Текст книги "Америкен бой"

Автор книги: Юрий Рогоза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

А ведь точно, стучит кто-то. Только вот кто? Конечно, по-мелочи, по-крупному к Близнецам никто подобраться не смеет. Только Железяка, волчище голодный, ходит . кругами, то там куснет, то здесь щипнет... И не покупается, гад. Ну да ладно...

В этот приятный летний вечер Лепчик даже к Железяке относился спокойно, с некоторым умилением. Отчасти даже нежно. Сам он уже был выше той ватерлинии, за которую Железяка мог забраться, а мелочевку, которую тот оприходывал в места заключения, было совершенно не жалко: на то и щука в пруду, чтоб карась не дремал.

Иначе совсем расслабятся, оборзеют. А народец только в страхе хорош, а осмелевший – так и ждет, как бы горло кому перегрызть.

Ну, стукача-то рано или поздно вычислим, не жилец он. И на время Железяке лапищи его загребущие укоротим, а там видно будет. Не так шваль эту уголовную жалко, как денег: товар задерживали менты, убытки от их набегов возникали. А Близнецы убытков не признавали: потеряв тут, там начинали драть в три шкуры, коммерция не выдерживала, лопалась... Пока еще дурачков «на новенького» хватало, но уже и потока того, как несколько лет назад не было. Раньше-то что ни человек, то кооператор, только и стриги его, родимого. А он только урчит от удовольствия.

– Теперь тоскливее стало, урчать перестали. Мзду собираем, словно по сусекам скребем. Настоящие-то денежки куда-то наверх скакнули, туда, где нефть, газ, трубы, наркотики и оружие. А тут в городе ни нефти, ни труб... Наркотиков мало, оружие сами покупаем и пикнуть не смеем... К центру надо поближе... В Москву...

Так, неторопливо размышляя о перспективах, Лепчик докурил сигарету, решил, что на следующей же встрече с Близнецами поставит вопрос о расширении, помечтал немного о том, что хорошо было бы возглавить бюро в столице, навести там шороху среди москалей, от долларов позеленевших, и пошел к яхте.

Щелчком отправив окурок в сторону реки,– не долетел, стукнулся о ветки, закувыркался, пал на берег,– Лепчик вышел к пирсу:

– Конь! Бутерброды готовы?

Конь, однако не отозвался. И вообще стояла вокруг совершенно идиллическая тишина. Даже те трое, что готовили в беседке ужин, как-то примолкли, не матерились, сидели смирно.

Но что самое удивительное, на борту яхты в падама-санне, прикрыв глаза, сидел какой-то щупленький и плохо одетый молодой человек. Руки его привольно лежали кистями на коленях, большой и средний пальцы соединялись в колечко, вывернутые ступни в спортивных ботинках, покоились на коленях.

Лепчик просто остолбенел. Парня этого он в глаза никогда не видел. Но даже если это новенький и прислали его Близнецы, все равно по иерархии,он должен к Лепчику с поклонцем подходить, уважение всячески демонст:рировать.

Но парень сидел совершенно безмятежно, на Лепчика внимания не обращал и у того отчего-то пересохло в горле:

– Ты кто? – сглотнув вдруг набежавшую, какую-то сухую слюну, хрипло спросил он.

– А ты? – спросил парень.

– Я Лепчик,– сказал Лепчик и сам подивился своему безропотному ответу.

– А я смерть твоя,—просто ответил парень, не меняя позы.– Сразимся?

Тут он открыл полностью глаза, оказавшиеся какой-то нездешней ясности и прозрачности, и в упор поглядел на толстяка. От этого взгляда у Лепчика внутри все похолодело:

– Ты чей? Ты откуда? – залепетал он и посмотрел наверх, в беседку, где вальяжно расселись его телохранители.

– Прокол, Лепчик,– соболезнующе чуть улыбнулся парень.– Эти трое тебе уже не помогут. Они слишком далеко. В стране вечной охоты... Впрочем, это они от . меня далеко, а ты с ними скоро свидишься, тогда и отчитаешь за разгильдяйство.

– Конь! – взревел Лепчик в отчаянной надежде. Но и она его покинула. Парень легко расплелся и оказался на ногах. За его спиной лежал труп с неестественно вывернутой шеей.

– Этот Конь?–спросил парень.– Отбегался твой чалый, отбрыкался...

Лепчик чувствовал себя голеньким младенцем. Вся его прыть куда-то подевалась, дрожь шла по крупному телу. Он не мог бояться этого сопляка, он тоже умел драться и знал толк в своем весе: сбить с ног его было нелегко. Кроме того то, что он пахал на Близнецов, словно прибавляло ему с недавних пор и в весе, и в силе, однако сейчас он был как шарик, из которого выпустили воздух. Прозрачные глаза паренька и его легкая походка, . которой тот направлялся по пирсу к берегу, парализовали Лепчика и даже бежать он не мог, А бежать страсть как хотелось, но ноги были ватными и не слушались.

Ник подошел к Лепчику и легонько толкнул его пальцем. Тот от этого касания покачнулся.

– Ну что, толстый, сразимся? Или так будешь умирать? Ты, я видел, каратэ увлекаешься, так у нас много общего,– тут Ник церемонно коснулся его руки и, отойдя на шаг, поклонился, как того требовал ритуал.

Лепчик как-то дико дернулся, раздираемый противоречивыми желаниями: удавить этого наглого щенка или убежать от него пока не поздно.

Ник без большого интереса наблюдал эту борьбу чувств и, когда наконец Лепчик, собравшись с силами, кинулся на него, только чуть отодвинулся в сторону, пропуская тушу слева от себя.

Лепчик, хоть и был сильно выше Ника, но в нападении пригнулся, и не ощутив сопротивления, на которое рассчитывал начал падать. Как раз в тот момент, когда он выставил вперед руки, Ник с удовольствием нанес ему не сильный, но очень болезненный удар по шее.

Лепчик был не просто «единицей врага» и Ник вел себя с ним по-другому. Его пока не следовало убивать, путать, уничтожать. Его надо было напутать, как пугают всех толстых.

Потому что сначала он должен был кое-что рассказать. Это только второй шаг на пути Ника, и не следовало спотыкаться на нем.

Лепчик рухнул неожиданно грузно и больно. И рухнув, решил притвориться, что встать больше не может, чтобы его больше не трогали. Ему не хотелось умирать, но он знал, что если решили его убить, то, скорее всего, убьют – чудес не бывает. В голове копошилась какая-то сумятица и слабым проблеском витали вопросы «за что?» и «кто?».

– Полежал? – спросил Ник.– Пошли, толстый Лепчик. Будем с тобой разговоры разговаривать.

Лепчик попытался сделать вид, что ничего не слышит и не понимает, но Ника не провел. Он чуть развернулся и расчетливо стукнул его носком ботинка в самый копчик.

Боль была, как фейерверк. Лепчика чуть не затошнило от этой боли. Он взвизгнул и попытался подняться, но немедленно получил столь же острый и болезненный удар по ребрам.

– Если ты не станешь меня слушаться,– спокойно сказал голос над ним.– То я сейчас отобью тебе почки. А умирать, толстый, всегда хорошо со здоровыми почками. Это я тебе точно говорю. Ну, поползли в твой офис, поползли...

Ник изредка бил Лепчика. Неопасно, но болезненно. Тот, привизгивая, полз, с трудом разлепляя залитые потом глаза и только думал, когда же все это кончится?

Наконец достигли каюты, где Ник быстро и сноровисто связал Лепчика и положил лицом в пол, а сам сел на диван, потянулся, и, глянув на часы, отметил, что времени до предполагаемого возвращения того, первого, у него не более десяти минут, что было совсем немного.

Еще когда Ник искал тут аптечку, он мельком обыскал каюту. Его внимание привлекли ноутбук, стоящий на столе, радиотелефон, пистолет бельгийского производства, скотчем приклеенный к внутренней плоскости письменного стола. Еще ему понравился пистолет, который оказался в столе – здоровенный американский кольт сорок пятого калибра. Там же лежал и импортный «Узи», вещь в ближнем бою необходимая. Бумаги Ника не особенно заинтересовали, напитки тоже. К пустым бутылкам он вообще всегда был холоден.

А больше в каюте из интересного ничего не было. Ну, мебель там...

Из браунинга Ник еще тогда аккуратно вынул обойму, разрядил, не отклеивая передернул затвор, чтобы выпал тот патрон, который в стволе, а обойму на место поставил. Это была приманка.

– Ну, Лепчик,– сказал Ник, доставая из кармана пистолет Макарова и выкладывая его на стол. Просто так пока,

для острастки.– Тянучки любишь?

– Какие еще тянучки?

– Ну, конфеты такие, к зубам липнут.

– Нет.

 – И я нет. У нас с тобой много общего. Каратэ увлекаемся, тянучки не любим... Любим, чтобы все по-нашему было, правда? Как мы захотим?

 – Чего?

– Ты, Лепчик, чтобы время сэкономить запомни, что на любой мой вопрос надо отвечать «да». А если ответ какой-нибудь другой, то вот так...

И Ник ткнул Лепчика пальцем под ухо, отчего у того сжалось все тело.

– Повторяю. У нас много общего, да.

– Да,– просипел Лепчик.

– Но и различия тоже есть, как ты думаешь? Есть?

– Есть.

И тут же получил носком ботинка по голой пятке, с которой свалилась шлепанца. Ник бил его без удовольствия. Хотя он и вызывал в нем смешанное гадливое чувство. Но бил с точной целью: он знал, что сейчас этого человека надо сломать, испугать, заставить паниковать.Только тогда можно будет вытрярти из него все, что нужно.

 – А знаешь в чем разница?

Лепчик молчал, тяжело дыша в ковровое покрытие.

– Отвечай.

И Ник, стараясь, чтобы Лепчйк видел это, достал из шкафчика утюг и рассмотрел.

 – Ничего я тебе не скажу,– вдруг взвился Лепчик. Он все думал, кто это к нему пришел, и вдруг понял: да это если не мент, то контрразведка! Значит, власти! А уж на них управу можно найти...– Мент позорный! Ничего ты мне не сделаешь. И песенка твоя спета уже. Со. мной такие шуточки не проходят, кранты тебе...

– Это тебе кранты,– спокойно парировал Ник.– И разница между нами именно в этом. Я пойду сейчас домой, чай с вареньем пить, а ты так тут и останешься. Пока останки твои не зароют благодарные подельники. Душа же твоя, Лепчик, испоганенная твоей же жизнью, направится прямиком в геенну, несмотря на крестик, что ты носишь. Там тебе, собственно, и место. И будет все так, как я сказал, потому что не мент я.

Ник воткнул утюг в розетку и поставил перед лицом Лепчика греться:

– Это, толстяк, очень хороший утюг. У меня дома такой же. Знаешь, он очень быстро греется, а кроме того, вот тут переключатель на тип ткани... Ну ты-то по иностранному не разумеешь, так я переведу...

Ник покрутил реостат:

– Вот: капрон. Это значит, что утюг должен быть еле. теплым. Далее следует шелк. Тоже вещь нежная. Дальше шерсть. Это уже очень горячо. И хлопок! Его можно даже отпаривать, тут и дырочка есть специальная, чтобы воду заливать. И кнопочка, чтобы пару поддать. Тебя ничего в этом приспособлении не удивляет?

Ник держал утюг совсем рядом с мокрым от пота лицом, мафиози, которое совсем не было сейчас похоже на то самодовольное и самоуверенное мурло, которое он видел на автозаправке. Лепчик чуть повел головой.

– Не знаешь? А меня удивляет. Тут нет такого деления с надписью «толстяки». Просто все и так знают, какие они толстокожие и гладить их надо при максимальной температуре...

Ник облизал палец и слегка коснулся плоскости утюга. Раздалось короткое злое шипение.

– Вот,– заметил Ник.–Я же говорил. Уже готово. С чего начнем?

– Что тебе надо? – рыдающим голосом заблажил, наконец, Лепчик, стоило Нику задрать ему кимоно.

– С задницы твоей жирной,– не слушая Ленчика, решил Ник и прикоснулся к нежной коже подошвой ботинка. Лепчик нечеловечески завизжал и забился в конвульсиях. Под ним стала растекаться лужа...

– Фу! – Ник зажал нос.– Лепчик, а ведь я тебя еще утюгом-то не трогал.

Нику показалось, что клиент «дозрел». Он приподнял за жидкие волосы его голову и заглянул в глаза, по-прежнему в другой руке сжимая утюг:

– Ну, Лепчик, быстро, весело, точно... И на свободу с чистой совестью. Вопрос первый: на кого ты работаешь, сучий потрох?

– На Близнецов! – Лепчик глядел на Ника чуть ли не с обожанием, желая угождать ему всем, чем он только пожелает.

– Хорошо. Вопрос второй: где они живут? Лицо Лепчика исказил неподдельный ужас:

– Не знаю! Ей Богу, не знаю! И никто не знает! Ник приблизил было к нему утюг, но отвел руку:

– Да ты не нервничай! Верю тебе. Ведь если знал бы, то сказал?

– Сказал бы! – истово взмолился Лепчик.—Как есть, сказал-бы...

– А найти их где?

– На третьем складе конфетки... Фабрики конфетной, у них штаб там. Директор там в замазке весь...

– Хорошо-то как. А когда же они там бывают. Ну, понимаешь, чтоб несколько раз не бегать...

– Ежедневно, часа в два. Ну, по рабочим дням...

 – Значит, трудовое законодательство не нарушаем... А вот еще вопросец: ты в «Зодиаке» был, когда там охранника-то убивали?

– Был,– тут Лепчик встрепенулся.– Но это не я. Ей богу, не я это! Мамой клянусь...

– Маму прибереги,– внутри у Ника вдруг все сжалось в горошину, но он взял себя в руки и злость, нахлынувшую со всех сторон и пронзившую все ето «я», подавил.– А кто его убивал? Кто, припомни?..

– Его все вместе били... Он какой-то притуркнутый был, осатанелый. Будто этот кабак его собственный...

– Точнее говори, точнее. Кто это все?

– Зелень там была... Ну, валютчик. Близнецы, конечно. Самое главное...

– Что же главное?

Лепчик попытался увернуться от пронзительного взгляда Ника, но деваться было некуда, Ник держал его крепко.

– Он... Он Близнеца ударил. Младшего... А того вообще никто никогда не бил.

– Так учиться надо было. .

– От этого и понеслось...

– А если, предположим, я сам захочу с младшеньким встретиться?

Ник знал, что, возможно, какие-то вопросы окажутся лишними, но хотел с этим процессом покончить раз и навсегда. Ему больше не хотелось ни у кого ничего спрашивать. Ему попался хороший, отзывчивый и смертельно напуганный информатор, который готов был выложить все, что знал сам. Поэтому надо было воспользоваться им полноценно.

– Ну, не знаю... По вечерам он по кабакам шарахается... Вот послезавтра в «Интуристе» на шестом будет... Меня звал...

– А Зелень эту мне как отыскать?

– У него офис на Кирова. Где обувной. На втором этаже «Юридическая консультация»...

– Слушай, а у тебя фоток нету? – вдруг осенило Ника.– Я страсть как люблю фотки рассматривать.

– В столе там...

Ник выронил голову Лепчика и она глухо ударилась об пол. Он продолжал говорить и плечи его тряслись:

– С моего дня рождения фотографии...

Ник выдвинул несколько ящиков стола и обнаружил пакет с фотографиями. Вытащил одну, групповую, где Лепчик стоял в центре среди небольшой группы. Он поднес ее к толстому и вновь поднял его голову: – Ну, где кто?

– Близнецы вон, справа...

Близнецами оказались два крепких красавца с небольшой примесью восточной крови.

– А Зелень?

– Вон тот, в очках.

Ник посмотрел на человека в очках: встретил бы такого и убивать бы не стал. Типичный младший научный сотрудник.

– Он тоже на Близнецов работает?

– Тоже...

– А кто жену его изувечил?

«Этих продам с удовольствием»,– подумал Лепчик, срывая остатки своей злости на людях чуждой ему сексуальной ориентации.

– Зяма и Петро. Голубые они, баб ненавидят люто... Вместе живут.

– Адрес?

– Зеленый переулок, четыре... Квартиру я не помню...

– Лепчик,– рассердился Ник, он глянул на часы и по всему выходило, что пора сматываться.– Я тебе стишок расскажу: «Если, сука, врешь сейчас, может врешь в последний раз...» .'

Он взялся за утюг и, не раздумывая, прижал его на секунду к уху Лепчика. Тот опять завопил было, но быстро стих:

– Правда не знаю квартиры. Подъезд там один, этаж третий, крайняя справа...

– А телефон у них есть?

– Есть...

– Знаешь?

– Конечно.

– Говори циферки.– Ник взял радиотелефон и стал набирать номер, который ему диктовал Лепчик. Когда в трубке раздались длинные гудки, Ник приложил ее к уху Лепчика, но тот взвился от боли: это было обожженное ухо.

– Извини,– искренно попросил прощения Ник.– Значит так, скажешь, что к ним вечером от тебя человек придет с конвертом...

– А спросят, что за конверт?—вывернул голову Лепчик.

– Да пошли их, не их дело...

Тут трубку сняли. Ник попытался найти на аппарате кнопку громкой связи, но не нашел, и потому слышал только Лепчика:

– Зяма? Это Лепчик... Что? Плевать мне на ларек. Это с вами Близнецы разберутся, а мне начхать... От меня вечером человек зайдет, с пакетом... От меня, сказал! Тебе зачем знать, что за человек?.. Надо будет, скажу, что в пакете, а так сиди и ершиком задницу свою драй. Когда понадобишься, позвоню...

Уловив конец разговора, Ник отключил аппарат и похлопал Лепчика по плечу:

– Молодец. Здорово.

Ник поглядел на часы. Все, что хотел, он узнал. Больше от Лепчика он ничего знать не желал.

– Слушай, а чего ты на полу валяешься? Мокрый весь...– Ник развязал толстяка и помог подняться. Даже проводил до стола и усадил в кресло.– А ноутбук у тебя зачем? Для форса или и вправду пользоваться умеешь? Может там внутри информация какая?

Лепчик тупо уставился на компьютер.

– Ну, есть там... Сколько денег, куда... А ты откуда, парень?

– Да маляр я, – просто ответил Ник.– Побелить ничего не надо? Или выпей вот.

Он плеснул из бутылки в стакан грамм двести коньяку и протянул Лепчику. Тот схватился и одним глотком осушил почти весь. И сразу лицо его стало приобретать привычное подловато-наглое выражение.

– Ну, —как бы прощаясь сказал Ник.—До встречи. Пел ты хорошо, а ария была – мечта Мусоргского. Я бы еще послушал, но дела не позволяют.

Он двинулся к выходу из каюты и, точно рассчитав момент, обернулся: Лепчик быстро отдернул руку от пистолета, прилепленного к столу. Ник сделал вид, что ничего не заметил:

– А говорил, что тянучки не любишь... А распелся, что твой соловей. И никаких тянучек.

Ник снова пошел к двери, доставая из кармана пистолет и в тот момент, когда услышал сзади сухой щелчок, повернулся и выстрелил Лепчику в грудь. Такая рана, он знал, смертельна, но не мгновенна, он еще сможет напоследок кое-что услышать.

Лепчик как-то весь оплывал в кресле, мутнеющими глазами глядя недоуменно то на браунинг у себя в руке, то на Ника.

– Спасибо тебе, толстяк, за все,– вполне искренно проговорил Ник.– И даже за подлость твою, в которой я не ошибся. Только хотел я тебе сказать, что ты не только был там, но и бил Серегу. И умираешь сейчас : именно за это. Ну, умирай, пора...

Словно послушавшись, Лепчик дернулся и затих, превратившись в тело.

Ник напоследок залез к нему в стол и достал кольт и «Узи». Кольт ему нравился очень, но от «Узи» толку явно будет больше. Впрочем, захватил на всякий случай и то, и другое, и вышел на палубу.

* * *

Как профессионал, Ник знал, что дело можно считать законченным только тогда, когда дошел до базы. В его случае – хотя бы до Пашкиной квартиры. Поэтому уже выходя, он почувствовал неладное и сразу пригнулся.

Как оказалось, совершенно вовремя, потому что со стороны берега раздалась настоящая автоматная очередь.

«Ух ты,– мелькнуло в голове.– У них и «Калашниковы» есть! Хорошо, если это тот один...»

Судя по всему, это действительно был тот один. Стрелял он бестолково, но много и с остервенением. Пули крошили обшивку, пробили бочки с соляркой, которые стояли тут же, вдоль борта, расколошматили вдребезги стекла на капитанском мостике...

Однако, при всей неумелости этой пальбы, Ник понимал, что просто так путь к берегу ему заказан: на пирсе даже неумелый стрелок его положит, как игрушку.

Он достал кольт, пристроился у стенки и, лежа, быстро вычислил, откуда стреляли. Хитрец не стал подходить поближе, он засел в здании и поливал яхту из окна первого этажа. Там его достать было трудно, но Ник попытался.

Прицелился тщательно, сделал упреждение на ветер, выдохнул и плавно нажал на спусковой крючок. Оружие жахнуло, приятно ударив по всей руке, вплоть до плеча и в том окне вверх взвились щепки.

«Не достал,– понял Ник.– Если бы достал, то щепок бы не было.»

Хитрец быстро сообразил что к чему и перебрался к другому окну, открыв столь же беспорядочную и столь же опасную пальбу.

Яхту, Нику было жалко, но делать нечего. Да и ветер был с реки. Кстати, и время поджимало.

Он, скрываясь за постройками подполз поближе к корме и, достигнув лужи солярки, с трудом зажег ее. Огонечек сначала был слабый, вот-вот затухнет, но с ветерком разошелся, перебрался к бочкам, стал лизать им . бока. Тут занялась и краска, а через несколько секунд защелкала, разгораясь, палуба.

Солярка горела жирно, дым давала, какой надо, черный, непроглядный: Оставалось только спрятать стреляющего нахала хоть на время.

Ник прополз сквозь каюткомпанию и выглянул в иллюминатор. Противник перешел на короткие очереди и стрелял теперь преимущественно по корме, что только шло на руку Нику: там .еще оставались бочки, а эта единица врага делала в них лишние дырки, отчего пламя только разгоралось, дыма становилось все больше и он заволакивал берег, мешая стреляющему видеть,

что происходит на яхте.

Ник понимал, что как только дыма станет, слишком много, тот, наверху, либо сменит огневую позицию, либо сбежит. И то, и другое было бы не очень хорошо. Пришлось купаться.

Ник перевалился через борт и окунулся в прохладную воду. В одежде и с оружием плыть было неудобно, зато хорошо получилось поднырнуть под яхту и выпрастаться из воды уже под пирсом.

К счастью слева но берегу шел кустарник, и Нику удалось вылезти на сушу вне зоны видимости стрелявшего. Тот продолжал поливать безжизненную теперь яхту с завидным упорством.

Пока Ник кружным путем поднимался к зданию пансионата, он про себя удивлялся наглости стрелявшего: вот так, посреди дачного поселка палить из автомата и не опасаться, что придет участковый, или набегут жители...

Но тот и правда ничего не боялся. Стрелял себе и стрелял. Уже два рожка точно прикончил и начал третий,– Ник инстинктивно считал продолжительность очередей и довольно точно мог угадать, когда противник начнет менять магазин.

Это должно было случиться скоро и следовало поторопиться.

Ник вышел к углу здания, залез в то самое окно, в которое уже залезал раз сегодня, вышел в коридор, но направился не к лестнице, а к холлу.

Подкравшись к углу, он присел и выглянул. Стрелявший, а им действительно оказался тот, на которого Ник наткнулся еще в самом начале веселья, был тут. Он как в фильмах про войну метался от одного окна к другому и посылал в стороны яхты короткие очереди.

Ник остался сидеть на корточках и ждал, когда тому надо будет перезарядить автомат. Он ждал спокойно, только морщился, когда звучали выстрелы: в пустынном холле они шарахались эхом и больно били по барабанным перепонкам. . .

Наконец услышал характерный щелчок, с которым рожок отсоединяется от автомата. Тогда он встал и вышел в холл.

Уголовник его не заметил. Он лихорадочно тыкал новый магазин в автомат, но тог не лез. Нику надоело стоять посреди холла:

– Я уже не там,– внятно сказал он.– Я уже здесь! Блатной от неожиданности сел на пол и поднял на

Ника автомат без магазина.

Может это и могло Ника как-то разжалобить своей наивностью, но только не сейчас. Кольт от него так же делал героя вестерна, как автомат из этого блатного – героя фильмов про войну. Поэтому Ник довольно картинно поднял револьвер и выстрелил.

Блатной затих. Но Ник на всякий случай подошел и проверил: тот действительно был мертв, надо было уходить.

Очень хотелось прихватить с собой автомат, но Ник понимал, что по городу с автоматом не походишь. И кольт тоже пришлось бросить: в барабане оставалось только три патрона, а ради них таскать такую пушку тяжеловато.

Ник с сожалением положил кольт на пол и, легко выпрыгнув на улицу, вышел из ворот пансионата.

Мокрая одежда неприятно липла к телу, сам себе Ник казался грязным, хотелось в душ. Кроме того, стала отходить заморозка на ноге и вновь заломили и колено, и потревоженный речной водой порез.

Ковыляя, Ник добрался до «Запорожца», ввалился в кабину, завел мотор и медленно двинулся в сторону шоссе. Курить в машине было страшно неудобно: руками все время приходилось нажимать на педали, но курить хотелось и Ник курил, наклоняясь за очередной затяжкой к руке, которая не выпускала руль...

По тропке от шоссе шла какая-то женщина. Она на Ника внимания не обращала, смотрела с беспокойством на клубы дыма над берегом, но когда он поравнялся с ней, она зыркнула на машину с подозрением, да и Ника оглядела внимательно.

– Пожар на пансионате,– зачем-то сказал ей Ник, но она не ответила.

«Надо было компьютер с собой захватить,– вяло думал Ник, пробираясь на «Запорожце» сквозь поток машин.– Может, там интересное что... Имена какие, адреса. Суммы... Он говорил о деньгах... Наверняка наличные, налогом не обкладывались. Аль Капоне за неуплату налогов чуть не полвека срока схлопотал. Господи, какая чушь в голову лезет! Я же не агент ФБР. На налоги эти мне плевать, а я все пытаюсь что-то такое... Если пожарные вовремя приедут, то ноутбук в милицию попадет, пусть они и разбираются. Только, судя по всему, пожарных скоро ждать смысла нет...»

Ник автоматически перестраивался, стараясь держаться в потоке машин, нигде не вылезая вперед и не отставая чрезмерно. Крайний всегда достижим: ему свистит гаишник и палочкой на обочину кажет. А попробуй меня из второго ряда, да из-за грузовика выковырять – фигушки. И смотреть на них нельзя. Следишь за дорогой– и следи. Гаишники не статуи античные, чтобы на них пялиться. И так спокойно доедешь, куда тебе надо.

Дельце еще одно на вечер накрутилось, но сейчас надо было передых себе дать. Ноги болели, несмотря на ручное управление, автоматически давили в пол, искали лихорадочно привычные педали. Штанина в запекшейся крови царапала кожу, остальная одежда набрякла и начинала неприятно вонять.

Ника чуть подташнивало. Он не давал себе расслабиться. Сначала надо было довести дело до конца. Хотя бы вот это дело. А довести до конца —значит, припарковать машину у подъезда и без приключений войти в Пашкину квартиру. До этого момента все продолжается.

Наконец Ник выехал на знакомую улицу, свернул на подъездную дорожку и с облегчением заглушил мотор. Поставил машину на передачу, чтобы не укатилась, вылез на свежий воздух, который после душегубки кабины показался живительным.

Но пока машину запирал, свежий воздух стал для него неприятно свеж и по телу прошлась зябкость. Зазнобило слегка.

«Плохо дело,– отметил Ник.– Изнежился я в Штатах. Надо сейчас же меры принимать,»

Оц прошел в пустынный, слава Богу, подъезд, автоматически проверил замок. Никто его не трогал. Отпер дверь, вошел. В ванной горел свет.

– Все в порядке,– сказал Ник квартире.– Короткий отдых, и ты мне не мешай!

Квартира стерпела. .

Ник зажег повсюду свет, тщательно задернул занавески, прошел в ванную и, пуская горячую воду плотной стеной, начал раздеваться, с удовольствием сдирая с себя заскорузлую от пота, ила, грязи и крови одежду.

В гостиницу пока нельзя. По времени не вытанцовывается. Уже почти стемнело, особенно поздно, чтобы не привлекать к себе внимание, возвращаться тоже не следует. Значит, надо будет вечером навестить пару голубых и не позже полночи вернуться к чудесам цивилизации...

Ник погрузился в горячую, еще мутную от пузырьков воду и застонал. Отчасти от удовольствия, отчасти от резкой боли в районе пореза. Порезанную ногу пришлось вывесить за борт и блаженствовать без нее.

Так, Лепчик о его приходе предупредил. Только не назвал квартиры, но координаты точные. Там их двое. И они,– это Ник знал,—не должны умереть просто. Он помнил доктора с его советами. Просто так порешить двух лопухов ничего не стоило. Но тут следовало хотя бы перед смертью провести некоторую «просветительскую» работу. Эта пара должна знать, почему и за что. Иначе терялся смысл всего действия. В конечном счете Ник вовсе не считал себя профессиональным «чистильщиком». Он хотел дойти до самой глубины, самой сути чистки.

В этом был прямой резон. Он не считал, что можно вот так, как это делают герои вестернов, бороться с космическим злом. Надо было разобраться со злом локальным, ясным, вещественным. Ник ясно понимал, что в его действиях не только напрочь отсутствует само понятие Закона, но и нет никакого воспитательного вектора. Люди, которых он воспитывает, будут после воспитания мертвы. А поскольку он предполагал, что так и останется «инкогнито», то на остальных подонков его действия большого влияния не окажут, они просто не узнают, что плохого совершать нельзя. Нет, это было просто частное дело. Только Ник подходил к нему с профессиональной точки зрения. ,

По всему получалось, что в пределах этого небольшого городка до сих пор жило несколько людей, которым им, Ником, был подписан смертный приговор, но поскольку сам Ник понимал, что на каждом из этих людей много, ох, много всего, их следовало в «момент истины» проинформировать, за что они умирают.

Значит, надо было дать им время – для осознания. Это было сложно, гораздо сложнее, чем просто акция, но делать нечего...

Значит так: их двое. Открывает один. Второй в глубине... Как быть? То ли мочить первого, а потом перебираться ко второму, то ли хитрить...

К сожалению, хитрости планировать практически невозможно, если ты, конечно, не наперсточник. Надо было действовать с прохладцей, но по обстановке. И самое главное: Нику нельзя подставлять лицо. С набитой мордой ему в гостиницу было заказано.

Ах, как просто порешить их из «узи» и горя не знать... Но так совсем, совсем не имело никакого смысла...

Ник не читал Кафки, но подсознательно понимал, что без объяснения его месть окажется просто убийством. А этого ему не хотелось.

Решив действовать по обстановке, он вылез из ванной, окатил свое тело холодным душем и насухо вытерся.

Пришло время подготовки.

* * *

Ник тщательно перебинтовал ногу, спрыснул саднящее колено заморозкой, которую прихватил с яхты, и с сомнением осмотрел одежду.

С этой парой приходилось расстаться. Курточку еще можно использовать, но штаны и рубашка были в плачевном состоянии. Пришлось еще раз потрясти Пашин шкаф.

Обнаружились отвратительного вида брюки и пуловер, который когда-то определяли как «лапшу».

– Ладно,– сказал себе Ник.– Не на танцы. Особенно выряжаться смысла нет. Все-таки к голубым идем, пристанут еще к такому гарному хлопцу...

Квартира молчаливо согласилась с этим тезисом. Ник натянул на себя одежду, попрыгал на месте. Все было нормально.

«Узи» он решил с собой не брать, чтобы не провоцировать ситуацию, ибо соблазн все-таки был. Взял на всякий случай пистолет, сунул в задний карман: Прихватил моток клейкой ленты, которой в аэроггорту перебинтовывал сумки с гуманитарной помощью. Не думал он тогда, что она может пригодится для такого дела.

Нужен был еще пакет. Лепчик говорил о пакете. Ник огляделся. Ничего подходящего на глаза не попадалось. Наконец, решив не усложнять, он завернул в бумагу изодранную и грязную одежду, которой все равно место в мусоропроводе, заклеил той же лентой, взял под мышку и вышел на улицу.

* * *

Ехать было недалеко. Быстро темнело, Ник, покопавшись, обнаружил, как включаются габариты и ближний свет и, понадеялся, что все это работает, поскольку никакого существенного изменения в освещении дороги не обнаружил. Движение к вечеру было значительно меньше и приходилось хитрить, чтобы не попадаться на глаза гаишникам. Впрочем, те, как обратил внимание Ник, больше интересовались машинами побогаче, на него же внимания не обращали вовсе, видимо демонстративный затрапез его металлического коня не предполагал возможности содрать с владельца сколь-нибудь ощутимую мзду. .