Текст книги "Розыск. Дилогия"

Автор книги: Юрий Кларов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

Филимонов наконец налетел на стол и ушиб колено. Сморщился от боли. Растирая ногу, спросил:

– Выходит, к ногтю Анатолия Федоровича-то?

– Побегайте покуда в коридоре, любезнейший, – посоветовал ему Борин. – Мы вас потом пригласим…

– Можно и в коридоре, – согласился приказчик.

У Глазукова имелось два сейфа. Я спросил у Борина, не знает ли Филимонов, в каком именно сейфе хозяин хранил табакерку.

– В том, что в спальне. В американском, – тотчас же ответил Борин, словно заранее готовился к моему вопросу.

– Какой в нем замок?

– Системы Гоббса. Надежный замок.

– Но видимо, и такие замки иногда портятся?

– Случается.

– Надо, чтобы замок в сейфе Глазукова испортился на этих днях. Чем быстрее, тем лучше. А о слесаре, который его исправит, мы позаботимся.

– Хотите ознакомиться с содержимым сейфа?

– Другого выхода у нас нет, Петр Петрович.

– Пожалуй, – согласился он. – А табакерку возвращаем Глазукову?

– А табакерку возвращаем Глазукову. Пусть только Филимонов не забудет починить крапаны. И побеседуйте с ним: уж слишком он нервничает. Чтобы не было никаких фокусов.

– Все будет сделано, Леонид Борисович.

По лицу Борина трудно было понять, одобряет он мое решение или нет. В комнату вошел Сухов.

– Сейчас в-выезжаем к Глазукову?

– Нет.

– А к-когда?

– Во всяком случае, не сегодня.

– А т-табакерка?

– У вас еще есть время ею полюбоваться, – сказал я. – А пока пригласите сюда Филимонова. Хватит ему бегать по коридору. Пусть немного отдохнет.

– С-слушаюсь, Л-леонид Б-борисович, – заикаясь больше обычного, сказал Павел, который никак не мог понять, что же здесь произошло в его отсутствие.

Удобно расположившаяся на облаках Елизавета по-прежнему улыбалась…

Начальнику бригады «Мобиль»

тов. Косачевскому Л.Б.

В соответствии с Вашим указанием произведена негласная проверка предметов, хранящихся гр. Глазуковым А.Ф. в двух сейфах.

Сообщаю результаты.

В сейфе за № 32546 находятся:

1. Отделанная эмалью, золотом и слоновой костью шкатулка в виде домика с двускатной кровлей.

2. Четыре табакерки: работы Позье и три других (эмаль, золото, серебро).

3. Восемь гемм с мифологическими сюжетами.

4. Шестьдесят семь жемчужин и девять пар запонок с жемчугом.

5. Семь пар серег с подвесками из небольших самоцветов, бриллиантов и жемчужин.

6. Пять золотых перстней со вставками из камней.

7. Кулон с грушевидным камнем фиолетового цвета.

8. Четыре эмалированных серебряных портсигара с золотой филигранью и мелкими самоцветами.

9. Брошь в форме двенадцатиконечной звезды, в центре которой пять крупных бриллиантов.

10. Восемнадцать обручальных золотых колец, некоторые из них с мелкими бриллиантами.

11. Карманные часы с репетитором. Крышка украшена эмалью и драгоценными камнями.

В сейфе за № 1561 находятся:

1. Около унции мелкого жемчуга розоватого цвета.

2. Пять-шесть фунтов малахита, яшмы и других поделочных камней.

3. Четыре книжечки листового золота, по 25 листов в каждой.

4. Серебряные пластинки, стержни и проволока (два фунта).

5. Припой из серебра и золота (ленты, опилки).

6. Приспособления и инструменты для различного вида ювелирных работ: кубики из бронзы и чугуна с полушаровыми углублениями разных радиусов («анки»), пунзеля, завинчивающиеся чугунные шары («штраубкугели»), гравировальные иглы, щетки из латунной проволоки, полировальные диски из пальмового дерева, олова, смолы, фетра и др.

Учитывая, что некоторые из предметов, хранящихся у гр. Глазукова, могли принадлежать «Алмазному фонду», они были представлены на заключение эксперту.

Агент второго разряда

Б.Денесюк

Заключение ювелира Гейштора

1. «ШКАТУЛКА В ВИДЕ ДОМИКА» является реликварием, т. е. предназначена для хранения религиозных реликвий.

На фронтонных сторонах реликвария изваяны Христос и богородица, в нишах помещены золотые фигурки апостолов. Каждая из фигурок в соответствии с христианской символикой украшена одним из двенадцати камней: над головой апостола Петра – яспис, который символизирует твердость, Филиппа – аравийский сардоникс, Матвея – аметист и т. д.

Те же двенадцать камней-символов окантовывают изображения Христа и богородицы.

Реликварий является высокохудожественным произведением ювелирного искусства XII–XIII веков. До революции принадлежал Киево-Печерский лавре.

2. «ТРИ ТАБАКЕРКИ (ЭМАЛЬ, ЗОЛОТО, СЕРЕБРО)». Эти шкатулки (их нельзя именовать табакерками) относятся к лучшим из известных мне образцов живописной, или лиможской, эмали, которая в XIV–XV веках пришла в Европе на смену выемчатой, перегородчатой и частично вытеснила просвечивающую.

Вначале при производстве таких изделий металл (преимущественно медь) покрывался темной непрозрачной эмалью, на которой огнеупорными красками рисовали библейские сцены, портреты и орнаменты. Позднее изображения исполнялись иногда прозрачными красками нескольких тонов на серебре и золоте, что придавало лиможским эмалям особую красоту и изящество (две шкатулки – восьмиугольная и круглая, украшенная веткой из самоцветов, – выполнены именно в такой манере).

Шкатулки следует отнести к концу XV – началу XVI века. Судя по исполнению, рисунку, чистоте колеров, восьмиугольная является произведением самого известного эмальера того времени Леонара Пенико. Две другие, видимо, сделаны Пьером Реймоном или Жаном Куртуа.

Похожие эмали находились в собрании покойного харьковского коллекционера Переяслова. В 1913 году они экспонировались в музее Харьковского университета.

3. «ВОСЕМЬ ГЕММ С МИФОЛОГИЧЕСКИМИ СЮЖЕТАМИ». Геммы бывают двух видов: камеи – резные камни с выпуклым изображением и интальи – резные камни с углубленным изображением. Все представленные мне геммы – камеи.

«Амур и Психея», «Похищение Прозерпины», «Марсий с содранной Аполлоном кожей» являются античными геммами, из числа тех, которые принято именовать подарочными (В Древнем Риме «Амура и Психею» обычно дарили невестам; тем, кто перенес несчастье, преподносились камеи с изображением похищения Прозерпины, и т. д.).

Остальные камеи значительно более позднего происхождения и, за исключением выполненной на восьмислойном сардониксе геммы «Кентавр и вакханки», особой ценности не представляют. Что же касается «Кентавра», то это, видимо, работа известного французского мастера XVIII века Жака Гюэ, придворного резчика Людовика XV.

Камею отличают артистическое использование богатых возможностей восьмислойного камня, живописность изображения, тонкий рисунок, уравновешенность композиции, экспрессия. Она ни в чем не уступает лучшим камеям середины XVIII века в собрании императорского Эрмитажа.

Камеи «Амур и Психея», «Похищение Прозерпины», «Марсий с содранной Аполлоном кожей», «Кентавр и вакханки», так же как и лиможская эмаль, экспонировались в № 13 году в музее Харьковского университета вместе с нумизматической коллекцией.

4. «БРОШЬ В ФОРМЕ ДВЕНАДЦАТИКОНЕЧНОЙ ЗВЕЗДЫ», хотя и имеет некоторое сходство с известной брошью «Северная звезда» («Описание драгоценностей „Алмазного фонда“, № 31), таковой не является. „Пять крупных бриллиантов“ в центре ее – подделки.

Самый крупный камень является французским фальшивым бриллиантом (ограненное бриллиантовое стекло с подкладкой в виде двойной красной капсулы). Остальные четыре изготовлены по известному еще сто лет назад рецепту: горный хрусталь, углекислый натр, бура, сурик, белый мышьяк, селитра.

Подобным же образом сделан и «ГРУШЕВИДНЫЙ КАМЕНЬ ФИОЛЕТОВОГО ЦВЕТА», имитирующий бразильский аметист со «стрелами Амура» (аметист со включением игольчатых кристаллов бурого железняка).

Таким образом, среди представленных мне на заключение предметов нет ни одного, который бы числился в описи драгоценностей «Алмазного фонда».

Л.Гейштор

Справка подотдела минц-кабинетови ювелирных коллекций Народного комиссариатахудожественно-исторических имуществ РСФСР

Начальнику бригады «Мобиль»

Центророзыска РСФСР тов. Косачевскому Л.Б.

На Ваш запрос сообщаю:

Музей изящных искусств Харьковского университета, включающий в себя минц-кабинет (коллекция монет и медалей), пинотеку (картинная галерея), собрание художественных ювелирных изделий (эмали, геммы, филиграни и пр.), был основан в 1808 году.

За время своего существования он неоднократно пополнялся за счет частных пожертвований. Так, адмирал Чичагов передал университету богатейшую коллекцию монет и медалей князей Радзивиллов (13 200 экземпляров), известный собиратель Юзефович подарил 98 гемм и 67 филигранных старинных изделий из золота и серебра, коллекционер Переяслов отказал университету по завещанию 59 художественных византийских, старорусских и западноевропейских эмалей, в том числе лиможские эмали Леонара Пенико и Жана Куртуа.

В 1916 году с разрешения Синода в музей были переданы из ризницы Великой лаврской церкви (Киево-Печерская лавра) художественные изделия, характерные для римско-католической церкви средних веков (реликварии, статуэтки святых и т. п.).

Ко времени Октябрьской революции музей Харьковского университета помимо перечисленных Вами в запросе лиможских эмалей, камней и реликвария обладал многими экспонатами, привлекающими к себе внимание специалистов. Считаю необходимым перечислить:

1. Вырезанная на изумруде античная камея «Аякс и Кассандра»; вырезанная на сапфире камея первой половины XVIII века «Эдип и сфинкс»; четыре вырезанных на агате геммы Abraxas (талисманы, которым придавали мистическое значение последователи александрийской религиозно-философской секты. На всех этих геммах изображена человекоподобная фигура. В правой руке – венок, внутри которого находится двойной крест, в левой – бич).

2. Два златника и три сребреника великого князя Владимира Равноапостольного (980 – 1015 годы); два сребреника великого князя Ярослава Мудрого (1016–1054 годы); десять золотых монет великого князя Дмитрия Донского с именем хана Тохтамыша на оборотной стороне (1380–1389 годы); две золотые монеты царя Василия Шуйского (1606–1610 годы); шесть золотых монет лидийского царя Креза (середина VI века до рождества Христова); золотая монета достоинством в 20 статеров царя Бактрия Евкратида (II век до рождества Христова).

Все они числились под индексами R* (уник), R8 (в высшей степени редкая), R7 (чрезвычайно редкая) и R6 (весьма редкая).

3. Первая русская медаль, пожалованная в правление царевны Софии за Троицкий поход генералу Аггею Шепелеву (на медали указано имя награжденного); золотая медаль работы Витторио Пизано (Пизанелло), сделанная для византийского императора Иоанна VIII Палеолога (первая половина XV века); две серии исторических медалей, выбитых при русской императрице Екатерине II. Первая серия изображает всех русских великих князей, царей, императоров и императриц, а вторая – все значительные события русской истории до княжения Ярополка включительно (всего 94 медали, из которых 22 посвящены княжению Рюрика).

Учитывая значительную историческую, художественную и денежную ценность многих экспонатов, их предполагалось при наступлении частей Добровольческой армии на Харьков в мае 1919 года перевезти в Курск. По представлению Харьковской комиссии охраны памятников искусства и старины командование Красной Армии выделило для музея специальный вагон, который прицепили к эшелону эвакуируемых из города семей партийных, военных, советских и профсоюзных работников. Однако 10 июня 1919 года в пятнадцати – двадцати верстах южнее станции Белгород Курско-Харьковской железной дороги поезд подвергся нападению неизвестной банды. Во время завязавшейся перестрелки было убито несколько красноармейцев, сопровождавших эшелон, и пятеро лиц из числа эвакуируемых. Коллекции оказались разграбленными. Судьба находившихся в специальном вагоне работников музея (трое человек) не выяснена.

После освобождения Харькова расследованием указанного дела занимается бандотдел Харьковской ЧК, где Вы можете получить дополнительные сведения. В случае необходимости подробная опись похищенных 10 июня 1919 года экспонатов музея изящных искусств при Харьковском университете будет Вам незамедлительно прислана.

Если Вы располагаете какими-либо сведениями о местонахождении коллекций музея, сообщите нам и Харьковской ЧК.

Заведующий подотделом минц-кабинетов и ювелирных коллекций Народного комиссариата художественно-исторических имуществ РСФСР Б.Лапшин.

Старший делопроизводитель В.Дягиль

Глава третья
СМЕРТЬ ЮВЕЛИРА

I

Проверка ценностей, которыми располагал член союза хоругвеносцев, была организована настолько умело, что Глазукову и в голову не пришло, что приглашенный его приказчиком слесарь слесарит лишь в свободное от основных обязанностей время, а сам Филимонов получил после посещения «слесаря» дубликаты ключей от обоих хозяйских сейфов. Не узнал он, разумеется, и о том, что ювелиру Гейштору, который по ночам «предпочитал спать», пришлось вторично отказаться от этой привычки. Увы, ценности из сейфа Глазукова мы могли показать ему только ночью. К утру они вновь с помощью того же Филимонова оказались на прежнем месте.

Итак, «Алмазному фонду» принадлежала лишь табакерка работы Позье. Производить у Глазукова официальный обыск необходимости не было.

Теперь можно спокойно дожидаться визита к ювелиру Кустаря или Улимановой. Но, решив одну проблему, негласная проверка ставила передо мной другую, пусть менее важную, но все-таки весьма существенную: каким образом у Глазукова оказались вещи из музея Харьковского университета?

В своей справке заведующий подотделом минц-кабинетов и ювелирных коллекций писал о «неизвестной банде», напавшей на поезд в районе Белгорода.

При желании я бы мог внести в этот вопрос некоторую ясность.

Кто именно командовал бандитами, я, правда, не знал. Но зато я располагал сведениями о принадлежности этой банды, которая являлась одним из летучих отрядов, к повстанческой армии Нестора Ивановича Махно, и о местонахождении большинства экспонатов музея изящных искусств Харьковского университета. Более того, некоторые из вещей, перечисленных в справке Лапшина, я видел собственными глазами, а иные даже держал в руках.

Но сообщать обо всем этом заведующему подотделом Народного комиссариата художественно-исторических имуществ я пока не собирался. Полученные от меня сведения он при всем своем желании использовать бы не смог. А к чему напрасно волновать пожилого человека, который прекрасно разбирается в златниках святого Владимира и монетах лидийского царя Креза, но имеет весьма смутное представление о батьке Махно и его окружении?

Даром же популяризации я никогда не обладал. Да и вряд ли товарищу Лапшину и делопроизводителю подотделом товарищу Дягилю доставило бы большое удовольствие заочное знакомство с Володей Кореиным, прозванным в семинарии в честь известного юродивого Корейшей.

В каждом приличном учебном заведении обязательно имеются силач, о подвигах которого создаются легенды, шут, которому приписывают все известные остроты, и свой гений.

В вашей семинарии долго усидеть на троне былинного богатыря или короля шутов удавалось немногим. Зато корона первого ученика настолько приросла к Корейше, что сорвать ее можно было разве что вместе с головой. Кореин был странным парнем, с явно ненормальной психикой, но блестящими способностями. Он по праву считался гордостью бурсы, и ему прочили блестящее будущее. Но выгнали его из семинарии ровно на год раньше меня. И произошло это, по общему мнению, потому, что Корейша слишком много времени уделял наукам – нравственному и догматическому богословию, священному писанию, литургике и гомилетике. Не зря же сказано, что многие знания порождают многие печали.

Неожиданно для нас смирный и благочестивый Корейша росстал против всевышнего и превратился в грозного богоборца.

Отношения с Иеговой у него испортились незадолго до пасхальных каникул, когда бурсаки, предвкушая сладость запретного плода свободы, довольно бурно отмечали день рождения одного из товарищей.

В самый разгар тайной вечеринки, когда волны хмельного веселья уже готовы были выплеснуться на улицу, в продымленной комнатушке появился, как всегда тихий, Корейша. Втиснулся бочком в дверь, огляделся, поздравил рожденника. Из вежливости ему поднесли стакан водки. Обычно он не пил. Но на этот раз, преодолевая отвращение, выпил. Выпил, закусил соленым огурчиком. От удивления ему предложили еще стакан, но Корейша отказался. Он почесал в затылке, что свидетельствовало о напряженной работе мысли, и, глядя поверх наших голов, сказал, что александриец Карпократ прав. «Кто?» – выкатил глаза быкоподобный Феофилов, который впервые услышал это имя. «Карпократ, – вздохнул Корейша. – Мир создал не бог. Нет… Мир создали злые духи».

Собравшихся меньше всего волновали подобные вопросы, тем более что некоторые из них были «подпияхом отчасти», а большинство – «подпияхом зело». За честь Иеговы вступился один Феофилов, которому только с божьей помощью удавалось переползать из одного класса в другой. Да и тот по своей природной лени и скудоумию ограничился лишь тем, что щелкнул Корейшу по лбу. Остальные же просто не придали сказанному никакого значения.

А на следующий день мы узнали, что Корейша отнюдь не ограничился высказываниями. Оказалось, что накануне он отправил епархиальному архиерею длинное и аргументированное письмо, в котором поделился с ним своим открытием…

Суть письма сводилась к следующему. Мир несовершенен, ибо преисполнен зла, которое порождает страдания. Что это – возмездие за грехи? Нет. Страдают и праведники, и такие безгрешные существа, как дети, и бессловесные животные. Но допустим, вопреки очевидности, писал Корейша, что претерпеваемые муки – божеское наказание. Но за что, за грехи? Ведь, создавая мир, всезнающий бог не мог не знать, что люди будут грешить. Как же все это совместить с его всезнанием и всеблагостью?

Письмо кончалось довольно логичным выводом: если мир создал бог, он не достоин поклонения из-за присущей ему жестокости. Если же мир дело рук злого духа, то бог еще меньше заслуживает уважения. Зачем поклоняться такому беспомощному и слабому существу, которое не в состоянии справиться с силами зла и восстановить справедливость? Тогда уж лучше молиться дьяволу.

В заключение Корейша просил организовать диспут, заверяя епископа, что, если его смогут убедить, он готов тотчас же вернуться в лоно церкви.

Подобного наша семинария не знала со времен своего основания. О каком-либо диспуте или увещевании не могло быть и речи. Епархиальный архиерей, человек жесткий и ограниченный, который, подобно средневековому новгородскому архиепископу Геннадию Гонозову, считал, что спорить с еретиками ни к чему («Люди у нас простые, темные, по мудреным книгам не разумеют, а потому с богохульниками следует не разговоры разговаривать, а жечь их и вешать»), хотел предать Кореина за богохульство суду. Но в дело вмешался Александр Викентьевич Щукин, единственный в епархии человек, с которым владыка считался. Поэтому училищный совет ограничился отчислением Корейши из семинарии «без балла по поведению», то есть с «волчьим билетом».

О дальнейшей судьбе Корейши я имел сведения из третьих рук. Сведения эти отличались крайней неопределенностью и противоречивостью. Говорили, что он создал какую-то секту и странствовал по Руси, обличая священнослужителей и проповедуя бунт против бога, и в одном из сел Подольщины возмущенные крестьяне так его избили, что он скончался в уездной больнице. Другие утверждали, что Корейша умер в Сибири на каторге, куда угодил за богохульство. Поговаривали о лечебнице для умалишенных. Рассказывали, что Корейша жив и здоров и в 1903 году его видели в Петербурге, где он стал ближайшим сподвижником известного Ганона, а позднее, после Кровавого воскресенья, принимал какое-то участие в его убийстве.

А в ноябре семнадцатого года, вскоре после утверждения в Москве Советской власти, я встретил фамилию Кореина в милицейском протоколе с неуклюжим и зловещим названием «О факте обнаружения динамитных зарядов в порталах собора Христа Спасителя». Действительно, в этом храме, где происходили тогда заседания Всероссийского Поместного собора, было совершенно случайно найдено несколько пудов динамита.

Трудно себе даже представить, что могло бы произойти в Москве и во всей России, если бы этот динамит взорвался! У обычно спокойного Рычалова, который все воспринимал с завидным хладнокровием, когда он передавал мне этот протокол, руки ходили ходуном. «Это покушение не на членов Поместного собора, – сказал он. – Это покушение на Советскую власть».

Для охраны Поместного собора немедленно был выделен отряд красногвардейцев, а телохранители патриарха Тихона, ражие монахи, которые, пожалуй, лучше разбирались в оружии, чем в священном писании, получили на складах Московского военного гарнизона карабины и револьверы.

К счастью, эта история продолжения не имела. Расследование же показало, что динамитный фейерверк, являвшийся, по сути дела, всероссийской провокацией, подготовляли не анархисты, как я сразу же предположил (подобные фокусы они именовали атеистической пропагандой действием), а кучка идиотов, называющих себя «Тайным союзом богоборцев». Союзом руководил некий В.Ф.Кореин, успевший бежать из Москвы вместе со своими немногочисленными единомышленниками…

А два года спустя я столкнулся с Корейшей носом к носу в Гуляйполе, куда приехал из Екатеринослава.

Увидев его, я потерял дар речи, хотя ничего удивительного в нашей встрече и не было. Окружение Махно всегда походило на Ноев ковчег. Среди людей, тершихся возле батьки, были садисты типа Щуся, которые выкалывали глаза пленным и бросали людей в паровозные топки; благородные разбойники вроде участника восстания на броненосце «Потемкин» Дерменджи; такие скопцы-фанатики, как Аршинов-Малин; заоблачные теоретики, живущие в мире фантазий, ничего общего не имеющем с реальностью, каким был, например, Барон; сбитые с толку трескотней красивых слов рабочие; украинские узколобые националисты; озлобленные неудачники и профессиональные уголовники, по которым не то что плакали, а просто рыдали тюрьмы. Почему же не занести по доброй русской традиции хоть бы одного юродивого?

Оказалось, что Корейша уже с полгода, как «сеет разумное, доброе, вечное» в культотделе армии Махно.

С диспутами о боге, атеистическими проповедями и динамитом было покончено. Корейша убедился, что этим всевышнего не проймешь, и, видимо, с благословения друга и наставника Махно Аршинова-Малина или высокомудрого Барона, который всегда любил смелые эксперименты, решил подсидеть бога другим, более хитроумным способом.

Люди по своей природе рабы, утверждал он. Рабство у них вошло в плоть и кровь. Они способны убить того, кто попытается освободить их от религиозных цепей. Им необходимо кому-либо или чему-либо поклоняться. Значит, уничтожая старого идола, тут же нужно создать нового.

Человеческую натуру декретом не переделаешь, Робеспьер это понимал и дал французам то, что они от него требовали. Так пусть богом освобожденной России, а затем и всего мира станет красота. Ты понимаешь меня, Косачевский? Всемирный культ красоты. Искусство превратится в религию, а его деятели – в иерархов новой церкви, которая навеки похоронит христианство, буддизм, иудаизм и ислам.

В Гуляйполе я пробыл всего три дня, но Корейше все-таки удалось затащить меня к себе. В тот вечер я получил возможность досконально познакомиться с его новыми идеями.

Трясясь от возбуждения и не замечая тонкой усмешки седоватого человека, которого он мне представил как сотрудника контрразведки и своего единомышленника, Корейша говорил о Всемирном храме искусств, где станут молиться на полотна Рафаэля, Рубенса и Тициана. В этот храм, который после победы мировой революции воздвигнут в центре Европы, будут свезены шедевры скульптуры и живописи из музеев Брюсселя, Вены, Парижа, Дрездена, Петербурга и Мадрида. Не все, конечно. Религия не только изувечила души людей, но и наложила свою дьявольскую печать на их творчество. Поэтому картины того же Рафаэля, Рембрандта, Веласкеса, написанные ими на библейские или евангелические сюжеты, придется, к сожалению, предать огню. Но это будет искупительный огонь. Огонь очищения. Перед Всемирным храмом искусств будут пылать костры, в которых превратятся в золу и пепел тысячелетние заблуждения человечества.

На губах его пузырилась слюна, а в расширившихся зрачках полыхали отблески костров будущего…

Похоже было, что Корейша окончательно свихнулся.

Спорить с ним было, конечно, бессмысленно. Но меня интересовала практическая сторона дела.

Я осторожно поинтересовался, приступил ли он к осуществлению своих грандиозных планов.

Да, приступил. В отрядах повстанческой армия уже проведено несколько бесед о роли искусства в преобразовании мира. Правда, покуда они еще не дали ощутимых результатов. Образовательный уровень бойцов, как мне, конечно, известно, слишком низок. Но он не сомневается, что при переходе к наглядной агитации дело пойдет значительно успешней.

А Всемирный храм искусств?

Основы его уже закладываются.

Где и каким образом?

Здесь, в Гуляйполе. Сюда по указанию культотдела свозятся спасенные произведения живописи, скульптуры и графики.

И много ли удалось «спасти»?

Учет еще не налажен, поэтому точную цифру он назвать затрудняется. Но на складе культотдела уже не хватает места. Скоро им выделят дополнительное помещение.

А этот… «искупительный огонь»?

Нет, до костров, к счастью, еще не дошло. Костры, так сказать, светлое будущее. Но ежели я приеду в Гуляйполе через два-три месяца, то смогу полюбоваться музеем, который станет прообразом Всемирного храма искусств.

А что будет с этим «прообразом», если допустим, доблестным войскам батьки придется покинуть Гуляйполе?

Кажется, эта простая мысль в голову Корейше не приходила. Но его всегда отличала находчивость. Что ж, если Гуляйполе удержать не удастся, анархистская «республика на колесах» не покинет на произвол судьбы предметы религиозного культа Красоты. Их, разумеется, погрузят на тачанки и увезут.

Куда?

Разве это так уж существенно. Главное – то, что повстанцы будут отстаивать их с тем же непоколебимым мужеством, с каким они отстаивают идеи анархии, счастье освобожденного от бога и государства человечества и свою жизнь. Рубенса, Рембрандта и Микеланджело оградит от посягательств белых и красных нерушимая стена пулеметного огня.

Затем, исчерпав запас красноречия, Корейша повел меня на склад культотдела, бывший некогда ничем не примечательным амбаром местного купца Плюснина, которого еще в восемнадцатом пристрелили то ли гетмановцы, то ли петлюровцы.

К счастью, полотен Рубенса, Рембрандта и Рафаэля там не оказалось. Но, насколько я мог судить, в купеческом амбаре действительно находилось немало «спасенных» вещей, представлявших художественную ценность, и среди них – экспонаты музея Харьковского университета: эмали, геммы, старинные монеты времен Владимира святого, Ярослава Мудрого и Дмитрия Донского…

Каким же образом эти вещи, предназначавшиеся для Всемирного храма искусств, который Корейша предполагал в недалеком будущем воздвигнуть в центре Европы, перекочевали с Украины, из амбара Плюснина, в Москву, в сейф члена союза хоругвеносцев Анатолия Федоровича Глазукова?

Что могло связывать полубезумного Корейшу, мечтавшего о новой религии под сенью черного знамени анархии, с практичным приятелем Кустаря, который устраивал свои темные делишки, пользуясь смутным временем?

На всякий случай я заехал к заведующему подотделом минц-кабинетов и ювелирных коллекций Народного комиссариата художественно-исторических имуществ, который оказался весьма милым и весьма разговорчивым человеком, а затем, не заезжая в Центророзыск, связался по телеграфу с бандотделом Харьковской ЧК. Это заняло у меня целый день. Взамен же я получил более чем скромные данные, которые ничем не могли помочь разобраться в происшедшем.

Да, действительно, летом 1919 года теплушка с коллекциями университета была разграблена. В настоящее время установлено, что нападение на поезд совершила банда Лупача, оперировавшая тогда в Белгородском уезде. По сведениям Белгородской ЧК, вышеуказанную банду летом того же года ликвидировали отступавшие под напором белых части Красной Армии. Однако ценности университета обнаружены не были. Видимо, Лупачу удалось их где-то укрыть. Банда Лупача являлась так называемым «летучим отрядом» махновской армии, поэтому не исключено, что экспонаты музея могли оказаться у Махно.

Из экспонатов Харьковской ЧК найдены пока лишь две вырезанные на агате геммы Abraxas и золотая медаль работы Витторио Пизанелло. Эти вещи изъяты у харьковского спекулянта Кробуса. На допросе Кробус показал, что приобрел их во время оккупации Харькова белыми у неизвестного гражданина возле гостиницы «Метрополь».

Сотрудниками Харьковской ЧК опрашивались также махновцы и анархисты из группы «Набат», однако ничего существенного выяснить не удалось, хотя некоторые наметки и имеются.

Дознание продолжается. Сотрудник бандотдела, который по вызову ВЧК в ближайшее время прибудет в Москву, обязательно посетит меня и подробно проинформирует по всем затронутым вопросам. Бандотдел Харьковской ЧК рассчитывает, что сотрудничество с бригадой «Мобиль» Центророзыска окажется плодотворным. Вот, пожалуй, и все.

А на следующий день в Москву вернулся командированный мною в Петроград и на Валаам Хвощиков.