Текст книги "Окраина. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

– Да не от боли она, – пробурчал Генка. – Руки Сергеича увидела. Не думала, что так поджарился.

Позади Мариэтта скорбно шмыгнула носом.

– Так я что, нарочно, что ли? – ошарашенно сказал Андрей. – Вы это прекратите. Все пострадали, и все терпим. Потом будем раны зализывать. Время поджимает.

– Никуда они не денутся, – рассудительно откликнулся Генка. – Ведьма, конечно, понимает, что мы вернемся. Но раньше завтрашнего дня с места не сдернется. Без старика она нищета последняя, а барина еще нужно уговорить с места сорваться.

– Уговорит. Дар убеждения, отработанный на школярах, она имеет. Хотя барина она вряд ли часто лупит.

– Ага, интересно, как она этого мухомора захомутала? Вот уж не думал, что завучи обольщать умеют, – Генка покрутил головой.

– У них хобби общее, – мрачно сообщила Мариэтта. – И почему нам на садистов и псинлюдоедов так везет?

– Стоп. Статистические выборки потом делать будем, – сказал Андрей. – Первая задача – не дать ей уйти. Гоняться за нехорошей женщиной по всей Российской империи не имею желания. Второе – вернуть казенное и личное имущество. Иначе както стыдно получается. Третье – «транслятор». Про него мы так ничего и не узнали. Возможно, его вообще нет, а шалости Нины Ниловны – просто стечение обстоятельств. Четвертое – Алексей Валентинович. Как бы там ни было, бросать его на произвол судьбы мы не имеем права.

– Кстати про «имущество». – Генка полюбовался своими белоснежными пальцами. – В усадьбе уже наверняка провели мобилизацию мужиков с раздачей кольев, оглобель, ухватов и прочих дубин. Мы окажемся в меньшинстве, следовательно…

– Это понятно, – Андрей поморщился. – Попробуем изыскать материальные резервы. Насчет БеркутТомова мнения есть?

– Какие мнения?! – неожиданно взорвалась Мариэтта. – Козлина старая, стукач вонючий. Изза него меня, как девчонку… Еще и бормотал чтото назидательное, даун престарелый. Жиловна его в консультанты по научной части зачислила. Башку бы ему прострелить. Нет, я понимаю, гражданин начальник, так не положено. Но моя бы воля… «Я, деточка, всегда тяготел к приличному и образованному обществу». У нас в ФСПП трибунал имеется?

– Без всякого трибунала по своей старой статье на зону загремит дворянский жир растрясать, – пообещал Андрей. – Только давай, Маня, без самосуда. Мы работаем.

– Раз работаем, так я рабочую версию имею, – проворчала девушка. – Насчет «транслятора». Помоему, это мальчишка.

– Какой еще мальчишка? – удивился Генка.

– Обыкновенный. На вид лет семь, сопливый, на левой кисти болячка. Все время ее ковыряет, за что по лапам получает. Он то ли воспитанник, то ли сирота, на откорм взятый. Жиловна все время его при себе держит. Я уж в педофилии ее заподозрила, да уж слишком сопляк непрезентабельный, – Мариэтта заерзала, пытаясь устроиться удобнее. – В общем, есть у меня такое ощущение – он.

– По соплям определяешь? – Генка с сомнением покрутил подбитой рукой. – Неубедительно.

– Ой, эстет какой. Меня когда помяли и повязали, барин решил лично диковинную добычу разглядеть. Ну, больше на мои стринги глазел, а наш баран БеркутТомов все досье на меня вываливал. «Любовница главаря шайки», то да се, «с раннего возраста по рукам пошла». Жиловна наводящие вопросы задавала, чтобы разговор в сторону «скольжения» не повернул. Она, как я поняла, роль беглой сербской дворянки играет, а мы, значит, злоумышленники, янычарскими заговорщиками подосланные. Не знаю, как барин на такую туфту купился, но я даже польщена была. Иностранный террор мне еще ни разу не шили. Так вот, мальчишка весь допрососмотр в уголке тихонько сидел. Дрожал больше, чем я, честное слово. Глаз с меня не сводил. И, помоему, пытался сканировать. У него гдето девятьдесять единиц «Экста». Резко так концентрируется, как ножом. Аж мороз по копчику. Ну, потомто мне копчик согрели…

– Понятно. – Андрей чувствовал, что начинает дергаться, и ничего не мог с этим поделать. – С мальчиком придется разобраться. Выходим, как только будем готовы.

* * *

В «Боспоре» царила неизменная тишина, только на втором этаже беззвучно мерцал телевизор. Никого из «целлулоидных» не видно, а онито как раз были нужны срочно. Андрей натянул свежую футболку и пошел в аппаратную. Никого. Начальник «КП29» двинул ногой по обшарпанному креслу. Нет, нужно успокоиться. Пока только о раскосых глазах, жмурящихся от боли, думаем, дела не будет. Нужно успокоиться, время еще есть. Полно времени. Усилитель, вытяжка, выпрямители, бобину возьмем снизу… Загуделозасияло, застрекотала лентопротяжка… «Новости дня № 582». «На встрече с руководством республики хлопкоробы Ферганы заверили, что…»

– Старые новости, а, Старый? – Горгон крутанулся на кресле, неловко отталкиваясь короткими ногами, сафьяновые сапоги чиркнули подковками.

– Нам новые новости ни к чему, – пробормотал Андрей. – Со старыми новостями както спокойнее. Помощь нужна, господин Горгон.

– Да уж вижу, – старик кивнул на забинтованные руки смотрителя, – граблито не отвалились?

– Шевелятся.

– Ну и ладненько. Деньги? Путь подсказать? Ножичком поработать?

– Путь знаем, поработаем сами. Оружие бы нам. Както случайно голые остались.

– Ну, по железкам вашим – это к сыщику. Сейчас досмотрю, кликну. Может, девчушку прихватите, пусть разомнется?

– По пустякам сеньориту беспокоить не осмелимся.

Горгон ухмыльнулся и отвернулся к экрану. Пока он с глубочайшим вниманием следил за рапортом буровиков, Андрей машинально принялся чистить натяжные полозки. Когда киножурнал окончился, вернул бобину в фильмостат. Из коридора тянуло знакомым сигарным дымом. Комиссар стоял у окна, дымил и разглядывал сумрачное небо.

– Андре, вы неосторожны. Так можно и доиграться.

– Согласен. Извлечем уроки и сделаем выводы.

– Нуну, опять большевистские формулировки. – Комиссар откинул полу пиджака, скрывающую продолговатый сверток. – Увы, все, что имелось под рукой. Как я понял, время не ждет?

Андрей развернул небрежно завернутый в кожу угловатый пистолетпулемет и пару магазинов.

– Благодарю. Полагаю, нам хватит. Дело действительно срочное. – Андрей протянул хозяину шелковистокожаную упаковку оружия.

– Это для мадемуазель, – небрежно махнул сигарой комиссар. – Не обижайтесь, но, помоему, вы ее безвкусно одеваете. Милая ведь особа. Кажется, ее сильно обидели?

Андрей взглянул полицейскому в лицо:

– Если желаете назвать меня тупой скотиной, валяйте. Возразить нечего.

– Ну, старина, не впадайте в крайности. Все наладится. Желаю успеха. Непременно передайте мадемуазель мои наилучшие пожелания.

Генка ухватился за оружие, заклацалзащелкал:

– Ого! «МАТ49» ^[10] – я такую штуковину и в рукахто не держал. В наших краях раритет.

– Это в каких ваших? В больнице, что ли? Или вспомнил что конкретное?

Генка смущенно глянул на командира:

– Так я вроде много чего помню. Только главное ускользает. Вроде вотвот – и ни в дугу. Не могу сосредоточиться.

– Ладно, сейчас на другом сосредотачиваемся. Патронов у тебя не ящик. Улавливаешь?

– Так мы, это, не в карательную же идем? Или в карательную?

– Мы работаем. Никаких воспитательных акций, – строго сказал Андрей.

Генка смотрел с сомнением:

– Помоему, ты их всех в усадьбу загонишь и того… Нет, я не то чтобы осуждаю…

– Заглохни. Только работа. Иди, одевайся, и выдвигаемся.

Андрей повесил дареную куртку на ручку двери радиоузла, собрал в кабинете остатки пиротехники и пошел в мастерскую. Из наличного оружия имелся один «экспедиционный нож» – странная помесь мачете и саперного тесака. Следовало хоть подточить уродца. Андрей поработал с наждаком, взялся за брусок. Среди шорканья почувствовал, что сзади ктото стоит.

– Ты как?

– Хорошо. Только сидеть не могу, – тихо сказала Мариэтта и вдруг ткнулась лбом в спину начальника. – Спасибо.

– За что?

– За куртец. И вообще.

– Куртку тебе комиссар подарил. Тот, что из «целлулоидных». Попенял, что мы тебя плохо одеваем, и облагодетельствовал.

– Я сама виновата. Вкуса у меня нет. Сергеич, тебе сильно мою попу жалко?

– Мне тебя целиком жалко. Кажется, я их всех поубивать готов.

– Всех не надо. Одногодвух. Я не ХешКе, мне будет достаточно.

– Да, ты у нас девочка скромная. – Андрей осторожно обнял коллегу за шею и поцеловал в волосы надо лбом. Черные взлохмаченные пряди пахли водой Москвыреки.

– Вообщето, можно было и не так целовать, – задумчиво заметила Капчага.

– Не начинай. Времени нет и…

В коридоре раздался вопль Генки:

– Ах ты сволочь!

Мимо двери чтото с фырчаньем пронеслось, следом босиком зашлепал Иванов:

– Душман проклятый!

Выскочившие в коридор Андрей и Мариэтта успели проследить, как кот шмыгнул за угол в конце коридора. Генка бессильно тряс автоматом.

Мариэтта захихикала.

– Патроны всетаки экономишь? – сдерживая смех, поинтересовался Андрей. – Жаль, к этому «МАТу» штыкнож не положен.

– Шутите? – возмущенно подпрыгнул на месте Генка. – Эта тварь облезлая мне прямиком в ботинки нагадила. У меня, между прочим, единственная пара обуви оставалась. Босиком идти? В расчете на трофейные лапти?

– Я говорил, дверь закрывай.

– Ага, и еще растяжку поставить. Нет, вернемся, если патроны останутся, я этого плешивого террориста точно пристрелю.

– Он совсем не плешивый, – встала на защиту мелкого диверсанта Мариэтта. – Так, средней пушистости зверек. И он не со зла. Просто демонстрирует самостоятельность и независимость.

– Накласть в обувь соседа, который тебя подкармливает, – признак независимости? – удивился Генка. – Этот котяра, случаем, не украинских незалежных кровей будет?

– Отставить политически близорукие высказывания, – приказал Андрей. – Сейчас выдам из НЗ спирта – продезинфицируешь пострадавшие предметы одежды. И выходим.

* * *

Перешли довольно точно. Метили в рощу у усадьбы, оказались прямо на дороге. Поспешно скрылись в березняке. Вроде никто не заметил. Крыша усадьбы проглядывала сквозь веселую весеннюю зелень. Агенты «КП29» устроились на опушке – отсюда можно было наблюдать большую часть усадьбы и спускающуюся по склону дорогу. Проверили рации – в виде исключения, работали. Генка быстро нарезал ветвей, замаскировал НП.

– Я ближе к тем зарослям переползу, оттуда и двор, и окна просматриваются.

– Давай, только внимательнее. Наткнется ктонибудь ненароком. И связь поддерживай.

Генка кивнул и уполз по молодой травке.

– А здесь совсем лето, – с завистью отметила Мариэтта.

– При «скольжении» в «Фату» временная параллель довольно относительная. Здесь, наверное, конец мая. Маня, тебе лежать удобно? Вот лежи и наблюдай. Мы не на пикник прибыли.

– Я догадываюсь. Лежать мне удобно, но некоторые части тела напоминают, что не пикник.

– Хочешь, я тебе дам таблетку спогана?

– Не люблю я химии.

– Тогда лежи и наслаждайся природой.

– Да я и так тащусь вовсю. Хорошо, что комаров нет. Вы почему со мной разговаривать не хотите?

– Почему не хочу? Только в засаде болтать не положено.

– А что в засаде делать положено?

– Наблюдать. Слушать. Анализировать. Держать на прицеле подозрительные цели.

– Вы меня прицелом не снабдили, и вообще я всего три патрона имею. А у вас вообще ствола нет.

– Предупреждены, значит, и вооружены. Сама знаешь, времени в обрез было. Держи оптическое вооружение, – Андрей сунул девушке бинокль.

Мариэтта долго рассматривала в оптику строения усадьбы, потом, не отрываясь от окуляров, ляпнула:

– Андрей Сергеевич, я вас все равно люблю. Думала, вы меня в «Боспоре» оставите, а вы как честный…

– Оставил бы, да мощность нашего «Экста» стремительно падает. Без тебя бы загремели непонятно куда.

– Я и говорю, честный вы. На комплиментах и прочей куртуазности экономите. Мне нравится. И то, что мерзкую официальную «Мариэтту» подзабыли. «Маня» прикольно и очень подомашнему. Серьезно, Сергеич, без ума от тебя девушка. Жаль, пары децелов смелости коекому не хватает.

Андрей тяжело вздохнул.

– Нет, я все улавливаю, – продолжала неугомонная Капчага. – Но я всетаки пострадавшая. Мне моральная поддержка необходима. Что, трудно было бы обнять, в пострадавшее место чмокнуть? Я же чувствую, тебе противно не было бы. Хоть как выступай, я тебе нравлюсь.

– Дурочка. Тебя сейчас только в филейные части и целовать. Вот бы ктото визжал.

– Да я бы обмерла от блаженства. А то вы не знаете, о чем современные женщины мечтают.

– Ты очень современная. Сидеть не можешь, а фантазии…

– И что ненормального? Боль и кайф всегда в одном флаконе. Мне ХешКе рассказывала…

– Молчи, Капчага! Я сейчас покраснею так, что вся маскировка прахом пойдет.

– Не преувеличивай. Ты мужчина искушенный. ХешКе говорит…

На счастье Андрея, подала признаки жизни рация. Генка докладывал, что наблюдал объекты. Барин ходил к конюшне, Охлобыстина тоже мелькнула. Дворня бегает. Похоже, вещички собирают. Мальчишки тоже имеются, но идентифицировать не получается ввиду удаленности. Андрей приказал возвращаться к дороге. Выезд с усадьбы один – перехватывать придется у рощи.

– Упряжку я тоже вижу, – сказала не отрывающаяся от бинокля Мариэтта. – Провозятся еще долго. Не успела Нинель Жиловна выдрессировать здешних кучеров и прочих водителей кобыл. Время у нас есть. Андрей Сергеевич, так почему вы не хотите со мной близких отношений?

– Маня, я с тобой дружу, – сердито сказал Андрей. – А интимных отношений действительно не хочу. Дурно спать с юными девчонками, даже если они привлекательны. Да и не в этом дело.

– Ой, а в чем же? С кем вы возжелаете спать, гражданин начальник? С той черной вивисекторшей из начальства, что на похоронах была? Трахнули ведь ее? Или она вас? Виновата, молчу, и так все понятно.

– Отношения между взрослыми независимыми людьми совсем иное дело.

– Полный абзац, да когда же я для вас школьницей перестану быть? – жалобно воззвала к березовому стволу Капчага.

– Вы что тут шумите? – Генка темным бесшумным крокодилом выскользнул из травы. – Опять Манька чувства домогается? Сергеич, я бы на твоем месте давно бы в радиоузел переселился. Две койки сдвинуть можно…

– Иванов, тебя спросить забыли! Я с подростками не сплю, можно это понять или нет?

– Можно, – слегка растерянно согласился Генка. – Только Манька постарше меня будет. Она просто выглядит молоденькой. Что ж, и я, потвоему, тинейджернедоумок?

– В какомто смысле. Я больше чем вдвое старше Мариэтты. На что наши отношения будут похожи?

– На нормальную любовь, – насмешливо подсказала Мариэтта. – Кого сейчас разница в возрасте смущает? Высчитываете, понимаешь, все. «Больше чем вдвое». Два года могли бы и списать.

– Да не только в годах дело. Тебе адекватный человек нужен, здоровый, перспективный, без груза ошибок.

– Без груза? – както даже напуганно переспросила Мариэтта. – Мне? И он меня понимать будет?

Девчонка отчегото переглянулась с Генкой. Начальник слегка обеспокоился. Генка подумал, почесал нос и спросил:

– Сергеич, а ты про Маню что знаешь?

– Про ее художества? Знаю в общих чертах. В досье статьи дела перечислены.

Генка кивнул, достал из рюкзака половинку батона, плавленые сырки и коробку конфет – больше в холодильнике ничего «полевого» не нашлось.

– Давайте перекусим пока. – Генка скрутил пробку с фляги.

Андрей жевал сырок с черствым хлебом, запивал безвкусной водой и разглядывал усадьбу. К коляске, едва виднеющейся за домом, притащили какието плетеные короба, тут же поволокли обратно. Этак они до ночи провозятся. Нехорошо. Нехорошо чувствовать рядом с собой отчуждение. Подумаешь, племя младое, незнакомое. Знают они то, что начальник не знает.

Генка аккуратно вскрыл дерн большим разделочным ножом, позаимствованным в пищеблоке, спрятал в землю конфетную коробку и остатки фольги.

– Мань, ты бы рассказала. А то странно получается.

Капчага кивнула.

– Андрей Сергеевич, я думала, вы про меня все знаете. Давайте я про жизнь свою дурацкую расскажу?

– Так я разве возражаю? – неуверенно пробормотал Андрей. – Только о наблюдении не забываем.

– Я присмотрю, – заверил Генка, поднял бинокль и сделал вид, что отсутствует.

Мариэтта осторожно вытянулась на боку и прикрыла глаза. Ресницы у нее были не то чтобы безумно длинные, но красивые. И это без всякой косметики. Андрею стало неловко, как всегда, когда смотрел на девчонку.

– Овдовела я через пять месяцев и тринадцать дней после свадьбы, – едва слышно сказала черноволосая девочка. – Он был веселый. Можете не верить, но меня любил безумно. Ухаживал – цветы, конфеты, игрушки мягкие. Настойчивый. Мы вместе учились в колледже. «Менеджмент турбизнеса». Я школу коекак домучила по причине собственной мерзостности характера. Он тусовался, в армию сходил – комиссовали. Слабоват характером был мальчик. Но меня любил как сумасшедший. Абздольц, купилась я на те красивые подходы, веселье и прочие фишки. Он добрый был, симпатичный. Ну и втюрилась, лахудра неполноценная. Вместе жили. Он клялся, что умным и правильным, прямо как ВинниПух, будет. Свадьбу в начале лета сыграли. Я была в платье «голубой бриллиант». Говорили: очуметь, до чего хороша. Принцесса. И я чумела. Гуляли. Он и мне, и родителям клялся, что все – он взрослый, умный, ответственный. Он же не мог мне врать, срань вселенская, просто не мог! Понимаете, он же меня любил…

Андрей понимал. Парень любил. Искренне. Носил на руках, таскал цветы и ярких пушистых мишек. Работал водителем на фирме ландшафтного благоустройства и еще подрабатывал. Квартира была, денег на клубы и пикники с шашлыками хватало. Еще кредит взял на чужое имя. Новая техника, ноут, телевизор во всю стену, кабельное ТВ и диски новые каждый день. Жена молодая – любимая. Вот только слабоват парнишка был в коленках. Еще в школе жизнь пресноватой казалась. И раскрасить ее оказалось легко. Травку курил, выпивал, нюхал. «Приходов» посильнее хотелось. И пришелприлетел в аккуратном шприце героинискуситель. В армии – залет с «баяном». Отчислили, отец дело замял. Потом еще залет и еще. Курс дорогого лечения. Повторный курс. Вроде отцепилась «гертруда». Учеба. Любовь – сильное средство. Семья, работа и учеба. Даже о детях задумывались. Мариэтта была не против. Ей нравилось дом строить. Хотя и не совсем получалось. Все мелькала «гертруда» – то за спиной, то на улице проскользнет, то в толпе друзейприятелей. Вкрадчивую тварь шашлыками и буйным сексом не затмишь. Чистая химия в венах – это же без труда, сразу, только пожелайподдайся.

– Мы хорошо жили, – ожесточенно шептала Мариэтта. – Весело. На море съездили. Тряпки, музыка – денег хватало. Только иногда с деньгами облом приключался. Он не выдерживал – доза, две. «Чеки» я находила. Он ведь каждый раз случайно ширялся. Один раз. По поводу. Клялся, что последний раз. За меня цеплялся. Я вытягивала. Он же уже мой был. Любимый. Вместе легче. Гуляли мы красиво. Экспериментировали. Травка, групповой секс. Я не прочь была. В общем, даже нравилось, хотя ощущения абзац как размазываются. Да я бы, чтобы его отвлечь, сама бы девчонок приводила. Но ему вроде не нужно было. Меня он удовлетворял. Мальчики симпатичные у нас тусовались. Он не жадный был и не ревнивый. Вроде все для меня. Вместе выдумывали, лишь бы дальше от героина. Он меня любил. Клялся. И всетаки врал. Врал! Сволочь…

Она проснулась утром. Был выходной. А накануне повеселились. Голову ломило. Развороченная кровать. И его нет в постели. В туалете горел свет. Дверь старинная, массивная. Сразу поняла. Но не верила. Когда дверь вскрывали, села на кухне, сжалась. Все равно позвали. Он там сидел, ссутулившись, со спущенными штанами. Жгут на локте. Ложка и пустой «баян».

– И я стала пустая, – пробормотала Мариэтта, глядя в небо, подернувшееся первой вечерней дымкой. – Я видела, что он сдох, и не могла поверить. Он был теплый, хотя ноги уже окоченели. И трупные пятна на плечах. Вы видели когданибудь трупные пятна? Ну да, вы же все видели. «Скорая» уехала, менты еще не приперлись, когда приехали его родители. Он сидел на толчке, как последний лох, а мама села у его ног и плакала. И я была пустым местом. Я не могла ничего сказать. Я проспала. Я проспала человека, которого любила. Мне ничего не сказали. Никто ничего не сказал. Я была ничем. До сих пор не могу поверить, что он со мной так поступил. Накануне вечером обмолвился, что его с машиной подставили. Изза двухсоттрехсот баксов снова соскочил? Повод, опять повод. Ну не сволочь, а? Я его любила. Я любила это чучело, околевшее на толчке. Черт, и сейчас не могу поверить. Так любил он меня или нет?

Мариэтта со стоном повернулась на живот, уткнулась подбородком в локоть.

– Следствие для порядка открыли и закрыли. Героин оказался разбодяженным. Но это неважно. Он, мой муж, – это теплое тело в сортире, никому не был нужен. Только мне и родителям. Ну? Тупая история? Меня моя семья утешала. У меня есть семья, а вы как думали? Только что за абзацы меня утешать? Не знаю уж, какое горе положено по такому случаю, но я просто врубиться не могла. Почему он так? Ну полный клоун. Взять и меня кинуть. Какойто жмых маковый интереснее меня, да? Ну не могла я врубиться. Думаладумала и доперла, что нужно спросить. У того, кто точно знает. Свистнула из кладовой автомобильную лопатку и поехала на кладбище. – Мариэтта коротко рассмеялась. – Как вам такой зачет? Не вышло у дурочки. Вы в курсе, что на кладбищах охрана имеется? Я не додумалась. Вроде выбрала время, чтобы потемнее. Только углубилась по колено – земля мерзлая, – повязали. Ну, дебилка, чего с меня взять. Шуму было много. Я там одного дядю лопаткой сгоряча чиркнула. Хорошо еще, деньгами за лечение взял. В психушку меня тоже, слава богу, не упекли. Мурыжили меня, мурыжили, вдруг бах, – и я в ФСПП. Круто, а? Или лучше бы меня долго и хорошо лечили, да, гражданин начальник?

– Что ты ко мне с этим «гражданином начальником» прицепилась? – пробурчал Андрей. – Смотри, я взад на Мариэтту Тимуровну переключусь.

– Не нужно, – агент ФСПП Капчага всхлипнула. – Вы бы мне какнибудь свои соболезнования высказали, что ли?

– Я бы тебя по заднице ободряюще хлопнул, да ты взвоешь. – Андрей взял узкую ладошку девушки, осторожно сжал. – Соболезнования тебе уже на хрен не нужны. Выбралась, будешь жить долго и счастливо. Ты, Маня, полезный человек в команде. А то все уже в прошлом.

– Действительно. Хорош, Манька, переживать. Насчет кладбища тоже… в голову не бери. Разговоры с мертвецами обычное дело, – заверил прямолинейный Генка. – Помню, в горах мы шли. Видим, старик сидит…

Андрею очень хотелось остановить сей не вовремя оживший поток воспоминаний, но Генка и сам заткнулся на полуслове.

– Что?

– Вроде выползают.

– Давно пора.

Ждать все равно пришлось. Во дворе усадьбы собрался народ, барин чтото вещал, должно быть, отдавал последние указания. Охлобыстина тоже топталась во дворе, перед ней суетились и кланялись две девки. Никаких подозрительных мальчиков Андрей разглядеть не мог, правда, он единственный из агентов сейчас не был вооружен оптикой.

– Нравы дворянской усадьбы, – прокомментировал Генка. – Экскурсия крайне познавательная, да еще за счет ФСПП. Вот нам повезлото.

– Можешь свои пальцы не считать, а я за экскурсию явно переплатила, – пробурчала Мариэтта.

– Виноват. Я нынешний момент имею в виду.

– Нынешний еще ничего. Слушайте, а мне кажется, или они все за реку поглядывают?

– Ясно, поглядывают. Мы же туда убегли. Охлобыстина наши возможности не афиширует и правильно делает. Но как спокойно, сучка, держится. Между прочим, ей здесь не в учительской заседать. – Генка почесал биноклем нос. – Сдается мне, они сумерек ждут, дабы мы, то есть сербскотурецкие инсургенты, маневр не засекли. Маня, ты заметила, что на чердаке наблюдатель посажен?

– Офигеть, а я не пойму, почему они еще и вверх поглядывают.

– Так, дайте мне посмотреть, – приказал Андрей.

Мариэтта дернула губами, но смолчала, передала бинокль. Андрей мельком коснулся теплых пальцев и подумал, что девочкой для него она больше никогда не будет. Юная женщина, прожившая короткую, но совсем не безоблачную жизнь. Вдовушка. Но это абсолютно ничего не меняет. О работе нужно думать.

Двор усадьбы был виден плохо, но что происходит, и так понятно. Лошади уже утомились стоять запряженными. Большая часть дворовых разошлась. У коляски и двух возов остался барин, трое крепких мужиков, одетых подорожному. Госпожа Охлобыстина уселась на вынесенный из дома стул. Андрей рассматривал беглого завуча. Девятнадцатый век определенно пошел Нине Ниловне на пользу. Свежая, строгая дамочка в чудной шляпке; Андрей силился вспомнить: капотом она называется или капором? Сидит баба прямо, приглядывает за барином. Тот, сухонький, седоголовый, озабоченно прохаживается, притоптывая верховыми сапожками, то и дело вскидывает подзорную трубу, осматривает речную долину. Хм, кстати, антикварная вещица, почти пиратская.

Все както странно. До Москвы два шага, а здесь военное положение объявили изза троицы босых и частично выпоротых бродяг. Ну, это влияние «Фаты» – жизнь ощутимо отдает иллюзорностью. Возможно, для барина Москва расположена куда дальше, чем для агентов ФСПП. Мир, рожденный человеческими фантазиями, да еще и причудливо преломленными сдвинутой «Фатой». Впрочем, смерть и страдания здесь так же реальны, как в «Ноле». Интересно, полностью ли осознает Охлобыстина различия между реальностями? Или ей все равно? Черт, что же с ней самой делатьто?

– Ген, как думаешь, где полицайполицмейстер? Он конвой, случаем, не приведет?

– Полицай в арсенал поехал за новым стволом, – сказала пытающаяся умоститься на другом боку Мариэтта. – Он, кстати, не исправник, а помощник исправника. Интересно, его под суд за утерю личного оружия не отдадут? Было бы прикольно.

– Вряд ли, – пробормотал Генка. – В здешние времена ствол можно в охотничьем магазине купить. Были бы деньжата. Да и не в городе твой знакомый, Маня. Небось облаву возглавляет. Вдоль реки бегает, потеет. Собакто в усадьбе сейчас почти не осталось. Очень ты обидела стража порядка. Слушайте, а помощник исправника – это кто? Капитан или лейтенант?

– Хрен его знает. Лишь бы баре ехали побыстрее, пока его нет, – Андрей покосился на подчиненного и неожиданно для себя ляпнул: – Капчага, ты не стынешь? Легла бы на рюкзак. Земля сырая.

Мариэтта отрицательно помотала головой и улыбнулась. Андрею моментально стало стыдно – ведь не так поняла девчонка.

– Ну слава богу, – Генка опустил бинокль. – Садятся. Я на исходную?

– Катись, – Андрей заворочался, разминая ноги, и с некоторым опозданием спросил: – Иванов, ты с кавалерией или гужевым транспортом воевал?

Генка, уже было уползший, обернулся:

– Както шестерых ослов с вьюками в плен взяли. Да ничего особенного. Лучше по копытным не бить – жалко. Но пугнуть – милое дело.

Андрей повертел в ладонях взрывпакеты, посмотрел вслед Генке – над кустами уже сгущался сумрак.

– Маня, не дай тебе бог вперед полезть. Сиди со своей мортирой в тылу и наблюдай. Такое у тебя боевое задание. Понятно?

– Ну, вообще абздольц, гражданин начальник. Я и малолетняя, и туповатая, да еще и слышу плохо. Я, между прочим, дисциплинированная. Почти всегда.

– Надеюсь. Курок только не взводи. Меня твоя мортира пугает не на шутку.

Мариэтта гордо глянула на трофейный «смитвессон»:

– Девайс! Патронов бы еще.

Андрей подумал, что правильно в ФСПП не всем подряд оружие дают. Ладно, об этом позже. Коляска уже вовсю катила от усадьбы. Возы тянулись следом. Господин Белобородов, похоже, натуральную эвакуацию проводил – вон поклажи сколько. Или это дорожные припасы?

С взрывпакетом вышло как по нотам. Андрей кинул на дорогу расчетливо – грохнуло перед лошадьми. Ржание, визг и треск вломившейся в кусты коляски последовали мгновенно и были заглушены вторым взрывом – рванул заряд, брошенный Генкой перед возами. Андрей вскочил, приободренный, – поначалу казалось, что коляска опрокинулась прямо в кусты, где и засел опытный Иванов. Нет, с этим угадали. На дороге валялся оторвавшийся чемодан. Лошади на ногах устояли, оба гнедых бесились, стремясь бежать дальше, скрипела опрокинувшаяся набок и прочно застрявшая между стволами березняка коляска. Какието вещи, плащ… Люди где? Чтото заворочалось под кустом, Андрей рванул туда, огибая лошадей. Кучер.

– Лежать, тварь! – рявкнул Андрей.

Мужик, пытавшийся нахлобучить шапку, замер, со страхом глядя на мудреный тесак в руках человека в темном. Дальше на дороге творилось чтото непонятное – кажется, возы сцепились. Ржала лошадь, ктото завопил:

– Караул, грабят!

Протрещала короткая, патрона в четыре, автоматная очередь, и Генка зверски проорал:

– Всем лежать! На землю! Бомбами закидаем!

В ответ закричали чтото непонятное. Андрей наконец увидел барина и Охлобыстину. Лежали под самой коляской, шевелились, путаясь в одежде и поклаже. Андрей вполсилы двинул барина ботинком в бок. Белобородов крякнул, стукнулся макушкой о сиденье, обмяк. Андрей не поджентльменски ухватил даму за шиворот, отволок от коляски.

– Мерзавец! Быдло! – хрипела Охлобыстина, слепо отмахиваясь руками.

Андрей схлопотал ногтями по ладони, разозлился, швырнул даму, наступил ногой на спину в дурацкой пелеринке.

– Замри, Жиловна. Цацкаться не стану. Доступно?

– Мерзавцы, это вам даром не пройдет, – беглая завуч норовила вывернуться изпод хамского ботинка.

– Товарищ майор, да рубаните ей башку разом, – посоветовал хрипловатый голос со стороны всхрапывающих лошадей. – Нет сил это шипение слушать.

Охлобыстина замерла, видимо, молодой хрипатый голос забыть не успела.

– Вы, сержант Капчага, чего от пулеметной позиции отошли? – сориентировался Андрей.

– Лошадок успокаиваю. У пулеметов Бендеровский с Паниковым остались, они коней не любят, – объяснила наглая Мариэтта.

Подошел, подталкивая кучера стволом автомата, Генка:

– Вы закончили? На ужин пора.

– Сейчас идем. – Андрей плашмя похлопал лезвием «экспедиционного» Охлобыстину по головному убору. – Нина Ниловна, эта штучка как называется?

– Капор, – прошипела Охлобыстина. – Собираетесь раздеть и обобрать до нитки? Чекистские опричники. Мужичье, возомнившее…

– Вы, Нина Ниловна, дура, – печально констатировал Андрей. – Лично я к вам вопросов больше не имею. Капчага, иди, заканчивай.

Мариэтта вышла из тени: огромный револьвер заткнут за пояс, коротенькая щегольская курточка распахнута, темные пряди прически должным образом всклокочены. Извлекла из набедренного кармана складной нож, не торопясь раскрыла. Озабоченно щупая острие, пробормотала:

– Значит, за то, что руку на мою попку подняли, – пальцы большие и указательные. За то, что слышали, как визжу, – уши обрежу. Ноздри вырвать – ну, это как положено. Да, еще веки обрежу – сильно рожа у вас тогда была довольная, Нинель Жиловна.

– Что за мерзкие шутки? – Охлобыстина села, дрожащими пальцами поправила капор. – Имейте в виду, все это незаконно. Я категорически возражаю.