Текст книги "Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий"

Автор книги: Юрий Безелянский

Кто только не ел и не пил (а то и просто гулял) в ресторане! Рассказывают, что один из сталинских министров так разгулялся, что свалился в бассейн, после чего лишился своего высокого поста. Ну как не напиться, когда так привлекает широченный ассортимент напитков. Тут вам и ароматное розовое «анжуйское», и нежнейшее «божоле», романтическое «бургундское» (хочется мгновенно стать мушкетером), и кристальное шампанское «Луи Родерер», которое так любил Александр II. А ассортимент блюд! Как вам понравится такой набор: суп из зеленой спаржи с орехами макада– миа, маринованный барашек с соусом розмари, французские сыры, медовое парфе с малиновым шербетом? По-моему, недурственно! А знаменитая гурьевская каша, приготовленная по особому рецепту? Тоже пальчики оближешь! Не хуже знаменитых ананасов в шампанском!..

Особенно широко шла гулянка в послевоенные годы. «А помнишь, при Сталине? Сразу после войны?» На эту тему выступил журнал «Огонек» с публикацией «Царевы кабаки» Павла Кнышевского. Народ влачил полуголодное существование, а 208-я спецбаза центральной конторы снабжения ВАО «Интурист» ломилась от всевозможных яств. База снабжала продуктами трех грандов «Интуриста» – «Метрополь», «Националь» и «Савой». Этот спецфонд (остряки называли его именем Анастаса Микояна) и давал возможность покутить во всю ивановскую. Гуляли министры и артисты, дипломаты и директора. Среди звездной клиентуры был и «за

кройщик из Торжка», народный любимец Игорь Ильинский. Он обожал сладенькое. Все эти звезды-клиен– ты не только ели и пили в ресторане, но часто пользовались и «сухими пайками».

Но что вспоминать? Что было, то было. И сегодня в кабинеты и залы «Метрополя» идут косяком люди – встретиться, поговорить, покушать, выпить. Кто-то из читателей, возможно, не выдержит и взовьется в крике: а цены?! Цены, конечно, соответствующие. Вот, к примеру, «шведский стол». Обед – 36 долларов, ужин – 48, завтрак – 22, естественно, без спиртных напитков.

Сегодня в залах «Метрополя» стало меньше «чистой» интеллигенции, но зато больше бизнесменов, предпринимателей, коммерсантов, то есть деловых людей. Встречаются и политики. Как только на политическом небосклоне взошла звезда Владимира Вольфовича, он первым делом примчался в «Метрополь» и отметился в ресторане. Оно и понятно: прежде чем делать «бросок на юг», следует основательно подкрепиться.

И все же главное не политики. Главное – высокие гости, которые останавливаются в «Метрополе» и используют его залы для своих деловых и культурных акций. Переполох был в «Метрополе» в связи с «высокой модой». Высадился целый десант французской элегантности: пять известных парижских домов «от купор». И это сближает Москву со всеми столицами мира.

Третья жизнь «Метрополя»

Первая жизнь – будем считать дореволюционная, вторая – советская, а третья – нынешняя. Как вы помните, в 1986 году «Метрополь» был закрыт на реставрацию, к этому времени он сильно обветшал. За реконструкцию и реставрацию взялись русские мастера и финские специалисты из фирмы «Перусюхтюме» (руководитель проекта Эркки Хюлкиля). В течение пяти лет «Метрополь» был в лесах и, как и при своем строительстве, окутан загадочными слухами. Но вот в феврале 1991 года перед москвичами предстал новый

«Метрополь» во всем сиянии восстановленной молодости – и сразу отбил «хлеб» у всех злопыхателей.

И внешне, и внутренне «Метрополь» засиял. Панно Врубеля, все архитектурные завитки и детали были очищены от «пыли веков» и отдраены до блеска. Обновленными предстали и внутренние интерьеры, мебель, скульптуры и все прочее.

«Метрополь» изменился и качественно: число мест в гостинице возросло с 659 до 800. Номеров стало 403, в том числе 75 номеров люкс. Цена номеров: от 330 до 1600 долларов в сутки.

При гостинице появился спортивный комплекс, конференц-зал, подземный гараж. Здание оснащено самыми современными инженерными системами. Появился бизнес-центр (кстати, вместо бывшего кинотеатра – вечная ему память). В бизнес-центре есть все необходимое для деловых людей: компьютеры, факсы, телексы и прочее. Короче, «Метрополь» вышел на нормальный мировой уровень обслуживания клиентов. Прибавьте к этому его восстановленную красоту – лепнину, декор, подлинные картины, мебель, скульптуры, люстры, которые реставрировали лучшие мастера из Эрмитажа. В итоге все это, вместе взятое, и позволило «Метрополю» встать в один ряд с такими супергостиницами, как «Ле Гран» в Париже, «Карлтон» в Каннах и «Виллард» в Вашингтоне.

…В холле было уютно и респектабельно. Я сидел, вспоминая строки Валерия Брюсова, написанные Михаилу Врубелю:

 
Из теремов страны хрустальной,
Покорны сказочной судьбе,
Глядят лукаво и печально
Наяды, верные тебе.
 

Строки эти прекрасны, но нуждаются в маленькой корректировке. Не наяды, а амуры-светильники. Смотрят лукаво, но совсем не печально. А скорее удивленно. Удивляясь нашей нынешней жизни, где и «убогое богато». «Метрополь» – истинный оазис западной роскоши в российской мерзости запустения.

Июль 1994 г.

Иные дали

…Давай мы с тобой помечтаем,

Давай мы с тобой улетим

В Италию.

Хочешь в Италию -

В Неаполь, в Милан или в Рим?..

Кирилл Померанцев Мир путешествий

Сотри случайные черты -

И ты увидишь: мир прекрасен.

Александр Блок

Нет в жизни ничего прекраснее путешествий, если не считать, конечно, книг, любви, вина и женщин. Но путешествия!.. Ставлю многоточие и восторженно закатываю глаза. «Это нечто!» – как говорит современная Эллочка-Людоедка.

Мои личные путешествия начались с детского курорта Анапа. Затем в зрелые годы – Сочи, Одесса, Крым. Ленинград и Тбилиси. Кисловодск и Прибалтика. Пушкинские Горы и Львов. Многочисленные командировки по стране: Иваново, Могилев, Краснодар, Куйбышев, Волгоград, Челябинск, Киров, Черкассы, Таллинн, Ташкент, Минск, Запорожье, Ивано-Франковск, Владивосток, Вильнюс, Рига, Киев, Петрозаводск, Брест, Бухара и т. д. Республиканские и областные центры, города, городки, поселки и села.

Короче, удалось поездить по Советскому Союзу и немало повидать, но заграница («Страна святых чудес!» – как писал славянофил Хомяков) долгое время была терра инкогнита. Таинственный мир за железным занавесом. Привлекательный и манящий.

Перед своей скандинавской поездкой в 1976 году я писал:

«Принадлежность к великой стране и патриотическое воспитание заставляют нас криво усмехаться по поводу достижений и уровня жизни малых стран и народов, каких-то «датчан и разных прочих шведов». Мы – супердержава, делающая ракеты и покоряющая Енисей, как поется в одной песне. Мы запустили первый спутник, сконструировали луноход, ввели бесплатное медицинское обслуживание и всеобщее среднее образование. У нас самое большое жилищное строительство. А дальше стремительно нарастает уже бормотание взахлеб: самое большое… громадное… первое в

Европе… лучшее в мире… «А у нас в квартире газ… А у вас?..» И стоит, ослепленный своими достоинствами, русский великан и смотрит невидящими глазами на мир…»

Однако поездка в Швецию-Данию была второй по счету. А первым и незабываемым, как первая любовь, был вояж в Бельгию, Голландию, Люксембург в июле 1973 года. В те годы мало кто выезжал на Запад, а тем более в страны Бенилюкса. По приезде домой, вдохновленный увиденным, я напечатал «в стол» аж 100 страниц путевых впечатлений (публиковать тогда их было просто невозможно).

Сегодня поездками в дальние страны никого не удивишь, появились даже специальные издания «Вояж», «Иностранец» и другие. Собрал деньги – и поехал. И никаких проблем. А тогда!.. Всю тогдашнюю предпоездную вакханалию точнехонько выразил Владимир Высоцкий в песне «Инструкция перед поездкой за рубеж, или Полчаса в месткоме». Инструктор (естественно, кагэбэшник)

 
Говорил со мной как с братом
Про коварный зарубеж,
Про поездку к демократам
В польский город Будапешт…
 

Это Будапешт, соцстрана, ну, а капиталистическая – тут специальные комиссии по отбору достойных граждан просто сатанели, решая вопрос: пущать или не пущать?! Комиссии, пресса, радио, телевидение – все стращали соотечественников загнивающим Западом, вбивали в сознание и в подсознание, что все у них там не так, бесчеловечно, мрачно и ужасно, что они – представители капиталистической системы (за исключением членов коммунистических партий) – совсем другие люди, чем мы, счастливые граждане Страны Советов. И поэтому немудрено, что, когда наша туристическая группа (все члены Союза журналистов СССР) попала из самолета в зал брюссельского аэропорта «Завентен» и увидела плачущего малыша, кто-то из группы умиленно сказал: «Плачет. Как у нас». И вот это ощущение, что у них – «как у нас», было самым первым моим впечатлением от Запада.

Ну а дальше – архитектурные красоты, великолепие католических соборов (чего стоит один Гентский собор со своим знаменитым алтарем: увидеть и умереть!), восхитительные собрания картин в музеях (включая Дом Рубенса) – все это требует отдельного разговора.

Конечно, в 1973 году потрясали витрины магазинов, ошеломляло изобилие товаров, да и «живой» товар, впервые увиденный, вызывал некий психологический шок. Но все это в прошлом. Ныне витрины наших магазинов и наши «девочки», вышедшие на панель, ничуть не хуже. Но – еще раз воскликну – тогда!.. Вот отрывок из моих бельгийских заметок:

«Путь в «Палас-отель» лежал через «розовый район». Я изнемогал от усталости и впечатлений, однако пришлось тащиться за остальными. Напарники оказались настоящими бойцами. Олег подходил к живым рекламам и рассматривал их в упор. После каждого окна он тяжело отваливал, подбегал к нам и признавался: «Ну, братцы, я такого никогда не видел!» И это говорил маститый журналист, кандидат юридических наук, бывший народный судья, фронтовик, отец двоих детей… А когда я показал Олегу на авто-секс-сервис, то он обомлел окончательно. Действительно, есть чему подивиться: в тихом переулке вас нагоняет машина с красным огоньком, на ходу открывается дверь, высовывается для соблазнения изящная ножка, и автомобильная красотка приглашает вас занять место рядом с ней. У руля? Как в старой дореволюционной шансонетке:

 
Шофер мой милый, как ты хорош,
За руль возьмешься – бросает в дрожь.
Ты знаешь, как поставить,
Ты знаешь, как направить,
И нежданно полный ход даешь!..
 

В номер я притащился еле-еле. Принял душ, устроил себе головомойку. А потом, как и подобает простому советскому человеку, нашел утешение в труде: полоскал в белоснежной раковине грязные носки и рубашку».

На шестой день пребывания в Бельгии наш гид Роже подсказывал нам программу на вечер: «Гостини-

ца – туда, – (следовал энергичный взмах руки), – ночные клубы – туда. Еще хуже – туда!»

Какие ночные клубы? На какие деньги?! Удел советских туристов сводился к одному: поглазеть. В «розовом районе» (там, где «еще хуже») Левон подкрадывался к светящимся окнам мягко и вкрадчиво, как кот, но стоило «крошке» вопросительно поднять на него глаза (зазывать клиентов в Бельгии запрещено), как он так же легко и пластично ускользал в сторону. Олег, наоборот, ступал тяжело, чувствовалось, как сердце бьется молотом в его грудной клетке. У занавешенных окон, где не горел свет, он очень расстраивался и с сожалением объявлял всей нашей бродячей группе: «Идет сеанс!..»

Покинув «розовый район», вышли на освещенную улицу баров, дансингов и кафе. Все двери заведений открыты настежь, и поэтому видишь, как люди сидят, пьют, танцуют, болтают, молчат, дергают рычажками игральных автоматов, а те грохочут: улюлюкают и пожирают франки. В отель дотащились «на честном слове и на одном крыле». На втором этаже гостиницы сосредоточенно резались в бильярд какие-то почтенные люди в жилетках. «У, толстосумы!» – злобно выругался Анатолий и устремился к писсуару».

В 1976 году, спустя три года (трехгодичный перерыв был обязателен для поездок на Запад), состоялось путешествие по Швеции и Дании.

 
Кому хулить, а прочим наслаждаться –
Удой возрос, любое поле тучно,
Хоть каждый знает – в королевстве Датском
По-прежнему не все благополучно…
 

Так писал когда-то Илья Эренбург. Прошли годы. Благополучно – неблагополучно, а на наш поверхностный туристский взгляд все в Дании и Швеции было ухожено, умиротворенно и богато.

«Дания, – описывал ее Михаил Кольцов, – зеленая плоскость биллиардного стола. Сырые луга, дымчато-фарфоровое небо, кирпичные стройки…»

А воздух! – добавляю я. Какой божественно свежий и мягко ласкающий воздух в Копенгагене! Я вспоминаю о нем в Москве в январскую круговерть, в но

ябрьскую слякоть, в мартовский пронизывающий до костей ветер.

А еще вспоминаю памятник моему любимомуо философу Сёрену Кьеркегору. Из записей 1976 года:

«Мы выходим из автобуса и оставляем позади себя городской шум, финансовые волнения и любовные тревоги. Здесь, в саду королевской библиотеки, среди ив и берез, у тусклого озерного зеркала, обрамленного цветами, спряталось царство тишины и покоя. Увенчанный ниспадающими ветками, в задумчивости сидит Кьеркегор. На коленях у «датского Сократа» рукопись, рука сжимает перо, кажется, еще мгновение – и потекут слова о смысле и назначении человеческого бытия.

Кьеркегор не очень высоко ценил его. Он подчеркивал бессилие человека, пытающегося бежать от мучительной для него вечности и от самого себя в убожество повседневной жизни и мечущегося перед альтернативой: «…вам представляется только два выхода, вы должны решиться или на то, или на другое, но, откровенно говоря, сделаете ли вы то или, другое, вы одинаково раскаетесь…»

«Величие, познание, слава, дружба, наслаждение и добро – все это лишь ветер и дым, а вернее говоря, все это ничто», – приводит Кьеркегор стих Пеллисона в качестве эпиграфа к своему знаменитому произведению «Или – или».

Сёрен Кьеркегор, этот «магистр иронии», как он себя называл, явился в мир предтечей экзистенциализма. За ним последовали Хайдеггер, Ясперс, Сартр…

От Кьеркегора, который был мятежником духа и тревожил души датчан апокалипсическими откровениями, мы идем– к Торвальдсену, который успокаивал и ласкал. Великий скульптор Торвальдсен -¦ ученик греков. Его искусство – это ясность, красота и спокойствие. Более ста лет назад Григорович писал, что, “гуляя по Копенгагену, вы во всем чувствуете присутствие Торвальдсена”».

Примечательным было посещение в Дании Эльси– нора. Замок «Кронборг кастл» по-настоящему мрачен. Он действительно давит на психику, кажется, вот-вот выглянет тень отца Гамлета либо других убитых, заму-

ченных или отравленных персон королевского двора. Зимой, как говорит гид, здесь бьется о темные своды замка и жутко, по-звериному, завывает ветер. Как там в «Гамлете»?

 
Святители небесные, спасите!..
…Чем объяснить,
Что, бездыханный труп, в вооруженье,
Ты движешься, обезобразив ночь,
В лучах луны и нам, глупцам созданья,
Так страшно сотрясаешь существо
Загадками не нашего охвата?
Скажи: зачем? К чему? Что делать нам?
 

(перевод Бориса Пастернака)

В застойные социалистические времена мне посчастливилось побывать и в других странах: в Чехословакии (1981 год), в Греции, на Кипре и в Египте (1983), в Италии (1989). Каждая из поездок была тщательнейшим образом описана, лирический отчет напечатан на верном «Консуле», переплетен и убран в дальний ящик стола.

Цитировать прежние записи можно до бесконечности. Вот первый обед в ботеле «Альбатрос», в гостини– це-поплавке на берегу Влтавы. Гид расхаживал вдоль столов и зачитывал скрипучим голосом постановление чешского правительства о том, что нельзя вывозить из страны: текстиль, хрусталь и т. д. Список был огромный, и по мере чтения у наших туристов пропадал аппетит.

– А что можно? – спросил кто-то нервно.

– Не знаю, – ответил гид, насмешливо улыбаясь – может быть, в память о 1968 годе. Далее он сообщил, что будет всех собирать по свистку, и пообещал, что организует для нас что-то «помимо программы».

Кстати говоря, «помимо» было много интересного. И вообще Прага – замечательный город, «улыбка солнца сквозь летний дождь», как выразился поэт Павел Койш. А Карлов мост! А Злата улочка! А другие города в Чехословакии! Чески-Крумлов, Брно, Братислава…

В ключе коротких восклицаний можно вспоминать и поездку в Грецию: о Афины, о Парфенон, о Микены, о мыс Сунион в южной части Атгики!..

Немного автоцитирования: «Когда-то тут, на мысе

Сунион, была крепость, а сейчас живописные развалины храма Посейдона. Могучи боги моря, велика их власть, но господствует над всеми великий брат Зевса Посейдон – так говорится в мифе.

Место, конечно, роскошное: выдвинутый в море мыс, и на нем возвышаются колонны красивейшего некогда храма. Легко даже вообразить, как он был величествен, как восторгались им люди, как била ключом жизнь, ныне сошедшая на нет. Не об этом ли писал Константин Батюшков:

 
Где слава, где краса, источник зол твоих?
Где стогны шумные и граждане счастливы?
Где зданья пышные и храмы горделивы,
Мусия, золото, сияющие в них?
Увы! погиб навек, Коринф столповенчанный!
И самый пепел твой развеян по полям.
Все пусто: мы одни взываем здесь к богам,
И стонет Алкион один в дали туманной!
 

Ныне, конечно, никакой Алкион не стонет, а прыгают с камня на камень туристы, рассматривают оставленный на колонне автограф лорда Байрона, фотографируются, галдят… При уходе с мыса всех собирает руководительница группы и изрекает: «Тут никто не подслушивает, и поэтому можно говорить. Я обеспокоена вами: начался активно «ченч», и кто-то хочет с кем-то встречаться в городе. Этого делать нельзя…» Словом, бдительность, чекизм и беликовщина: как бы чего не вышло…

Над храмом Посейдона возникла тень железного Феликса…»

Да, так было. Ничего не придумано. Но «ченч» в условиях туристского дефицита денег, несмотря на запреты, процветал. Удивительный обмен произошел со мной на плато Гиза у великих египетских пирамид. Неожиданно ко мне подлетел араб с торбой и буквально сорвал с головы мою лыжную шапочку (стоял декабрь, и было несколько прохладно). Я обомлел. Коробейник убрал мою шапочку с помпоном в свою сумку и протянул мне взамен пять глянцевитых открыток с изображением пирамид. Я продолжал недоумевать, что все это значит, тогда торговец протянул мне еще две открытки и сказал: «Бери Нефертити». Всучил открыт-

ку, оставив меня с открытым ртом, с Нефертити и еще с шестью рекламными открытками, но без любимой шапочки. Вот это был «ченч»!

Слово «бери» было произнесено по-русски. Сноровистые торговцы быстро овладели русским языком, и когда одна женщина из нашей группы сунулась к верблюду с куском хлеба, погонщик наставительно заметил: «Верблюд не хочет булочка, верблюд хочет чико– лат». С этого момента я, как большой любитель шоколада, стал смотреть на верблюдов как на своих опасных конкурентов.

Что касается пирамид -¦ Хеопса, Хефрена и «малютки» Микерина, – то в двух словах о них не расскажешь, как и о Сфинксе, который возведен рядом с Хефреном.

 
Сфинкс улегся на страже святыни
И с улыбкой глядит с высоты,
Ожидая гостей из пустыни,
О которых не ведаешь ты… –
 

так когда-то писал Николай Гумилев, очарованный Египтом. Лично меня Египет не очаровал (очевидно, я не человек Востока), а вот Италия покорила сразу и навсегда. Это моя страна. Может быть, в какой-то из своих прошлых жизней здесь я жил?.. Или эта страна – нечто вроде магнита?

Вслед за Гоголем могу сказать, что в моей душе есть родство с Римом. В Италии я был дважды – в 1989 году и в 1996 году и готов ездить туда хоть каждый год. Я-то хочу, да вот бюджет что-то не позволяет. На этой грустной финансовой ноте закончим, пожалуй, вступление к теме путешествий. И более пространно, с некоторыми деталями и подробностями (только в деталях заключена вся красота) расскажем о Голландии, Италии и Австрии. Ну а на десерт – Париж.

Цветы, Рембрандт и эротика (Голландия)

– Напишите о Голландии, – попросили в одной редакции. – У нас готовится голландский номер.

– Голландия! – повторил я как завороженный и сразу разволновался. Голландия была одна из первых стран Запада, которую я увидел в далеком 1973 году.

Что я знал тогда о Голландии из нашей прессы? Что это «высокоразвитая капиталистическая страна, ведущую роль в экономике которой играют крупные монополии», что «в стране растут инфляция, безработица, все острее ощущается нехватка жилья». Ну и ядовитые строки по поводу «ядовитых отходов компании “Шелл”». Но все эти пропагандистские «дули» исчезли сразу, как только я вступил на голландскую землю. В одно мгновенье я был очарован увиденным. Замечу, что очарованность моя была неоригинальна, до меня Голландией очаровывались многие русские, побывавшие здесь. Совсем недавно я собирал материалы для книги о блистательном художнике Серебряного века Константине Сомове, и в его письмах натолкнулся на упоминание об этой стране. 23 декабря 1923 года Сомов писал:

«Чем дальше ехали по Голландии, тем больше нам нравилась, такой живописный пейзаж… каналы, вереницы деревьев, небольшие красивые городки со старинными готическими церквями… Не буду больше описывать красот Голландии…»

«Красоты Голландии» я тоже зафиксировал в своем дневнике-отчете, выдержками из которого воспользуюсь сегодня.

10 июля 1973 года (50 лет после Сомова!) в 9.10 мы пересекли голландскую границу. Таможенники даже не повернули в нашу сторону «головы кочан, чувств никаких не изведав». Проехали первую голландскую деревеньку. Все в ней чисто, аккуратно, красиво. Дома ело-

жены из кирпича в сочетании с белым камнем, более строги по архитектуре, без бельгийской пышности.

Пригород Роттердама нас встретил воздухоплавающей рекламой, которую тащили по небу два самолетика. Затем мы обратили внимание на вереницу велосипедов, которые спокойно катили по специально отведенным велосипедным дорожкам. Ехали старушки в платьях до пят, ехали молодицы в таких мини, что хотелось бежать за ними вслед, ехали мамы, позади которых из корзин выглядывали симпатичные мордашки малышей. Велосипед в Голландии – это больше чем велосипед, это образ жизни. На великах голландцы учатся ездить раньше, чем ходить. Как правило, у каждого голландца два велосипеда – один для прогулок, другой для поездок за покупками, с объемистыми корзинами, в них частенько перевозят даже домашних животных, небольших, конечно.

Однако мы забыли про Роттердам. Это один из немногих городов Западной Европы с заново отстроенным центром, где на практике осуществлены новейшие достижения современного градостроительства. 14 мая 1940 года в результате воздушного налета авиации третьего рейха за 40 минут центр Роттердама был превращен в развалины. Все давно восстановлено, и ныне Роттердам смотрится как музей на открытом воздухе. В городе возникла одна из первых в Европе пешеходных улиц, а сам торговый центр Леенбаан был построен в 1949-1953 годах. Один из его создателей архитектор Якоб Беренд Бакем писал: «Следует восстановить градостроительство и архитектуру как язык человеческого общения… дома и города создаются не столько для того, чтобы в них жили, сколько для того, чтобы они влияли на способ жизни тех, кто в них живет».

Вот эти принципы – комфортности, органичности – осуществлены практически во всей Голландии. Здесь ничто не подавляет человека. Здесь хочется жить…

А вот рассказ гида из 1973 года – и вряд ли что-то коренным образом изменилось сегодня в жизни голландцев, они живут без революционных потрясений:

«Обратите внимание, у всех голландцев в домах не

закрытые окна. Во времена испанского владычества завоеватели не разрешали голландцам задергивать окна гардинами, они опасались заговоров. Это вошло в традицию и сохраняется поныне… Посмотрите: на улице много детей. С ними гуляют мамы. В семье 4-5 ребятишек. Нет яслей, детских домов, и мамы сидят с детьми. Голландки, как правило, не работают. Считается зазорно. Их обеспечивают мужья… В 6 часов вечера семья собирается вместе, все обедают. Можно даже сказать, что в это время обедает вся Голландия. На улицах можно встретить только туристов и молодежь. Один раз в день горячее, это вечером. А так на работу берут с собой завтраки… Все дни недели у голландских женщин расписаны: понедельник – стирка, во вторник – глажка, в среду – день детей, в обычные дни дети делают уроки в школе до вечера, а в среду – дома, под присмотром мамы. В четверг – починка белья, в пятницу – уборка, в субботу – «делаем покупочки на два дня», – так говорила гид Марсела.

Что добавить к ее рассказу о быте голландцев? Национальная еда – не удивляйтесь! – жареная картошка. И еще они обожают «панекукен» – звучит необычно, но это обычные наши блины, только едят их не с красной рыбой и икрой, как мы, а в основном с сахаром или вареньем. Пьют голландцы по сравнению с нами мало. Девушки ежевечерне любят пропустить рюмочку (не стакан) хорошего портвейна, а мужчины, разумеется, что-то покрепче – напиток «Женевер», к примеру, и, конечно, пиво – голландское пиво «Хольстен», которое теперь преспокойно можно купить и у нас на каждом углу (и в Голландию ездить не надо).

Да, наверное, уместно сказать, что Голландия, она же Нидерланды, – одна из немногих стран с двумя официальными названиями. В переводе они означают «низменность» и «земля без прочного фундамента». Вода. Кругом вода! Вот, наверное, почему голландцы – наиболее искусные, пожалуй, гидроинженеры в мире, ведь более 60 процентов населения живет на польдерах – осушенных участках земли ниже уровня моря, от которого их защищает сложная система плотин и дамб. И

тут просятся стихотворные строки Иосифа Бродского, которые я не могу не привести:

 
Голландия есть плоская страна,
переходящая в конечном счете в море,
которое и есть, в конечном счете,
Голландия. Непойманные рыбы,
беседуя друг с дружкой по-голландски,
уверены, что их свобода – смесь г
равюры с кружевом. В Голландии нельзя
подняться в горы, умереть от жажды;
еще трудней – оставить четкий след,
уехав – тем более. Воспоминанья –
Голландия. И никакой плотиной
их не удержать. В этом смысле я
живу в Голландии уже гораздо дольше,
чем волны местные, катящиеся вдаль
без адреса. Как эти строки.
 

(1993)

Зато эта «плоская страна», без Альп и без Эльбруса, покрыта почти вся цветами, недаром Голландию называют «оранжереей Европы». Последовательно, как волны, сменяются в парках, скверах и на полях крокусы и нарциссы, гиацинты и тюльпаны, гвоздики и хризантемы, а затем цветущие до самой поздней осени розы. Цветы – это не только красота Голландии, но и выгодный бизнес, внушительная статья экспорта. Голландия прочно занимает первое место в мире в международной торговле цветами: продается более 6 млрд цветов. Знаменитые голландские тюльпаны, как ни странно, занимают лишь шестое место в продаже, а на первых местах розы, хризантемы и гвоздики.

Однако, кажется, я увлекся общей частью, пора перейти к частностям. Что осталось в памяти от увиденного в Голландии, кроме цветов, каналов и дамб? Удивительный памятник Осипа Цадкина «Разрушенный город» в Роттердаме. Ни одна реалистически выполненная человеческая фигура, никакая «родина-мать» не может так точно и вместе с тем так кошмарно передать ужас перед войной, как этот вывернутый, изломанный, просвечивающийся насквозь бронзовый получеловек Цадкина.

Еще поразили сказочный городок Матюродам (макет Голландии в 1/25 натуральной величины) и ма

ленький древний городок Делфт, откуда родом знаменитый живописец Вермеер. В Делфте в 1653 году была основана фирма «Порселин флес» («Фарфоровый кувшин»). Фарфор голландцы так до конца и не освоили, но фаянс у них превосходный. Более 800 различных изделий выпускает фирма, основная ее продукция – сине-белых тонов, имитирующая китайский стиль времен династии Мин. Роспись тонкая, изящная, производится вручную.

И еще, конечно, музеи, их в Голландии множество. В Гааге – музей Маурицхейс, полотна Рембрандта (картины «Анатомия доктора Тульпа», «Давид и Саул»), Мемлинга, Рубенса, Брейгеля. В Гарлеме расположен музей Франса Хальса, знаменитые групповые портреты: «Банкет офицеров роты Св. Георгия», «Стрелки гильдии Св. Адриана» и другие. Жизнерадостные все ребята, пышущие здоровьем и отвагой…

В Амстердаме – грандиозный музей «Рейкмузеум», где собрана обширная коллекция Рембрандта ван Рейна. Один «Ночной дозор» чего стоит! Подлинный. Гениальный. Я стоял перед ним, онемев от восторга. Очень интересен музей Ван Гога. Описывать музеи и картины надо специально, впадая в некий искусствоведческий экстаз, этого я делать не буду. Перейдем к другой теме.

Возили нас, возили по городам и музеям, а потом вдруг завезли в советское консульство (непременный ритуал тех советских лет). Вышел консул и прочитал кратенько, минут на 40, лекцию о международном положении, мы все так и увяли. Чтобы поднять нам дух, консул бодро заявил: «Не беспокойтесь, товарищи, дома все хорошо, урожай в этом году отличный, всего много, перебоев в снабжении продуктами нет, и пламенный привет всем вам от нашего посла, товарища Романова».

Мы, конечно, сразу воодушевились: родина… урожай… родная партия… И грусть: вот выпали из великой битвы за построение коммунизма, осматриваем эти капиталистические язвы общества. О, слово найдено: «язвы». И тут очень легко перейти к последней части моего рассказа – к городу Амстердаму. Тут хочется говорить даже стихами:

 
Амстердам –
Это цветы, каналы, Рембрандт.
И еще большое количество
Разно-об раз-ней-ших дам, –
Вот что такое Амстердам.
 

О Северной Венеции, о городе, изрезанном каналами, о его чудесной архитектуре говорить не буду (ужо в другой раз), а поговорим об Амстердаме как об эротической столице мира (эротика – это идефикс конца XX века). Именно отсюда, из Амстердама, полыхнула на весь мир сексуальная революция.

Во второй раз я побывал в Амстердаме в конце марта 1995 года и свидетельствую: ничего там не изменилось в этом смысле, более того, все стало ярче и намного откровеннее, чем в 1973 году, хотя, казалось бы, куда еще. На набережной Ахтербургвал – море разливанное проституток, каких хочешь по возрасту, цвету и объему. Целый эротик-район с живым и неживым эротизированным товаром (от открыток до невесть чего). «Что естественно, то не постыдно», – утверждают, слегка ухмыляясь, амстердамцы. Есть даже Erotic Gallery – эротический музей. Интересна реакция его посетителей: они полностью раскованны и время от времени заливаются здоровым сексуальным смехом.

Приходится вновь глубоко вздохнуть: «А тогда!..» (простите за этот ностальгический рефрен) – а тогда в «розовом районе» Брюсселя и в районе «красных фонарей» в Амстердаме мы были буквально шокированы: такого в СССР не увидишь!

За стеклом витрин лицом к улице в различных позах ожидания сидели проститутки. Сидели молча, не двигаясь, не зазывая (по закону нельзя), как изваянья соблазнительного порока. И лишь иногда поднимали глаза, суля неслыханные ласки. «Ах, эти дамочки за стеклом? – писал Альбер Камю в повести «Падение». – Это мечта, месье, доступная даже бедняку, мечта о путешествии в Индию. Эти куколки надушены морскими пряностями. Вы входите, они задергивают занавески, и вы уже в пути…»