Текст книги "Зодчий. Книга I (СИ)"

Автор книги: Юрий Погуляй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Зодчий. Книга I

Глава 1

Аннотация

Здесь я – сын купца. Единственный простолюдин среди Зодчих Империи. Но у меня есть особые таланты и особая цель, а значит столь досадное неравенство ненадолго. Глупые властители этого мира умудрились призвать богов Изнанки, осквернив целый континент, и поэтому отсюда нужно делать ноги.

Но для этого мне нужен укромный уголок среди бескрайних лесов Сибири, где никто не помешает построить Врата Семи Миров и покинуть столь недружелюбное место. Я много работал и нужное распределение уже у меня в кармане!

Стоп! Что значит «назначен на пограничный фронтир»?

Ладно… Планы меняются.

* * *

– Увы, это подделка, – сказал я, и атмосфера в лавке антиквара Петра Васильевича Гордеева сразу напиталась тревожным напряжением. Мой ответ очень не понравился клиенту. Опять. Как же они предсказуемы, эти дворяне, жаждущие продать своё драгоценное барахло.

Молодой аристократ, притащивший брошь на оценку, разинул рот в немом возмущении, а Пётр Васильевич ожидающе посмотрел на меня поверх очков. Он уже пару дней изучал эту вещицу и всерьёз планировал рискнуть всем и купить украшение, но перед такой сделкой всё же решил в очередной раз нанять меня. Не зря.

– Камни настоящие, материалы оправы тоже, – пояснил я, скорее для хозяина лавки, чем для бледного благородного юноши. – И даже клеймо автора есть, но оно подделано. Это копия. Хорошая, но копия. У предмета почти нет Эха, а значит, работал человек без таланта. Мастеровой, каких много.

– Этого не может быть, – через несколько секунд гробового молчания проговорил аристократ. – Вы ошиблись!

– Простите за плохие известия… – в такие моменты людям чаще всего нужен тумак или поддержка. Этот в драку не лез, поэтому я готов был проявить сочувствие.

– Он ошибается! – воззрился дворянин на моего нанимателя. – Это фамильная реликвия! Эту брошь создавал сам Венцов!

– Вот ведь как… – на выдохе сказал Пётр Васильевич, с огромным сожалением посмотрел на прилавок, где сверкала драгоценными камнями брошка. – А так похожа… Вот ведь!

– Объяснитесь, Пётр, – взвизгнул аристократ. – Что это за юноша и почему он лжёт про наследие моей бабушки⁈ И это ваша экспертиза? Мне вас рекомендовали как лучшего в Петербурге!

– Вам совершенно правильно рекомендовали, – задумчиво произнёс антиквар. – Я работаю с Михаилом Баженовым уже год, ваше благородие, и ни одной осечки у него не было. Всегда самое быстрое и точное решение. Эта брошь стоит столько, сколько стоят материалы, из которых она сделана. Из уважения к вашему роду я готов дать вам за неё пятьдесят рублей, не больше. Работа не Венцова, и ценности не имеет. Вот.

Аристократ побагровел, уничтожая взглядом то Петра Васильевича, то меня. Губы же его, напротив, побелели.

– Это оскорбительно. Брошь – великая ценность в роду Чиваркиных! Она передавалась от матери к дочке уже три поколения! Вы хотите сказать, будто всё это время семейная реликвия была пустышкой⁈

Мне хотелось уточнить, как с такими традициями брошь оказалась в мужской руке, но… К антикварам дворяне приходили не от хорошей жизни. Чего паренька ещё больше тревожить. Сейчас пробежится он по стадиям принятия, от отрицания до депрессии, и всё забудется.

Но тут родовой перстень дворянина засверкал, реагируя на проявление дара. Так, он уже добрался до стадии гнева. Однако Чиваркину стоит быть чуточку сдержаннее. Потому что горячих голов на каторгах потом дохнет порядочно, вне зависимости от чинов и титулов. С полицией не забалуешь.

Тем не менее внутренне я подобрался, продолжая хранить невозмутимый вид. Противник из Чиваркина аховый. Парень из воздушников, причём слабых воздушников. Первый ранг с хвостиком. Либо сам не занимался собой, либо в роду у него могущество сравнимо с этой брошкой. Один вид, а не сила.

– Прошу, ваше благородие, не совершайте ошибки, – мягко попросил я дворянина и слегка задействовал свои способности. На полу задрожали, поднимаясь, крупицы земли, принесённой сюда на подошвах посетителей. Аристократ почувствовал возмущение магии, опустил взгляд и изумлённо застыл. Я же продолжил:

– Я бы очень не советовал вам гробить свою жизнь на самом её рассвете.

Пётр Васильевич не вмешивался. Уже видел такие демонстрации прежде.

– Земельный… – выдохнул Чиваркин. Обжёгся о мою ледяную улыбку и благоразумно унял свой дар. А парень не идиот: сразу понял, чем чревато.

– Он лжёт! – дворянин перешёл к увещеванию хозяина лавки. – Кто бы он ни был – он лжёт! Эта брошь работы Венцова! Я докажу вам! Я пойду в Комиссию и вернусь с их вердиктом, и тогда… Тогда… Я расскажу всем! Весь Петербург будет знать о том, как с благородными людьми обходятся в вашей занюханной лавке!

Старый антиквар покачал головой. Он и сам был расстроен столь неприятной новостью. За хорошую вещь с Эхом можно неплохо выручить, если знать нужных людей. Пётр Васильевич таких знал. На грубость аристократа он внимания не обращал. Тоже наслушался уже. Однако немного прищучить дворянчика следовало.

– Увы, ваше благородие, – вежливо добавил я. – Комиссия ответит вам тем же результатом. Но, полагаю, Петра Васильевича могут заинтересовать ваши запонки. Или же ваш клинок.

Дворянин испуганно положил ладонь на рукоять меча, будто пытаясь его спрятать. Вряд ли он когда-нибудь вытаскивал его из ножен, но работал с этим оружием очень талантливый мастер. Да и в запонках осталось Эхо неизвестного мне ювелира. Не чета клинку, но всё же.

– Это фамильный меч! – выдохнул юноша. – Высочайшей ценности. А запонки… Откуда вы знаете?!.

Гордеев чуть оживился, нацелившись на новую драгоценность, но аристократ замотал головой.

– Нет. Нет. Я всё равно вам не верю!

Он в сердцах схватил брошь с прилавка, замотал её в тряпку. Взгляд Чиваркина преисполнился ненависти.

– Понимаю ваше негодование, ваше благородие, – сокрушённо вмешался Пётр Васильевич. – Но так бывает. Истории предметов часто оказываются не такими, какими мы ожидаем. Вот.

– Вы просто сбиваете цену! Ноги моей больше здесь не будет! – воскликнул дворянин и вышел из лавки. Дверь за ним громко-громко хлопнула. Пётр Васильевич тяжело вздохнул, повернулся ко мне:

– Экий он нервный! А ты снова меня выручаешь. За венцовскую вещицу можно было бы и две тысячи попросить. Есть у меня артефактор, который бы к ней прицепил бы что-нибудь мощное. Но раз нет Эха… То и возиться с этим нет нужды. Вот. А что там за запонки?

– Думаю второй уровень Эха. В клинке четвёртый минимум, – пояснил я и протянул антиквару руку, раскрытую ладонью к потолку. Пётр сокрушённо вздохнул, достал бумажник и выудил оттуда десятку. Я кашлянул, и Гордеев закатил глаза. Вложил ещё червонец.

– Это ведь всё равно дешевле, чем в комиссию идти, – подмигнул ему я.

– Что, правда, то, правда, Миша. Запрут на месяц вещицу, а там ещё и ошибутся потом, бумажки свои поперепутают и время потеряешь, и деньги потеряешь. Повезло мне с тобой, Миша. Повезло. Редкая у тебя способность выпала. Быть тебе дворянином, клянусь, ежели глупить не будешь. Вот.

Лишняя десятка никак не расстроила Гордеева, потому что если бы он купил фальшивую вещицу на свой страх и риск, то потерял бы гораздо, гораздо больше. И не только в деньгах, а ещё и в репутации.

– Спасибо, Пётр Васильевич, – улыбнулся я ему. Даже жалко, что наши дорожки скоро разойдутся. За этот год мы почти сдружились. Ворчливый мужик, конечно, но правильный. Мне будет его не хватать.

– Как там твоя учёба? Долго осталось? – он будто почувствовал мой минорный настрой. – Месяц, да?

– Неделя, – поправил его я, и хозяин антикварной лавки посмурнел.

– Надо же, как время быстро летит, Миша… Ужасно как… Не передумал в свою Сибирь отправляться-то?

– Не передумал.

– Талантливый ты парень, чего тебе в той глуши делать! – вздохнул антиквар. – А здесь Петербург! Здесь возможности! Вот!

– У каждого свой путь, – уклонился от ответа я. – Всего хорошего, Пётр Васильевич. Звоните. Неделю я точно здесь.

– Доброго вечера тебе, Мишенька, – попрощался старик.

И я оказался на улице в июньском тепле славного Санкт-Петербурга. Бледный Чиваркин ещё был здесь. Он с телефоном у уха беспокойно кружил метрах в пятидесяти от входа в антикварную лавку, громко возмущаясь в трубку и размахивая свободной рукой. Расстроился парень, вижу.

Я же ступил на проезжую часть, пропуская машины, и по диагонали пересёк улочку. Мы люди простые. Нас ждало метро. Временная мера, разумеется. Потому что через неделю всё изменится.

По дороге к кампусу я заскочил в банк, чтобы забросить вырученные деньги на счёт. Не люблю таскать с собой наличность. Гораздо спокойнее, когда финансы находятся где-то под присмотром специально обученных людей. Сумма у меня скопилась не очень крупная, но на пару серьёзных покупок хватит. Которые, кстати, планировались уже совсем скоро. Как только выяснится окончательное распределение.

Из-за небольшой очереди в банкомате, где неприятная тётка средних лет очень сосредоточенно снимала себе денежки мелкими купюрами и в несколько подходов, я уже опаздывал на встречу с профессором Павловым. И это было плохо. Потому что не люблю опаздывать. Женщина демонстративно не замечала очереди, образовавшуюся из-за её медлительности и сломанного соседнего банкомата. Я посмотрел на часы. Чёрт!

Быстрый анализ энергетических линий агрегата показал ерундовую неисправность, с которой бы разобрался и дежурный банковский техномант. Так что я шагнул к неработающему банкомату и сунул карточку в щель приёмника, одновременно устранив поломку.

Отправив деньги на счёт, я коротким импульсом заблокировал карточку медлительной тётки в недрах её банкомата и поспешил на встречу. За моей спиной очередь переключилась на исправленную мной машину. Вот и славно. А та женщина всё равно ведь никуда не торопится.

У кабинета проректора я пригладил волосы, оправил форму академии и поднял руку, чтобы постучать. Однако дверь открылась за миг до этого, и седовласый Павлов мотнул головой, мол, заходи.

Его кабинет представлял собой настоящий книжный шкаф. Стены-полки, передвижная лестница, чтобы доставать до книг, спрятанных под потолком. И посреди этого бумажного пыльного царства стоял массивный стол с весьма современным ноутбуком.

– Ты опоздал, – буркнул Павлов. – Отвратительно, Баженов!

– Простите, Александр Сергеевич, – повинился я.

Павлов поморщился, обошёл стол и осторожно сел в глубокое кресло. Отложил в сторону массивную книгу, подвинулся и кивнул на гостевой стул.

– Садись.

Я осторожно подчинился. Мой покровитель в стенах Академии определённо был недоволен.

– Ты меня разочаровываешь, Баженов, – прогудел проректор. – Ты плохо начинаешь, а тебе надо быть лучшим. Везде, всегда и во всём. Посреди всех этих благородных людей выходец из простого люда должен быть лучшим. А значит, никаких опозданий! Всё всегда по регламенту. Максимальное достоинство, блестящий профессионализм! У тебя не должно быть никаких изъянов, а ты берёшь и опаздываешь!

– Виноват.

– Я знаю, о чём я говорю, Михаил, – сменил он гнев на милость. – Я был в твоей шкуре! И если бы не был лучшим, то не добился бы того, чего добился! После меня ты первый простолюдин, закончивший Академию! А значит, ты должен стать лучше меня!

Он даже не представлял, насколько лучше мне предстоит стать.

– Это очень высокая планка, Александр Сергеевич, – с уважением произнёс я. И не соврал. У него вводных насчитывалось гораздо меньше, чем у меня. Да, Павлов, как и я, родился в обычной семье. Сын шахтёра и сельской учительницы. Да, он тоже поднялся с низов и смог не просто поступить в Императорскую Академию Зодчих, но ещё и стать лучшим на своём потоке. Ну и пять лет назад он получил потомственное дворянство и под седины стал ровней среди прочих служителей Академии. Сильный дар, дисциплина и целеустремлённость. У него было всё.

Но у меня было больше.

– Высокая планка, Миша. Высокая. Но не недостижимая, как ты видишь, – без тени улыбки сказал проректор. – Теперь к делу. Документы твои ушли наверх. По всем моим данным их подпишут без запинки. Как я и говорил, из тебя вылепят символ возможностей, чтобы слегка утихомирить прессу и простых людей. Используй этот шанс, Миша. И мой тебе совет: забейся в какой-нибудь угол на неделю и никуда оттуда не вылезай, чтобы снова не встрять во что-нибудь!

– Александр Сергеевич… – протянул я, – вы же понимаете…

– Не александрсергеевичай мне тут! – повысил голос Павлов. – То, что на тебя нет официальных жалоб, это ещё не значит, что о тебе и твоей славе никто ничего не знает.

Ладно, отпираться не буду.

– Миша, ты должен добиться большего, чем я. Я вижу в тебе потенциал, и то, что твой Дар самобытен, и не является чьей-то смешанной кровью. Он даёт тебе шансы на великое будущее. Ты можешь стать лучшим Зодчим нашей страны!

– Спасибо, Александр Сергеевич, – он не видел и десятой части моих возможностей. Никто не видел. Но скоро, совсем скоро, я смогу творить спокойно.

– Будь готов. Твои родители будут на церемонии?

Я кивнул. Да, отец и мать должны были приехать уже через пять дней. Очень переживали перед поездкой. Ни тот ни другой никогда так далеко от Златоуста не выезжали. Милые, добрые, простые люди.

– Цени их. Не забывай, – буркнул проректор. Помрачнел, вспоминая свои годы. – Не забывай.

– Не буду, Александр Сергеевич.

Он постучал пальцами по столешнице, глядя в пустоту. Затем встрепенулся.

– Так, давай пройдёмся по плану, что у тебя сейчас есть, и что должно быть на банкете. Я лично должен убедиться в том, что ты будешь готов.

Я смиренно кивнул. Мне несложно было чуть-чуть поиграть роль его сына и сделать старику приятное.

* * *

Кампус Имперской Академии Зодчих утопал в летней зелени. Я шёл по асфальтовой дорожке, под сенью клёнов, в сторону жилого корпуса. Экзамены у всех уже подошли к концу, большая часть студентов разъехались по родным вотчинам, и потому здесь стало совсем спокойно и тихо. А я люблю тишину и спокойствие.

Однако уехали не все. Кто-то не стремился к родным, кому-то надо было пересечь всю страну, а то и вообще отправиться на другой материк. Вон, чернокожий Джонни Бакстер с моего потока был откуда-то из Калифорнии, и у его семьи никогда не было денег на билеты. В целом, для Западной Америки это нормальная ситуация.

Пьяные крики я услышал незадолго до того, как подошёл к своему корпусу. По интонациям сразу определил барона Богданова. Богатый и очень сложный в воспитании юноша. С ним мне пришлось за последний год поработать больше прочих, но, в целом, успеха я достиг. Ладно, пусть празднуют. Всё-таки студенты, всё-таки выпуск.

Я поднялся по мраморной лестнице, кивнул жалкому смотрителю корпуса. Дебош благородных господ мог начаться в любой момент, и взывать к порядку в самом плохом случае придётся именно ему, и никто его, разумеется, не послушает. А спросят потом по всей строгости.

– Попросить, чтобы не слишком шумели? – улыбнулся я ему.

– О, Мишенька, было бы чудесно.

Я подмигнул смотрителю, ловко поднялся на свой этаж. Апартаменты Богданова находились пролётом выше, и потому я решил заглянуть туда не откладывая. На мой стук дверь отворилась почти сразу, и на пороге оказался сам барон Богданов. Он мигом протрезвел и очень внимательно посмотрел мне в глаза.

– Добрый вечер, ваше благородие, – учтиво поклонился я. – Не могли бы вы чуть-чуть потише вести себя? Причины понимаю и приветствую, но всё же сегодня очень шумно.

Барон торопливо закивал, закрыл за собой дверь, и гул в квартире сразу утих. Я удовлетворённо хмыкнул и поспешил по ступенькам вниз, к себе.

– Кто такой? – рявкнуло наверху, когда мне оставалось сделать ещё несколько шагов и исполнить просьбу проректора Павлова, а именно: забиться в угол на неделю и не отсвечивать. – Ты, белобрысый! Куда пошёл? Ты кто такой?

Кажется, это мне. Я с искренним недоумением обернулся. Из квартиры Богданова вывалился высокий парень в распахнутой на груди белоснежной рубахе. Напротив сердца вышит герб.

– Вы, должно быть, у нас впервые, – понимающе улыбнулся я. – Понимаю. Меня зовут Михаил Иванович Баженов. Я собираюсь пойти к себе домой и насладиться покоем. Вы же не возражаете?

Белорубашечник нехорошо ухмылялся. Богданов высунулся из квартиры:

– Ваше сиятельство, не надо…

– Пшёл вон! Ты тоже решил мне указывать? – пьяно повернулся к нему белорубашечник, и Богданов торопливо исчез в апартаментах. Постепенно на площадке появились и остальные празднующие. Наверху защёлкали замки, и в лестничном пролёте показались головы других студентов.

– Какое право ты, чернь, имеешь прерывать наше увеселение? – продолжил белорубашечник.

– Прерывать? – старательно изумился я. – Ни в коем случае. Долгое обучение и яркий финал. Грех было бы не отпраздновать. Я просто прошу вас быть потише и уважать других людей. Самая малость, не находите? Вам хорошо и другим приятно.

– Я сам решу, где и как мне быть! Иди сюда!

Белорубашечник не наш выпускник, это точно. Потому что наши выпускники знают: связываться с Баженовым себе дороже. Как парня вообще пропустили на территорию кампуса-то? Я с тяжёлым вздохом повернулся и зашагал по ступеням наверх, а пьяный двинулся ко мне навстречу. Он встряхнул кулаками, и те объяло пламенем. Огневик. Второй ранг как минимум.

Тоже мне, бином Ньютона.

Глава 2

Вообще, с пьяными обращаться проще всего. Особенно с пьяными огневиками, которые и так-то соображают инстинктами, а под алкоголем и вовсе дуреют. Так что просто нужно быть чуть быстрее нападающего и думать головой, а не гормонами. От размашистого грубого удара сбоку не увернулся бы только калека. Белорубашечник бил от плеча, вложив в атаку всю свою недюжинную силу. Я пропустил его руку мимо, а затем чуть подтолкнул под локоть.

Ну как, чуть… Пришлось вложить немного силы, чтобы полёт огненного кулака закончился тем, чем мне надо. Мешочек с зачарованной землёй на моей груди нагрелся от пропущенной сквозь него энергии, и масса руки огневика увеличилась на пару килограмм. Больше и не надо. Результат всё равно будет впечатляющим.

Его сиятельство аж крутанулся от инерции, а затем взвыл от боли. Кулак врезался в стену как пушечное ядро, но потеряв прочность того самого ядра в самый последний момент. От удара по стене во все стороны полетела обугленная штукатурка. Дыра образовалась приличная, простым косметическим ремонтом не скроешь. Белорубашечник завизжал как резанный, глядя на то во что превратился его кулак. Не прекращая вопить, и держа искалеченную руку здоровой – он прислонился к стенке и медленно сполз вниз, не отрывая взгляда от осколков костей.

– Наверное, нужно вызвать врача? – спросил я у наблюдающих за коротким боем собутыльников. Те вмиг протрезвели. – Или, может быть, среди вас есть биомант?

Какой там биомант в такой компании. Этим парням алкоголь вообще ни в каком виде нельзя, так что таких компаний они сторонятся.

– Уже вызвал. Уже! – на площадке появился Богданов с телефоном.

– Приложите холодное, ваше сиятельство, – попросил я всхлипывающего белорубашечника и потопал к себе домой. Напоследок дистанционно спалив дорогущий телефон в кармане покалечившегося хулигана и его умные часы. Моя фирменная штука. Традиция. Влез в ссору с Баженовым – попрощайся с техникой. Любой. Лучше вообще покинуть территорию кампуса на это время. Среди студентов ходил слух, будто бы я продал душу богам Изнанки, получив от них искажённый тёмный Дар.

Да и не только среди студентов… Мною какое-то время очень серьёзно интересовались на кафедре Тёмной Машинерии, однако даже профессура не смогла связать легенды о губителе машин с моей личностью. Я же делал недоумённый вид и постоянно повторял, что учёным мужам верить в подобные суеверия просто недостойно. На моей стороне было низкое развитие техномантии в этом мире. Даже лучшие умы новой науки использовали чрезвычайно узкий диапазон волн, и все возмущения потоков за его пределами пока им были неведомы.

Я закрыл за собой дверь, отрезая стенания его сиятельства от своих ушей, и уже через минуту угнездился за компьютером. Открыл Роскарты, вывел на экран земли, о которых мне рассказал проректор. Сибирь-матушка. Глухие края, не терпящие излишне любопытных глаз. Способные спрятать мои знания до поры до времени. Александр Сергеевич рассказал мне о трёх вакантных местах, на которые могло прийти назначение. Вероятность 99 и 9 процента, что достанется какое-то из них. Хорошие края. Удобные.

Неужели скоро уже можно будет начать? Какое непривычное волнение. Какое неуёмное нетерпение. Я прикрыл глаза и принял позу поудобнее, пытаясь расслабить тело и выгнать из головы ненужное любопытство. Что будет, то будет. Нет смысла изучать все возможные варианты прямо сейчас. Я справлюсь с любым назначением. Щелчком мыши я захлопнул окно с Роскартами.

Шум на лестничной площадке продолжался ещё минут пять. Потом из лазарета Академии прибыл дежурный целитель, и почти сразу же явилась служба внутренней безопасности. В корпусе наступила блаженная тишина.

Ко мне, надо сказать, никто даже не постучался. Очень славно и объяснимо. Свидетелей случившемуся было полно. Да и камеры на лестницах всё прекрасно покажут и без моего участия. Плюс репутация.

Интересно, кем был этот белорубашечник? По титулу минимум граф. Я открыл поисковик, вбил в поисковую строку описание герба, вышитого на груди покалеченного. Задумчиво хмыкнул, почитав результат. Нет, не граф. Князь.

Как будто это что-то меняет. Так, ладно. Мне нужно найти хорошую гостиницу для родителей. Они впервые приезжают в Петербург, поэтому отель должен быть где-нибудь в центре. Идеально будет поселить их в районе Исаакиевского собора. У меня к нему слабость, а значит и старикам понравится. Два дня повожу их по городу, а там и церемония…

…В итоге поселил я их в гостинице с видом на Адмиралтейство и Исаакиевский собор одновременно. Очень просторные апартаменты с высокими потолками и шикарными старинными люстрами. Стены были увешаны картинами с видами Санкт-Петербурга. В основном фото, но парочка была с претензией. В рамах, под старину, но всё равно – репродукции. Бездушные, но красивые. Свои дизайнерские функции выполняли, и ладно.

Матушка моя всё ахала, обходя квартиру и восторгаясь ею да видами из окна. Отец же был сдержан и старался казаться умудрённым опытом мужчиной, который такие красоты видел сто раз и ещё сто раз бы их не видел. Он даже нашёл повод придраться к косяку проводки в одном месте. Я посетовал вместе с ним на криворукость неизвестных мастеров. И ему приятно, и разговор поддержал.

А затем наступило два дня бесконечной прогулки. Петергоф, Эрмитаж, Михайловский замок, Зимний Сад, бесконечные набережные, прогулки на катере по каналам и самые укромные, прекрасные ресторанчики центра, находящиеся вдали от туристических троп, но всё равно шикарные.

С развлекательной программой я постарался. Мне очень хотелось порадовать этих людей, пусть и не являющихся моими настоящими родителями. Но искренняя их любовь к человеку, который был здесь до меня – подкупала. Да и остатки его личности тянулись к старикам всеми фибрами. Так тянулись, что чувства прежнего Михаила Баженова стали моими.

Два дня, оставшихся до церемонии, мы провели вместе, стирая ноги в обходе петербургских достопримечательностей. А потом наступил долгожданный день выпуска. Я заехал за родителями за час до начала, на арендованной статусной машине, которую отец ни в жизни бы не заказал просто из экономии.

Маму и папу узнать было просто невозможно. Из гостиницы вышли по меньшей мере люди княжеского рода, а не златоустовский купец с женой! Костюм отца и платье матери сидели идеально! Расстарался, батя!

Ну, надеюсь, они будут гордиться новым сыном. Были все предпосылки.

* * *

Когда на сцену вышел главный конферансье – Иван Михайлович Баженов сделал вид, будто бы уже утомлён торжественной церемонией, и вся она лишь ничего не значащая, и даже досадная, мелочь в его жизни. Надо же соответствовать окружению! Но внутренне он напрягся до звона натянутых нервов. Ведь сейчас решится судьба его единственного сына.

Банкетный зал был полон. За столами сидели целыми семьями, от мала до велика. За соседним расположились Бургомистровы, с целым выводком светловолосых юношей, один другого младше. Сам глава семейства, полный суровый мужчина с бакенбардами, постоянно отирал пот со лба дорогим платочком и на сцену вообще не смотрел. Зато постоянно поглядывал на часы. Ну, разумеется, у него есть дела поважнее. Ему можно. У него вон сколько детей! И если старший получит дрянное место, то ничего зазорного не случится. Кто-то из младшеньких где-нибудь да пристроится. Род ведь известный, влиятельный и богатый. Баженов о нём слышал и до сегодняшнего знакомства. А тут ведь сам Бургомистров первый подошёл к Ивану Михайловичу, правда выражение его лица чуть изменилось, когда он понял что жмёт руку простому купцу, а не ровне по сословию. Иван Михайлович давно привык к таким реакциям. Благородная кровь даёт своим владельцам много возможностей, и Бургомистрову не пришлось хорошенько потратиться, чтобы приехать на церемонию распределения и снарядить свою семью в новые и дорогущие наряды!

А Ивану Михайловичу пришлось купить костюм себе и платье супруге. Слава богу, Мишаня сам скопил денег и в грязь лицом не ударил. Выглядел точь-в-точь как благородный человек. Да что там выглядел! Он был им! От начищенных лакированных туфель до шикарного костюма. Всё в нём говорило, что за столом расположился не просто мальчишка с Урала, а человек прошедший суровое обучение в Императорской Академии и имевший все шансы прославить семью. Он уже был Императорским Зодчим! Настоящим Градостроителем!

Иван Михайлович когда-то мечтал стать дворянином, но всё чего смог добиться – это выкупить несколько наделов у спивающегося барона. За такие заслуги кровь благородной не становится. Ну и ничего страшного. Он прожил неплохую жизнь. Теперь же настала очередь сына, в котором в раннем возрасте обнаружился редкий Дар. Чудо чудесное. Ведь никогда прежде в роду Баженовых не появлялись обладатели магических сил. Конечно, на свою супругу Иван Михайлович некоторое время косился с подозрением, да только откуда в их деревне взялся бы кто-то с Даром, чтобы рога наставить местному купцу. Да и жена повода никогда не давала и дальше чем до соседней деревни и не ездила никогда прежде. Просто Дар может пробудиться в любом. Хоть где-то оставалась в этом мире справедливость.

Он повернулся к сыну и в очередной раз поразился переменам, случившимся с Мишей за последний год. Парень возмужал, сильно окреп, цвет лица стал нормальный, а не бледно-зелёный, как прошлой весной. Да и взгляд его очень изменился. В нём появилась непривычная спокойная уверенность и рассудительность. Он больше не считал ворон в облаках и не шастал по округе за каждой встречной юбкой. Движения стали мягче и при этом чётче. Сказался спорт, которым парень наконец-то занялся. Да у него даже оценки изменились! Сына как подменили, но Иван Михайлович никак не мог сказать, что подмена эта как-то опечалила либо его, либо супругу. Новый Миша был тем, кем можно и гордиться. На кого можно и потратиться!

Правду говорят, что родителям нужно просто перетерпеть юношеское безумие. Рано или поздно мозги у детей встают на место. И сейчас Михаил хранил поистине царское спокойствие. Юноши и девушки за соседними столами ощутимо нервничали и переживали за результаты распределения, а вот сын Ивана Михайловича на сцену не смотрел. Даже и не скажешь, что он хоть как-то переживает за результаты. Иван Михайлович повернулся к супруге, накрыл её ладонь своей, показывая, что он рядом. У их столика появился официант, галантно разлил шампанское по бокалам.

– Дамы и господа! Прошу минуточку внимания, – подал голос конферансье. – Мы очень рады приветствовать вас на церемонии распределения наших выпускников. И сегодня у нас для вас сюрприз! Сегодня результаты работы комиссии зачитает Его Сиятельство князь Вершинин! Прошу вас, дамы и господа, поприветствуем Верховного Зодчего его Императорского Величества.

Иван Михайлович встал со стула, приветствуя князя Вершинина аплодисментами. И весь зал поднялся вместе с ним. Пожилой Зодчий неспешно вышел на сцену и чуть прикрыл глаза рукою, защищаясь от софитов. Улыбнулся вслепую и, не глядя, взял протянутую конферансье бумажку. Несмотря на высокий ранг в иерархии Зодчих – вёл он себя очень просто.

– Добрый вечер, добрый вечер! Ах, как приятно выйти на эту сцену в такой знаменательный день. Приятно видеть всех вас здесь, и особенно приятно по-прежнему наблюдать как много молодых и красивых людей выбирают стезю Зодчего. Без нас, а теперь уже и без вас, жизнь и развитие Империи невозможны. Спасибо вам.

Снова шквал аплодисментов, которые князь принял с отеческой и будто бы смущённой улыбкой. Наконец, Вершинин жестом оборвал овации.

– Сегодня все мы традиционно ждём вступления на службу государства лучших его учеников. Я польщён оказанной мне честью зачитать вам распределение лучших учеников Академии. Тех, чьи таланты особенно нужны нашей Родине и кто доказал своё право занять важнейшие посты в начале своего пути техноманта! Доказал не словами, а делом!

А точнее тех, кто получит места в столице, подумал Иван Михайлович и незаметно скрестил пальцы, на удачу. Последний год Миша учился очень хорошо. Взялся, наконец, за ум, ведь прошлой весной его вообще собирались отчислять! Отцу пришлось задействовать все свои покрытые пылью связи, чтобы удержать сына в числе студентов Академии. Плюс задолжать много денег очень разным людям. Ох, не к ночи будут они упомянуты. Иван Михайлович даже обернулся, опасаясь увидеть своих кредиторов.

Но ради детей родители делают многое, и Миша почувствовал заботу семьи, не иначе. Потому что после того момента никаких сложностей с учёбой у него не возникало. Рекомендации Академии, отличные оценки в дипломе, достойная репутация – у сына сейчас были все шансы получить хорошее место.

Иван Михайлович даже размечтался немножко. Вот бы сыну удалось закрепиться в самой Москве! Да, на третьих ролях будет служба, но это всегда опыт, очень высокое жалование и прекрасные рекомендации после! Развитие Дара в столицах проходит быстрее, а чем выше ранг, тем больше возможностей. Да и Селиверстов так и вовсе от зависти зачахнет! Попомнит ему Иван Михайлович слова про «никудышного отпрыска».

Баженов заметил, что сын даже не слушает князя. Миша задумчиво крутил бокал с шампанским в руке и на сцену по-прежнему не смотрел. Отец проследил за его взглядом, думая, что юноша наблюдает за какой-нибудь красавицей, но увидел лишь картину на стене банкетного зала. Императорская охота, где Его Величество в парадном одеянии стреляет во вставшего на дыбы монстра Изнанки. Благородный лик правителя Российской Империи был спокоен и светел, а искажённая мутациями фигура немецкого рейтара наполняла дрожью. От картины веяло жутью какой-то, Иван Михайлович содрогнулся и перевёл своё внимание на выступление.