Текст книги "Тьма сгущается перед рассветом"

Автор книги: Юрий Колесников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)

IV

Частые дожди изменили облик столицы: немощеные улочки окраин покрылись жидкой грязью, в богатых кварталах оголились клумбы, на которых лишь кое-где безжизненно торчали почерневшие стебельки хризантем и георгин. На балконах обезображенных сыростью домов судорожно бились высохшие, местами надломленные плети вьюнов, еще недавно скрывавшие своей густой зеленью полосатый шезлонг, детскую коляску или соломенный столик, за которым господа в пижамах пили крепкое «Мокко».

Теперь двери балконов, магазинов были плотно закрыты; исчезли парусиновые маркизы, прикрывавшие от солнца витрины; продавцы лимонада и газированной воды покинули улицы; осиротели стадионы. Совсем пустынным стал тенистый парк Чишмиджиу, где еще совсем недавно, прячась от жары в тени старых деревьев, судачили гувернантки и мамаши, а молоденькие, привезенные из далеких деревень няньки посматривали на денщиков. А дети, ради которых они сюда пришли, играли в просеянном песке: мальчишки строили дороги и мосты, рыли колодцы и тоннели, девочки делали «куличики», готовили «обеды». И здесь же душными вечерами по дорожкам и тропинкам кружили влюбленные. Где-нибудь у векового дуба они останавливались и, словно онемев от переполнявшего их счастья, молча смотрели в глаза друг другу. Теперь под дубом, видевшим немало нежного и пошлого, кружились лишь безжизненные, рыжие листья, и дерево скрипело покачивая оголенными ветвями, точно недовольное тем, что прошли теплые дни… А у входа в парк, опрокинутые вверх ножками, громоздились скамейки… Тем не менее в Бухаресте и сейчас напевали: «Жду тебя под вечер в Чишмиджиу».

Природа уходила в себя, как улитка, отступая перед ненастьем. В Бухаресте поговаривали, будто в Карпатах выпал снег. Господа с плотно набитым кошельком натягивали шерстяные джемперы, застегивали теплые жилеты, надевали пахнущие нафталином суконные костюмы и пальто, лысины бережно прикрывались велюровыми шляпами. Большинство, однако, лишь глубже надвигало на лоб фуражку или кепку, а старый плащ, перелицованное пальто или полушубок служили в любое время года.

Илья Томов поверх пиджака носил поношенную фельдфебельскую куртку защитного цвета с четырьмя огромными накладными карманами. Вязаное кашне, присланное из дому с той же курткой еще прошлой осенью, и новые блестящие галоши с красным треугольником фирмы «Треторн», приобретенные уже на жалованье, спасали от насморка, против которого в центре столицы огромнейшая электрореклама предлагала таблетки «Аспирин-Байер».

Погода злобно мстила прошедшим хорошим дням. Хлестал мелкий, но частый дождик, похожий на пробившийся откуда-то остуженный пар. Прохожие, сгорбившись, придерживая покоробленные шляпы, с трудом пробирались сквозь водяную стену, а те, что шли, подталкиваемые попутным ветром, будто спускаясь по бесконечным ступеням невидимой лестницы, то и дело перепрыгивали через лужи, придерживая мокрые полы пальто. Ветер вырывал из рук зонты, они корчились, иногда с треском выворачивались наизнанку, выставляя, как пики, надломленные спицы.

До самой остановки, где Илья ждал трамвай, доносились, будто удары разбушевавшихся волн о крутую бетонную дамбу, хлопки огромного брезента, готового вот-вот сорваться с веранды какого-то кафе. Сырость забиралась под рубаху и пронизывала тело…

Но, хотя осень была в полном разгаре, Илья внутренне ликовал, с Захарией он уже виделся, хотя точно не знал, каковы результаты его посещения Солокану. Теперь, проехав лишнюю остановку, он сошел на шоссе Янкулуй, у ткацкой фабрики, и, убедившись, что за ним никто не следит, вернулся к месту, где должна была состояться встреча. Издали Илья узнал Марию Черную, но подошел к ней лишь после того, как она свернула в переулок. Илья передал Марии список собранных вещей и квитанции на посылки, которые он успел отправить политзаключенным. Рассказал, где еще обещали дать вещи, – он больше не будет работать в Красной помощи, так как получил новое поручение. Мария в свою очередь передала Илье два пакета, которые он с трудом засунул за пояс. Попрощавшись, он направился в глубь темного переулка. У фонаря взглянул на часы: через полчаса он должен был увидеться с Илиеску…

Новое поручение было еще более ответственным. Два раза в неделю Илье предстояло посещать тетушку, получать от товарища Траяна указания и передавать их связному, который о Траяне ничего не должен знать. Заодно этому же связному Илья будет передавать газеты и листовки.

Встретившись с Захарией, они прошли вместе несколько кварталов. Недалеко от лицея Михая Храброго Илиеску увидел шедшего навстречу ему человека. Они обменялись условными знаками. Знакомясь с Ильей, тот протянул руку: «Будем знакомы, меня зовут Лика».

– Костика… – отозвался Илья, пожимая руку.

Расставаясь, Илиеску напомнил обоим, что при встречах надо быть чрезвычайно осторожными.

– Постоянно проверяйте, нет ли за вами «хвоста». Это главное!

Уже уходя, Илиеску сказал Томову: «До свиданья, товарищ, нам больше не придется встречаться». Илья понял: стало быть, Лика не должен знать, что они работают вместе.

Передав Лике пакет с листовками, Томов сделал круг по безлюдным улицам и, снова убедившись, что за ним никто не следит, отправился на площадь Протопопеску к трамвайной остановке; сегодня у него была еще одна явка – надо передать Филиппу второй пакет с газетами. Помня наставления Захарии, Илья поехал в противоположную сторону. И, уже стоя на задней площадке прицепного вагона, заметил, как из той улочки, откуда он только что вышел, вынырнул высокий худой человек в узком черном пальто. Зоркий глаз Томова отметил странную поспешность его движений. Чтобы убедиться, не следят ли за ним, Илья на первой же остановке сошел и на ходу вскочил во встречный трамвай, который уже успел тронуться. Теперь, снова проезжая мимо того места, Илья ясно видел как из соседнего переулка выехала машина с погашенными фарами, мужчина в черном пальто вскочил в нее, и автомобиль уже с зажженными фарами умчался за трамваем, с которого Илья только что соскочил.

У шоссе Михая Храброго Томов пересел в такси. А у Каля Кэлэрашилор снова сел в почти пустой трамвай, но, заметив на передней площадке головного вагона рядом с вожатым полицейского, пересел в прицеп. Здесь было несколько человек: подвыпивший пассажир настойчиво добивался у сонного кондуктора, правда ли, что Иисус Христос был сыном еврея-галантерейщика? Илья усмехнулся и вышел на переднюю площадку. Но здесь ему стало неловко: в углу тамбура целовались парень с девушкой. Пришлось вернуться в вагон. Не доехав одной остановки до базара Траяна, он сошел и направился к улице Лукача. Нужно было спешить, так как время встречи подходило. Мысль, что за ним, очевидно, следили, не давала покоя: откуда же началась слежка? После встречи с Марией «хвоста» не было. Он хорошо проверил. Разве только Илиеску или тот товарищ привел?.. «А что, если мне показалось? Расскажу Захарии, а он меня высмеет!» – мелькнула мысль. Илья взглянул на светящийся циферблат: оставалось пять минут до встречи. Вдруг из переулка донесся душераздирающий женский крик. Илья остановился. Там что-то случилось, могут начать проверять прохожих, а у него за поясом газеты. Как быть? Свернуть в переулок или подождать? Но Филипп может уйти… А женщина то затихала, то снова вопила. Илья медленно пошел к переулку. Издали он увидел приближавшегося человека и остановился, чтобы шедший навстречу первым прошел мимо раскачивавшегося и мигавшего фонаря. Когда лампочка вспыхнула, Илья узнал Филиппа. Поравнявшись и обменявшись паролем, Томов спросил:

– Что это за крик там?

Филипп закашлялся от смеха:

– Какой-то офицер… Как я понял, внезапно приехал домой и застал кого-то у жены. Вот теперь и колотит свою благоверную!.. А тот, я видел только что, как заяц нареза́л по переулку в одном белье!..

Илья прислушался:

– Как кричит, а? Он же ее может убить!..

– Не убьет, она, наверное, больше визжит, чем ей попадает…

– Но человек же она!

– Леший с ними… Скажи лучше, принес что-нибудь хорошее?

– Как же, газеты! На, спрячь их за пояс… Так удобнее…

– А я всегда только за пояс!.. – весело ответил Филипп, затягивая ремень.

– Новости есть?

– Спрашиваешь! Есть, конечно… Та партия листовок пошла по назначению… На ткацкой работницы, знаешь, что говорят? Давайте побольше такой литературы! И, главное, требуют «Скынтею», говорят – это наша совесть! Правда, здорово?! Они там на одном амбаре в своем рабочем районе вывесили две газеты. И что ты думаешь? Весь день они висели! Неплохо, а?! Люди по очереди ходили читать. Понимаешь? Вот это работа!.. И, главное, никто не осмелился их сорвать… Это тоже большой плюс! – Филипп закашлялся:

– Как же!

– Тот номер, что я получил до тебя, был что надо… Во!! – вытянув руку с оттопыренным большим пальцем произнес Филипп. – Благодаря тому номеру на товарной станции «Обор», знаешь, что было? У! Комиссионерская контора хотела уволить несколько бригад. Но там у нас актив – что надо! – Он снова показал большой палец. – И рабочие тут же заявили, что если хоть один будет уволен, все прекратят работу… Вот какой там народ!.. И все это сделал тот номер «Скынтеи»! Так что скажи товарищам, пусть побольше их пекут…

Илья слушал, и счастье заливало его с головой. Вот она, настоящая жизнь! И он с этими людьми в одном ряду. Что может быть прекраснее!..

– Замечательно! – прошептал он. – Я обо всем передам товарищам!

– Так ты слушай же, я главного не досказал, – Филипп взял Илью под руку, но тут же отпустил – кашель душил его. Наконец, он смог продолжать: – Когда хамалы[52]52
  Хамал – грузчик (рум.).


[Закрыть] заявили, что если уволят их товарищей, они прекратят работу, один из бригадиров, есть там такой пьянчуга, – всех уверяет, что он социал-демократ, – хотел, понимаешь, сбить людей с толку: дескать, не надо так резко выступать против конторы, нужно и нам идти на уступки. Так знаешь, что ему хамалы устроили? Не поверишь!.. Разукрасили сажей с дегтем, которой мы ящики маркируем… Смеху было, все за животы держались! Теперь его освистывают повсюду… И знаешь, как его прозвали? «Помазанный»! Здорово, нет? Вот какой у нас там народ!

Илья, похлопав Филиппа по поясу, за который были засунуты газеты, сказал:

– И эти свое дело сделают. Там целый комплект. Двести пятьдесят штук!..

– Хорошо!.. Но ты не забудь передать – газет нам побольше надо. Честное слово, не хватает. Ты напомни, напомни там… Объектов у нас много. Товарищи знают…

Филипп снова затрясся, стараясь сдержать кашель.

– А ты побереги себя… Сам весь промок, да и шея вон у тебя совсем раскрыта, – и Томов прикрыл грудь товарища концами шарфа. «Должно быть, у него с легкими не в порядке», – подумал он.

– Пройдет! До победы революции все заживет…

Томов усмехнулся.

– А все же поберегись… К врачу сходи, с этим, особенно в нашем возрасте, шутить не надо…

Филипп хотел ответить, но кашель снова одолел его…

Недалеко от улицы Ромула они расстались. Филипп направился к трамвайной остановке. Томову до дома было не так уж далеко, тем не менее он сделал большой крюк, прежде чем подойти к пансиону мадам Филотти. Довольный встречей с Филиппом, он все же был встревожен – что это за человек в длинном черном пальто? Откуда взялась машина с погашенными фарами?

V

Заримба трудился в поте лица и уже видел себя премьером румынского государства, как это однажды предсказал ему Думитреску. Оттого-то он теперь заигрывал с Думитреску: он был твердо уверен, что с его поддержкой будет легче осуществить любые планы. «Ведь мяснику предназначен пост министра внутренних дел!» – прикидывал Заримба. Однако тут же решал: «А потом и его надо будет к ногтю». Гицэ не мог забыть, что Думитреску не раз называл его горбатым псом. Но сейчас не время! Страна на перепутье. «Настал долгожданный исторический час!» – заметил на днях главнокомандующий легионерским движением Хория Сима, кстати сказать, один из опаснейших соперников Гицэ Заримбы, тоже претендующий на пост премьера страны.

Что же касается самого Хория Сима, то он в эти дни считал, что до его назначения главой правительства остались считанные часы. Тогда он сумеет расправиться кое с кем из членов «Тайного совета», как в свое время фюрер разделался с руководителем штурмовых отрядов Ремом… Смешно подумать, что во главе страны может стоять цирюльник! И к тому же – горбатый!.. Позор для нации! Но с ним справиться нетрудно. Хуже с Думитреску. Этот подозрительно молчит. Но он падок на деньги. Клюнет! А тогда пусть влепит себе пулю в висок, либо совсем стушуется. Кто еще может с ним конкурировать? Миронович – слаб. Придется, видимо, все же послушаться совета господина Маниу и пригласить генерала Антонеску. Он пользуется доверием у помещиков и офицерства. Некоторое время можно будет говорить о нем, как о жертве Карла… Это тоже звучит. Однако и его не следует слишком поднимать на щит. Сейчас, когда его прижали, он лавирует, но неизвестно, как себя поведет дальше… «Капитан» хоть и встречался с ним, но особенно не доверял… так что при всех обстоятельствах надо держать его подальше от легионеров. А для Думитреску появление генерала Антонеску – кость в горле. И если они друг друга возненавидят, так это как раз то, что нужно. Генерал самолюбив и хитер, а Думитреску туп и разбирается только в разделке туш, будь они говяжьи, свиные или человечьи… Во всяком случае, легионерам нужен настоящий генерал. Фюрер тоже противопоставил Гиммлера Герингу и Кальтенбруннера Риббентропу… Так надо сделать и мне: генерала – Думитреску.

А Думитреску был доволен: рейхсфюрер СС Гиммлер еще в Берлине пообещал ему должность министра внутренних дел в первом же правительстве, которое сформируют легионеры. Этого вполне достаточно, чтобы держать всех остальных в зависимости! Гиммлер сказал: «Для управления государством достаточно владеть ключом от тюрем!»

Каждый мечтал навести в стране не только «новый», но еще и свой, личный, «порядок». Однако внешне действия членов легионерского «Тайного совета» в эти дни казались согласованными и едиными.

И в то утро больше, чем когда-либо, казалось, что ажиотаж вокруг «коммунистического шпионажа и террора в стране» окончательно подготовил почву для приглашения в Румынию германских войск. В предместье столицы, на вилле известного лидера национал-царанистской партии Юлиуса Маниу, покровительствовавшего легионерам, готовилось срочное совещание. Здесь уже присутствовали главнокомандующий легионерским движением Хория Сима, члены «Тайного совета» Думитреску и Миронович. Сюда неожиданно, по инициативе Хория Сима, был доставлен находившийся в опале генерал Ион Антонеску. Присутствующие с нетерпением ожидали Заримбу, он еще рано утром был внезапно вызван в германское посольство. Хория Сима и остальные члены «Тайного совета» предполагали, что неожиданный вызов горбуна связан с получением директив, от которых будет зависеть ход предстоящего совещания. А в его благоприятном исходе никто из руководителей легионерского движения не сомневался.

Все ждали… Уже более полутора часов на просторной застекленной веранде второго этажа Думитреску дымил сигарой и молча, ни разу не удостоив взглядом своего партнера, коротким взмахом кия направлял шары в лузы.. Миронович неплохо играл в биллиард, однако эта партия не вызывала в нем интереса: ему страшно хотелось узнать мнение партнера о появлении в их кругу постороннего лица.

Думитреску же перекатывал сигару из одного угла рта в другой и упорно молчал. Даже когда Миронович осторожно выразил недоумение, зачем, мол, Хория пригласил генерала, Думитреску ничего не ответил и даже не поднял глаз. Но когда он после неудачного хода взглянул в открытое окно веранды, его надорванное ухо задергалось: в саду на скамейке сидели Хория Сима и генерал Антонеску. Судя по тому, как отчаянно жестикулировал Сима, они о чем-то спорили.

Думитреску выпустил облако дыма, закашлялся и, насупившись, отошел от окна.

В тот день вдруг снова засияло солнце, и сквозь редкую уже совсем пожелтевшую листву сада Маниу проглянула радуга.

Указывая на полукруг, охвативший весь горизонт, Сима говорил:

– Взгляните, господин генерал, на небо. Это поразительно! Оно окрасилось в наши национальные цвета! Хорошее предзнаменование!.. Не сегодня-завтра с севера ринутся к нам войска фюрера!..

Антонеску, прищурив бесцветные глаза, всматривался в радугу и одобрительно кивал головой. После короткой паузы Хория Сима добавил:

– Эта радуга, господин генерал, предвестие великого триумфа!

Послышался шум приближавшегося автомобиля. Оба наклонились, чтобы рассмотреть сквозь листву деревьев, кто приехал. Машина подкатила к широкой лестнице виллы, Сима так и остался согнутый. Когда машина отъехала, он распрямился и торжественно произнес:

– Господин генерал, имею честь сообщить вам, что для нашей страны наконец-то настал долгожданный исторический час! К нам пожаловал личный эмиссар рейхсфюрера Гиммлера герр Доеринг!…

Антонеску кивнул головой. Он тоже видел, как по мраморной лестнице поднимались двое: высокий в сером, клетчатом пальто Доеринг и низенький незаметный Заримба.

Генерал пригладил отвороты френча, окинул взглядом блестящие сапоги.

– Как видите, господин генерал, радуга нам правду предсказывала! – оказал Сима, поглаживая себя по голове. Он на мгновение задумался.

– Вероятно, армии фюрера уже подошли к восточным областям Польши и теперь должны повернуть к нам. А мы, господин генерал, обязаны их достойно встретить!

Антонеску щелкнул каблуками и, чуть склонив голову, с пафосом произнес:

– Смею вас заверить, господин Сима, что бравые легионеры могут не сомневаться в моей искренней готовности идти с ними в ногу…

– Мы в этом твердо уверены, господин генерал!.. И поэтому я приложил все усилия, чтобы сегодня на столь высоком, может быть даже историческом совещании вы, господин генерал, присутствовали. Между прочим, хочу заметить, что я об этом не сообщал никому из членов «Тайного совета» за исключением Заримбы… И то только затем, чтобы он сообщил нашим друзьям из германского посольства…

– Я вам весьма признателен, господин Сима… – Антонеску скривил рот в неестественной улыбке. – Можете не сомневаться, что в лице генерала Антонеску вы имеете преданного друга!

Обменявшись любезностями, Хория Сима и Ион Антонеску вышли из сада и направились к вилле. В просторной комнате с огромным мраморным камином, украшенным монограммой хозяина виллы, собрались уже все члены «Тайного совета». Сима представил генерала Антонеску Доерингу. Но, как ни странно, немец ответил весьма сдержанно, а всегда галантный и улыбающийся Гицэ Заримба только слегка кивнул головой…

Тем не менее Хория Сима пригласил всех присутствующих к большому овальному столу красного дерева, за которым уместилось бы не менее сорока человек, но Доеринг, словно приросший к полу у камина, деревянным голосом сообщил, что намеченное совещание придется на некоторое время отложить.

Все застыли. Хория Сима окинул Заримбу испытующим взглядом, но парикмахер, желтый, словно восковая мумия, даже не моргнул.

Тем же безразличным тоном Доеринг коротко проинформировал присутствующих, что полчаса тому назад из Берлина была получена шифрограмма, в которой сообщалось о переходе русскими войсками границы Польши…

– Армии большевиков с рассвета занимают те самые восточные области, на подступах к которым находились доблестные войска вермахта…

– Значит, долгожданное вступление в Румынию доблестных войск фюрера не состоится? – растерянно произнес побледневший Сима.

Думитреску тяжело нагнулся, чтобы поднять выпавшую изо рта сигару.

Доеринг окинул всех ледяным взглядом и после короткой паузы ответил:

– Состоится… Но временно, повторяю, временно – откладывается. И в связи с изменившейся обстановкой мне поручено передать господам Сима и Думитреску приглашение рейхсфюрера СС немедленно выехать в Берлин для получения новых инструкций.

Доеринг щелкнул каблуками и вскинул руку:

– Хайль Гитлер!

Все члены «Тайного совета» и генерал Антонеску следом, как по команде, повторили приветствие. Минуту спустя Доеринг покинул виллу Маниу. Оставшиеся, по предложению главнокомандующего легионерским движением, согласились утвердить генерала Иона Антонеску членом «Тайного совета» с правом совещательного голоса, после чего все приступили к обсуждению создавшегося положения.

А часа через два, когда Гицэ Заримба возвращался на такси в город, газетчики уже выкрикивали: «Специальный выпуск!», «Русские войска перешли границу Польши!», «Речь германского канцлера! Специальный выпуск!», «Гитлер заявил, что Англия глубоко ошибается, если полагает, что Германия вступит в конфликт с Россией!..», «Наступление германских войск», «Специальный выпуск!»

Заримба со страдальческим выражением лица потрогал стекла автомобиля, чтобы убедиться, плотно ли они закрыты. Уж очень надоели ему крики газетчиков. Но чем ближе к центру, тем их становилось больше. Когда машина остановилась перед светофором на углу бульвара Карла и Площади Братиану, до Заримбы донесся звонкий голос мальчугана-газетчика:

«Новые подробности убийства студентки Солокану! Заявление отца Венеты! Гылэ – не убийца! Новые подробности!.. Речь канцлера…»

Машина уже двинулась вперед, но Заримба отчаянным голосом закричал: «Остановись!» Он выскочил из машины, окликнул мальчугана и, кинув ему десять лей, схватил газету.

На самом видном месте, под заголовком «Кто же убийца?» было напечатано заявление полицейского комиссара Солокану.

Заримба стоял на краю тротуара, то и дело облизывая кончиком языка побелевшие от злости, почти не выделяющиеся на бледном лице губы. Он стоял, не зная, что же предпринять. Каждая минута могла принести массу непредвиденных неприятностей. Кто может помочь? Пожалуй… Да, только она… Надо скорее с ней увидеться… И Заримба стал вытягивать свою короткую шею, отыскивая глазами такси. Но как назло – ни единой свободной машины. Вдруг Гицэ заметил своего групповода по связи. Лулу стоял у табачного киоска и рылся в карманах.

Увидев подошедшего к нему шефа, Лулу вздрогнул от неожиданности, хотел что-то сказать, но Заримба уже отошел, сделав знак следовать за ним. Спустя несколько минут к тротуару подкатило такси. Заримба кивнул групповоду, и тот поспешил занять машину. Когда такси тронулось, Лулу виновато оказал шефу, что ждал его в гостинице более двух часов…

Заримба молчал, пока машина не подъехала к патриаршему собору, тогда он сказал:

– Сидите здесь и ждите.

– Понятно! – заискивающе ответил Лулу.

На первой же ступеньке величественного входа в кафедральный собор Заримба снял котелок и степенно перекрестился. В соборе, однако, уже отслужили обедню, и нужного человека там не было.

Заримба вернулся в машину. «Придется самому», – решил он. Обычно он этого не делал, но сейчас другого выхода не было. Когда, наконец, шеф велел остановить машину перед высокой чугунной решеткой виллы на шоссе Киселева, Митреску страшно удивился. Шофер тоже с любопытством обернулся на горбатого пассажира, подъехавшего к дому госпожи Лупеску, где, как все знали, пребывал обычно его величество.

– Ждите меня здесь, – сухо, с государственной важностью произнес Заримба.

Едва Гицэ вошел в ворота, ему молча преградил путь полицейский в штатской одежде. Заримба сказал, что прибыл по телефонному вызову госпожи Танца…

– Парикмахер? – спросил полицейский.

– Да, парикмахер, – ответил Заримба, не глядя на собеседника, которому едва доставал до пояса.

Полицейский провел Заримбу в большой холл, там Гицэ снял пальто, кинул перчатки в котелок и прошел в небольшую приемную. Спустя несколько минут к нему вышла полная женщина. Гицэ почтительно поклонился ей. Женщина повела Заримбу во внутренние комнаты.

Представ перед госпожой Лупеску, Заримба склонился в низком поклоне и, бормоча извинения, протянул ей злополучную газету.

Посасывая длинную тонкую сигарету, Лупяска неохотно взяла газету. Прочитав несколько строк, она спокойно, выпустив узкую струйку дыма, подошла к столику с телефоном и стала набирать номер.

– Мой ангел? Да, здравствуй. М-да… Ничего, мерси. Да?.. Хватит… Ты мне нужен. Нет, сейчас. Да. – Последние слова были сказаны тоном почти приказа, после чего она ленивым движением положила трубку.

Госпожа Лупеску, уже забыв о Заримбе, с интересом смотрела в окно. Очевидно, ее что-то всерьез заинтересовало, так как она вынула из бюро театральный бинокль и вернулась к окну.

Заримба не знал, на кого с таким любопытством смотрит госпожа Лупяска. А она, конечно, не подозревала, что этот хорошо сложенный, с каштановыми вьющимися волосами мужчина – спутник нежданного гостя. Желая скорее отделаться от Заримбы, Лупяска деловито произнесла:

– Я вызвала префекта Маринеску. Он сейчас будет у меня. Постараюсь, чтобы все газеты были конфискованы. Надеюсь, этого достаточно?

– Да, конечно, ваше сиятельство!

– Прелестно… больше ничего?

– Пожалуй, нет, – нерешительно ответил Гицэ. – Вот только, может быть, сейчас в связи с заявлением фюрера, что Англия ошибается, полагаясь на конфликт между Германией и Россией, следует временно прекратить в прессе шум о «деле Гылэ»?.. Хотя, как говорят, кашу маслом не испортишь…

Лупяска вдруг опустила бинокль:

– О какой это вы каше?

– Есть поговорка такая, ваше сиятельство…

– Ах, поговорка!.. Да, да, кажется, есть такая… Во всяком случае, я знаю, как мне поступить…

Заримба угодливо улыбнулся, собрался еще что-то сказать, но она высокомерно оборвала его:

– Теперь все?

– Да, ваше сиятельство… Вот если только придется заняться самим комиссаром Солокану…

– Тогда и дадите мне знать, – и она протянула ему пухлую, холеную руку.

Заримба согнулся в поклоне, почтительно приложился к руке и, пятясь, вышел.