Текст книги "История одного безумия (СИ)"

Автор книги: Юрий Трещев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

«А автор пьесы должен был благодарить бога, что все так благополучно завершилось…»

«Все так…»

«Маньяку отсекли все головы, одну за другой…

Я помню эту пьесу… дядя ее раскритиковал… а полковник, обожатель твоей тети, пьесу похвалил, правда, касался он только подвигов маньяка в деле любви… ему казалось, что автор списал портрет маньяка с него, хотя, автор мог намекать на кого угодно…

На репетиции пьесы полковник рассмеялся, узнав себя в облике маньяка… он просто ослеп от смеха и слез… его обходили стороной, опасались заразиться… он казался опасно больным… он производил такое же впечатление и на тетю, убитую горем… она потеряла очередного любовника, но и она не выдержала, рассмеялась, прикрыв лицо ладонью…»

«Я слышал, пьесу запретили…»

«Враги мэра обвинили примадонну во всех смертных грехах… грозились отнять у нее театр…»

«И отняли?..»

«Да… примадонна заперлась в замке, озлобленная на город…»

«Не она ли прокляла город?.. кстати, кто исполнял роль маньяка?.. не секретарь ли мэра?..»

«Не знаю…»

«А это правда, что примадонна мэр тайно обвенчались?..»

«Так говорят… и распускает слухи секретарь мэра, этот Иуда, нанявший меня писать мемуары примадонны…»

«И что?..»

«Примадонна знала мою тетю и тяжело переживала ее смерть… редко произносила ее имя без слез…»

«Откуда ты знаешь, что секретарь мэра замешан в этом деле?..»

«У меня были осведомители… только представь себе, чтобы спасти пьесу для публики, мэр присвоил себе ее авторство…»

«И стал ее мужем…»

«Ну да… женился на своей сестре…»

«О чем ты?..»

«Я не совсем уверен… молва все смешала, факты, обстоятельства, время, место, действующих лиц, благодаря которым факты осуществились и привели историю к благополучному завершению, хотя в ее благополучном завершении я сомневаюсь… и это с моей стороны не придирчивость или непонимание происходящего… но я об этом уже говорил… или не говорил?.. не помню…»

«Не говорил…»

«После исчезновения мера, меня вызвали на допрос… секретарь мэра помог мне бежать… и я оказался на острове…

Я любил примадонну, а она меня предала…

Я не ставлю ей это в упрек, она была уже великой, а кто был я?..

В пьесе примадонна играла роль жертвы, увлеклась и не смогла выйти из роли… умерла в петле… не унизилась до оправданий и молений…»

«Ты не все знаешь… примадонна не умерла в петле… ее подменила мать…»

«Что?..»

«Мать мэра узнала в ней свою дочь, от которой она отказалась после родов…»

«Вот как…»

«На мой взгляд, в пьесе были удачные сцены… а финал был просто потрясающий…»

«Однако о подмене еще никто не знал… и был ли виноват в смерти приемной матери мэр или его обвинили пристрастно и несправедливо?..»

«Можно только догадываться и предполагать, как мать мэра оказалась в петле…»

«Зрители были в ужасе… они не поверили в смерть примадонны…»

«Ну да… на сцене одно притворство…»

«Все было подстроено…»

«И я думаю, не обошлось без секретаря мэра…»

«Роль жертвы примадонне не совсем удалась… она выглядела такой жалкой…»

«Это была уже не она… это была ее мать…»

«Она танцевала в петле, потом на полу… наконец судороги прекратились…»

«Кто бы мог предугадать такое развитие событий?.. я ощущал происходящее как кошмар… я испытывал раскаяние, мучения совести, покорность судьбе…»

«Крайне неясные ощущения… неприятное уже произошло, и оно не могла стать лучше или хуже, но продолжай…»

«Шум на сцене, восклицания в зале сменились безмолвием, потом жалобами и плачем хора… плач возвысился до торжественности и величия гимна… и резко оборвался… сцена стала изменяться… она поражала, озадачивала, тревожила, раздражала чувства…»

«И ты ушел…»

«Да, я ушел…

Ночью примадонна явилась мне в виде привидения с красным шрамом на шее, как будто ей пришили другу голову… эта вероломная, властолюбивая женщина мило улыбалась и вполне искренне… я тоже улыбался, правда, с сомнением и страхом…»

«Страх охватил и меня, когда примадонна коснулась своей призрачной рукой моей руки…»

«Она и тебе являлась?..»

«И не раз… пьеса отняла у меня больше того, что дала… особенно финал…»

«Зрители долго не расходились, обменивались мнениями… они не поверили в смерть примадонны… они рукоплескали ей и мэру, автору пьесы…»

«Нет, не мэру, секретарю мэра, присвоившему себе авторство пьесы…»

«Роль секретаря мэра в этих событиях слишком запутана и неопределенна…»

«Я тоже многого не знал, лишь догадывался, предполагал…»

«Роясь в бумагах тети, я узнал, что мать мэра в молодости совершила какое-то преступление, возможно аборт или убийство, и не одно… и осталась безнаказанной… преступления нагромождались на преступление, породив многоголовое чудовище…»

«Ты думаешь, мать мэра была убийцей?..»

«Нет… не знаю…»

«В этой пьесе не было ни подлинной любви, ни понятной интриги…»

«Нет, почему же… все в ней шло своим естественным путем… все, что должно было случиться с персонажами пьесы, случилось… события вытекали одно из другого, связанные цепью причин и следствий… и, как это принято в театре, они то запутывались, то распутывались… зрители могли смотреть на них то с одной стороны, то с другой…»

«И все же природа создала женщину для любви, а не для жестокости и испытаний…»

«Вся пьеса пронизана ревность и месть… обе страсти слишком разные… и последствия их не могли быть одинаковыми…»

«Что нового о любви узнали зрители?.. ничего… мэр обвенчался с сестрой… и желал смерти своей приемной матери… а не своему секретарю, этому чудовищу… это он придумал ряд причин и следствий, в силу которых пьеса прошла цензуру и увидела сцену…»

«Ну да, пьеса увидела сцену… но все пошло не так… действующих лиц и исполнителей увлек поток событий, который разрастался сам собой… а финал пьесы возбуждал уже ужас и сострадание…»

«Пьеса получилась очень длинной, ставить ее на сцене директор театра не сразу решился, опасался провала… пьесу напечатали, а у книг своя судьба…»

«Ну да… судьбе подчиняются и люди, и книги…»

«Знают ли люди, чего они хотят?..»

«Вопрос…»

«Одни живут лишь затем, чтобы жить, другие довольствуются скромными наслаждениями… слава им не нужна… слава нужна гениям… гении знакомят нас с сущность добра и зла…»

«И все же директор театра решился поставить пьесу…»

«Ну да… с помощью интриг секретаря мэра пьеса увидела сцену… примадонне оставалось сделать то, что она сделала… правда, зрителям смерть примадонны в петле осталась непонятной и неестественной…»

«Однако аплодировали…»

«Но это была уже не примадонна, а мать мэра… она пыталась помочь дочери, но увлеклась, зашла слишком далеко…»

«Ну, это вряд ли…»

«Ты думаешь, зрители не поверили в смерть примадонны?..»

«Когда занавес опустился, они пожелали увидеть ее, они вызывали ее, кричали до тех пор, пока она не явилась…»

«И это был директор театра… он дал налюбоваться собой и был осыпан рукоплесканиями…»

«Сознаюсь, я был удивлен, когда открылась подмена…»

«Смерть матери мэра не была случайной… она не запуталась в свисающих веревках… ее намеренно запутали, свили петлю и толкнули в оркестровую яму…»

«Ты думаешь, это было убийство?..»

«На глазах у зрителей было совершено преднамеренное изящно исполненное убийство…»

«И кто убийца?..»

«Секретарь мэра… и это еще не все… у примадонны и мэра разные матери, но один отец…»

«И кто же он?..»

«Секретарь мэра… он же присвоил себе авторство пьесы… и изменил финал… по его доносу мэра обвинили в заговоре… мэр пытался спасти то, чего уже нельзя было спасти… увы… это была трагедий… а трагедия не могла закончиться благополучно…»

«Я не верю… все это только твои предположения, догадки…»

«Ну да… мать мэра убил не секретарь мэра, а сцепление событий, каждое в отдельности и все вместе… она узнала в персонаже трагедии себя… и покончила с собой с какой-то противоестественной жестокостью… как это и принято в трагедиях… причем здесь секретарь мэра?.. я думаю, он отвлек примадонну, уже готовую принести себя в жертву согласно сценарию?.. и увидел кулон на шее примадонны… по кулону он узнал в ней свою дочь, от которой мать хотела избавиться, когда была беременна, но не избавилась… она родила и отдала девочку в чужую семью…»

«Вот и все…»

«Нет, не все… примадонна увидела мать в петле… бросилась ее спасать… и едва сама не погибла, запутавшись в свисающих веревках… так что, пьеса могла иметь и другой финал…»

«Ты думаешь, секретарь мэра изменил финал пьесы и ход событий?..»

«Это был тот, кто боялся быть узнанным…»

«Но кто?.. секретарь мэра?..»

«Ну да… это он обвинил мэра в заговоре и покушении на власть, правда, неизвестно, на чем эти предположения были основаны… от него же мать мэра, узнала о любви ее приемного сына к примадонне…

Примадонна была ему сестрой по отцу…

Девочка не умерла, как сказал матери секретарь мэра, когда она попросила разыскать ее… она росла, и приемной матери становилось все беспокойнее и тревожнее от слухов о ее настоящей матери…»

«Как-то все запутано…»

«Я следил за секретарем мэра… он покинул театр до финальной сцены, воспользовался служебным ходом… в темноте на него напали убийцы и полуживого сбросили с моста в воду… взметнулись брызги, круги на воде сомкнулись…»

«И это все?.. но кто напал на секретаря мэра?.. убийцы обознались?..»

«Они из прошлого… на репетиции мать мэра узнала в секретаре мэра своего насильника… он изнасиловал ее на этапе, когда она шла в толпе врагов народа… она и наняла убийц…»

«Я всегда считал секретаря мэра преступником и убийцей… и это мнение было основано не только на моих собственных предположениях и догадках…»

«Ты имел все причины так думать, хотя секретарь действовал довольно изобретательно, правда, без всякого плана и без достаточного основания, весьма возможно, просто из неясных желаний…

«Счастливая случайность спасла примадонну, а погасшие софиты и темнота на сцене все окончательно запутали в этом странном и страшном деле…»

«Надо сказать, что секретарь мэра был очарован примадонной… он соблюдал правила, правда, мог придать рамкам правил такую растяжимость, что едва ли эти правила можно было признать за правила… соблюдал он их неумело и принужденно, а иногда и вовсе не соблюдал, опускал занавес… а после премьеры он вдруг исчез, и так внезапно…»

«Я не думаю, что мать мэра замешана в этом деле…»

«И все это случилось в один день, ставший для города ночью, что странно, и эта странность бросается в глаза…»

«Секретарь мэра хотел вовлечь в заговор и меня за некие услуги, оказанные мне…»

«Скольких людей он свел в ад, если он есть… под видом состраданья он натравливал одних на других… и при этом он соблюдал закон и преступал его… и у него имелись покровители, которые ободряли его на новые преступления…»

«Надо сказать, что примадонна поступила опрометчиво и безрассудно… она доверилась секретарю, после исчезновения мэра…»

«Ее можно понять… она предавалась тревоге и горю, опасалась всего самого ужасного…»

«Приемной матери мэра было видение… она видела, как мэр тонул в пруду, ставшем болотом… он погружался в ряску и тину… и снова всплывал на поверхность… погружался и всплывал, как будто хотел назвать имя убийцы… она разрыдалась и очнулась среди ночи…

Она пришла к примадонне и рассказала ей этот сон…

Примадонна готова была разрыдаться с ней вместе, и впасть в отчаяние…»

«История, рассказанная приемной матери мэра сном, была весьма запутанная…»

«И у нее был свой замысел и исполнители… я принимал участие в поисках мэра в роли свидетеля и очевидца событий, о которых ничего не знал достоверного… меня допрашивали, но что я мог рассказать?.. мои догадки, которые были темны, а интрига намеренно запутана действующими лицами… от них зависело открытие и сокрытие улик и мотивов преступления, всего того, что случилось на сцене театра в последнем акте пьесы на глазах зрителей…»

«Печальная история, внушающая сострадание…»

«Куда ты?..»

«Пойду дальше…»

«С ними?.. с беженцами?..»

«Нет, с ними я не пойду… выглядят они ужасно…»

«Ты выглядишь не лучше…»

«Зеркала у меня нет…»

«Вон лужа…»

«В лужу я уже смотрел, там меня нет…»

«А снег все сыплет, сыплет…»

«Беженцы стали похожи на покойников в саванах… снег на них саваны надел…»

«Я бы не решился в такую погоду куда-то идти… и вообще…»

«Я в городе задыхаюсь, астма душит… все кажется мне зыбким: пол, стены, потолок… да и среди людей мне не так страшно…»

«А тебе бывает страшно?..»

«Еще как…»

«Боишься остаться наедине с самим собой?..»

«Боюсь заблудиться, свернуть не туда, не к спасителю, а к бесам…»

«Слышишь?.. опять этот странный подземный гул, напоминающий рычание своры собак… народ в панике, бегут, спешат… не лучше ли остановиться, послушать, что собаки им скажут… однако лай затих… нет, собаки все еще ворчит… устал я, сяду, отдохну немного и пойду дальше, молясь и призывая бога… боюсь не дойду… жены зовут… слышу голоса их, смех… или это бесы смеются…»

«Странно, ты умолк, и подземный гул затих…»

«А я все еще слышу его… тайны мне эти не понять… что ты молчишь, скажи хоть слово?..»

«А что тут скажешь… погибнем все мы, без исключения… без веры бог нам не поможет…»

«Куда все делись?.. были, и уже нет никого… ну, мне пора… не знаю, что нужно богу от меня… пойду пса Пифагора догонять, пока меня ночь не догнала…»

«Ты весь, как я… только…»

«Что только?..»

«Этот странный и страшный блеск в глазах… и голос… я узнаю в нем свои нотки… и походка… ты стал похож на тетю…»

«Я видел ее в замке дяди… как-то даже руку ей пожал… ты думаешь, она моя мать?.. а дядя мой отец?..»

«И мой…»

«Так ты мой брат близнец…»

«Была еще сестра…»

«Она жива?..»

«Не знаю… тетя меня воспитывала как сына, не зная, что я ее сын…»

«И все это ты нашел в бумагах портного… и молчал… ну, я пойду…»

«Останься…»

«Я уже не здесь… позовешь меня, и я приду…»

«Смеешься…»

«Вовсе нет… я призрак, дым… ты в меня переселился, а я в твою книгу…»

«Не уходи… я весь дрожу, я в отчаянье… я теряю разум… вижу твоих жен… они бродят в темноте, ищут тебя… а найдут меня… я в ужасе… они такие странные и страшные…»

«Смерть их не украсила…»

«Снова я слышу этот стиранный и страшный подземный гул…»

«Ад спустил своих собак… или это гром…»

«Был снег, а теперь дождь… потоп…»

«Небо подает мне знак… прощай…»

«Как все это странно… я слышу тебя, но не вижу… а что, если это не ты?..»

«Я это, я… и слов больше не надо… иначе снова вернется грязь, свора собак и все то, что кажется тебе видением, сном…»

* * *

«Бенедикт ушел, и день погас… море снова стало морем, а не вином… и скалы обычными скалами…

Стало холодно, темно, тревожно… и пальцы судорога свела, вдохновение спугнула…

Не одиночество и тишину искал Бенедикт, а славу… ему нужны были зрители, рукоплескания…

А что нужно мне?.. не знаю, вот и сижу, жду и сомневаюсь… я жду, когда во мне проснется гений и слава расцветет божественною властью, а не по прихоти людей…

Люди только все губят своим несовершенством, суетой и вероломством…

Красоте и совершенству нужна тишина…

Прекрасное может родиться только в тишине… в ней все есть, чувства, ритмы…

Посветлело… как будто вспыхнули софиты… все как на сцене…

А вот и ведьмы… явились… танцуют, смеются, радуются чему-то…

Взгляну на них поближе… нет ли примадонны среди них или кого-нибудь из ее свиты?..

Бог ее создал для игры и наслаждения…

На ее лице всегда маска… под маской легко все выдумать, представить в ином свете…

И это вошло в правило, в привычку…

Все стали художниками… и мне из этой роли уже не выйти, не спуститься ниже…

С волками можно только волком выть…

Небо светлеет…

Уже утро…

Беженцы просыпаются, встают… лица хмурые…

Примадонны среди них нет… и некому радовать толпу, вводить в волнение и в заблуждение…

И ораторов что-то не видно… перевелись…

Кажется, эту фразу я вслух сказал… женщина взглянула на меня и переменилась в лице…

Что это с ней?..

Кажется, меня коснулось вдохновение… я запел гимн ночи, украшенной фиалками и осокой…

Дар у меня есть, мой голос трогает и возбуждает чувства… есть сила в голосе, гармония, порядок, ритм… и борьба страстей…

Гимн ночи плавно переходит в плач смерти, ничем не украшенной, что стережет нас… и спасает…

Дал ли мой плач беженцам надежду?.. вряд ли…

Запела женщина и я умолк… умолкла и толпа…

Все было в женщине… и цвет юности, и нежность… в глазах не меланхоличный блеск… она уже поет не плач смерти… глаза ее сверкают, смеются… или это слезы?..

Женщина сбросила с плеч мантию… она готова петь и плясать как одалиска или менада… она вводит в круг меня, старика хромого… я танцую с ней…

Или мне это мнится?..

Нет, не мнится… я, старый пень, впал в детство… я танцую вместе со всеми, танцующими в кромешной тьме… тьма все еще висит…

И опускается все ниже, ниже…

А это кто?.. что она говорит?.. что нужно этой женщине от меня?..

Боже, это же Жанна, сестра Юлии… она все та же… не забыла ничего из уловок своей роли, играет саму невинность…

А невинна ли она?.. и куда заведет меня ее невинность?..

В ад… куда же еще…

Кажется, ад опять ожил, гремит как гром, и рычит точно свора собак…

От замка примадонны остались лишь камни… и сад заглох…

Море волнуется, все никак не успокоится…

Чайки сидят молча на скалах, как зрители в зале…

Вода шепчется в камнях, всхлипывает…

Небо чуть посветлело и беженцы встали и пошли дальше, поднимая облака пыли… женщин подгоняет страх за себя, за детей… что будет с ними?.. они устали, мечтают лечь на песок, согретый солнцем, раскинуться, обнажиться, чтобы тело испытало блаженство…

В воздухе над ними встают пыльные миражи, в которых им хочется утонуть, раствориться, потерять и снова найти себя в приветливом, благостном мире…

День постепенно гаснет…

День погас… погасли и миражи…

Снова нависла ночь и тьма…

Беженцы прячутся в сон еще неясный, темный… одни боятся заснуть, другие уже путаются в паутине сна… они понимают, что это сон, и не могут проснуться…

Звезды гаснут… смерть их погасила… или Черная дыра…

Господи, да будет воля твоя…

И мертвые они оживут, чтобы идти дальше…

Они идут ощупью… ищут дверь, но все призрачно… вокруг не город на небе, куда они идут, а руины города, груда камней, из которых возводятся стены, очертание театра… хлопают двери, створки окон… сквозняки бродят по коридорам, заглядывают в гримерные комнаты, ищут действующих лиц и исполнителей еще ненаписанной пьесы, окликают друг друга, но у персонажей пьесы еще нет имен…»

Марк остался один на пустой сцене…

Солнце обагрилось, стало огромное, зажгло театр…

С жутким грохотом рухнули перекрытия…

Марк очнулся, озираясь…

Кулисы, занавес догорали…

Марк медленно встал…

Он ощупывал стену…

Не делась ли куда-нибудь стена?..

«Нет, стена никуда не делась… а что за ней?.. нужно ли мне это знать?.. однако не помешает…

Все так странно и страшно…

Языки пламени напоминают танцующих женщин…

Но это не женщины… это же дети примадонны, ее хор!..»

Марк бросился их спасать, запутался в свисающих веревках, повис…

Дети, исполнители этой сцены, смеются, хохочут, втягивают Марка в водоворот огня, танца…

Занавес…

* * *

Уже утро…

Вокруг скалы, море…

Доносились крики чаек, рокот прибоя…

Марк стоял и размышлял…

Здесь море высадило Марка после крушения парома…

Чуть поодаль лежал труп беременной женщины…

«Ей уже не страшно… и не больно… море омыло ее, прибой отпел…»

Где-то хлопнула дверь, разбилось стекло, послышался звон осколков…

Марк обернулся и увидел шествие беженцев…

«Идут и идут… без конца… и уже давно…»

Марк закрыл глаза, пережидая головокружение…

«Ощущение такое, что я падаю куда-то в темноту, сжавшись в комок… лечу и жду удара о дно, но у темноты нет дна…

Я открываю глаза, и все повторяется… как в кошмаре…»

«Это и есть кошмар…»

«Кто здесь?.. это ты, Бенедикт?..»

* * *

Гром и молния…

Входят пять ведьм… смотрят на Марка, удивляются, обмениваются мнениями…

«Опять этот писатель… седой, старый, чуть жив, а все пишет, пишет…»

«Нет, кажется, кончил писать, прислушивается, затаился…»

«Как умер… ожил… куда это он?..»

«На гору…»

«У ведьм там бывают сходки…»

«Я заступлю ему дорогу…»

«Не выдумывай… от мертвецов надо держаться подальше…»

«Небо полыхает… где мы?.. куда нас занесло?.. не в ад ли мы попали?..»

«Рай смутен, а ад меня бодрит…»

«Не пугает?..»

«Нет, не пугает…»

«Все это игра… грешники горят в аду, но не сгорают… или захлебываются грязью, зловонием, и все никак не захлебнутся…»

«И эту игру придумал бог?.. сомневаюсь…»

«Слаб человек, вот верит всему…»

«Лучше бы он радовался красоте создания, и сам творил…»

«А вот и пес Пифагор… значит и муженек где-то рядом…»

«Наша смерть это его вина… ведь не уберег он нас, и не спас…»

Ведьмы исчезли…

«Опять эти ведьмы… я думал, они устроят мне допрос…»

«Дела у них идут неважно, но они учатся, меняются, во всяком случае, такое создается впечатление…»

«Это ты, Бенедикт?.. где ты, я тебя не вижу…»

«Я стою у скалы и смотрю… одно небо вверху, другое под водой… я вижу жен среди подводных трав и рыб на дне…»

«Я тоже их вижу… рыбы мне кажутся птицами… они что, с неба туда упали?..»

«Все мы оттуда… и мой пес Пифагор… подошел к воде, остановился, оглядывается, смотрит на меня с подозрительной преданностью… кажется, вот-вот заговорит…»

«И до того он похож на тебя…»

«Что нового в городе?.. что говорят?..»

«Ничего особенного… беженцы все идут и идут… у них исход… дети играют в руинах театра в войну… резвятся, прыгают туда-сюда… а ты как будто помолодел…»

«Ну да… как змея, протиснулся в щель и сбросил с себя старость…

Однако, тьма все еще висит… все такая же изменчивая, туманная…»

«И бесы в ней, водят меня туда-сюда уже который день…»

«И меня… то жарой пугают, то стужей… изныла душа, покоя хочет… а придет покой, захочется еще чего-нибудь…»

«Чего?..»

«Не знаю, каких-нибудь благ, но блага ли они?.. светает, мне пора…»

«Ушел Бенедикт… он постиг все тайны, связи времен, богом себя возомнил… и что?.. где он?.. купается в вечности, если только она вечность, а не черная дыра, что собирает звезды на севере нашего неба…

После несчастья в театре я иногда встречаюсь с Бенедиктом в доме на Поварской улице… я хочу его обнять, потрепать псу Пифагору загривок…

Секретарь мэра всех сбил с толку, устроив убийство на сцене… заставил приемную мать мэра играть роль дочери… вижу, как сама того не подозревая, она просовывает голову в петлю, не дождавшись занавеса… и все это в декорациях кошмара, ставшего реальностью для воображения…

Сам он скрывался в ложе над сценой…

Он тот же самый, и другой… лицо скучающее, застылое… не лицо, а маска…

Так и есть… он не может узнать себя, ощущает беспокойство…

Все перепуталось…

Он был и автором, и зрителем, и главным действующим лицом этого безумия, правда, замаскированного под очевидность…

Уже он путается в кулисах… он не понимает, как очутился на сцене, теряется в домыслах, гадает, кто его завлек, заставил надеть петлю…

Он застыл в неподвижности, в позе полной трагизма… и уже танцует в петле над оркестровой ямой вместе с женой и дочерью…

«Но это не моя дочь… или моя?..»

Воздух подергивается зыбью…

Зыбь усиливается…

Уже все танцует, раскачивается…

Открывается бездна, темная, мутная и тем более опасная…

Что скрывает муть?..

Все исчезает в мути… скрытые чувства, тайны его души…

Он осознает произошедшие с ним метаморфозы…

Время замедлилось… мгновения превращались в часы, месяцы, годы…»

«А дом на Поварской улице изменился, к нему пристроили крылья флигелей…

Я иду по коридору, заглядываю в комнату портного…

Сквозняки роются в бумагах на столе, в его книгах, разложенных на полках до потолка…

Рукой их не достать, нужна табуретка…

Помню, однажды я свалился с табуретки и приобрел рога на лбу… с рогами я больше похож на себя…

В комнату полковника я не решился войти…

Полковник застрелился… все еще чувствуется запах пороха… и дым висит вокруг лампы…

Полковник расстрелял портрет жены, потом пустил пулю в себя…

Жена полковника, Юлия, предала его…

Предательства полковник не выносил…

Убить жену он не смог, боль в сердце остановила…

Юлия променяла героя войны на гробовщика…

Умом женщин не понять…

Помедлив, я приоткрыл дверь в свою комнату… здесь в этой жуткой тишине когда-то витал мой дух…

И все еще витает…

Однако, кто-то здесь все изменил…

В комнате было светло, благостно и благодатно, а стало темно, уныло… кругом занавески, даже на зеркале…

Лишь стеклянные сосульки люстры над головой остались прежними… и вид из окна…

Кровать узкая, наверное, какой-нибудь старик поселился…

Закрыв глаза, я увидел жильца… ужасное видение…

Над кроватью висел портрет мальчика в панаме, которому год или два, а может и все три…

Неужели это я?.. вряд ли…

Кажется, кто-то постучался в дверь… и все еще стучится…

Наверное, сквозняк… нет, не сквозняк… мальчик в панаме… роется в бумагах на столе, что-то ищет… в тумане его разум…

Мальчику уже 7 лет… он сидит в инвалидное кресло тети на резиновых шинах… сочиняет… прибавляет слово к слову… играет словами… вводит себя в обман…

Послышался шелест…

Сквозняк листает сухие листья на террасе, словно страницы книги…

Осень… она как жизнь Юлии, жены полковника… красива и коротка…

После смерти полковника портной женился на его жене, Юлии, сестре Жанны… она умерла от родов… с тех пор портного грызла тоска… и грызет…

Чтобы не сойти с ума, портной увлекся философией, и, кажется, нашел успокоение…

Я тоже искал успокоения, допытывался на этот счет у портного, хотел что-нибудь узнать о загробной жизни тети…

Хотел бы я знать, почему философия не разлучила полковника с отчаянием?..

Женщины не помогали ему жить…

Полковник впал в исступление, стал самоубийцей…

«Любовь – ты смерть…» – это эпитафия портного на смерть полковника…

Бог хотел весь мир обнять, и вот оно возмездие…

И я был ранен любовью…

Меня бог спас от самоубийства…

Портной сказал, что я заблудился на пути к высокому, вечному…

Примадонна являлась и мне почти каждую ночь, и не одна, с приемными детьми…

Опять я заснул… проклятая сонливость…

Помню, проснулся я в страхе за семью…

Еще не потеряв, я уже плакал о потере, жалел детей…

И ад меня не отрезвил…

Я и там побывал… блуждал в потемках, ждал рассвета, пытался разгадать тайну смерти, но лишь покрылся сажей, копотью и язвами…»

«А беженцы все идут… у них исход…

Они идут мимо мечети, по улице мучеников, через руины театра… спустились к воде… идут уже по морю, по воздуху…

Для них все дорога, даже простор… нет стен, границ…

Все это можно вообразить, но нельзя понять…

Обычные люди толпятся на набережной, смотрят, удивляются зрелищу, догадываются, что и они могли когда-то ходить по воде и воздуху… и они ничего не знали о смерти…

В городе никого не осталось… тьма спугнула и Бенедикта…

А вот и Бенедикт… привет тебе… позволь тебя обнять с благоговеньем…

Толпа прячет Бенедикта…

Я пытаюсь протиснуться сквозь толпу…

Пес Пифагор пытается мне помочь… рыжий, тощий он оскалился, встал на дыбы…

Толпа подалась, раздвинулась…

Увы, Бенедикт повернулся ко мне спиной и исчез презренный и забытый…

Бенедикт вообразил себя богом, пожертвовал собой, стал человеком, ни в чем богу не уступая… подвергся крестным мукам… даже сошел в ад, в эту могилу света…

Однако светает…

Божественный рассвет приветствует беженцев…

Куда ни кинешь взгляд, крутые скалы и теснины… повсюду…

А что за ними?..

Я увидел зрелище… и не я один…

Воображение нарисовало город в небе…

Мужчины кругом говорили, показывали пальцем на небо, куда ушли беженцы от войны…

Женщины плакали…

Дети смеялись, прыгали вперед-назад… они хотели скорее умереть, чтобы тоже ходить по воде и по воздуху…

Дьякон вышел из православной церкви, махая кадилом…

Он лишился ума, отпевая покойников, и уже не понимал, что поет, напуганный происходящим…

Все вокруг твердили одно: «Чудо!..»

Ему казалось, что они спит и видит сон… он смотрел на небо и думал, способен ли он на такое, но не торопился попробовать… он питал, вынашивал в себе чудо, как смерть…

Было мне и другое зрелище… я услышал голос из облаков… он взывал, требовал…

Всю ночь я провел в своей комнате в доме на Поварской улице… я писал…

В этой комнате я жил, когда мне было 7 лет, и у меня было детство…

Нужно умереть, чтобы вернуть детство…

Я хочу умереть и боюсь, вдруг воспоминания исчезнут, или как-то изменятся?..

Лучше остаться таким, какой я есть, петь гимны и улыбаться всему, скалам, деревьям, листве, что-то шепчущей нежное…

Беженцы все идут и идут… по воде и по воздуху…

Мой взгляд устремлен в пыльное жемчужно-серое небо…

Мне уже за семьдесят… я все еще не знаю, зачем я здесь?.. что мне нужно понять, сделать?..

Я пишу, уже много написал… и что?.. в этом смысл и сладость моей долгой жизни?..

Я записал и это хождение беженцев по воде и воздуху, которое призвана доказать присутствие в нас бога…

Все эти превращения я переживал в детстве…

Я то покрывался чешуей, то пухом… и умирал, чтобы проснуться…

Страшно не иметь воспоминаний…

Я представил, как душа отойдет от меня, оставив меня одного у входа в безмолвие…

* * *

Пришла зима… осень в гроб себя положила и плащаницей укрылась…

Что делать мне?..

Писать… дописывать книгу тети, искать бога, спасения во тьме искушений…

И провалиться в ад, если он есть… в зияющую Черную дыру…

Слышит ли бог мои плачи молитвы?.. вряд ли…

И Бенедикт повернулся ко мне спиной, исчез, влекомый какой-то непонятной силой к неясному исходу…

Однако тьма все висит… и беженцы все идут и идут, превращаются в облака…

Кто меня оставил здесь?.. зачем?.. страдать и утешаться ожиданием смерти и встречей с богом?..

В детстве портной был моим богом…

Я роюсь в памяти, пытаюсь вспомнить лицо портного… увы, и он под маской…

Хочу увидеть Бенедикта…

Как и дядя, Бенедикт писал гимны ночи, украшенной фиалками и осокой, потом стал писать плачи для примадонны…

Я любил примадонну и ревновал…

В театре тети я играл в смешных и странных пьесах с сумасбродными персонажами…

Мне было жаль их, судьба их обманула, жизнь не оправдывала их ожиданий, и убивала каким-либо удобным способом, иной раз даже и без объяснений…

Чаще всего они убивали сами себя…

Во времена смуты легко было скрыть следы преступления, улики, подробности…

Убийца бросал трупы в воду, и ускользал от преследователей…

Почему в воду?.. вопрос…

За одним трупом плыл другой…

Помню, я подозревал в убийствах мэра, потом его секретаря… место ему в желтом доме на песчаном берегу, который всегда рад гостям…

Я любил примадонну… все ее друзья были неприятны мне и подозрительны…

Что им нужно?.. чего они хотят от нее?..

Было бы смешно, если бы я показал им свою ревность, дал волю раздражению, стал мстить…

Примадонна была уверена, что это я поджег театр, который секретарь мэра отнял у нее из ревности…

Я все это устроил в воображении чужими руками…

В воображении я был умен и осторожен…

Я был участником всех этих событий, жил в замке… секретарь мэра нанял меня писать мемуары примадонны…

У меня было немного вкуса, чувство изящного и некоторая доля философских размышлений…