Текст книги "Америкен бой"

Автор книги: Юрий Рогоза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

– Все равно я их найду,– зло бросил он, распихивая пистолеты.

– Одержимый ты, Славик. Железяка ты и есть Железяка... Кстати, второй-то, ствол у тебя нештатный. Настучит кто-нибудь, ругать тебя станут...

– Пока я их ловлю, ругать никто не будет.

– Молодой ты, Славик,– по-доброму улыбнулся майор.– И глупый. Это смотря кого поймаешь. А как поймаешь не того, и все тебе припомнят, даже ствол нештатный.

– Ну, тогда и разберемся.

– Ну-ну... Тебе, кстати, из Управления звонили. Приказывали явиться.

– Неужели и тут вычислили? – удивился лейтенант.– Значит, и вправду нужен...

* * *

Железяка ехал на машине в Управление, раскинувшись на заднем сидении и закрыв глаза. Он пытался слепить воедино все, что на сегодняшний момент знал.

Кто-то с завидным упорством уничтожал организацию Близнецов. Это было очевидно. И столь же очевидной была конечная цель: если убийц не остановить, то они доведут дело до логического конца. Убийц могут остановить либо он сам, либо Близнецы. Но, судя по тому, что сам он пока только раз приблизился к ним, у Близнецов, если, конечно, они не имеют какой-то ценной информации, которой у него нет, шансы предельно низки.

Теперь надо подумать о том, что известно об убийцах. В трех случаях одного из них видели и даже довольно точно описали. Молодой человек, некрупного телосложения, короткая стрижка, причем стрижка хорошая. Одет бедно, неброско. Девочка только говорила, что у него были очень красивые ботинки. Значит, это мимикрия, а от ботинок отказаться не захотел. Ботинки в бою вещь важная, это правда. Сам Железяка на обуви тоже никогда не экономил.

До тех пор, пока машина была на ходу, разъезжал на «Запорожце», который взял, а не украл. Был у хозяина «Запорожца» дома, когда того уже не было. Сам Семенов выехал в пансионат утром того дня, когда начались убийства, что не может быть простым совпадением – готовил крепкое алиби. Он —единственный, кто знает убийцу в лицо, а может, и по имени. По крайней мере, одного из убийц. Вся надежда на его показания, по он их не даст. В этом лейтенант не сомневался. По всему выходило, что чист Семенов, как стекло, и что-то говорить ему – все равно, что против ветра плевать. Уехал, а уж кто там его машину угнал, кто к нему в дом влезал – знать не знает и ведать не ведает. Но поговорить с ним будет интересно. И обязательно проверить все связи: где работает, на кого, не замешан ли в чем. С кем служил, вот что важно. Списки из министерства обороны запросить, проверить, где сейчас кто... С кем дружил тут...

На месяц работенка. А через недельку след простынет, и никого уже тут не поймать. Строго говоря, Семенова и задерживать не за что. Так, побеседовать и отпустить. И тут к нему от Близнецов заявятся. Можно, конечно, попытаться сыграть на этом: не дашь информации – выпустим. А Близнецам уж известно, что ты в этом деле замазан, так что до утра не дотянешь. Или дотянешь, но уже жалеть об этом будешь. Но скорее всего он не клюнет. Хотя попробовать надо. Он – единственная ниточка.

Дальше. Об остальных убийцах вообще ничего неизвестно. Никто не видел, следов никаких нет. Где они сейчас? Неизвестно.

Ладно. Если неизвестно, где они сейчас, то, возможно, стоит попытаться предположить, где они будут? Ну, к примеру, сегодня вечером.

А что-то подсказывало лейтенанту, что и сегодняшний вечер не пройдет тихо. Было такое ощущение, что убийцы спешили, торопились все дела к какому-то сроку закончить. Словно на поезд опаздывали. И, судя но темпам, дел у них осталось еще на сегодня да на завтра. А завтра суббота.

Может, по воскресеньям отдыхать привыкли? Что такое может произойти в воскресенье?

Брезжила мысль, что все-таки это дело рук органов. Причем весьма компетентных. Главное разедывательное управление могло такое провернуть и никого в известность не ставить. Но тоже не сходилось. Пусть немного, но знал Железяка почерк и методы ГРУ. Это организация серьезная, никаких свидетелей он бы не нашел. И трупов было бы не в пример больше. В том числе и из числа случайных свидетелей. Девочку ту, из квартиры которой убийца за ним, лейтенантом Мухиным, наблюдал, наверняка бы тоже «почистили». А ее не тронули. Свидетеля оставили. Нет, ГРУ своих методов не. меняет. Не они это. Да и мелки для них Близнецы.

И кто-то из Управления постоянно Близнецов информирует. Ну, в прокуратуре у них свои люди есть, это ясно. И судя по тому, как его мытарили с просьбами найти злоумышленников, Близнецы тоже были не в курсе относительно противника.

С Управлением же дело серьезнее. Железяка не любил двойных агентов, от них всегда были одни неприятности. Но он готов был потерпеть для пользы дела, только следовало выяснить, кто же этот агент.

Кое-какие мысли по этому поводу как-то сами собой у него в мозгу прокручивались. Так, прямо тут, в машине, он открыл свою папку и посмотрел, кто составлял протокол допроса с вдовой, свидетельницей отъезда убийцы с берега.

Его еще в первый момент удивило, что в протоколе не было номера машины, а вдова говорила, что называла его.

Протокол составлял Краснов. Это ничуть лейтенанта не поразило. Он вспомнил, как тот шумел, когда брали... Кого же тогда брали? Неважно. Шумел, и создавалось впечатление, что нарочно. Он же мог и адрес владельца «Запорожца» выяснить по номеру, а потом – где тот находится. Мог подслушивать под дверью и предположить, что Железяка идет на встречу с Костиком. И брат у него что-то на удивление много мог заплатить за езду на чужой машине.

Надо было это, конечно, проверить, но Железяка теперь почти не сомневался, что именно Краснов и есть «двойник». Во всяком случае, следовало в отношениях с ним исходить именно из этой версии.

С невеселым чувством подъезжал лейтенант к Управлению. Ничем-то он блеснуть не мог. Дело как было фантомным, так таким и оставалось. Ничего они не знали и версий предложить не могли.

* * *

Ник по дороге в гостиницу зашел в универмаг и купил спортивную сумку. Из Пашкиной квартиры он вышел с какой-то страшной хозяйственной катомкой и, конечно, в гостиницу с ней заявиться не мог. Там же, в универмаге, он несколько раз заходил в разные отделы мерить то те, то другие вещи. Но ничего не покупал, а только потихоньку переодевался. В конце концов он превратился опять в американца и с русского языка перешел на английский.

Еще с того момента, как он решил начать действовать, он взял за правило в американском обличье по-русски не только не говорить, но и не понимать, предпочитая во имя легенды слушать отвратительный английский местной прислуги.

Все это позволило ему совершенно спокойно и ничуть не волнуясь пройти мимо дома, в котором он утром взорвал Зелень и вокруг которого еще топталась поредевшая милиция, в сторону гостиницы.

Он даже не позволил себе сочувственно поглядеть в сторону «Запорожца», которого обманул: обещал починить, отрегулировать, а на самом деле уничтожил. Конечно, не машина была, но ездила. А вот судьба как с ней распорядилась.

Вернувшись в гостиницу, Ник первым делом поднялся в номер и принял настоящий душ. После поспешного мытья в Пашкиной квартире он не чувствовал себя чистым. Заодно пришлось сменить и белье. И рубашку. К счастью, чистых вещей еще было много, включая то, что Деб, снаряжая его в дорогу, называла «приличный костюм на всякий случай».

Как это ни странно, Ник решил, что теперь этот костюм будет ему как раз кстати. Он оглядел его и до вечера повесил в шкаф.

А сам, одевшись, направился в ресторан.

Обед он начал с тщательного изучения меню. Шиковать особенно не хотелось, но в целом было желание немного расслабиться, ну, поесть, что ли.

Поэтому были заказаны закуски, рюмка текилы в качестве аперитива, которую подали в совершенном соответствии с традицией: с маленькой солонкой и долькой лимона. Затем последовали тосты с сырно-чесночным маслом, красная рыба в невероятно пряном соусе и тоже с лимоном. Это уже запивалось минеральной водой, и Ник подивился тому, как изменился его вкус. Когда-то он любил «Боржоми», но сейчас эта вода показалась ему морской, только загазированной и расфасованной в бутылки. Решив не пересиливать себя, он спросил другую, а когда другой не нашлось, велел принести «simple», то есть из-под крана. Эта показалась вкуснее.

Затем последовал суп, гордо обозначеный в меню как «похлебка по-купечески». Ник ждал от нее разнообразных подвохов, но на этот раз они его миновали. Суп был вкусным, наваристым, и ему в который раз пожалелось, что в Америке суп не особенно в чести.

На горячее он выбрал шашлык. Но есть его уже не мог. Во-первых, был он жестковат, во-вторых, переперчен. А в-третьих, Ника посетила типично русская сытость, что сродни обжорству. Он в некотором помутнении сознания от обилия сытной еды выпил чашечку кофе без всего и, всем телом чувствуя обед, который, кажется, был повсюду и даже тяжело плескался в ногах.

Строго говоря, так обжираться не следовало. Но еда выполнила функции транквилизатора. Ник был совершенно, убийственно спокоен. Он еле добрался до своего номера и, глянув на часы, позволил себе около сорока минут поспать.

* * *

Близнецы ехали на встречу с Челюстью, о которой просил он сам. Их империя рассыпалась по страшной скоростью, но, пожалуй, никто, кроме Старшего не мог со всей полнотой отдавать себе отчет в том, что, в сущности, ее уже просто нет. Все, что происходило после смерти Зелени, было агонией. Или, если не агонией, то возвратом назад на два года, когда они были мелкими рэкетирами.

С Зеленью ушли почти все деньги. Конечно, оставались и счета в нездешних банках, и кое-какая недвижимость. Но пропали те деньги, что были в обороте. А было их немало.

Всю документацию юридической фирмы арестовали. В другое время Старший мог бы серьезно нажать на кого следовало, и вернули бы все, не читая. Но он сегодня уже имел разговор с одним своим человеком из прокуратуры. Тот раньше был – сама любезность. Подарки принимал, сука. И вещами, и в конвертах. А теперь разговаривал сухо, обещать ничего не спешил.

Так и остальные. Битого не жалко – его и добить можно. А Близнецы были биты. Только многие этого еще не знали. И самое главное, чтобы и не узнали. Чуть почувствуют слабину, свои шакалы переметнутся, чужие со всех сторон насядут, власти узнавать перестанут... И тогда все. Тогда уже не встать.

Ни в коем случае нельзя было показывать, что дела нехороши. Наоборот: Все под контролем, все в порядке.

А на самом деле Старший не спал всю ночь, пытаясь понять, кто? Уж очень гладко все происходило, словно кто-то его фигурки с доски просто скидывал рукой. Не должно так быть, не должно. А было.

Близнецы и сейчас могли собрать и вооружить неполную роту. Только куда ее кидать? Аэропорт захватывать? Или горсовет? Старший очень ясно понимал, что надо срочно, не медля ни секунды, кого-то убивать, высылать машины с автоматчиками, иначе лицо можно потерять. И все это он мог сделать. Только одного он не мог понять: куда посылать? Кого убивать?

Нигде не видел он врага, который, казалось, был повсюду. Ничего не давал словесный портрет одного из убийц: таких студентов сотни. Не вернулись люди, которые поехали к этому безногому, и недавно ему сообщили, что Косой мертв, еще один—в больнице в коме, а двоих в машине замели менты.

Только они все равно ничего не узнали. Тени наступали, а с ними Старший воевать не мог.

Младший был слегка пьян, но к брату с вопросами приставать побаивался. Тот был нехорошо, молчаливо мрачен.

В паре они смотрелись совершенно гармонично: Старший покряжестей, с резкими и застывшими чертами лица и безжалостными, но умными глазами. Младший посмазливей, поживей, с порочной формой губ и нагло-прозрачным взглядом начинающего кокаиниста. Проститутки предпочитали иметь дело со Старшим, Младшего же боялись, хотя и не смели этого демонстрировать: этот был склонен к садизму, мозги же ему с успехом заменяли сила и авторитет брата.

Старший относился к нему покровительственно и искренно любил, прощая все, даже заваленные дела, лишние хлопоты, скандалы, которые тот, кажется, генерировал просто самим своим существованием.

* * *

Три машины, одна за другой, не очень быстро двигались по шоссе. Безопасностью пренебрегать не следовало. На первый взгляд, Челюсть не имел к делу никакого отношения. Но, когда не знаешь точно, кто враг, следует на всякий случай бояться всех. А кроме этого, Челюсть мог, если осмелел, позариться на возможности и попытаться одним махом решить проблемы с территориями, зараз расправившись с обоими братьями.

В это Старший не верил. И не потому, что обольщался на свой сегодняшний счет. Просто Челюсть затрусил бы неведомого противника Близнецов, побоялся бы влипнуть в игру, правил которой не знал.

Однако, как и велел Старший, когда сворачивали с шоссе, первая машина, взревев и подняв облако пыли на проселочной дороге, ушла далеко вперед, в засаду вокруг места встречи. Третья же поотстала – она предназначалась в арьергард.

Их семисотая престижная «БМВ» с трудом преодолевала пологие перекаты проселочной дороги, то и дела чиркая днищем по мягкому грунту. В машине кроме братьев сидели еще четыре человека: двое на откидных сиденьях с двух сторон у окон, и еще один впереди, рядом с водителем. У всех в руках были автоматы.

Младший потянулся вперед, к бару и плеснул в свой стакан немного виски, которые тут же и пролил на очередном ухабе:

– От же, черт,– досадливо ругнулся он и потянулся за бутылкой.

– Хватит пить,– строго сказал Старший.– Не гулять едем.

– Да что ты, Челюсть с нами договор заключил,– примирительно протянул Младший, но бутылку поставил на место.

– Херня это все. Договор, не договор... Ты сегодня в ресторан вечером собираешься?

– Ты что, с ума сошел? – удивился Младший. —Нет, я сегодня в дом, на все засовы, часовых у каждой щели...

– Придется сходить в ресторан,– веско велел Старший.

– Да на фига? Ты видишь, как нас делают?

– Надо,– отрезал Старший.– Если мы покажем, что боимся; то нас на части свои же разорвут. С тобой будет пятнадцать человек. Жилет пуленепробиваемый под куртку наденешь. Все время на свободном пространстве, и чтобы никаких девок. Приедешь, выпьешь, орешек скушаешь и домой. Понял?

– Ну понял...– неохотно согласился Младший.

В это время «БМВ» выехала на опушку леса. Машины, которая ушла вперед не было видно, ее спрятали в кустах. Задняя машина затормозила на пригорке, метрах в ста.

– Из машины ни ногой,– велел Старший Младшему и вылез наружу. Двое, что сидели в салоне, последовали за ним.

Он прошелся по опушке, хрустя палой хвоей и слыша только шаги телохранителей за спиной да тонкий писк комаров.

– Все на месте? – громко спросил он в сторону леса.

– Все,– негромко откликнулись оттуда.

– Уезжать будете последними, после нас и Челюсти, чтобы он не видел.

Младший наблюдал из кабины закат. Увидев, что брат отошел достаточно далеко, он-таки плеснул себе виски и с удовольствием выпил.

* * *

Машина Челюсти прибыла через несколько минут. Это был столь же шикарный представительский «Мерседес». Близнец, стараясь не выказать беспокойства, пытался рассмотреть сквозь затененные стекла, сколько там внутри народа.

Автомобиль плавно затормозил в нескольких сантиметрах от «БМВ». Задняя дверь раскрылась и первым из нее вылез охранник, здоровенный детина. Автомата при нем не было. Скорее всего он был вооружен только пистолетом, что Близнеца несколько успокоило. Для массовой разборки пистолет вещь неубедительная.

За охранником последовал Челюсть. Это был невысокий, но крепенький человечек с глубоко посаженными глазами и яркой рыжей шевелюрой. Кличку свою он получил еще давно, в те времена, когда, лишившись на зоне всех зубов и обзаведясь протезом, приспособил его для рукопашных битв вместо кастета.

Челюсть подошел к Близнецу, приветливо улыбаясь. Охранники и с той и с другой стороны отошли на незначительное расстояние, чтобы не слышать, о чем станут говорить главари.

– Почему такая спешка, Челюсть? —спросил Близнец, не здороваясь и не протягивая руки.– Может быть, у тебя есть для меня что-то?

– Ничего особенного,– по-прежнему улыбаясь ответил Челюсть.– Просто дело вдруг пошло плохо и мои ребята немного нервничают. Поэтому я и захотел личной встречи. .

– Ни им, ни тебе нечего нервничать, если вы к этому не имеете никакого отношения,– Близнец посмотрел вокруг, как бы не особенно интересуясь ни встречей, ни Челюстью.– Но я тебя слушаю.

– Мы знаем, что твоих людей мочат,–словно стесняясь за то, что говорит такие неприятные вещи заметил Челюсть.– Значит, будет разбор...

– О чем речь? – удивился Близнец.– Конечно, будет разбор. Как же иначе?

– При разборе имей ввиду, что ни я, ни мои ребята здесь ни при чем. Мы уже два года соседи и с тех пор свое слово держим. Ты же знаешь, Близнец, мы за два года пятака с твоей земли не подняли. У нас на территории все пучком, и передел нам не нужен.

«Так он забоялся! – понял Близнец.– Он просто струсил, что я на него подумаю и начну его территорию брать... А зачем приехал? Чтобы я ему на слово поверил? Может, именно он, а сейчас только время оттягивает? Нет, хотел бы дело делать, сейчас бы тут такой перестрел был – любо дорого... Не он. Просто трусоват стал. Да и то – яйца ни у кого не железные...»

– Хорошо, Челюсть. Я знаю, слово твое крепкое. На тебя и не грешил. А про Никольцев ничего не слышал?

– Про Никольцев не слышал,– похитрел разом Челюсть.—Только слышал, как именно тебя косят. Не их это дело. Почерк не их. А нанимать бойцов – пожидятся они. Кишка у них тонкая. Вообще, как ты свои проблемы решишь, по этому поводу стоило бы еще раз встретиться.

– Это правда. Два хозяина лучше, чем три, —согласился Близнец, хотя его и коробили любые напоминания о том, что его людей «косят» и «мочат».

Про себя же оба подумали, что лучше всего, конечно, когда хозяин один. Но подумали не конкретно, а так, в качестве отдаленных перспектив.

– Кстати, Челюсть,– вдруг спросил Близнец.—А начнется разбор, подпишешь своих мальчиков?

«Круто его разобрало,– заметил Челюсть.– Значит, пощипали всерьез, не врут люди. Хрен ты чего получишь.»

– Конечно, Близнец,– ответил он.– Все мое – твое. Мы же соседи!

– Лады. Я добра не забываю.

Вот и пришло время пожать друг другу руки, что главари и сделали, блеснув в вечерних лучах низкого солнца золотыми браслетами и перстнями. Они повернулись к машинам и тут же один из людей Близнеца выставил на капот подносик с распечатанной уже бутылкой французского кольяка и двумя хрустальными бокалами для шампанского.

Близнец сделал знак, и коньяк наполнил бокалы почти до краев.

– Пусть твои люди спят спокойно, Челюсть,– вместо тоста проговорил Близнец.– Их никто не тронет.

– За то, чтобы твои люди тоже спали спокойно,– не совсем тактично ответил Челюсть и сделал это, скорее всего, намеренно.

– И еще я хочу сказать. Все, что буду знать я, будешь знать ты.

– Хорошо. .

Они выпили залпом коньяк, бросили пустые бокалы в ближайшие кусты. Туда же полетела почти полная бутылка. Больше не прощаясь и не глядя друг на друга, авторитеты сели каждый в свою машину. Те сыто заурчали и, дав задний ход, разъехались.

* * *

Железяка переживал не самый лучший вечер своей жизни. После разговора с полковником он почти ничего не слышал, оглушенный басистой руганью. Вышел он из его кабинета мокрым, как только что вылупившийся птенец.

Конечно, к ругани и разносам лейтенант привык и относился к ним философски отстраненно. Но на этот раз его гнобили совершенно справедливо, к чему Мухин не привык.

По всему получалось, что он лопух и идиот. Преступники бежали впереди него и дразнили языком, а он слепо тыкался в разные стороны и, на манер деревенского дурачка, дрался с пустотой. Причем та побеждала и уже не раз за последние двое суток отправляла его в нокаут. Все это Железяку заводило. Во всяком случае, когда после разноса у начальства он шел к себе в комнату, сослуживцы, увидев выражение его лица, опасливо сторонились.

Единственное, что примиряло лейтенанта с действительностью, это очевидный кретинизм начальства. Сейчас его направили допрашивать двоих, задержанных днем после разборки в пансионате, и писать объяснительную и горку отчетов о проделанной работе.

Смысла в этом не было, никакого. Его выключали из игры на сегодняшний вечер, а именно сегодня он должен был бы заглянуть в валютный кабак на шестом этаже интуристовской гостиницы, где, по его мнению, он со значительной вероятностью мог бы встретиться с убийцами. О чем он сказал полковнику, но тот был непреклонен, велев, пока все не будет сделано, из Управления не выходить и по окончании штрафных бумажных работ предстать пред его очи.

Как понимал Железяка, для очередного разноса. А бумаги писать его заставили просто для того, чтобы дать отдохновение натруженным полковничьим голосовым связкам.

Лейтенанта подмывало заниматься бумагами до самого того момента, когда из гостиницы сообщат, что Младшего порешили, и тогда он мог бы вместо банального «я же вас предупреждал!» развести руками и сказать полковнику: «Кто бы мог подумать?»

Но любопытство пересиливало, и он.решил с делами покончить побыстрей, чтобы по возможности все-таки успеть в валютный бар.

Скоренько разделавшись с объяснительной, он принялся в предельно тупой канцелярской форме излагать события последних двух дней. Это тоже не заняло много времени.

Но, закончив, лейтенант задумался. Что-то было странным во всем этом деле. Что-то, на что он уже обращал внимание, но потом упустил.

Он просмотрел список убитых в порядке очередности. Лепчик и компания, голубые, Зелень и двое телохранителей. Косой, но тот пал от рук Семенова и то только потому, что сам к нему приехал. Он не в счет. И сразу стало ясно, что пара голубых в этот неполный еще список не вписываются. Если бы они попали в окружение кого-нибудь из центровых и там погибли бы, в этом не было бы ничего странного. Но к ним специально приехали на дом, хотел утопить, а потом пристрелили. Может, свои? Боялись, что дадут показания? Но зачем мочить, могли предупредить, и тех бы след простыл. Они и так в розыске были. И вот еще что: Лепчику тоже позволили выхватить пистолет.

Нет, голубых порешили все те же убийцы. Почерк их. Но их-то зачем? Что может объединить их с верхушкой банды? Что эти двое сделали такого, что удостоились выезда к ним личных киллеров?

«Господи,– промелькнула мысль.– Неужели Коломеец за свой ларек решил всех их положить? Ведь вот он, ход. Ларек разбивали эти двое, они часть организации. Значит и врага два – организация и исполнители. Получается, что не передел это, а частная месть. Сколько же может стоить группа наемников – профессионалов на такое дело? Да у кого в городе такие деньги есть? Или капиталисты догадались вскладчину все свои проблемы решить? Но тогда к мнению Коломейца вряд ли бы прислушались.

Или, все-таки...»

Во всяком случае, один вывод был ясен: то, что происходило, действительно не являлось переделом территории. Убивали шишек и конкретных исполнителей. А на чем еще эти голубые в последнее время засветились, предстояло выяснить.

Только времени на это не было. Пока. Хотя, Железяка это спиной чувствовал, забрезжило что-то. Самое простое, если это кто-то из близнецовской же группировки чем-то обижен был и начал счеты сводить. Но такого бы уже давно вычислили сами бандиты. Но теплее, теплее...

* * *

Ник, проснувшись, поклялся больше не насиловать свой организм ни одним из известных миру кулинарных наркотиков. Голова была в тумане, конечности как ватные.

Пришлось в течение десяти минут поливать себя ледяным душем, пока на реальность не была наведена некоторая контрастность. Вытершись до красноты кожи полотенцем, Ник сделал несколько упражнений из йоги и расслабился.

Он рассеяно смотрел в окно на городской пейзаж, который так понравился ему в первый день приезда. Внезапно он как бы увидел себя со стороны теми глазами. Молодой человек, профессиональный убийца, сидит в приличном номере гостиницы и ждет, когда надо будет лишить жизни еще одного человека. А в это время его жена на другом континенте волнуется за него, ждет звонка.

Послезавтра утром, если все будет нормально, он улетит отсюда, она его встретит в аэропорту и скажет, бросившись на шею:

– Наконец-то ты вернулся! Я извелась вся... Почему ты не звонил? Ну что, встретился с другом? Подошли ему наши подарки? А кто его жена?..

И что он сможет на все эти вопросы ответить?

– Ну, красноармеец, что с тобой?

«Господи, что со мной?»

Ник как будто вынырнул с большой глубины и глотнул наконец воздуха. Сейчас он совершенно искренно не понимал, что он тут делает и зачем совершает все это. Словно какое-то помутнение спало с глаз и сразу стало легко: все, что он тут совершил, просто странный занос, досадная ошибка. Надо немедленно позвонить Деб, сообщить, что все хорошо, что он вылетает, как и предполагал, потом навестить жену Сергея в больнице, передать ей цветы и денег, позвонить Пашке, договориться, что за «Запорожец» он ему заплатит... Пашка его не поймет. Скажет со своей растяжечкой: «А... Американец! Ручки пошел мыть? Грешки замаливать?..»

Ну и черт с ним. В конце концов деньги на новую колымагу ему можно оставить у Тани. Так и надо поступать. Надо прекратить этот кошмар.

Ник потянулся к телефону. И сразу получил сигнал от того, кто не поверил, что дело завешено: «Стоп! В профилакторий надо звонить из автомата. Если что, то все звонки Пашке фиксируются. Даже если его не привезли в город для допроса, то все равно, скорее всего не позовут. Будут тянуть время, вычислять номер, с которого идет звонок, сообщать ближайшей патрульной машине... Пашка – единственная ниточка. При полном отсутствии доказательств любому должно быть ясно, он с Ником связан.»

Ник уже как бы распрощался со своей ролью мстителя, но голосу внял. Действительно, сейчас он там, где не только тепло, где

по-настоящему горячо. И это должен быть его последний выход на улицу. До автомата и обратно. В крайнем случае, к Тане...

«Стоп! К Тане тоже нельзя. Ника там видели, он сбежал от милиции. Его могут опознать. Если и бросать на половине, то безопасностью пренебрегать нельзя. Сиди в номере и не высовывайся. До самого самолета.»

Но не позвонить Пашке и просто улететь Ник не мог. Он; несмотря на вечернее освещение, надел темные очки и вышел из номера.

Как на зло ни одного работающего автомата поблизости не было.

Ник прошел в переулок, по одной стороне улицы, по другой. Прошел мимо места, где еще днем стоял остов пашкиного «Запорожца». Пока Ник обедал и спал, его оттащили. Наверное, на свалку. Помыкавшись но переулкам (Нику не хотелось проходить мимо входа в офис Зелени), он наконец вышел к «трубе».

Он и сам себе признавался, что это не самое удобное место для звонка. Но выбора у него пс было. Странно, но он попал в очередь к телефону как раз в то время, когда день назад младшие рэкетиры собирали дань.

Очередь, как и вчера, была довольно длинной. Ник встал и начал ждать, стараясь не особенно глазеть но сторонам. Хорошо было бы уткнуться в газету, но тут была непроходимая трудность: газету на русском он читать не хотел, поскольку в этот момент был американцем, а газету на английском читать не следовало, чтобы не привлекать к себе внимания. Приходилось просто стоять, тупо уставившись перед собой.

Очередь двигалась медленно, но минут через двадцать он взялся рукой за теплую трубку телефона и, бросив в прорезь «пятнашку», набрал номер, который помнил наизусть.

Надо сказать, что он сильно переоценивал техническое оснащение местной милиции. Никакой определитель номера там не стоял, мало того, никто от него звонка и не ждал. Был, конечно, оставлен один опер, на случай, если кто-то придет и станет интересоваться Семеновым, но сидел он недалеко от входа в пансионат, а вовсе не на телефоне.

Ник приготовился долго ждать и выдерживать нападки очереди, но трубку на удивление быстро сняли.

Голос, к счастью, был не тот, что в первый раз:

– Кого вам?

– Вы не могли бы позвать Семенова Павла к телефону. Он у вас на излечении...

– Семенова? Это которого? —женщина, говорящая по телефону явно отвернулась к кому-то и спросила в сторону, но Ник слышал.– Того Семенова, которого сегодня убили, не Павлом звали?

Ник бросил трубку. Ему не надо было ответа. Он и так знал, что того Семенова, которого сегодня убили, звали Павлом.

Ник вышел на улицу и снял очки. Но глаза его все равно покрывала какая-то траурная пелена. Все вокруг казалось ему темным, нечетким, лживым. Он чувствовал, как опять уходит на глубину. Там тяжелее дышать, там опасней, но пока дело не закончено, он обязан находиться там.

Он быстро вернулся в гостиницу и прошелся по своему этажу. Жил он на седьмом и, судя по всему, окна его номера находились недалеко от окон бара, только этажом выше. Это хорошо.

Ник зашел в свой номер, тщательно запер за собой дверь, затем не без труда открыл окно, заросшее краской, и выглянул. Да, все было, как надо. Он видел и затененные окна бара и, чуть левее, закрашенные окна туалетов. Тут же подвернулись и архитектурные цацки в виде карнизика.

Нужна была веревка. Ник внимательно изучил свои вещи, но ничего подходящего не нашел. Выходить в город и покупать совершенно не хотелось. По разным причинам. Надо было что-то придумать. Сразу отказавшись от литературной идеи рвать простыни на жгуты, Ник, однако, обратил внимание на отличный шелковый шнур, который раздвигал занавеси на окнах в номере.

Аккуратно отпоров его, он прикинул, что если сложить его втрое, то он наверняка выдержит вес его тела. А чтобы не было лишних накладок, он разложил его на полу и стал плести «косичку». В трехжильном плетении прочность, как он знал, увеличивалась.

Закончив, он прикинул длину. Ее оказалось вполне достаточно: около трех метров. После окончания операции непременно следовало «косичку» расплести и со всей тщательностью привесить на место.

Когда этот вопрос был решен, Ник перешел к следующему этапу. Скорее всего постояльцев отеля не станут допрашивать, но необходимо сделать так, чтобы даже в этом случае не привлечь к себе никакого лишнего внимания. Номер должен быть совершенно чистым. В конце концов следователи тоже не дураки и смогут предположить, что убийца воспользовался окном. Значит, надо предположить им путь и оставить следы, которые отведут подозрения от окна самого Ника. А если все-таки те будут невероятно внимательны и на это окно выйдут, его, Ника, номер должен быть совершенно, безукоризненно чист.

Основную проблему составляло оружие. Все остальное, кроме недавно купленной сумки, было родным, американским. В сумке прятать оружие нельзя. Такие продаются в универмаге напротив и, возможно, если оружие обнаружат, продавщица сможет вспомнить, кто в ближайшее время покупал такую. Значит все в той же хламидке, прихваченной в пашкиной квартире.