Текст книги "Статус неизвестен (СИ)"
Автор книги: Юрий Шубин
Жанры:
Космическая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
Теперь Рон позволил себе обернуться. Лелеющее злобу лезвие, еще свежее от крови багрида, вонзилось в ствол того самого разлапистого дерева. Наборная рукоятка, спелого ядовитого цвета, едва заметно дребезжала и тряслась как высунутый язычек змеи.
Поди угадай, отчего никто больше не стрелял и вообще не было слышно ни шороха, ни шепотка.
Момент возбуждения миновал, и Рон присел на корточки, по привычке ставя "люгерт" на предохранитель.
Солдаты ведут переговоры с непокорным врагом на языке смерти. В нем умещается и страсть матерого мужика, и алчность ищущего награды, и мстительная удалая смелость, и зависть, и стыд, и слава, и упрек. Потому что стремление победить, одержать верх, опережает желание ненавидеть.
Убрав пистолет в карман Рон сложил ладони лодочкой и прижал губы к щели между большими пальцами. Издав резкий протяжный клекот, он подал сигнал общего сбора и принялся обыскивать мертвого снайпера. Тщательно обшарив одежду, Рон обнаружил смятый носовой платок и плотно закрытую банку с "индийской смесью" из табака и крупинок молотого перца. Иных личных вещей или документов, удостоверяющих личность, он не нашел. Осмотр нательного белья тоже ничего не дал. На нем отсутствовали ярлыки и даже обычные в таких случаях вшитые флажки с размером и памятки по уходу за одеждой. Рон стал стаскивать панаму, нижняя половина которой насквозь пропиталась кровью и невольно повернул голову к себе. Застывшие ледники чувств нестерпимо скучно смотрели остекленелыми глазами на свисающую над ними травинку.
Рон накрыл безжизненное лицо носовым платком и прислушался. Где-то в низинке, едва слышно, треснула ветка, и Рон повторил странный для этих мест прерывистый крик земной птицы. Дождавшись курлыкающий отзыв, Рон успокоился и принялся исследовать панаму. Для удобства стрельбы поля панамы прищелкивались к бортикам отстрочки ободка. Рон осмотрел заклепки пуговиц, засопел и ковырнул их ногтем. В полевой одежде солдата все доведено до полного совершенства и удобства. Рон защелкнул обе пуговицы и вновь отстегнул.
Что-то его в этой обычной на вид панаме не устраивало.
Иллари и Парс подошли с двух сторон почти одновременно, подстраховывая друг друга, на всякий случай. Иллари сразу склонился над телом. Присвистнул, привстал на цыпочки, быстрой упругой походкой прошелся туда и обратно, свыкаясь с враждебной настороженностью уставившейся стволом в сторону реки "Пустельги". Пощупал рану на плече и ребрах снайпера, поползал вокруг кустов и лишь тогда отметил:
–Лежал он хорошо. Грамотно организованный схорон и дистанционизированная огневая точка.-Не удержался от похвалы Рона:-Как ты его ловко разглядел. Тут пока в шаге от него не пройдешь-ничего не заметишь.
–С перепугу,– отходя, медленно ступая и не выпуская из рук мокрую от крови панаму, произнес Рон:-Если ты еще не забыл, быть убийственно убедительными-есть наша с тобою работа.
Не растеряв удовольствия от увиденного, Иллари поднял на товарища прищуренные глаза:
–Не знаю откуда ты берешь свои мысли, но ничто так не вредит хорошему человеку, как желание казаться еще лучше.
Рон никак не прореагировал на это замечание, достал десантный нож и осторожно поддел шляпку пуговки, та, не с первого раза, но отскочила, оголив гибкую вилочку прижимной захватки. Перевернул панаму и то же самое проделал со второй головкой заклепки.
–Отменно,– тихо и радостно прошептал Рон и его лицо осветилось, точно он приподнял крышку сундука доверху наполненного золотом конкистадоров:-Смотрите.
Три звездных десантника встали рядом и заглянули в выставленную ладонь. Кончиком ножа Рон отбросил разобранные детали в траву и показал остаток.
–Топографитный рекогносциратор.
–Чего,– не поняв, спросил Парс и потянулся к руке.
–Сейчас покажу.-Выбрав место поровнее, Рон притоптал траву, походил, отмеряя квадрат. Снял с головы бандану и расстелил ее, вроде как собираясь перекусить. Присел и опустившись на колени бережно положил хрустальную дробинку, добытую им из тайника в полой шляпке заклепки примерно в центр головного платка. Повертев головой он встал и сходил за пультом дистанционного управления "Пустельгой". Вытер капельки крови и, возвращаясь назад, объяснил товарищам находку:
–Нужен сфокусированный источник света, чтобы получить масштабную развертку. В принципе это можно было сделать даже с помощью обыкновенной спички, но изображение будет дерганым и нечетким. Небольшой прямоугольный экран дистанционки оставался включенным и, когда Рон поднес его к хрустальной дробинке. Вверх, в разные стороны брызнули и застыли криво ломаные линии. Огненные зигзаги прошили светящимися жилками пустоту, проступили надписи, кружочки и черточки, и все отчетливо увидели трехмерную голографическую карту.
Рон горделиво поднял лицо:
–У этой дробинки тончайшая спектральная огранка. Нам еще повезло что снайпер не имел возможности ее проглотить.
–Вот это, я вам скажу, дело,– чуть не в припляс, кругом пошел Иллари. Его палец скользнул по голубой молнии сверкающей посередке, как бы висящей в воздухе, карты.-Вот река. Примерно вот здесь находимся мы,– его палец двигался вниз по течению, пока не достиг примыкающих к самому руслу и схожих с хвостом аллигатора отрогов скалистых гор. Губы пробовали на язык незнакомые названия населенных пунктов. Обозначение реки "Крикливая Грэтта" было написано крупно и повторялось несколько раз. Плитзбор, Шатле, Флингер, Стаюорс, Гритфуд. Вблизи городка Мансута четким высветлением горела взлетно-посадочная полоса аэродрома межконтинентальных бомбардировщиков "Форавец"и базирующаяся неподалеку егерьская часть "Дальтиец".
–Тот самый Норингрим,– указал Парс,-про который нам говорил Крейг.
Кружочек города Норингрима частично накрывал и "Крикливую Грэтту", что говорило о том, что город располагался на берегу реки.
-Кому нужна была точка рандеву? Их есть у меня,– с какой-то злой веселостью балагурил Иллари. Ткнул локтем Рона и спросил:
-Как ты догадался что тайник именно в панаме?
Рон самодовольно поправил форму, смастерил сзади под ремнем "петушка" и неторопливо улыбнувшись ответил:
–Нормальный снайпер, он либо обычный правша, либо левша. Ему стрелять с обеих рук, как готовят силовиков-волкодавов в группах захвата, без всякой надобности. А зачем тогда на панаме, заметь,– Рон поиграл глазами,– на специально пошитой для него, как, впрочем, и все остальное, головном уборе, ставить клепки приподнимающие поля панамы для удобства стрельбы с обеих сторон. Точно он одинаково умеет владеть и левой и правой рукой.
Парс и Иллари довольно засмеялись, по-дружески толкнули сообразительного товарища и нанесли ему легкие удары по корпусу в шутейном спарринге.
Вынув затвор «Пустельги» и зашвырнув его в реку спецназовцы заложили под тело мертвого снайпера мину с не извлекаемым взрывателем отжимного типа, в качестве сюрприза тем, кто пошел по их следу. Хотели взять бинокль, но передумали. Кроме банки с «индийской смесью» и термическими консервами, обнаруженными в переносном рундуке мертвого снайпера больше ни на что не позарились.
В холоде реки отражалось тепло настоявшегося дня. В очередной раз спецназовцам пришлось лезть в воду и доплыть до острова. Не теряя времени на лишние разговоры, звездные десантники дружно высвободили из корявых веток планирующие санитарные носилки с телом Крейга. Мокрая одежда змеиной кожей облегала тело. В набухших ботинках хлюпала вода. Холодный компресс тяжело и противно отекал между лопатками, хворой сыростью, плотно обхватывая тело. Нужно было наконец остановиться и высушить одежду, но времени как всегда не было. Все окрест выглядело мрачно и диковато. От малейшего ветерка пробирала дрожь, и неконтролируемо начинали стучать зубы. Но главная, придающая силы, цель была достигнута, они обзавелись постоянным, долговременным фактором, который заставлял их двигаться в определенном, верном направлении. Стараясь обходить влажную землю, чтобы не оставлять оттисков подошв, по камушкам вдоль перешейка естественной дамбы отряд направился в лес. Сомкнувшиеся ветки за их спинами еще не успели отдрожать, как с того берега, в небо взметнулась сигнальная ракета, несколько секунд повисела в воздухе и, потеряв высоту, тлеющей искрой упала в воду.
КАЙМАН И ПОЖАРНАЯ КОМАНДА
Раззолоченный, красно бархатный карточный шут «Джокер», в рогатом колпаке с бубенчиками, до ушей намалеванным ртом и подлыми глазками, задрал одну ногу в остроносом мягком башмаке, и уперся упрямыми локотками, пытаясь высвободиться из захвата здоровенной, жилистой ручищи. Амбалистая пятерня сгребла извивающегося скомороха, символизируя мощь егерей «коммандос», способных пресечь любой остроумный обман и хитро заплетенную уловку.
В центре ухоженной лужайки возвышался флагшток. Штандарт с рукой и "Джокером" реял на ветру, бросая тень на мощеные дробленым ракушечником дорожки, соединяющие разбросанные здания егерской части "Дальтиец".
Валерий Самородов, прозванный за чрезвычайно несговорчивый нрав и упрямство "валерьянкой", без церемоний изгнал дежурного связиста в подсобное помещение и занял его место, отключив дешифратор на свою ответственность. Ему нужно было видеть глаза Роззела в их, так сказать, первозданном виде. Линия высокочастотной оптиковой связи, лишившись дешифрующего наложения, стерла артикуляционную "куклу" разговора и грим-ретуш тонких черт лица подставного образа. На адэйпе энергоэкрана предстала подлинная внешность командующего военно-воздушной базой "Форавец". Гладкая, литая лысина Роззела, мощная нижняя челюсть с чуть вздутыми, дряблыми, в розовых пятнах, щеками. Рот расплылся в сияющей, но при этом, ни к чему не обязывающей улыбке. И словно углубленные в собеседника, и, в то же время, отчужденные усталые глаза напоминали взгляд оценщика в ломбарде, привыкающего к обману и слезным, однообразным причитаниям.
–Вскоре наступит ночь и поиск будет затруднен окончательно. Один единственный вертолет,горячо уважаемый и трепетно любимый эскадр-командер Роззел,это даже не помощь, это заведомая насмешка над противником.– Голос Валерия, звенящий от напряжения, резал подрагивающее изображение, как бритва. – У меня столько дыр, что, нужно, по крайней мере, еще два "Соколариса", чтобы накрыть район поиска по обеим берегам "Крикливой Гретты". И хаотично двигающейся третьей машиной затруднить перемещение вражеского десанта в лесистой местности, крайне неудобной для обнаружения. Необходимо учитывать отменную подготовку именно для решения подобных задач и полную мобильность противника. Отягощающим фактором следует также считать малую заселенность данной территории, что делает использование вертолетной техники крайне необходимым и эффективным. Мне нужно, чтобы они на каждом шагу испуганно смотрели в небо и жались к земле, а не уверенным маршем шли вперед.
– Это все патетика, пехот-командер Самородов. Не стоить пороть горячку, у меня самого неотложных дел под завязку. Роззел был не столько тугодумом или ленно мыслящим человеком, сколько уверовал, что авиация может нагнать любое нерасторопное решение, если в том обнаружится необходимость. – Боевое расписание полетов "Соколарисов" останется без изменений до ноля часов. За районом выброски диверсионно-частотного маяка приглядывать надо? Надо. Поиск летного состава подбитых вражеских клиперов без "Соколярисов" просто мышиная возня. А сколько сигналов сработавшей автоматики спасательных систем нужно проверить, облететь прилегающие районы. Да что я тебе говорю,– эскадр-камандер сердито отмахнулся, провалившись рукой куда-то ниже энергоэкрана.
Валерий Самородов пытался спрятать бушующее в нем глухое бешенство. Круглый желвак проступил и шевелился на его правой щеке:
–С момента приземления неопознанного вражеского корабля пошло более двух часов. Как ты не понимаешь, что все остальные действия и соображения являются второстепенными и не суть важными! Именно там, а не где-нибудь еще, был зафиксирован огневой контакт уже после нанесения упреждающего удара газовой бомбы! Неужели тебе невдомек, что там и сосредоточено наиболее опасное ядро всей операции. И неподчинение моим требованиям с твоей стороны может повлечь за собой выводы о преступной медлительности и не целевому использованию ценнейшей техники на наиболее перспективный направлениях поиска.
Когда-то, не так давно, разведка была занятием для джентельменов. Стихийный нрав и жуткая самоуверенность, да нахрапистость Самородова вызывали негодование эскадр-командера Роззела:
– Оставь свой хамский тон, иначе совсем ничего не получишь. И сделай одолжение, милейший, перестань на меня орать. Не напрягайся так, поверь человеку чуть тоньше организованному чем ты: твои вибрирующие миндалины не самое приятное зрелище на свете. Если ты что-то втемяшил себе в голову, это еще не значит, что я превращу "Форавец" в аэродром подскока для твоих безумных идей. Пока "Крикливая Гретта" не объявлена особым районом бое столкновения, ты от меня не получишь ни одного дополнительного вертолета.
Валерий Самородов сознавал, что во многом не прав. В пехот-камандере странным образом сочетались упорство и самодостаточность. Он давно усвоил, что гнев дорого стоит. За каждое опрометчиво в сердцах произнесенное слово приходится расплачиваться потоком фальшивых извинений и это мало помогает, когда случается одалживать вновь. Добродушие и вежливость, столь облегчающие сосуществование между людьми, возможны до тех пор, пока взаимоуважение не мешает делу, на котором оба чуточку, но помешаны.
Уловив слабину беспокойства Валерий обернулся и распахнул окно:
– Дьявол! Эван, где тебя носит. Бегом ко мне!– И жестом зазвал вертящего во все стороны головой вестового.
Дюжий, светловолосый, с простоватым лицом, Эван подбежал к окну узла связи и, отсалютовав, с какой-то удручающей покорностью посмотрел на пехот– камандера. За пушком на его щеках проступил явственный румянец.
–Не тяни! Ты не умеешь скрывать свою бестолковость.
Но вестовой молчал, пряча глаза. Его лицо сделалось скорбным, когда он все же произнес:
–Пара волонтеров из вольнонаемных загонщиков обнаружили на восточном берегу "Крикливой Грэтты" убитого Драккера. Не дождавшись минера, они шевельнули тело и рвануло так, что, похоже, все трое потеряли шанс на Боговспоможение.
Вена на лбу Валерия запульсировала, как ненормальная. Он уставился на Эвана невидящим взглядом и не мог поверить в услышанное, пытаясь осмыслить эти из ряда вон выходящие сведения.
У вестового был сумрачно-виноватый вид.
Валерий отвернулся, его смугловатое костистое лицо с пронзительными, цепкими глазами вновь уставилось в энергоэкран. Эскадр-командер Роззел видел перед собой дьявола, вырвавшегося из преисподней.
–Похоже, ты не воспринимаешь меня серьезно, Роззел. Теперь навостри уши, ибо твоя карьерная судьба вершится или рушится сейчас ...
–У тебя повышенное чувство собственной важности, Валерий.
–Перестань эмитировать компетентность там, где компетентности нет и быть не может! Сейчас я тебе кое что скажу, некую искомую суть, которая всегда ускользала из наших с тобой разговоров. У нас большие неприятности, Роззел,– глуховатым, словно бы провалившимся голосом произнес Самородов. -Задета суперэлита, не перепогиб а уничтожен Драккер, спец, каких поискать и не найти, с полным разрушением тела.
Роззел раскрыл было рот, задрал руку в узком вточном рукаве, и она застряла где-то на затылке и медленно провел по лысине и лбу. Поправив брови и смахнув внезапно выступившую каплю пота с кончика носа, насупил губы и стал теребить бортовку кителя, пока не расстегнул две верхних пуговицы и, позабыв о всяком самодовольстве, произнес:
–Жизнь состоит из потерь, Валера. Сейчас же распоряжусь отправить туда пару вертолетов.
–И еще три грузовых "Хойверга" для переброски моих егерей "коммандос",– предупредив возможные отнекивания Валерий сказал:-Ты сам знаешь порядок не хуже меня, теперь я вправе потребовать для отдельного егерского полка даже это.
–Ты получишь все по максимуму.
Валерий Самородов добрел мгновенно:
–Роззел, поднеси свою багровую лысину поближе к экрану и я ее поцелую.
–Охотников меня отблагодарить всегда было такое множество, что я рано полысел из за своей доброты.
–Тогда, может быть, в другом теле и в другой жизни?
–И не мечтай.
Длинный, долгий взгляд пронизывал заводь по диагонали сквозь заломанные пальцы ветвей. Звездным десантникам еще не доводилось промышлять местным зверьем. И сейчас это была не охота, а арьергардная вылазка одиночки.
Перемежающиеся неглубокими заводями перешейки были соединены меж собой узкими промоинами канав. Вязкий холодок подступающего вечера завис над заводью. Вода блестела как матовое стекло. Парс продолжал смотреть, застыв как поваленное дерево между двумя тугими пучками метельчатых растений. Стекающие со скалистых гор притоки обильно питающие "Ктикливую Грэтту" немного не добирали в прыти, преодолевая пологий подъем чуть приподнятого скалистого края выступа тектонической плиты, препятствующий течению множества ручейков. И образовали узкие каналы с заводями, окаймляемые густыми зарослями мягких водяных растений. Наблюдая за высокой травой, где как ему показалось, он заметил еле уловимое движение. Нечто пробивалось сквозь зеленую торчащую стену колышущихся стеблей. Едва заслышав сахаристый скрипучий хруст песка Парс замер без движения. Его правая рука покоилась на шейке приклада. Малейшее движение, самый слабый звук мог привлечь к нему внимание и спугнуть идущее к воде животное. Невысокое, худое, даже в чем-то плоское с опавшими боками существо, похожее на многократно пародийно уменьшенную копию слона с кожистой платформой на спине, точно предназначенной для погонщика-лилипута, осторожно вышло на песчаный берег и довольно хрюкнуло, устремившись к воде. То, что Парс вначале принял за лопушки ушей, оказалось плоскими, палаше образными рогами. На загривке торчала еще пара серповидных рожек и там, где над передними ногами угадывались крепкие продольные мышцы из кожистой платформы выпячивалось множество клыкавидных наростов. Зверь, при всей своей необычайности, был неплохо защищен от прыжка и нападения сверху. Рогаточник высунул из хобота придающего ему сходство со слоном, тонюсенькую трубочку языка, через которую он, жадно всхрапывая, всасывал свежую речную воду, вбирая холодное сытящее блаженство. Кожа языка была нежной, как розовый лепесток.
Вода так прозрачна, точно слежавшийся воздух, прижатый тенями нависающих деревьев, выжимал из струящейся по заводи хрустальной амброзии озоновый слой для целой планеты.
Драчливая пара на тощих корявых ногах, маскарадно раскрашенных птиц, хлопотала, выдергивая широкими наконечниками клювов нежные подводные корешки растений. И запрокидывая голову, отправляли их в длинную глотку, набивая отвисающий мешком зоб. Парс почувствовал идущую от воды сырую прохладу. Высокие вытянутые силуэты речных деревьев накрывали тенью неглубокий канал соединяющий эту заводь с водоемом побольше. Стекло воды напоминало темный вощеный паркет. Где под тенями, там, где царила самая непроглядная темень, в глубине, таинственным огненным сиянием, тлели капельки неярких световых вспышек. Мерцающий в толще воды огонь был явлением противоестественным и оттого привлекательным. Рогаточник завороженно глядел на движение полыхающих светлячков под водой. Его горло, нежно-кремового цвета, шевелилось и вздрагивало с интересом склонившись над бесконечными вариациями приближающихся огней. Холодная химическая реакция световой энергии как бы играла голубым подводным свечением.
И тут произошло то, к чему ни рогаточник, ни, тем более, наблюдающий со стороны человек не были готовы. Вода внезапно вздохнула, обмакнула берег плеском волны и рассеклась надвое. Отблески брызг резанули по глазам. Фонтан лохматым цветком взлетел вверх и развалился, окатив собой дребезжащую заводь. Вырвавшееся на поверхность чудовище разъяло огромные челюсти и жадно вцепилось в рогаточника. Непрерывно подкидывая верхнюю ударную часть пасти и как крюками вбивая, подтаскивая упирающееся, визжащее существо острыми передними зубами себе внутрь.
Кривоногие птицы сорвались, костеря водяное чудище и быстро, и шумно захлопали крыльями, и поднялись в воздух, затерявшись в соседних заводях.
Лес кричал, пугал, не договаривал, врал, не до слышал, дрожа на звенящей струне отчаяния. Ленивая вода ходила ходуном. Задние ноги рогаточника судорожно подергивались волочась по песку. Кольца толстого чешуйчатого тела пугающе блестели. Узловатые, перекрученные вены вздулись от напряжения и влажно отблескивали, стаскивая рогаточника в чавкающую слякоть. Брызги красных капель запятнали траву.
Бедное животное дергалось от боли. Тяжелая челюсть с кривыми зубами расслаблялась только затем, чтобы перехватить добычу чуть дальше и сжаться вновь. Вырваться нечего было и думать.
Это не было поединком. Это было убийством первой степени. Запланированной трапезой. Схваткой упирающейся беспомощности с лазутчиком смерти, хитрым и опытным убийцей.
Тот, которого почти уже не стало. Не было. Будто и не жил он совсем. Один кургузый хвост. Хотелось собрать все свои силы и вырваться, но ноги отнялись от страха, и зубы чудовища застряли в мягких тканях, как зубья китобойного гарпуна. Тот кто засасывал рогаточника, мог зваться как угодно, но Парс назвал его кайманом. Дрожь пробежала по позвоночнику рогаточника. Кайман шумно выдохнул, переводя дух и вместе с воздухом на песок вылетели осколки, обломки палаше образных рогов. И вопрос:"Почему он позволил с собой это сделать", уже не относился к тому, кто поместился внутри другого существа.
Разогревая и смазывая слюной шерстинки похолодевшей от страха пищи. Всю в ранах и продавчиках, подвигая и пошевеливая по пищеводу в нужном внутриутробном направлении. В едкое озеро желудочного сока. Хрустя костями, корежа ребра и не позволяя дышать и жить. Он начинал растворяться в нем, разжижаться, перевариваться.
Парс осознал это с ужасающей практичностью миропонимания и неподдающегося осуждению звериного удобства.
Фактически он становился кайманом и там, где был рогаточник, уже никого не было. Совсем никого. И когда рогаточник был окончательно проглочен, раздувшийся кайман подобрел и даже стал флегматичным. Ему и хотелось то всего с кем-то поделиться своей радостью. Ведь в принципе он был симпатяга. Светящиеся наросты, служащие для привлечения внимания оттеняли изумрудно-зеленые полосы вдоль всего туловища. Тело рептилии тяжело вихляя перегнулось, когда кайман повернул бархатно-черную голову и посмотрел на человека. Сверкающий как кусок графита мертвенно-черный зрачок прожег Парса насквозь. И тяжелым булыжником все опустилось вниз его живота, придавив десантника к земле. Хвост каймана шумно ударил по воде, а морда начала подниматься в его сторону. У рептилии был гипнотический по простоте помыслов и недоказуемости его вины взгляд. С того момента как их глаза встретились они уже намного больше понимали друг о друге. Ведь в аду нет ненависти. Кто-то все равно рано или поздно тебя убьет, а тот, кто пожалеет-навсегда украдет твою душу. И это были уже не они, те прежние. И оба их туловища готовы были успеть доказать это. Напряжение нарастало. Взгляд отекающей "субмарины" засасывал. Без шансов. Основательно. Морозящим кристаллом распирая головной мозг. Это было так изощренно жестоко и маетно, что Парс первым кинулся на рептилию, тренируясь умирать.
С пониманием того, кто перед ним, что не стоит друг-другу мозолить глаза и продемонстрировав легкость и силу своих движений, кайман плюхнулся в помутневшую воду и быстро, черно-зеленым штрих-пунктиром ушел на дно, в тень под деревья.
Уступил.
Лес оставался молчалив и как бы подавлен сотнями подстегивающих опасений. Парс охлопал пыль с одежды ощущая за собой некую победу. Долина зеленым клином глубоко уходила под туманные пики гор. Скалы впереди меркли в дымчатом фиолетовом сумраке. Больше не скрываясь он, широко шагая, пошел обратно к лагерю, то чего-то чувствуя, перепроверяя некую обиду и загоняя себя темпом.
Это лес. Он так живет и подругому не будет. Просто придя к этой мысли, Парс приучил себя к другой, не менее важной. Пока здешний кайман мокрый – порох следует держать сухим.
И никак иначе через этот лес не пробраться.
Вечерело. Этот день, насыщенный как сироп, утекал за высокий горный кряж. Сумерки улеглись, загустели, затопляя собой неоглядный лес. И когда местное светило уже совсем осело за горизонт – резко пришла ночь.
– Ты скоро там или нам прилечь и подождать?
– Жрать хотелось так, что кора на деревьях казалась медовым пряником и каждый понимал нетерпение Иллари.
Кроны деревьев плотно запечатали поляну на которой устроились на ночлег звездные десантники. Они дважды слышали в небе далекий шум турбины и приняли решение огня не разводить.
Одежду, еще до вылазки Парса, отжали и затем высушили на себе, уже не снимая, но от долгого блуждания по лесу форма зазеленела и могла завтра демаскировать на каменистых участках и малотравье. Натруженные забитые ноги гудели. И троица, поменяв носки на свежие и сухие, расшнуровала горные ботинки и оставила их просушиваться на ночном ветерке.
–Буду признателен если вы приготовите столовые приборы, фарфор и серебро.
–Твоя медлительность когда-нибудь тебя покарает,– и Парс вместе с Иллари, не без умысла, одновременно вынули десантные ножи. Вышло на раз.
В глазах Рона мелькнули насмешливые огоньки. Он потянул за тесьму стягивающую верх, расправил складки ткани на мягкой горловине походного ранца и выудил оттуда абсолютно одинаковые банки консервов. Вдоль окантовки закаточного шва отрезком проходила едва заметная щель с нанесенной красной и синей полоской в разные стороны. Посередине торчало термо кольцо. Рон подхватил две банки и бросил товарищам. Десантники, сторожившие каждое его движение, отогнули жестяные колечки и оттянули до конца красного ограничителя. Хорошенько надавив сверху, передвинули съемник крышки и внутри цилиндрических чашек горячо забулькало и оттуда повалил ароматный пар.
Ели с ножей, так и не добравшись до ложек. Иллари досталась консервированная колбаса с лапшой, густо сдобренной томатной приправой. Обильно попадающиеся куски тушеного мяса здорово подняли настроение Парса. Только вот каша, похожая на пшенную, но не она, неприятно сластила. Рон уминал горячего омара под майонезом. Отполивинев банку, он достал еще три нераспакованных цилиндра, только чуть поуже первых. Сдвинул термо кольцо, теперь к синему ограничителю, и раздал товарищам.
Вкусный, как родниковая вода, охлажденный тонизирующий напиток, приятной кислинкой освежал рот. Мысли невольно вертелись вокруг убитого снайпера, которому они были обязаны столь замечательным ужином, как, заодно, и обедом. Почти минуту никто ничего не говорил, сыто ленясь и гармонизируя свое отношение с окружающим миром. Все обратились вслух. Прошумел в листьях свежий ветерок, пронесся и затих. Сонное оцепенение птиц заставляло звуки редеть и теряться. Никто не покушался на их тихую, запрятанную посреди бескрайнего океана лесов, гавань.
Минута раскрепощенного удовольствия делает слабыми даже умеющих убивать.
–Как по -вашему, для чего он держал рекогносциратор при себе. Я с трудом могу представить что снайпер, всякий раз, доставал из тайника граненую дробинку, чтобы незаплутать,– поделился своими соображениями Иллари, доставая складную саперную лопату и вгоняя ее в землю.
–А ведь верно,– поддержал его Парс, складывая в образовавшуюся ямку опустевшие банки.– Он же в этих лесах ориентируется с завязанными глазами, иначе какой из него следопыт и охотник за головами. Экипирован он был по высшему разряду, значит и повадки у него серьезные.
–Как у того каймана с которым ты в переглядки играл,– напомнил Рон, ложа на место надрезанный дерн и притаптывая его ногой.
–Чего не видел-не скажу, а только встречал я таких матерых,– обстукивая лопату о ствол дерева и поигрывая черенком высказался Иллари:-Подстрелит человека, грамотно, с болевыми ощущениями. Но так, чтобы двигаться мог. Надежду оставит и ждет, когда он из сил выбьется, ни идти, ни ползти не может. Выждет до немощной слабости и насядет, прижимая холодный ствол пистолета к виску, и редкий не сломается. В это момент он свою карту с подсветкой и сунет. Человек ее и не порвет, и кровью не заляпает, а куда и зачем шел – покажет, если жить захочет. Выбьет признание такой скорохват и хоть к стенке того раненого.
Они давно, все трое, перешагнули через препятствие смерти, как через вынужденную меру профессии. Единственно возможную цену существования их дела. Но рассуждение о том, какого негодяя он Рон прикончил, казалось ему чрезмерно дешевым способом само убаюкивания.
–Вы, как две поддакивающие девственницы, объявившие свой душевный покой священным, лакируете собственное беспокойство стандартным набором затасканных баек.
Граненая дробинка лежала, зажатая в складках его ладони, на рубцеватых линиях жизни и смерти. На их пересечении. Придавив перекресток судьбы своими отшлифованными зеркальцами, отражающими любопытство всякого заглянувшего в них, но не в свою суть. Ведь то, что у тебя внутри станет однажды важнее любых знамений.
Товарищи немного обиделись и примолкли.
Сумрак отчуждал людей друг от друга. Ощущая за собой вину, Рон перевел тему разговора на откровенный стеб. Поелозив и забравшись в спальный мешок он игриво обратился к Парсу:
–Если снова будешь ко мне жаться во сне, я тебя отшлепаю, так и знай.
–Может мне не стоит этого делать?– Подхватив шутку товарища, испуганно ответил Парс.
–Ты просто разобьешь мне сердце.
–В таких делах я бываю чуточку горяч и неукротим.
–Тогда давай затушим костер наших чувств и останемся только друзьями.
Они ночевали на разных концах поляны, метра за четыре друг от друга. Первым в эту ночь заступил на дежурство Иллари. Когда им придется убивать намного чаще и безумнее, эти невинные шалости отойдут на второй план. А сейчас десантники резвились, не беспричинно радуясь жизни и чуточку самую сумашествовали. В свое удовольствие.
Чтобы уберечь тело Крейга от ночной росы, его накрыли отталкивающим воду тентом из акваскутумной ткани. Можно было просто перевернуть планирующие носилки телом вниз, но это выглядело бы как то не так.
Вы понимаете ...
У охотника и солдата не бывает полноценного сна, поэтому постель должна способствовать максимально быстрому восстановлению сил. В их спальных мешках использовался смесевой материал нового поколения, не рвущийся и не секущийся, но при этом дышащий и теплый. Только что не живой.
Совсем в духе выдавшихся на их долю испытаний.