Текст книги "Кабаны города Каннута"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Даша опомнилась, подскочила и бросилась расшнуровывать наруч на руке хозяйки.

– Если можно – быстрее, – вежливо поторопил доктор, нервно прохаживаясь по комнате. – У меня очень мало времени.

Бугры, выпирающих из предплечья костей, он все же осмотрел тщательно. Осторожно прикасался кончиками пальцев:

– Так больно? А так? М-мм… Псевдоартроз…. Хм. Хоть сейчас в анатомический атлас. Да, леди, очень жаль. И давно вы носите этот, хм, фиксатор? – он коротко взглянул в лицо женщины. – Такая милая молодая леди и такая проблема…. Сочувствую, да, весьма. Нужна операция. При должном уходе прогноз был бы благоприятным. Но сейчас, увы, при всем желании ничем не могу вам помочь. Мне срочно нужно уезжать. Возможно когда-нибудь потом…

– А когда вы вернетесь, милорд? – почтительно поинтересовался Костяк.

– Хм, боюсь, что нескоро. Честно говоря, я не рассчитываю возвращаться. Как вы совершенно справедливо заметили, сейчас лучше двигаться на север. Спокойнее, знаете ли. Кстати, и вам советую покинуть Каннут, если у вас имеется такая возможность. А сейчас вынужден вас оставить. Очень жаль, леди, – Дуллитл с явным сочувствием кивнул темноволосой женщине. – В другой раз приложил бы все усилия…. Но сейчас не могу, к превеликому сожалению. Прошу простить. Могу только порекомендовать тщательнее ухаживать за рукой. Используйте отвар мышиной дорожки, настой плауна. Воспаление вам будет совершенно ни к чему. И лучше бы вам сменить род деятельности, – он указал взглядом на дубинку за поясом женщины. – Вашей руке необходим покой. Еще раз сожалею. Вынужден проститься. Всего вам хорошего.

Дуллитл повернулся к двери.

– Ничего хорошего нам не будет, доктор, – негромко, но отчетливо сказала Даша. – И вам не будет. Когда нарушается клятва Гиппократа, никогда ничего хорошего не случается.

Дуллитл резко развернулся.

Даша моргнула, – перед ней оказалась спина Костяка, заслонившего подружку.

Доктор Дуллитл осторожно отодвинул парня в сторону:

– Не беспокойтесь, молодой человек. Я не причиню юной леди вреда.

Даша с замершим сердцем смотрела в лицо доктора. Нос у Дуллитла был красноватый. С таким носом хорошо у камина сидеть и виски сосать.

– Я не права, доктор Дуллитл? – голос девушки дрожал.

– И да, и нет, – доктор пожевал мясистыми губами. – Есть определенные обстоятельства, оправдывающие мое поведение.

– Неужели? Вы оставляете больного человека, заведомо зная, что кроме вас никто не окажет действенную помощь. Вас ждут голодные дети и беременная жена, да доктор? Или вы опасаетесь, что перессорятся ваши многочисленные любовницы?

– К счастью, ни то и ни другое, – доктор улыбнулся.

– Ах, вы находите наш разговор забавным? – Даша высокомерно вздернула подбородок. – Что ж, мы, ни в коем случае, не намеревались вас задерживать. У милорда, несомненно, множество дел куда актуальнее какого-то там классического псевдоартроза.

Доктор нагло ухмыльнулся и дернул себя за рыжеватый бакенбард:

– Юная леди знакома с основами терапии? В каком объеме? Школа сестер милосердия при монастыре?

– Нет, – мрачно отвергла дурацкое предположение Даша. – Никаких монастырей. Платная поликлиника, учебник анатомии, и немного Интернета.

Доктор недоуменно поднял бровь.

– Знаю что такое наркоз и скальпель, но никогда не смогу сделать операцию сама, – объяснила Даша. – На вас надеялась.

– Гм. Тронут, – доктор яростно почесал заросли на щеке. – Значит имеете общее представление о хирургическом вмешательстве? О послеоперационном периоде? О реабилитационных мероприятиях? Операция – это не минутное дело, мадмуазель. Даю вам честное слово, у меня просто нет времени на лечение.

– О, ну конечно, какие могут быть вопросы, мистер Дуллитл. Езжайте поскорее. Мы подождем следующего хирурга. Лет двадцать-тридцать. Или две-три жизни? Так, доктор? Скелет для анатомического музея кому завещать?

– Жестоко, – доктор посмотрел на девочку оценивающе. – Крайне жестоко для подростка. Пятидесятые-шестидесятые?

– Плюс 50. Конца света в 2000-м так и не случилось.

– Боже мой, целый век пролетел, – доктор на миг зажмурился. – И чем дальше, тем бессердечнее дети. Ах, как интересно было бы побеседовать! Милая леди, я никак не могу остаться. Это будет бессмысленно. Задержись я на день-два, и меня гарантированно ухлопают. Кому от этого станет легче?

– О, железный довод! Вам купить на дорогу пирожков, доктор?

Дуллитл засопел:

– Мадмуазель, вам известно, что существуют такие милые собачки – бульдоги? С крепкими челюстями. Вцепляются мертвой хваткой и…

– У меня ноги чуть поровнее, чем у вашего бульдога.

Доктор глянул на ноги девушки и, кажется, покраснел:

– В третьем тысячелетии весьма раскованные подростки. Леди, у меня есть только сутки. Это крайне серьезно. Потом меня прирежут как абсолютно необразованную глупую свинью. Что я могу сделать? У меня с собой крайне мало надежных людей. Операция – отнюдь не мгновенный фокус мага. Уж вы-то должны понимать. Я был бы счастлив провести хирургическое вмешательство и вернуть подвижность руке вашей очаровательной подруге, но обстоятельства категорически против. Что вы от меня хотите?

– Делайте операцию. Реабилитационный период я возьму на себя, – пробормотала Даша.

Доктор упер руки в колени, согнулся и пристально уставился девушке в лицо. Даша боялась вздохнуть, но упрямо таращилась ему в глаза.

– Ответственность пополам, да? – пробурчал доктор. – Понимаешь, на что идешь? Ночи потом спать перестанешь.

– Так я уже умерла, доктор, – слабо сказала Даша.

Дуллитл хмыкнул:

– Это довод. Тогда рискнем.

Он выпрямился:

– Время терять незачем. Мои люди на постоялом дворе у Дровяных ворот. Там есть уютный сарайчик. Сейчас разойдемся. Молодой человек, вы проследите, чтобы дамы не привели «хвост»? За мной, без шуток, следят. Если вы не придете, я не обижусь. Кстати, мадемуазель, вам придется оказать мне честь, и помочь при операции. У меня остался только один ассистент…

* * *

От операции у Даши остались смутные впечатления. После шока от помещения «операционной» – натуральный сарай, свежая солома на полу, стол, куда больше напоминающий верстак столяра, – девушка поняла, что накрепко увязла в предрассудках, унаследованных от досмертного существования. Где же слепящий медицинский свет? Где стерильность, резиновые перчатки, вышколенные ассистенты и мудрые академические замечания ведущего хирурга? Вместо медицинской сестры доку Дуллитлу помогал мрачноватый тип, по имени Хенк. Судя по рукам, этот дяденька больше привык держать в руках топор и вожжи. Может быть, еще разбойничий меч. Явно криминальная личность. Вместо ярких ламп сарай освещали масленые фонари. Правда, их было аж четыре. В качестве дезинфицирующего средства, а заодно и дополнительного наркоза, использовалась подозрительная светло-коричневая жидкость с оглушительным ароматом сивухи. Доктор гордо именовал эту бурду коньяком, и заверял, что ни один микроб ее воздействия не переживет. Вот в этом Даша не сомневалась – судя по запаху, такую отраву и ни один дарк не пережил бы. Хотя сам доктор, судя по оттенку носа, лечебные свойства медицинского «коньяка» частенько проверял на себе.

Даша с ужасом смотрела, как Эле покорно выпила маковый отвар, так же безропотно запила его чашкой коньяка, содрогнулась, и полезла на стол. Даше хотелось завизжать. Но было уже поздно – хозяйка смирилась с судьбой и собралась помирать.

Дуллитл торопился. Казалось, пациентка еще не заснула, когда доктор взялся за дело. Поскрипывал ланцет, текла кровь. Даша решила ни о чем не думать, только тупо делать что велят. Тупо не получалось. Доктор требовал убирать кровь, поправлять лампы, и при этом неутомимо расспрашивал о досмертной жизни. В основном его интересовала медицина. Даша честно пыталась вспомнить что-то толковое о лазерной хирургии, ультразвуковой диагностике и прочих уже забытых достижениях науки. Половину медицинских чудес девушка не могла внятно объяснить, вторую половину не мог понять доктор. Выяснилось, что он покинул старый мир в начале ХХ века, исчезнув прямо с какой-то абсолютно незнакомой Даше войны. Болтовня и возня с лампами утомляли девушку невыносимо и позволяли почти равнодушно смотреть на развороченную руку Эле. Казалось, что доктор практически полностью отделил предплечье женщины от остальной руки. Поскрипывала под сталью кость, временами доктор, что-то бодро бормоча под повязкой, начинал подпиливать и узкое полотно блестящей «игрушечной» пилки отвратительно взвизгивало. Эле жалобно постанывала во сне и пыталась двинуться. Ремни надежно удерживали женщину. Дуллитл бормотал пациентке что-то успокаивающее, как будто несчастная могла его слышать, и продолжал расспрашивать Дашу о стволовых клетках. Девушка тщетно старалась извлечь из памяти жалкие обрывки знаний. Оказывается, совсем не тем чем нужно интересовалась в прежней жизни. Дуллитл удивлялся величию науки, просил промокнуть кровь, возился с обломками белых блестящих костей, поправлял лоскуты мускулов, сшивал. Даша удобнее подвигала светильники, объясняла о мутациях вируса гриппа.

– Ну, вот собственно и все, – сказал доктор Дуллитл, любовно заглаживая гипсовую повязку.

– Да, док, – согласился молчаливый Хенк, – справились. Большая баба еще дышит, маленькая даже в обморок не хлопнулась. Крепкие девицы в вашей стране. Не приведи боги на такой жениться – каждый день будет сковородкой в кровь лупить. Как вы там живете, если такую волю бабам дали?

– Хенк шутит, – объяснил доктор. – Мы с ним видели дам и куда кровожаднее вас, мадмуазель. Взять, к примеру, уважаемую супругу вашего знакомого Квазимодо. Вот уж решительная женщина. Кстати, Хенку простительно заблуждаться, но мы ведь с вами не совсем соотечественники? Вы из Франции?

– Я из восточной Европы, – пробормотала смертельно уставшая Даша.

– А, действительно, – славянский носик, – доктор принялся мыть в ведре руки. – Жаль, жаль, что было так мало времени поболтать…

* * *

– Когда вы тогда вышли, и я увидел выражение твоего лица, подумал, все – померла Эле, – сказал лохматый.

– Да, наш бакенбардистый колдун такой болтун, что у меня голова кругом пошла, – устало объяснила Даша. – Но лечить он умеет.

Она и лохматый сидели в дворике. В хлеву сонно всхрюкивал Вас-Вас. На город опускалась темнота. Костяк заявился уже под вечер. Весь день Даша провела у постели хозяйки. После операции прошло три дня, кризис миновал. Эле уже вполне осознанно разговаривала и жаловалась, что руку дергает и ломит. Потом хозяйка снова засыпала на полуслове.

Честно говоря, Даша и из хвастовства не могла бы сказать, что эти три дня были самыми легкими в ее посмертной жизни. Хорошо еще, что в голове странным образом задержались все многочисленные инструкции доктора. Хотя, когда Эле начала отходить от опиумно-коньячного дурмана, не много было толку от всех этих предупреждений. Ничего, справились. Правда, что там с рукой у хозяйки получилось, еще не скоро выяснится.

– Устала? – сочувственно спросил лохматый. – Иди, поспи, я с хозяйкой посижу.

Даша хмыкнула:

– Она проснется – тебя одной рукой пришибет. Эле жутко сильная. Я только сейчас поняла. В забытье швыряла меня через всю комнату.

– Проснется – я тебя сразу разбужу.

– Ну, ладно, – Даша судорожно зевнула. – Только сразу меня поднимай.

На следующий день Эле стало лучше, и она даже пыталась встать. Правда, без особого успеха. Расспрашивала, как проходила операция. Даша старалась не сгущать краски. Хозяйка с ужасом поглядывала на громоздкую гипсовую куклу, в которую превратилась рука. Даша объясняла, для чего нужно такое неудобное чудище. Потом Эле снова заснула. Спала хозяйка много – сказывались последствия грубого наркоза и потеря крови.

* * *

Вечером Даша опять сидела с лохматым. Костяк принес половину курицы, сочных гранатов, что заказывала подруга для больной и фляжку с пивом, прихваченную уже по собственной инициативе. Одет был гость почти по-господски, только башмаки привычные – пыльные и протертые до дыр. С приглаженными волосами парень вызывал у Даши смутное ощущение подделки – вроде притворяется приличным. С другой стороны – почти симпатично выглядит.

– А ты храбрая, – сказал Костяк.

– Ты что это мне льстить вздумал? – хмыкнула Даша.

– Ну, с Дуллитлом тогда как нахально разговаривала. Прямо взяла лекаря за жабры и не выпустила. Правда, я почти ничего не понял, о чем вы говорили.

– Что там понимать? Наглость – второе счастье.

– А, вот это я понимаю, истинная правда. Только ты обычно не слишком счастливая бываешь. А тут смелая, уверенная.

– Не ври, – пробормотала польщенная девушка. – Просто выхода не оставалось. Ты, вот, когда нужно тоже меняешься. Рубашки нормальные надеваешь.

– Нравится? – Костяк плеснул в кружки еще темного пива.

У Даши еще от первой порции слегка кружилась голова. Но нужно же чуть-чуть расслабиться? Последние дни выдались жутко тяжелыми.

– Рубашка как рубашка, – девушка глотнула густую горьковато-сладкую жидкость. – Ты на человека стал похож.

– Я всегда так ходить не могу, – объяснил Костяк, хотя его об этом не спрашивали. – Мне работать нужно.

– Ох уж и работа у тебя, – вздохнула Даша. – Воришка несчастный.

– Может и несчастный. Ты-то когда на рынок сходишь и приоденешься по нормальному? Сколько можно нищету изображать? Деньги-то есть.

– Да, доктор благородство проявил, от платы отказался. Стыдно ему стало. Хоть и с опозданием.

– Ничего ему не стыдно, – ухмыльнулся Костяк. – Ему твоя хозяйка приглянулась. Он ей по правде помочь хотел.

– Ты-то откуда знаешь? Выдумываешь. Разве не я Дуллитла уговорила? – с неудовольствием пробурчала Даша.

– Ты-ты, не сомневайся. У сородича твоего времени не было. За ним и вправду следили. Я проверял. Когда ты его прижала, он рискнул задержаться. Но если руку, к примеру, мне резать нужно было бы, то вряд ли бы лекарь согласился. Что ни говори, а к красивой бабе мужчина жалости больше проявляет.

– Это Эле такая красивая? – с любопытством поинтересовалась Даша.

– А то. Все при ней. Лет десять назад она…. Ну, это уже неважно.

– Очень даже важно. Значит, ты тоже ради хозяйки суетился? Дон-Жуан костлявый. Она тебе в матери годится.

– Это неважно, – мерзко заулыбался лохматый. – Вот то, что она меня отлупила – это да, это меня серьезно охлаждает.

– Кобель трусливый, – пробормотала Даша, допивая пиво.

– Слушай, Даша-Аша, а у вас там целуются? – прошептал Костяк.

Даша хихикнула:

– Ты что это? Опять начинаешь? Не буду я с тобой целоваться. С чего бы это вдруг?

– Да нет, зачем целоваться, – прошептал лохматый. – Ты меня просто научи. Я как-то совсем не умею.

– Вот еще. Пусть тебя шлюхи учат. В качестве премии за регулярные посещения.

– Скажешь тоже. Кто же со шлюхами целуется? – недоуменно дернул плечом Костяк.

– Ты что, совсем не умеешь? – удивилась Даша, пытаясь разглядеть в темноте лицо парня. – Врешь, наверное?

– Где мне учиться? На Пристанях? Или когда в чужие дома залазим?

– А ты не залазь, – заплетающимся языком посоветовала Даша. – Больше свободного времени для поцелуев будет. Ты же уже взрослый мальчик. Когда целуешься, главное правильно губы держать…

От лохматого пахло хорошо выделанной кожей и солнцем. Кожей пах, конечно, жилет, а не парень, но Даша разбиралась в столь мелких деталях уже не очень хорошо. Запах был приятный. От пива кружилась голова. И у губ был вкус темного пива. И совсем не нужно было лохматому учиться целоваться. Умел… Глаза Даши закрывались. Устала,… устала за долгий день. Руки у лохматого были осторожные, вкрадчивые. Ох, скотина он наглая. Неужели не понимает? Широкий порожек дома отдавал спине дневное тепло. Здесь всегда было удобно зелень мельчить для сушки. Руки и ноги налились тяжестью. Лохматый, догадливый и надежный, сейчас творил совсем лишнее. Даша пыталась прервать цепочку бесконечных поцелуев, но уж очень дыхания не хватало. Что же он делает, дурак?

– Ох!

Лохматый двигался мягко и одновременно тяжело. Губы его, то не отпускали рот Даши, то обжигали поцелуями щеку и шею. Пальцы девушки вцепились в мягкую кожу жилета. Отпихивать поздно. Вообще, уже все делать поздно. Тяжело под мужчиной, руки слабеют. Даше хотелось жалобно застонать, но губы были заняты поцелуями.

Лохматый содрогался как от боли. И обнимал до боли. Потом задышал как от боли, осторожно сполз рядом, завозился со штанами.

– Ты зачем? – пробормотала Даша, глядя вверх на звезды. Половину неба закрывала стена и крыша дома. На второй половине сверкал и раскачивался миллиард равнодушных звезд. – Ты зачем это сделал, лохматый?

– Ты же не возражала, – придушенно прошептал парень.

– Я же пьяная. Идиот. Воспользовался как… как… Животное.

– Я не пользовался, – упрямо прошептал лохматый.

– Дурак ты. Как все, – Даша заплакала. – Уходи.

Костяк засопел:

– Уйду. Сама ты…. Эх, разве поймешь вас, кровь благородную. Ты же сама…. А-а, ну тупой я, тупой…

Лохматый взлетел на забор и вмиг исчез.

Даша еще немного посидела на порожке, поплакала и пошла спать. Эле дышала ровно. Выздоровеет. От одеяла пахло сушеными грушами. Решетку с новой, порезанной для сушки, порцией Даша пристроила под крышей над самой койкой. Заворачиваясь в одеяло, девушка в последний раз всхлипнула, и прислушалась к себе – ничего особенно не болело. Предрассудки. Вот и стала женщиной. На пороге, как шалава последняя. Можно сказать, – под забором, – что там, до него два шага. Обидно, но завтра с утра за водой всё равно нужно идти. Встать пораньше…

* * *

Лохматый не приходил. Дня через четыре Эле поинтересовалась:

– А что ворюга не заглядывает? За городом шныряет где-то?

– Наверное, – неохотно сказала Даша. – У них сейчас дел много.

– Угу, – согласилась хозяйка. – Что случилось-то?

– Я откуда знаю? Я же здесь вожусь. Вчера только в бани вышла ненадолго. Там мне про лохматого никто не докладывает.

Эле согласно кивнула и задумчиво сидела на кровати, пока Даша не прошла мимо. Рывок за подол кинул легкую девушку на кровать. Эле обняла ее за шею здоровой рукой, слегка стиснула.

– Я, Даша-Аша, конечно, сейчас хилая, и с камнем на руке. Меня, конечно, можно и не слушаться. Я, может, и не оправлюсь никогда. Но пока я языком ворочаю, будь любезна со мной как с нормальной разговаривать. Понятно?

– Понятно. Я же ничего… – пискнула Даша, сдавленная за шею.

– Говорю – не ври, – пояснила хозяйка.

– Я и не думала, – обиженно сказала Даша. – Я тебе больше курицу варить не буду, а то в ней калорий так много, что ты мне шею открутишь.

– Нет, слаба я еще, – с сожалением сказала Эле.

– Как сказать, – пробормотала девушка и осторожно попыталась высвободиться. Эле ее отпустила, но придержала за руку, заставляя сидеть рядом.

– Говори, давай. Я тебя вдвое старше. В матери гожусь. Мне всё говорить можно. Если и наору, переживешь.

– Я вас, хозяйка, вроде мамой и считаю, – скованно сказала Даша.

Эле погладила хвостик волос девушки:

– Мамка-то твоя настоящая жива?

– Жива. Наверное. Только не вернуться мне никогда, – Даша опустила голову.

– Что у тебя привычка слезу пускать? Как жизнь сложится – одни боги знают. Может еще, и увидишь мамку. Меня больше хозяйкой не называй, нехорошо. Вот через год-два, будешь меня бабкой кликать. Или мамкой. Когда мне четвертый десяток пойдет. За это спасибо, – Эле постучала по гипсу на руке. – Сама бы я не решилась, да потом всю жизнь бы переживала.

– Так еще неизвестно что получится, – осторожно сказал Даша.

– Хуже чем было, не будет. Болит сейчас как-то… правильно. Хотя и чешется зверски. Хоть вой. Ладно, – Эле тряхнула черными волосами, – что у вас-то стряслось?

Даша скованно рассказала про пиво и про дурака лохматого. Не выдержала и захлюпала носом.

– Ты до старости дитем будешь, – вздохнула Эле. – Вот дурочка. Думаешь, всем девкам целку ломают принцы прекрасные? Твой лохматый еще ничего. Вон сколько терпел. Я уж думала – не больной ли? Да успокойся ты. Жизнь длинная, попадется еще и получше хахаль.

– Не хочу я получше, – запротестовала Даша. – Я вообще не хочу.

– Ну-ну, – Эле подергала ее за хвостик. – Еще распробуешь. Что я, не вижу, что ты не из рыбок холодных? В жизни много чего забавного бывает. И в постели. Вот глэстин, к примеру, даром что дарк, но любовник – спятить можно. Да и среди нормальных мужчин попадаются, ничего себе кобельки. А в первый раз… Я как-нибудь тебе расскажу, как у меня было. Потом, а то сейчас тебя, чувствительную, вывернет.

– Не надо мне про это рассказывать, – с ужасом взмолилась Даша. – Лучше скажи, что на ужин приготовить?

* * *

Даша сидела-маялась на привычном месте в банях. Посетителей было немного. Заработок ощутимо упал. В городе наступило затишье. Многие беглые фермеры возвращались в свою глушь. Поговаривали, что война так и закончилась, не начавшись. Король вроде бы очень ловко переговоры повернул и теперь путь к морю свободен. Дашу подробности не очень волновали, – цены на овощи и мясо перестали вверх лезть – уже хорошо.

Думать и так было о чем. Даша все размышляла о словах, бегло брошенных уехавшим доктором Дуллитлом. Насчет соотечественников. Дуллитл лично знал четверых «пришлых». Двое забрались на самую верхушку власти. Один сидел в городе Калатере, захапав пост лорда-регента, и властвовал от лица малолетнего короля. Звали честолюбивого пришельца – лорд Дагда. Типом этот Дагда был крайне опасным. Доктор настоятельно советовал держаться от него подальше. Еще одним «пришлым», выбившимся в большие люди, был командор Найти. Этот командовал Объединенным флотом, что болтался в море и мешал торговать честным людям. Флот – то ли оккупанты, то ли кровожадные пираты-завоеватели – пришел откуда-то издалека. Адмирал Найти опять же, по словам доктора, особого уважения не внушал. В подробности Дуллитл не вдавался, но то, что сам доктор бегает как загнанная крыса, говорило о многом. Интриги, хм. Еще Дуллитл познакомился с двумя «пришлыми» попроще – рыбаком-испанцем, вполне счастливо проживающем на каком-то островке у побережья, и со странным типом, обосновавшимся на озере в верховьях реки. Этот последний был самым странным – док Дуллитл подозревал, что этого субъекта занесло на берега Оны из далекого будущего. Как поняла Даша, «потомок» общаться с кем-либо посторонним не слишком-то желал.

Еще доктор слыхал о двух десятках «пришлых», промелькнувших то там, то сям, в последнюю сотню лет истории долины реки Оны. Часть их погибла, следы других затерялись. Малоправдоподобные придания о «пришлых» Дашу интересовали мало, да у доктора и не было времени те фантазии подробно пересказывать. Сейчас, когда появилось время подумать, Даша с опозданием осознала главное – Дуллитл считал, что можно вернуться домой. В смысле – в досмертный мир. Или Даша неправильно его поняла? Вот дура, что стоило спросить прямо? Хотя, если доктор столько лет живет здесь в дикости, какого ответа можно ждать?

Нужно думать о делах насущных. Костяк пропал, но все принесенное им серебро осталось дома, спрятанное рядом с загончиком Вас-Васа. Место не очень надежное, – не только мнительная Даша так думала, но и опытная Эле о сохранности денег беспокоилась. Нужно бы серебро вложить в выгодное дело. Соблазнительнее всего поменять дом, вот только цены на недвижимость сейчас до небес взлетели. Всё равно, решение финансовых проблем стоит отложить до полного выздоровления Эле. Пальцами она уже двигает, но это еще ничего не значит…

Под вечер пошел клиент. Даша настрочила три любовных послания. Помогла составить длиннющую жалобу на шумных пьянчуг-соседей. Медные «щитки» обнадеживающе позвякивали в кошельке. Позволят боги, переживем это смутное время.

Поскольку желающих отдохнуть в банях за день не набралось и половины обычного, чистой воды осталось много, и Даша воспользовалась моментом – искупалась и даже волосы вымыла. Попрощалась с банщицами, вышла на улицу. Хорошо, прохладно. И правда, зима здесь – лучшее время года.

Лохматого не было. Не появляется, ну и ладно. Кто бы жаловался? Хотя без него как-то непривычно. Тогда ведь даже не объяснила идиоту, почему он грубая скотина. Понял? Не понял? Эле вероятно права – все мужчины кобели по своей природе, и ничего здесь не поделаешь.

Даша завернула на вечерний рынок, прикупила помидоров, зелени. На салат к рыбе пойдут. Зимние помидоры нравились больше всего – крепенькие, пусть и несладкие, на те томаты, на досмертные, очень похожи.

Мимо прошло двое мужчин. Даша машинально прикрыла кошелек складками юбки, – время предвечернее, коллеги лохматого на работу вылезли. Нет, эти двое внимания на пустеющие рыночные ряды не обратили, свернули к каналу. Знакомые они, какие-то. Даша накрыла корзинку с помидорами чистой тряпочкой и вспомнила. Черт, это же те, что с доком Дуллитлом в «Красном шлеме» были! Бороденки такие характерные. Может, доктор тоже вернулся?

Опомнилась Даша, уже идя в сторону канала. Впереди маячили спины двух знакомцев-незнакомцев. И куда, скажи на милость, ты сама тащишься? Спросить их, не вернулся ли доктор? Глупо, захотел бы Дуллитл проведать больную, сам бы нашел. Дом знает. После операции один из его людей бессознательную Эле на повозке отвозил и в дом помогал затаскивать. А если эти двое вообще не имеют отношения к доктору? Хорошо если только посмеются.

Мужчины шагали быстро. Даша за ними поспевала с трудом. Еще и корзинка мешала. Не бежать же бегом с криком – «Куда доктора дели? Мне с ним о других мирах поболтать нужно».

Прошли по кромке канала. Здесь лагерь беженцев еще недавно располагался, да уже расползлись страдальцы. Одна помойка осталась, да глухие заборы вокруг. Пару раз Даша порывалась бросить глупое преследование, да только теперь было уже страшновато поворачивать. Лучше до Западной стены дойти, да в окружную вернуться. Там и стража стоит, и вообще спокойнее. А здесь вынырнет шпана, кошелек отберут, – визжи – не визжи, – в канале окажешься. Хорошо если просто спихнут. Могут и ножом…

На заборы быстро садился вечерний сумрак. Мужчины впереди перебрались через осевшую Земляную стену. Даша вздохнула с облегчением. За старым валом узкий проулок, – прямо к Западной стене выводит. Девушка поднялась по крутой тропке на расплывшийся и густо заросший кустами вал. Спускаться было труднее, того и гляди, за корень зацепишься.

Когда широкая мозолистая ладонь наглухо залепила рот, Даша и испугаться не успела. Ноги оторвались от земли, кусты хлестнули по бедрам, – девушка перелетела через заросли, больно стукнулась носом о жесткую мужскую грудь. Руки оказались стиснуты за спиной.

– Не ори, лахудра.

Даша только моргала. Перед ней стоял один из бородатых. Другой проломился сквозь кусты сзади. Ухмыльнулся, подкинул в воздух Дашину корзинку, двинул ногой, – хрустнуло, салютом разлетелись помидоры. Девушка только проводила взглядом исчезнувшую в колючих кустах корзинку. Что-то горячо кольнуло шею, – бородатый держал за волосы, не давал взглянуть.

– Тебя кто, полоумную, послал нас выслеживать?

Даша поняла, что под горлом держат нож. От страха язык отнялся.

– Кто послал, спрашиваю, мокрощелка? Говори, сейчас за ноги разорвем.

– Пустите горло. Больно, – пролепетала девушка.

– Ишь, нежная какая, – удивился второй бородач. – Нам бы ее на когг, живо бы воспитали.

– Заткнись, – шепотом прикрикнул тот, что с ножом. – Язык у тебя, что хвост у марула.

– Чего там, все едино ее кончать будешь.

– Слышь, шлюха, – старший встряхнул Дашу. – Говори живо, на кого работаешь? Умная будешь – смерти не почувствуешь. Или я тебе пальцы по одному отрезать буду и в задницу запихивать.

– Никто меня не посылал, – прохрипела девушка. – Я вас в «Красном шлеме» видела. Вместе с доком Дуллитлом. Хотела узнать, куда он делся.

Старший удивленно хмыкнул:

– Чего врешь? Зачем такой мааре как ты колдун понадобился? Помидорами угощать? Колись лучше по легкому.

– Не вру. Он маму мою лечил. Только не долечил. Исчез, – Даша говорила с трудом, – по шее текло все горячее.

– Ты чего плетешь-петляешь? Когда он исчез?

– Дней десять. Думала, вы знаете, куда он делся, – выдохнула девушка

– Ведь не врет, коза тупая, – с некоторым удивлением заметил второй бородач. – Глянь на нее – полено поленом. Что ж ты, свистулька глупая, за нами поперлась? Если б колдун юркий у нас был, разве лечить кого смог? Лишилась твоя мамка здоровья. Да и дочки тупой заодно лишилась.

Старший зло зашипел в ухо Даше:

– Что ты мне воз толкаешь, девка? Хочешь перед смертью на требуху свою полюбоваться? Я тебе кишочки на шею намотаю и плясать заставлю. Откуда ты взялась?

– Я правду говорю, – простонала Даша. – Пустите…

– И точно, – снисходительно сказал второй, – что ты ее, курицу, мотаешь? Видна ведь как мышь на шлюхином бритом передке. Давай ее по скорому отбарабаним, да и отмается, сардина бестолковая.

– Сам ее верти, – старший толкнул Дашу в руки напарнику. – Буду я еще всякую амару немытую…. Да и в крови она.

– А я ее с кормы, – объяснил добрый бандит. – Уродка нечесаная, зато свеженькая…

– Тихо! – шикнул старший, приседая.

На тропинке послышались голоса. Кто-то спускался с вала.

– Помогите! – Даша рванулась из жестких рук. – Грабят!

От удара в живот желудок чуть не выпрыгнул. Дашу придавили лицом в колючую травы. Девушка почти вывернулась, но жесткая ладонь, сдирая кожу, залепила рот. Ударили еще раз, в нижнюю часть спины, – в глазах потемнело.

Сквозь дурноту, Даша слышала на тропинке торопливые удаляющиеся шаги.

– Вот же уродка визгливая, – проворчал, поднимаясь, старший.

Ногой он бил коротко, неторопливо. Даша из последних сил свернулась в комок, прикрывала локтями голову.

– Подожди-подожди, – предостерег товарища второй бандит, развязывая штаны. – Ты ее совсем уж в свинину собьешь.

– Ты что ее в подружки брать собрался? – старший сплюнул. – Какая-нибудь дырка точно уцелеет. Барь что осталось, и пойдем к лодке. Канал закроют.

– Ну, всё прямо бегом, – пробурчал насильник, опускаясь на колени рядом с бессильной девушкой. – Здесь командорских патрулей нету. Чего скакать?

Что-то завыло, заухало в кустах. Бандиты подскочили, выставляя оружие. У одного было два ножа, у другого короткий и широкий тесак. Кусты глухо зарычали, застонали, – казалось звук идет с все сторон.

– Что за дерьмо? Здесь и крыса не спрячется, – пробормотал старший.

– Темно уже, – запинаясь, прошептал напарник. – Что тут разглядишь? Дарки выползли. Их время. Валим отсюда.

– Какие дарки? – старший с досадой озирался. – В городе мы. Тут кроме мирных никого нет.

– Угугогогугу, – мрачно загудели кусты. Звук густой и страшный катился низко над землей. Бандиты попятились.

– Не человек, это уж точно, – пролепетал, поддерживая одной рукой штаны, бородач с тесаком.

– Девку добьем, и ноги делаем, – старший деловито повел ножом, шагнул к скорчившейся девушке.