Текст книги "Розыск. Дилогия"

Автор книги: Юрий Кларов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

О существовании организации «Алмазный фонд», располагающей многомиллионными ценностями, мне стало известно в декабре прошлого года от коменданта Дома анархии Федора Грызлова, который в свою очередь узнал об этом от X.Н.Муратова (Отца).

В ноябре 1917 года один из старейших деятелей русского и международного анархизма, Отец, был арестован в Петрограде по необоснованному подозрению в причастности к экспроприации ценностей, находившихся в здании Сената.

В связи в этим обстоятельством X.Н.Муратов находился некоторое время в Петропавловской крепости, где тогда содержались заключенные различных политических убеждений: бывший министр Хвостов, генерал Болдырев и другие.

Недоразумение вскоре выяснилось.

Накануне своего освобождения Отец присутствовал на собрании политических заключенных, обсуждавших вступление Совета Народных Комиссаров в мирные переговоры с австро-германскими капиталистами.

Указанный акт большевиков был встречен в Петропавловской крепости крайне неодобрительно.

Во время состоявшейся дискуссии организатор и непосредственный участник ликвидации Григория Распутина, бывший член Государственной думы В.М.Пуришкевич, проанализировав возможные последствия этих переговоров для России, предложил подписать заявление о готовности политических заключенных принять участие в войне с австро-германцами. «Заявим, – говорил он, – что… мы готовы идти делать что угодно. Пошлют на передовые позиции бороться с завоевателем – пойдем. Заставят быть братьями милосердия, сделают пушечным мясом – на все готовы».

Выступая вслед за Пуришкевичем, X.Н.Муратов сказал, что его не может не радовать, что несмотря на противоположные политические позиции, участники дискуссии в этом вопросе единодушны. Отец сказал, что, покидая стены тюрьмы, он обещает своим сокамерникам сделать их мнение достоянием русской и международной общественности.

Видимо, высказывание X.Н.Муратова и ввело в заблуждение гражданина Уварова, бывшего иркутского губернского прокурора, а затем вице-губернатора Тобольской губернии, который только прибыл в Петропавловку, кажется, из «Крестов», и еще не знал Муратова.

Приняв Отца за монархиста, Уваров обратился к нему с просьбой передать письмо кузену его жены полковнику В.Г.Мессмеру, проживающему в Петрограде в доме Петельникова против Таврического сада.

Вначале Муратов отказался, заявив, что может выполнить такого рода поручение только в том случае, если цели, преследуемые Уваровым, не противоречат его целям. Уваров заверил его, что Муратов может не сомневаться, что у них общие идеалы и дело, которому он, Уваров, и Мессмер себя посвятили, благословил сам император. Тогда Отец понял, что новичок представляет какую-то монархическую организацию, и согласился передать письмо.

Письмо было зашифровано. Расшифровав его с помощью петроградского товарища, хорошо разбирающегося в шифрах. Муратов убедился, что не ошибся в своих предположениях. Оказалось, что организация «Алмазный фонд», собиравшая среди дворян и крупных капиталистов драгоценности (отсюда и ее название), предназначавшиеся для освобождения царской семьи, была создана в Петрограде еще до прихода к власти большевиков. П.А.Уваров, поддерживавший связь с приближенными Николая Романова в Тобольске, являлся членом ее совета, а В.Г.Мессмер – казначеем.

Из протокола опросагражданки Штерн Р.Д.,

произведенного заместителем председателя

Московского совета милиции Косачевским Л.Б.

(Дело об ограблении патриаршей ризницы в Кремле)

Подавляющее большинство членов Московской федерации анархистских групп не одобряло и не могло одобрить переговоры большевиков с германскими империалистами.

Мы исходили из того, что революционная война не только желательна, но и неизбежна. Переговоры же ведут к материальному и к моральному разоружению революционных масс. Поэтому федерация уделяла большое внимание вопросу создания добровольных анархистских дружин, получивших впоследствии наименование черной гвардии.

При этом нам постоянно приходилось сталкиваться с искусственно создаваемыми органами власти трудностями, которые вытекали из недоверия к анархистам. Мы не могли получить в достаточном количестве оружия, боеприпасов, амуниции, медикаментов и не имели крупных денежных средств для их приобретения.

Между тем «Алмазный фонд», по сведениям Отца, располагал ценностями на сумму в несколько миллионов золотых рублей. Экспроприация этих ценностей, с одной стороны, лишала монархистов возможности вредить делу революции («Алмазный фонд» являлся своего рода контрреволюционным кредитным банком) и, таким образом, была в интересах всех революционных сил, в том числе большевиков; а с другой стороны, мы получали значительные ценности, которые в основном разрешали наши финансовые затруднения при комплектовании боевых добровольческих дружин.

Поэтому предложение Отца о тайной экспроприации (в ином случае ценности могли оказаться у органов государственной власти) принципиальных возражений не вызывало. Но при попытке совершить экспроприацию нам пришлось столкнуться с трудностями практического характера.

Из собственноручно написанных объясненийгражданина Ритуса Д.Б.

заместителю председателя Московского советанародной милиции тов. Косачевскому Л.Б.

(Дело об ограблении патриаршей ризницы в Кремле)

…Когда трое петроградских боевиков явились в дом Петельникова к В.Г.Мессмеру, оказалось, что тот съехал с квартиры. Было ли это случайностью или кто-то из заключенных в Петропавловскую крепость рассказал Уварову о X.П.Муратове, и член совета «Алмазного фонда» успел предупредить кузена своей жены, установить не удалось. Но как бы то ни было, а сведения о том, что полковник проживает теперь в доме Бугарева по Английскому проспекту, были получены нами с опозданием, так же как и сообщение о том, что Мессмер в сопровождении одного из членов совета «Алмазного фонда» выехал в Москву, куда, возможно, повез и ценности своей организации…

Поэтому порученная мне экспроприация закончилась неудачей: Мессмер к тому времени уже успел сдать имущество «Алмазного фонда» на сохранение в ризницу.

В связи в этим в конце декабря или в начале января, по предложению Федора Грызлова, обсуждался вопрос об экспроприации самой патриаршей ризницы, что, учитывая плохую организацию охраны, особой сложности, видимо, не представляло. Однако, принимая во внимание категорические возражения Р.Д.Штерн, ссылавшейся на обстоятельства как этического, так и политического характера, от указанной экспроприации решено было отказаться.

Из протокола опросагражданки Штерн Р.Д.,

произведенного заместителем председателя

Московского совета милиции тов. Косачевским Л.Б.

(Дело об ограблении патриаршей ризницы в Кремле)

Разделяя основные мысли анархиста по своим политическим убеждениям, члена ВЦИК товарища Ге, высказанные им в статье «Врозь идти, вместе бить», опубликованной 19 декабря 1917 года в газете «Буревестник», я считала, что, несмотря на многочисленные и принципиальные расхождения с большевиками, у нас с ними в конечном итоге общие идеалы, хотя они и пытаются прийти к ним ошибочным, с нашей точки зрения, путем – через государственность.

Являясь революционной партией, большевики, естественно, подвергаются нападкам со стороны реакционных сил различных направлений, что уже само по себе свидетельствует об их подлинной революционности. В этих условиях экспроприация ризницы – кем бы и для чего она ни производилась – могла быть использована (и была использована) контрреволюцией в целях очернения революции и компрометации Совета Народных Комиссаров.

Кроме того, ожидался декрет об отделении церкви от государства и переходе церковного имущества в собственность Советской власти. Речь фактически шла не об экспроприации достояния церкви, что в определенной ситуации можно было бы лишь приветствовать, а об экспроприации всенародных ценностей, то есть контрреволюционном акте.

Поэтому я не только выступила против экспроприации ризницы, но и предложила сообщить комиссии Дзержинского об «Алмазном фонде», поскольку в создавшейся ситуации его ценности были для нас фактически потеряны.

Однако, согласившись со мной в вопросе отказа от экспроприации патриаршей ризницы, Отец заявил, что имущество «Алмазного фонда» помещено в ризницу лишь на временное хранение и может перейти в наши руки если не сегодня, то завтра. Поэтому ставить в известность Чрезвычайную комиссию об «Алмазном фонде», по меньшей мере, преждевременно, тем более что Московская федерация с каждым днем испытывает все большую материальную нужду и острую нехватку оружия, необходимого для победоносной революционной войны против угнетателей всего мира.

Из собственноручно написанных объясненийгражданина Ритуса Д.Б.

заместителю председателя Московского советанародной милиции тов. Косачевскому Л.Б.

(Дело об ограблении патриаршей ризницы в Кремле)

Сообщение в газетах об экспроприации ценностей патриаршей ризницы, а вместе с ними, как мы предполагали, и имущества «Алмазного фонда», явилось для нас полной и крайне неприятной неожиданностью, ответственность за которую Отец целиком возлагал на Р.Д.Штерн, «заботившейся о чистоте рук, когда миллионы стоили того, чтобы из-за них с головой влезть в дерьмо».

Раздосадованный происшедшим, он поручил Грызлову и мне немедленно разыскать экспроприаторов и изъять у них похищенное (Р.Д.Штерн от этого была полностью отстранена, ибо Отец считал ее «заоблачным теоретиком», который «слишком идиллически относился к повседневной практике революционной работы»).

Хотя мы тотчас приступили к розыскам, они затянулись. В связи с этим Отец опасался, что уголовно-розыскная милиция может нас опередить и ценности окажутся в руках государственных органов. Но после посещения Вами Дома анархии он несколько успокоился. Хотя Вы, как и предполагалось, не выложили на стол все свои карты, было ясно, что ничем конкретным Вы пока не располагаете и не знаете, кто экспроприировал ценности ризницы и «Алмазного фонда».

Товарищ Семен, которого не ввели в курс наших дальнейших планов, тем не менее был предупрежден, что о всех полученных им сведениях он предварительно должен ставить в известность не уголовно-розыскную милицию, а Отца.

Фамилии экспроприаторов Грызлов узнал через два дня после Вашего посещения, но не от товарища Семена, а от активиста «Общества отщепенцев» на Хитровом рынке Михаила Бирюкова (Мишка Мухомор), который явился к нему в Дом анархии с просьбой помочь обустроиться в Пскове, куда он собирался, кажется, к родственникам. Когда речь зашла об экспроприации ризницы, Бирюков рассказал, что в декабре прошлого года его разыскал Паук, барыга из Саратова, который раньше занимался своим промыслом на Хитровом рынке. Паук предлагал ему «взять» патриаршую ризницу и поделился с Бирюковым своими планами. Бирюков согласился, но вскоре был арестован за ограбление магазина на Кузнецком мосту. Тогда Паук «дал это дело» своим саратовским. Кому именно, Бирюков не знал, но обещал попытаться выяснить это у известного барыги с Хитрова рынка Никиты Африкановича Махова. На следующий день он сообщил Грызлову, что ризницу экспроприировали уголовники из Саратова братья Прилетаевы. Махов считал, что после экспроприации братья вместе с ценностями выехали в Саратов. Однако Бирюков сказал Грызлову, что это не так, что всего несколько дней назад он видел младшего Прилетаева в Шелепихинском проезде, где у того живет маруха. Причем Дмитрий Прилетаев просил его никому, особенно Махову, об этой встрече не говорить.

Когда к Грызлову пришел товарищ Семен и рассказал, что «уголовка замела» Мишку Арставина, Пушка и Дублета, а Махов собирается «заложить» Паука, с которым у него давние счеты, мы уже знали, что Дмитрий снимает в Краскове дачу Бетиных. Знали мы и о том, что, не найдя оптовых покупателей, он пытается продать ценности через ювелира ризницы церковникам и казначею «Алмазного фонда» Мессмеру, а если это не удастся, увезти их в Петроград и предложить там богатым иностранцам.

Федор Грызлов считал, что ни в коем случае не следует допускать Вашей встречи с Маховым. Он предлагал самим переговорить с Маховым и ликвидировать Паука и Прилетаевых, не вмешивая в это уголовно-розыскную милицию. Но Отец с ним не согласился. Он сказал, что все изъятые ценности все равно не поступят в кассу федерации, так как Махов потребует за свою мнимую услугу часть экспроприированного. Зато о нашем участии в этом акте станет известно большому кругу лиц, и уголовно-розыскная милиция, которая уже наверняка вышла на Махова через Арставина, Пушка и Дублета, неминуемо выйдет и на нас. «А это было бы преждевременно, – сказал он. – Дергать волка за хвост можно лишь тогда, когда в другой руке у тебя нож, которым ты тут же перережешь ему глотку. Сейчас же подобная акция станет для большевиков поводом для разгрома черной гвардии, которая не способна к сопротивлению из-за своей неорганизованности и нехватки оружия. Это будет медвежьей услугой делу третьей социальной революции, – сказал он. – Погнавшись за малым, мы потеряем все».

Муратов предложил не препятствовать Вашей встрече с Маховым и операции уголовно-розыскной милиции в Саратове, использовав это время для ликвидации Прилетаева, и экспроприации ценностей, хранящихся на даче Бетиных. Он сказал, что, по предварительным данным, у Дмитрия большая часть имущества ризницы и «Алмазного фонда», ибо в Москве более широкий рынок сбыта, чем в Саратове.

Акт в Краскове был поручен мне, Федору Грызлову и трем боевикам из комендатуры Дома анархии.

По указанию Отца ликвидация Дмитрия Прилетаева была представлена в виде самоубийства, что должно было исключить подозрения в причастности к этому акту анархистов.

Изъятые на даче Бетиных ценности мы привезли ночью в Дом анархии, а затем поместили их в подвале особняка, принадлежавшего до реквизиции Лобановой-Ростовской (дом № 1 по Дурновскому переулку), который теперь занимает анархистский партизанский отряд.

Учитывая необходимость быстрой реализации ценностей, было решено воспользоваться отношениями, которые завязались у покойного с рядом лиц, в том числе с казначеем «Алмазного фонда». К В.Г.Мессмеру я явился в качестве представителя Дмитрия Прилетаева, взяв с собой в виде полномочий несколько драгоценных камней, которые и были у меня найдены при обыске в милиции…

Из протокола опросагражданки Штерн Р.Д.,

произведенного заместителемпредседателя Московского советамилиции тов. Косачевским Л.Б.

(Дело об ограблении патриаршей ризницы в Кремле)

В О П Р О С. Вам было известно о готовящемся убийстве Прилетаева?

О Т В Е Т. Нет.

В О П Р О С. Почему вам об этом не сообщили?

О Т В Е Т. Не знаю.

В О П Р О С. А как предполагаете?

О Т В Е Т. Видимо, считали, что я буду возражать, и не хотели излишних осложнений.

В О П Р О С. Ваше отношение к указанному акту?

О Т В Е Т. Отрицательное. С политической точки зрения – это авантюризм, недостойный идейных анархистов.

В О П Р О С. А с моральной?

О Т В Е Т. Подлость.

В О П Р О С. Эти ценности спрятаны в доме Лобановой-Ростовской, где, как вам известно, размещается анархистский партизанский отряд. Окажете ли вы нам помощь в изъятии их оттуда?

О Т В Е Т. Я должна подумать.

В О П Р О С. На это требуется время… Видите во дворе две машины? Я сейчас выезжаю… Итак, да или нет?

О Т В Е Т. Да.

Глава десятая и последняя

Бессонная ночь на Сухове не сказалась. Оживленный, подтянутый и немного торжественный, он протянул мне черную трубку настольного телефонного аппарата.

– Рычалов?

– Нет профессор Карташов. Архимандрит Димитрий интересуется новостями. Я сказал, что кое-какие новости есть…

На диване, укрывшись с головой шубой, спал, мерно похрапывая. Артюхин. Роза делала вид, что читает газету. Волжанин поставил перед ней стакан чая и блюдце с сахаром. Я даже не знал, что у нас имеются стаканы и блюдца. Сам он пил чай из жестяной кружки. Роза всегда пользовалась успехом у матросов. И как оратор, и как женщина…

– Доброе утро, господин Карташов.

– Я по поручению его высокопреподобия…

– Знаю. Можете передать Александру Викентьевичу, что уже найдены и находятся у меня почти все ценности ризницы и часть имущества «Алмазного фонда».

– «Алмазный фонд»? Что такое «Алмазный фонд»?

– Архимандрит знает.

– А что именно не разыскано из экспонатов ризницы?

– Не обнаружены александрит «Цесаревич» и изумруд «Андрей Первозванный». Кроме того, золотые крышки евангелия переплавлены в слитки.

– А все остальное у вас?

– Да.

– Архимандрит будет счастлив. Жаль, что он не успеет навестить вас. Ведь он сегодня уезжает…

– Сегодня?!

– Да. Сначала в Петроград, а оттуда на Валаам…

Николаевский вокзал… Я вспомнил Каланчевку, какой мы ее увидели тогда с Волжаниным.

Грохот железных шин, ржание лошадей, крики носильщиков, сирены прокатных автомобилей и вопли торговок.

«Кому мочала? Бараночные мочала!»

Извиваясь под ударами ветра, стоял на четвереньках на гигантском полотнище оседланный рабочим буржуй – «Крепче сиди в седле, пролетарий!». И среди платков, капоров, солдатских папах, бекеш, шинелей – архимандрит Димитрий со своим никому здесь не нужным богом…

– Я передаю трубку его высокопреподобию, – сказал Карташов.

– Хочу вас поздравить, Леонид.

– Спасибо. Счастливого пути, Александр Викентьевич.

Он замялся, но все-таки спросил:

– Вы о Мессмере ничего не знаете?

– Нет, Александр Викентьевич, – солгал я. – Наши пути никак не сойдутся…

– Ну и слава богу, – облегченно вздохнул он.

Я положил трубку на высокую никелированную вилку.

– Я арестована? – спросила Роза Штерн, прикрываясь от меня газетой.

– Нет, конечно. Мы очень тебе благодарны за помощь.

– Значит, я могу уйти?

– Пожалуйста. Только, по-моему, торопиться не следует. В Доме анархии тебя могут неправильно понять.

– Федерация состоит не только из Ритуса и Грызлова, – запальчиво сказала она.

– Разумеется. Там еще есть и Отец…

Больше всего мне не хотелось вступать сейчас в политическую дискуссию. Но как ни странно, Роза промолчала.

– Пей лучше чай, – посоветовал я.

– Благодарю.

Я вернулся в кабинет начальника уголовно-розыскной милиции, где за столом, на котором были разложены драгоценности, колдовал со своей лупой привезенный Бориным Кербель. На скрип двери он поднял голову и заулыбался. У него было лицо человека, наконец воочию увидевшего чудо, которое многократно и тщетно сулил побитый камнями пророк.

Я взял с газеты, в которой было опубликовано сообщение о ратификации Брестского договора, какое-то ожерелье.

– Колье «Двенадцать месяцев», собственность графини Гендриковой, – прошелестел Кербель, с опаской глядя, как я перебираю оправленные в золото камешки.

Насколько я помнил, опал в колье означал надежду на многолетнее благоденствие дома Романовых. Да, в провидицы эта очаровательная дама не годилась. Заказывая колье, она, конечно, не предполагала, что через несколько лет грянет революция и рассыплется в прах основательно подгнивший за триста лет дом Романовых.

Ювелир складывал камни. Он составлял их опись.

Итак, розыскное дело об ограблении патриаршей ризницы практически окончено. Организация «Алмазный фонд» и анархисты – это уже не по моей епархии…

– Вы уже заканчиваете опись драгоценностей?

– Да, заканчиваю, – сказал Кербель.

Надо было садиться за докладную записку. Рычалов любил, чтобы во всем соблюдалась форма.

Последняя страница в деле много времени у меня не заняла, впрочем, так же, как и завершающая операция по изъятию ценностей из дома № 1 по Дурновскому переулку… Сегодня утром не было ни шумовых, ни световых эффектов. Все произошло тихо, быстро, достойно и респектабельно. Десяток красногвардейцев, две автомашины с пулеметами и Роза Штерн… «Товарищи со мной», – сказала Роза, и знавший ее часовой пропустил нас в вестибюль.

А еще через двадцать минут мы уже выходили из особняка Лобановой-Ростовской с двумя баулами, прихватив с собой на всякий случай полупьяного матроса, который мирно спал у железного ящика с драгоценностями, подложив себе под голову мешок с гранатами. У матроса было хорошо развито чувство самосохранения, и, находясь в арьергарде нашего маленького отряда, он изображал мертвецки пьяного, нежно обнимая за шею Волжанина. Матросик понимал, что выглядывавшие из окон особняка анархисты должны были узреть не только направленные на них пулеметы, но и всероссийскую солидарность братишек-моряков…

Мы высадили матроса у первого же поворота, а баулы привезли в уголовный розыск. Вот и все…

Как говаривал помощник коменданта Дома анархии товарищ Ритус, инцидент исчерпан, пушки смолкли, маркитантки пудрят носики, а солдаты играют в преферанс…

Да, на этот раз докладная записка, в отличие от приложенной к ней описи драгоценностей, получилась краткой. Рычалову я ее вручил в тот же день, а на следующий она вернулась ко мне с резолюцией: «Товарищу Косачевскому Л.Б. 1) Объявите благодарность всем участникам розыска драгоценностей. 2) Наградите каждого из них двухнедельным продовольственным пайком. 3) Примите незамедлительные меры к розыску ценностей, помещенных на хранение в патриаршую ризницу В.Мессмером, а также александрита «Цесаревич» и изумруда «Андрей Первозванный».

Первые два пункта резолюции были мною выполнены тотчас же. А выполнение третьего пункта пришлось отложить более чем на два года.