Текст книги "Пилот (СИ)"

Автор книги: Юрий Астахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

Приехав на летное поле забежали в диспетчерскую, поручкались на скорую руку с резидентами, и к самолету скорее. Так, с ходу погнали "молитву". Кате "молитвенник" в руки дал, сам пока рядышком сижу, репетую. Потом на внешний осмотр выскочу:

– Так, пойнт севентин. Трим контролс – сэт?

– Сэт!

– Пойнт эйттин. Фуел шатофф – он.

– Он! – идет дело. А Катя до наружки добралась, надо вылезать:

– Лэфт сайд! Пойнт твенти наин – FUEL RESERVOIR DRAIN-DRAIN?

– DRAIN, май свит лэди!

– Пункт тридцатый. MAIN LANDING GEAR-CHECK PROPER TIRE INFLATION AND CONDITION OF GEAR?

– Проверил – у порядке колесико левое, кондишион, моя лучезарная! Потом поменяемся, сам все проверю!

...И так до пункта нумер 90... Теперь она наружу, я внутрь – и еще кружочег вокруг пепелаца! Теперь ее очередь меня ласковыми словами обзывать. И все хорошо проверить. А то как-то забыли законтрить в Балашах колесико на стоечке передней, оно на взлете возьми и открутись. И отвались, сразу после отрыва. Так они без колеса и садились. Хорошо – обошлось, целы все остались, помяли так элку немного. А всяко могло выйти. Могли и земли накушаться. Ненадобно нам этого! И потому в соответствие с: 11.10. Испытательные полеты выполняются в целях испытаний

воздушных судов, силовых установок, систем и оборудования гражданских

воздушных судов, в том числе после капитального ремонта...

...Контрольные полеты (облеты) выполняются в целях проверки

исправности и определения годности к дальнейшей эксплуатации

гражданского воздушного судна после доработок, ремонта, кроме

капитального, или замены двигателей, агрегатов и систем, регламентных

работ или стоянки более срока, установленного эксплуатационной

документацией, а также для проверки работы радиосветотехнических

средств, схем снижения и захода на посадку на аэродроме.

– проведем испытания.

Давно задумал я Катю в правое кресло плотно усадить, но от разговоров на эту тему воздерживался пока. А сейчас вот думаю, самое время сообщить ей решение мое твердое.

– Кать, хочешь со мной праваком летать?

– Это как?

– Ну, вторым пилотом. На самолете нашем. Чего тебе дома-то сидеть без меня? А вместе и летать легче, и мир посмотрим, впечетлениями делясь. И вообще я тебя люблю и скучать без тебя не желаю!

Вот случалось ли видеть вам, мои дорогие маленькие радиослушатели, как маленькой девочке-сластене большую красивую конфетку нежданно дарят? Вот мне Катя всю пантомиму совершенно счастливой девочки и исполнила, подпрыгивая и кружась на одной ножке, радостно хлопая в ладошки и восторженно при том вопия нечто любовное. Исполненое энергичной грации зрелище пробрало не только меня, впечатлительного, но и почтеннейшую публику в лице патрульно-караульного на вышке. Он даже поаплодировал. Велел я ему от службы не отвлекаться, а наблюдать сектор в зоне его ответственности. Поскольку мы с Катей, а если точнее она со мной, целоваться затеяли со всей серьезностью. И тут нам лишние зрители стали решительно ни к чему. Спрятались мы за самолет от взоров нескромных, завидущих и нацеловались вволю. А кто нам запретит? Хотим, и целуемся.

Потом посадил я ее в левое кресло и велел двигатель запускать. Сначала процедуру наизусть она мне отчитала. Чтобы от зубов отскакивало. Потом по смыслу происходящих при запуске процессов пояснения сделала. Потом, на седьмой круг всплакнуть удумала. Главное я от нее понимания добивался, что именно происходит. Первое дело – раскрутить ротор. Включаешь тумблер 'зажигание', потом тумблер стартера, и раскручиваешь ротор турбины до скорости 10-12 процентов по прибору NG, указующему скорость вращения газогенератора. При этом, в чем самый цимус и состоит, подачу топлива на форсунки необходимо полностью перекрыть отсечным клапаном командно-топливного агрегата – это когда крайний левый рычаг находится в положении ПОЛНОСТЬЮ НА СЕБЯ. Иначе остаточного давления в форсунках хватит, чтобы забрызгать топливом колеса турбинки. Каковое и воспламенится в означенной полости при запуске. И бабахнет так, что разнесет ея всю. До самых педалей и далее, вплоть до кормового унитаза.

Потому, сначала надо создать в полости турбины мощный поток воздуха, который процентов на восемьдесят используется для охлаждения газовоздушного тракта и лишь на двадцать – в качестве рабочего тела. И только разогнав как следует ротор, подаем топливо на форсунки, для чего переводим рычаг командно-топливного агрегата в среднее, оно же – основное рабочее положение.

Через полчаса моих занудливых придирок и последующего замирения Катюхиного бешенства – шаг винта вперед до упора, сектор газа в среднее положение, рычаг командно-топливного агрегата в крайнее заднее положение, рычаг аварийной отсечки топлива вперед до упора, включаем аккумуляторную батарею, орем 'АТВИНТА!', включаем стартер, включаем зажигание, наблюдаем давление масла в двигателе и указатель оборотов турбины. Запел стартер. Завыла, раскручиваясь, турбина. Десять процентов, еще надо немного. Двенадцать! Рычаг командно-топливного агрегата в среднее положение. Заревела голубушка! Стартер взад. РУД взад, на малый газ. Авионику включить. Вот и запустились мы с Божьей помощью, помолясь поэлементно.

Прогрелись, связались с диспетчером, нахально присвоив себе позывной 'Карнаш', чем вызвали одобрительный смешок руководителя полетов. 'Чудеса на виражах' тут тоже популярны. Получили разрешение на руление и по полю елозить принялись, крылышками потряхивая. Двойная польза. И качество сборки проверим, и Катя руление освоит. Тут-то попросторнее, чем на Олимбое будет. Двенадцать квадратных километров. Шурши родимая! Она и шуршала, пока вся не взмокла. Но мастерство не пропьешь. Драйвер она природного таланта. Катя педалями быстро рулить приноровилась. А когда приноровилась, то лихачить сразу начала. Но я это дело пресек на корню. Авиалайнеры по грунту передвигаться должны неторопливо и величаво. Не должны они на рулении скакать по неровностям почвы, аки тушканчики ошалелые какие. И я все свое неодобрение Катерине строго высказал, под одобрительный лай Морса. После чего погнал ее с командирского кресла на правую 'чашку', за хулиганские выходки такие. Потом вырулил степенно на шестнадцатую ВПП и испросил разрешение выполнить контрольный полет по кругу. Каковое и получил незамедлительно, ввиду отсутствия прибывающих и отбывающих бортов.

Опустил закрылки во взлетное положение, глянул на показания термометра наружной температуры. Сорок два уже снаружи набежало. Жарковато будет! Разогнал 'Караван' до 75 узлов и попытался поднять его от полосы. Не хочет мальчик в небо. Воздух на такой жаре жидкий совсем стал, не хочет держать птичку. Хорошо еще, на Олимбое привык я к подобным условиям. Оторвал 'Караван' от полосы, тут же газ убрал и обратно почти сразу к полосе прижал самолет. Притормозил, развернулся в конце и, поскольку ветерок был совсем слабый, обратным курсом еще один подлет совершил. Потом сызнова развернувшись, взлетел и высоту набирать принялся для испытания на перегрузку.

Закрылки убрали. Жужжим себе, высоту неторопясь набираем по четыре метра в секунду. В термиках подрагивая. Потом бац! И тишина! Только ветерок посвистывает за бортом. Остановка двигателя на взлетном режиме! Мать...мать...мать... отозвалось эхо. Вот тут я мыслью и заметался. Стремительно при этом вспотевая. Высота... четыреста пятьдесят. Метров, слава Богу, не футов, слава Богу! Двигун попытаться запустить? Не прокатит. Высоты нема! Садиться надо незамедлительно. Прямо по курсу садится сыро слишком. Залив под нами и перед нами. Землицы не наедимся, но воды нахлебаемся, если не съедят нас раньше обитатели глубин. И глубоко тут. В акве инкогнитте этой. И 'Караван' жалко до одури! Не годится вариант.

Надобно к тверди земной возвертаться. А как?! Мать...мать...мать... отозвалось эхо. На вираж ложиться... высоты у меня хрен да маленько... и скорость 90 узлов, оптимальная для набора высоты. И совсем минимальная для горизонтальных воздушных маневров. Особенно с неработающим двигателем. Да что же это визжит-то так пронзительно?! Что за звук такой посторонний. И страшный такой! Двигло не шевелится. Стрелки падают уже. Винт визжит? Кстати, о винте. Винт на флюгер. Нефиг ему тормозить, раз тянуть не может. Сектор шага взад, до упора. А заодно и рычаг аварийной отсечки топлива, вперед до упора нах. Батарею нельзя, мне авионика нужна. Все равно визжит. А это Катя визжит! Надо делом полезным занять любимую.

– Молчать! Отсчет высоты по радиовысотомеру мне!

– А?

– Высоту вслух отсчитывай, говорю!

– Поняла!

А если я... как в Ил-2 от 'мессеров' смывался на 'Чайке', в пикирование переворотом через крыло и назад? В аккурат к торцу ВПП и выскочу? К тверди земной... Если высоты хватит. Чайке трехсот метров хватало на такой маневр. А 'худым' не хватало, и они землю у меня кушать принимались. А 'Каравану' хватит? Должно хватить! Но мне сейчас не из-под огня уходить. Можно и не строго вертикально полупетлю выполнить. Не заругают меня поди-кось. Если живы останемся... Или хотя бы к аэродрому выскочу? Тоже, достойный результат будет. Разменяю высоту на скорость! Пять секунд прошло, скорость не растет а падает, решение принято. Винт зафлюгирован, вращение замедляет и скоро остановится.

Все. Поехали. Стоп! Ремни?! Я пристегнут. Катя? Пристегнута. Бормочет что-то неразборчиво. Морс! Зараза, стоит в проходе между нами, хвостом вертит весело. Ухватил его правой за шкирку, Катьке сунул.

– Крепко держи! Сейчас падать будем! Не забывай мне высоту давать. Только высоту! Мне самому некогда смотреть будет. Выкрутимся!

Пальцем в прибор нужный тычу, чтоб не разыскивать ей с перепугу. Ответила мне она взглядом испуганным, но полным надежды. Все. Работаем. Какое небо голубое... Рога раком, влево до упора. Ну давай, корова ленивая, вращайся уже... крен девяносто. Педаль левую плавно до упора вперед. Рога держим влево. О как охотно хвостик-то в небо задрался! На себя штурвал, хрустя костями. Как водная гладь-то быстро приближается... Во весь блистер уже только одна вода... Щаз кааак... Совсем близко. Вылазим из пике помаленьку. Курс? Триста пятьдесят. Мне триста сорок надо... Но... и так пойдет. Прямо рога ставим, стремясь к горизонтальному полету... ну вылазь миленький, почти в горизонтали мы уже, пикирование двадцать градусов. Вышли! Скорость сто шестьдесят узлов... высота, что там Катя бормочет? Ничего не бормочет. Опять визжит!

– Отставить вой! Высоту давай!

– Десять...

На себя рога, но полегонечку...

– ... пятьдесят метров...

Хорош! Скорость сто двадцать. Над глиссадой уже... и сильно выше... планируем круто и опять скорость нарастает... дотяну до поля? Тянем... тянем... дотянули... высота...

– десять...

Скорость сто двадцать. Много! К земле еще поближе, выравниваем...

– пять... четыре...

Скорость высокая, сто двадцать... А если змейку забубенить? И на полосу как раз выйду? Крен правый, над полосой уже, крен левый ... на осевой почти... неважно... скорость сто десять... пневматики порву к херам... жалко...

Вот ведь какая тварь – человек! Полторы минуты назад я только о том думал, как в живых остаться и ни о чем другом не помышлял. Сейчас мне колеса уже жалко стало! И ведь вправду жалко! Новые совсем. А скорость сто десять... А аэродром уже заканчивается, и забор уже... понаставили мне тут заборов бетонных...

– два...

А нафига? Вот нафига мне непременно на полосу? На травку рулим! Там, на травке, помягче будет. Виражик правый небольшой... в угол метим... до угла подальше будет... Сто узлов.

– один метр...

Умничка! Зацелую!

От себя рога. Совсем легонечко. Знаю, что неправильно, но скорость высоковата, а аэродром совсем маленький сделался. Закрылки высунуть? И вспухнуть? И вознестися на десяток-другой метров? Инерции подпрыгнуть как раз хватит! Там уже скорость утратить, до сваливания, и с того десятка об твердь земную – хрясь! И полный рот гумуса! Нахрен! Лучше уж с метра, хоть и на ста узлах... или на ста восьмидесяти пяти километрах в час! Вариометр... снижение полметра в секунду... Есть касание на все три сразу! Ааатлична Константин! Нааармальна Григорий! Загудели, бедные мои! Сели, на! По тормозам! Как на гололеде... импульсами... восемьдесят узлов. А теперь и угол тоже близко! А какой большой аэродром недавно был! Двенадцать квадратных километров! Четыре на три!

Так, тормозим и подруливаем педалькой. Толчками. Скрипим на бегу, раскачиваемся... Влево... еще влево... в лобовую в забор идем... влево... еще... еще... еще... вдоль забора уже едем... сорок улов... десять... скрипнули тормоза напоследок. Стоим! Дышим! Обратно родились.

Откинул я дверку пилотскую рукою ватной, безсильной совсем, трап с защелки скинул, не помню как, и на землю выпал с легким чпоком. И прилег с устатку. Помню в детстве под грозу попал, промок насквозь. Продрог. Домой прибежал, залез под одеялко в кроватку и колотун меня неудержимый обуял. Вот сейчас снова он ко мне вернулся. Ды-ды-ды-ды-ды! Да раз за разом. Я на спину перевернулся, солнышко мне прямо в глаза. Приятно! Натянул панамку на нос. Страх пришел. Лежу. Трепещу. Колбасюсь. Теперь можно! Как там Катя у меня? Описялась поди, с перепугу! Я и сам бы описялся, но некогда мне было. Занят был я очень. Надо мне к ней идти. Только маленько полежу еще, и пойду сразу. Одну только минуточку полежу. Мысль вторая. Все. На перегрузку аппарат можно уже не испытывать. Сколько, интересно у меня на выходе из пике было? Шесть? Восемь же? До хрена было...

Ох, а вставать-то надо. Кое-как на карачки, потом цепляясь за трап ручками. Вот и славно! Вот и пряменько стоим. Почти. В кабинку смотрим уже.

– Катенька, ты как там? Жива, моя радость?

Глазки у нас кругленькие стали, моргают испуганно и часто, и на меня выпучились маленько. Красивые.

– А?

– Все, Катюшенька! Не бойся уже! Приземлились мы уже! Благополучно!

– Ой!

– Катенька-Катюша! Уже поздняк метаться! На тверди мы земной уже. В неподвижности пребываем! И в безопасности!

– Ой!

– Понимаешь меня?

– Ой, я кажется описялась!

И почему я не удивлен?

– Беги в хвост скорее, там у тебя халатик висит!

– Не могу! Я встать не могу!

– А ты ремни отстегни! Уже можно. И Морсика отпусти. Тоже уже можно!

– Я сейчас!

– А к нам тут едут гости! Попроведовать!

– Ой!

Куда только ее слабость подевалась, с испугом вместе. Женская стыдливость чудеса творит! Морсика в сторону, вскочила и в хосте скрылась как комета метеоритная. А я на землю опять присел. Устал я что-то. Сел на попу поровнее, сижу, гостей дожидаюсь. Морс на землю спрыгнул, как ни в чем ни бывало, ластится ко мне, облизал меня бесцеремонно. Весь портрет мне вылизал, собака такой. Поймал таки момент. И я его погладил по головке. Хороший песик! Иди, погуляй в сторонке! Да отвяжись, наконец, с нежностями своими! Конь педальный! Да люблю я тебя, люблю. Чтоб ты провалился!

Вот и гости подъехали. Всем техсоставом. Сейчас спросят, что случилось.

– Что случилось? Вит, что произошло? Ты не ранен? И леди?

– Все в порядке. Никто не ранен. В помощи не нуждаемся. Мотор заглохнул.

– Почему?

– А я доктор? Я не знаю. Он мне не сказал! Стружки в масле нет. Взял стервец, и сдох не попрощавшись. Топливная система скорее всего отказала.

– Давай самолет к ангарам отбуксироем. Там разберемся, что произошло с мотором.

– Давай! Только встать помоги. Ноги чего-то вот плоховато держат!

– Это у тебя отходняк с перепугу.

– Да я догадался. Только они все равно не держат.

– Скоро пройдет!

Сунули меня обратно в самолет, сами поналезли, доктор пульс у Кати считает. Катя в халатике уже в пассажирском кресле к борту привалилась. Подрагивает.

Доктор шприц выхватил и к ней подступает, уже ваткой предплечье протирает.

– Эй док, ты чего это удумал делать?

– Это противошоковое, успокаивающее...

– Нахрен! Ты спиритуса вини лучше граммов полста плесни. И мне тоже!

– Ты крэйзи!

– Сам такой! Наливай скорей, виртуоз ланцета. Не мешкай!

Он и налил. Я выдохнул, и выпил. В держателе воды бутылку нашарил, запил водичкой потом на дока неизвестно почему вызверился.

– Чего ждем? Еще наливай! Пилюлькин хренов!

Он еще налил. Я мензурку выхватил и Кате подступил:

– Выдохни! Сильно выдохни!... Теперь выпей быстро!... Теперь не вдыхая запей! Молодец! Орлица!

И окосели мы моментально. Пока нас тягач к ангарам дотащил, мы уже и лыка не вязали. Но стали мы исключительно добродушным и разговорчивым, и люди вокруг нас такие приятные все сделались, ну как на новый год ровно. Сижу я, сгреб Катю на коленки себе, и такое на душе у меня счастье и такая радость во мне бурлит, что просто ужас какой-то. Жаль, прошло все быстро.

Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко. Аэродром Порто-Франко. 13:00. 18 число 6 месяца. Вторник. 22 год.

С причинами, приведшими к столь неприятному событию, разбирались недолго. Достаточно было осмотреть фильтр тонкой очистки топлива, наглухо забитый мельчайшей полиэтиленовой пылью. А вот причины ее появления в топливе поначалу меня озадачили. Так, разберемся. Горючку я с собой привез и заливал в бочки сам. Бочки чистые были. Отвечаю. Значит, гадость эта в баках как-то оказалась. А ведь точно... Когда Катя по полю рулила, расход горючки только с правого бака шел. Прощелкал я клювом на запуске и оставил кран в положении – правый бак. На взлете крен я почуял из-за этого и переключился на левый, чтобы уровнять в баках остаток топлива. Вот тут-то все и началось. Значит, в левом баке пыль эта гадкая пребывала. Какой-то дитектив получается.

И каким же ветром ее туда надуло? От Олимбоя до Салоников долетели мы будьте нате. Без каких либо проблем. И до того тоже летали каждый день. А случиться могло это, только когда крылья с самолета сняли. В Салониках мы крылья сняли, упаковали, погрузили в контейнер под самолет и сюда привезли. Стоп. Зорька – стоять! Одну ночь левая плоскость просто так у самолета пролежала! Не упакованная! Охрана аэродромная не спала, конечно, но и не пялилась на мой "Караванчик", глаз не смыкая. Если кто полез бы в него, то меру соответствующую приняли бы они. А так... много ли времени надо мимо проходя в бак пакости этой сыпануть? Секунд пять-семь... Не более. Открыл пробку, да и высыпал. Закрыл пробку – дальше пошел, как ни в чем не бывало...

И кто бы это таковой мог бысть?! Кто он, тот негодяй, коего нам поутру надлежит повесить на крепостной стене?! Это ведь в ту только ночь и могло случиться, событие это, когда мы с Катей олигарха Ставроса в гостях принимали... Позже – вряд ли. Упаковали мы на следующий день все, во избежание замятин. И был негодяй этот, полагаю, тот самый перчик, юридически подкованный, собственноручно мною удавленный и ныне уже, вероятно, покойный. А может и не он. Тут в технике надо соображать. Хотя бы на уровне сантехника. Для юриста слишком уж тонкий ход. Однако сомнений, что диверсант с его подачи пакостил, у меня ни одного грамма нету. Эх, блин, поздновато я его поймал! Его надо было прямо в банке том на месте давить. При первой встрече. Да кто ж знал, что гад и после смерти мстить не перестанет?! Видать не додавил мерзавца. Дело ясное, что дело темное. Прошлое теперь это дело. А мыслить надо-ть позитивно и жить в стремлении к светлому будущему. Короче, Склифосовский, кончай треньдеть и гуляй давай баки мыть! Филозоф!

Остаток дня у меня как раз и ушел на промывание топливной системы. И провонял я керосином, как целый нефтеперегонный завод. Ощутив степень собственной провонялости, решил срочно привлечь на помощь Катю. Не то, чтобы сам не управлюсь, но она же меня прогонит ночью. Вонючего такого. Придется на лавочке спать. А если сообща керосинием благоухать будем, то уже и не прогонит от себя. Наверное...

– Катя! Подержи вот тут шланг недолго, чтобы не выпал. Я в баке посмотрю, сколько там осталось.

– Ой! Он бызгается!

– Ой, да как же ты неловко-то так!.. Ой, ты же с головы до ног вся уделалась! Там все же давление в шланге, вот он и выскочил! Теперь вместе пахнуть будем!... А надо было крепче держать! Беда мне с тобой, Катя!

– Ты это нарочно так сделал! Ну, я тебе задам!

– И ничего не нарочно! Да ладно тебе, поздно уже, раз обрызгалась. Потом переоденемся. А то неровен час, снова забрызгаемся. Нет, ты шланг подержи, подержи еще! Я сейчас уже! Уже штаны поддернул! Уже бегу к тебе, несравненная!

И все-таки Катя изменилась за последнее время. Раздражительная какая-то стала. Нервничает по пустякам, переживает. То в ухо заехать норовит, то по шее треснуть. И обижается по двести раз на дню. Надо и не надо. Вот опять чуть в истерику не ударилась, хорошо, рассмешить успел. И чего это с ней? Такая дама была выдержанная, а теперь как подменили. Непонятно. Может, к доктору ее свозить? Какому нибудь "нервнопатологу"?

После сиесты приехал кортеж грузовиков возглавляемый герром Клаусом, и я, наконец, избавился от холодильников, морозильников и прочих кондиционеров. И два контейнера освободились. За один рейс три грузовика все не вывезли, принялись сновать туда-сюда, отвлекая меня от важной работы. Разозлился я крепко, но терпел молча. Поскольку товарно-денежные отношения нуждаются в скрупулезном учете. Когда подбили с Клаусом бабки и все у нас сошлось, вздохнул я свободно и вина Кате нацедил. И себе тоже. И Клаусу. Полетов у нас сегодня по уважительной причине не предвидится. А для приведения нервной системы в равновесие и обмытия крупнейшей в моей жизни сделки стакашок легкого вина в самый раз будет. Клаусу ручкой вслед помахал и снова делом занялся. В темноте уже закончил я с промывкой и фильтровкой. Сызнова самолет заправил. Теперь можно и на почту ехать договариваться.

Управился и в балок наш побежал легкой рысцою. Не поехали мы сегодня в город. На аэродроме решили остаться и заночевать. У Кати машина стиральная бельишком шлепает-полощет. Катя после душа в интересном виде разгуливает, фартучек на микротрусики спереди накинув, и ужин готовит. Мясом в доме пахнет уютно. Надо бы время выхватить и все излишнее из дома в контейнер перетащить. Сглотнул я слюнку голодную. На улице шмотки свои вонючие скинул и нагишом в душ залетел. Мылся-купался, пока запах не исчез. На три круга меня контролерша моя в душ вертала. И все равно керосином откуда-то несло неслабо. Косились мы друг, пока Морса не обнюхали. И тут нам все ясно стало. И как же без него-то? Все в керосине, а он нет! Непорядок. Мыть его или налысо теперь? Вопрос! Выставили на улицу, накормив предварительно. Не зима, на пленэре переночует. Не маленький уже.

Свободная территория под протекторатом Ордена, город Порто-Франко. 09:00. 19 число 6 месяца. Среда. 22 год.

Утром не торопясь, позавтракали и на почту с Катей поехали. Сильно-контрастый почитатель господина Стендаля встретил нас поздравлениями во избавление от смерти неминучей. Во блин, деревня! Все уже все знают! Отнекивался я – мол да ничего такого фатального и не было и все это было не так и все это легенды и народный фолклор и про работу спросил. Джоб хочу! Мистер-сэр Девид Кучковски предложил список мне посмотреть. На выбор. Небогатый список, надо сказать. Четыре пункта всего по весу груза подходят. Два – на Индию. Один – в Латинский Союз. Далеко. Я далеко не хочу пока летать. Мандражно мне немного. Вот в Ново-Россию я бы слетал, несмотря на далеко. Но нету туда сегодня почтовых отправлений нужного веса. Не везти же три письма мне туда? Зато в ньюирландский Куинстон почтовое отправление есть. Всего двенадцать мест. На 530 кг тянет. И с двумя сопровождающими в довесок, для компании.

Разложил я ноут и стал смотреть, где этот самый Куинстон разместили. И тут у англосаксов островная империя образовалась. Архипелаг из трех больших островов и тьмы мелких себе прихапили. Англы себе островок отхватили. Большой островок. Самый-самый большой островок в архипелаге. Имперские традиции не увяли, я так это понимаю. Площадью островок поболее будет, нежели предыдущий-то! Тутошняя Новая Англия на сотню тысяч квадратных километров пообширнее выходит. Несмотря на изобилие фиордов. А вот свой Новый Портсмут они себе на материке пристроили. Скотты тоже, наконец, осуществили свою многовековую мечту, отделились от Новой Англии проливом и на отдельном от англов острове устроились на жительство. Шотландцам остров достался размером поменее. Зато отдельный. От других. Не коммунальный, как в предыдущей жизни. Они тут теперь все лоулендеры. Теперь Англы хайлендерами заделались! Вся Новая Англия из горного материкового хребта образовалась. Ну и айришам островок выделили. Как и положено Ирландии. Тысяч на сто с лишком квадратных километров. Тоже – поболее старой Ирландии островок. И никаких там Ольстеров! И значит нам туда дорога небесная. Вот там и обнаружил я столичный городок названный Куинстоноум. Запустил симулятор, открыл планировщик, задал аэропорты вылета и прилета и велел компу маршрут проложить сначала по жепээсу, которого тут нету. Насчитал мне планировщик 1895 километров или 1023 морских мили. По прямой. Вот и далее в милях морских все расстояния и буду считать, поскольку аэроплан у меня случился американский. 1023 мили, это слегка за пределом дальности 'Караванчика' по ТТХ. Теперь попробуем посчитать по высотной трассе и радионавигационным маякам. Получается еще дальше. И извилистее. Сначала вдоль линии баз переселенческих, потом через море на Роки Бэй. Уберем лишние опорные пункты. Получается вполне прилично. Запасные у меня – Новый Портсмут и Роки Бэй. До Роки Бея этого могу просто по прямой пилить. Ибо в пятнадцатипроцентный аварийный запас по топливу вполне укладываюсь. Всего-то шестьсот девяносто семь миль до него. Там по ходу дела и расходу топлива посмотрим. Как и куда ветры дуют. Ежели чего не так, у скоттов дозаправлюсь и далее полечу. Рассмотрел внимательно схемы аэропортов основного и запасных. Прикинул удобство подходов к полосе. Так, с технической стороной вчерне разобрались. Теперь экономическую часть рассмотрим.

1028 миль по прямой. Груз на 0,53 тонны да два пассажира с багажом... не полетят же они нагишом... итого считай 700-750 килограммов... принесут нам по экю за тонно-километр 771 экю грязненькими. Минус подоходный, минус за бездетность, минус расходы на себестоимость... вот же балбес! А кислород-то? Тоже учесть следует! Он, мабудь, денег стоит! Спросил я разрешения телефоном воспользоваться -

– Тони? Привет, в смысле хау-ду-ю-ду сэр Тони! Почем для нас заправка кислородом обойдется? Понял, это значит для 'Каравана' на 23 экю? Почему дешевле? Резидентам дешевле, а транзитным дороже? Понятно! Тогда получается ровно двадцать! Сенькью, Тони! Гуд бай!

Итак, себестоимость летного часа у меня с учетом расходов на кислород – 95,6 экю. Лететь по плану мне пять часов пятьдесят пять минут. Берем все шесть часов. Итого расходов в один конец – 573.6 экю. В чистом остатке – 197, 4 экю. И это в один конец! Нам ведь надобно и возвернуться! Да, братья, на перевозке почты не станешь ты богатый... а токмо горбатый! Так ребята дело не пойдет!

– Мистер-сэр Кучковски! Каким образом я должен компенсировать расходы на порожняк?

И предложил его вниманию бумажный огрызок, на котором производил свой экономический расчет. Столбиком. Девид ознакомился с предявленным финансовым документом, оценил жирно обведенное и дважды подчеркнутое мною конечное отрицательное число и плавно перешел лицом в низкочастотную часть спектра. Краснел он ярко и красочно, как девушка невинная. Приятно посмотреть! Особенно на ушки окольцованные! Подозреваю, ошибся я в его ориентирах. Уж больно он на Катерину характерно пялится. Сопляк еще, а туда-же... гормон вырабатывает! Хоть и старается малый вид хранить невозмутимый.

Однако почта, по моим предположениям – предприятие коммерческое. И почтмейстер Дэвид наверняка содрал с заинтересованного посылкоотправителя изрядный профит за срочность доставки. Будем делить...ся! Поскольку мистер-сэр Дэвид тоже пришел к аналогичному выводу, то цена тонно-километра после непродолжительной, но азартной дискуссии, при активном участии кирии Катерины плавно возросла до двух экю. Ну вот! Это уже другое дело! Теперь нам с Катей и на маслице хватит! Как сливочное, так и моторное.

Назначил я вылет на 14:00, уточнил характер перевозимого груза, поскольку взрывоопасные и токсичные вещества немного недолюбливаю, заплатил сорок восемь тысяч экю страховки за груз и ретировались мы с Катей восвояси. К вылету готовиться. Катя занялась пищеобеспечением перелета из расчета трехразового питания четырех пищепотребителей, я машину проверил, подрегулировал по мелочи и заправил полностью. Потом еще поколдовал над полетным планом. Повычислял до полной прозрачности, пока не ощутил удовольствие от проделанной работы.

Груз в комплекте с сопровождающими прибыл за три часа до вылета. Один сопровождающий был вида интеллектуально-профессорского, несмотря на камуфляжные элементы костюма. И звали его мистер Грэхэм О'Лорриг. Гриня, значит. Лицо у него худощавое, загорелое такое... одухотворенное глубокой мыслью, и как бы задумчивость на нем вдохновенная. Мыслитель. Родена на него нет. Пояснения я от него получил в процессе погрузки. Дескать, я приборы океанологические доставляю для него и тем научному прогрессу зело способствую. Ибо по договору с Орденом проводит его лаборатория важные исследования придонной фауны. А также путей ее, фауны то бишь, миграции. В целях изобилия морепродуктов для населения Новой Земли.

Второй сопровождающий был просто сопровождающий. Здоровый такой молчаливый бычара, краснорожий и рыжеватый, с чемоданом и сумкой оружейной, опломбированной, в руках. Представился он коротко и ясно – Вэн. Без 'сэр' и 'мистер', пожалуйста. Просто Вэн. Загрузили мы с ним длинные пластиковые ящики, под суровым присмотром профессора. Принайтовали швартовыми надежно. И разбежались. Они в ресторанчик аэропортовский пошли перекусить, а я к себе в балок поехал на обед.

Там Катя сумки в дорогу собирала. Меня накормила, Морса накормила, сама, фигуру блюдя, салатик поклевала и за занавеску переодеться скрылась ненадолго. Появившись предо мною, видом своим повергла меня в тихий ужас. Нет, смотрелось-то все прелестно. Но на долгом каблуке в долгий перелет только настоящая женщина решится. Ногами я топать не стал. Пообедавши, был благодушен. Но вразумить неразумную, необходимость ощутил настоятельную.

И, попивая кофеек с молоком, рассказал ей печальную историю, как в году не столь давнем юная журналистка явилась в славный Ялуторовский аэроклуб для написания статьи, прославляющей храбых сердцем авиаторов. И что характерно, тоже в туфлях на шпильке. Собрала матерьял для статьи и напросилась испытать кайф высшего пилотажа. Ну и пожалуйста, сказали ей. Садитесь вот в заднюю кабинку. Это называется – самолет Як-52. Она и влезла на предложенное место. И покатали ее. И бочки ей явили, и пикирования и всякие прочие элементы в купе с петлей Нестерова, и так ее все впечатлило, что на посадке затолкала она каблучищи свои под педали и тем лишила пилота всяческой возможности пилотирования летательного аппарата. И перевернулся самолет на глиссаде и оземь кабиною вниз упал. И все в нем умерли. Мораль...