Текст книги "Окраина. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

– Уж не промахнулись ли мы? – наконец засомневался Андрей и посмотрел на усадьбу, стоящую поодаль от дороги.

– Тудатуда, – подтвердила Мариэтта, подкидывая на плечах свой художественно заплатанный рюкзак. – Нужно было извозчика взять.

– Устала? – хмыкнул Генка. – Ножками полезнее. Быстрее хорошую форму наберешь.

– Не устала. Просто сейчас мы училку заберем и домой двинем. А лошадки здесь красивые, – пояснила Мариэтта. – Я лошадей с детства люблю.

– А лично я не люблю уставать как лошадь, – намекнул Алексей Валентинович. – Пришли, так чего ждать? Командуйте, Андрей Сергеевич.

– Значит, все уверены, что Охлобыстина там? – Андрей кивнул на усадьбу.

– Естественно, – удивился Алексей Валентинович. – Иначе чего мы сюда шагали? Мы же спаянная команда.

Молодая часть команды переглянулась с некоторым сомнением. Спаиваться с БеркутТомовым хотелось лишь до определенных пределов.

До усадьбы оказалось еще прилично. Поднимаясь по наезженной дороге, Андрей оглянулся. Со склона холма Москва казалась совершенно сувенирной. Маковки церквей, домишки и сады, река – лубок. Но бойкий лубок, раз огрызками пуляют. В общемто, красиво и благостно. Остров столичного града, вокруг архипелаг монастырей, деревенек, усадьб, рощ и перелесков. Красиво, но не жизненно. Одним словом, «Фата».

На дорогу выбрался мужик с мешком на спине. Шагал деловито, целеустремленно. Андрей посоображал, как начать, спросил:

– Братец, что за усадьба такая ухоженная?

– Так, барин, известное дело, – крышито на флигелях уже весной перекрыли. Поместье отставного капитана Ильи Ильича Белобородова. Вы к их высокоблагородию будете?

– Нет, братец, мы художникипередвижники, – Андрей тряхнул рюкзаком. – Пейзажами балуемся в часы, свободные от государевой службы. Для души и моциона полезно.

Про моцион мужик, оказавшийся дворовым этого самого Белобородова, вполне понимал. Видимо, гуляли городские баре по здешним живописным холмам частенько. Посоветовал идти на Комаров холм, оттуда самый боголепный вид на Воробьиные горы. Между делом Андрей поинтересовался: не прибился ли кто за последний месяц в усадьбу? Мужик очень удивился. В усадьбе порядок истово блюдут, и кошке лишней не дозволят появиться.

Прошли мимо рощи, до усадьбы оставалось всего ничего, и мужик заторопился. Сказал, что ждут в поварской, и трусцой двинул вперед.

– Что будем делать? – спросил Андрей. – Вваливаться незваными и интересоваться, не у них ли поселилась злая училкагувернантка? Так, вероятно, не делается.

– А как делается? – поинтересовалась Мариэтта.

– Нужно подойти, сослаться на какогонибудь знакомого. Наплести чтото про чудесные пейзажи, модные вернисажи, князя N, барона С, вот потом…

– Потом спросить, не приблудилась ли сумасшедшая дура? – Мариэтта насмешливо выпятила губу.

– Действительно, Сергеич, что тут сложности городить? – сказал Генка. – Это ж не секретная информация. Тем более если Жиловна у них застряла, они нам ее вернут. Связанную. И еще на извозчика денежку отстегнут.

– Вы забываете, что Охлобыстина вернулась домой и собрала вещи. Следовательно, приют она нашла. И даже какието знакомства завела, если учитывать предполагаемое появление Транслятора. Может она здесь гувернанткой устроиться? Или сиделкойприживалкой? Читает вслух какиенибудь «Русские ведомости» хорошо поставленным голосом.

– Скорее, ее живодеркой возьмут, – убежденно сказала Мариэтта.

– Живодерки должны быть красивые, – мечтательно заметил Генка.

– Что вы за чушь здесь несете?! – возмутился Алексей Валентинович. – Смотрите, какой дом! Какой сад! Роща великолепная. Дворовые постройки. Сразу видно, истинно русская душа с любовью и рвением все это возводила. Чистота дворянской идеи, не испоганенной всякими революциями и бесовщинойраспутинщиной. Здесь нужно учтиво, сердечно…

– Может, вы им родственник? По дворянским корням? – ехидно спросила Мариэтта. – Или они с бывшими партийными дворянами знаться не захотят?

– Я из коммунистов вышел по зову сердца, – укоризненно заметил БеркутТомов. – Тебе этого не понять, поскольку…

– Завязывайте дискутировать, – приказал Андрей. – Нас встречать идут. Не иначе как мешочник донес про подозрительных художниковпередвижников.

Навстречу поспешно двигались ядреная девка в ярком сарафане и крепенький лысый мужичок.

– Ой, да что ж вы встали, господа художники?! Пожалуйте в дом. Барин уж самовар велел ставить. Просит честь оказать. Пожалуйте, пожалуйте… – говорливая девка кланялась в пояс, тряся толстой косой. Мужик тоже кивал и истово кланялся.

Андрею стало неудобно. Ему давно никто не кланялся.

– Надо идти, – прошептал Алексей Валентинович. – Иначе не полюдски. Обидятся.

Девка с мужиком двигались впереди, часто оглядываясь. Девка трещала чтото про пирожки с курятиной, про крыжовенное варенье и какойто «кяхтинский» чай.

– Я чай из натурального самовара сроду не пила, – хрипло уведомила коллег Мариэтта.

Просторный двор открылся, когда прошли короткую тополиную аллею. У дома торчал порядком полинявший гипсовый грифон. Дом, при ближайшем рассмотрении, оказался под стать древнему мифическому животному. Глухо лаяли запертые собаки. Во дворе гостей встречали уже трое, правда, не на парадных ступеньках, а у дверей левого флигеля. Бородач в чистой нарядной рубахе пробасил чтото про дорогих гостей. Миловидная девица смущенно улыбалась. Третья тетка… Андрей не сразу опознал в статной женщине искомый объект. Всетаки фото и видео не дают полноценного представления о человеке. Отставной завуч Охлобыстина оказалась довольнотаки интересной женщиной. Раньше впечатление портило выражение лица. Брезгливая гримаса педагога, раз и навсегда уверившегося в неблагодарности человечества. Нельзя сказать, что ныне Нина Ниловна выглядела счастливейшей из смертных, но ее вытянутое лицо выражало вполне объяснимое, хотя и сдержанное любопытство. Когда встретилась взглядом с Андреем, коротко кивнула:

– За мной? Заждалась. Сейчас соберусь. Посидите, парного молочка выпьете. Наверняка давненько такого не пробовали.

Голос у Охлобыстиной был действительно хорошо поставленный. Дворовые разом замолчали, попятились, расступаясь. Нина Ниловна, приветливо, насколько может быть приветливым завуч, распахнула дверь и попросила:

– Посидите в малой гостиной, перекусите чем бог послал. Пять минут, не больше. Попрощаться мне нужно.

Все было както странно. Готовность Охлобыстиной, неожиданная приветливость челяди. Честно говоря, Андрей представлял себе дворню както иначе. И где хозяин? В гостиной дожидается?

Из тени дома пахнуло разнообразными запахами: масла и воска, старой мебели, еще отчегото крепко разило дегтем и луком. Смутно брезжил свет в левом углу прихожей. Андрей машинально повернул туда.

За спиной Охлобыстина сказала Мане:

– Вы, барышня, не стесняйтесь. Здесь всех по достоинству встречают.

– Темноватый век, – пробормотал Генка.

– Щас подсветим, – пообещали из темноты.

Андрей наконец догадался, что означают запахи сапог и ощущение странной тесноты помещения. Первый удар сумел парировать – судя по тому, как онемела рука, двинули дубинкой. Следующий удар подсек ноги. Андрей оказался на полу, скрипя зубами от боли в колене, поймал чьюто ногу, сумел опрокинуть противника. Кошкой завизжала Мариэтта. Ктото, схлопотав от Генки, отлетел с изумленным матерком. Андрей когото бил, но на самого удары сыпались со всех сторон. Встать не давали, крутили руки. Взвыл Алексей Валентинович:

– Менято за что?! Я здесь совершенно ни при чем!

Голосом центуриона воззвала Охлобыстина:

– Не выпускать их! Я вам, сукины дети…

* * *

Очнулся Андрей от того, что соломинка зверски колола ноздрю. Мучительно болели голова и левое предплечье, ныли почки, но больше всего мучила проклятая соломинка. Прямо как ноздрей на кол посадили. Андрей чихнул – голова взорвалась такой болью, что впору вновь сознание потерять. Начальник Отделения застонал и осознал, что рот туго забит тряпичным кляпом.

– С воскрешением, – поздравил находящийся гдето рядом Генка и закряхтел.

В разбитой голове начальника «КП29» слегка прояснилось. Темный сарай или овин – хрен его знает. Сквозь узкие щели пробивается слабый дневной свет. Руки и ноги стянуты и соединены веревкой за спиной. Кляп надежно вбит в рот. И все подряд болит. Здорово отделали.

– Хреново? – сочувственно поинтересовался Генка. – Да, недооценили мы педагогшу. Вернее, ее мужиков. Зверье необразованное. Здесь, кстати, и настоящий зверинец есть. Медведь и псы. К людоедству зверюшки склонны. Хозяин здесь огого какой шутник. Мне это один из мужиков рассказал. Я ему нос во время свалки свернул, а он, значит, в отместку стращал от души. Неприятная история.

Андрей замычал.

– Сейчас вечер, – догадливо пояснил Генка. – Нас повязали и решают, что делать. Маньку помяли, но не сильно. Ругалась бодро. А дед перекинулся к противнику. Когда нас положили и обшаривали, твой ствол сразу не нашли. БеркутГномов, зараза, подсказал. Так что Охлобыстиной теперь много что известно. Во мы вляпались, а?

Андрей согласно фыркнул и попытался сесть. Руки дернуло болью, и начальник Отделения мигом оказался лежащим на спине.

– Веревки за крюки прицепили, – пояснил Генка. – Здесь специальная гауптвахта устроена, – «холодной» именуется. В поместье, видать, частенько дисциплину нарушают. Наказания наработаны. Я только от кляпа и смог освободиться. Доска рядом удачно обломана. Только когда придут, придется спешно тряпку обратно заглатывать. Предупредили: если трепыхаться начнем – по тридцать ударов кнутом. Сдается, не шутят. Согласен?

Андрей промычал утвердительно.

– Вот и я думаю, нужно сваливать, – сказал понятливый Генка. – Вроде веревки не наручники, но упаковали на славу. Даже както теряюсь, как нам выпутываться. У тебя в карманах, случаем, ничего полезного не завалялось? Меня до нитки ошмонали. Тебе, может, повезло? Барин как ствол увидел, так весь затрясся: инсургенты, мол, подосланные, нужно прямо исправнику настучать.

Андрей удивился.

Генка сплюнул и объяснил:

– Ага, барин здешний за нашей свалкой из коридора присматривал. Благоразумный такой старикашка, хиленькийпоганенький. Помоему, Ниловна его вместе с подштанниками захомутала. Парочка подходящая. Ну, предпринимать чего будем?

Андрей выругался в слюнявую тряпку и принялся ворочаться. Связали удивительно неприятно. Руки дергала боль, босые ноги неуклюже упирались в солому. Андрей оставался в брюках и футболке, все остальное отобрали. Чувствовалось руководство проницательной Нины Ниловны.

Начальник Отделения провел ужасный час, ворочаясь на прелой соломе и проверяя собственные карманы. И сам не поверил, когда мучения оказались вознаграждены: в кармашке, пришитом с изнанки пояса, чтото прощупывалось. Голова соображала туго, Андрей с трудом вспомнил, что еще до первого выхода «КП29» сунул туда старую капсулу изпод валидола, – ЗИП, оставшийся еще со времен юности, когда увлекался рыбалкой. С тех пор капсула служила скорее ностальгическим оберегом. В принципе, там должна находиться иголка с ниткой, несколько крючков и пятьшесть спичек, заклеенных в полиэтилен.

Генка азартно подбадривал. Извиваясь и мучаясь от боли, Андрей несколько раз оказывался на грани истерики. Ну просто невозможно настолько скрученным чтото делать. Даже просто извлечь трубочку из кармашка невозможно. Андрей ерзал в стиле нерестящейся горбуши, потом перекатывался, ежеминутно чуть не вывихивая себе руки. Потом трясся, опасаясь растерять в темноте спички. Наконец все было готово. Андрей, пообещав пальцам лично их повыдергивать, если будут дрожать, примерился в последний раз и чиркнул спичкой. Огонек, охвативший пук соломы на расчищенном месте, показался ослепительноярким. Пришлось поспешно прикрывать его собою. Скорчившись, Андрей сунул к огоньку кисти. Будь оно проклято – лучше бы кнутом забили! Андрей благодарил судьбу за надежный кляп. Из глаз текли слезы. Пахло весело: паленой соломой и жареным мясом. Приходилось прерываться, чтобы пододвинуть бедром и локтем новый пук соломы. Придвигать сразу много начальник «КП29» опасался – запросто можно было спалить и сарай, и Генку. Проклятая солома то дымила и не разгоралась, то вспыхивала как порох. Андрей уже понял, что, раньше чем перегорит веревка, отвалятся кисти рук. Неожиданно путы поддались. Андрей вскочил на колени, ткнулся лицом в солому. Хотелось орать, выть и кататься по полу. Кататься не позволяли все еще спутанные ноги, но мычал Андрей, видимо, неслабо, потому что, когда наконец разогнулся, Генка придушенно сказал:

– Крут ты, Сергеич. Я б точно спятил.

Андрей выдрал изо рта кляп и выдохнул бесконечную череду ругательств. Все еще матерясь, принялся распутывать Генку. Пальцы коекак слушались, но запястья…

– Так, – Генка вскочил на ноги, разминая мускулы, прошелся по темнице некрупным, но опасным котом. – Теперь пусть сунутся. Я им, блин…

– Тут ночных проверок не предполагается? – Андрей сидел, держа на весу чужие руки.

– Нет, исправник приедет, ему нас и сдадут. Эта школьная гиена хотела нас, того, – самолично и навечно в угол приговорить. Барин воспротивился… – Генка глянул на начальника. – Сергеич, уже светает. Нужно дверью заняться, но в первую очередь твои руки подлечить. Хотя бы дезинфекцию и футболку на бинты. Потерпишь?

Андрей сидел и тихо ныл от боли. От мочи руки жгло сильнее, чем от огня. Генка обследовал темницу. Результаты были неутешительными: холодная оказалась возведенной из крепких дубовых досок и тыльной стороной примыкала к каретному сараю. Дверь заперта на тяжелый навесной замок. Снаружи усадьба уже просыпалась: прошел, подтягивая портки, давешний мужичок, гдето вполголоса ругалась баба. Накрывая дом и кроны тополей, плыл туман.

– Дверь вышибать – дохлый номер, – прошептал Генка. – Придется прорываться. Как у тебя колено?

– Колено как раз терпимо, – проскрипел зубами Андрей. – Но я только кусаться могу. Руки ни к черту.

– Ничего. Калиточку я пробью, – заверил Генка. – Дальше по свободе пробежаться – милое дело.

– А Маня?

– С ней сложнее. Может, нам кружочек дать и с тылу зайти? Иначе нас в дубины мигом возьмут. У барина, может, и чтото поприличнее найдется. Он вроде из отставных.

– Думаешь, пока мы кружочек сделаем, они забудут, куда дубины с кольями сунули? У них еще и наши стволы имеются. Считаешь, Охлобыстина и Беркут не догадаются, где предохранитель и как целиться?

– Вот суки, – Генка сплюнул. – Придется по обстоятельствам работать.

Андрей промолчал. Работать «по обстоятельствам» он не любил. Обстоятельства лучше создавать, и пусть соперник как хочет, так и вертится. Но сейчас выбора нет. Руки болели так, что приходилось прилагать усилия, чтобы усидеть на месте, не сучить позорно ногами.

Обстоятельства между тем складывались не лучшим образом. Совсем рассвело, и народ суетился. Мужики принялись спешно перетаскивать приготовленные для ремонта столбы за дом. Седобородый крепыш неутомимо махал метлой. Видимо, ждали приезда начальства.

– Нет, суки какие, хоть бы военнопленных покормили, – возмущался Генка.

Кормить не собирались. Зато во дворе появился барин – Андрей без особого интереса глянул на сухощавого старика. На вид прилично за шестьдесят, ухоженные подусники, чистенький китель. Мимоходом глянул на дверь «холодной», но прошел дальше. Руки за спиной, раскачивается плетеный хвост нагайки.

Когда Генка уже изнемог наблюдать, а солнце вовсю двигало яркие узкие тени по соломе «холодной», послышался стук копыт, промелькнула коляска, запряженная парой красивых вороных. Андрей подполз к щели.

– Сейчас нами займутся, – прошептал Генка.

– Быстрей бы, – прохрипел Андрей. Его ощутимо мутило от постоянной боли. Давно бы сблевал, да от жажды горло и желудок ссохлись в единый кусок деревяшки.

– Ага, вот они, – возбужденно заерзал Генка. – Давай по местам.

Андрей отполз по свою сторону двери, но снаружи дело застопорилось. Барин, Нина Ниловна и высокий полицейский, при шашке и револьвере, стояли на углу дома, разглядывали дверь «холодной» и о чемто беседовали. Говорила в основном Нинель Жиловна, хозяин возмущенно всплескивал сухими руками, представитель власти понимающе кивал и одобрительно поглядывал на даму. Сегодня Охлобыстина была в светлосером благородном платье, и, надо признать, наряд змеезавучу весьма шел. Вот она сдержанно показала на дом, исправник улыбнулся и, должно быть, удачно пошутил. Теперь улыбались все трое. Неожиданно барин предложил Жиловне руку, та уцепилась за локоть, и все трое исчезли за углом.

– Твою… – разочарованно протянул Генка.

– Куда они? Если к Маньке… – злобно заворчал Андрей.

– Так сам понимаешь – или к ней, или к БеркутДуркину.

– Я здесь всех удавлю. Вплоть до последней курицы, – процедил Андрей.

Генка чтото забормотал, но тут откуда ни возьмись у дома вновь появилась Охлобыстина с дебелой девкой, уже знакомой узникам. Девка тащила кувшин и каравай. Охлобыстина подозвала двух ближайших мужиков, показала в сторону «холодной». Высокий сутулый мужик чтото растерянно возразил. Не успел он моргнуть глазом, как Охлобыстина отвесила ему натуральную затрещину.

– Ого! Вот это плюшка, – прокомментировал Генка. – Нужно иметь в виду. Вон как, гадюка, на первоклашках натренировалась.

Мужики попятились, Охлобыстина сказала вслед чтото нелестное и поспешила в дом.

Мужики и девка поплелись к «холодной».

– Нам перед допросом пайка полагается, – догадался Генка. – Милосердно, спасу нет.

– Я бы жрать это поостерегся, – заметил Андрей, баюкая у груди замотанные руки. – Нина Ниловна не заинтересована, чтобы нас всякие там суды рассматривали.

– И я про то же. Смотри, какая девка бледная.

Девица с кувшином и хлебом явно чувствовала себя не в своей тарелке. Мужики, вооруженные один вилами, другой топоромколуном, принялись отпирать дверь.

«Чтото перестаю я любить эту деревню посконнопатриархальную», – подумал Андрей, даже сквозь дверь чувствуя аромат дегтя и льняного масла.

– Петруха, ты, того, сторожно, – предупредил товарища мужик с вилами.

Его напарник солидно кашлянул:

– Оно понятно, что сторожно, чай, истинных кандальников словили. Ты самто…

Не помогло. Дверь еще только начала отворяться, как Генка пошел в атаку. Мигом смел обоих – одного толчком двери, другого жестоким тычком в кадык. Девка, выкатив от ужаса глаза, успела взвизгнуть – визг был оборван не слишком снисходительным к нежной девичьей сущности ударом под ребра. Дворовая красавица отлетела, высоко взметнув подол сарафана и явив утреннему солнцу молочнобелые ляжки. Кувшин шмякнулся на землю, растекся пенным содержимым.

– Квасок, – констатировал Генка. – Для запаху, значит. Что делаем?

– В дом. И без стеснения, – прорычал Андрей, ловчась посильнее заехать босой пяткой в подбородок заворочавшемуся мужику. Хрустнула челюсть, мужик замычал, хватаясь за веник бороды.

– Без стеснения так без стеснения, – согласился Генка, подхватывая колун.

Собственно, тихо действовать уже никак не получалось. Ктото орал у флигеля, собаки на псарне словно взбесились, визжали бабы за оградой. В доме тоже было неладно – там глухо вопили, чтото упало с резким треском, зазвенело окно.

Андрей с вилами наперевес бежал за Генкой к барским дверям. Кровь бурлила, даже боль в руках притупилась. Видимо, проснулись гены прадедушки, комсомольца первого призыва.

Генка поудобнее перехватил колун.

– Осторожнее, пальнут в упор, как в кандальников, – предупредил Андрей.

Генка злобно хохотнул.

Дверь с грохотом распахнулась прямо перед носом фээспешников. На ступеньки вылетело чтото небольшое и жутко воинственно настроенное. При ближайшем рассмотрении выяснилось: Мариэтта – босая, полуголая, в спортивном топикелифчике, неизменных оранжевых трусиках, но с громадным револьвером в руках.

– У вас, гражданин начальник, день Нептуна, что ли? – проорала осквернительница могил с теми же злобными Генкиными интонациями. – Бросайте трезубец, драпаем.

– К реке, – живо сориентировался Генка.

Мариэтта перепуганной белкой слетела с крыльца, Генка уже бежал вдоль дома. Андрей, вилы всетаки не бросивший, кинулся догонять. У конюшни топтались фигуры с кольями, но спешить наперерез пока не спешили. За спиной с грохотом распахнулись двери:

– Взять их, живо!!!

Мариэтта, ни мгновения не раздумывая, на бегу развернулась, вскинула револьвер. «Смитвессон» громыхнул. Понятно, что навыков у девчонки было ноль, да и почти полуторакилограммовая «пушка» была не по руке. Даже в дверь не попала: пуля разнесла фонарь над крыльцом, ступени осыпало осколками. Двери живо захлопнулись, изнутри невнятно закричали, грозя дыбой и петлей.

Беглецы проскочили за ограду. Впереди простирался длинный пологий спуск к реке. Сзади снова закричали, на этот раз грозно, – бахнул выстрел. Картечь с визгом пронеслась над головой. Мариэтта пискнула, споткнулась, проехалась по траве. Вовремя – второй заряд прошел точнее. Андрей подхватил девчонку, ставя на ноги:

– Мань, еще пробежаться нужно.

Капчага взвыла – на миг показалось, что ее картечиной зацепило.

– Да бегу я, бегу! Только не лапайте.

За спиной торопливо хлопали револьверные выстрелы. Ну, это ерунда – пули неопасно жужжали в вышине. Зато начали надрываться собаки.

Генка на бегу оглянулся:

– Блин, псовую охоту открыли. Белогвардейцы херовы.

– Крепостники мудацкие, – поддержала летящая степной козой Мариэтта. – Андрей, ты как?

– Нормально. Не отстаю же, – огрызнулся начальник. Колено действительно скрипело, но пока не предавало. Только берег приближался слишком медленно – яростный лай за спиной накатывал куда быстрей.

– Сергеич, или «скользим», или дрессировать собачек придется, – заметил Генка, оглядываясь.

– Тут разве сконцентрируешься, – Мариэтта тоже оглянулась. – Занесет еще хуже.

– До воды добираемся, – прохрипел Андрей. – Огрызаясь…

– Понял, – Генка оглянулся, на этот раз оценивающе. – Мань, дайка ствол на секунду.

– Всегда грабите, – пожаловалась Мариэтта, но револьвер отдала.

За спиной лаяли и рычали – уже взахлеб, торжествующе. Дюжина поджарых борзых, следом два чуть отставших лохматых волкодава. За ними неслись с дюжину разномастных барбосов«дворян». Люди виднелись много дальше, еще у усадьбы. Фигура в мундире взмахивала рукой – исправник отдавал указания.

– Ген, пора, – скомандовал Андрей.

Мужчины разом остановились, Мариэтта проскочила по инерции еще шагов с десяток, затормозила, хватаясь руками за траву.

– У воды жди, – рявкнул Андрей. – Генка, с лохматых…

– А как же, – Генка припал на одно колено, утвердил граненый ствол «смитвессона» на сгибе левой руки.

Гвалт и лай вокруг стояли страшные. Настигшие добычу первыми борзые слегка растерялись – стоящий впереди человек помахивал вилами, двое других замерли, не выражая особого страха. Борзые рассыпались полукругом, заливались растерянным лаем. Но сзади тяжелым махом настигали волкодавы. Вываленные широкие языки, пасти в пене… Передний, черножелтый, разметав легких борзых, подлетел к людям…

Бах!

Тяжелая пуля снесла верх черепной коробки. Тяжелое тело покатилось к ногам Андрея, конвульсивно задергало лапами, все еще продолжая азартный бег. Не сообразившие, что случилось, борзые было рванулись вперед, – первую Андрей поддел на вилы и отшвырнул, кольнул другую – отскочила с жалобным визгом. Генка, не отвлекаясь, отвесил могучего пинка еще одной поджарой твари. Стволом револьвера вел второго волкодава – тот, умно прикрываясь борзыми, пошел полукругом, подобрался для прыжка… «Смитвессон» рявкнул чуть раньше – псина отлетела, тут же попыталась вскочить. Взвыла – перебитый позвоночник и задние лапы отказывались служить. За спиной тоже выли. Мариэтта на траве грызлась с белой борзой. Андрей двинул легкую псину в бок, тут же поддел под ребра крайними зубьями вил.

– А раньше никак было нельзя? – сварливо поинтересовалась осквернительница, тряся укушенной рукой.

– Прости.

– Ладно уж.

– Три патрона осталось, – сказал Генка, следя за откатившимися собаками. – Может, нам пора?

– Шестизарядный, значит? – прохрипела Мариэтта, поднимаясь. – Не потеряй. Мой ствол.

– Вот жмотина. Тебе сейчас отдать?

– По окончании, – девица лизнула кровоточащую руку. – Уходим?

Псы надрывались лаем. Табунок уцелевших борзых кружился шагах в тридцати от беглецов. Благоразумные беспородные шавки выражали свою ненависть с более отдаленного расстояния. Спешили по склону люди, но до них было еще далеко.

– Уходим резво, но не провоцируя, – скомандовал Андрей.

Издали хлопнул ружейный дуплет – картечины стеганули тростник чуть в стороне. Остатки Отделения «КП29», пригибаясь, вошли в воду.

– А теперь водные процедуры, – скалясь, объявил Генка. – Желающих тонуть не имеется?

– Разве что командир вздумает, – Мариэтта, морщась, отпихнула желтую кувшинку. – У меня и так развлечений навалом было.

Плыли не торопясь. Бурая вода Москвыреки была даже приятна, хотя запястья и укушенную голень порядком щипало, да и вилы оказались мало удобны для форсирования водных преград. Мариэтта без труда плыла чуть впереди, Генка, придерживающий револьвер на голове, греб левее, и Андрей чувствовал себя почти спокойным. С берега бабахнули, вновь разрядив стволы дуплетом, но это уже исключительно для острастки. Теперь наверняка к лодкам побегут – река здесь относительно широкая.

– Хорошо, что здесь погода не наша, – заметила Мариэтта, выбираясь на обрывистый берег. – Почти лето, – на этом замечании девчонку пошатнуло, и она чуть не села в ракитовый куст.

– Тебя не зацепило? – Андрей ухватил ее за руку.

– Нет. То есть зацепило, но исключительно морально. – Ладошка у осквернительницы подрагивала, но освобождаться она не спешила. – Абздольц, какие сволочи на свете водятся, а, гражданин начальник?

– Это точно. Но мы это дома обсудим.

– Но сюдато мы вернемся? Договорить нужно. А то вообще полный абзац получается.

– Договорим, – откликнулся Генка, выжимающий за кустом штаны. – Но для начала нужно нам переформирование провести. Еще непонятно, как мы без этого старого козла «перескользнем».

– Давайте не тянуть, – угрюмо сказал Андрей. – Дома обсушимся. Вон полянка, там по направлению «скольжения» сконцентрируемся.

Мариэтта, морщась и цепляясь за ветки, полезла к полянке. Андрей понял, почему ее трусики кажутся широкими, почти приличными, и ахнул: кожа под тоненькими яркими кружевами оказалась сплошь иссечена багровыми полосами.

– Капчага…

– Чего такого? – Мариэтта попыталась натянуть трусишки на полосы, дернулась. – Подверглась телесным наказаниям. Здесь это сплошь и рядом. Могли бы тактично сделать вид, что не заметили. Я, между прочим, про ваши синяки молчу. Кстати, отчего у вас на руках тряпки намотаны?

– Херня тряпки. Это кто сделал? – Андрей пытался не смотреть и не мог отвести взгляда от бедер девушки.

– Это сделал противник. – Мариэтта слабо улыбнулась. – На войне как на войне. Переживаете за меня, да, гражданин начальник? Спасибо. Я глупо рада.

– Вернемся сюда, – деревянно сказал Андрей.

– А я что говорю, – из кустов выбрался Генка, протянул рукоятью вперед громоздкий револьвер. – Пожрем, обуемся и поговорим серьезно с этим дворянством.

Мариэтта кивнула и ухватилась за «смитвессон».

– Слушай, а как ты ствол добыла? – поинтересовался Генка.

– Обыкновенно. Я же шалава и мурловка. Полицай решил для начала меня допросить. Я же ваша сучка, гражданин начальник, – Мариэтта смотрела в глаза командиру Отделения. – Так, по крайней мере, считают некоторые наши бывшие коллеги. А здешние баре им почемуто верят. В общем, допрашивать меня взялись задушевно, что значит – с глазу на глаз. Я девушка современная, без комплексов, если нужно на коленки опуститься по важному поводу, так я особо не задумаюсь. Секс всего лишь одна из сторон человеческого бытия.

– Буду последним человеком, кто тебя осудит, – пробормотал Андрей.

– Спасибо, – Мариэтта улыбнулась почти понастоящему. – Вообщето я только вас люблю. Впрочем, до интимных услуг дело не дошло. Между прочим, ткань на здешних полицейских формах классная. Застежка кобуры тоже ничего. А вот шнур револьвера я едва отодрала. Хорошо, ошалел этот усатый от неожиданности. Абздольц, что за мордища была! Андрей Сергеич, вы меня правда чуточку ревнуете или мне кажется?

Глава 6

Вот, новый поворот

1517 апреля

ИТАР ТАСС – «Новая серия разрушительных землетрясений в Швеции и Норвегии».

Reuters – «Бои в провинции Северный Вазиристан продолжаются. Город МиранШах полностью уничтожен авиацией и ракетами коалиции. Немецкие и итальянские бронетанковые подразделения несут самые чувствительные потери с начала года».

«Московский кроманьонец» – «Большинство продаваемой в столице виагры поддельно и опасно для здоровья».

«Соскользнули» так себе: вместо спортзала оказались в школьном коридоре, прямо напротив туалетов. Выплывающая из сортира развитая старшеклассница онемела, увидев троих полуголых грязных незнакомцев.

Остатки «КП29» спешно ретировались в спортзал. Андрей рванул дверь с приклеенной скотчем надписью «Ремонт».

– С возвращением, – координатор, уже другой, очкастый и волосатый, бросил журнал и подскочил с матов. Оператор схватился за камеру.

– Интервью и отчеты потом, – рыкнул Андрей. – Операция не закончена. Через три часа стартуем обратно. Машину давайте.

Набирая номер на мобильном, координатор заметил:

– Вам в госпиталь нужно.

– Нам нужна машина, – резко сказал Андрей. – Желательно с сухпаями. Пожрем на ходу.

В больницу всетаки пришлось заехать. Андрей слушал, как придушенно ругается в соседнем кабинете Мариэтта, и сам терпел, стиснув зубы. Врач многозначительно крутил головой и настаивал на госпитализации. Медсестра, делающая перевязку, дважды пыталась узнать, что же такое произошло. Ожог на левом запястье действительно был глубоким. Андрей бормотал про ремонт электродвигателя, торопил. Поскольку странных пострадавших привезли на серьезной машине с мигалкой, медперсонал ругаться и настаивать не решался.

В самый неподходящий момент, когда обработанные руки покрывали толстым слоем мази, вперлась наглая Капчага. Посмотрела, сглотнула и, мотнув мешком отвисших на заднице штанов, спешно доставленных Михалычем, исчезла в коридоре.

Из травматологии прямиком понеслись к себе в «Боспор». Андрей мечтал добраться до пачки спогана. Уколы, что вкатили в больничке, действовали чтото слабовато. Генка сидел, отставив руку с аристократически оттопыренными и запечатанными в белое мизинцем и безымянным, – пальцы оказались сломанными. Мариэтта неудобно возлежала на заднем сиденье – сидеть нормально она никак не могла. Андрею вдруг показалась, что она всхлипывает.

– Мань, ты что? Сейчас приедем, я тебе нормальную таблеточку дам. Как рукой снимет.

– Может, анальгину сглотнете? Проверенное средство, – предложил Михалыч.