Текст книги "Формула жизни. Сборник рассказов (СИ)"

Автор книги: Юрий Горулько-Шестопалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Мы быстро сходили за вещами, после чего вплавь добрались до шлюпок, держа узелки одной рукой над головой. Гена принял узелки, а потом помог забраться в шлюпку сначала мне, а потом мы вдвоем вытянули Серёгу. С нас с Серегой стекала вода, и вообще-то мы продрогли.

Стоянка парней находилась ниже по течению, на север от нас, поэтому наш план был пройти по Иртышу вверх, в противоположную сторону, обогнуть южную оконечность первого острова, и войти в левый рукав Иртыша, между островами и левым берегом. Ниже по течению, за пляжем, была маленькая глубокая бухта, берега которой заросли большими густыми ивами. Её использовали для спуска байдарок спортсмены с лодочной станции. Там мы спрячем шлюпку парней, а свою будем использовать как плавучую базу. Гена с Серёгой перешли в нашу шлюпку, а я остался в другой. Одному, конечно, управлять двумя парусами сложно, но другого выхода не было. Договорились, что ребята пойдут вперёд, и, если что, возьмут меня на буксир, хотя тогда наше движение сильно бы замедлилось. Но ветер дул ровный, менять галс мне не надо было, пока не выйдем в Иртыш, так что, закрепив кливер и работая одним фоком и румпелем, вслед за Геной и Серёгой я благополучно прошел протоку и вышел в Иртыш. Здесь, уже на хорошем ветру, быстро перекинул фок, поймал ветер, немного разогнался, закрепил румпель и, пройдя вперед, поставил кливер. За кормой весело зажурчала вода – шлюпка быстро набирала скорость.

Обогнув южную песчаную косу первого острова, место нашей утренней высадки, мы сделали разворот и прошли прямо возле берега острова, чтобы не зацепить немногочисленных купающихся. Мне было сложновато управлять парусами, так как приходилось идти довольно круто к сильному ветру, а отрабатывать крен было некому. Так что был момент, что одной ногой я держал румпель, другой удерживал себя, а сам свесился за борт, чтобы шлюпка не перевернулась от порыва ветра. Ребята пропустили меня вперёд, так как не знали, куда плыть. Вскоре мы были у намеченного места. Взяв наискосок течения, я сделал последний поворот, и вплыл в узкую бухту между длинными висячими ветвями больших ивовых деревьев. Потом пришвартовался возле узких мостков, с которых спортсмены спускали байдарки, и быстренько спустил парус. Следом в бухту вошли ребята и встали рядом. Я снял румпель с шлюпки парней и перенес его в нашу. Мы также перетащили в свою шлюпку их весла и весь такелаж, без которого они не могли поставить паруса.

Пока мы плыли, у меня созрел план. Недалеко от их стоянки было одно нехорошее место. Под довольно высоким берегом всегда собирались коряги и ветви, и иногда туда приносило целые деревья. Течение в этом месте так закручивалось, что там вечно было что-то вроде бурелома, но только в воде. На самом берегу росла старая ива, одна ветвь которой нависала далеко над водой. К этой ветви молодые парни привязывали верёвку с вдетой в неё короткой палкой на конце. Трюк состоял в том, чтобы разбежаться, прыгнуть с берега, ухватиться либо за вдетую палку, либо за верёвку, и перепрыгнуть протоку. Если скорость была невелика, то прыгающий не долетал до противоположного берега и ухался в глубокий ил с порядочной высоты. Это было неприятно, но травм при этом обычно не было. Гораздо хуже было бы, если прыгающий не мог ухватиться за веревку или срывался с неё. Тогда он должен был лететь в кучу бурелома, и тут без повреждений вряд ли бы обошлось. К счастью, на моей памяти, никто там не срывался. Верёвка была привязана таким образом, что прыгать можно было в обе стороны, хотя назад прыгать было труднее – берег был более высокий. Обычно прыгали в одну сторону, а назад перебирались через протоку. Прыгать в обратном направлении меня научил хороший такой парень. Он в тот год приехал поступать в институт физкультуры и жил у родственников, которые были нашими соседями. Был он гимнаст, и учил нас, ребятишек, делать разные упражнения на перекладине. Мы как-то взяли его с собой на острова и показали ему это место. Он ловко перепрыгнул и туда, и обратно, чем сразу заслужил большое уважение всей нашей компании. Ко мне он относился хорошо, и когда я попросил его объяснить, как это он так ловко перепрыгнул назад, он не только объяснил, но и показал несколько раз, когда через несколько дней, уже вдвоём, мы пришли на то же место. Секрет был в том, чтобы сделать вовремя ещё одно маховое движение телом и как бы вылететь вперёд.

В общем, я решил заманить парней в это место, убегая от них, самому же перепрыгнуть протоку на веревке, а они пусть летят с берега в бурелом. Конечно, надо было убедиться, что веревка на месте. Серёга предложил ещё для верности натянуть бечевку понизу, но я отверг идею – следить, где бечевка, и прыгать в одно и то же время я не смогу. Но тут Гена неожиданно предложил, как я сразу оценил, очень хорошее решение. Он сказал: "Давай я спрячусь поблизости. Кто успеет остановиться, все равно подойдет к краю, и тут я столкну их вниз". Это было так просто, что должно было сработать. Главное, чтобы их было немного на краю. Договорились, что если успеют остановиться больше двух человек, Гена ничего не делает и бесшумно исчезает. Серёга все это время ждёт нас недалеко от берега в шлюпке.

Под парусом мы переплыли на остров. Мы с Геной высадились, а Серёга отвалил от берега и стал удерживать шлюпку против течения на одном месте, метрах в пятнадцати. Через кусты мы вскоре добрались до того места, где должна была быть верёвка. Она была на месте. Я подтянул её веткой, а потом дотянулся рукой. Сильно подёргал и осмотрел. Вроде целая, и на вид довольно новая, видать недавно повесили. Осмотрели её в том месте, где она крепилась к ветви ивы – вроде не перетёрта. Я отошел от берега, собрался для прыжка, примерился, разбежался и прыгнул "ласточкой" вперёд. В полёте зацепился за верёвку и перепрыгнул на ту сторону. Затем дождался, пока верёвка перестанет качаться, и перепрыгнул назад. Все прошло гладко. Гена подивился моему мастерству, и я коротко рассказал, что назад меня научил прыгать хороший парень, гимнаст.

Потом мы нашли место для Гениной засады, и примерно представили, как все может выглядеть, после чего осторожно начали двигаться в сторону стоянки парней – она была неподалеку. Вскоре за кустами блеснули воды Иртыша. Сначала мы шли пригнувшись, но потом услышали голоса, и тогда легли и поползли к берегу по траве и наносам мелкого речного песочка. Доползя до кромки кустов, мы смогли разглядеть четырёх противников, варивших что-то в котелке на костре. Наличие котелка означало, что кто-то из них всё-таки наведывался к шлюпкам. Потом, поползав из стороны в сторону, смогли разглядеть головы наших ребят, закопанных в песке до подбородка, и получше разглядеть парней у костра. На сей раз их предводитель был с ними. Видать, набегался. В моей душе снова появилось какое-то тяжелое чувство – ну что за дикари! Похоже, Гена почувствовал нечто похожее – на его лице, хотя он знал уже о том, что они закапывают наших ребят, отразилось негодование. Одно дело знать, а другое воочию увидеть. Мы ещё понаблюдали, может поблизости есть другие парни, но никого больше не увидели. Те четверо сидели возле костра, разговаривали – до нас доносились обрывки мата – и смотрели на реку. Похоже, им было скучно. Ладно, скоро мы вас развеселим.

Мы отползли назад, встали, и крадучись, стараясь не наступать на сухие ветки, пошли к веревке – я решил проводить Гену, чтобы убедиться наверняка – заблудиться в зарослях было легко. Гена устроился в засаде, а я вернулся к стоянке, снова понаблюдал, не произошло ли каких изменений. Вдруг, откуда не возьмись, с дровами появился пятый. Это несколько осложняло дело, но отменять акцию возмездия я не собирался. Пятеро, так пятеро. Учитывая предыдущий опыт, кто-нибудь должен остаться с пленниками. Я дождался, когда пришедший подбросит дров в костер и усядется. После этого настала моя очередь выходить на сцену. Если в первый раз одно возмущение подвигло на действия, то теперь мне понадобилось некоторое усилие, чтобы собраться с духом. Осечки быть не должно. Комбинацию мы задумали сложную, и от меня во многом зависит её успех. "Ну, пошёл!" – скомандовал я себе. Встал, раздвинул кусты, и понёсся к костру. Меня заметили, начали было вскакивать, но я был уже возле парней. Ударил одного ногой в плечо, толкнул другого, встающего, в грудь так, что он полетел на котелок, подвешенный над костром, но тут один из парней кинулся мне в ноги и сумел схватить за голень. Ну, как освободить ногу при таком захвате, в самбо учат. Но произошла задержка, и двое вскочивших оказались совсем близко. Я рванулся от костра, один из них успел схватить меня за локоть, рука другого скользнула по спине, но я вырвал руку, и припустил по берегу. Будь на мне рубашка, они бы точно меня свалили. Но пока пронесло. "Что-то я увлёкся, потерял чувство реальности – ведь их пять человек, чего было выступать", – укорял себя на бегу, и решил действовать осторожней. Сворачивая от берега в кусты, увидел, что в погоню за мной бросилось четверо парней. "Ага, один все-таки остался!" – удовлетворенно отметил я.

Парни бежали за мной по узкой дорожке, один за другим, и я не видел, кто бежал первым. Хотел бы я, чтобы это был их предводитель. Перед местом с верёвкой был небольшой поворот, где я чуть притормозил – надо было рассчитать прыжок. Услышал за спиной, что они приблизились, и видать это их дополнительно воодушевило. Надеясь вот-вот поймать меня, они прибавили скорости. Прыгать с ходу оказалось значительно труднее. Когда за спиной четверо преследователей, все воспринимается совсем по иному. Я чуть не промахнулся, но все-таки смог ухватился за саму верёвку, хотя и не за палку, с которой прыгать было удобней. Подработал телом, и благополучно приземлился на противоположный берег. Пробежав несколько шагов вперёд по инерции, быстро развернулся и возвратился назад. Двое из преследовавших меня свалились с обрыва и корчились внизу в ветках и корягах. Я сразу определил, что один из них – их предводитель. Получай, собака! Двое других сумели остановиться, и сейчас в изумлении смотрели вниз, на своих приятелей. В это время позади них показалась голова Гены, и через пару секунд один из зрителей летел вниз, мотая руками.

Второго Гена сумел захватить за горло сбоку, и свалил на землю. Тут до меня дошло, что Гена хочет взять пленника! Парень вывернулся и встал на колени, а потом на ноги, и они сцепились с Геной. Ах, чёрт! И верёвка все мотается! Так бы я перепрыгнул, и вдвоём с Геной мы бы его в момент скрутили. В общем, некогда было дожидаться, когда верёвка полностью остановится. Я отбежал назад, развернулся, примерился, чтобы встретиться с верёвкой, когда она идёт ко мне, и начал разгоняться для прыжка. На сей раз палка ударила по запястьям, я мгновенно схватился за неё, сделал прогиб телом, как учил гимнаст, и выкатился на берег. Тут сразу присоединился к Гене, вдвоем мы заломили его противнику руки, и потащили через заросли к берегу. Он было начал упираться, подкашивать ноги, но Гена дал ему такого пинка, и мы оба так рявкнули, что он моментально стал как шёлковый и послушно бежал куда его направляли. Мы выскочили на берег выше того места, где была шлюпка. Серега тут же направился к нам. Пока он подходил к берегу, мы связали парню руки, а потом просто свалили его на дно шлюпки через борт, и следом залезли сами. Серёга отвалил от берега. Я заменил его на румпеле, а он, как специалист по кливеру, перешел вперед, и мы поплыли к южной оконечности островов, чтобы обогнуть её и выйти в основное русло Иртыша. Для верности Гена связал пленному ещё и ноги. Парень, видать, совсем ошалел от поимки. Надо было его подготовить к встрече с приятелями.

– Слушай, ты, вы зачем наших ребят в песок закопали? – был первый вопрос, который я задал ему.

– Серый сказал, – с какой-то тупой бесчувственностью ответил он.

– Кто такой Серый, главарь ваш?

– Ну да, – угрюмо и так же бесчувственно ответил он. Какое-то животное.

– Теперь слушай внимательно. Мы подплывем сейчас к твоим, и обменяем тебя на наших ребят. А ты проси своего Серого, чтобы он тебя выкупил. Жалостливо проси, чтобы его проняло. Может, он сам ноги переломал, так пожалеет тебя.

– Ну, понял. А чё говорить-то?

– Да что хочешь. Если не согласится, мы тебя на ночь на острове с кляпом во рту привяжем, комаров будешь кормить. Кто тебя ночью искать пойдёт? Понял, да?

Пленник молчал. Гена для верности и доходчивости поднёс к его носу кулак. Тот отвернул голову.

На пляже теперь было совсем мало народа. Зелёные пляжные грибки сиротливо стояли в шеренгу через весь пляж. Тёмные неприветливые волны, покрытые рябью, не вызывали никакого желания окунуться в них. Солнце покраснело, на горизонте появились облака. Судя по положению светила, время шло часам к семи. Задувал свежий ветерок, но я как-то холода не чувствовал, видать привыкнув за день ходить неодетым. Я так и не поел. Гена с Серёгой быстро подкрепились из своих съестных запасов, когда мы прятали шлюпку парней, предлагали и мне, но я есть не хотел – все мысли были о том, как разрешить ситуацию. «Собак на охоту не кормят!» – отшутился я тогда.

Мы обогнули песчаную косу, и пошли по течению вдоль островов на север, к стоянке парней. Вскоре вдалеке мы разглядели несколько человек, а потом увидели и темные точки на песке – головы закопанных. Меня охватило физическое чувство тошноты от этого зрелища – по моим представлениям, это было настолько против людских понятий, что дальше некуда. Нельзя так обращаться с людьми! Мы сделали разворот, приблизились к берегу, и замедлили движение, держась на одном месте против течения. На сей раз парни были все в сборе, включая нашего пленника. Трое подошли к воде, четверо остались сидеть. Костер слабо дымил головешками.

– Слушай, ты, Серый, или как там тебя. Отпускай всех наших, а мы отдаем вашего в обмен.

– Много хотите, – ответил тот, не вставая.

– Да ты подойди поближе, плохо слышно! – крикнул я.

– Да не может он ходить, упал! – ответил за него один из стоящих на берегу, и засмеялся.

– Заткнись, урод! – проинструктировал его предводитель.

Я шевельнул ногой нашего пленного. "Ну, давай, теперь твоя очередь!" Тот не замедлил себя ждать.

– Серый, ты чё, совсем?! Соглашайся, а то они меня на ночь на острове привяжут!

– Да и чёрт с тобой, – был ему ответ. Дальше между ними пошла ругань, пришлось Гене унимать нашего пленного, который может первый раз в жизни всерьез обеспокоился о своём будущем.

– Ну ладно. Так и быть, – сказал я. Можем ещё кое-что добавить. Хочешь румпель от своей шлюпки?

– Врёшь! – вырвалось у него.

– Гена, покажи им их румпель. Гена перевернул пленника лицом вниз, к днищу шлюпки, вытащил из-под него румпель и приподнял над бортом, крикнув при этом: "Ну как, узнаешь?"

– А кстати, и шлюпка ваша в надежном месте спрятана, и весла ваши все у нас, и ещё кое-что. Если даже шлюпку найдёте, руками до базы придётся грести. Парни озадаченно молчали. Потом все дружно набросились на предводителя, заставляя его сейчас же произвести обмен. Тому некуда было деваться, но он молчал.

– Да ну этого Серого на ...! – закричал наконец один из сидевших. Я из-за этого козла, похоже, руку сломал! Дались тебе эти пацаны, ну чё ты с ними связался. Одной левой придавим! Придавили, как же! Откапывай. Хватит, поиграли! – он с трудом встал, подобрал на песке короткую, типа саперной, лопатку и оправился откапывать Лёху одной рукой. Скоро и остальные, стоявшие на ногах, уже разгребали руками песок возле наших ребят, а трое так и остались сидеть возле слабо дымящихся головешек.

Наконец наших товарищей вытащили из песка, развязали, но они так и сидели, не вставая.

– Ребята, давай сюда, – крикнул Гена.

– Я идти не могу, хрипло ответил Пётр, всё онемело, рук вообще не чувствую.

– Идите им руки и ноги быстрее растирайте! – закричал я чуть не в бешенстве. Парни послушно бросились растирать ноги и руки Петру. Володя, Данаец и Лёха сами начали растирать себе ноги, а потом руки. Мало-помалу они встали на ноги, но движения были неуверенными.

– Теперь оставайтесь на месте, – крикнул я парням, – а мы сейчас спустимся ниже и все ваше барахло выбросим на берег, а потом скажем, где шлюпка.

Нашим ребятам сказал, чтобы брали Петра и шли вниз по течению. Сами спустились метров на сто пятьдесят. Дождались медленно приближающихся ребят, ведущих под руки Петра. Затем вдвоём с Геной, подмышки и за ноги, вытащили пленника на песок, и выгрузили на берег все принадлежности с их шлюпки. Когда все разместились в шлюпке, Гена развязал пленника, и тот проворно побежал к своим. Гена собрал веревки, которыми был связан пленник, и бросил их Сереге, после чего оттолкнул шлюпку от берега и сам запрыгнул. Мы снова подплыли к стоянке парней, и я объяснил им, где найти их судно.

– А не обманываешь? – спросил один из парней. Я промолчал, а остальные из их компании посоветовали ему заткнуться.

Неожиданно предводитель закричал: "А трубку мира будем выкуривать?" К моему непомерному удивлению, Володя согласился, а Лёха его поддержал. Я своим ушам не мог поверить. Что это, весьма своеобразный способ сохранить своё лицо? Неужели они приняли то, что их закопали в песок, как нечто нормальное? По моим меркам, это издевательство над людьми.

– Володя, Леха, вам мало на сегодня приключений? Вы в своём уме? Ещё не поняли, что с полными сволочами дело имеете? – Но Володя упёрся, снова почувствовав себя старшиной шлюпки. Я был в полном изумлении, и чувствовал во всем этом оскорбление всех наших усилий – и моих, и Гениных, и Серёгиных. Я презирал наших врагов. Презирал за их сволочизм, за животные жестокость и тупость. Для меня они были мразью, с которой находиться то рядом было противно.

– Хорошо. Идите, – сказал я. – Но я тоже ухожу.

При полном молчании спустил немного шлюпку по течению, причалил к берегу и, ни на кого не глядя, взял свой узелок с одеждой и выпрыгнул из шлюпки на песчаный берег. Не прошёл я и нескольких шагов, как сзади услышал Генин голос: "Я с тобой!" Обернувшись, я увидел, что Гена выбирается из шлюпки. Вскоре мы рядом шагали к прибрежным зарослям. В наступающих сумерках пересекли остров по знакомым мне тропинкам. Оголённым телом я чутко ощущал, как на полянах воздух уже заметно посвежел. Потом вдоль берега поднялись вверх по течению, до брода, и перешли протоку.

Одевались мы под пляжным грибком. Развернув свою одежду, Гена достал бумажный кулёк и вынул из него помятое варёное яйцо в хлебных крошках, и несколько расплющенный бутерброд с колбасой. "Держи, твоя доля от обеда", – сказал он, улыбаясь, и протянул мне яйцо и бутерброд. "О, спасибо, Ген!", – поблагодарил я, очистил яйцо, поделил его и бутерброд пополам и протянул Гене его часть. Он молча взял, и мы не спеша каждый съел свою долю. Потом оделись, стряхнули с ног налипший песок, натянули носки и обулись. Носки тут же намокли в мокрых кедах. Ну и ладно. Минут через двадцать мы добрались до автобусной остановки. По дороге особо ни о чем не говорили, но нам вдвоём было хорошо. Просто хорошо.

Эпилог

От Серёги я потом узнал некоторые детали. Когда первый раз мы втроем следили за протокой, произошло следующее. Парни или специально пустили вперёд одного человека, вроде как "на живца", или они разбрелись к тому времени, но только Володя с Данайцем и Лёхой выследили парня, который шел один, и решили взять его в плен. Но тот успел закричать, и ему на помощь тут же подоспели приятели, находившиеся неподалёку, и захватили наших ребят.

А когда я освободил от верёвок Лёху, а сам увлёк за собой погоню, Лёха развязал Володю, и затем они начали откапывать Петра. Но тут подоспели парни с предводителем, и снова их повязали. А где был Данаец, когда я выскочил на закопанного Петра, Серёга не знает. По словам Лёхи, его привели много позже, почти "под занавес", и тоже закопали. А у меня остался невыясненным вопрос: если Володя, Лёха и Данаец сначала выслеживали парня, значит, они отошли достаточно далеко от промоины. Да там и отходить далеко не надо – не зная, что она там есть, её сроду не найдёшь. Почему же тогда парни устроили засаду, в которую я чуть не попал, именно у промоины? Всё сходится к тому, что они знали, где она, и что кто-то из нас туда обязательно придёт. И ещё одно белое пятно в этой истории – где так долго был Данаец, до того как его привели на берег и закопали? Печёнкой чувствую, неспроста все это, что-то за этим кроется. Но что именно, уже никогда точно не узнать. Есть у меня догадка, да как проверишь? Ключ был у Валентины Александровны, которая назвала его "Данайцем". Один её ответ, "да" или "нет", на единственный мой вопрос, поставил бы для меня все точки над `и'.

Отношения с ребятами из нашей школы особо не поменялись, но тот случай мы никогда не вспоминали, как будто его и не было. А с Геной у нас сложились хорошие отношения.

Случай

Эт a версия рассказа написан a с учетом мнения и советов Нины и Михаила Розовых, моих самых доброжелательных критиков и советчиков.

Вступление

Несколько лет назад произошла авария на нефтяной платформе в море, когда погибло много людей. И мне запомнилось, а точнее, прочно врезалось в память, интервью одного из выживших в той трагической обстановке – рабочего. По ситуации было два пути спасения, и большинство выбрали именно гибельный. А этот рабочий избрал другой путь, и в результате этого решения остался жив. На вопрос корреспондента, почему он выбрал именно этот вариант, рабочий ответил, что он чувствовал, что не стоило спускаться по той лестнице ("It did not look right"). То есть это не был случайный выбор. Как-то его мозг, на подсознательном уровне, оценил ситуацию, и оценил точно, хотя времени у него не было и решение надо было принимать мгновенно – как и остальным. И именно эти слова запомнились, нашли отклик в моей душе, потому что сам был в похожей ситуации, и очень хорошо понимаю, что он имел в виду.

Тот день начался как обычно, мало чем отличаясь от многих похожих дней, когда после подъема и скорого завтрака надо быстрее собираться и ехать на работу, а сам внутри ещё продолжаешь спать, реагируя на окружающую действительность лишь малой толикой все ещё оцепеневшего во сне мозга. На ту пору моя жизнь состояла в основном из сплошного потока довольно напряженной работы, да семейных дел, так что не было времени, да и не было особой необходимости, уделять много внимания окружающей среде. Она ощущалось как нечто, что не таит в себе неожиданных серьезных опасностей, и это давало возможность пребывать в спокойном и благополучном состоянии души, дополнительно усиленном исподволь навязанной специфической канадской умиротворенностью, как будто висящей в воздухе, навеянной каким-то непонятным, вкрадчивым и неназойливым образом, и незаметно принятую как аксиому, как очевидную данность. Хотя, как научила меня жизнь, не раз и не два со всего маха приложив, что называется, мордой об стол, именно очевидные вещи прежде всего нуждаются в доказательстве.

Было раннее утро. На дворе стояла поздняя осень, и погода была подстать времени года – низкие серые облака, местами иссиня-темные, как будто утюжили огромный рабочий город, привольно расстелившийся вдоль одного из североамериканских Великих озер – озера Онтарио. И эта серость облаков и такой же серой мелкой мороси, периодически сыпавшей из них, как будто придавили, прижали город к земле, создав ощущение замкнутости, ограниченности жизненного пространства, и привнеся непонятную и беспричинную печаль, когда хочется остановиться и просто отдаться душой этим щемящим осенним чувствам, с легким недоумением перебирая события своей жизни как четки, и удивляясь – как же оно так получилось?..

Темно-зеленый, с синевой пикап "Форд Эскорт" привычно принял нас с Валентиной в свое бархатистое на ощупь серое лоно, и трудолюбиво, как рабочая лошадка, каковой он и был по своей крепко сработанной сути, повез нас навстречу очередному трудовому дню, послушно подчиняясь движениям руля и нажиму на педали.

Первый этап сегодняшнего жизненного путешествия – отвезти Валентину на станцию пригородных поездов. Оттуда она по заросшим развесистыми деревьями и густыми кустарниками долинам, сотворенным ледником и рассекающим город с севера на юг, к озеру, отправится в центральную часть Торонто, в офис своей горнодобывающей компании.

Практически не задумываясь, проезжаю этот путь, постепенно просыпаясь в процессе разговора, реагируя на дорожную обстановку, и как будто впитывая ощущение этого дня, его вневременную неприветливую, но все равно чем-то манящую осеннюю природу, влекущую к себе как сладкоголосая сирена. Есть какая-то пугающая бездна в поздней осени. Может быть, это бездна времени, но заглянуть туда и волнительно, и страшновато, а главное – невозможно, потому что при жизни мы всегда привязаны к настоящему – кто больше, кто меньше. И только те, кто навсегда обрубают эти причальные концы – умершие или сошедшие с ума – свободны от этого поразительного своим многообразием и прихотливыми превращениями дара, имя которому – жизнь.

Вот и въезд на станцию, которая этим ранним утром выглядит сонливо, несмотря на обилие шевелящегося народа. То ли люди и машины двигаются замедленно, то ли это мне кажется после езды по оживленным улицам.

Оставляю Валентину у входа, описав круг вокруг асфальтового островка, и теперь путь лежит на север, в другой город Маркхем, границы которого смыкаются с северной частью Торонто. Машин прибывает, но дороги ещё свободные, и автомобиль целеустремленно, без особых проблем, пробирается по одной из центральных улиц на восток, по направлению к хайвею, который как река подхватит его и повлечет на север.

Езда по улицам заканчивается, и внутренне я собираюсь – сейчас выеду на хайвэй, где и движение, и маневры, да порой кажется, что и сама жизнь, убыстренные. Вот мост, сразу после которого одна полоса ответвляется – это петля-заезд на хайвэй. Последние пару месяцев его ремонтируют, так что узкий заезд огорожен бетонными парапетами, за которыми навалены кучи песка и складированы другие стройматериалы. Из-за них даже не видно полотна дороги, и потому на разгонную полосу въезжаешь практически вслепую. Здесь я машинально, как какой-нибудь промышленный автомат на конвейерной линии (и может статься, что это сравнение не такое уж и далекое, как сейчас кажется), езжу день за днем, даже не задумываясь, в какую полосу встраиваться. Заезд между бетонными стенками ограждения такой узкий, а поворот такой крутой, что все внимание уходит на то, чтобы на не зацепить ограждение. Дорога спрямляется только последние метров двадцать, перед въездом на хайвэй. Выехав из бетонного коридора, бросаю мимолетный взгляд на разгонную полосу, и что-то меня на мгновение настораживает. Передо мною – черная свежеасфальтированная полоса, на которой нет никакой дорожной разметки. По идее я должен взять влево, как проделывал этот маневр много раз, и войти в разгонную полосу, но что-то мне мешает это сделать – что-то на сей раз здесь не так! Времени на размышление у меня две-три десятых доли секунды, осмотреться некогда, но по логике вещей я не должен въезжать на новый асфальт – ведь это просто придорожная полоса под мостом! – а как обычно взять влево и перестроиться. Но я этого не делаю – что-то здесь все-таки не то, как-то неправильно оно выглядит! Помните, как сказал рабочий – "It did not look right!" То же самое чувство! И я продолжаю ехать по свежему асфальту. В это мгновение слева от меня, буквально в каком-то метре с небольшим, на скорости километров сто десять в час проносится большегрузный самосвал – из тех, что перевозят по двадцать пять – тридцать тонн груза. Внутри, на какую-то неимоверно растянувшуюся секунду, все замерло. Нет, не ревущий металл пронесся мимо крохотного по сравнению с громадой грузовика "Эскорта", почти букашки на его фоне. Дыхание чуть не состоявшегося Конца на мгновение опахнуло меня. Это не было ощущение смерти, когда, уже умирая, вдруг откуда-то приходит безошибочно ясная, но равнодушная и бесчувственная мысль – "умираю". И ты принимаешь её равнодушно и отстраненно, как будто все эти последние дела уже не касаются твоего существа, уже замкнувшегося и оторвавшегося от бывшей жизни. На такое осознание надо время, к нему сразу не приходят. А здесь все произошло быстро, и в этой скоротечности было только ощущение возможного Конца моей жизни, и ничего более.

Все ещё ошарашенный случившимся, непроизвольно выдыхаю: "Вот чё-ёрт!". И тут же в голове побежали мысли: "Что за преступная халатность! Эти дорожные строители прямым ходом отправляют людей в могилу! Идиоты!"

Надо быстрей звонить, что-то делать, пока раннее утро и людей не так много. То, что сегодня на этом месте кто-то распрощается с жизнью, это не вопрос "если", это вопрос ближайших десяти минут. Я доезжаю до следующего выхода с хайвэя, схожу с него, и через три минуты, пробежав на одном дыхании от стоянки в пустой безмолвный офис, беру телефон и мгновение колеблюсь – не люблю иметь дело с полицией. Однако ничего умнее придумать не могу, и звоню туда, пытаясь объяснить ситуацию. Меня куда-то переправляют пару раз, и вот наконец кто-то, спокойно и неторопливо задавая вопросы, выслушивает мои взволнованные объяснения. В общем, делу "дан ход". Что я ещё могу сделать?.. Ничего в голову больше не приходит, и я просто приступаю к своей работе. Время тянется. Нутром чувствую, что мой звонок ничего не поменял, что опасность осталась, и предчувствие неминуемой беды продолжает жить в душе.

Время идет, но в офисе против обыкновения все ещё пусто, хотя обычно к этому времени кто-нибудь уже подтягивается. Я понимаю, почему – в основном народ использует этот же хайвэй, но мне все равно тяжело принять эту мысль. Наконец сразу появляются двое – Брайен и Мегги. Эти приезжают с севера, тогда как большинство едут из Торонто, с юга. Они оживленно переговариваются, и из беседы становится ясно, что на их направлении дальше хайвэй закрыли, и им потребовалось время, чтобы выйти с него. В общем, теперь надеяться не на что. Кто-то, может уже водитель следующей за мной машины, выехал на полосу движения, думая что это разгонная полоса, а дальше других вариантов, кроме кучи-малы из груда железа, там быть не могло.

И сразу померкли, приглушились и без того неяркие краски пасмурного дня. Щемящая досада и чувство одиночества, как волны, захлестнули душу. Всё. Карнавал закончен. Но он и должен был закончиться. Благополучие этой страны было мифом, иллюзией, летучим фантомом недолгих прежних времен, когда что-то начало делаться в ней, да быстро и закончилось, не успев укрепиться, и как всегда легко и незаметно, практически в одночасье, уступив место людской лени, воинствующей тупости, наглости, эгоизму и равнодушию ко всему и вся, включая себя самих и свою судьбу. Вот – и – всё. Вот – и – всё, – зацепились мозги за фразу, не в силах двинуться дальше.