Текст книги "Статус неизвестен (СИ)"

Автор книги: Юрий Шубин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

Когда чиновник вернулся, галстука на его шее не было. Он, видимо, и сам не заметил когда тот стал душить его и в волнении был сорван.

Председатель заиндевелой рукой безропотно протянул чистый, как снежное поле в ледомир, бумагу с отметкой Изберкома.

Потребности говорить между ними больше не возникало. Все что они не в состоянии были понять – устраивало обоих.

Заботясь об обещании которое он дал сыну этой ночью Астрел достал из кармана собственную ручку. Каллиграфически разборчивым почерком он написал:

Планета числящаяся в звездных атласах и лоциях под

номером 0011037016 и названая Перво землянами "Са-

лютой Млечной" передается в полное безвозмездное

пользование жителям Перво земли, на срок не ограни-

ченный, по решению «Правовержца» Астрела Сатер-

лана, ставшего волей народа на одно это решение 16

радовника 89 года от первого дня Бого вспоможения.

Возможно, кто нибудь другой мог и поглаже написать, но Астрела все устроило в таком виде. Он поставил свою подпись под документом. Завитки получились немного странными, но «Правовержец» не стал ничего поправлять.

Жизнь определяется только тобой, а не кем угодно. Нужно сметь! Просто необходимо!

–Думается, пора,– ему самому понравилось как он это сказал. Как ключевое звено в естественном порядке вещей, законченным верным движением практикующего хирурга, Астрел Сатерлан сложил пополам избирательный бюллетень. Провел большим и указательным пальцем по сгибу, заострив его. И без сомнений, с легким сердцем, осознанно и произвольно одновременно, опустил в ящик для голосования. В эту золоченую емкость для смысла. Он напоследок расслышал шуршащий полет и стук упавшего на дно, опечатанного сургучом ящика, документа.

Дальше все пойдет своим чередом ...

Астрел, оказывается, подустал от построения гармонии. Он готов был завалиться спать прямо тут на голый пол и прикрывшись ворсистой накидкой посапывать обнимая одну из ножек тумбы.

Как идейный уклонист охраняющий свой выбор.

Чтобы хоть как-то спастись от зевоты он направился по ненужно длинному залу к выходу.

–А как же быть с пресс конференцией?– потерянным голосом бормотал ему в след Председатель Изберкома.

–Повесте мой портрет. Живопись любят все.

Чиновнику хотелось повесить его самого.

Астрел вышел на улицу беззащитно щурясь и вновь одел очки. До дому он так и не дошел. Завернув к отцу Аквитину поделиться радостью о возрождении Карэла. Ожидая его преподобие он уснул в прихожей на каком-то сундуке.

Ему снился свет. И как тенистые сумерки отступающей армией покидают Норингрим.

Солнечные лучи чернили пыльную листву. Возвращаясь домой Астрел воспользовался калиткой с шипастыми завитками, через которую сквозь стену храмового сада выходила по утру на площадь Хавада.

Тени не ушли. Они остались. Заслоняя громадноглазое небо сомкнувшимся трепетом крон.

Астрел пронизывал серебряный смех Сати. Проказница, как оказалось позже, отнесла вазочку угостить Юджина конфетами. Мальчишка орал дурным голосом вылавливая шевелящиеся фантики набитые жирными пушистыми гусеницами.

Кусты сплетали, стискивали тропу. Огибая дальний угол сада Астрел пытался понять чутьем, а не лезть ломая ветви. Ему было принципиально отыскать жену самому. Естеством. Ни у кого не выясняя, лихо по гусарски, предстать хозяином в доме. Главной частицей единого организма где ни победителей ни побежденных не судят.

Астрел стал усекать шаги завидев благоверную и дав себе устояться. Напитывая себя ее присутствием.

Взявшие поровну от дня и ночи, и от того полу правдивые, тени расходились от угла мезонина двумя неодинаковыми половинами. И между ними, под деревом, спиной к нему приседала Эмили. Ее плечи работали и среди встряхивающихся кудрей переливающейся силой, казалось, потрескивали молнии. Все в нем радостно тревожилось от сладостного обожания. Он себе одному тайно внушал трусливое своеволие. Как после большого поступка хочется побыть без инициативным. Человек сплетенный из привычек и не суть важных вещей. Приложений к понятию быть счастливым. Он был склонен порождать суету не досчитавшись чего-то или кого-то. Все целиком теперь были в доме. Возвращены. Рядом. Те кто были ему ближе всех, должны его повседневно окружать, немного развращая этим Астрела. Он жертвовал мелочами во имя общего ощущения. Умозрительно понимая и не дозревая в своем понимании. Он хотел бы перевести свою семью в форму собственности, а не в сферу чувствований и переживаний терзающих мозг и сердце. Он бы и в правду хотел коллекционировать их возле себя. Но рабство любви запрещено здравым смыслом и чем-то еще, вызывающим омерзение от одной мысли об этом.

Безответственные эмоции самые непосредственные.

Астрел застрял в этом состоянии комплексуя в жестких объятиях обстоятельств, как, наверное, всякий мужчина на его месте после ссоры с любимой.

Побаиваясь жену ты делаешь ей самый неоднозначный комплимент.

Шамкающий но безротый шелест бриза с реки очень походил на шепоток. Ярко-зеленое перемигивание сквозящихся лучиками крон на солнечной стороне сада то тускнело, то ярко подрагивало в такт с ее короткими движениями.

Астрел подошел совсем близко.

Эмили словно собралась доить низкую, колесно трубчатую корову и ее полу скрывали травинки. Велосипед сына столько лет простоял а сыром чулане. Теперь она усердно оттирала ржавчину, не желая мириться с этими рыжими пятнами, особенно неуместными на сверкающих хромированных крыльях и руле.

Наверное сын еще спал. Они всегда очень много спят поначалу ...

С травинки на плечо Эмили пытался переползти жужильный сверчина. Ломкие, длинные, все в заусиках, передние лапки насекомого зацепились за ткань кофточки, а травинка пружинила, приподнимая острое перламутровое брюшко. От чего жужильной сверчине для равновесия приходилось расправлять сухие загогулистые крылышки.

Астрел подкрался, сощелкнул ногтем сверчину и тот обиженно затрещав крыльями умчался фитилем в лучисто-голубое небо.

Эмили испуганно выпрямилась. Стебель ее тела вырос в одну секунду. Волосы, как облегченный небесный свод над ее головой, развивались нимбом. Когда она обернулась ее кожа была очень бледной как у ребенка. Женщина метнулась взглядом. Белые атласные голуби выбившегося лифчика заострили клювики – грудки. Даже теперь, с этой тряпкой в руке, в передернутой кофточке женщина из нее била через края.

–Ты ходишь как привидение.– отчитала она его.

–Привидение от слова "видеть". Ты думала обо мне, вот я тебе и привиделся.

–Я могла думать лишь о Карэле. Как он?– Эмили спрашивала невразумительно взбалмошно отвергая ответ.– Мне его сон показался таким крепким, что не стала ... может я зря не разбудила ... Наверное зря.– Говоря в слух мучившие ее слова она горячилась и комкала суть.-А то мне кажется что он как тогда ... до того ... будто ничего не изменилось. Хотя Хавада сказала что сама видела как он замечательно двигался,– тут же поправила она себя.

Она еще как бы смела не верить! Это казалось Астрелу невозможным. Невообразимо неслыханным. Богохульно жестоким. И он сказал ни граммочки не жалея ее:

–Ответь. Я хочу знать правду. Только и сейчас ...

Эмили увидела как у мужа, возле ушей, перекатывались вспухшие желваки.

– ... скажи, тогда, в тот день когда я поймал Хаваду пытавшуюся задушить Карэла подушкой. Признайся, она сделала это по собственной воле или по твоему наущению?– его ноздри тонко импульсивно трепетали. Напряжение в пролете губ выказывало страх услышать очевидное. От храмового вина его лицо полыхало горячим бликующим катафотом. Но ему нужно было освободиться от этой душевной ноши.

Ветер теребил легкий подол ее платья. Неминуемые складки были несравнимы с теми тенями, которые потушили ее лицо.

–Думай как хочешь.

–Ты все сказала,– глаза Астрела густо чернели, как щель в полу, куда закатилось обручальное кольцо.

–Хочешь никому не верить, тогда продолжай притворяться. Не стесняйся. Это жестоко и не честно. Так и сходят сума, добивая самых близких и потому легко обвинимых. Только себя не мучай.

Что мы знаем о себе придуманном в голове любимого человека? Да ничего.

Как у нее пульсирует синяя жилка. Раньше не было.

В идеальное не влюбиться, не оживить чувства гибельной самоотдачей, посвятив всего себя мрамору от которого отсечено все лишнее.

Когда он обижал ее, она бледнела и становилась бесстрашной:

–Выходит, ты и не знал меня никогда?

–Потому и любил.

В сиянии любящего сердца обласканный без тени живет. Знать не зная каким холодом бездонно ночное небо. Но в дальних пределах, облетев круг, твое солнце вернется. Как возвратилась она.

–Ты веришь только себе. Ты подозрительно хрупок, истаяв от вечного напряжения. Как же тебя еще-то надо неудобно повернуть чтобы ты разул наконец глаза, переломив пополам последнее из неосуществленных желаний и перестав контролировать всех наконец-то расслабился и признал, что не все ошибки совершены зря.

Главные проповедники это жены. Они сами находят грешников и выходят за них замуж.

В ней была экспрессия. Живой взрыв неудержимого огня. В себя влюбляют мелочи. Даже изъяны. Такое женщина понимает сразу и пользуется этим по мере надобности, проводя пол жизни перед зеркалом или приманивая мужчину естественной плотской красотой.

Если прекрасный пол когда нибудь что нибудь и погубит, то лишь грусть равноправия с мужчинами.

–Куда это ты вырядился?– злясь но не тревожась спросила Эмили.

–Иду на пляж. Где ровный песок и все доходчиво. У тебя слишком красивые ноги чтобы их заслоняла трава. Пойдешь со мной?

–Ты невозможен,– она швырнула в него тряпку.

Пальмы на "Гавайке" не пострадали.

Она коснулась его мокрыми, холодными подушечками пальцев. Густые, тяжелые ресницы набухли слезами. Эмили в слепую подставила ему перенервничавшие, слегка покусанные, старающиеся обезволить его своими дрожащими поцелуями, губы.

Женщина не столько в слабости, сколько в послаблениях своих восхитительно загадочна и прекрасна.

Эмили пыталась быть шире пределов, прежде чем ее плечи сузились и мелко затряслись у него на груди. Мало отделяя себя от нее Астрел искренне боялся продавить ее зыбкую сквозь себя, когда обнял и поцеловал.

Я умудрено жив

Я оживленно мертв

Ласкательный падеж

Спряжений языков.

Касания – пароль отношений. Он втирал в себя запах ее кожи как бальзам благовония. Все клятвы, все зароки, куда что девалось, когда он вот так чувствовал ее.

Комкая пряди и понимая как она бесхитростна в своей мудрости. И как правдива в слабости своей.

Все что нам не дано понять, скорей всего непонято никем. Ты можешь попробовать. Или быть счастливым.

Выбор есть.

Мы сами терзаем себя, пока мучаемся им. Сильный прощает, а слабый мстит. И еще не придумано наказание для того, кто в сердце твоем не подсуден.

Смысл семейного счастья в том чтобы не забывать того, что невозможно у нас отнять и зависящее только от нас. Они взяли блистательный реванш вспомнив цену многим вещам и возвращая себе душевный комфорт.

Астрел вновь привлек к себе Эмили и стал слегка грубовато и хищно шарить по ней руками.

–Что ты делаешь?– в ее вопросе была лишь толика тревожного стеснения граничащего с кокетством.

–Пытаюсь отыскать где же у тебя пимпочка.

–Что такое?

–Ты у меня вся такая тугая и упругая словно подкаченная легчайшим воздухом. Вот я и ищу на твоем прекрасном теле дырочку с пимпочкой.

Эмили взвизгнула, шлепнула мужа по рукам и тут же вырвалась, не утратив игривого настроения.

Слезы радости на глазах женщины как роса на цветках. Ее жеманство – сущая отрада. Эта цветущая нежность кожи расписала в те же цвета стены его душевного храма.

Глядя в нее он больше понимал красоту всего остального и ненавидел то липкое, что вновь поднималось в нем.

В минуты счастья мы легко способны на предательство.

В колодцах его глаз скользко плеснулось что-то донное. Давнее. Если до того Эмили подскакивая танцевала над травой, то теперь спешилась поспешно гася улыбку.

–Ты чего такой сделался?– она уже нагородила у себя в голове буреломы, подпирающие завалы из несуществующих бед, что даже взгляд не проворачиваясь остановился и врос в Астрела.

–Не знаю ... Я никогда не был достаточно хорош для тебя.

Бессовестно последовательный в своем эгоизме он нехотя вытянул из себя, как вырвал пучек ни в чем не повинных стеблей с мокрыми комочками земли на волосках корней-торпедок.

–Ты когда нибудь любила его?

–Нет.

Астрел швырнул пучек себе за спину и отряхнул руки.

–Ты ответила так скоро, даже не переспросив о ком ...

–Когда же ты наконец повзрослеешь и поймешь, что Валерка Самородов – это единственная моя преграда не позволившая мне раствориться в тебе полностью до сих пор.

–С рожками и ножками?

–С колечками и овечками. А лицо такое довольное делать не стоит. А то я чувствую себя полной дурой что вот так запросто, без шубок и прочих контрибуций созналась тебе в этом.

Поступки мужчин это доказательства силы чувств.

Он подхватил ее на руки. Как не делал давно. С тех пор как дети стали все понимать.

А взрослые перестали ...

Неподалеку, на пятом километре, сразу через переезд, на этой стороне «Крикливой Грэтты», находились общевойсковые склады.

Как капля жира стекающая по обжаренной горячей лытке, полноприводник мчался с горы к зданию управляющей конторы. Двигатель гудел нагло и напевно. На последних метрах Пешеван заглушил мотор и машина зашуршала покатившись накатом.

–На голодный желудок ничего делать нельзя. Не годится. Нервы оставишь. Как ты собираешься понять нас Фраков, если не будешь употреблять любимую нами пищу?! Все надо попробовать.

Рон знал какие цели преследует Пешеван и был пришибленно тих, царапнув обкусанным ногтем панель обтерханного полноприводника. Его подживающее лицо переливалось всеми цветами радуги.

Грау Альвес Пешеван изъявил желание отведать на ужин в обществе вражеского десантера улиточных сеченей из горячего источника под чесночным соусом и майонезом. По крайней мере обещано было так.

По законам высшей дипломатии Рон мог расценивать это как кулинарную месть за пугливое поведение некоторых, во время демонстрации "Аквармики". Больше все это походило на насмешку со стороны главы тайной службы. Издевательское поощрение.

Они заехали на войсковой склад и пока Пешеван, самолично выбирая, одалживался щипчиками для колки золотисто-оранжевых панцирей, скребком для выковыривания улиток и какой нибудь емкостью, Рон и двое оставшихся его сторожить егерей "коммандос" смотрели телевизор. Экран был маленьким, встроенным в переднюю панель автомобиля. Там речь держал тот же любитель улиток, только в записи. Пешеван на экране был в новенькой форме с золотыми позументами и малиновыми лацканами обшитыми по краю вышивкой в виде листьев краколиста. Погоны обмахнули с неба звездную пыль и тонкая, чуть сероватая водолазка трикотажной стоечкой облегала бычью шею Грау Альвеса Пешевана. Говорил он с удовольствием в своей привлекательной манере лидера:

"Они воровской самонадеянной шайкой крались по нашим улицам совершая шпионский рейд, беззастенчиво заглядывая в окна домов и тревожа покой мирных граждан вынашивали преступные замыслы и вероломно готовили их осуществление. Хладнокровно и расчетливо всаживали сталь и палили из всех стволов, убивая наших братьев и отцов выступивших на защиту своего отвоеванного мира ..."

Пешеван охотно показывал в улыбке ровные, красивые зубы. У него были повадки кино звезды. Он широко улыбался той улыбкой славного парня, которая должна завораживать женщин любого возраста.

" ... Я верю в безопасность, не потенциальную, а официальную и реальную. Без страстей, с одной только осмысленной полезностью. Силой возложенной на меня власти я и мои товарищи предотвратили масштабный террористический акт, при осуществлении которого могли погибнуть тысячи ни в чем не повинных граждан Фракены. Вражеские лазутчики попрали законы Божьи и человеческие и они ответят за свой преступный грех."

Рон сидел на переднем сиденье, совсем рядом с экраном. Оба "коммандос" у него за спиной. Один зевнул и со стоном потянулся. Бдительно спокойные, егеря позволяли себе слабину. В этом тоже была какая-то особая презрительная вежливость, знать что предателю некуда бежать и делать вид что стерегут его возможный побег. Не слишком тонко отыгрывая служебное рвение по приказу главы тайной службы.

Трансляция повторялась весь день.

Шландая в закатанных штанинах, в майке-алкоголичке и драной соломенной шляпе идущий от склада басяк никак не мог быть тем же человеком, которого транслировал светящийся экран. В левой руке главы тайной службы покачивалось эмалированное ведро с погнутой ручкой, в котором позвякивал скребок с щипчиками. Правой он хлестко размахивал как розгой и шел к машине проветривая подсачек.

Изображение передернулось, зарябило, порвалось и вдруг картинка вновь обрела четкость. Худенькая, тревожно стреляющая глазами девушка, с короткой, чуть растрепанной стрижкой пыталась перекрыть улыбкой охватившее ее волнение. Белый, безупречно лаковый особняк Магерата Правительственного Национального Союза за ее спиной фарфоровой безделушкой прятался за тернистые кусты многочисленных клумб. Ветер тряписто колебал флаги. Телеведущая открыла рот и торопливым голосом звонко произнесла:

–Скандалом закончилось подведение итогов голосования за право обладание спорной планетой. Астрел Сатерлан, признанный "Правовержец" для решения данного вопроса узаконил ее владение за Перво землянами. Рядом компетентных лиц предложено усомниться в дееспособности наследного хомодермика. Но при всей своей юридической весомости они, по хорошо известным причинам, отказывались выдвинуть обвинение ему лично. Обстоятельства выясняются.

Скрывая лихорадочное возбуждение Рон, с пьянящим замиранием, просмотрел тут же последовавший повтор экстренного репортажа от здания Магерата. В какой мере проделанная ими невероятно трудная солдатская работа имела отношение к этому сообщению космодесантник мог открыть только теперь.

Егеря "коммандос" сопели и шипели за спиной как выстрелившая из пламени головешка, сразу угодившая в лужу. Один не то заговорил, не то завыл с надрывом:

–Потрясающая лажа!

Второй пихнул его в бок и оба завозились на своих сиденьях.

Хищный, радостный и стремительно пыльный Пешеван запрыгнул в машину на водительское сиденье. Он почуял неладное тотчас.

По телевизору уже начинался новый повтор главной новости дня.

Парус терзаемый бурей был менее переменчив чем мимика на его лице. Рон теперь смотрел только на него: на эту смену дня и ночи, на трение тектонических плит его зажимающихся челюстей, на урочища и распадки меж набухающими желваками. Порывисто сверкнувший взгляд казался остро хрустальным. Как алмаз в стеклорезе. Пешеван незамедлительно полоснул глазами. Его рот шарил по крохотному пространству кабины:

–Это ему цацки что ли подарки такие делать?!– Пешеван опомнился и переведя дыхание улыбнулся.– Да нет, не может этого быть,-обнадежил себя глава тайной службы, но это не помогло.

Незыблемый, дерзкий, поживший, способный таить свое ехидное злорадство сколько душе будет угодно, глава тайной службы постепенно приходил в себя. Пешеван огляделся вокруг, будто ища поддержку и неминуемо натолкнулся на Рона.

–У меня соблазн. Можно я тебе что нибудь сломаю? Нос например?

В глазах Рона было столько созерцательного равнодушия, что казалось будто пустота смотрит сквозь степь и ледяную пустыню, прямо на кончик, обросшего капельками пота, носа главы тайной службы.

–Часть нашей профессии – умение проигрывать. Обходитесь без само предательств. Вы потом сами себе не простите.

–Нука, нука,– едва не перекосившееся яростью лицо Пешевана вытянулось, выправляясь от любопытства.– Ты никак знаешь откуда у этого бредового сообщения ноги растут?

Рон прислонил голову к подголовнику. Когда он заговорил, его слова были сухи и так же отчуждены, как и выбранная им поза:

–Спутник пропустил сквозь усилитель ультра частотные волны, читая и записывая телевизионный сигнал экстренного выпуска новостей. Переформатировал, упаковав серию импульсов и переслал импульсным передатчиком на борт обтекаемо устремленных клиперов. У пилотов дрейфующей пятерки кораблей позиция "В шлеме". Готовность исчезнуть в сингуляризованное пространство две минуты. Вашей аэрокосмической разведке все равно не успеть с перехватом. Перво земляне узнают о решении "Правовержца".

Пешеван долго укладывал ведро, потом вздрогнул чуть дернувшись в сторону и скептически заметил:

–Ты лжешь, болван. Опять пытаешься меня одурачить, трепло. Мы проверяем каждый сигнал ушедший вне сквозь пароли протоколов связи, расшифровать которые вы не смогли.

–Ваша шифросистема высоко надежна,– согласился Рон.– Это был корабль нашего запуска. График траекторий ваших спутников загружен в кодировки шкипер-системы малого спутника шпиона, подвязавшегося к вашему навигационному спутнику по синхронной орбите и потому не дающему отдельной засветки.– Рон говорил без суеты и радости, скрывая успех, стараясь быть точным и лаконичным. Как метроном.– И чтобы не совершали ненужных телодвижений, сообщил сразу. В спутнике запустился механизм саморазрушения.

Несмотря на присутствие четверых мужчин кабина казалась пустой и гулкой. Пешеван произнес совершенно чужим голосом:

–А что это ты так разговорился? Раньше все больше в молчанку играл,– обветренно резкий рот главы тайной службы обдал Рона свистящим дыханием.– Я пребываю в раздумье, ты параноик или экспансивный авантюрист?

–Высечь его с оттягом, чтобы кожа со спины как нарезка ломтями сползала,– подсказали сзади.

Царапина ухмылки в распухшей мякоти поджатых губ и зрачки, как маленькие островные твердыни в море пустоты не таили коварства, потому что Рон впервые получил возможность озвучивать правду:

–Я четко понимаю что вызываю в вас хроническое недоверие. Наберитесь терпения и имейте мужество выслушать меня до конца. Жизнь разведгруппы всегда висит на волоске и чем меньше этот пресловутый волосок отягощен информацией, тем больше шансов что он не лопнет. Главком Крейг в нашей группе являлся объявленным оперативным провидцем. Всеведущим и вездесущим. Его смерть была чистым самоубийством. Он покончил с собой зная свое финальное проявление. И уже я, по большей части тайно, нацеливал группу на объект, рассчитывая соответствующие контр ходы.– Рон громко, всем голосом добавил:– Потому что я являюсь не объявленным оперативным провидцем в в разведгруппе захваченной вами в полном составе.

Пешеван мускульной массой рванулся в беззвучном крике. В его глазах проносилась вороненая сталь:

–Ты имеешь наглость утверждать что если бы я распознал тебя в твоих опасных способностях, то ты узнал бы об этом сразу, в тот же миг?

–Раньше,– у Рона хватило выдержки ни поменять ни позы, ни взгляда. Он действовал безукоризненно верно.

Для Пешевана это был трудный, обидный, страшный момент. Его лицо покрылось неровными красными пятнами, демаскируя вулканическую деятельность мыслей творящихся под черепом главы тайной службы.

–Вот и разгадка почему вам удалось зайти так далеко. Я знал что это не просто везение. Значит таким финтом вы меня обскакали. Объегорили,– горестно и надменно произнес Пешеван.– Но "Аквармика"! Это оружие последнего поколения. Оно то было настоящим.

Чем секретней тайна, тем ценнее должен быть слой пыли ее покрывающий. Тут было важно не продешевить с моментом признания и путь пленения был способом продолжения борьбы. Я слил секретнейшее оружие как дезинформацию, чтобы вы окончательно поверили в идею диверсии. Вас нужно было смертельно напугать чтобы у вас и сомнений не было, что вы капнули где-то не там. Если ты хочешь выиграть, то должен тщательно прятать свой решающий ход. Крупная, доказательно продемонстрированная правда отвлечет и замаскирует любую подтасовку. Убив себя Крейг уравнял шансы, дав время осознать всю серьезность нашего отряда. А когда его душа обрела тело Карэла он довел партию до победы. Вас можно было обыграть только в этом,– чуть сбивая агрессию закончил говорить Рон.

–Пока мы хлопали ушами он, будучи мертвым ... мертвее не бывает, преспокойно поразил цель. Расчетливо и красиво. В самое яблочко.– Пешеван замотал головой и в своей резкой, категоричной манере возразил:– Все равно не получается. Между Карэлом Крейгом нет никакой кровнородственной связи. Значит это очередная ложь! Ты опять мне зубы заговариваешь?!– почти торжествуя воспрял духом Пешеван, поймав Рона на обмане.

–В таком деле самозванцы не проходят. И там где работает оперативный провидец случайностей не существует. Крейг Сатерлан был самым близким родственником Астрела Сатерлана на всей нашей планете. Мы точно преследовали генотипичность по кровнородственной линии. Сколько бы вы не пыжились а корни вашего генеалогического древа покоятся в почве Перво земли. Оттуда и растут ноги всей этой истории.

Брови Пешевана дрогнули: тактическая правота Рона, легкость его внутреннего настроя, незыблемое понимание сути вопроса, раскрепощенность, все это разрешало ему верить. Кругом все было слишком мелким и хлипким в сравнении с провалом ... они говорили в холостую, поскольку все уже состоялось, свершилось ...

Нельзя срываться. Надо было достойно пережить этот разговор.

Понуро качая головой Пешеван строго и не ко времени торжественно спросил:

–Выходит ты вел меня до этой точки, до этого репортажа, до этого разговора? Как провидец?

–Гадайте как хотите, но думайте. Думайте! А не ловчите.

–Невозможно с тобой говорить,– сокрушенно нахохлился Пешеван.– Ты действуешь на опережение передозируя поспешность с которой можно принимать решения. А из недодуманных секунд сложена история человеческих ошибок. Тебя не должны любить даже свои.

–У каждого провидца свое одиночество. Это въедается в нашу суть.

–В жизни своей ни с чем подобным не сталкивался. Не знал что оружие прогноза существует,– признался Пешеван.– Почему бы вам просто не подбросить нам тело Крейга. Тем более что все к тому и шло?

–Сроки. Другие претенденты из числа Сатерланов, давно ушедшие в мир иной, могли разрушить наши планы в отношении скончавшегося сына Астрела. А смерть Карэла и самоубийство Крейга разделял короткий временной период. Они оба еще как бы не до конца ушли. Если вам так будет понятно. Не застарели в своих смертях. Нам оставалось лишь вовремя доставить тело Крейга Сатерлана на священное место Бого вспоможения до пятнадцатого радовника, чтобы не опоздать на целый год, как вы понимаете.

–Крейг Сатерлан был специально для этой операции внедрен в группу заброски?

Рон мотнул головой, соглашаясь.

–Без Астрела Сатерлана ничего бы не выстроилось. И слово "операция" в особом контексте Фракены приобрело двойной смысл. Его решение "Правовержца" для нас самый ценный трофей. Процессуальной практики оспаривания этого решения не существует. Теперь это свершившийся исторический факт и его решение вступило в силу. Механизм которого не остановим.

Они сосуществовали в крохотной кабине машины как две хищные рыбины в маленькой банке. Виски Пешевана казались пергаментными.

–Теперь какая разница?

–Бойни не будет. Это не может быть не важно,– Рон вновь был убийственно точен.

Воинственно беззащитный, уязвленный Пешеван существовал на токах высокой частоты и не мог говорить без накала:

–Похоже, тебе все удалось. Ты уже никуда не спешишь. Дожить до осуществления того что ты задумал, это не вопрос разницы биографий, это вопрос различия мастерства. Все то ты упредил. Так повернул и поставил чтобы все как тебе надо и получилось. И знаешь в чем фишка? Я тебе действительно верю. Как долго ты можешь держать ноту предвидения?

Разведчик в нем продолжал сбор информации.

–Когда как. Я очень приблизительно представляю как это во мне работает. А у вас, в мире, где реальна подмена и продление жизни многие вещи меняют свой смысл и подоплеку.

–Опять темнишь. Ярко лжешь скрывая далеко идущие планы. Крупица правды на тонну лжи и выдача желаемого за действительное. Потерпевший фиаско не желает знать формулу сыворотки правды преподносимую врагом. Потому как у слабости нет чести, а значит и честолюбия. Все что ты мне сейчас говоришь разъедается гнилью и осыпается трухой еще до того как твое дыхание доносит слова до моих ушей. Они устаревают на лету. И я не могу пустить время вспять и хоть что-то переменить,– Рон ловил сгущающееся в его голове напряжение.– Запоздание длинною в победу. Толика выгоды во всем этом все же есть. Никакие твои слова не могут связать меня по рукам и ногам. Между нами нет уравновешивающей значимости. Чем ты постоишь за себя, чтобы я стал разговаривать с тобой на равных, прорицатель?

–У меня есть обменник,– Рон шлепком положил руку ладонью вниз, словно поймал Пешевана на слове.

Запоздало среагировавшие на резкий жест диверсанта егеря "коммандос" вскочив ударились головами о низкую крышу кабины и по жесту главы тайной службы сели на попы ровно.

Легкая ухмылка тронула рот Рона:

–Меновый лот на "Салюту Млечную", пусть не такой прекрасный, но цены небывалой. Бескислородная планета перенасыщенная редкоземельными рудами. Ее номер на три цифры отличается в космическом атласе Жегрикова от "Салюты Млечной", но зато она у вас буквально под боком.– Рон перевел кондиционер в салоне полноприводника в положение "обдув лобового стекла" и на запотевшем пятне пальцем намалевал литер планеты предлагаемой Перво землянами в замен "Салюты Млечной".

Пешеван сразу повеселел. Загнанная внутрь страстность вдруг смыла трагическую маску безысходности с лица главы тайной службы. Тут было о чем говорить! Хотя с подсачеком для ловли улиток он выглядел непрезентабельно.

Радость родившаяся из злобы здорово раздразнивает аппетит. Но на экзотической кухне Пешеван больше не настаивал.

Редисовые купола храма «Встречи Отсроченной» сверкали золотыми глыбами. Сати вертела головой и легкомысленно болтала ногами в колготках, крутясь на вращающемся лаковом диске стула.

Отец Аквитин сидел на скамье, на заднем дворе и дремал в теньке сморенный зноем, опершись спиной о широкий выступ стены и сложив руки на коленях.

У дома Сатерланов было людно как на ярмарке. Падкие до сенсаций журналюги и телевизионщики оккупировали лужайку у парадного входа в надежде интервьюировать скандального "Правовержца". Весь этот табор расположился с фасада дома хомодермика. Они там и сям прохаживались, заглядывали в окна.

Подкравшийся папарац лучезарно улыбаясь демонстрировал девочке шоколадку и не дразня опускал столь ценное для всякого ребенка лакомство в щель между рамой и приоткрытой оконной створкой интересуясь, а дома ли ее папа? Сати насупившись забирала шоколад и начинала медленно, торжественно кивать, демонстрируя пробор от двух тугих "хвостов" и отрицая тут же мотала головой из стороны в сторону. Так повторялось несколько раз пока выдерга резко не захлопывала оконную "пасть" и не начинала вращаться на стуле.