Текст книги "Комиссар госбезопасности"

Автор книги: Юрий Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Глава 10

Весенний день разгулялся. С утра на небе плотнилась дождевая хмарь, но к полудню она разошлась, лишь кое-где оставив низовые рваные тучки. Тепло и ярко сверкнуло солнце.

Собираясь на встречу со Стышко, Римма Савельева оделась полегче и попроще: в ситцевое с короткими рукавами платье и черные туфли со старомодным бантиком из кожи. Хотела повязать голову яркой голубой косынкой, но та показалась ей не соответствующей выгоревшему желто-зеленому рисунку на платье.

Римма подошла к троллейбусной остановке чуть-чуть раньше условленного времени, осмотрелась и стала ждать. Она заметила Стышко, одетого в светлый гражданский костюм, когда подошел троллейбус и распахнулись дверцы. Как и было условлено, она, не обращая внимания ни на кого, поднялась в салон… Через три остановки они вышли и рядом направились по улице.

– Я вас едва узнал, – признался Василий Макарович. – Зачем вы так необычно простенько оделись?

– К чему бросаться в глаза, – не поворачивая головы, ответила Римма. – И не до нарядов мне теперь.

– Напрасно. Как раз этот-то наряд кое-кому и может броситься в глаза. Внешне у вас все должно оставаться прежним. И внутренне не выдавайте себя, – наставлял Стышко, посматривая на прохожих. Спросил: – Что нового?

Коротко взглянув на него, Римма, быстро заговорила:

– Вчера мы встретились в семь вечера, звал меня в кино, я отказалась. Объяснила, не до кино мне, у мамы приступ был. Недолго погуляли, домой к себе не приглашал. Поинтересовался, когда повезу маму в Москву. Я сказала, что нужно взять выписку из истории болезни, потом уж отправляться, в зависимости как будет чувствовать себя. Спросил он скорее всего для того, чтобы узнать, когда я отлучусь из Киева.

– Это-то его и интересовало, – определил Стышко. – О поездке в Бровцы, о фотографиях и пленке не заводил разговор?

– Да, но не так напористо, считая, видимо, этот вопрос со мной улаженным.

Они свернули за угол, остановились.

– С чего вы это решили? – спросил Василий Макарович, не упуская из виду прохожих, которые только что шли за ними.

– Допытывался, не проболталась ли я матери или кому-нибудь еще о нашем с ним прошлом разговоре. Он же меня строго предупредил… Я вытаращила на него глаза, говорю: «Что я, дура, что ли? Я думать-то про себя об этом боюсь». А он мне: «Чего ты боишься, дуреха, ерунда все это. Лишь бы наши отношения не омрачались, а это пройдет. Ну раз, на худой конец два раза съездишь к тому «хапуге» – точно ты его окрестила, и больше сам тебе не разрешу. Там мы будем командовать». Уверенный стал, опять в хорошем настроении. И даже заботливый. Говорит мне, замоталась ты, уж скорее бы положила мать в больницу. Не поймет, что я каждую неделю буду летать к ней… – Римма помолчала и добавила: – Если разрешите мне.

– Пусть вас это не тревожит, – успокоил Стышко, веря в искренность Савельевой.

– Спасибо! – прикоснулась к локтю Василия Макаровича Римма. – Чуть было не забыла. Он спрашивал, не собирается ли приехать муж или, наоборот, не намерена ли я отправиться к нему в ближайшее время, когда положу маму в больницу. Я сказала, что еще ничего не знаю, как получится.

– Напрасно, – огорчился Стышко, – тем более, я думаю, вы хотите поехать к Никифору Саввичу, обязательно даже вам надо проведать его, и побыстрее.

– Вы так считаете? – немного смутилась Римма и тяжело вздохнула, сказав с чувством: – Скорее бы от них отвязаться!

– Это зависит и от вас… А что еще Осин говорил, спрашивая, поедете ли вы к мужу?

– Проводить хотел. У него какие-то дела во Львове по службе и кто-то из родственников. Больше ничего не говорил. Ну разве что еще клялся, что жить без меня не может. Знали бы, что стоило мне отвечать ему взаимностью! – Она поморщилась. – Завтра договорились встретиться, очень просил.

– Во сколько?

– В семь вечера. Будет ждать возле аптеки неподалеку от моего дома. Видели, может быть, на углу…

– Знаю. Пойдемте, на перекрестке расстанемся… Будьте осторожны, Римма Константиновна, никаких бумаг, конвертов у него не берите. Сошлитесь на что угодно, скажите, приступ был у мамы, врач от нее не отходит. Если убедитесь, что у него, у Георгия Осина, что-то есть для передачи, оброните сумочку. Только постарайтесь убедиться, увидеть даже. Он должен иметь с собой такое, ради чего стремится послать вас в Бровцы. Вы откажитесь и сразу пойдите домой. Больше ничего. Вы все поняли?

– Поняла.

– Ну а если состоится обычная встреча, погуляйте, поговорите. Не отталкивайте его. Потерпите немного.

Римма согласно кивнула.

– Будет малейшая новость – звоните. Меня не окажется на месте, пусть не смущает, мне передадут. Встретимся послезавтра в двенадцать на остановке, где сейчас сошли.

– Поняла, – тихо откликнулась Савельева.

– До свиданья, Римма… – то ли впервые назвал по имени, то ли не успел произнести отчество Василий Макарович, повернув на противоположную сторону улицы.

* * *

В этот час острие чекистского внимания нацелилось на Рублевского. Весть о командировке в Москву на пару с сотрудником разведотдела штаба он воспринял деловито и польщенно. До конца рабочего дня оставалось немногим больше часа, и старший лейтенант заторопился передать служебные бумаги. Уловив момент, когда работающий с ним вместе капитан отлучился из кабинета, Рублевский сразу же позвонил по телефону. На другом конце провода был Осин.

– Я завтра уезжаю в Москву, ты помоги жене с переездом на дачу… Жду на Свердлова в восемь вечера.

– Помогу, – ответил Осин.

Тотчас обо всем этом Плетнев доложил Ярунчикову.

– Выходит, «главного» нет в Киеве, – рассудил бригадный комиссар. – Вероятно, на связи с ним оставит Осина.

– Похоже, что так, – думал об этом же Дмитрий Дмитриевич. – Будь пояснее для нас их львовская связь, можно было бы рискнуть взять Рублевского при встрече с Осиным.

– Ни в коем случае, – замотал головой Ярунчиков. – У Рублевского может совершенно ничего не быть, что-нибудь передаст на словах. Все идет как надо. Радист торчит дома, что имел – передал. У львовской «швеи» на конспиративной квартире состоялась встреча двух националистов. Наши «Выдвиженцы», предполагаю, не имеют к ним прямого отношения, там другая группа, которой руководит тот же «главный» – резидент. Он через Рублевского держит связь той группы с радистом. Такой мне представляется их структура.

– Что же, дадим Рублевскому спокойно встретиться с Осиным и разойтись, – принял план Ярунчикова Плетнев. – Правильно, пусть старший лейтенант уматывает в командировку, а Осина мы здесь раскрутим. Будет ему на чем попасться.

…Спустя три часа Плетнев доложил Ярунчикову:

– Встретились Рублевский с Осиным точно в восемь вечера на улице Свердлова и быстро свернули по переулку в сторону Пушкинской. Там улочки заковыристые, с лесенками на бугорушках. Ну как на проходном дворе: моргни – и потеряешь объект. Так что не установлено, передавали они что-нибудь друг другу или нет. Разошлись, не оглядываясь: Рублевский направился дальше по Пушкинской, Осин же мимо гостиницы «Украина» спустился к Крещатику и зашел на почтамт. Дал он телеграмму такого содержания, – раскрыл блокнот Плетнев и зачитал: – «Львов. Почтамт, востребования. Рымарь М. А. Выехал командировку Москву Георгий достроил дачу приезжайте. Коваленко».

Ярунчиков смотрел на Плетнева с просветлением в глазах.

– Рымарь М. А., говорите?! Неужели правда?! Сейчас же сообщите заместителю начальника управления НКГБ во Львов содержание телеграммы, – приподнято и торопливо распорядился бригадный комиссар. – Вы знаете, кто такой Михайло Апанасович Рымарь? Это же портной по кличке «швея», содержатель явочной квартиры. Вы понимаете?..

– Вот оно что… – удивленно вытянулось лицо Дмитрия Дмитриевича. – Я и не предполагал такой удачи.

– Сверхудача! – вскинулась рука Ярунчикова с растопыренными пальцами, будто поднимал он невидимый шар.

– Будем ждать гостей, коли у Георгия достроена дача и выдано приглашение, – поднялся Плетнев. – Пойду подготовлю во Львов бумагу, сейчас же передам по ВЧ.

Ярунчиков задержал его еще на минуту.

– Укажите в ней, что, если сотрудникам территориальных органов станет известно о выезде объекта из Львова в Киев, пусть своевременно известят нас для встречи. По-моему, Рублевский зовет сюда «главного». Вопрос, как поступит сам резидент?..

…Было маловероятным, чтобы Осин после подачи телеграммы устремился в Бровцы. Рублевский, конечно, неспроста встретился с ним, дал связному и поручения, и наставления, как вести себя. Осин становился привязанным «к месту» в ожидании львовской связи. А связь эта должна вывести особистов на резидента в случае, если не явится он сам.

Осин никуда и не собирался, с почты направился домой.

Утром Рублевский уехал. Осин, оказалось, еще вчера отпросился с работы до обеда, из дома вышел в десятом часу…

Стышко был в курсе всего, что происходило с Осиным. Пока что он всего лишь брел по улице, купил газеты, папиросы. Потом зашел в телефонную будку и кому-то позвонил…

Римма Савельева из дома пока еще никуда не выходила. Стышко предполагал, что Осин скорее всего будет искать неурочной встречи с ней, но как-то не ожидал, что она произойдет в утренний час. Без пяти десять раздался телефонный звонок, и Василий Макарович услышал в трубке обеспокоенный голос Савельевой:

– Товарищ Стышко?! Это Римма. Только что звонил Георгий. Просил встретиться сейчас же. Говорит, очень, очень надо. Что-то важное, коли сказал: «Будь ласка». Так он редко просит. Я пообещала выйти через полчаса, только покормлю маму…

– Понял. Где встреча? – воспрянул Василий Макарович, сдерживая возбуждение.

– У аптеки, возле дома. Он звал к кинотеатру, я сказала, что далеко. Подумала, там народу проходит много. Не зря я?

– Умница! Как договорились, так и поступайте. Сумочку не забудьте. Вы все помните?

– Все. Много раз представилось само собой… Я готова.

– Спокойнее. Всего хорошего, – мягко и раздельно закончил Стышко.

…Осин прогуливался возле аптеки, разглядывая нежно-зеленые кроны каштанов, поводил носом, будто принюхивался к пахучей утренней свежести. Ждать ему пришлось немного. Римма энергично вышла из подъезда, в нарядном казакине, строгая и озабоченная. Подходя к Осину, устало улыбнулась, и он ответил ей легким кивком, сразу заговорил, торопливо и неумолчно. Они шли все дальше и дальше, остановились возле ограды у пруда. Было видно, Осин стал нервничать, заглядывал в лицо женщине, в чем-то убеждал, трогал ее за плечо. Потом достал из внутреннего кармана пиджака конверт и уже хотел было положить его в сумочку Римме, но та убрала руку назад и выронила свой ярко-красный ридикюль. Она живо подняла его, обтерла платком и, взяв Осина под руку, увлекла вдоль ограды, говоря ему что-то спокойно и уверенно.

Совсем немного Осин проводил Римму к дому и расстался с ней мрачный. Он направился в сторону своей конторы, очевидно на работу, и, когда стало ясно, что заходить он никуда не собирается, его под благовидным предлогом задержали. Выбросить он ничего не успел, да и не пытался этого сделать в присутствии двух оперработников – Стышко и Ништы, доставивших его в особый отдел.

Протестуя и недоумевая, Осин вместе с тем покорно дал обыскать себя и сразу умолк, увидя в руке Стышко страшную улику – запечатанный конверт, в котором лежали два листочка с убийственным для него текстом. В первом сообщалось о передислокации авиационной дивизии, а во втором уведомлялось: «Выехал командировку Генштаб. Связь передал». Оба текста заканчивались известным для контрразведчиков знаком – «673».

Осознавая безнадежность выдумок того, как очутились у него сведения шпионского содержания, Осин в то же время глупо врал, утверждая, что нашел конверт на почте – видимо, кто-то обронил – и даже вскрыть его не успел, забыл о нем.

Отвечая на вопросы Стышко, Осин успевал напряженно думать о том, как неожиданно и безнадежно он попался. Жалостливо и гадко ему было оттого, что поймали с уликой именно его, и теперь в одиночестве он должен отвечать… Но как?.. В мозгу мельтешили мятущиеся мысли. «Почему вдруг спешно уехал Рублевский? Почему Римма все-таки отказалась ехать в Бровцы? Почему нервничал старший лейтенант, когда говорил: «Остаетесь в некотором роде за меня, так складывается. Для связи с вами придет человек. Пароль: номер моего служебного телефона в обратном порядке, то есть «триста семьдесят шесть». Передайте со связной вот это. – Он сунул Осину скрученные, величиной со спичку, две трубочки, добавил: – Смотрите осторожнее. Для передачи сообщения запечатайте в конверт. О дальнейшем шеф распорядится».

Ничего себе «осторожнее». Страх, стремление к самозащите овладели Осиным.

– Какие у вас отношения с Рублевским? – неожиданно спросил Стышко.

– С каким Рублевским? Я не знаю такого, – дрогнул голос Осина, когда он произнес «не знаю».

Старший оперуполномоченный достал две фотокарточки и положил их перед Осиным.

– Вот с этим старшим лейтенантом Рублевским, с которым сидите за одним столом на почте.

– Не помню, – отодвинул снимки Осин. – Мало ли кто там мог рядом подсесть.

– И вчера вы встретились с ним на улице Свердлова случайно? – продолжал Стышко.

Осин потупился, не успел ответить. Вошел Плетнев.

– Для чего хотели вручить этот конверт Римме Савельевой? – резко спросил он.

– А?! – привстал Осин.

– Сядьте. И не морочьте голову, – повысил голос Дмитрий Дмитриевич. – Учтите одно: без улик и подтверждений вашей преступной деятельности мы бы не разговаривали с вами. Вот ордер на ваш арест.

…Родился Георгий Осин в Харькове в 1915 году. Семья жила обеспеченно. Отец Георгия, инженер мельничного производства, оборудование которого в первые годы Советской власти поставлялось из-за границы, не раз выезжал в Германию. Последний раз он отправился туда с группой специалистов в 1938 году и при возвращении был арестован. Его уличили в валютной контрабанде и еще в каком-то государственном преступлении, неизвестном Георгию Осину. В то время он молодым лейтенантом начинал командирскую службу в армии, и скрыть арест отца ему было невозможно – вызывали из части к следователю. А тут еще у лейтенанта Осина случился скандал в ресторане, названный в официальных бумагах «пьяным дебошем». Георгий отсидел десять суток на гауптвахте и вскоре распрощался со службой «за недостойное для командира Красной Армии поведение». Про себя же Осин считал причиной увольнения в запас не скандальный проступок – видел в нем лишь повод, – а более серьезную основу, связанную с арестом и осуждением отца. Не смущаясь, Осин при случае говорил о себе: «лишенец в запасе». Такое он произносил чаще, когда крепко выпивал, и тогда разбудораженный рассудок его мучила горечь перенесенной обиды. В одни из таких моментов ему встретился пожилой «душевный» человек в очках на остреньком носу, с которым за рюмкой, платя откровенностью за откровенность, поделился своей «лишенческой» долей. Этот человек, назвавшийся Климом Климовичем, ловко использовал недовольство подпоенного лейтенанта в запасе, который к тому же испытывал постоянную нужду в деньгах, привлек его за подачки к выполнению безобидных с виду поручений, оказавшихся шпионскими.

Поначалу Осин легкомысленно считал, что в его пособничестве нет явного преступления – он ничего не выдает и не пишет донесений. Но тайное занятие связного засасывало все больше и глубже, пока он наконец не осознал, что стал изменником Родины. А понял он это со всей отчетливостью в тот момент, когда в начале апреля был передан на связь Рублевскому, прибывшему в Киев для работы в штабе округа. Клим Климович сказал тогда Осину: «Подбирай себе надежную замену, довольно тебе ходить в связных. Серьезным делом пора заниматься. С любовницей милой особо поработай, скрути ее похитрее. Скомпрометировать ее надо под корень. Нам женщина очень нужна. Постарайся. К тебе послезавтра придет мой человек, назовется Кострица, обсудите с ним план и детали».

С тех пор Осин со своим «благодетелем» больше не виделся. Дня через два после этой встречи на улице к Осину подошел высокий лобастый мужчина с кривым кадыком, сказал: «От Клима Климовича. Кострица». Поговорили о Савельевой. Сразу обсудили план негласной фотосъемки Осина с любовницей у него дома и в тот же день осуществили задуманное. Хопек к этой провокации не имел отношения, его посвятили в нее позже. Дальше все пошло по намеченному плану: поездка в Бровцы после знакомства Кострицы с Савельевой – невестой, во время которого чуть было не вскрылось вранье Осина шефу о том, что отец Риммы якобы репрессирован. Осин вообще постарался представить Савельеву в глазах Клима Климовича скрытно обиженной на Советскую власть, подчеркивая при этом, что для него она сделает все без исключения. Кострица после беседы с Риммой разрешил Осину попробовать послать ее связной к Хопеку и назначил день, чтобы проследить за ней. В их расчет никак не входил категорический отказ Савельевой. И когда Осин с ним столкнулся, понял, что все задуманное рушится, он в отчаянии, на свой страх раскрыл карты. И не пожалел об этом, решив, что сломил Римму…

Если бы теперь он знал роль Савельевой в его провале, то, наверное, не стал бы просить: «Римму не трогайте. Нет ее вины. Я пытался завербовать, хотел отличиться, она не поддалась…»

И еще Осин утверждал, что, кроме Клима Климовича, Кострицы, Рублевского и Хопека, никого из их людей не знает. Где находятся первые двое – ему не известно. Как будто бы обитают во Львове.

…После допроса Осин спросил:

– Теперь что – трибунал? – и вяло прислонил указательный палец к виску.

– Судить будут. Честное признание, помощь следствию смягчат вашу вину. Подумайте серьезно, у вас не все потеряно, – обнадеживающе ответил Стышко.

– Мне зачтется?.. Зачтется мне? – сразу ухватился за подсказанную надежду изменник.

– Я вам сказал о смягчении вины, – напомнил Василий Макарович. – Мы можем даже отпустить вас, но не пытайтесь скрыться.

– Боже упаси! – не верилось в услышанное Осину. – Я помогу вам задержать того, кто явится ко мне из Львова.

– Задерживать никого не надо, и не пытайтесь, – категорически возразил Стышко. – У вас в доме будут наши люди, за потеснение не взыщите. Продолжайте работать. На улице и на службе ведите себя обычно. Связи только служебные. Если встретите их человека, то есть вашего, в конторе или на улице, поступайте так, как бы вели себя без провала. Запомните этого человека, если раньше не видели его, постарайтесь договориться об очередной встрече. Ну а после сразу дайте знать вот по этому телефону. – Стышко подал Осину листочек. – А теперь подпишите протокол допроса и обязательство о невыезде.

Руки у Осина легонько тряслись. Последнюю страницу допроса он подписывать помедлил и сказал:

– Добавьте, пожалуйста, что я добровольно вызвался указать место этого самого… тайника, что ли, называется. В доме на улице Хмельницкого.

Осин показал ячейку тайника в подъезде дома. Римма отвезла радисту донесение Рублевского. Оставалось ждать неизвестного с паролем «376».

Прошел день. Агент не появился. Стышко конечно же несколько опасался, как бы Осин не сбежал, хотя это как будто и было исключено. Но вот он и сам проявил беспокойство, встретившись утром с Василием Макаровичем.

– Я хочу спросить… Тот придет и уйдет; чем докажу: вы же не велите его задерживать?

– Вам ничего и не надо доказывать, – ответил Василий Макарович. – Я же сказал вам, запомните его хорошенько, договоритесь о встрече. Найдете же вы о чем-нибудь посоветоваться с ним.

– Ясно.

– Вот и хорошо, – удовлетворился Стышко, подумав: «Ты только дождись его, а там мы найдем, о чем с ним поговорить».

* * *

Тихий оклик по имени заставил вздрогнуть Осина. Он шел домой со службы глухой улочкой, разбитый и угнетенный всем тем, что с ним случилось. Оглянувшись, Осин на мгновение обомлел, увидя знакомое остроносое лицо в роговых очках. Возле него шел Клим Климович. И что-то страшно стало Осину от его появления.

– Вы не подскажете, где тут номер триста семьдесят шесть? – тихо и с шутливой ноткой спросил Клим Климович.

Осин опять оглянулся.

– Идите, не вертитесь, – одернул его шпионский наставник.

Все это произошло в считанные секунды, которых Осину оказалось достаточно для того, чтобы впервые ощутить себя одиноким и чужим среди людей. До этой минуты он еще нет-нет да и поддавался в душе робким, не способным увлечь порывам: то к бегству, то к самоубийству. Ему тягостно было сознавать, что его жизнь, каждый новый день – не в его власти, что нет больше ничего личного.

– Не торопитесь, – услышал он возле самого уха, – за вами не поспеешь.

Пошли рядом.

– Вы растете, Осин, о ваших успехах я осведомлен, – польстил связному Клим Климович и спросил: – Когда твой уехал?

– Вчера утром, вдвоем с капитаном из разведотдела. Сказал, ненадолго. Вручил два…

– Что мне велел передать?

– Он, наверное, и не знал, что вы сами придете, – ответил размышлением Осин, за что сразу получил крутой выговор:

– Я о ваших догадках не спрашиваю. Мы не в ресторане за приятной беседой. Отвечайте на вопрос, – властно отчитал Клим Климович, сохраняя на морщинистом личике дежурную улыбку.

– Ничего не говорил, – обидчиво понизил голос Осин. – Моей дачей велел заняться, сказал, нужна будет.

– Приведите ее в жилой вид и наведите уют, она потребуется нам. Не возражаете? – снова перешел на добродушный тон Клим Климович.

– А чего же… – не отказал Осин.

– Вы, Георгий, как будто и не служили в армии. Или, во всяком случае, не зря вас оттуда поперли, – незло посердился прибывший гость. – Я люблю, когда мне по-деловому четко отвечают: «да», «нет», «принял», «передал» и тому подобное, исключая разве что сообщения «продал», «провалил». Приучайтесь наконец, милейший, мы об этом уже толковали. В даче один вход и выход?

– Да. Один.

– Окна зарешечены?

– Нет.

– Сад с тыльной стороны есть?

– Да. Но запущен.

– Зарос?.. Это ничего. Составьте подробный план участка и окружения. Укажите тыльные подходы.

– Сделаю.

– План положите в тайник. Но в ближайшее время от этого тайника нужно отказаться. Там у подъезда поставили лавочку, без конца торчат люди. Срочно подыщите другой надежный тайник. Представьте два-три варианта.

– Найду, – покорно слушал и соглашался Осин, как это делал раньше, сам продолжая думать о чекистах, не сомневаясь в том, что они сейчас видят их затылки.

– Со всей серьезностью отнеситесь к поиску, чтобы глупо не завалиться. О вариантах посоветуйтесь с Рублевским, когда тот вернется.

– Понятно.

– Эти дни поработайте со связной, поднатаскайте ее получше. Она вчера неплохо начала, уверенно, деловито, не как пришибленная шлюха. Но зачем она так ярко одевается? Люди обращают внимание в городе, а на селе каждый глаза пялит, ее за версту видно.

– Учтем. Она привыкла так, – без промедления отвечал Осин, все больше убеждаясь, что возле него не кто иной, как шпион, именуемый «главным».

– В выходной с утренним поездом приедете во Львов, подойдете к билетной кассе. Пора вам приобщаться к другой работе.

Осин внимательно слушал начальственные указания, даже мысленно представил себе билетную кассу на львовском вокзале и потому не сразу сообразил, к чему это прохожий верзила с усами, обходя их быстрым шагом, напористо произнес:

– Сзади хвост. Двое в светлом, по той стороне… – дернул он крупным кадыком.

«Кострица!» – признал усача Осин, в первое мгновение наивно подумав: когда тот успел отрастить усы? И уже только потом сообразил, о каком хвосте шла речь.

– Нарвался!.. – гневно выдавил Клим Климович. – Продал, Георгий?! Чего уж тут, говори…

– Нет! – мотнул головой Осин. В голосе его прозвучала испуганная нотка, придавшая ответу убедительность.

– Быстро же ты усвоил четкий ответ… – к чему-то протараторил Клим Климович. – Не верти башкой, иди спокойно, как шел. И не сворачивай. Я за угол… – прибавил он шагу.

Сбоку взвизгнула тормозами «эмка», из нее резко вышли двое в гражданском… И одно то, что они прежде оказались возле заторопившегося Клима Климовича – Осин продолжал идти, его чекисты остановили, когда он поравнялся с ними, – подсказало опытному разведчику, по чьей вине он очутился в ловушке. Но не подал виду, когда его с Осиным пригласили в машину.

Осин успел шепнуть Стышко на ухо:

– Кострица… лобастый-то, сейчас обогнал нас… свернул за угол налево.

Василий Макарович за руку придержал Осина, не дал ему сесть в машину, приказал оперуполномоченному Ниште везти задержанного в отдел, а сам, махнув рукой – указал двоим сотрудникам на противоположной стороне улицы, чтобы следовали за ним, – бросился с Осиным за угол.

– Видишь?.. Смотри во всю улицу, – пошел широким шагом Стышко.

– Нет, впереди его не видно. Далеко уйти не успел… Надо посмотреть во дворах, – на ходу торопливо подсказывал Осин. И вспомнил: – Усы у него! Усы нацепил.

– Надо было сразу сказать, как только я вышел из машины, – упрекнул Стышко, оглядывая небольшой, с запертыми сараями двор. Спрятаться здесь было негде.

– Откуда я знал… Вы же сказали, только запомнить его…

Он был прав, и Стышко ничего не ответил. У ворот они встретили двоих сотрудников особого отдела. Василий Макарович описал им приметы Кострицы и послал их по дворам на противоположную сторону улицы.

– А мы давай быстро сюда, – заспешил он в соседний двор, не теряя надежды столкнуться со сбежавшим врагом.

Но ни поиски, ни расспросы ни к чему не привели. Кострица скрылся. Времени терять было нельзя. Враг мог предупредить радиста, содержателя явочной квартиры во Львове, быть может, даже самого Рублевского. Надо было срочно принимать меры.

– Что же, пойдемте в отдел, Осин, – хмуро предложил Стышко.

…Оперативное совещание, на котором находились Плетнев, Стышко и Ништа, было недолгим и напряженным. Сразу принимались решения и отдавались распоряжения. Первым неотложным делом стало – розыск и задержание подручного Клима Климовича, имевшего документы на имя Федора Лукича Кагарлицкого.

– Искать его на ночь глядя в Киеве по словесному портрету – занятие дохлое, – торопливо стал высказываться Плетнев. – Видно, это опытный разведчик. На вокзал, в аэропорт он едва ли поедет. Для страховки можно послать туда по одному человеку. Скорее всего он на чем попало махнет по шоссе до ближайших станций или на попутных машинах доберется до Львова. Надо сейчас же связаться с львовским управлением, изложить ситуацию, чтобы приняли меры к розыску этого здорового лобастого человека с большим кадыком. Немедленно пусть возьмут под жесткое наблюдение Михайлу Рымаря, его дом. Хотя бы до завтрашнего вечера, дальше видно будет.

Ярунчиков сразу же связался по телефону с начальником львовского управления НКГБ и, высказав суть дела, вдруг произнес:

– Вот как!.. И фотография есть?.. Тогда, если до завтрашнего вечера у Рымаря никто не появится, его надо брать. Мы ликвидируем дело.

Закончив телефонный разговор, Ярунчиков сообщил своим сотрудникам:

– Он известен в управлении, у них тоже значится по фамилии Кострица. Из оуновцев. Приходил на явочную квартиру к Рымарю для встречи с другим националистом. Помните, в сообщении приходили двое… Вчера Кострица объявился здесь. А мы прохлопали.

– Ну уж тут Василий Макарович ни при чем, – заступился Плетнев.

– Давайте о деле, – прервал его бригадный комиссар. – Стышко сейчас же нужно выехать в Бровцы. Возьмите машину. Может быть, Ништу дать в помощники?

– Обязательно даже, – поддержал Плетнев.

– Хорошо, – согласился Стышко и стал уточнять детали: – Брать сразу же после выхода на связь?

– Что же, с рацией и берите, – ответил Ярунчиков.

– А если не выйдет на связь?

– Утром арестуете. Обыск в любом случае с утра. Понятые нужны, ночью не беспокойте людей. Обеспечьте себя связью из поселкового Совета. Докладывайте.

– Все понятно. Едем! – поднялся Стышко. – У меня только просьба. Надо послать охрану к Савельевой. Кострица может явиться к ней, чтобы поговорить и убрать.

– Это верно, – поддержал Ярунчиков. – Кострица наверняка решит, что мы и не подумаем оберегать Савельеву.

Плетнев не согласился:

– Оберегать – да. Но засаду у нее он очень даже побоится. Кострица же не знает, взяли мы Савельеву или нет.

– Нечего гадать, пошлем, – пообещал Ярунчиков Василию Макаровичу и предложил ему позвонить Савельевой, предупредить ее.

Вслед за Стышко и Ништой ушел Плетнев, чтобы продолжить допрос Кагарлицкого. Ярунчикову же оставалось последнее и не менее обязательное – доложить о результатах Михееву и сообщить, что ордер на арест Рублевского имеется.

…Говоря по телефону с Ярунчиковым, Михеев удовлетворенно восклицал и называл особистов «молодцами» за поимку важной львовской птицы, пока по узнал об охраннике Кагарлицкого, которого упустили.

– Досадная осечка вышла у сапера, – сдержанно высказал недовольство Михеев, как будто сожалея, что промашка получилась именно у Стышко. В то же время начальник управления вполне понимал возможность чекистской недоглядки в сложившейся уличной ситуации: прошел рядом с врагом человек, только и всего, не возьмешь же под подозрение всех спешащих. Однако Стышко должен был предусмотреть подобный вариант, предупредить строго-настрого Осина, чтобы тот глядел в оба и в случае чего подал условный знак, как это обговорил с Савельевой – обронила сумочку. А теперь исчезнувший агент Кострица знал о провале, об аресте шефа и, вполне понятно, предпринимал все возможное, чтобы обезопасить не только себя, но и оставшихся на воле. И поэтому все мысли Михеева сейчас были заняты этим. Согласившись с принятыми мерами по розыску Кострицы, Анатолий Николаевич с упреком подсказал: – Почему не взяли под контроль киевские телеграфные пункты связи? Он пошлет «молнию», и она опередит все ваши телефонные оперативные меры. Сейчас же дай указания и свяжись по этому вопросу с львовскими оперработниками. Потом сразу позвонишь мне.

Сильно рассердился Михеев, резко отбросил от виска прядь волос, про себя ворча: «Все Стышко да Плетнев, а ты где был, где твой контроль и руководство?» Он позвонил Будникову, попросил его зайти к нему. И быстро набросал столбцом на листке бумаги:

«Рублевский – брать!

Осин – арестован.

Хопек – ночью возьмут.

Кагарлицкий – арестован.

Кострица – розыск.

Рымарь – ?!

Савельева – свидетель».

Пришел Виктор Иванович, внимательно посмотрел на приунывшего начальника управления, садиться не стал. Михеев сухо посвятил его в суть последних событий по группе «Выдвиженцы» и заключил:

– Рублевского немедленно надо брать. Займись этим. Ордер на арест у Ярунчикова.

– Мне, кстати, только что доложили, что старший лейтенант поужинал и пошел в номер наркоматовской гостиницы, – сообщил Будников. – Сейчас пошлю сотрудников на его арест. Что касается сбежавшего охранника, не переживайте вы так. Говорят, нет худа без добра. Побеспокойнее зашевелятся львовские товарищи – им же известна личность Кострицы. Никуда он не денется, обнаружится. Наверняка вскроются новые связи…