Текст книги "Когда приходит ответ"

Автор книги: Юрий Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

4

У него на письменном столе всегда наготове набор хорошо отточенных карандашей, букетом торчащих в специальном стаканчике. И резинки – карандашная и чернильная. И коробочка с кнопками, и другая – для скрепок. И непременно кисточка для клея, опущенная в воду, чтобы не пересыхала. Рабочее место, обставленное по всем правилам НОТ – научной организации труда.

НОТ владела умами многих. В журналах и брошюрах писали о том, как работали великие люди. Как портили они книги, подчеркивая текст и ставя на полях пометки. Как распределяли рабочее время. И разве мог Мартьянов не стать одним из горячих последователей НОТ? Он верил в силу графиков, расписаний, картотек, канцелярских принадлежностей и, начитавшись полезных советов, завел у себя на столе большой блокнот-календарь «На каждый день» – верное средство, как утверждают, успеть многое за короткий день. Достаточно заглянуть туда, в этот календарь, чтобы убедиться, какой он деловой, занятой человек, инженер Григорий Иванович Мартьянов!

Что у нас сегодня? Среда, восемнадцатое мая тридцать третьего года. Итак, посмотрим…

9.30. Мастерская. Это значит: утром, когда он прибежит сюда, в полуподвал, и, прежде чем прильнет к монтажному столу, надо будет подняться в мастерские Центрэнерго и там лаской пополам с угрозами вытребовать наконец недостающие приспособления для экспериментов. А после, обретя душевное равновесие, можно уже приняться за работу.

11.00. Библиотека. Заказать книги по разделу второму «Теории электротехники». Ему же предстоит готовиться к лекциям, – когда деловой день, размеченный в блокноте, будет закончен и Мартьянов вспомнит, что он еще и педагог. В библиотеке заведует суровая дама с настроениями, от которых часто зависит, есть ли нужная книга или ее «нет на месте». И Мартьянову об этом не следует забывать, что бы ни происходило в тот час за монтажным столом.

13.15. Глав. инж. У главного инженера назначено совещание, на котором будут обсуждать работу отделов и, конечно, будут говорить, что мартьяновская производственно-экспериментальная группа слабо отвечает оперативным нуждам и предпочитает отдаваться техническим мечтаниям. Конечно, он и не заикнется о своем сомнительном замысле новой упрощенной системы, и единственно, что ему предоставлено, это пойти после совещания, после всех обсуждений и препирательств потихоньку к себе в полуподвал и прилепиться вновь на собственный страх и риск к монтажному столу. Правда, еще придется немного оторваться…

14.00. «Электричество». Надо позвонить редактору насчет своей статьи. Да, в журнал «Электричество», который он еще недавно открывал как один из тех массовых, безымянных читателей, а теперь как один из его постоянных авторов. Конечно, он пишет об устройствах телемеханики. Странно все-таки, в одном номере появляется: «Инж. Мартьянов, Москва», в другом номере – «Инж. Баскин, Харьков». Пишут они на темы одинаковые, каждый высказывает свое, но до сих пор они так и не повстречались. Хотя все больше и больше накапливается, что можно было бы друг другу сказать. Надо сказать. Но подождем…

15.30. Секция. По всем наркоматам идет подготовка – пятилетний план технического развития. Образована и секция телемеханики. Всё те же вопросы сигнализации на расстоянии, управления на расстоянии, но возведенные уже в степень общегосударственной важности. И Мартьянову пишут на официальных бумагах: «Председателю секции…» Недурно! Говорят, он мало прислушивается и первое, что любит ответить: «Нет, это не так!» – и сам сияет от удовольствия. Из Харькова пришли предложения, наметки плана, подписанные «Инж. С. Баскин». Мартьянов схватился за них, потом стал покачивать головой, наставил жирно вопросов и под конец отложил, бросив свое: «Нет, это не так!» Опять с удовольствием? Как сказать. Все-таки Баскин был тот, кого он надеялся когда-то видеть своим учителем. Подумай, Мартьянов!

Заседания секции обычно затягивались. Уходя туда, Мартьянов знал: больше в тот день ему за монтажный стол не вернуться. И он говорил Вадиму Карпенко: «Ну что ж, до завтра».

Тем более, что другая запись в блокнот-календаре напоминала:

Комиссия 18.00. Запись эта часто повторяется за последнее время.

Академия наук только еще готовилась к переезду со своих тихих, насиженных петербургских мест в Москву, в шумный водоворот новых дел. А ее наспех созданные в разных точках комиссии уже пытались протянуть ниточки связи с быстротекущей жизнью. Так, в малом переулочке, затиснутом в толчею московских улиц, в сером гранитном доме какого-то прежнего купеческого общества, в комнате с высоченным потолком и солидной дубовой панелью разместилось несколько столов, которые и послужили основанием для появления еще одной вывески среди тысяч и тысяч других новых вывесок, возникавших тогда повсюду. «Комиссия Академии наук по автоматике и телемеханике». Печать времени. Туда и спешит Мартьянов, когда указывает ему блокнот-календарь. В комнате с дубовой панелью собираются по вечерам еще несколько таких же добровольцев, как Мартьянов, верующие в то, что есть такая наука – автоматика и телемеханика или, по крайней мере, что она может быть. Читая друг другу доклады, устраивая обзоры литературы, рассматривая проекты, пытаются они там нащупать какие-то общие принципы, разглядеть сквозь пестроту отдельных практических решений возможные опоры новой науки. И часто в этой комнате слышится звонкий мартьяновский голос: «Нет, это не так!»

И еще одна пометка в календаре на тот же день: 21.30. «Экран жизни». Уж такова привычка делового человека: все записывать. Хотя этого он никак не мог ни забыть, ни пропустить и прекрасно помнил, за сколько минут до начала сеанса и на каком углу будет он стоять, ожидая с двумя билетами в кармане.

А все-таки за всеми делами, отмеченными в календаре, за всеми совещаниями и свиданиями, не покидало его какое-то нетерпеливо радостное ощущение: «А все-таки завтра утром…» Да, завтра утром он снова пробежится рысцой, нырнет к себе в полуподвал Центрэнерго. Там посреди комнаты длинный монтажный стол. И на столе…

5

На столе распластаны все те же электрические детали, которые он называет теперь «элементы». В какой уже раз пробует он составить из них такую схему, чтобы решить все-таки эту задачу: управление и сигнализация по двум проводам. Не по четырем, как принято обычно и как сделали немцы, а по двум. Проклятая, навязчивая и такая подкупающая задача!

Как это обычно? Десяток, а то и полтора десятка масляных выключателей стоят на каждой подстанции. Управлять ими – значит решить всегдашний вопрос всякого управления: кому делать и что делать. Масляник номер семь – включить. Масляник номер одиннадцать – выключить… Стало быть, прежде всего задача выбора: кому?

На разных концах устанавливаются искатели. Как стрелки на часах, обегают их щетки по кругу контактов. На разных концах, одновременно, шаг в шаг – «синфазно», говоря по-ученому. Тик-так, тик-так… Первый контакт, второй, третий…

Нужно приказать маслянику номер семь, и диспетчер поворачивает у себя на пульте седьмой ключ. И едва щетка искателя перешагнет на седьмой контакт, как цепь замкнется, и ток побежит по линии на тот конец, на подстанцию и через седьмой контакт другого искателя к маленькому реле. А реле это управляет масляником номер семь. Выбор сделан.

И если послан ток положительный, то масляник, скажем, включится. А если ток отрицательный, то, наоборот, масляник выключится. Решено и второе: что делать.

Так же и масляники сигналят о себе, на диспетчерский пункт. Через те же искатели и реле. «Я, масляник номер такой-то, выключен».

Двусторонний разговор одного со многими, на выбор.

Но такой разговор требует четырех проводов, утверждают знатоки. Четырех, и не меньше. В самом деле, искатели приводить в движение надо? Вот по проводу и даются импульсы, толкающие щетки с контакта на контакт. Тик-так, тик-так… Посылать команду – включить или выключить – надо? Еще провод. А масляники сигнализировать о себе должны? Еще провод. Итого, уже три провода. А четвертый – это тот общий обратный провод, какой существует при всякой электрической связи, и не в нем сейчас задача, а в тех трех.

Еще и еще раз анализировал Мартьянов, наклонившись над схемой: как же обращаются с этими тремя проводами? Три провода – три разные операции. Движение, команда, сигнализация. Каждый провод знает свое. В немом разговоре диспетчера с подстанцией и приходится поэтому все время переключать с провода на провод. Сделан выбор «кому» – раз! – искатели останавливаются, и реле переключают с линии движения на линию команды. Послана команда – раз! – и реле переключают обратно с линии команды на линию движения; можно делать следующий выбор «кому». Надо послать сигналы от масляника диспетчеру – раз! – и реле переключают все на линию сигнализации. Беспрерывная скачка по трем проводам.

«По трем? И никак не меньше?» – допрашивал схему Мартьянов.

Когда он сказал Карпенко: хорошо бы заменить три этих провода одним, Вадим склонил голову набок, что означало у него степень сомнения, и присвистнул:

– Тю-тю! Ничего себе желаньице!

Мартьянов злился. Почему он вечно должен посвящать Вадима в свои намерения, а тот, не стесняясь, высказывает недоверие, согласие, одобрение?.. Помощник! А что, у Мартьянова разве только одно желание и никакой идеи? Сейчас он преподнесет Вадиму, своему помощнику.

Если долго смотришь на схему, то бывает одно из двух: либо она так примелькается, что все в ней кажется само собой разумеющимся; либо, наоборот, в схеме, как на живописном полотне, начинает проступать то, что вначале и не увидишь, – и достоинства и недостатки. На немецкой схеме Мартьянов вдруг увидел: по трем проводам совершаются три операции. Движение, команда, сигнализация. Но пока занят один из проводов, остальные два свободны, без работы. Переключение на другой провод – и опять два других свободны. Все время два свободны, а занят только один. Зачем же такое расточительство?

И как только он это увидел, осознал этот довольно простой факт – так и возникла его идея. Тоже вполне простая. Все действие надо разделять не по проводам, а по времени. Заметьте, по времени!

Сначала передаются по проводу импульсы для движения искателей. Найден нужный масляник – искатели отключаются. И провод предоставляется для команды. Команда отдана – и снова на проводе искатели. А нужно сообщить об, исполнении – искатели отключаются, и провод предоставляется для обратного сигнала от масляника. Все тот же самый провод. Один провод, по которому последовательно, одна за другой, осуществляются три операции. Движение, команда, сигнализация. И все это сделает распределение по времени – его, мартьяновская, идея. Ну, что скажешь, помощник?

Вадим склонил голову в другую сторону, что означало уже одобрение, и произнес:

– Ловко!

Когда ему что-нибудь нравилось, он готов был немедленно, сию же минуту приняться за реализацию, вступить в борьбу за монтажным столом, расположив на нем всю электрическую анатомию.

Как ловко было в идее и как нескладно получалось в рабочем монтаже! Опять все упиралось в соединения реле. Реле должны были переключать провод с одной операции на дру гую. Предоставлять его то для движения искателей – тик-так, тик-так – на время, на положенное время, то для команды – на время, на положенное время, то для сигнализации от масляников – на время, на положенное время. Реле должны вовремя замыкать лапки своих контактов и вовремя отпускать. Реле – основные исполнители его идеи.

А этого не получалось. Реле не хотели подчиняться ему и выполнять все так, как он им предписывал. То одно замкнет слишком рано, то другое отпустит с запозданием. И на проводе полная кутерьма. Ну, никак не мог он найти нужного сочетания из полутора десятков реле: каждому свое место, каждому свое время действия. Схемы, которые он рисовал, а потом переносил на монтажный стол, превращались в запутанный клубок реле и контактов, не дающих все-таки нужного порядка переключений. Временные зависимости! Они-то и держали всю идею за горло. А он не знал способа, как заранее, наверняка построить такую релейную схему, чтобы она отвечала его желаниям. Временные зависимости… Кто их только выдумал!

И вот топтание ощупью, наугад, нескончаемая цепь проб и ошибок. Даже когда нарисованная схема что-то уже обещала, все равно на монтажном столе почти все опрокидывалось. Пробные макеты вскрывали один просчет за другим. А в схеме, кажется, было все предусмотрено.

– Говорят, Эдисон тоже брал потением, на девяносто девять. Кустарь-одиночка! – произносил в потолок Вадим.

И почему Мартьянов должен все это выслушивать! Он отводил душу по-своему: здесь не так припаяно, там не так закреплено… Грязная работа! Чего же от нее ожидать. Эдисон за такое бы…

Вадим замолкал, оскорбленный в своих лучших чувствах. В гнетущей тишине больно резал каждый звук: стукнет инструмент, оброненная деталь. Часы на стене мерно отбивают счет. Тик-так, тик-так… Насмешка!

Наступил день, когда Мартьянов сказал Вадиму:

– У меня есть вариант, – и показал схему, которую он набросал у себя дома.

– Отступление? – вызывающе опросил Вадим.

Не отступление, а первое приближение. Бывает, надо отойти, чтобы лучше перепрыгнуть. Некоторым это непонятно! – огрызнулся Мартьянов.

Действительно, то, что он показал сейчас на схеме, можно было понимать по-разному: и успех и уступка. Он решил несколько повернуть задачу. Три операции совершать не по одному проводу, как хотел вначале, а по двум проводам. И нащупал, кажется, как это можно сделать. Конечно, это было неполное решение. Экономия всего лишь одного провода. Всего лишь? Многие дорого дали бы за это «всего лишь». Лишь бы удалось осуществить, вот что!

Такая возможность в новом мартьяновском наброске и проглядывала: необходимое для этого сочетание реле и их контактов.

Первые же пробы на монтажном столе поселили надежду. Реле подчинялись послушнее. Одно, размыкая свои контакты, замыкало в тот же момент контакты другого, а то другое держало их ровно столько, сколько нужно, чтобы затем отпустить.

Разве это уже не осуществление тех самых временных зависимостей? Пусть пока в урезанном виде, но и это уже кое-что.

Вадим перестал подавать глубокомысленные реплики в потолок. Он теперь тихонько мурлыкал под нос, расставляя электрические детали к новому параду. Ох, и находчивые все же руки у него, когда начинает что-то наклевываться! А что, неплохой, в общем, парень, а?

Барометр настроений в полуподвале пошел уже на «переменно».

И вот однажды утром Мартьянов закрыл свой блокнот-календарь таким жестом, с которым говорит обычно директор своей секретарше: «Меня ни для кого нет». Утро решительного опыта.

Они расположились по разным концам длинного монтажного стола, на котором схема приобрела уже относительный порядок. Мартьянов стоял на одном конце. «Я диспетчерский пункт». Вадим Карпенко на другом: «Я подстанция». Между ними протянуты два провода (обратный не в счет). По этим двум проводам и должна быть разыграна вся телемеханическая пьеса в трех актах: движение, команда, сигнализация.

Итак, приступаем.

Мартьянов дает пуск. Тик-так, тик-так… – начинают мягко, едва слышно, пощелкивать шаговые искатели. Мартьянов поворачивает ключ, нажимает кнопку – и на другом конце, у Карпенко, совершается выбор объекта, расшифровка команды: кому делать и что делать. В ответ Карпенко посылает сигналы со своего конца: масляник докладывает о себе. Меняется цвет контрольной лампочки.

Начинаю! – объявляет Мартьянов, открывая новую порцию распоряжений.

Начинаю! – откликается Вадим, переходя на ответную сигнализацию.

Часами отстукивали искатели в комнате полуподвала. Тик-так, тик-так… Часами звучало в комнате только это слово: «Начинаю!», которым они, как мячиком, перекидывались через стол. Потом и оно стало ненужным, и все происходило само собой, подчиняясь лишь безмолвным электрическим импульсам, как и подобает в телемеханике. Спокойная, рабочая тишина, в которой раздается лишь мягкое пощелкивание искателей да едва различимый шорох переключающихся реле. Тик-так, тик-так… – плыло над столом, по комнате, по всему миру, лаская ухо Мартьянова. Музыка временных зависимостей.

– Сигнал победы! – объявил Карпенко и дал по проводам такую серию, что все контрольные лампочки на столе вспыхнули, как иллюминация.

«Сигнал надежды», – подумал Мартьянов. Он глядел на запутанную, довольно невзрачную со стороны картину монтажа, в котором заключено немалое. Первая собственная, отечественная система. И, шутка сказать, с экономией одного провода! Одно это уже ставило его в ряд настоящих исследователей телемеханики. Но… Не забывай, Григорий Иванович! Что для тебя должно означать то, что мигает сейчас так радостно лампочками на столе? Сам сказал: первое приближение. Всего лишь ступенька, с которой надо шагнуть выше. К тому, с чем не мог ты еще справиться и чего не захотели дать твои реле. Не забывай на радостях!

6

Оба они, Мартьянов и Карпенко, были заняты перетасовкой деталей на столе, когда в дверь кто-то стукнул и, не дожидаясь приглашения, вошел.

– Да-а! – с запозданием, машинально отозвался Вадим. Посетитель энергичным шагом направился прямо к ним, к монтажному столу. Круглолицый, с глазами чуть навыкате, немного повыше Мартьянова, но такой же плотный и тоже с неизменным объемистым портфелем.

– Вы Мартьянов?.. Я из Всеукраинского бюро Электропроекта. Меня направил к вам главный инженер (палец – в потолок, к верхним этажам). По интересующему вопросу… – проговорил он без предисловий и остановил взгляд на монтаже.

Мартьянов понял его по-своему.

– Ну, это еще вчерне, – сказал он и невольно поправил сбитые в кучу детали, как бы извиняясь за рабочий беспорядок.

– Ничего, не трудитесь, – заметил гость. – Мне ведь тоже приходится. Что же у вас тут?

– Система телеуправления.

– А-а! Откуда же?

– Да ниоткуда. Сами пытаемся.

– Так, так, – поощрительно произнес гость. – Вижу: кнопки управления, искатели, линия связи… Позвольте, а сколько же у вас проводов?

– Три.

– Ну да. И еще обратный?

– Нет, всего три! – с ударением сказал Мартьянов.

– Как – три?! Не может быть! – удивился посетитель, еще более выкатывая глаза. – Вы понимаете, что это значит?

– Понимаю, – с преувеличенной скромностью сказал Мартьянов. – Вот посмотрите, не правда ли обещающий принцип? – стал он объяснять.

– Интересно, очень интересно… – бормотал посетитель. – Вы знаете, это оригинально!

– Правда? – просиял Мартьянов, готовый выложить перед ним все сокровища своего подвала. Часто ли найдешь такого собеседника, который схватывает все прямо на лету!

Вадим Карпенко, соединяя проводники на другом конце стола, яростно шипел паяльником, показывая, что работа не ждет. Вмешиваться в разговор старших он не рисковал.

Мартьянов, взяв доверительно гостя под локоть, потянул его к панели с набором реле.

– Вот здесь… Извините, ваше имя? – спохватился он.

– Баскин Сергей Михайлович.

Мартьянов остолбенело уставился на него. Баскин… Инженер Баскин! Тот самый. Тот, о ком он думал не раз, с кем желал так сильно встретиться в дни первых своих шагов. Предполагаемый учитель, наставник… Он всегда представлялся Мартьянову пожилым, немного старомодным, почему-то с бородкой. А он в действительности вон какой, Баскин. Почти такой же, как сам Мартьянов, почти одних лет, молодой специалист, как говорят, и, очевидно по всему, такой же энергичный и деловитый. А Мартьянов писал ему тогда с надеждой, с замиранием опуская конверт в ящик. «Дважды писал без ответа», – кольнуло воспоминание.

– Вы помните, я писал вам? – спросил Мартьянов.

– Возможно, возможно… – рассеянно заметил Баскин. – Кажется, было. Да знаете, дела, всё дела. Не успеваешь.

Мартьянов вдруг потерял желание делиться с гостем своими замыслами. Он отошел от монтажного стола, сел за письменный. Ну-с, чем могу служить? – говорила его натянутая фигура. Суровая фигура в старом рабочем френче.

Баскин уселся рядом на табуретку, невозмутимый, как бы забывший моментально про макет, который он только что расхваливал, и преследующий сейчас единственно лишь собственную цель.

– Вы получили мои предложения к пятилетнему плану? – начал он опять без предисловий.

– Мы будем рассматривать их на секции в наркомате… – ответил Мартьянов, решив держаться официально. И тут же брякнул против всякой логики: – Системы, которые вы рекомендуете, мало прогрессивны!

– Ну, это вы напрасно, – выпятил твердый подбородок Баскин. – Я их сам обсасывал, системы общепринятые.

– Нет, это не так! – сел уже в свое седло Мартьянов.

– Напрасно волнуетесь, – с тяжелым спокойствием сказал гость, будто и не слыша возражения Мартьянова. – Я эти схемы уже опубликовал. А знаете, раз напечатано, значит, имеет как бы силу.

– Напечатать можно и ответ на ваши схемы.

– Совершенно справедливо. Так же, как и на вашу, – согласился Баскин, кивнув в сторону монтажного стола. – И, право, стоит ли нам ссориться из-за пустяков, – добавил он с усмешкой.

Но Мартьянов отличался тем, что он всегда ссорился из-за «пустяков». И гостю ничего не оставалось, как только возможно скорее, с достоинством ретироваться. Он обернулся на пороге и сделал ручкой:

– Желаю успеха!

Вадим состроил было рожу ему вдогонку, но, взглянув на Григория Ивановича, угадал: реплик никаких не должно быть.

– А ну, по местам! – скомандовал Мартьянов, подходя к монтажу.

Где это реле, которое он отложил при входе гостя?

Но сегодня у него что-то больше не клеилось. Детали на столе лежали, словно мертвые, чужие, в пальцах были какие-то неподатливые. То противное состояние, которое Мартьянов называл «голова и руки врозь»… Баскин, Баскин! Лучше бы ты и оставался лишь как подпись: «Инж. С. М. Баскин».

Так Мартьянов и протоптался до конца дня над монтажным столом довольно бесполезно. И даже не накидывался на Карпенко, как обычно, из-за какой-нибудь мелочи. Ушел, едва пробило четыре.

Вадим проводил его взглядом и стал собирать инструменты.