Текст книги "История одного безумия (СИ)"

Автор книги: Юрий Трещев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Поговори с ней сам… она может говорить только о театре… хочет сделать меня директором…

– Соглашайся… и без колебаний и предварительных условий… пойдем осматривать твои владения…

– Они еще не мои…

– Что так?..

– Примадонна вдруг взглянула на все это другими глазами и сама мысль о каком бы то ни было использовании меня в качестве директора показалась ей весьма сомнительной… и даже опасной… без долгих церемоний она отправила меня на чердак к летучим мышам и совам… сказала мне, чтобы я исчез, как и появился… да, на чердаке у меня две комнаты… одну могу предоставить тебе, если пес Пифагор не будет против… приласкай его, он ласки любит…

– Изволишь шутить со мной… но продолжай…

– Время от времени я спускаюсь вниз по черной лестнице… как-то увидел в зеркале примадонну… она вела себя странно, делала какие-то приготовления… я услышал детские голоса, смех… внезапно занавес поднялся, открылась сцена с хором мальчиков… примадонна подала знак и дети исполнили мой гимн ночи… дети окружили ее… она обняла и расцеловала всех, сказала, что она так благодарна мне, что она просто счастлива… я не знал, что и подумать… меня насторожило мое участие в этом действе… и вот еще что, она сказала, что это ее дети…

Дети примадонны жили во флигеле…

Бенедикт вспомнил сон… он спал, а примадонна рожала мальчиков, одного за другим…

Марк заметил странное, как ему показалось, колебание настроения Бенедикта…

– Тощий и хромой я казался им бесом, не богом, хотя и с достоинствами… примадонна была великой, а кто был я?.. мертвец, покойник…

– Ходили слухи, что ты был болен…

– Я провел какое-то время в желтом доме на песчаном берегу, где меня обогащали и просвещали сумасшедшие граждане города… их мысли я облек в некий трактат под названием «Нечаянные радости»…

– Говорили, что ты бежал из желтого дома… и как сквозь землю провалился…

– Я был на небе… не помню, как я туда попал и что было потом… очнулся я в руинах женского монастыря, на ложе монахини… и не один… келья была на троих… второе ложе занимал незнакомец, который повторял одну и ту же фразу: «Я невиновен…»

– И кто он?..

– Не знаю, какой-то жид…

– Коротко и ясно… впрочем, слишком коротко и не совсем ясно…

– Такая у дяди была манера выражаться… тебе не понять, ты либерал…

– Как мог ты в темноте разглядеть, что он иудей?..

– Он умер… я обмыл, отпел и похоронил его… его уже не вернешь… да и чем это поможет?..

– А что с детьми примадонны?..

– Не знаю, где она их нашла… сама она родила одного ребенка… роды были трудные… мальчика пришлось тащить на свет железными клещами… ночью он тихо умер, перестал дышать, ушел и едва не увел за собой мать… вот и все ее радости жизни…

– А кто был отец ребенка?..

– Слухи ходили, что мой дядя… но он себя отцом не осознавал… а я все это время лежал без сознания на острове в пещере после крушения парома, на ложе с тенями… нет, близко я их не подпускал… правда, кто-то смачивал мне пересохшие губы, гладил волосы… я думаю, что это была мать… я ничего о ней не знаю, как и об отце… о таких, как я, говорят, упал с неба…

– Какие отношения у тебя были с примадонной?..

– Я был ей полезен… и не хочу ничего менять…

– Боюсь, что твои намерения будут неверно истолкованы…

– Я нужен ей…

– Она обманывает тебя…

– Она мне нравится… мне нравится ее голос, тело… в ней столько благородной простоты и величия… у нее все в меру… опускаю все, то неопределенное и ложное, что заключено в каждой женщине…

– Она играет с тобой…

– Она страдает… но ни жалоб, ни воплей, ни проклятий… лишь выражение скорби на лице…

– И все же это театр…

– Она чувствительна… и знает страх, не стыдится никакой человеческой слабости… но не переносит отчаяния… она говорит, что отчаяние отвратительно искажает ее лицо и не вызывает сострадания…

– Без сострадания можно и обойтись…

– Скажи еще и без наслаждения…

– Ну, уж нет…

– Ты знаешь, во время беременности ей снились странные сны, будто она имеет дело со змеем из рая…

– Должна же быть этому какая-нибудь причина?..

– Филонов попытался изобразить этот ее сон в скульптуре…

– Ну да, принес ее красоту в жертву реальности и выразительности…

– Но в меру, все же он оставил место и воображению зрителей, предоставляя им право видеть ее кричащей, вопящей, проклинающей… почему нет?..

– Им хочется видеть ее жалкой…

– Лучше уж сразу мертвой… – улыбка Марка стала гримасой…

– Страдание не должно лишать красоты… впрочем, пропади все пропадом… к чему все эти разговоры… – пробормотал Бенедикт… выглядел он измученным, как будто замышлял самоубийство…

«Что он изберет, яд или петлю?.. божье наказание Иуды… впрочем, это одинаково мучительно… лучше заснуть, впасть в сон… однако и сон может превратиться в кошмар и присоединить к этим мучениям еще и другие…»

Марк вспомнил свое пребывание на острове после крушения парома… совершенное отсутствие людей, голод и все неудобства жизни в полном одиночестве…

«Никто не мог мне помочь… к моим стонам и плачам прислушивалась только тишина…»

Ему вспомнились обманчивые видения…

«Они были так запутаны… и с лакунами… в конце концов, они превратились в нечто ужасное… в черную дыру, манящую, влекущую, затягивающую как водоворот, заставляющую меня молча пятиться и просыпаться от страха, как это и бывает в действительности при подобных обстоятельствах…

Пещера была мне и черной дырой и женским лоном, из которого я выскользнул на свет и закричал, испугался… я был еще не в силах владеть собой… и я еще не знал на собственном опыте последовательности времен и прочих отвлеченных понятий… однако я понимал, что все это лишь притворство чувств…

Подлинная боль делает неспособным ни к какому притворству…»

Мысли Марка вернулись к примадонне…

Смеясь, она прошла мимо, являясь олицетворением самой естественности… и присоединилась к хору мальчиков, украшенных венками из фиалок и осоки… они исполняли гимн ночи… и так превосходно и трогательно, что в глазах Марка блеснули слезы…

«Придет ли бог им на помощь… или они погибнут в этих руинах…»

Земля вдруг содрогнулась, когда Марк выразил свое сомнение…

Страх и трепет овладел беженцами…

Возникла паника…

Толпа обезумела, прижала Марка к стене, сдавила до удушья… холод проник, разлился по всему телу, но его руки были еще свободны, полны движения…

Как будто со стороны он увидел перед собой женщину в мантии… его прижала к ней толпа… она не дышала, но губы ее еще подрагивали…

Для Марка осталось необъяснимым побуждение поцеловать ее…

Толпа отхлынула…

Марк упал на женщину и в ужасе и испуге отстранился…

Губы женщины были еще теплые и влажные…

* * *

В комнате посветлело… разлилось сияние, высветившее высокие своды…

Бенедикт увидел бога и мальчика, сидящего у него на коленях…

В ветвях дерева вился аспид чешуйчатый… заметив слежку, он приник к коре ствола…

«Так кто же я… малютка на коленях бога или аспид, затаившийся в ветвях?..

Почему бы и нет?..»

Бенедикт потряс головой, понял, что видел нечто ложное…

«Однако потоки грязи все еще сползают в ущелья, волоча камни, с грохотом, ревом… и девы вполне реальны, маячат, танцуют у входа, чаруют изяществом, грацией… и я все еще жив… хотя, как говорят, давно уже умер, замерз, околел… если я сброшу с плеч плащ, что я под ним увижу?.. пустоту… нет… я не призрак, лишенный тела… Марк уверяет, что я могу стать кем угодно, даже богом, если сумею найти выход из его книги… он пишет, а я живу по написанному…ю

Что там за шум?.. что происходит?..

Я должен спустился пониже, чтобы лучше видеть и слышать…

Собралась толпа женщин, что-то увидели и обсуждаю…

– Что она лепечет?

– Говорит, что увидела змея в листве и на него указала…

Женщины окружили смоковницу…

«Что они хотят эти псицы безумные?.. ствол обхватили руками, качают, трясут дерево…»

– Эй, что с тобой?..

– Это ты мне?.. – спросил Бенедикт и, увидев Марка, заговорил рыдающим голосом:

– Марк, ты создал меня… посмотри на меня… на коленях меня младенца бог качал, к груди прижимал… младенцем был я, а теперь я хромой старик, твоя копия… беглец и изгнанник… от грязи меня бог спас, но пса Пифагора погубил… один я остался, как камень мертвый… – бормотал Бенедикт, мешая слезы с улыбкой… – Возврати мне безумие… страшно мне быть самим собой…

– Хотел бы я видеть тебя младенцем, а не преступником, скрывающимся от преследователей… тебя преследуют… слышишь лай?.. они собак пустили по твоему следу, но пес Пифагор их отвлек…

– Так он жив?..

– Увы, горе твое я могу смягчить лишь словами… иди, похорони пса, жен… пойду и я с тобой… я любил Аду, к Розе я чувствовал сострадание… жалостью я был побежден… раны ее я залечил, вернул красоту, но не жизнь, увы…

Бенедикт провел рукой над телом пса Пифагора, и он ожил и воем оповестил о смерти девы в платье невесты… он рыл когтями могилу… слезы струились из глаз бессловесной твари…

Слезы упали на лицо Бенедикта и привели его в чувство…

– Сжалился бог над стариком, возомнившим себя богом… – пробормотал Бенедикт… – Вернул мне жизнь, но что мне делать с ней?..

Озираясь, Бенедикт увидел в проходе деву в платье невесты, привстал…

Пес Пифагор залаял…

– Тише, не поднимай шума… не спугни ее…

Дева подошла к воде…

– Стоит босая… красивая… ты знаешь, она была моей невестой… – сказал Бенедикт псу Пифагору шепотом…

Бенедикт неловко повернулся, ударился о выступ скалы лбом и очнулся… и, не узрел ни девы, ни пса Пифагора…

Озираясь по сторонам, он побрел вдоль песчаного берега, обходя медуз и смеясь про себя…

Он пытался вспомнить, счастлив ли был во сне…

Светало… мрак ночной сменился бледным рассветом…

Устав идти, Бенедикт заполз в расселину…

– Боже, верни мне сон, умоляю… хочу узнать, был ли я счастлив во сне?.. – сказал он ослабевшим голосом… и погрузился в созерцание свода расселины…

Камни чуть мерцали…

«Мечусь туда-сюда, но все напрасно… не знаю, что мне делать и к чему склониться… изведет Жанна меня своей любовью, если это Жанна… живым меня не оставит… нет, я не желаю ее смерти… как я буду жить без нее, не думая о ней, не изливаясь в плачах, жалобах и стенаниях…

Где она бродит?.. скитается во мраке, ждет встречи с богом?.. не с хромым стариком, который возомнил себя богом, но боится упреков, ревности, подозрений…»

Бенедикт что-то сказал вслух и тут же умолк, брови страдальчески нахмурил…

«Может быть, и правду говорят, что она погрузилась в лоно зыбей, в пучину, в страхе перед браком со мной… стала рыбой и теперь на дне играет с рыбами…

Победила ли она желания плоти?.. вряд ли…

Море исцелило ее раны, но желания и шрамы оставила…

Ночью она ушла от меня… босая, осторожно на цыпочках, чтобы не разбудить меня спящего…

Очнулся я от сна и не увидел ее рядом…

Или утро ослепило меня… – подумал я…»

Одежду девы нашли в камнях у стены желтого дома на песчаном берегу, убежища сумасшедших…

Кто-то из сумасшедших видел, как Жанна вошла в воду по колено, по грудь, по горло… исчезла с головой…

«Безумцы уверяли, что дева превратилась в рыбу… но я видел, как волны били ее тело о камни, не пускали на глубину…»

Бенедикт невольно вздохнул, вспомнил, как во сне обнимал и целовал тело утопленницы…

«Утром явилась ко мне Юлия, сестра Жанны, с вестью нежданной вся в слезах…

Я утешить ее пыталась…

Два лица я увидел в ее лице и смутился… предчувствие испугало меня…

Не помню, как я очутился на песчаном берегу… следы увидел, камни, обагренные кровью… я пошел по следам, сопровождаемый безумными криками обитателей желтого дома, подсказывающими мне, куда идти, и наткнулся на брошенную Жанной одежду…

Я вошел в воду по колено, по грудь и вернулся, сел на камень и сам стал камнем…

Море и птицы вернули мне Жанну…

Волны вынесли ее тело на берег, птицы указали место, подняли крик…

Жанна лежала наполовину в воде у груды камней…

Я пытался вернуть ей жизнь, смирился, возлег рядом с ней…

Не бог я, старик, хромой на обе ноги…»

* * *

Помню, прошло несколько лет, и я вернулся на это место, лег на нагретый солнцем песок, потом снял одежду и вошел в воду по колено, по грудь, по горло… скрылся с головой, ушел в глубину…

Я увидел, как из лона подводной пещеры вынырнула стайка наяд… едва видные во тьме они окружили меня враждебно…

Жанны не было с ними… или была?.. нет, показалось… голос ее послышался, он доносился из глубины пещеры… мелькнуло ее лицо, гибкое тело, ослепило серебром чешуи…

Я окликнул ее…

Вода хлынула в горло…

Размахивая руками, я всплыл на поверхность у скал… стал искать свою одежду, не нашел, наткнулся на одежду Жанны…

Я одел ее платье и превратился в немощную старуху, старую деву, что вовсе не чудо, после чего смешался с толпой беженцев от войны и вошел в город не узнанным…»

* * *

Странствия и превращения Бенедикта на этом не прекратились, если слухи были правдивы…

Днем он блуждал по улицам, мощеным камнем, пел плачи… иногда гимны…

Ночью ему являлся бог, снимал боли, исцелил язвы, возвращал ему душу из ада, в котором она пребывала…

Утром Марк увидел Бенедикта на площади у руин театра…

Он стоял у афишной тумбы…

Женщина из блудниц на паперти окликнула, узнала его, стала расспрашивать, что, да как…

Он молчал, озирался, видом совершенно безумный…

Женщина отошла в сторону… ветер одежду ее развевал, обнажая тело…

Бенедикт опознал в женщине свою пятую жену, даже лица не увидев… он узнал красоту и сияние ее тела и стал нежным любовником, не приближаясь к ней… он любил ее взглядом, улыбчивую, насмехающуюся…

Бенедикт отвел взгляд от блудницы…

Вот они уже на песчаном берегу, оставили свою одежду без присмотра, и обнаженные вошли в воду по колено, по грудь, по горло, скрылись в воде… вынырнули и поплыли к рифам, у которых плескались нимфы, играли с дельфинами…

Услышав скорбные звуки, Бенедикт очнулся…

Мимо прошел духовой оркестр…

«А мне привиделись тритоны, выдувающие звуки из раковин…»

Вспоминая сон, Бенедикт скрылся в руинах женского монастыря…

Около полуночи он вышел на улицу…

Какое-то время он блуждал в переулках, путая следы…

За ним шел, не отставая, незнакомец в сером плаще…

«За мной следит?.. и чего он хочет?.. узнать о моих сообщниках?.. нет у меня сообщников… был один, но давно умер…»

Из путаницы переулков Бенедикт вышел к руинам замка и скрылся в упавшей внезапно на город тьме…

Бенедикт услышал голоса преследователей, доносившиеся из темноты…

Узнав их злой замысел, касающийся примадонны и ее театра, Бенедикт какое-то время размышлял, потом заснул…

Спал Бенедикт не долго…

«Опять этот странный сон… или я все еще сплю?.. не знаю, желал ли бог разделись свою власть со мной или совсем передать ее мне… возможно, ему угрожали, пытались присвоить власть, которую он считал скорее обузой…

– Тебе самому это пришло в голову?..

– Что?..

– Должно быть, ты никогда не прислушивался к своим чувствам или намеренно забывал о них…

Бог говорил, а Бенедикт вспоминал свою распутную жизнь, нищету, бедственное положение и раскаяние…

Он растрачивал свое воображение… он слышал слова, но не видел бога, на коленях которого когда-то сидел и сосал палец…

Бог принимал участие в истории гения… не мог Бенедикт выйти из рук бога обычным человеком…

Марк и Бенедикт прогуливались по петляющему коридору углового дома на Поварской улице, и вспоминали детство…

Женщина в мантии стояла поодаль у зеркала и наблюдала за ними…

«Эти два хромых старика производят впечатление сумасшедших… однако они довольно живописны… один в плаще, другой в мантии…

– Кто эта странная женщина в мантии?.. – спросил Марк…

– Она прекрасна…

– А была еще прекраснее… – заговорил портной, обращаясь к женщине в мантии…

– Эти два старика мне кого-то напоминают… – отозвалась женщина…

– Они обсуждают вашу красоту… и восхищаются…

– Ну да… один хвалит произведение, другой – его творца… – заговорил незнакомец в хитоне… – Произведение не удовлетворяет их полностью… они не ощущают волнения хотя бы отчасти, которое обычно вызывает красота…

– Вы художник?.. – спросил портной…

– Я скульптор… Филонов…

– Вы Филонов?.. тот самый… – не удержался, спросил портной…

* * *

«Боже, как она красива… – размышлял Бенедикт… – Слова здесь бессильны, красноречие немеет или становится бессвязным лепетом… и куда опять исчез Марк?.. и опять не вовремя…

Она божественна… и это только телесная красота…

Однако не всем она желательна и приятна… кто этот господин в пальто, перешитом из шинели?.. как зло он смотрит на женщину в мантии… пожрал бы живой и всю свиту ее…

Кажется, я знаю его… это же полковник… примадонна называла его братом и супругом… искушала его… и он был послушен ей… ночью она позвала его… он страдал лунатизмом, пошел за ней и наткнулся на ее гроб…

Он оказался на кладбище… могильщики уже накрыли пустой гроб крышкой… и земля уже расступилась, приготовила место для гроба…

Дьякон гроб обходил с кадилом, ободрял душу покойника, отгонял дымом и словами смерть и страх…

«Они же хоронят ее живой!..»

Бенедикт отвернулся и быстро пошел сквозь толпу, которая приготовила ему проход, но недолго он шел, утомился, сел на ступени паперти, глянул на блудницу…

«Останусь ей верным всегда, как клялся не раз и обещал женам, иначе пусть постигнет меня беда и погибель…»

Поднялся ветер…

Бенедикт уже мчался над морем и с ужасом глядел вниз…

Бенедикт с детства боялся темноты… и воды

Ветер гнал стада волн на дикие скалы…

Скалы издавали гул…

Увидев пещеру, Бенедикт наполнился радостью…

«Снова бог спас меня… я думал, что гибну, нет мне спасения…»

Ветер бросил Бенедикта на скалу с расселиной, и он прилип к ней как полип…

«А вдруг пещера уже заселена… с населением… сидят и следят за мной, замышляют убийство…»

«Не сходи с ума…»

«И все же… чем я их оскорбил, что они так упорны в своем черном, злобном желании моей смерти?.. преследуют меня…

Сразу сожрут?.. или оставят жить до утра?.. вдруг найдется заступник, что злом управляет, станет вблизи, не допустит насилия… полюбит меня… и я уступлю ему, хоть и неохотно…»

«Что мне делать?..

«Молча войди и сядь в тени, удовольствуйся тем, что тебе все видно, а им не все…»

«У них пир… они все боги, а я чужой, смертный, живу по их воле…»

«Они не боги…»

«Бог не мешал мне страдать и желать себе смерти…»

«Лучше бы тебе вовсе не родиться…»

«Сказать ему, кто я?.. а кто я?.. нет, промолчу… устал, засыпаю, да и день, кажется, хочет того же…

Беженцы от войны все идут и идут… женщина среди них… глянула на меня, и волнение меня затопило по колено, по грудь, по горло…

«Кто она?.. и кто это с ней?.. похож на меня… как будто я раздвоился… тощий, рыжий и хромой на обе ноги… не он ли мой отец?..»

– Давно тебя не было видно… – заговорил незнакомец…

– А что, я стал видимым?.. – Бенедикт смешался с толпой беженцев от войны…

Слезы застилали Бенедикту глаза, и толпа беженцев от войны превратилась в шествие призраков…

* * *

Марк не исчез… он сидел на ступенях паперти и размышлял:

«Опять я обознался… да и нет никакого Бенедикта… я стал Бенедиктом… безобразный стал его образом, богом…

Так Марк подумал и убедил себя безумца… вскочил на ноги, ударился головой о выступ стены и проснулся…

«Дурной сон…»

Сон был виновником беспамятства…

Кровь струилась из раны на лбу и щеке…

«Успокойся, не опасная рана… еще и две шишки на лбу… или это рога?.. выросли и все еще растут…

Однако куда меня занесло?..»

По руинам женского монастыря гуляли сквозняки…

Предстояла зима…

Марк лежал на ложе монахини и думал о тех, кого потерял…

Он встал с ложа и пошел… он шел и не различал дороги… глаза слезились…

Марк жил жизнью Бенедикта и не находил себе места в городе…

История жизни Бенедикта еще не была дописана…

«Хорошо бы прочитать ее вслух… – подумал Марк… – Однако я рискую показаться странным, если буду идти в толпе беженцев, говорить и восклицать…

Могу ли я позволить себе быть странным?.. почему бы и нет…

Годы уходят, одиночество становится все более ощутимым… и смерть пугает, когда вокруг разливается безмолвие…

Марк прошел сквозь толпу горожан на площади у руин театра…

«Они ждут конца света… а чего жду я?..» – размышлял Марк… он шел и взглядом искал женщину в мантии…

Женщину в мантии он увидел стоящей у стены в окружении свиты гетер, менад и одалисок… такой ее изобразил Филонов в бронзе…

«Богиня… зовет меня… я иду, иду, если дойду… чувствую слабость, головокружение… и ее свита мешает, путается под ногами… среди мертвых есть и живые…

Куда все подевались?.. был город, и нет его… пустое место… только ветер гуляет, туда-сюда… поет…

Вот это песня!.. или это плач?..

Забыл, куда я шел…

Вспомнил, но города уже нет, и идти не к кому… да и весь я какой-то дрожащий, сонный…

У меня дурное предчувствие…»

«Тебе не предчувствия нужны, а вера…

Ну, что ты стоишь, застыл на месте, как вкопанный… что?.. нет больше сил… и жажда мучает…»

«И не только… еще и эта напасть… твои жены окружили меня, менады, гетеры, одалиски… или это бесы?..

Женщина в мантии подошла, стоит с полной чашей воды, искушает… гетеры в пещеру меня загоняют, глазами сверкая, силой побуждают к любви…»

«И что?»

«Я сражаюсь с ними нехотя, по нужде… и просыпаюсь…

Горожане все еще ждут конца света, а меня старость удручает…

«Как и всех… одинаково… иду и вспоминаю, что некогда я был молод… и вот я старик, не доверяющий своей силе… боюсь не дойти…»

«А сила еще есть?..»

«Есть… однако, дождь собирается…

Ветер на море валы гонит, громоздит их друг на друга и разбивает о скалы, одевает кружевами пены…

Гул стоит, в котором я слышу крики ликования и вопли тех, кто погиб, достался жадной пучине…»

«Уже вечер, небо по краям запылало…»

«Приближается ночь, которой я когда пел гимны… или это был не я, а ты?..»

«Какая разница…»

«Меня возбуждала красота, иногда даже лишала сознания, чувств…

Ада будила меня прикосновениями… являлись и другие жены Бенедикта, все рыжие, полные прелести, грациозные в движении, глаза пламенные, как и у ночи…

Уже ночь…

Жены Бенедикта могли дать мне райское блаженство, но я был неловким… красота их казалась мне холодной, неестественной…

Для меня они были гетерами, менадами, одалисками… своей прелестью, грацией движений они вызывали восторг, изумление и удивление… вот, собственно, и все…»

«Любовь трогает и стариков, превращает их лица в гримасы сатиров… и в этом нет ничего странного и страшного…»

«Я не раз уже испытывал подобное… пытался скрыть свои чувства за улыбкой, похожей на гримасу, в чем и сознаются…

Я мог видеть и сквозь одежду… мог соперничать с тобой в описании того, что видел… я подражал твоему дяде… нет ничего удивительного, что я находил у него уже готовыми различные нужные мне наблюдения прежде, чем успевал сделать их сам…»

«Куда ты исчез?..»

«Никуда я не исчез… стою у статуи примадонны… Филонову удалось изваять ее… это божественное лицо, тело, грацию…»

«Ее надо сразу всю воспринимать, только тогда получается впечатление, какое производит на нас прекрасное… в этом случае недостатки и достоинства сливаются в целое…»

* * *

Марк очнулся и уже не мог заснуть…

Было холодно… костер больше дымил, чем грел…

Марк вспоминал:

«Я ведь тоже сирота, упал с неба… зачат был, как и Бенедикт на небе… до 7 лет я был светлым ангелом, во мне видели гения, но уже в 13 лет все изменилось, и так безобразно и нелепо…

Я охромел… стали говорить, что в меня бес вселился…

Надо сказать, что вел я себя весьма необузданно, правда, свои чувства выказывал весьма тонко и пристойно… впрочем, можно было бы действовать еще осторожнее и скромнее…

Я говорил, тетя слушала… я еще не усвоил ее ложных театральных приемов, но уже был не тем, за кого себя выдавал…

Пес Пифагор рычал, меня увидев, потом привык…

Филонов стал пользоваться моими чертами, изображая бесов преисподней… кстати, в них тоже есть изящное, если присмотреться… они подражают красоте, хотя в действительности красота иллюзорна, она плод воображения, обман чувств…

Все это случайно и несущественно…

Люди способны нравиться, будучи безобразными… со временем все, кажущееся красивым, делается безобразным… в памяти остается совсем иное впечатление, к безобразному примешивается сострадание…

Увы, со мной ничего подобного не произошло…

Я стал безобразным по виду и что?.. я покинут всеми, даже призраками…

Чем бог завершит эту страшную и ужасную картину?.. чем-то еще более ужасным или чем-то трогательным, проникнется состраданием?..

Увижу ли я примадонну и ее хор мальчиков?..

Дети издали смотрят на меня и поют, подойти ближе не решаются…

Что они чувствуют к калеке безобразному, лишенному образа божьего?.. вряд ли жалость, хотя и поют плач…

Возможно, я несколько преувеличиваю…

Судьба заботилась обо мне даже в смутное время, когда все ждали конца света…

Ничего другого они и не могли ждать… они уже пережили нашествие грязи и войну с собаками, и не готовы были переживать что-либо еще…

Я опасаюсь, но не отчаиваюсь… жизнь то расцветает, то приходит в упадок, и снова расцветает…

Нужны ли доказательства?..

Мы живем под постоянной угрозой тяжкой немилости, не зная целей бога…

Царство лжи ширится, тьма наступает…

Будем терпеть, сколько хватит сил, надеясь дожить до поворота событий, когда начнет побеждать правда, а она начнет побеждать…

Имея дело с жалкими лжецами, она не может не победить…

Я буду проповедовать, как Бенедикт, но не слишком громко для этой ночной поры, и без театра и сценической наглядности, которая только вводит в заблуждение…

Для театра главное тронуть и взволновать…

Странно, что эта мысль не осенила меня раньше…»

* * *

Светало…

Тьма отступала…

Обессиленный, Марк лег на ложе и попытался заснуть…

– Проснусь ли?.. – сказал Марк вслух…

– Вы это о чем?.. – заговорил старик в пальто и с изумлением взглянул на Марка…

– Это снова вы?..

– А вы Марк… не могу поверить, что это вы… вы читали мои записки… что с вами?..

С Марком случился приступ слабости, он даже утратил способность говорить… он задыхался…

«Похоже, что это конец… дядя Бенедикта умер от приступа астмы… и вот он явился ко мне с того света в облике этого старика в пальто…»

Дядя Бенедикта, а это без сомнения был он, перечислил ангелов, которые прилетели вместе с ним, назвал их имена… они звучали так, как будто он сам их только что придумал…

– Тебе интересно знать, что там?..

– Конечно…

– Там все по-прежнему… я смотрю и здесь мало что изменилось… я плакал, когда услышал звон часов на башне замка… я жил там на птичьих правах, как, впрочем, и здесь, только еще хуже, хотя и получил место в раю… влез в долги, место надо было купить, сидел на воде и хлебе… да, я был женат… жена играла на органе, что-то понимала в музыке, даже сочиняла фуги… она играла на свадьбах и похоронах, а я принимал роды и обмывал покойников… это позволило нам обзавестись хозяйством… у нас была корова с теленком, пара свиней и немного птицы, куры, гуси… были и дети… жили скудно, но без нужды, правда, не хватало кроватей… детей было много… они помогали по хозяйству… я был их учителем, учил страху божьему и почитанию властей, сам же не имел ни власти, ни желаний, которые на небе скорее вредны, чем полезны, особенно детям с их наивной верой в добродетель и в бессмертие души… жил я аскетически, нужда заставляла… праведников вроде меня там не жаловали… нет там ни наслаждения, ни сплошного мучения… есть там и библиотеки, правда, книг нет, одни сплошные рукописи… там все пишут от руки, и сочиняют сами для себя… писание там доставляет физическое упоение… там можно добиться всего, положившись на себя и бога… люди создают для себя свой мир, и хвалят себя так, что сами поражаются своему величию… многим там кроме как писать и делать больше нечего… пишут и взрослые, и дети… что?.. да, странное занятие для детей… писание заменяет им жизнь… я внушал им, правда безуспешно, что плоды духа не растут на деревьях… я вел себя соответственно, то есть осторожно… иногда пел гимны, вспоминал и плачи, и обливался слезами радости и умиления… на небе ко мне относились с насмешкой и непониманием… я выделялся, я был там чужой, словно с луны свалился, держался в стороне, играл роль жертвы и сыграл ее хорошо… меня запомнили… я бежал оттуда с оказией… я опасался стать похожим на них, и не похожим на себя… оставил там жену, не ангела, детей и долги… там мало радостей, да и откуда им быть… та же тупость, мелочность и скука… один день похож на другой… покойники живут спокойно и безмятежно… и всему верят, что говорит им бог… и не спешат в объятия вечности, чтобы обрести бессмертие… что?.. да, я тоже там писал, пытался продолжить свои замогильные записки со многими точками и короткими фразами… все в них чрезмерно преувеличено, да и не правдоподобно… в них нет ни эстетики, ни этики, одна философия… оставлю их тебе… ну, мне пора… был рад… еще увидимся… здесь я забываю все, что знал там, совершаю глупости… мне кажется, что я борюсь со злом, но творю еще большее зло…

– Куда направляетесь, если не секрет?..

– Хочу посетить своего учителя истории, которого я боготворил… в прошлое свое посещение я нашел его невыносимым, но дочери у него привлекательные, особенно Ада… он назвал дочерей Ада и Рая… морально Ада превосходит Раю, как звездная ночь превосходит день, простуженный дождем… я просыпался и спрашивал себя: где я?.. где-то посередине, между адом и раем, отвечал мне внутренний голос, он у меня как некий философ… он находил между двумя ощущениями нечто общее, а мне никак не удавалось найти себя… девочки, видя меня таким несчастным, и, беспокоясь, как бы со мной не случилось чего-нибудь, начинали ласкаться… кровать была узкая, напоминала гроб, а я был похож на покойника… они мне нравились, я рад был увести их с собой, но не знал, куда?.. они любили меня, не противились мне, самоотверженно ухаживали за мной, как будто я получил рану, но когда мое пребывание в их спальной комнате затянулось, они стали вести себя по-разному… Ада выразила мне свою враждебность… и открыто… нашла в себе для этого смелость… чего-то я в ней не разглядел или не хотел разглядеть… мать девочек умерла, и они пытались узнать у меня ее судьбу… как будто я бог… Рая не вмешивалась, из боязни повлиять на меня в дурном смысле и испортить то, что она считала счастьем… она не находила в своем поведении ничего неприличного, не мало удивляя меня… я мог бы задержаться у них… днем и ночью я нуждался в их услугах… свое поведение я бы осудил в прежние времена, да и теперь… я стал снисходителен к женщинам, многое прощал им, потому что они искренне любили меня, пусть и недолго… я находился в доме учителя истории не только на положении гостя, который оказывается везде, где его не ожидают увидеть… иногда я спал с ними, лежал между ними, не шевелясь… они вовсе не стесняли меня, как стесняли бы женщины… надо сказать, учитель истории внимательно следил за тем, чтобы девочки оказывали мне подобающее, на его взгляд, внимание… и не вполголоса, а открыто, во всеуслышание… помню, его голос и предписания, меня пугали и будили… он не блистал талантом оратора, но умел говорить, как полагается… под его руководством девочки относились ко мне хорошо… или делали вид… вопрос шел даже о браке… учитель истории предлагал мне жениться на обеих, и добивался этого как величайшей милости, хотя и был пропитан традициями насквозь… благоразумие и особенно вспыхнувшая в Аде неприязнь ко мне помешали мне оказать учителю эту любезность, что дурно повлияло на него, повергло его в лихорадочное состояние… я вынужден был бежать… и все еще бегу… ужасно не сделать того, что полагается сделать, проявить неучтивость, исчезнуть, не попрощавшись… девочки стали являться мне в облике псиц… хочу снять с души как камень это неприятное воспоминание…