Текст книги "Формула жизни. Сборник рассказов (СИ)"

Автор книги: Юрий Горулько-Шестопалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

В лаборатории начальник, Виктор Петрович, раньше активно участвовал в работе, но по мере того, как лаборатория разрасталась, а дела улучшались, постепенно руководство работами перешло к руководителям проектов, и, где дела шли хорошо, начальник особо не вмешивался. С одной стороны, это было на руку Сергею Семеновичу, что никто не оспаривает его решения, а с другой – работать так было сложнее.

Сергей Семенович сказал, что надо ехать в командировку. Зинаида Ивановна всплеснула руками: "Ну куда же ты больной поедешь?!" Соболев успокоил её: "На Урал, в санаторий, там столько свежего воздуха, что я сразу выздоровею". "Батюшки-светы! Зимой, больной!" – но зная, что спорить бесполезно, принялась собирать мужу еду в дорогу.

На кухню вбежал внук и ринулся к деду. Соболев торопливо надел на лицо матерчатую маску, до этого лежавшую на кухонном шкафчике, чтобы не заразить внука. "Деда, пойдем читать сказку о Святогоре!" – это Соболев на сон читал внуку сказки из старой книги, сохранившейся ещё с его школьных лет. Теперь такие не печатают. А читать внукам глуповатые стишки типа "Мы Акулу-Каракулу кирпичом!.." он не мог. Нельзя детишкам такое читать. Этим "писателям" лишь бы гонорар получить, да побольше, а то, что их бестолковые творения ничего ни уму, ни сердцу не дадут, это им безразлично. Но сегодня ему было некогда, и договорились, что на сей раз почитает Танюшка. Внуки ушли, а Сергей Семенович отправился собирать свой видавший виды командировочный чемоданчик. Но тут же вспомнил, что надо позвонить Николаю, монтажнику своей группы.

Николай

Когда раздалась мелодия телефонного звонка, игравшего гимн страны, Николай лежал на кровати по диагонали, поверх мохнатого покрывала с волками, и смотрел телевизор. Комната, которую он снимал в маленьком частном домике в Привокзальном поселке, была в длину с полторы кровати. Часть её оккупировал стол, на котором Николай занимался электронными поделками – увлечение детства так и осталось с ним. Протянув руку и взяв телефон с маленькой тумбочки в изголовье, он увидел, что звонит Соболев. Николай обрадовался – с Сергеем Семеновичем у них были очень хорошие, дружеские отношения. Вырос Николай в небольшом городке, в той же области. Увлечение компьютерами и электроникой привело его в техникум в областном центре. Поселили его в комнату со старшими ребятами, уже после армии, и это соседство едва не сыграло роковую роль в его судьбе. На его счастье, соседей, чересчур пристрастившихся к выпивке, в которую они вовлекли и Николая, вскоре выгнали из техникума. Николай нормально закончил техникум. В конце была производственная практика, в лаборатории Виктора Петровича. Там он и познакомился с Соболевым. Сразу после окончания техникума его призвали в армию, где он оказался в части, занимающейся радиолокационным наблюдением. Два года обслуживал локаторы, и служба была тяжелой, но эта работа его многому научила.

После армии он приехал к родителям, побыл у них неделю, и, поняв, что работы не найти, отправился в областной центр. Пойти ему было не к кому, и он вспомнил о Соболеве. Встретились хорошо. В итоге Соболев устроил Николая в лабораторию. Через пять лет Николай женился, но жена попалась такая, что думала больше о развлечениях. Николаю хотелось иметь нормальную семью, чтобы были дети, уважение друг к другу. Но как-то не задалась семейная жизнь. В итоге к обоюдному удовольствию развелись. Спустя месяц после развода, встретив бывшую жену, он поразился, насколько же она стала ему безразлична. И как он вообще мог жениться на ней?! А ведь переживаний столько было из-за развода... Как же так, недоумевал Николай. Что же это за штука такая коварная – любовь? Фильмы, книги, стихи... Романтика! А на деле, потратил столько времени на эту, прости господи, шалаву, которой цена-то – плюнь да разотри. И где были мои глаза?!.. Послать бы её раньше подальше. Эх!

Николай дешево снял комнату поближе к работе, и стал жить холостяком. Ему казалось, что семейной жизни с него теперь хватит досыта, но уже через три месяца положил он глаз на молодую женщину в лаборатории, в другом отделе, тоже разведенную. Отношения постепенно переросли в стадию, что Николай начал подумывать о женитьбе, однако прошлый неудачный опыт мешал ему сделать решительный шаг.

Соболев сказал, что надо срочно ехать в командировку. Николай даже обрадовался – пребывание в его холостяцкой конуре тяготило с каждым днем все больше. Они договорились, когда встретиться в лаборатории.

Николай позвонил Тоне, своей знакомой, и сказал, что уезжает в командировку. Судя по голосу, его отъезд её огорчил, но, сдерживая чувства, говорила она приветливо, пожелала ему хорошей поездки. От её слов и голоса тепло разлилось у него в душе. Они ещё немного поговорили, и Николай стал собираться в дорогу.

Сборы

Через двадцать минут после звонка Соболеву Виктор Петрович уже ехал в такси. Сев на заднее сиденье, пытался хоть как-то спланировать поездку, и хотя бы в первом приближении представить возможные причины неполадок с радиолокационной станцией.

Улица становилась все более колдобистой и менее освещенной. Наконец, уличные фонари исчезли совсем, и был виден только свет фар, мечущийся от ухабов, да бегущие узкие полосы света сбоку от машины. Иногда пятно света от сильного толчка взлетало вверх, и тогда дорога ненадолго исчезала, а фары светили в непроглядную темноту, ни во что не упираясь.

Примерно через сорок минут езды слева показались немногочисленные огни сажевого завода. Мелькнула безлюдная, едва освещенная проходная, и вскоре их снова окружила темнота. Виктор Петрович попросил водителя замедлить скорость, подобрался и начал пристально вглядываться вперед, чтобы не пропустить поворот. У таксиста был приборчик-навигатор, но искомого адреса он не нашел. Если верить навигатору, кругом было чистое поле. Они ехали и ехали, а поворота все не было. Наконец, Виктор Петрович не выдержал и попросил водителя остановиться. Было ясно, что они каким-то образом проскочили поворот. В дорожных инструкциях Соболева он не сомневался. Таксист в два приема развернулся. Назад ехали значительно медленней. Вскоре их догнала машина и "села на бампер"; судя по высоте фар, это был грузовик. Таксист прижался к обочине и пропустил её вперед. Виктор Петрович приспустил окно и светил вбок взятым из дома фонарем. Наконец за снежным сугробом, оставленным снегоуборочной машиной, он заметил дорогу. Из-за этого сугроба они её и не заметили с первого раза. В сугробе видны были колеи машины, видать с разгона преодолевшей препятствие. Таксист сдал назад, разогнался, и, стараясь попасть в след, успешно перевалил через сугроб. Вскоре вдоль заснеженной, но весьма ухабистой дороги появился безлюдный "частный сектор". Маленькие приземистые дома, защищенные от улицы разнокалиберными заборами, в темноте выглядели необитаемыми. Подсвечивая фонарем ворота, Виктор Петрович нашел нужный дом. В свете фар машины можно было разглядеть, что от дороги к дому ведет узкая прочищенная дорожка. Проезд к воротам наглухо завалил снег, который явно не трогали с начала зимы. Легко было догадаться о "безлошадном" статусе владельцев дома. На фоне ночного неба из печной трубы поднимался дымок, прихотливо мотаясь от ветра в разные стороны.

Калитка, застыло скрипнув от удивления на высокой ноте, послушно отворилась внутрь. За ней в темноте можно было разглядеть небольшой, очищенный от снега дворик, в конце которого угадывался вход в дом. Виктор Петрович на несколько мгновений замер, прислушиваясь, опасливо подумав о каком-нибудь дворовом Бобике, который мог вылететь неизвестно откуда и вцепиться в штанину незваного пришельца. Но кругом все было необычайно тихо. Над маленьким поселком висела первозданная тишина. Слышно было лишь тихое, утробное урчанье мотора такси, ждавшего его возвращения на дороге. Привыкший к постоянному фону городского шума, Виктор Петрович подивился тишине и почти было поддался на мгновение её чарам, но воспоминание об убитом таксисте не дало развиться поэтическому чувству.

Он постучал в косяк низкой двери, подождал, но за дверью было тихо. Нащупав низко прибитую скобяную ручку, утопленную в невидимом войлоке, прибитом снаружи для тепла, он толкнул дверь. Она качнулась, но не открылась, удерживаемая снизу. Надавив посильней, Виктор Петрович преодолел силу трения, противившуюся его вторжению в столь поздний час, и, переступив порог и затворив за собой дверь, оказался в маленьких холодных сенцах, освещенных тусклой лампочкой. Сенцы были завешаны и заставлены по периметру мелкой домашней утварью, включая метлу, веник, совок для уборки мусора. Слева от двери на самодельной лавке стоял цилиндрический бак с водой, примерно на пять ведер воды; рядом с ним – большое полное ведро. Судя по отличному состоянию бака, отсутствию вмятин на стоявшей на лавке крышке, прислоненной к стене, и характерному блеску металла, сработан он был из добротнейшей нержавеющей стали. Скорее всего, в незапамятные времена постарались какие-нибудь умельцы на оборонном заводе, использовав материал, предназначавшийся для куда более серьезных дел, типа топливных баков ракеты. Другое ведро, уже порожнее, стояло под лавкой. Рядом, вдоль дощатой некрашеной стенки сенцев, свисало коромысло. Все это Виктор Петрович разглядел за считанные мгновенья, пока осматривал сенцы в поисках другой двери, ведущей в дом. Коромысло и бачок с водой ясно давали понять, каким образом обитатели дома удовлетворяют потребности в воде. Где-нибудь в середине поселка в стародавние времена была построена общая водяная колонка, которая и продолжает служить верой и правдой его жителям. "Живут же люди", – подивился он.

Вторая дверь для тепла также была обита войлоком, прикрепленным алюминиевыми полосами, расположенными для красоты в виде узоров. В них он узнал обрезки от алюминиевого проката, использовавшегося в лаборатории в производстве. Постучал костяшками пальцев о дверной наличник. За дверью глухо послышались торопливые шаги. Полотно двери нешироко отворилось, и на пороге возник Соболев, уже собравшийся в дорогу, только без верхней одежды. Он посторонился, пропуская гостя в дом, закрыл дверь, негромко и приветливо сказал: "Заходите и держитесь подальше от меня на всяких случай, я сейчас соберусь."

Виктор Петрович осмотрелся. Слева, у внутренней стены, примерно посередине комнаты, располагалась печь. На листе кровельного железа, прибитом к полу возле неё, лежало несколько поленьев, в основном березовых, вокруг них валялись кусочки берестяной коры и прочий дровяной мусор. Тут же стояло небольшое ведро, наполовину с углем; из него торчала ручка металлического совка, которым засыпают уголь в печку. Сразу справа от входа к стене была прибита полка с крюками, на которой висело много зимней одежды. Внизу под ней, ближе к двери, была прибита другая маленькая полка, видать для детей, на которой тоже висело несколько детских пальто. Под вешалкой, на куске коричневатой клетчатой клеенки, отлежавшей, по-видимому, свое на столе, стояло множество пар обуви – и взрослой, и детской. У наружной стены напротив, под окном располагался обеденный стол. На подоконнике, за кружевной занавеской, видны бы два горшочка с растениями. Перед печью был вход в другую часть дома, сейчас задернутый ситцевой занавеской. За печкой стоял небольшой кухонный столик, над ним на стене навешаны самодельные, давно сработанные кухонные шкафы, обклеенные не то голубоватыми обоями, не то клеенкой. В углу, за кухонным столом, возвышался буфет. Напротив буфета, в дальнем углу, стоял раскладной диван, сейчас разложенный и со стопкой постельного белья на нем. Где оставалось место вдоль стен, стояли несколько стульев – некоторые с одеждой на их спинках, некоторые со стопками книг и журналов. Возле дивана кусок ковровой дорожки прикрывал деревянный пол с широкими крашеными половицами. Все помещение освещалось светильником с тремя плафонами, смотрящими вниз, подвешенным под потолком в центре комнаты. Над кухонным столиком, на стене, висела лампа, сейчас выключенная.

Внутренняя дверь приоткрылась, и из неё, тихо ступая, вышел Соболев с потертым чемоданчиком темно-коричневого цвета в руках. Перехватив взгляд Виктора Петровича, полушепотом объяснил свою осторожность: "Внук уже спит". Следом за ним из двери так же тихо возник среднего роста мужчина, застегивая верхние пуговицы рубашки. Лет ему было около сорока, такой же сухопарый и похожий на Соболева и лицом, и походкой – явно его сын. Без особой приветливости поздоровался с Виктором Петровичем, после чего обратил свое внимание к отцу и уже больше ни разу не взглянул на гостя. Помог отцу собраться, снял с вешалки крытый овчинный полушубок и держал его, пока отец не обулся, после чего помог ему одеться. Помогая продеть руку в рукав, негромко буркнул: "Зря ты все-таки больной едешь. Выздоровел бы ". Сергей Семенович ничего не ответил, похлопал сына по плечу, усмехнулся и, уже открыв входную дверь и пропустив вперед Виктора Петровича, обернулся и негромко сказал: "Ничего, сынок, ничего. На все болячки внимание обращать, жить будет некогда".

Такси уже развернулось. Подсвечиваемые красным цветом задних габаритных огней, из выхлопной трубы полупрозрачными клубами поднимались теплые газы. Поскрипывая снегом, Соболев подошел к машине, открыл дверцу на заднее сиденье, поприветствовал водителя, отряхнул снег с обуви, и вскоре устроился, поставив сбоку на сиденье чемоданчик. Виктор Петрович сел с другой стороны. Водитель, глянув через зеркало заднего вида на Виктора Петровича, спросил, не поменялись ли планы, и надо ли по-прежнему ехать в университет. Получив подтверждение, он повеселел, и начал мурлыкать себе под нос мелодию, но какую именно, уловить было невозможно.

Соболев молчал, о чем-то задумавшись. В середине пути Виктор Петрович, чтобы прервать затянувшуюся паузу, задал очевидный вопрос: "Сын с Вами живет?" Соболев, как будто очнувшись и переваривая вопрос, односложно ответил, что да.

– А кем он работает?

И опять Соболев, как будто перебирая варианты ответов, ответил не сразу.

– Путевым мастером на станции.

И уж совсем с неохотой добавил: "Сигнализация".

Как будто для того, чтобы Виктор Петрович не задавал больше вопросов, вспомнил о Николае и позвонил ему. Тот уже был в лаборатории, паковал свои приборы и инструменты. Обращаясь к Виктору Петровичу, пояснил, что Николай живет недалеко от университета, в Привокзальном поселке. Виктор Петрович про себя отметил, что его подчиненные почему-то живут в самых неблагополучных местах – поселок в городе пользовался недоброй славой. Таксист, как будто прочитав его мысли, прокомментировал себе под нос: "Привокзальный. Теплое местечко. Не лучше сажевого." Соболев услышал и, видать зная о погибшем таксисте, ответил: "Да, жалко мужика. Убили его уголовные с сажевого, там их много работает. А у нас в поселке всего пятьдесят дворов. В основном пенсионеры, эти уже приехали." Таксист ответил протяжным вздохом.

Вскоре позвонила секретарша кафедры. Билеты на проходящий поезд она взяла, и сказала, что пошлет подтверждение на телефон Виктору Петровичу.

В лаборатории Соболев присоединился к Николаю, и вдвоем они быстро собрали все, что считали нужным, в объемистые контейнеры из черного пластика, усиленные металлической обвязкой, к которой также крепились откидные ручки. За это время Виктор Петрович просмотрел шифрованную почту, но технические детали были скудными и ничего не прояснили. Подробно был расписан маршрут. От основной железной дороги предстояло проехать примерно семьдесят километров по узкоколейной железной дороге лесозаготовительной базы. В конце пути их будет ждать машина из войсковой части, до которой надо проехать ещё двадцать два километра. Просили предупредить, когда выедут по узкоколейке. Впрочем, как ехать, и Николай и Соболев знали и так.

Вынесли контейнеры в полутемный, на дежурном освещении, коридор, закрыли лабораторию. Николай, как самый молодой, встал посередине, с рюкзаком за спиной, взявшись за ручки обоих контейнеров. Соболев со своей стороны взял передний, а Виктор Петрович – задний, и журавлиным клином они двинулись к лифту. В длинном пустом коридоре гулко отдавались их шаги .

Таксист помог погрузить контейнеры в просторный багажник, с чувством выполненного долга громко захлопнул крышку. Все уселись в машину. Лихо вывернув на хорошо освещенную центральную улицу, где из-за позднего времени было совсем немного машин, он помчал всю компанию на вокзал. Глядя, как мимо проносятся большие многоэтажные дома центральной улицы, Виктору Петровичу представлялся уже нереальным забытый богом и городскими властями поселок возле сажевого завода, с запахами печного дыма и ничем не нарушаемой тишиной зимней ночи.

В дороге

В поезде проводник в форме, сухой, маленького роста молодой мужчина с серыми, немного навыкате глазами и подчеркнуто официальным тенорком, поместил Соболева с контейнерами в отдельное купе. Сергей Семенович удовлетворенно прокомментировал: "Вот это правильно. Больных – в изолятор". Виктор Петрович с Николаем заглянули в отведенное им купе. На одной верхней полке кто-то уже спал, три были свободные. Быстро, не разговаривая, устроились на ночлег. Николай, судя по дыханию, моментально уснул на верхней полке. Виктор Петрович устроился под ним. Ему не спалось. Мешал резковатый специфический железнодорожный запах, исходивший от постельного белья, и он никак не мог устроить голову на упругой подушке железнодорожного ведомства, похоже, из синтепона.

С некоторым удивлением отметил, что уже не видит ничего особенного, что едет в поезде со своими сотрудниками куда-то в Тмутаракань, затерянную в заснеженной Уральской тайге. Как будто так и надо. И даже сейчас, спустя каких-то четыре часа после звонка, спроси его, кто он такой, затруднился бы в точности ответить, принадлежит ли он своему уютному, отгороженному от всех квартирному мирку, устроенному домовитой Марусей, или этому купе и вагонному бегу с характерным и таким издавна знакомым перестуком колесных пар на стыках рельс. Теперь его уже не столь удивляло, как это Соболев с женой и, похоже, многочисленной семьей сына – судя по количеству взрослой и детской обуви у входа – могут так тесно жить, да ещё в таком глухом месте. Подумалось: "Как же он квартиру в свое время не получил? Давали ведь тогда квартиры людям. Да, ждать надо было, кто-то и десять лет ждал, но в итоге получали. Хм." И тут же сообразил, что квартиры давали тем, у кого своего жилья не было, а Соболев, видать, уже тогда в этом доме жил. Сейчас проще с этим – Виктор Петрович себе новую квартиру на лабораторные деньги купил, хотя и старая была вполне ничего. И вдруг, спустя мгновение, откуда-то из глубины подсознания выплыла мысль: "Потому и смог купить, что Соболев и Николай живут чёрт-те где и работают, по большому счету, за невеликие деньги. Не так ли, начальник?" Поворочался с боку на бок, попытался поправить подушку, но она крутилась под головой, как мягкий мячик. "Вообще-то, деньги у лаборатории есть. Можно было бы для Соболева какую-нибудь квартиру купить – ну, такую, попроще, ведь столько лет безотказно работает", – подумал Виктор Петрович, сам не понимая, то ли искренне у него это прорвалось, то ли он подсознательно решил таким образом успокоить себя. Но вскоре усталость и поздний час взяли свое, и, инстинктивно прижимаясь к стенке купе на узкой полке, он постепенно заснул.

Проснувшись от какого-то сильного стука, Виктор Петрович не сразу понял, где он, но буквально в считанные мгновения восстановил всю цепочку событий со вчерашнего вечернего звонка. Поезд стоял. Спиной к нему, у двери, высокий сутуловатый мужчина снимал пальто, высвобождая руку из рукава в тесном пространстве между верхними полками. Стукнула, по-видимому, дверь купе, когда он её закрыл. Справившись с рукавом, он повернулся, увидел, что Виктор Петрович смотрит на него, и приветливо поприветствовал пробуждение попутчика: «Выспались, значит. Ну, доброе утро». Одет он был в байковую клетчатую рубашку с бардовыми оттенками. Просторные брюки темно-серого цвета были выглажены для поездки, стрелки ещё хорошо были видны, но уже успели приобрести некоторую дорожную помятость. Они с ним были примерно одного возраста. Лицо простое и открытое, с морщинами на лбу и вокруг рта. Хотя заметно сутулился, выглядел неплохо. Он сел на нижнюю полку, потирая замерзшие на улице руки, и придвинулся к самому окну. Виктор Петрович сел на постели и начал одеваться. Николая в купе не было. Сосед деликатно смотрел в заиндевевшее по краям окно. За ним был виден приподнятый на сваях перрон с утоптанным снегом и невысоким металлическим забором. По перрону не спеша шли трое железнодорожных рабочих. Поверх телогреек они были одеты в оранжевые жакеты. Пухлые, наверное, ватные, штаны были заправлены в валенки с калошами. «Уши» треухов у всех были отложены – видать, на улице было морозно. В руках каждый нес скребок для снега с длинной металлической ручкой, и совковую лопату. За забором виднелись редкие голые зимние деревья. Между ними просматривалась улица и, по-видимому, привокзальная стоянка машин.

Одевшись и убрав постель, Виктор Петрович представился. Мужчина с готовностью приподнялся и тоже назвал себя по имени-отчеству: "Николай Петрович". Последовали взаимные дежурные вопросы – кто, куда и откуда направляется. Сосед ехал с Татарской, города на западе Новосибирской области, в Екатеринбург, к сестре в гости. От Николая он уже знал, что все они командированы по работе. Поезд медленно тронулся. За окном поплыл назад перрон, металлический забор, вплыло в поле зрения небольшое, но аккуратное и ухоженное здание вокзала из серого камня, утопленное вглубь, с затейливыми башенками по краям, по типу крепостных.

Виктор Петрович взял полотенце и принадлежности для утреннего туалета и вышел в коридор. Проходя мимо купе, где был Соболев, постучал в дверь, за которой слышались оживленные голоса. Разговор тут же прекратился. Дверь проворно отодвинул Николай. Соболев сидел у окна за столиком, с кружкой чая в обеих руках. На столике лежало полбулки хлеба, опорожненная банка рыбных консервов, и завязанная ручками на узелок небольшая холщовая сумка, в которой, видимо, были сложены остатки завтрака. Увидев Виктора Петровича, оба уважительно поздоровались и замерли, как бы приготовившись слушать начальника. Сказать ему было нечего, и он отделался дежурными фразами насчет мороза, да осведомился у Соболева о самочувствии. Тот, пожав плечами, как бы давая понять, что не стоит беспокоиться о таких пустяках, односложно ответил, что получше. На краю столика перед ним стоял маленький открытый флакончик с таблетками, которые он, видать, и запивал сейчас чаем.

Когда Виктор Петрович вернулся в свое купе, Николая все ещё не было. Видать, ему не очень комфортно было находиться рядом с начальством, и он предпочитал проводить время с Соболевым. "Ну и ладно", – решил он, доставая из чемодана завтрак, приготовленный и аккуратно сложенный Марусей в пластиковый контейнер. Сосед, видя его приготовления, деликатно переместился по скамье к двери. Виктор Петрович сходил к проводнику, попросил принести чай. Тот молча кивнул, но не продемонстрировал при этом никакой готовности немедленно обслужить пассажира. Вернувшись в купе, Виктор Петрович не спеша позавтракал, посматривая в окно. На равнинном заснеженном ландшафте, сливавшемся вдалеке с затянутым светло-серыми облаками небом, проплывали березовые перелески с темно-зелеными вкраплениями хвойных деревьев. Сосед всё это время внимательно просматривал газету.

Закончив завтракать и прибрав за собой, Виктор Петрович взглянул в сторону соседа по купе. Тот, уловив взгляд боковым зрением, поднял голову, и они встретились глазами. Надо было что-то сказать.

– Вы на станции выходили, холодно там? – спросил он первое, что пришло в голову. Сосед оживился, как человек, который давно ждал возможности поговорить.

– Думаю, градусов тридцать, не меньше. Эк оно завернуло к Уралу-то. У нас перед отъездом отпустило, а тут, видать, снова померзнуть придется, – и закончил фразу добродушным смешком.

– А Вам на улице приходится работать? – задал дипломатичный вопрос Виктор Петрович, чтобы таким образом узнать, кем работает его попутчик.

– Да нет, я в гараже городского коммунального отдела работаю, механиком. – И, немного помолчав, продолжил. – Ну, иногда водителей подменяю, если некому. Снег там почистить. Летом на аварийные работы могут позвать, яму или траншею вырыть. В общем, от скуки на все руки.

Николай Петрович рассказывал о себе с охотой. Закончив говорить, он посмотрел на собеседника. За время возникшей паузы колесные пары три раза отыграли своё "тук-тук". Вагон немного качнуло.

– А Вы чем занимаетесь?" – спросил он в свою очередь.

Виктор Петрович ждал вопроса, но заранее не придумал, как ответить. Да и какая разница – как. Рассказывать о себе ему не хотелось. Ни в прожитой жизни, ни в своих делах, он в этот момент почему-то не видел ничего значительного или интересного, и даже представить себе не мог, что его персона вообще может кого-то интересовать, тем более случайного попутчика. Но дорожный этикет требовал продолжения разговора.

– Наша лаборатория делает радиолокаторы, для разных целей. Веду общее руководство проектами, иногда техническими деталями приходится заниматься. – А про себя подумал, что, вообще-то, как раз "деталями" он уже давненько не занимался. И, похоже, напрасно. Как говорится, "от сумы, да от тюрьмы...". На поверку оказалось, что не так уж много стоит его до сих пор стабильное существование. Попади "вожжа под хвост" двум-трем заказчикам, или найди они другого исполнителя, и закрывай "лавочку", то есть лабораторию. По краю пропасти ведь хожу, а думаю, что по летнему бульвару.

Сосед уважительно крутанул головой: "Да, серьезное дело. Я летом военным траншею для кабеля копал. Они этот кабель к своему локатору тянули. Толстенный такой кабель. Наверное, энергии много надо". Разговор уходил в техническую сферу. Виктор Петрович подтвердил, что да, энергии надо много ". Попутчик просиял – видать, в голову пришла какая-то понравившаяся ему мысль.

– А вот эти печки, микроволновки, они ведь тоже энергии берут будь здоров. У сына есть, но я как-то с подозрением к ней отношусь. Чем они там греют, что при этом с пищей происходит, никто, похоже, толком не знает. У них что, такой же механизм, как у локаторов?" Разговор почти полностью пришел в сферу компетенции Виктора Петровича.

– Да, верно, в печках тоже используется сверхвысокочастотное излучение, как во многих локаторах. И ваши догадки насчет неполезности излучения для продуктов правильные. Исследований на эту тему практически не публикуют, потому что это большой бизнес, а ради денег сегодня, сами знаете, на многое глаза закрывают. Но если вы когда читали инструкцию к микроволновкам, то в некоторых есть предупреждение, что не надо в них греть пищу для маленьких детей. А это уже о чем-то говорит, верно? – он посмотрел на собеседника. Тот внимательно слушал. Услышав вопрос и подумав, согласился . Виктор Петрович продолжал.

– Я, конечно, сам такие исследования не проводил, но по смыслу как раз на таких частотах излучение должно повреждать молекулярные связи белков. То есть вместо полноценного белка после такой печки люди получают химически весьма агрессивные куски молекул белка, а может и других сложных соединений. А эти химически активные кусочки молекул повреждают другие соединения и нарушают нормальную работу биохимических механизмов. Примерно так. Так что, на мой взгляд, лучше не использовать эти печки.

Видно было, что Николай Петрович весьма заинтересовался высказанными соображениями.

– Хорошо, что вы мне все это рассказали, а то ведь невестка норовит всё, что можно, в этой печке греть. Приеду к сестре, сразу и позвоню.

Виктор Петрович промолчал. Сказать-то можно, да только послушает ли его невестка. Молодые сегодня сами умные. "А, впрочем, я ведь тоже в какой-то степени был таким же умным", – подумалось Виктору Петровичу. "Да, был, но не до такой степени, чтобы никого в грош не ставить, как сейчас. Откуда это все пришло?.. Почему так легко и почти полностью прервалась связь поколений? Кому это было надо?" – и усмехнулся про себя, – "Кому-кому... Понятно, кому. Тем, кому нужен послушный, обращенный в новую веру народ".

В разговорах прошел добрый час. Николай так и не появлялся. Виктор Петрович в конце концов сходил в купе к Соболеву. Постучал, но никто не откликнулся. Удивленный, тихонько приоткрыл дверь купе. Николай спал на верхней полке. Соболев тоже сидя дремал. Закрыл дверь, постоял в коридоре, глядя в окно. Пассажиров было мало. После обеденного часа в нём вообще установилась полусонная тишина. Вагон мягко покачивался. Навстречу летело безбрежное заснеженное пространство. Перелески с деревьями, покрытыми изморозью, стали больше. Лес по-прежнему был смешанный, но теперь хвойные деревья составляли большинство. "На север помаленьку забираемся", – сделал вывод из наблюдения Виктор Петрович.

С поезда сошли, не доезжая Екатеринбурга. Николай Петрович помог спустить контейнеры с приборами на низкий перрон, сердечно распрощался с попутчиками, и тут же поспешил обратно в тамбур под строгим железнодорожным взглядом маленького проводника – стоянка была всего две минуты. Поезд почти сразу и тронулся. Виктор Петрович огляделся. Первым пришло ощущение крепкого мороза. В воздухе висела характерная морозная дымка. Снег громко, с жестким подчеркнутым звуком – как ударение в слове – скрипел под ногами. Наискосок, через пути, стояло стройное миниатюрное здание станции из красного кирпича, с архитектурными украшениями в стиле позднего барокко. Архитектор, чувствуется, вложил в него часть своей изысканной художественной души. Высота горделивого фронтона, украшенного названием станции из белых букв под стиль славянской вязи, уравновешивалась узкими стрельчатыми окнами строения. Низкий палисадник справа, начинающийся сразу от стены здания, отделял от перрона девственный покров глубокого снега в пристанционном скверике. Деревья ощетинились игольчатой морозной изморозью.

Выспавшийся и бодрый Николай энергично ухватил ручки контейнеров, Соболев и Виктор Петрович торопливо присоединились к его трудовому порыву – мороз быстро давал о себе знать. Перетащили контейнеры через пути и поодиночке затащили их в здание станции. Николай тут же отправился искать машину, с водителем которой Соболев договорился ещё из поезда, а его попутчики тем временем перетащили вещи к выходу на улицу. Внутри было довольно прохладно. Две пожилые женщины, укутанные в зимнюю одежду, с повязанными поверх шалями, в валенках, сидели на темной деревянной скамье с высокой спинкой, и с любопытством взирали на новоприбывшую компанию.