Текст книги "Журнал `Юность`, 1973-3"

Автор книги: Юность Журнал

Стихи

Лариса ВАСИЛЬЕВА

Мать партизана

 
Там, говорят, дорога гиблая.
Там ветру стыть,
там выпям выть.
Туда одна старуха сиплая
в ночи повадилась ходить.
Ока сидит на белом камешке
среди нехоженых болот,
ладошки держит, будто шанежки
на сковородочке печет.
Там ей знакомы все извилины,
все камни, ветки и сучки,
к ней поворачивают филины
свои безумные зрачки.
Порою утренней, туманною,
когда кровавится восток,
перед могилой безымянною
она оставит узелок
и побредет.
Мне повстречается
и скажет:
– У сынка была.
Уж мне там славно отдыхается,
уж я там ела да пила.
Невестка добрая, опрятная,
внучок – головушка светла.
Да тяжела путя обратная,
поди, в последний раз была…
 

*

 
Разучилась веселиться,
удивляться, верить, лгать,
в пестром платьице из ситца
на дорогу выбегать,
чтобы видел издалека
это платье пешеход,
чтоб ему не одиноко
в вихре тягот и забот.
Ощущаю, как потерю,
невозможность прежней быть,
но неотвратимо верю,
что сумею победить
равнодушное и злое
подчинение судьбе.
В раскаленном летнем зное
тщетно сил ищу в себе,
выбегаю на дорогу:
– Кто поможет!
Кто спасет!
Смотрит сумрачно и строго
проходящий пешеход.
 

Сахалин

 
В Синегорье ведет долина:
камни, заросли, водопад.
Удивительней Сахалина
разве только эдемский сад.
Мир невиданных тайн укромных,
всем открытый – непостижим.
А султаны гречих огромных,
этот бело-ЗЕЛЁНЫЙ дым,
как он стелется за спиною,
как вздымается впереди!
Но горючей сплошной стеною
почернело ползут дожди,
и обвала гремит лавина,
и тайфуна гудит накат —
устрашительней Сахалина
разве только кромешный ад.
Но не вся ль наша жизнь такая
в простоте своей непростой,
где границы ада и рая,
не прочертишь одной чертой.
 

*

 
Рассвета прозрачное время
туманную пряжу плетет,
берез белотелое племя
неспешно куда-то идет,
над желтою кручей споткнется
над небом густой синевы,
и в зеркало вод окунется
зеленая грива листвы.
Две тонкие черные тени
меж белых стволов вдалеке:
одна припадет на колени,
другая сбегает к реке.
И кажется издали, словно
несчастные двое людей
не могут решить полюбовно
все сложности жизни своей.
Но предположения эти
вблизи, словно дым на ветру:
то просто беспечные дети
ведут озорную игру.
 

*

 
Я думаю о Вас ночами
и днями думаю о Вас,
и вырастают за плечами
подобья крыльев каждый раз.
Я не надеюсь на свободу
быть Вами понятой, увы,
я каждый день вхожу, как в воду,
в поток сияющей травы.
От жарких полдней холодею,
и, странности свои виня,
я попросить Вас не посмею
мне верить и любить меня,
я Вас сама не понимаю,
и все, должно быть, оттого,
что проходящих принимаю
всегда за Вас, за одного.
 

Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ

 
Выпусти птицу!
Что с тобой, крашеная, послушай!!
Модная прима с прядью плакучей,
бросишь купюру —
выпустишь птицу.
 
 
Так что прыщами пошла продавщица.
Деньги на ветер, синь шебутная!
Как щебетала в клетке из тиса
та аметистовая
четвертная —
«Выпусти птицу!»
 
 
Ты оскорбляешь труд птицелова,
месячный заработок свой горький
и «Геометрию» Киселева,
ставшую рыночкою оберткой.
Птица тебя не поймет и не вспомнит,
люд сматерится,
будет обед твой – булочка в полдник,
ты понимаешь! Выпусти птицу!
 
 
Птице пора за моря вероломные,
пусты лимонные филармонии,
фаустпатроном из плена и сытости
выпусти, выпусти…
 
 
Не понимаю, но обожаю
бабскую выходку на базаре.
«Ты дефективная, что ли, деваха!
Дура – де-юре, чудо – де-факто!»
 
 
Как ты ждала её, красотулю!
Вымыла в горнице половицы.
Ах, не латунную, а золотую!..
Не залетела. Выпусти птицу!
 
 
Мы третьи сутки с тобою в раздоре,
чтоб разрядиться,
выпусти сладкую пленницу горя,
выпусти птицу!
 
 
В руки синица – скучная сказка,
в небо синицу!
Дело отлова – доля мужская,
женская доля – выпустить птицу!..
 
 
Наманикюренная десница,
словно крыло самолётное снизу,
в огненных знаках
над рынком струится,
выпустив птицу.
 
 
Да и была ль она, вестница чудная!..
Вспыхнет на шляпе вместо гостинца,
пятнышко едкое и жемчужное —
память о птице.
 

Похороны Кирсанова

 
Прощайте, Семен Исаакович!
Фьюить!
Уже ни стихом, ни сагою
оттуда не возвратить.
 
 
Почетные караулы
у входа в нездешний гул
ждут очереди понуро,
в глазах у них: «Караул!»
 
 
Цветной акробатик елочный,
пострел,
ссребряннейший, как перышко,
просиживал в ЦДЛ.
 
 
Один как всегда, без дела,
на деле же – весь из мук,
почти что уже без тела
мучительнейший звук.
 
 
Нам виделось кватроченто,
и как он, искусник, смел…
А было – кровоточенье
из горла, когда он пел!
 
 
Маэстро великолепный,
стриженый, как школяр.
Невыплаканная флейта
в красный легла футляр.
 

Художник и модель

 
Ты кричишь, что я твой изувер,
и, от ненависти хорошея,
изгибаешь, как дерзкая зверь,
голубой позвоночник и шею.
 
 
Недостойную фразу твою
не стерплю, побледнею от вздору.
Но тебя я боготворю.
И тебе стать другой не позволю.
 
 
Эй, послушай! Покуда я жив,
жив покуда,
будет люд тебе в храмах служить,
на тебя молясь, на паскуду.
 

Память

Память – это волки в поле,

убегают, бросив взгляд,—

как пловцы в безумном кроле,

озираются назад!

Иронический трактат о скуке

 
Скука – это пост души,
когда жизненные соки
помышляют о высоком.
Искушеньем не греши.
 
 
Скука – это пост души,
это одинокий ужин,
скучны вражьи кутежи,
и товарищ вдвое скучён.
 
 
Врет искусство, мысль скудна.
Скучно рифмочек настырных.
И любимая скучна,
словно гладь по-монастырски.
 
 
Скука – кладбище души,
ни печали, ни восторга,
все трефовые тузы
распускаются в шестерки.
 
 
Скукотища, скукота…
Скука создавала Кука,
край любезнейший когда
опротивеет, как сука!
 
 
Пост великий на душе.
Скучно зрителей кишевших.
Все духовное уже
отдыхает, как кишечник.
 
 
Ах, какой ты был гурман!
Боль примешивал, как соус,
в очарованный роман,
аж посасывала совесть…
 
 
Хохмой вывернуть тоску!
Может, кто откусит ухо!
Ку-ку!
Скука.
 
 
Помесь скуки мировой
с нашей скукою досадной.
Плюнешь в зеркало – плевок
не достигнет адресата.
 
 
Скучно через полпрыжка
потолок достать рукою.
Скучно, свиснув с потолка,
не достать паркет ногою.
…Кукиш
скуке!
 

Песня вечерняя

 
Ты молилась ли на ночь, береза!
Вы молились ли на ночь,
запрокинутые озера
Сенеж, Свитязь и Наречь!
 
 
Вы молились ли на ночь, соборы
Покрова и Успенья!
Покурю у забора.
Надо, чтобы успели.
 
 
У лугов изумлявших —
запах автомобилей…
Ты молилась, Земля наша!
Как тебя мы любили!
 

Испанская песня

 
Погадай, возьми меня за руку,
а взяла – не надо гадать…
Все равно – престол или каторга —
ты одна моя благодать!
Бог – с тобой, ты – созданье бога.
И, пускай он давно не со мной,
нарисована мне дорога
по ладони твоей золотой.
Ты одна на роду написана.
Но читать подождем.
А отклонится линия жизни —
я её подправлю ножом.
 

Разговор в двух шагах от «Юности»

Александр Сергеевич,

разрешите представиться*

МАЯКОВСКИЙ.

 
Владимир Владимирович,
разрешите представиться!
Я занимаюсь биологией стиха.
Есть роли более пьедестальные,
но кому-то надо за истопника…
У нас, поэтов, дел по горло.
Кто занят садом, кто содокладом.
Другие, как страусы,
прячут головы,
отсюда смотрят и мыслят
задом.
Среди идиотств, суеты, наветов
поэт одиозен, порой смешон —
пока
не требует
поэта
к священной жертве
стадион!
И когда мы выходим
на стадионы в Томске
или на рижские Лужники,
вас понимающие потомки
тянутся к завтрашним сквозь стихи.
Колоссальнейшая эпоха!
Ходят на поэзию, как в душ Шарко.
Даже герои
поэмы «Плохо!»
требуют сложить о них «Хорошо!».
Вы ушли,
понимаемы процентов на десять.
Оставались Асеев и Пастернак.
Но мы не уйдем – как бы кто ни надеялся!
Мы будем драться
за молодняк.
Как я тоскую по поэтическому сыну
класса ТУ-144 и 707 «Боинга».
Мы научили свистать
пол-России.
Дай одного
соловья-разбойника!..
И когда этот случай счастливый
представится,
отобью телеграммку, обкусав заусенцы:
«Владимир Владимирович,
разрешите преставиться.
Вознесенский».
 

Николай ПЕТРОВСКИЙ-ТЕВЕТКЕЛ

Перевел с чувашского В. ШИРОКОВ

Весенняя панорама

 
Как разбежавшиеся кони,
в ночь, колокольцами звеня,
спешит вода: и шум погони
как эхо гаснущего дня.
И под вечернею зарею
ясней братание ветвей,
и над усталою землею
не засыпает соловей.

В весеннем розовом тумане
двоится солнечный цветок,
и над оттаявшей поляной
курится розовый дымок.
И так мила невзрачность эта:
овраги, кочки, сухостой,—
что видишь разом всю планету
в одной прогалинке лесной.

А дальний холм, как ярый книжник,
над полем вспаханным застыл;
а птица кружит ниже, ниже,
как видно, недостало сил!..
О чем задумался философ,
что видит он через поля!
Какое множество вопросов
пред ним поставила земля.

Горит зари вечерней кромка.
Многоголоса тишина.
Вновь мячиком из рук ребенка
на небо выскользнет луна.
её толкнет зелёный ветер,
подхватит и не даст упасть,
закружит… Только на рассвете
оставит, наигравшись всласть.

Но что нам ветер невесомый…
Шуми, зеленая пурга,
напоминая, как бессонно
бурлит могучая тайга,
как льется солнечное семя
в тугие борозды полей,
как славно дышится весенней
гармошке старенькой моей!
 

Михаил БЕЛЯЕВ

*

 
Священны наблюденья наши.
И в каждом встреченном пейзаже
Не просто ландыши и клены,
А сердца угол затененный.
Священен трепет познаванья.
Нас всех тревожит прикасанье:
Непотрясенные глубины —
Они по-девичьи невинны.
Священна свежесть удивленья.
Нам в быстро тающем смущенье
Дано, хотя бы на мгновенье,
Почувствовать миров рожденье.
 

*

 
Не говорю: земля просторна
И для машин и для соцветий.
И время сеет, сеет зерна,
Миры вмещая в зерна эти.
её окопами вспороли.
Отогревала жизни трепет.
Хранит и радости и боли.
И лишь предательства не терпит.
 

*

 
Проходишь ты и только краем глаза
Следишь, как я навстречу прохожу.
Я не спросил, как звать тебя, ни разу,
И, видно, вслух я слова не скажу.
 
 
Отныне чувства не вверяю речи.
На белом склоне молодой зимы
Я каждый раз вдыхаю эти встречи
И так боюсь, вдруг разминемся мы.

И, отзываясь красоте извечно,
Мои надежды угадав сполна,
Бессмертием из дали бесконечной
Тебя являет времени волна.
 
 
И угасают все другие лица,
И дни грядущие мои видней,
И не могу земле не поклониться
В мой краткий век,
На Родине моей.
 

Галактион ТАБИДЗЕ

Перевел с грузинского Ю. РЯШЕНЦЕВ

ИЗ НЕОПУБЛИКОВАННОГО

Митинг

 
Забывший о былом
себе же платит злом:
свою забыл он суть,
забыл грядущий путь.
Да, Прежде и Сейчас
не сходствуют подчас.
Но в каждом дне земном —
томленье об ином.
Друзья, в нас не осталось больше страха,
уже в народе яростном я – свой.
Где прежний идол! Он – лишь горстка
праха.
Извечно грозный, сокрушен впервой.
Уж близок час полуденного зноя,
заблещет луч для нищей голытьбы.
Да будет гнев, когда ничто иное
не даст победы пасынкам судьбы!
Прислушайтесь, из кузни закопченной
исходит глас, потрясший все дворцы.
Что, грешный мир, ты бьешься,
обреченный,—
уже твои повержены бойцы!
Европа старой песней одержима,
но мина под покой подведена,
и в легкий пепел средь огня и дыма
всю тяжесть рока обратит она.
 

Элегия

 
О, тончайший жест природы ты, сентябрь
первоначальный,
нив, коричневых и желтых, взгляд
предгибельный, печальный,
и дубрав огнистых пятна под небесным
тихим светом,
и соломенный оттенок трав,
таких тревожных летом…
Вздох мой, тихое безумье, мой конец,
покуда дальний,—
ты нежнейший жест природы, о сентябрь
первоначальный!..
 

*

 
О, если б сначала —
когда бы родиться мне заново,
начать с девяностых годов,
с младенчества, ныне туманного,
где отчий виднеется кров!
Вот было бы славно! За шепотом
причудливых мыслей следя,
о, был бы я снова – дитя,
но – грустным богатое опытом.
Ах, сесть бы мне в ту же ладью —
какие свершил бы свершения,
каких бы не знал поражений я,
всю жизнь повторяя свою!
 

*

 
Песнь песней всех моих страстей,
мой дух явившая столь звучно,
не с юношеских ли затей
со мной ты, лира, неразлучна?
Для целей, мреющих вдали,
надежней не было опоры,—
а мало ль бурь перенесли
дома грузинские и горы!..
Как звучён лад, едва его
коснусь движеньем своенравным,
и боль народа моего,
тысячелетняя, слышна в нем.
Когда звучит твоя струна,
душа внимает ей привычно.
Любовь моя к тебе верна,
и эта верность безгранична.
Когда ж проглянул среди тьмы
край неба, солнцем опаленный,
то вместе возгласили мы
здоровье Картли обновленной!
Случайно ль, что за лирой вслед
едва слышней она запела,
и Грузию наполнил свет,
и солнце к солнцу прикипело!
Случайно ль, что к устам людей
родник свободы взмыл в пустыне!
Не с отроческих ли затей
со мной ты, лира, и доныне!..
 

Руку, товарищ строитель!

Л. АЛИДЖАНОВ
ВСЕГДА ИСКАТЬ

автор проекта железной дороги Тюмень – Сургут, рассказывает читателям «Юности»:

Даже самый изысканнейший проект, принятый без сучка и задоринки, не гарантирует вас от серьёзных поправок, внесенных жизнью. Ибо, как говорил Гете, «теория, мой друг, сера, но вечно зелено дерево жизни». На примере первых лет строительства железной дороги Тюмень – Сургут мы убедились в абсолютной современности этих слов.

Стройка наша уникальна. И по задачам (дорога нацелена на нефтяные богатства) и по условиям. Под условиями я подразумеваю и суровый климат, и болотистую, вдоль и поперек изрезанную речушками местность, и бездорожье, и отсутствие рядом, под боком, необходимых для стройки материалов. Я говорю даже не о гальке или о щебне: я говорю о сколько-нибудь сносной земле. Почвы здесь в основном переувлажненные. Из них насыпи не сделаешь. Счастливцем можете считать того, кто на протяжении всей семисоткилометровой трассы найдет хоть десяток булыжников. Короче говоря, все, кроме леса, должно быть на стройке привозным. Представляете, в какую это должно было влететь копеечку!

Нужно было искать какие-то новые пути для сокращения расходов.

Помню, как мы отказались от первоначального замысла, признав более экономичным строительство дороги не с двух концов – навстречу друг другу, а сразу на всем протяжении, по участкам. Людей забросили в глухомань вертолетами. Ну, а как быть с техникой? Тепловоз, например, на Салымский карьер воздухом не перебросишь… Долго ломали голову. Наконец, нашли оригинальный и простой способ. Мелкие речушки, которые пересекала трасса и которые немало попортили нам крови, решено было превратить в транспортные магистрали… Штука вся в том, что по весне вода в этих речушках поднималась настолько, что они становились судоходными… Это была первая победа!

Транспорт есть. Неужели придётся возить баржами землю? Дорогу на болото не бросишь; Она должна лежать на земляном полотне. Строители стали в тупик. Был транспорт, был фронт работ, а вот земли для отсыпки полотна не хватало.

Тогда они обратились к нам, проектировщикам… Опять отправились в путь-дорогу изыскатели. Где-то месяца через три пришла радиограмма: «Есть песок на безымянных речушках». Мы обрадовались. Но как практически применить песок для отсыпки полотна, пока не знали.

А что если использовать земснаряды?

По большой воде были переправлены к подводным карьерам гидромеханизаторы. И они помогли строителям выйти из затруднительного положения. Земснаряды качали песочек со дна озер. По трубам пульпа – смесь песка и воды – подавалась на площадку около трассы. Вода уходила, песок оставался.

Таким методом намыли миллионы кубометров грунта, отсыпали десятки километров полотна. В результате в семь раз повысили производительность труда, в четыре сократили время на перевозку земли для полотна автотранспортом. Так с помощью бесхитростного песочка была разрешена серьёзная проблема.

Впрочем, песок сослужил нам добрую службу и ещё в одном важном деле.

Если вы когда-нибудь наблюдали, как большая волна набегает «а пологий песчаный берег, наверняка замечали, как она, налетев на пляжный откос, безобидно откатывается назад, не причинив особого ущерба береговой полосе.

Принцип пляжного откоса и был применен для защиты насыпей от разрушительного воздействия волны и паводка. На переходах через крутые сибирские реки, и в первую очередь через Обь, строители возводят у железнодорожного полотна гигантские искусственные пляжи, и вот они-то и гасят волну в период разлива рек. Это «изобретение» помогло сэкономить несколько миллионов рублей.

Вторая новинка – гофрированные трубы. Они сегодня очень популярны на трассе. Прежде строительство водоотводных труб – непременной принадлежности всех железнодорожных линий – было делом хлопотным. Нужно было подготовить траншею, подготовить песчаную подушку, поставить опалубку, уложить бетон. В наших условиях трубы чаще всего делались по морозу. Летом на болоте не «очень-то развернешься. В общем, времени и средств уходило уйма… С новинкой все упростилось. Представьте себе средних размеров трубу, кольцо которой состоит, скажем, из трех сегментов. Эти сегменты изготавливаются на Большой земле и уже на месте без особых усилий монтируются.

Так вот, применение гофрированных труб в тридцать раз снизило вес используемых материалов, в три раза ускорило монтаж. Выгодно?

И ещё об одном начинании.

У нас в институте «Сибгипротранс» есть очень интересный человек Николай Пантелеймонович Мурованный. Около четырех лет подряд он в содружестве с главным геологом экспедиции Александром Ивановичем Воробьевым бился над опытами по применению в строительстве дорог злополучных тюменских переувлажненных грунтов. Были поставлены десятки экспериментов. И наконец Николай Пантелеймонович добился успеха. Стали применять плавучие насыпи. Почему насыпи плавают? А почему летают самолёты? Несмотря на парадоксальность сравнения, принцип плавающей насыпи схож с принципом полета планера. И уже использован в сооружении насыпей на глубоких болотах– Тугуньянском, Самсоновском. Прямо на болоте отсыпается нечто вроде земляного корпуса, от которого влево и вправо на 25–30 метров отходят «крылья». Эти-то крылья и держат насыпь, не дают ей упасть в болотную пропасть…

Хотелось бы сказать несколько слов и о принципиально новом подходе к устройству быта на нашей дороге.

Если вам придётся побывать на нашей трассе через несколько лет, вы не увидите здесь маленьких поселков из брусчатых домиков, одиноких огоньков на разъездах. На пути к Сургуту вас встретят городки с морем неоновых огней, ослепительными витринами магазинов, двухэтажными коттеджами, уютными детскими садиками, современными кинотеатрами. Это не фантазия, а реальность, ставшая возможной благодаря одной коррективе.

Нынче мы поселки железнодорожников строим не через двадцать километров, как предполагалось вначале, а через пятьдесят. Такая планировка позволила укрупнить таежные поселки, приблизить их по уровню комфорта к поселкам городского типа на Большой земле.

ЛЕТОПИСЬ СТРОЙКИ

* Двести двадцать два километра дороги от Тюмени до Тобольска сдали в государственную эксплуатацию строители всесоюзной ударной комсомольской.

* Путейцы интернациональной комсомольско-молодежной бригады из СМП-198 вышли на шестидесятую параллель. В ноль часов 26 декабря 1972 года вместе с молодыми рабочими из управления, руководимого Эдуардом Бахаревым, они забили традиционный серебряный костыль на пятисотом километре трассы.

* Коллективу управления «Тюменьстройпуть» вручён Почетный юбилейный знак – награда за высокие результаты во Всесоюзном социалистическом соревновании в честь 50-летия образования СССР.

* За сезон – а он в Сибири короток, всего 5 месяцев, – Александр Ищук трехсоткубовым земснарядом намыл 1 миллион 420 тысяч кубометров грунта. Этот грунт уложен в насыпь к мосту через реку Обь.

* Звание лучшей комсомольско-молодежной бригады Министерства транспортного строительства присвоено монтерам пути, где бригадиром Виктор Молозин. Путейцам из первого в стране комсомольско-молодежного строительно-монтажного поезда № 522 вручены вымпел ЦК ВЛКСМ и денежная премия.

*«Кадры учить на месте» – так решили сургутяне. Учебный комбинат, созданный при СМП-330, выпустил пятьдесят молодых специалистов: каменщиков-монтажников, штукатуров, маляров. Это его первый выпуск.

* Ленту чемпиона в конкурсе молодых каменщиков стройки, как и год назад, получил Юрий Яковенко.

* Кто поднимет перчатку дружбы? С таким призывом к строителям трассы обратился коллектив комсомольско-молодежной бригады Натальи Углановой с завода «Кузбассрадио».

Вызов приняли молодые строители станции Тобольск. Члены комсомольской бригады Ивана Смирнова в своих социалистических обязательствах записали: производственные задания выполнять на 120 процентов, пятидневный план завершать в четыре дня, всем членам бригады овладеть ещё одной смежной специальностью.

* Первыми обладателями вымпелов журнала «Юность» – шефа стройки – были штукатуры-маляры бригады Валентины Миляевой, монтеры пути бригады Виктора Молозина и комплексная бригада Ивана Смирнова. В четвертом квартале юбилейного года отличилась бригада каменщиков Бориса Ганжи. Переходящий вымпел журнала получил прописку в Тобольске.

* В 614 километрах от Тюмени, неподалеку от трассы, будет построен большой город.

Название города пока условное – Южный Балык. Он в схемах, планах. Кругом болота, топь, глухомань и… рокот моторов. Работает весь автомобильный и экскаваторный парк 55-й механизированной колонны треста «Уралстроймеханизация». Этот «пятачок» – горячее место. Следующие цифры дают представление об объеме развернувшихся земляных работ. 30 тысяч кубометров – таков объем выторфовки болота.

В некоторых местах она достигает пятиметровой глубины.

75 тысяч кубометров – такую гору песка предстоит уложить в железнодорожную насыпь. И 20 тысяч кубометров – разработка выемки. Механизаторы работают в три смены. Это «новшество» первым взял на вооружение молодежный экипаж экскаваторщиков – Владимир Орлов, Петр Урванцев и Вячеслав Потапов.

* Покрыть крышу битумом нелегко. Подогрев его требует больших затрат. На помощь пришел газ, вернее, газовая горелка. Успешно примененный на стройке газопламенный способ заливки мягких кровель позволил сэкономить 31 тонну битума и около трех тысяч рублей. Это – только начало.

* На берегу Оби, в поселке мостоотряда № 29, коллектив которого сооружает мост через великую сибирскую реку, открыта детская музыкальная школа.

В Тюмени, на привокзальной площади, поднялись этажи Дворца культуры железнодорожников. Через год здесь будут неон, зеркальные окна, рядная декоративная штукатурка. Строит Дворец выпуск ник Московского института инженеров транспорта комсомолец Сергей Коротчаев.

Молодой прораб – сын за служенного строителя РСФСР Героя Социалистического Труда Д. И. Коротчаева.

* Парней, которыми руководит прораб Александр Лобов, здесь, на трассе, встретили тайга да болота. А сегодня провожают красивые, светлые вокзалы станций Абаевский. Тахтаир, Усть-Тавда и 40 километров готового железнодорожного пути. Были ребята лесобами, бетонщиками, монтажниками. И путейцами. «Золотыми» называют их в СМП-269,

Подборку подготовил

Г. ЕВСЕЕВ,

внештатный корреспондент «Юности»