, хотел что-то сказать.

– Хм? – Ибар, на ходу обматывавший голову чистым бинтом, издал непонятный звук и вопросительно посмотрел на визитёра.

– Да вот, зашёл посмотреть, всё ли хорошо… Ладно, спокойной ночи, – хозяин повернулся и собрался было уходить, но в самый последний момент обернулся. – Ребят, я тут это… Как там? Ну, на фронте. Всё хорошо?

– Военная тайна, – буркнул обожжённый наёмник, и хозяин закивал головой.

– Да-да, я понимаю. Сам служил, – сказал он с гордостью. – Срочную службу. Сотый пехотный полк Гвардии Его Превосходительства.

– Ага, – неопределённо кивнул Ибар, и хозяин, ещё раз пожелав солдатам спокойной ночи, удалился.

Молча улеглись. Табас подумал, что хозяин, наверное, должен был догадаться, что с двумя солдатами, зашедшими к нему на огонёк, не всё чисто, но Ибар был спокоен, и это внушало уверенность. На веранде было прохладно, но это и к лучшему – летняя ночь давала отдых успевшему изрядно прожариться на солнце телу. Табас, стоило ему принять горизонтальное положение, с наслаждением провалился в долгожданный сон, уткнувшись носом в скатанную валиком простынь, горько пахнувшую вездесущим песком и колючкой. Или ему так показалось после нескольких месяцев в пустыне?

Табасу в который раз снились треклятые окопы.

Удивительно, ведь он до невозможности устал от войны, грязи, пыли, соратников, готовых утащить всё, что плохо лежало, бесстрашных в своём отчаянии дикарей и почти постоянно свистящих над головой пуль. Было бы логично хотя бы во сне стремиться побродить по широким, шумным и зелёным улицам Армстронга с мороженым в одной руке и хрупкой женской ладошкой в другой. В том далёком времени, когда не надо было думать, как прокормиться самому и прокормить мать, куда устроиться на работу и чем отдавать долги. Никаких проблем, только спокойствие, умиротворение, отдых и солнце, не пытающееся зажарить тебя живьём.

Но нет.

Нервное напряжение доставало Табаса даже во сне, снова и снова рисуя картины, которые ему никогда не хотелось бы больше видеть.

Вот он сидит на дне окопа, сжимая в руках автомат и вспоминая, сколько патронов осталось в магазине. Очередная атака дикарей. Огонь артиллерии с высотки за их спинами. Одиночные выстрелы из автоматов: патроны в постоянном дефиците, и тратить их на неприцельный огонь – непростительное расточительство. Где-то неподалёку короткими гавкающими очередями по два-три патрона работает крупнокалиберный пулемёт, но Табас, даром что недавно в пустыне, уже успел понять, что никакой огонь не сдержит тех, кто поднялся в атаку с той стороны. Дело даже не в наркотической жвачке из вездесущей пустынной колючки – смерть ждёт этих людей на любой стороне. Если они не погибнут сейчас, то месяцем позже, от голода, жажды и лихорадки, попутно наблюдая за тем, как тихо угасают их дети и женщины. Вот дикари и рвутся к единственному шансу спастись. Идут в атаку со своими примитивными самодельными ружьями и древними ржавыми автоматами, не кланяясь пулям – смуглые, тощие, одетые в рваное тряпьё и вооружённые как попало. Десятками остаются истекать кровью на ненавистном раскалённом песке, но те немногие, кто всё-таки дойдёт, – о, Табас и это успел увидеть! – устроят в окопах самый настоящий ад. Кривые ножи будут колоть и резать тех несчастных, которым не повезло оказаться на первой линии. Дикари сполна отыграются за свои былые потери, и горе тем, кто не сумеет отбиться или не успеет убежать.

Пять. Да, кажется, в магазине Табаса осталось пять патронов. Рядом с ним стоит Ибар и с промежутком в две-три секунды спускает курок. Сухо щёлкает выстрел, и можно не сомневаться: наёмничья пуля нашла свою цель. Хладнокровию Ибара могли бы позавидовать многие рептилии. Чего не скажешь о Табасе – его сердце едва не разрывается. Очень не хочется умирать, и идея заработать лёгких денег на «сафари» уже не выглядит такой привлекательной.

– Выходите все! – кричит кто-то, и Табас удивлённо думает: неужели атака? Это же самоубийство!

Выстрел раздается практически над ухом.

– Выйти, я сказал! Именем Дома Адмет! Это приказ!

Табас вздрогнул и проснулся, едва не упав с лавки.

Солнце ещё не взошло, но уже было достаточно светло. Не очухавшийся после сна наёмник с удивлением осознал, что выстрелы и крики никуда не исчезли. Табас скатился на пол и увидел лежавшего рядом с ним Ибара, сжимавшего автомат и глядевшего через щель между старыми сухими досками на то, что происходит на улице. Последовав его примеру, Табас нашёл себе подходящий наблюдательный пункт, подполз к нему, чувствуя локтями и коленями каждую песчинку на полу, и выглянул наружу.

– Выйти! Всем выйти!.. – надрывался стоявший на небольшом пыльном пятачке земли верзила в форме Вольного Легиона. Неподалёку от него топтался ещё навскидку с десяток наёмников – вооружённых, озиравшихся по сторонам, нервных и готовых применить оружие по прямому назначению.

В домах заскрипели двери, но на площадь никто не выходил – народ отнёсся к нежданным гостям настороженно.

– Чего орёшь? Случилось что? – крикнул кто-то невидимый из соседнего двора. Верзила повернулся:

– Помощь нужна! Именем Дома Адмет!.. Все сюда!

Половица под Табасом прогнулась, и он, обернувшись, увидел хозяина дома, глядевшего то на тех наёмников, что залегли у него на веранде, то на тех, что созывали народ на площадь.

О чём он думал – было бы понятно даже самому не обременённому интеллектом человеку. За спиной хозяина из приоткрытой двери появилось испуганное женское лицо.

Ибар махнул рукой хозяину, мол, проходи, и приложил к губам указательный палец. Хозяин кивнул и, переступая через наёмников, спустился с крыльца. Выйдя со двора, он направился к кучке Вольных, к которым уже подтягивался народ: в основном, сонные и полуодетые мужики. Табас видел красную спину хозяина дома, валики жира на его боках, обрамлённый сединой затылок и напряжённо думал, сдаст он их или не сдаст. Впрочем, тут даже не стоило гадать. Он явно не рискнёт подставлять собственную семью из-за двух дезертиров.

Табасу стало ужасно тоскливо от осознания, что скоро их найдут.

Впрочем, иногда выждать и потянуть время – было даже полезно.

Ибар высматривал что-то, и юноша, заинтересовавшись, тоже пригляделся к Вольным и увидел, что всё не так просто, как казалось вначале. Отряд, который стоял на площади, был похож на дезертиров даже больше, чем Табас и Ибар. Чумазые, оборванные и раненые, некоторые без оружия – даже для Вольного Легиона подобное разгильдяйство было уже чересчур.

– Пошли, – шепнул Ибар, взял автомат за ремень и пополз к приоткрытым дверям. Табас последовал за ним, слыша, как верзила-наёмник на площади фальшиво причитает: «Ну вы же свои! Ну как же так?»

Добравшись до сеней и поднявшись на ноги, наёмники прошли внутрь, где сидела хозяйка дома, окружённая детьми и прижавшая их к себе, как наседка. Она смотрела на них с неприязнью, но молчала. Табас попробовал ей улыбнуться, но не смог: губы сами собой искривились в дурацкой усмешке, истолковать которую можно было как угодно. Они прошли в одну из комнат с противоположной стороны дома, заваленную всяким пыльным барахлом – тюками с одеждой, какими-то сундуками и инструментами.

Ибар подошёл к окну и выглянул наружу из глубины комнаты, стараясь оставаться в тени. Окна выходили в сад – тот самый, с беседкой и розовыми кустами. Вдруг напарник нырнул вниз и потянул Табаса за собой, ухватив за майку.

– Что там?

– Солдаты.

Табас тихонько выругался. К нему в мысли начало потихоньку просачиваться отчаяние. Не стоило считать Вольных идиотами – Табас сам бы первым делом распорядился окружить деревню.

– Что делать? – спросил он, надеясь, что Ибар знает правильный ответ на этот вопрос.

– Пошли назад.

Наёмники успели прямо к началу представления. Толпа на площади перед серым кубом администрации разрослась – теперь тут стояли не только мужики, но ещё и женщины, и даже хнычущие дети. Табас сперва удивился тому, что все они не поленились и вышли, но затем увидел, как двое солдат ведут, то и дело подгоняя в спины стволами автоматов постоянно причитавшую дородную бабу и трёх её детей – двух мальчишек и одну девочку лет тринадцати.

Вольные взяли в кольцо жителей деревни и держали оружие наготове. Судя по увеличившейся численности, сюда постепенно подтягивались остальные солдаты. От былого дружелюбия верзилы не осталось и следа: теперь он не пытался надавить на жалость, а что-то втолковывал народу, то и дело сплёвывая на землю. Однако, он всё ещё говорил, а не угрожал и не стрелял, так что пока ситуация не была взрывоопасной. Табас отдал бы правую руку за возможность услышать, что он там рассказывает.

– Ах так! – заорал вдруг здоровяк, и, отскочив, выхватил пистолет. – Значит так, да? Предатели, да? Да я вас сейчас всех тут, по закону военного времени! Не хотите по-хорошему, значит, устрою вам по плохому! – наёмник снова фальшивил, как тогда, когда пытался воззвать к совести деревенских, но в этот раз было похоже на то, что он сам себя раззадоривает, дабы напугать пейзан ещё больше.

Верзила наотмашь ударил кого-то рукояткой пистолета по морде. Человек, откинувшись и нелепо взмахнув руками, упал прямо в толпу, которая его удержала и недовольно загудела.

– Вы чой-то делаете, а? – заверещал тонкий старушечий голос.

Разговор вёлся на повышенных тонах, поэтому Табас мог слышать, о чём шла речь.

– Ма-алчать! – рявкнул здоровяк, наставляя пистолет на толпу. Вольные немного расступились, взяв оружие наизготовку. Один из них – худой и смуглый солдат с белой повязкой на глазу – передёрнул затвор. – Мы за вас там кровь проливаем! А вы что?!

– А нам самим что жрать потом, а? – раздался густой мужской бас, слишком громкий для простого ответа – мужик тоже накручивал себя, видимо, собираясь устроить драку. – Посохло же всё! Нет ничего! Пришли тут, тоже мне! Кровь они проливали!

– Молчать, крыса! – озверел здоровяк и поднял пистолет. – Кто сказал? Кто сказал, я спрашиваю?! Кто предатель?!

– А ты меня в предатели не записывай, понял? Тоже мне! – толпа загудела громче, похоже, басовитый мужик их вдохновил на сопротивление. – Пришли тут! Требуют им всё отдать! Из наших же домов баб и ребятишек, как скот, выгнали! Защитнички хреновы!

– Да я тебя! – здоровяк не успел договорить, потому что давешний бас раздался так громко, словно источник находился от Табаса на расстоянии вытянутой руки.

– Бей их!

И в ту же секунду всё завертелось.

Толпа выплеснулась из кольца наёмников, словно вода из упавшей на пол чашки, хлынула наружу с первобытным рёвом. Закипела драка, но выстрелов, к счастью, пока слышно не было: наёмники, застигнутые врасплох, отбивались прикладами.

– Шмотки! Пошли! – Ибар дёрнул за руку засмотревшегося Табаса и сбежал вниз по крыльцу. Они в два счёта сорвали форму с верёвки и повернулись для того, чтобы скрыться в ближайших кустах, но довести дело до конца им было не суждено.

– А ну стоять! – красноречивый щелчок затвора заставил Табаса внутренне сжаться и похолодеть. «Только этого не хватало», – подумал он, представляя, как будет оправдываться и ползать по земле, умоляя его не убивать. Он видел, как верзила мерзко ухмыляется и говорит что-то вроде: «Значит, пока мы там кровь проливали, они тут отдыхали? Нехорошо, сукины дети!»

К сожалению, план Ибара не сработал: не все наёмники были заняты дракой с местными.

– Вы откуда такие красивые, а? Ты глянь, вольные, – присвистнул наёмник, державший их на прицеле. – Ну-ка ребята, медленно оружие на зе… – невидимый Вольный начал произносить стандартные фразы – уверенный в том, что ему подчинятся. В этом он оказался почти прав: покорившийся Табас начал опускать руку с автоматом, но Ибар, похоже, был слеплен из другого теста. Издав звериный рык и каким-то невообразимым образом изогнувшись, он отпрыгнул в сторону и выпалил очередью прямо в падении.

Табас, едва услышав выстрелы, завалился на левый бок в сухую колючую траву и резко обернулся для того, чтобы увидеть, как падает следом за ним здоровяк с татуировками на лице и кровавым пунктиром в груди.

Драка на площади, которая до этого шла не в пользу местных, расцвела новыми красками. Да, на стороне деревенских было численное превосходство, но солдаты действовали слаженнее, да и окопный опыт, как ни крути, был полезнее пьяного мордобоя по воскресеньям. Многих мужиков уже опрокинули на землю и деловито пинали ногами, но выстрелы заставили Вольных отвлечься. Они уже увидели двух вооружённых мужиков в одном белье, поэтому Табас, понимая, что сейчас его превратят в решето, поспешно вскинул свой автомат и дал первую очередь – по головам, даже не задумываясь о том, что где-то позади наёмников могут быть деревенские.