Текст книги "Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий"

Автор книги: Юрий Безелянский

 
Осмотрелись немного и в ночные дозоры
Мы отправились снова, как встарь.
Посмотрели в окошко, как живописные крошки
Зажигают призывно фонарь.
 

Кстати, цены умеренные, ниже, чем на Тверской улице. Написал фразу и испугался: что может подумать читатель? А впрочем, пусть думает что угодно. Лично я вспоминаю Голландию и ловлю кайф. И снова хочется в Амстердам. Может быть, кто-нибудь пригласит? Прочитает какое-нибудь турагентство и скажет: «Ба, да вот кто нам нужен! Уж он-то сделает рекламу!»

Мечты, мечты!.. Я надеваю привезенные из Голландии деревянные башмаки «кломпы» и хожу по комнате. Тук-тук. Гол-лан-ди-я! И мне так хорошо на сердце!

Страждущий россиянин в стране вечной красоты

Италия принадлежит к великим темам, не устающим привлекать мысль и воображение различных людей и сменяющихся поколений…

Павел Муратов. «Образы Италии»

Русская греза

Когда мы проходим мимо памятника Пушкину и думаем о нашем главном поэте, то кажется, что он всего достиг и все видел. Ан нет. Он лишь помышлял об «Авзонии счастливой», «Италии златой». Но никогда в ней не был. Люди пушкинского времени постоянно думали об Италии, поэты мечтали о ней. Баратынский, Веневитинов, Ростопчина, Батюшков, Языков – все посвящали Италии вдохновенные строки. Италия в прошлом веке привлекала людей прежде всего как «древний рай», по выражению Александра Сергеевича.

Герцен писал: «В Италии все определенно, ярко, каждый клочок земли, каждый городок имеет свою физиономию, каждая страсть – свою цель, каждый час – свое освещение, тень как ножом отрезана от света; нашла туча – темно до того, что становится тоскливо; светит солнце – так обливает золотом все предметы, и на душе становится радостно».

После Италии Швейцария и Германия казались Гоголю «низкими, пошлыми, гадкими, серыми, холодными…». Он пишет с дороги: «Не успел я въехать в Италию, уже чувствую себя лучше. Благословенный воздух ее уже дохнул». Через две недели по приезде Николай Васильевич признается: «Небо чудное, пью его воздух и забываю весь мир».

Борис Зайцев подтвердил: «вечное опьянение сердца» Италией…

В Российской Академии художеств бытовала тради

ция – посылать лучших учеников стипендиатами в Рим на стажировку. Многие ездили туда и после окончания Академии, а кое-кто подолгу жил на Апеннинах. Александр Иванов – автор знаменитой картины «Явление Христа народу» – прожил, например, в Италии 30 лет, а замечательный художник-пейзажист Сильвестр Щедрин умер и похоронен в Сорренто.

Почти все российские поэты считали своим долгом непременно побывать в Италии: Мережковский, Бунин, Брюсов, Блок, Саша Черный, Бальмонт…

 
Волшебный край!
Сорренто дремлет –
Уж колобродит – сердце внемлет –
Тень Тассо начинает петь… –
 

писал Яков Полонский.

В 1924 году безвозвратно уехал в Италию Вячеслав Иванов. Там он перешел в католичество, «также, несомненно, со всей искренностью своего пафоса… то же, что он поселился в Риме на Терпейской скале, не удивляло, а скорее радовало – как некий законченный штрих в образе поэта» (воспоминания Добужинского).

 
Смотря на эти скалы, гроты,
Вскипанье волн, созвездий бег,
Забыть убогие заботы
Извечно жаждет человек… –
 

писал в Италии другой поэт Серебряного века, Владислав Ходасевич.

Замечательно свободно чувствовал себя на площадях Рима, на каналах Венеции, на просторах Тосканы Иосиф Бродский. Ему особенно нравились Апеннины зимой:

 
В морозном воздухе, на редкость
прозрачном, око,
невольно наводясь на резкость,
глядит далеко –
на Север, где в чаду и в дыме
кует червонцы Европа мрачная. Я – в Риме,
Где светит солнце!
 

Италия – великий магнит для русских. А уж с падением «железного занавеса» на итальянском «сапоге» загрохотали, застучали, затопали стада русских коммер-

сайтов, туристов, шоптурников, женщин… Кто ищет партнеров по бизнесу, кто восторгается развалинами Древнего Рима, кто набирает товары для перепродажи, кто в поиске романтической любви и вполне прозаических денег.

Мне повезло: я был в Италии дважды – в декабре 1989 года и в марте-апреле 1996-го. В первый раз ездил в Италию с группой от Союза журналистов СССР (своего рода поощрение за лояльность режиму), во второй – сам по себе, купив тур. Согласно «правилам игры», при социализме давали на нос по 105 тысяч лир. Теперь можно было везти валюты столько, сколько ты ее заработал (или украл: каждому свое, а иным и чужое). В свое первое посещение прекрасной Италии я не мог позволить себе посидеть в кафе и выпить чашечку кофе. Во второй раз… Впрочем, обо всем по порядку.

Милан – город миллионеров

Милан – столица Севера, центр области Ломбардия. Очень напоминает Москву (хотя древнее ее: Милан основан в конце V – начале VI века до нашей эры): бурлящая метрополия, деловой ритм, разноязычие, разностилье, древнее соседствует с ультрасовременным.

Миланцы – особые люди, энергичные, предприимчивые. Они не спрашивают, кто ты и откуда, они спрашивают, умеешь ли ты работать и что ты умеешь делать.

Первое впечатление от миланских улиц: малолюдье. Гид поясняет: «У нас нет людей, у нас есть машины». Действительно, машины притулены ко всем тротуарам, и пешеходы, а они редки, передвигаются между ними, как лыжники-слаломисты.

Размещение в гостинице и трапезу в ресторанах (разумеется, весьма скромных) опускаю, а вот про официантов стоит сказать несколько слов. Они ловки и улыбчивы. В Италии, в отличие от ресторанов многих стран Европы и Америки, нет синдрома кислой

физиономии. Италия – страна туризма. И, как сказал один хозяин траттории, «мы просто не можем позволить себе скверный сервис». Они не могут. А мы можем!..

Подкрепившись, отправляемся на первую экскурсию. И первое потрясение на Пьяцца дель Дуомо – суперзнаменитый Миланский собор. Его начали возводить с 1386 года и закончили где-то в середине XIX столетия. Белый мрамор. Сто тридцать пять шпилей. На самом верху блистает позолоченная статуя «Мадоннина», являющаяся символом Милана. Внутри собора божественный полумрак. Для того чтобы описать внутреннее убранство, декор, цветные витражи, не хватает слов. Невольно впадаешь в фетовское бессилие: «Как беден наш язык! – Хочу и не могу…» Даже у искусствоведов это не очень удачно получается, поэтому воздержусь от описаний и буду в дальнейшем ограничиваться отдельными эмоциональными речевыми всплесками. Что касается читателей, то лучше всего, конечно, отправиться в Италию и самому все лицезреть.

Но опять же есть «но»: если вы в группе, то обязаны быть с ней и быстро перемещаться от объекта к объекту, причем в темпе, или, как говорят итальянцы, «ин фретта», «рапидаменте», то есть быстро-быстро, ибо групповой туризм – это сплошные перебежки и марш-броски. Такого ритма, абсолютно уверен, Гоголь бы не выдержал. А его потомки – ничего, бегают, цокают языками от восхищения и еще успевают заглянуть в магазинчики, чтобы прицениться к товарам.

Однако вернемся к вечным ценностям. Миланский замок-крепость Кастелло Сфорцеско прежде всего поражает своей похожестью на Московский Кремль: те же красные стены и те же зубчатые башни. А что Удивляться: наш Кремль строили итальянские мастера. Да разве только Кремль? На мой взгляд, все лучшее, что построено в Москве и Петербурге, связано кровными узами с итальянской архитектурой.

В Кастелло Сфорцеско – музей. Венцом его собраний является «Пьета» Микеланджело, одна из четырех работ гения. Главная «Пьета», подписанная им самим,

находится в Риме, в соборе Св. Петра. Наиболее впечатлительные среди туристов беспрестанно ахали от восхищения. Других даже всемирно известный театр «Ла Скала» несколько разочаровал сдержанностью форм – оказался более скромным по сравнению с пышным Большим театром. Зато весьма примечателен и интересен фойе-музей «Ла Скала»: бюсты композиторов, портреты артистов, личные вещи кумиров сцены, ноты, письма, веера… Именно в «Ла Скала» впервые были поставлены многие оперы Верди, Россини, Беллини, Доницетти… Оркестром театра дирижировал Тосканини, на его сцене пели Карузо и Джильи, Хьюстон и Каллас…

Мы ходим по театру-музею, и почти у всех лихорадочно блестят глаза.

Две достопримечательности Милана – театр и собор – соединяет длинная пешеходная галерея Виктора-Эммануила, длина ее лучей 210 метров. Представляете, двести десять метров сплошной роскоши, вкуса, красоты и гармонии. Галерея в стиле либерти была построена в 1865 году и стоила жизни ее создателю архитектору Луко Менгони: он упал с лесов и разбился. Чудо-галерея заполнена ювелирными и сувенирными магазинчиками, дорогими кафе и ресторанчиками.

Помните знаменитое выражение Маяковского «У советских собственная гордость!..»? Его когда-то удачно спародировал Александр Архангельский:

 
А мне на них свысока наплевать.
Известное дело – буржуйская лавочка.
Плюну раз – мамочка-мать!
Плюну другой – мать моя, мамочка!
 

В Санта-Мария делле Грацие, в трапезной бывшего доминиканского монастыря в Милане, все забывают о покупках и замирают перед стенописью «Тайная вечеря» Леонардо да Винчи. К сожалению, над фреской постоянно колдуют мастера – идут нескончаемые реставрационные работы.

Вечный вопрос: кто предаст Иисуса Христа? Один из двенадцати.

Венеция: вздохи и ахи

Из Ломбардии – в провинцию Венето, мимо Вероны, в которой, как выразился итальянский гид, «существует замечательный балкончик, который мы знаем из литературы». Но что балкончик, что страсти Ромео и Джульетты, когда впереди Венеция – самый удивительный город в мире, город на воде, раскинувшийся на 118 островах.

 
В топи илистой лагуны
Встали белые дворцы,
Пели кисти, пели струны,
Мир судили мудрецы… –
 

писал Валерий Брюсов о Венеции. Город, который родился из пены вод морских, неотразимо красив, как сама Венера. Уникальная площадь Св. Марка, Дворец дожей, Библиотека, дворцы на Большом канале – Ка д’Оро, Фоскари, Дарио, Барбариго, Контарини, Фазан и еще десятки прекраснейших сооружений, церкви, скульптурные памятники, мосты и мостики, лабиринты улочек – все это требует превосходных степеней и пространных описаний. Поверьте на слово или посмотрите сами альбомы с фотографиями: божественная красота, да и только. А богатство картин в музеях: Тициан, Веронезе, Тинторетто!..

Нет-нет, не будем об этом. Лучше о чем-то более прозаическом и нам доступном. Среди различных достопримечательностей Палаццо дожей есть небольшая выемка в стене, сделанная в форме пасти льва, куда каждый гражданин Венеции мог положить донос на другого гражданина. «Какая прелесть»! – тут же последовала реплика одной из наших соотечественниц. Вполне логичным был дальнейший показ венецианского ГУЛАГа – мрачные камеры, где содержались заключенные. Затем их вели на казнь через так называемый «Мост вздохов», где преступники в последний раз видели через окна голубое небо Венеции и со вздохом прощались с ним. На одной из стен прохода по «Мосту вздохов» неожиданная надпись: «Я тут был Вася». Наш Вася! Ему все нипочем – ни Магадан, ни Сибирь, ни тем более какой-то венецианский мостик!..

Наш гид добросовестно пытается все показать и рассказать, не упуская возможности отметить, что многое из Венеции было увезено и похищено. «Наполеон был хороший коллекционер», – отмечает Вероника с печальной интонацией.

Увезенные Наполеоном бронзовые кони с крыши собора Св. Марка мало волнуют туристов новой русской формации: им бы только покататься на знаменитых гондолах, и 80-100 долларов не помеха. Песни, разговоры, шум… «Вечный транзит» Александра Галича:

 
В каналах вода зелена нестерпимо,
И ветер с лагуны пронзительно сер.
– Вы, братцы, из Рима?
– Из Рима, вестимо!
– А я из-под Орши! – сказал гондольер.
 

И все же работы у гондольеров не так много. Они собираются в группки, мускулистые, сильные, обветренные, в соломенных шляпках с красными лентами, и обсуждают свои профессиональные проблемы (кто сказал, что в Италии нет проблем? Они есть везде!). Наверное, говорят, что не тот турист пошел и что инфляция совсем берет за горло.

Но на набережной Большого канала от площади Св. Марка не чувствуется никаких проблем, наоборот, огромное беззаботное коловращение людей. Приезжие из всех стран (особенно много японцев) наслаждаются красотой, раскупают сувениры, едят, пьют, смеются, фотографируют и, как говорит современная молодежь, оттягиваются, вырубив себе в скале суровых будней уютный праздник. Примечательно, что более двух веков назад, а точнее в 1775 году, некий аббат Анджело Мария Лабиа писал по поводу венецианской регаты:

 
Как все сословия горды собой!
Какие зрелища, беседки, пьяцца,
Биссоны и регата! День какой!
Какие иностранцы! как толпятся!
Канал! паромы! дамы – Боже мой!
Что ж плачу я? – не знаю сам, признаться.
 

Очевидно, тогда все собирались на регату, а ныне Венеция «функционирует» круглый год, и в любой ме

сяц туристы с удовольствием венецианятся, если так можно выразиться. Например, Иосиф Бродский обожал бывать в Венеции в декабре.

 
Я пишу эти строки, сидя на белом стуле
под открытым небом, зимой, в одном
пиджаке…
Стынет кофе. Плещет лагуна, сотней
мелких бликов тусклый зрачок казня
за стремленье запомнить пейзаж, способный обойтись без меня.
 

Это написано в 1982 году.

Если вы не устали от цитат, то процитирую еще Павла Муратова: «Есть две Венеции. Одна – это та, которая до сих пор что-то празднует, до сих пор шумит, улыбается и лениво тратит досуг на площади Марка, на Пьяцетте и на набережной Скьявони. С этой Венецией соединены голуби, приливы иностранцев, столики перед кафе, лавки с изделиями… блестящие вещи, которые никому не пришло бы в голову продавать или покупать где-нибудь кроме Венеции. Играет музыка, толпа журчит, журчит рекой по каменным плитам. Храм Марка мерцает цветными отблесками, и ночь над головой – синее небо итальянского вечера. Так летит здесь время, точно дитя, без забот и мыслей…»

Да, в Венеции мы пробыли 9 часов, и почти все время на ногах. Они, бедненькие, гудели, и речной трамвайчик «вапоретто» воспринимался уже как спасение, как прибежище отдыха. Вапоретто-драндулетто фырчал, кренился от набившихся уставших пассажиров и медленно катил по каналу Гранде, мимо дворца, где жил Байрон, мимо другого палаццо, где умер Вагнер…

Все! Прощай, Венеция! Прощай, царица Савская! Я обязательно к тебе вернусь, ведь надо еще побывать в музее венецианского стекла Мурано, в театре «Ле Фе– ниче», на острове Торчелло и, конечно, на Сан-Микеле, на кладбище, где покоятся Сергей Дягилев, Игорь Стравинский… На гробовой плите Дягилева высечены слова: «Венеция – постоянная вдохновительница наших успокоений». На Сан-Микеле нашел свою последнюю обитель и Иосиф Бродский.

«Мне мачехой Флоренция была…»

Эти строки Николай Заболоцкий вложил в уста Данте, который был вынужден покинуть Флоренцию. Почему повторил их я? Из-за дождя: 2 апреля Флоренция зябла под нескончаемыми струями воды, что, конечно, пагубно отразилось на туристах. Зонты, плащи, влажная обувь – все это не самые лучшие спутники в знакомстве с городом. Но что поделать? Дождь – один из капризов примаверы – итальянской весны.

И все же даже в дождь можно было убедиться в правоте слов Александра Блока: «Флоренция, ты ирис нежный…» Она нежна, элегантна и красива, и это неудивительно, если над украшением города трудились такие великолепные мастера, как Джотто, Брунеллески, Микеланджело, Джамболонья, Челлини и другие великие зодчие, ваятели и живописцы. Во всемирно известных картинных галереях Уффици и Питта хранятся полотна лучших итальянских художников. С историей Флоренции связаны имена Данте и Боккаччо, в этом городе жили Леонардо да Винчи и Микеланджело, здесь сложился современный литературный язык Италии. Во Флоренции возникло и расцвело новое искусство Возрождения.

Да, красота – это страшная сила… Начиная с 1978 года через руки психиатра Грациеллы Магерони и ее коллег из флорентийской больницы Санта-Мария-Нуово прошло свыше сотни человек, ставших жертвой чрезмерной тяги к искусству. Врачи называют эту болезнь синдромом Стендаля, который описал свой душевный дискомфорт во время первого путешествия во Флоренцию. Осмотрев кенотафы (гробницы со скульптурами) Микеланджело, Галилея и Макиавелли в церкви Санта-Кроче, писатель, по его словам, «почувствовал страшное сердце– биенье… и шел, все время опасаясь упасть на землю…».

Болезненные симптомы обычно начинаются после нескольких дней беспрерывного хождения по галереям. Случается, что люди теряют сознание в музее. От бесконечной вереницы флорентийских кампанил, мостов, площадей, статуй и величественных дворцов действительно начинает кружиться голова. Что противопоставить синдрому Стендаля? Только одно: крепкую голо

ву. Практически у всех русских туристов они крепкие, ни одного обморока не наблюдается, разве что легкие приседания на лавочку и лупоглазие – как у рыбы, которую выбросили из воды на берег.

И еще чем силен наш брат, так это здоровым любопытством. В капелле Медичи в церкви Сан-Лоренцо у бесподобных созданий Микеланджело (беспокойно всматриваясь вдаль, бодрствует «День», в тоскливом покое застыл «Вечер», в страданиях пробуждается «Утро», тяжелым сном забылась «Ночь») меня одолевали соотечественники, которые никак не могли расшифровать значение микеланджеловских фигур. «А что означает День? А что Вечер?..» Многим читать книги недосуг, им хочется получить что-то готовенькое и сразу, чтобы положили в рот. Я разозлился (может, синдром Стендаля подействовал) и брякнул:

– Будет вам июньский вечер: победят коммунисты, ночью приснится Зюганов, проснетесь в страхе утром и весь день будете маяться у пустых прилавков под красными флагами.

– Все понятно, – коротко, по-солдатски ответила женщина из славного города Подольска.

Опять же «наши люди» в Санта-Кроче без внимания оставили усыпальницы Галилея и Макиавелли, но зато замерли как вкопанные у последнего пристанища Джо– аккино Антонио Россини, автора гениального «Севильского цирюльника». По ассоциации вспомнился Моцарт, и захотелось запеть: «Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный… не пора ли мужчиною стать?..» Но где этот мальчик, тем более резвый и кудрявый? Нет его, как нет и кудрей, нет локонов, унеслась куда-то юность на тройке бешеных коней Судьбы. Нет мальчика… нет и Россини. Скончался в 1868 году во Франции, затем его останки были перевезены во Флоренцию. Над склепом композитора высится мраморная фигура оплакивающей его женщины. Гиду Лео давно наскучила скорбь, и он игриво заметил: «Посмотрите, какой у женщины буст». «Буст» был великолепный. Толк в нем понимал и Россини, и его герои. Знатоки нашлись и в русской группе…

Забавный эпизод произошел в Санта-Кроче, когда гид рассказывал о творческом соревновании двух итальянских гениев – Донателло и Брунеллески. «И вот однажды, – живописал итальянский сопровождающий, – Брунеллески пришел посмотреть, как выполнил заказ по изображению «Распятия» Донателло. Брунеллески пришел в храм с рынка и держал в руках корзинку с яйцами. Увидев работу Донателло, он ахнул от восхищения и уронил яйца». Одна из наших соотечественниц, что-то пропустив в рассказе гида, тут же нервно заметалась: «Скажите, у кого упали яйца?!» Естественно, вся группа тут же содрогнулась от смеха.

Смех – это хорошо, это как разрядка от бесконечного восторга перед Флоренцией: Собор и Колокольня Джотто, Баптистерий Сан-Джованни (баптистерий – это специальная церковь, где крестят), площадь Синьории, фонтан «Нептун», Лоджия деи Ланци, Палаццо Веккья, Палаццо Даванцати и т. д. и т. п. О каждом объекте можно писать книги (и они написаны).

В стихотворении «Из Флоренции» (1910) Саша Черный делился впечатлениями:

В старинном городе, чужом и странно близком,

 
Успокоение мечтой пленило ум.
Не думая о временном и низком,
По узким улицам плетешься наобум…
В картинных галереях – в вялом теле
Проснулись все мелодии чудес,
И у мадонн чужого Боттичелли,
Не веря, служишь столько тихих месс…
 

Скажу по секрету, я тоже служил «тихие мессы». И никакая непогода, никакой дождь не помешали этому. Нежный и дымный ирис Флоренции навечно запечатлелся в памяти.

Все дороги ведут в Рим

Покинув Флоренцию и провинцию Тоскану, наш автобус отправился в Лацио, в сторону Вечного города. Да, Карамзин когда-то путешествовал в карете, на перекладных, испытывая разные дорожные мытарства.

Ныне все иное: гладкие дороги, высокие скорости и не маленькие придорожные трактиры, а современные автогрили в форме моста, перекинутые через все полосы автобана. Там и кафе, и рестораны, и магазины, где можно купить все, от жвачки до костюма. Однако неторопливость передвижения в прошлые века настраивала путешественников на созерцание и аналитические размышления. Наше поколение – уже не путешественники в классическом смысле этого слова, а именно туристы, которые в быстром темпе совершают наезды и набеги на чужие города, разрываясь между культурными памятниками и магазинами.

Но вот и Рим. Француз Дю Бюлле писал о нем:

 
Он побеждал чужие города,
Себя он победил – судьба солдата,
И лишь несется Тибра желтая вода.
Что вечным мнилось, рухнуло, распалось.
Струя поспешная одна осталась.
 

Нет, с этим мнением согласиться нельзя. От древнего Рима осталось все же немало, чего стоит один величественный Колизей. А средневековый Рим практически сохранился полностью. Здесь работали лучшие итальянские мастера: Микеланджело, Рафаэль, Браман– те, Бернини. Здесь возник новый стиль – барокко… В 1870 году Рим становится столицей объединенного итальянского государства. Но он не только столица Италии, он один из красивейших городов мира, «вечный город».

Первое, что поражает в Риме, – это какофония звуков. Автомобилисты, мотоциклисты – все сигналят, все совершают какие-то сложные маневры, чтобы вырваться из плотно движущейся массы, а тут еще пешеходы пытаются перейти улицу. И разница с Москвой: у нас норовят тебя задавить, а в Риме грациозно пропускают: «прего» («пожалуйста»), проходи, я свое еще наверстаю. Такая авто– и мотогалантность весьма приятна. Кстати, итальянцы, какие они? Вопрос не простой.

Итальянский публицист Энцо Бьяджи свою популярную книгу об Италии начал с парадоксальной фразы: «Итальянцев не существует». Те, кого обычно так

называют, на самом деле, утверждает он, являются тосканцами, сицилийцами, сардами, пьемонтцами, жителями Калабрии и т. д. Ведь долгое время страна развивалась как конгломерат мелких, раздробленных государств и городов-республик. Различие существует даже антропологическое. В Венеции, например, можно встретить блондинов, которых легко спутать с немцами, а в Сицилии (увы, я там не был) есть итальянцы, которых можно вполне принять за арабов. Отсюда и диалекты. Даже великий полиглот кардинал Джузеппе Гаспарре Медзофанти, говоривший на 114 языках, не знал всех итальянских диалектов.

Известно, что у каждого народа есть своя репутация: англичан считают хранителями традиций, американцев – деловыми людьми, прагматиками («мейк мани») и т. д. А итальянцы слывут прожигателями жизни, которым выпала удача родиться в стране, где круглый год светит солнце, а деревья ломятся под тяжестью апельсинов. Многие в мире считают итальянцев людьми легкомысленными: им бы только попеть да понежиться. Но это не так.

«Итальянцы – это не нация, это профессия, – шутливо заявляет эссеист Эннио Флайано, – причем профессия удобная: для нее не надо учиться, она достается по наследству». Быть итальянцем, по его мнению, – это оставаться такими, какими они были на протяжении последних столетий, то есть научиться «приспосабливаться и выживать в самых трудных условиях».

В итоге итальянцы приспособились. Выжили. И преуспели. И снова невольно возникает вопрос: а мы?.. От риторического вопроса вернемся все же в Рим, а то, не дай Бог, заговорим о политике, о партиях, о коммунистах. Вот об этом не надо. Давайте исключительно о красоте. А красота – это Рим.

«Влюбляешься в Рим очень медленно, понемногу – и уж на всю жизнь», – признавался в одном из писем Гоголь. Жил он тогда межцу двумя площадями – Испании и Барберини, на виа Сикстина. На доме висит памятная доска. Николай Васильевич, как все знаменитые русские, любил бывать в кафе «Антико Греко».

Кафе более 200 лет. Помимо русских классиков, здесь сиживал великий авантюрист Джакомо Казанова. Кафе роскошное – мраморные столики, фарфоровые чашки, картины на стенах, зеркала, скульптуры. Выпить здесь капуччино и съесть за стойкой бриошь не так уж и дорого. Впрочем, не будем говорить и о презренном металле, лучше о вечности и красоте.

Ансамбль Капитолийской площаци (сердце античного Рима) оформлял Микеланджело. Ее увенчала бронзовая статуя императора-философа Марка Аврелия. Площадь вымощена кирпичом и травертином, уложенным в красивый звездообразный круговой узор. Внизу Капитолийского холма лежит Форум – музей под открытым небом. Руины. Но какие руины!.. Камни сената помнят неутоленное тщеславие, злобную зависть, непримиримое соперничество, неуемное властолюбие и жестокость – обо всем этом можно прочесть в произведениях Цицерона и Плиния Младшего. Здесь закололи Цезаря. Здесь прозвучал сакраментальный вопрос: «И ты, Брут?..» Чего только не происходило в том далеком Древнем Риме! А сейчас тишина и все погружено в легкую фиолетовую дымку. Где-то кипят новые политические страсти, но будут ли они величественны и грандиозны, как минувшие? Увы, личности мельчают. Титанов больше нет. Мировая трагедия постепенно переходит в пошлый фарс, и это не только в России.

А вот и Колизей, многократно тиражированный на экране и на картинах. Въяве он поражает своей величественной суровостью. Огромный эллипс: высота 57 метров, 627 м по окружности. Стоишь перед этим заснувшим чудовищем, и в воображении возникают сцены, которые разыгрывались на арене Колизея: разъяренные звери, бои гладиаторов, а в ложах патриции, жаждущие зрелищ…

 
Разве знает Италия,
что она значит для нас?
Колизей, в черной оспе и ранах,
Прогибайся, круглись,
черный кратер, остывший у глаз,
Мы расскажем тебе
о великих вождях и тиранах.
Твой трехъярусный,
арочный вздрогнет
трехгорный каркас…
 

Так писал петербургский поэт Александр Кушнер. И действительно, нам, русским, есть что поведать даже Колизею: у нас были свои нероны и калигулы, свои вожди и тираны, рекой лилась кровь, и всегда было больше зрелищ (если под ними подразумевать события), чем хлеба.

Муза странствий и туризма влечет нас дальше. Арка Константина. Собор Санта Мария Маджоре. Пантеон. Площадь Навона. Здесь возвышается церковь Св. Агнессы и грандиозный фонтан Четырех Рек, сложная скульптурная композиция Джованни Лоренцо Бернини. Фонтанов в Риме множество, и один оригинальнее и монументальнее другого. Но, пожалуй, главнейший – фонтан Треви (1730-1770). Фонтан является одновременно фасадом Палаццо Поли и питается водой античного водопровода. Фонтан Треви знают почти все по фильму Феллини «Сладкая жизнь». Но в реальности он, конечно, ярче, переливчатее и мощнее, чем на экране. Вокруг него великое множество народа, зачарованно глядящего на его струи.

Есть поверье, что если бросить монетку в фонтан Треви, то обязательно вернешься в Рим. То и дело летят в воду металлические кружочки.

– А если у меня нет? – спросила почтенная соотечественница.

– Тогда бросайте облигации государственного займа, – ответил я.

Площадь Испании с ее знаменитой лестницей (135 ступеней) – так же, как и фонтан Треви, излюбленное место для съемок кинематографистов. На ней сидят. Курят. Разговаривают. Целуются. «Ла дольче вита!» Сладкая жизнь в Риме!..

Финал каприччо

Если бы я был музыкантом, то к своим заметкам– эссе приложил бы ноты Джироламо Фрескобальди,

чтобы прозвучало какое-нибудь томяще сладкое каприччо в знак прощания с Италией. О ней я не рассказал и тысячной доли того, что мог бы: края книжных страниц, как секира, отсекают все детали и подробности. А ведь еще был Ватикан! Со своими бесчисленными музеями: Этрусским, Египетским, Кьярамонти, залом Рафаэля и т. п. Гид ведет группу по бесконечной анфиладе залов и все время приговаривает: «А сейчас будет Сикстина Капелла». Раздавленные красотой и усталостью, мы бредем из зала в зал, но Сикстинской Капеллы нет и нет, а когда она наконец возникла, то все рухнули на скамейки и, задрав головы, стали рассматривать потолки. Лицезрением их мы занимались ровно 20 минут и, конечно, не могли оценить все детали творений Микеланджело, Рафаэля, Перуджино, Боттичелли и других великих мастеров. Фреска Микеланджело «Страшный суд» вконец придавила рашен-туристов. Но может быть, нам предстоит наш российский «Страшный суд», который будет пострашнее?..

После Ватиканских дворцов – собор Св. Петра. И опять шедевр за шедевром. Давящая, избыточная суперкрасота. Ею нужно наслаждаться часами, сутками, месяцами, тянуть и пить по глотку… а так варварски, как мы это делаем, конечно, ужасно. Но нет лир. Нет выбора. Извечное российское состояние…

И что в итоге? Повторю вслед за Сашей Черным:

 
Нанес я все визиты
Всем римским Аполлонам.
У каждой Афродиты
Я дважды побывал…
 

Нет, увы, не у каждой. А выборочно. Не посетил и замок Св. Ангела. Лишь видел в ночном небе Рима вознесенного над замком Ангела. Гид Элизабет пообещала: «Потом мы посмотрим, что он делает…» Не посмотрели. Не хватило времени и сил.

Так что же делает парящий над Римом Ангел? Что делают и как вообще живут итальянцы в Италии? Чтобы получить ответ, надо снова паковать чемоданы, покупать тур и «аванти!» – вперед.

 
Бандите д’аморо
Опять на дорогах Италии:
Порывисто дышит мотор…
Кирилл Померанцев
Вступление пикколо
 

Считается, что итальянский язык более приспособлен и мелодичен для объяснений в любви. Это язык сердца. Отсюда все эти сладкозвучные «Санта-Лючии» и бельканистые ариозо из Россини, Пуччини, Верди и прочих итальянских маэстро. В чем истоки? Может быть, в нежно-голубом итальянском небе? В яркой растительности? В общей атмосфере какого-то праздника жизни, когда не хочется воевать, а хочется именно любить, хотя, конечно, в истории Италии были и войны, и кровь, и жестокость? Наводили страх и ужас императоры Нерон и Калигула. Коварствовали Медичи. Неистовствовал Савонарола. Но в противовес гениям зла творили Катулл, Петрарка, Овидий, Рафаэль, Боттичелли, Леонардо да Винчи, которые словом и кистью воспевали гармонию мира, красоту и любовь…

Далекое эхо разговора с балкона

Не случайно именно в Италии возникла самая прекрасная легенда о любви – о любовном огне, охватившем юную Джульетту и прекрасного Ромео.

Джульетта обещала отцу, старому Капулетти:

 
Я постараюсь ласково смотреть,
Но буду стрелы посылать из глаз
Не дальше, чем велит мне ваш приказ.
 

Но каждый знает, что вспыхнувшая любовь, как река в весеннем разливе, способна снести все преграды. Ее не останавливают ни приказы родителей, ни соб

ственная осторожность. Любовь – это стихия… И вот перед балконом Джульетты Ромео просит: