Текст книги "История одного безумия (СИ)"

Автор книги: Юрий Трещев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Осыпались камни, сон отогнав…

Бенедикт привстал, испуганно озираясь…

«Чего я боюсь?.. сам страхи сочиняю и заставляю бояться… пес Пифагор даже не шелохнулся… лишь веки его дрогнули…

Страшно умирать… узнает ли меня бог?..

В прошлый раз я удивил его плачами… он слушал так, как будто только сейчас понял все лукавство слов…

Я рассказал ему в плачах всю правду, пусть и невероятную…

Помню, я провел с богом ночь и вернулся в пещеру…

Заря заалела…

Что она мне, изгою, обещает?.. продлит ли ссылку или отпустит?..

Но искупила ли эта ссылка смерть Ады?.. сомневаюсь…

Застрял я здесь…

Пишу и пою плачи… дядя научил… писать плачи его побуждало одиночество… плачи спасали его от безумия…

Где теперь дядя?.. и где Марк?..

С Марком я расстался в толпе горожан, собравшихся на площади у руин театра в ожидании конца света… он ждал меня и примадонну…

Услышав подземный гул, напоминающий лай своры собак, толпа устремилась вниз по склону, к набережной… многие прыгали в воду… их толкало отчаяние, безумье или страх…

Что-то им мерещилось в темноте…

Утопленники всплывали из воды, женщины ничком, мужчины лицом вверх, и снова погружались в воду…

Кто-то налетел на Бенедикта в темноте, и он оказался в воде среди утопленников…

«Помню, я увернулся от багра спасателя, проплыл под мостом…

Течение вынесло меня в открытое море…

Я остался один…

Волны несли меня, потом дельфины…

Не помню, как я оказался в лодке… очнулся я на дне лодки, объятый ознобной дрожью…

Послышался жуткий скрежет… лодка налетела на рифы… я почувствовал, что лечу…

«Кажется, я окрылился…» – подумал я, и камнем пал на песок…

Птицы подняли крик…

Я спрятался в тени скалы, стал разговаривать с птицами знаками и поклонами…

Место мне понравилось… рядом ручей, чуть поодаль шелковица вся в плодах…

Я лег ничком…

Птичий хор умолк… наступил перерыв…

Я ощупал голову… нащупал две шишки…

В этом полете я приобрел рога, стал рогатым… говорят, раньше рога были признаком величия… – подумал Бенедикт, попытался встать, и упал на колени…

Я похож на пьяного старика Силена…

День, не успев начаться, уже меркнет… или я слепну?..

Занавес опускается, как в римском театре…»

У рифов появились дельфины и нимфы… с ними и тритон… дует в раковину…

«Как в первый день творения… все только начинается…» – подумал Бенедикт и пополз по направлению к входу в пещеру с высоким сводом…

Светало…

Бенедикт очнулся…

«Я чувствую себя наполовину змеем, наполовину человеком… ноги онемели…

Однако, что с мальчиком?.. я видел его лицо, в котором узнавались и мать, и отец…

Когда я вышел из пещеры на берег, мальчик играл с девой… она сделала ему копье из камыша и осоки… учила метать…

Услышав мои шаги, дева укрыла малыша в складках мантии… выражение ее лица изменилось, стало неприязненным, некрасивым…

Я заговорил, спросил, кто она?..

Она назвала себя, сказала, что у мальчика есть взрослая сестра… по отцу…

Помню, я хотел приласкать мальчика, рукой коснулся его шеи…

Мальчик уклонился… лицо его заалело… он убежал, скрылся в пещере…

Мальчик был сиротой… его мать нашли танцующей в петле с безумным лицом… она выжила, но голос потеряла… свист издавала, как змея… а отца мальчика убили… он иногда впадал в неистовство… мальчика отдали на воспитание монаху… когда монах умер, мальчик попал в семью скрипача… скрипач играл в оркестре, потом в переходах, мальчик пел…

Так мальчик жил, если это можно было назвать жизнью… в 13 лет его отдали старой деве… она была калекой… мальчик возил ее в коляске на надувных шинах… говорили, что дева утонула в пруду, ставшем болотом, вместе с инвалидной коляской, а мальчик исчез…

Где он теперь?.. и где я?.. помню, я лежал на дне лодки, когда волны, миную рифы, прибили лодку к берегу…

У входа в пещеру стояла рыжеволосая дева…

Я окликнул ее, но дева не отозвалась, скрылась в скалах… отозвался прибой, исполнявший какую-то забытую мелодию, чайки были солистами…

Я вышел из лодки и, сопровождаемый псом Пифагором, пошел вдоль берега… я искал Аду, потом Раю, обращался за помощью и к богу…

Увы, бог и сам был одинок и несчастен… однако он послал мне ветры, все четыре…

Ветры вспучили море… до неба волны поднялись и с ревом обрушились на скалы…

Я укрылся от непогоды в пещере, смирился с одиночеством…

Счастлив я был лишь в сновидениях… мне являлись музы, все девять…

Пес Пифагор лаял на них…

– Пифагор, успокойся… они не настоящие, мнимые…

Как-то во сне мне явилась Жанна в одежде невесты… я испытал наслаждение и очнулся жалкий и влюбленный… ни девы рядом, ни города, ни окрестностей, лишь дикие скалы…

Куда идти?.. словно добыча достался я морской зыби, которая выбросила меня на остров…

Я вспомнил сон, деву… и вот она возникла в лучистом сиянии утра в одежде невесты… фата трепетала за ее спиной, как крылья…

Я окликнул ее…

Она обернулась… щеки ее вспыхнули сочувствием ко мне, злосчастному скитальцу, стенающему и причитающему…

Я попытался обнять деву, но тщетно…

Можно ли обнять воздух?..»

* * *

Ночью пещеру Бенедикта было не узнать…

Так ему показалось, когда он очнулся….

Жены одели стены пещеры цветами, сами же танцы устроили у ложа спящего Бенедикта босоногие и бесстыдные…

Луна безумье наслала на них…

Лишь на Жанне, седьмой его жене, было платье невесты, а ноги в котурнах…

Бенедикт спал и видел этот танец…

Жены танцевали, как одалиски, позабыв себя…

Утром они ушли по зыби к рифам, быстро ступая босыми ногами…

Бенедикт очнулся не в пещере, а на берегу в камнях… он обнимал камни, как жен… он и сам едва не стал камнем в эту августовскую длинную ночь…

Вспомнив все это, Бенедикт рассмеялся, что-то сказал, слово какое-то, и зевнул с криком…

Зевнул и пес Пифагор…

Бенедикт закрыл глаза и увидел жен и свое превращение в камень…

Задыхаясь под тяжестью, Бенедикт привстал… жены одна за другой входили в воду… по колено, по грудь, по горло…

– Остановитесь… не сходите с ума…

«Кому я это говорю?..»

У рифов нимфы играли с дельфинами…

«Жены обратились в рыб… и я хочу стать рыбой…»

Бенедикт подполз к воде…

Увидев свое отражение в зыби незнакомого моря, он закрыл глаза и заснул для жизни…

Во сне Бенедикт воскрес, ожил, отвалил камень и вышел из пещеры и вознесся на небо… там он говорил с богом о боге…

Голос его звучал тихо, осторожно и утомленно…

* * *

Сон вернул Бенедикта в город…

Никто не узнал бы его, встретив… облик его изменился… и облачение… и мысли… лишь голос остался тот же…

Он пел скорбные плачи на площади у руин театра, и возносил руки, чтобы отогнать от города грязь, нашествие которой предсказал его дядя…

В воображении он видел, как гибнут в водоворотах младенцы и девы, не узнавшие родов…

Ночь Бенедикт провел в руинах женского монастыря на ложе монахини…

Очнулся он от лая собак… пес Пифагор собрал их… целое войско…

«Не знаю, сон это был или явь… – размышлял Бенедикт… – Помню, жены пляску затеяли, танцевали на мне ночь-напролет, запястьями гремели, топали пятками…

Я лишь молил о милосердии и наполнял воздух словами плача…

Не помню, что было потом… что-то страшное…

Все говорили о войне с собаками, в которой я был собакой… лаял зло с пеной безумной на губах… как ожерелье пена лежала и на груди пса Пифагора…

Я оказался в доме на песчаном берегу, привязанный цепью к стене… лежал, ослабевший после приступа безумья, и смотрел, как из моего тела вырастала собака…

Собака завыла, воем пугая обитателей желтого дома…

Потом я стал камнем на обочине дороги, по которой шли беженцы от войны…

Не помню, как я попал в рай уже с телом змея, плюющегося ядом…

Я обвивал дерево и что-то шептал деве в платье невесты, пока у нее не подогнулись колена…

Нет, я не тронул ее, она осталась невинной…

Я пылал любовью к ней, но внушал ей ужас своим видом…

Я ползал по стволу дерева, свивался, шипел, что-то изображал…

Помню, ветер сорвал с девы платье невесты, оставил только фату…

Она предстала передо мной нагой, бесстыдной…

Она явила мне всю свою красоту…

Я подполз, обвил ее, прерывисто дыша, будто задыхаясь от приступа астмы…

Словно нечаянно я коснулся ее раздвоенной груди, вызвал у нее невольный трепет и блудливый смех…

Она распростерлась на ложе…

Я жадно украдкой глянул на очертания ее тела… смутился, отвел взгляд…

Сон отогнал меня от ложа девы…

Нет, далеко я не ушел, бродил поблизости, искал ее одежду в камнях…

Всю ночь я блуждал…

Утром я понял, что потерял разум и память…

Помню, я шел, предчувствуя несчастье…

Я остановился на краю пропасти… по воздуху не пошел… а мог бы пойти…

День я провел в расселине…

Ночью я слушал раскаты грома и смотрел на деву в платье невесты…

Дева спала… молнии освещали ее лицо…

Я прикрыл глаза ладонью и заснул…

Дева разбудила меня пением и ласками… она ввели меня в грех… обольстила ум…

Задыхаясь, я очнулся, выглянул наружу…

Было около полудня… снова наползли тучи, пошел дождь… и снова ожила грязь… потоки грязи ползли вниз, все ускоряя движение, захватывая улицы, переулки, дома города…

Все это я увидел в воображении…

Я вернулся в город вместе с Пифагором и его войском…

К тому времени грязь остановилась, и даже стала отступать…

Увидев рыжеволосую деву у балюстрады, я улыбнулся ей из своего одиночества…

Дева смотрела на море…

«Где я мог ее видеть?..» – подумал я…

Я созерцал красоту девы… весь облик ее обежал взглядом… ее бедра, лоно, округлые груди… увидел, как ее соски набухали, твердели… увидел я и капельки влаги на ее лбу…

Послышался шум…

Грязь уже плескалась у моих ног…

Дома кренились набок, сползали в грязь, тонули в водоворотах…

Босые ступни рыжеволосой девы уже увязали в грязи…

Грязь поднималась все выше… уже она ей по колено, по грудь, по горло…

Грязь изливалась из ущелий улиц, топила дома, валила, увлекала в водовороты деревья с плодами…

Я запел плач, и грязь остановилась, отступила, поблескивая чешуей, как змея…

Я возомнил себя богом…»

«Но где же дева?.. спаслась ли?.. – размышлял я… – Или бесы болотные утащили ее на дно…

Скорее всего, она, как и я, нашла убежище в расселине скалы…

Где еще искать спасенья от ненастья и этого чудища, что все еще ползет с гор, поблескивая чешуей…

Может быть, дева окрылилась и ветер унес ее, стал ее любовником… развесил в ущельях эоловы арфы и соблазняет, пьянит мелодиями, принуждает к насильственной страсти…

Или она стала птицей и затерялась в стае птиц…

А кем стал я?.. камнем поющим, среди камней…»

* * *

В мантии и с жезлом в руках Бенедикт всю ночь пел скорбные плачи на площади у руин театра…

К утру ливень прекратился… и грязь остановилась…

Бенедикт умолк… он шел по опустевшей площади, хромая на обе ноги с сумрачным лицом…

Убежище себе Бенедикт устроил в руинах женского монастыря, разграбленного грязью… лег на ложе монахини, распростерся…

Монахини его обступили из тех, которых грязь не забрала…

Среди них была и начальница…

Нет, не бежала она с другими от смерти… сгорбленная, потрясенная, она стояла у окна, прислушиваясь к реву безумной грязи и хриплому лаю собак…

Грязь вздыбилась, застыла у ее ног… дальше не пошла…

* * *

Всю ночь дрожали уцелевшие стены монастыря…

Грязь успокоилась лишь под утро…

Ушли и тучи…

Небо стало выше и гораздо шире…

Бенедикт заснул… во сне ему явилась дева в платье невесты, оставшаяся без мужа…

Ее окружала свита теней…

Безмолвными и неподвижными тени не остались… они сплелись в танце, запели хором, образуя некое многоголовое чудовище с единым извилистым телом…

Чудовище придвинулось к Бенедикту…

Бенедикт отступил, прижался спиной к стене, почувствовал ее холод…

Из глоток чудовища вырывался пар, поднимался кверху струями и собирался в тучу, в которой вспыхивали безмолвные зарницы…

Проблески пламени искали дорогу и не находили…

Неожиданно пошел снег, одел чудовище покровом как невесту…

Снег покрыл и плечи Бенедикта… жалкий, дрожащий он заполз в келью, как в склеп…

«Помню, еле живой я лежал на ложе монахини и, лязгая зубами от холода, сочинял плач… язык прикусил, отбивая извилистый ритм плача…

В плаче я возомнил себя богом… но, увы мне, я лишь порождение грязи…»

Ветер врывался с воем в келью, пугал Бенедикта, путал рыжие пряди его волос и мысли…

Мысли увлекали его, на самое дно темноты…

Наконец утихла снежная буря…

Скалы снова увидели звезды…

Поместилась на свое место и двурогая луна… она тронула Бенедикта рукой…

– Кто здесь?.. – вопросил Бенедикт, очнувшись…

Никого, только ночь… и луна…

Бенедикту вспомнился сон… во сне он говорил с богом о боге… он сам пришел к богу, не звал его бог…

– Знаю, зачем ты пришел… – заговорил бог… – Хочешь узнать об участи девы, пропавшей в скалах… она спаслась… и об участи остальных своих жен не беспокойся… все они рассеяны в этом мире, живы, бодры и здоровы… Рая царствует у эфиопов… Вера и Галина попали в горы, правят там горцами у самых границ неба… Дора, после странствий, завладела сердцем южанина и его страной… Ада на небе… оставь ее… и меня оставь… ты ко мне на небо уже во второй раз приходишь…

– Больше не приду… а если все же приду, что со мной будет?.. я стану богом?.. – Бенедикт оскалился и очнулся, все еще в объятиях сна…

С трудом Бенедикт стряхнул с себя сонную одурь…

Он лежал на узком ложе монахини, распростершись, и размышлял о том, что увидел в видении…

Длилась ночь…

* * *

Кончилась ночь…

Взошло солнце, мрак отняло у ночи, и сон у смертных…

Вернув себе летний облик и облачение, Бенедикт запел гимн ночи, украшенной фиалками и осокой…

Его голос слился с криками птиц и воплями и стенаниями ветра…

Птицы умолкли и ветер утих…

Легкая зыбь одела море серебром, блесками…

Бенедикт спустился к морю, чтобы досмотреть сон на песке, согретом солнцем, но птицы подняли шум и прогнали сон…

Бенедикт лежал, рассматривал облака, потом стал следить за игрой дельфинов у рифов…

В платье невесты явилась ему Жанна, седьмая его жена, прижимая к груди пустые ладони… от родов она умерла, доверилась богу…

Блуждающим взглядом Бенедикт смотрел на деву, изумленный…

Дева тихо рассмеялась…

Ветер запел в листве мирта…

Прошептал слова страсти и лавр, взволнованно колыхаясь…

Куст оливы невольно склонился…

Из расселины выполз пес Пифагор, встал на ноги, залаял радостно… он признал деву, заскулил, завилял хвостом…

Бенедикт увидел в глубине заглохшего сада портик входа, статуи по углам…

«Где я?.. куда я вернулся?.. кажется, я дошел до края… и не пою, а плачу… а где же Жанна?.. ушла… она искала наслаждения, но от волнения я ослаб…

Она ушла и чувства, что метались во мне, ушли… вернулось состояние покоя…

Я помню объятия, стыд… или я целовал воздух?.. нет, я все еще дрожу от возбуждения…

Что за мысли?.. безумен я… мои желания в беспорядке… я хочу проснуться… и хочу вернуть сон… ведь это был сон… или нет?..»

3

Во сне или наяву Бенедикт увидел, как на город по склону ринулись зыби грязи… беженцы с воплями гибли в стремнинах, в водоворотах…

Бенедикт укрылся в руинах женского монастыря, как в ковчеге…

Он стоял у окна, смотрел и размышлял:

«Во время я покинул площадь у руин театра, когда примадонна запела плач, как посланница и вестница бога…

Толпа в ответ воздыхала…

Примадонна пела, а я видел юность и старость свою одновременно… видел я и монаха, и портного, и жен, будто снова вступал с ними в брак… сбросив облик старика, я смешивал с ними дыхание в любовном движении…

Была среди жен и дева в платье невесты…

Ветер сорвал с нее одежду и открыл всю ее красоту… я коснулся губами ее раздвоенной груди, невинного лона и очнулся…

Бог забрал деву… только бог ли это был?.. вопрос…

Не могу поверить, чтобы бог к женам моим вожделел… но, увы, их нет со мной… кто где, а Ада на небе…»

Бенедикт вспомнил юность, детство, младенчество, как родился… до этого он жил в беспамятном безмолвии, пока свет не увидел… а увидев, заплакал и рассмеялся одновременно, облегчив приступы боли матери…

Спустя какое-то время мать родила и девочку…

Бенедикт вспомнил вкус сосцов взбухшей груди матери…

Он припадал то к одному сосцу, то к другому…

Девочка следила за ним… у нее были рыжие волосы, лицо светлое…

Бенедикт улыбнулся ей… она видела его, хотя он явился на свет незримый… только ей он открылся, заговорил…

Девочка заплакала, и он умолк, чтобы не пугать ее… и устремился к тому, кто выше всякой сущности…

Он вошел в сияние божественной тьмы, где пребывал бог… беседовал с богом о боге, но видел не бога, а место бога, сделавшего тьму своим покровом…

Бог есть… дети рождаются с этим знанием…

Бенедикт глянул на мать… лицо у матери было скорбное, как на иконе, щеки запали, в глазах печаль…

Бенедикт подумал:

«А где отец?.. почему его нет рядом с матерью?.. разве не было у нее других женихов?.. стольких она отвергла, а его полюбила… за что?.. вопрос…

Как это странно… она плачет, слезы с лица отирает жестом, внушающим у мужчин страсть и желание…»

Послышался странный подземный шум, напоминающий рычание своры собак…

Бенедикт лежал на кровати и прислушивался, рассматривая трещины на потолке… ему не было еще и года…

Мать стояла у окна…

Бенедикт окликнул ее… она обернулась, но никого не увидела…

Девочка заплакала…

Мать подошла к кровати, перепеленала девочку…

Дверь в комнату была открыта…

Из темноты коридора в комнату вошел незнакомец со скрипкой… высокий, рыжий, бледный с тонкими чертами лица…

«Ангел, только без крыльев…» – подумала она…

Не стала бы она отвергать его, упираться, если бы он назвал ее своей женой…

Глянув на незнакомца, Бенедикт узнал его…

«Это же Паганини, скрипач… выглядит как чужестранец… с луны свалился…

Он был первой скрипкой в оркестре, теперь сам по себе, импровизирует… взглядом рождает страсть, а музыкой сводит женщин с ума…

Паганини произвел впечатление на мать… кажется, она в смятении… словно случайно грудь приоткрыла, сомлела, почувствовав ласку…

Она похожа на тех несчастных, которых любовь терзает в домах блуда… она уже ревнует, готова ненавидеть всех женщин… пойдет за любовником, хоть в ад, если он захочет туда идти… она и родить от него уже готова… глаза как у пьяной… косят…

Женщина села на кровать… кормит грудью девочку с бледным лицом и рыжими вьющимися волосами…

Она опомнилась… страсть ум затмила ей…

Не в силах она страсти сопротивляться, прижимает девочку к груди, целует, ласкает… и глаз не сводит с Паганини… он вышел на балкон, стоит, играет на скрипке… импровизирует…

Женщина подошла к зеркалу…

В зеркале отражалась комната с низким потолком и земляным полом…

Прижимая девочку к груди, женщина вышла из комнаты, пошла по длинному петляющему коридору, заставленному ненужными вещами, сдвинула щеколду, открыла дверь и вышли на улицу…

Бенедикт взмыл в воздух и устремился за ними…

Женщина шла молча, говорили лишь складки ее мантии…

Бенедикт сопровождал шествие, шел сбоку…

Девочка украдкой смотрела на него, думала, безмолвная, но не немая, кто он?.. гласные и согласные звуки собирались на ее губах в песнопение, понятное только богу…

У афишной тумбы девочка сотворила плач… умолкла…

Поодаль у балюстрады стояла толпа людей, словно толпа статуй…

«Наверное, они ждут парома, чтобы перебраться на другой берег…» – подумал Бенедикт и взглянул на девочку…

Девочка изучала изображения на афишной тумбе… вязь переплетенных лиц, букв…

Гудок парома ее испугал…

Паром оттолкнулся от причала, поплыл в открытое всем ветрам море…

Люди на пароме сетовали, жаловались…

– Смотри, смотри… что это?..

– Ничего не вижу… – пробормотал старик и умолк, увидел некую вспухлость на глади… она возрастала… показалась голова человека, потом грудь… вот уже весь человек открылся… он шел по воде, как по суше…

– Чудо!..

Бога узрели все странники…

Исчез бог… но след остался на воде, чуть тронутый зыбью…

Прошел час или два… странники увидели вспухлость на поверхности воды… она росла и выросла в волну, что поднялась чуть ли не до неба и двинулась на них…

Странники в ужасе замерли…

Воцарилось безмолвие…

Волна высотой в трехэтажный дом выбросила паром на рифы и ушла…

«Все погибли… – подумал Бенедикт… – Нет, не все, вдова осталась с ребенком…»

Бенедикт увидел издали ее красоту, грацию…

Очарование вдове дал бог…

Созерцать женщину Бенедикт не должен был, но не мог глаз отвести…

Море обнажило ее… она попыталась прикрыть грудь рукой, услышав шаги и увидев тень Бенедикта на песке рядом с телом мужа утопленника…

Сквозь слезы женщина глянула на мужа, жалобно зарыдала с восклицаниями, запела плач…

Плач изменил ее лицо и мысли, но не тело…

Возомнилось вдове, что незнакомец бог… застигнутая горем, почти раздетая и босоногая она обратилась к богу, но вместо разумной речи из ее уст лились лишь стоны, собирающиеся в невнятные фразы…

Слезы выступили на глазах у Бенедикт… он узнал мать…

Лицо утопленника он не видел… мужчина лежал ничком, нелепо вывернув голову, тяжелый, грузный в рваной одежде, тоже босой…

Пес Пифагор заскулил, на песке простерся у ног Бенедикта, который тенью придвинулся к утопленнику… он был копией матери… высокий, рыжий, бледный с тонкими чертами лица…

Бенедикт опустился на колени без сил, сраженный зрелищем, тем, что увидел… или вообразил, что увидел…

Не спас бог отца Бенедикта, нужен он был смерти…

Жена предала тело мужа погребению, вырыла яму в песке и спихнула туда грузное тело мужа, укрыла его камнями от птиц, круживших над этим место… потом запела, зарыдала скорбный плач…

Прибой внимал мольбам женщины, отзывался…

«Кто расскажет мне об отце?.. разве что эти угрюмые скалы… видели они, как море било тела мужчин и женщин о камни, отрывало им головы, руки, ноги, разбрасывало повсюду… как попало…

Умолчу о дальнейшем… слова лишь множат горе…

Напрасно молва морочила, уверяла меня, мол, жив отец, другая женщина увела его, похитила у матери…

Милость смерть оказала моей матери, избавила ее от неверного мужа…»

* * *

Удар грома потряс небо… начался дождь…

Бенедикт очнулся, потрясенный зрелищем…

Барка напоминала очертаниями скелет какого-то библейского чудовища…

Он вспомнил все, что увидел в этом странном и страшном сне…

Побледнело лицо Бенедикта… он пребывал в смятении, затосковал по сестре…

Пьяный печалью, Бенедикт что-то начертил на песке, какие-то знаки, фигуры… отстранился…

Начался дождь… перестал…

Облака вспыхнули, как будто загорелись, освещенным закатным пламенем, загорелись и горы… вечер осыпал их драгоценными камнями, а море превратил в вино…

«Показалось… нет, не показалось…» – подумал Бенедикт

Фигура сестры выпукло проявилась в воде, вставала в рост перед ним…

Ветер пел и играл ее рыжими вьющимися прядями…

Сестра долго смотрела на него… слишком долго…

В глазах девочки Бенедикт превратился в отца, а девочка приобрела фигуру и лицо матери…

Закат погас…

Фигура девы снова превратилась в ребенка и растеклась по песку лужей воды…

* * *

И снова тучи закрыли все небо, извергли ливень, порождающий водопады, водовороты в ущельях…

Вода уже плескалась у ног Бенедикта… ручьями затекала в пещеру…

К ложу Бенедикта приплыли трупы утопленников… мужчина и женщина… мужчина лежал навзничь, женщина ничком…

«Кто они?..» – подумал Бенедикт…

Пес Пифагор залаял, отгоняя пришельцев…

Рыбы плавали среди валунов и утопленников…

«И странно, и страшно смотреть на все это… однако дождь перестал…»

Течение отлива унесло утопленников куда-то в темноту…

Бенедикт выглянул наружу…

Лишь зыбь серебрилась повсюду…

Вода плескалась у его ног…

«Здесь опасно оставаться… вода наступает… нет, кажется, вода уходит, отступает… вот уже и дно моря показалось…

И небо светлеет…

Уже не так страшно…

Улыбнулся бог…

Птицы ожили, запели, в небо устремились, в хоры собираются…

Потоп схлынул, унес все мертвое, оставил мне злосчастному пса Пифагора и старость…

Разве мне этого мало?..

А что в старости проку?.. не преграда старость от забот… да и ноги уже не держат, колени подгибаются, но пусть бог отодвинет подальше смерть… жизнь хоть чем-то призрачным может обольстить… чем?.. дымом?..»

* * *

Вода потопа постепенно отступала от ковчега, открывала скалы, рифы…

Бенедикт спал и проснулся, в окружении жен…

«Явились… и все сразу… кто их звал?..

Танцуют, обвивают, как лоза виноградная камни, будят желание, принуждают к совокуплению…»

Бенедикт отогнал жен усилием воли, привстал, глаза протирая… глаза его еще спали и видели жен в сновидении, вода отлива уносила их все дальше…

– Где я?.. что происходит?.. – заговорил Бенедикт, напугав пса, дремавшего поодаль…

Дух Бенедикта блуждал… он уже стоял, озираясь, по колено в воде…

«Потоп не сном был… только утопленников не вижу… и рыб снующих…» – подумал Бенедикт, шагнул вперед, оступился… уже он по грудь в воде, по горло… скрылся с головой… вынырнул, отдуваясь, сопя… промок насквозь, разделся, одежду, что была на нем, развесил сушиться на солнце, а сам распростерся на камне, словно ящерица, взглядом окинул небо, как бог, созерцатель вселенной и миропорядка…

По небу плыли облака…

День угасал…

Небо постепенно темнело…

В темноте что-то происходило… Бенедикт разглядел сквозь толщу темноты деву в платье невесты… окликнул ее в восхищении… и очнулся нагой, в ужасе, в окружении смеющихся жен…

«Они меня оскопили!.. – подумал Бенедикт… – Нет, кажется, обошлось…»

* * *

Уже утро… небо сияло красотой, улыбалось, в отличие от морщинистых, иссеченных шрамами скал, угрюмо нависших над Бенедиктом…

Бенедикт чему-то радовался, что-то ему мнилось…

Влекомый сном, Бенедикт оказался в доме дяди на ложе с Адой, первой женой…

Она куталась в простынях, ждала ласк любовных, но увы…

Увидев будущее Ады, Бенедикт ушел, в слезах оставил ее…

Не увидел Бенедикт, как жена бежала за ним, в чем была, босая, с распущенными рыжими, вьющимися волосами…

«Увы, не догнала она меня… а если бы и догнала?.. что бы это изменило?..»

До ночи Ада блуждал в зарослях татарской жимолости…

Эхо в ущелье вопли ее слышало…

О камни она босые ноги окровавила… по крови и нашли ее собаки из своры бродячих собак…

Бенедикт услышал ее стоны, увидел ее предсмертные судороги… лицо ее приобрело землистый оттенок… донеслись звуки скрипки… Паганини исполнил траурную импровизацию марш… послышался шум комьев земли, падающих на крышку пустого гроба…

Смерть Ады была ужасной…

Бенедикт шел позади похоронной процессии…

Он не боялся смерти… он видел в ней спасение…

Отогнав прочь видение, Бенедикт вернулся на ложе монахини, не захотел видеть продолжение сна, но сон не отпускал…

«Что было потом?.. молва уверяла, что я обезумел… я пытался расправиться с собаками… и сам стал собакой…

Очнулся я в чертогах бога…

Бог сказал мне, что Ада на небе, а Рая нашла себе эфиопа в стране эфиопов и живет с ним… у нее шесть или семь детей…

Эфиоп увидел Раю на песчаном берегу… она выходила из воды… и он ослеп от ее красоты… он стал ее тенью, не осмеливался окликнуть ее, имя свое назвать… опасался ум ее смутить своим видом… выглядел он как бес из преисподней, только без крыльев…

Все в Рае было из того, что мужчин прельщает… и бедра, и грудь округлая, и рост… но я бежал от нее, даже не насладившись полностью, не испытав блаженства… или испытал?.. не помню… помню, она насмешливо спросила:

– Куда ты?.. – и не стала дожидаться ответа…

Наверное, подумала: «Опять у него слабость, головокружение…»

Рая влюбилась в Бенедикта, когда он пел плачи на сцене, величественный, утонченный… в обычной жизни он выглядел несколько иначе…

Он менялся при разном освещении и не всегда давал ей наслаждение…

«Нет, я не был лживым, вероломным… я был слишком впечатлительным… одним словом, я был поэтом, опьяненным вином заблуждений… все искал свой путь, боролся со злом, но на самом деле служил еще большему злу…

Я был смелым перед богом, и трусливым перед обстоятельствами…»

Бенедикт невольно вздохнул и глянул по сторонам…

Он шел в толпе беженцев от войны…

«Шествие похоже на исход в ад… или из ада… – размышлял Бенедикт… – У них лица покойников…

Что это?.. я говорю и размышляю на незнакомом мне языке… стал своим среди чужих… может быть, я умер?.. и это вполне естественно… и вовсе не так болезненно, как представлялось…

Я могу видеть, что уже было явлено, и что еще не явлено…

Так оно и есть… пафос здесь неуместен, да и не нужен…

Я стал другим… был богом, стал эфиопом… и в моем превращении нет ничего странного и страшного…

Я стою на площади у руин театра среди горожан… они ожидают конца света, а я ожидаю Марка… он обещал помочь примадонне подобрать здание для театром… и, надо сказать, проявил достаточно вкуса и понимания дела…

Примадонна ему доверяет…

Во всех ее благих начинаниях нельзя не заметить побочных намерений и замыслов…

Правда, пока нет пьесы и актеров…

Прошлая пьеса провалилась… ожидания не оправдались… а чего собственно она ожидала?.. восторженных отзывов?.. рукоплесканий?..»

Чего может достигнуть автор, блуждающий без всякой цели?.. тем более, что за ним следили, за каждым его шагом…

Что мне не понравилось?.. пьеса или ее автор?… она могла бы выбрать что-нибудь получше…

Все у нее было… и голос, и тело, и походка… она была красива и привлекательна…

Конец ее театра совпал с концом света… странное совпадение…

Да и пьеса осталась незавершенной… автор довел ее только до конца третьего акта… остальные кто-то дописал и, по всей видимости, завершил сюжет как-то иначе…

Смерть всего лучше завершает всякий сюжет…

Слишком рано автор ушел, оставив нас в сомнении об истинных достоинствах его таланта…

Можно было придумать осложнения фабулы, развить некоторые картины, добавить подробностей, не нанося ущерба правдоподобию, чтобы зритель проникся сочувствием к происходящему…

Автор пытался изобразить силу любви и сочинил собственное суеверие…

На мой взгляд, любовь вовсе не дар божий, а наказание…

Бог изгнал влюбленных из рая… хотя, скорее всего, это изгнание было сотворено без участия бога… Еву сожгла страсть… и театр примадонны был сожжен тем же огнем…

Тот, кто это сделал, должен был бы подумать о том, что его ждет за гробом…

Кто это мог сделать?.. какой-нибудь сумасброд… они охотно идут на смерть, без всякой нужды, презрев все свои гражданские обязанности… притязают на роль мучеников…

Все это слепота и неразумие… они ищут смерти с преступной дерзостью, издеваются над ней, возбуждая в обществе страх и отвращение…

От них страдает и религия, которую они хотят прославить…

Это так очевидно…

Кому это может нравиться?..

Кого это может тронуть?..

Вопросы, вопросы… ответы на них не могут производить благоприятного впечатления, тем более на сцене театра…

Все эти чувства, предчувствия, они совсем не театральны…

Невозможно очиститься от страсти смертью и ожиданием блаженства за пределами этой жизни…

Все это можно узнать только из опыта… однако театр никому не должен подавать поводов к соблазну…

Марк говорит, что нашел пьесу в бумагах портного и изменил финал…

Можно ли ему верить?..

На сцене примадонна могла создать себе любую роль… она была великой… но роль в пьесе Марка была ей не по душе… ко злу никто не стремится ради самого зла…