Текст книги "Вакханалия"

Автор книги: Юлия Соколовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Ну извини, – развел руками Верест. – Лучше работать с одним человеком, поэтапно доказывая его виновность, чем гробиться с пятью.

– Блажен кто верует.

– Ну знаешь! – рассердился он. – Кто из нас двоих работает в милиции? У меня создается впечатление, что ты.

– Не работаю я в вашей продажной милиции, – возмутилась я, – я книжки пишу. В том числе о милиции. И заметь, в моих книжках она выходит не всегда продажной. Удивляюсь почему.

– Подожди, не пойму я. У тебя есть предложение?

– Есть. Завтра я приду в вашу милицию. Встречайте. Или… послезавтра. Мне надо подумать.

– Хорошо… – удивленно протянул Верест, – будем ждать. А сегодня… пойдешь со мной в гостиницу?

Он смутился и опустил глаза долу, досадуя на собственную невоздержанность. А что тут такого? Ну взбрыкнули гормоны…

– Хорошо, – согласилась я, – пойду. Это было бы неплохим завершением дня.

И что мы, интересно, будем делать, когда у него кончатся деньги?

Пять часов забвения пролетели как один плотно сжатый эпизод. Я вернулась к половине первого – умотанная до безобразия. Из щели в мамину спальню доносилось размеренное сопение: мамочка начинала привыкать к выкрутасам дочери. Тихонько раздевшись, я поплескалась под душем и юркнула в постель. Но, вопреки ожиданиям, не уснула. Добрый приятель Морфей поднялся, помахал мне ручкой и ушел к другой, – дескать, вот какие мы загадочные. Истома гуляла по телу, будто коньяк по жилам, – совершенно не давая спать. Удача с векселем и последующие часы в гостинице возбудили меня до крайности. Я вертелась в одеяле, словно ротор вокруг статора. В результате поднялась, села за компьютер. Вошла в сеть и вызвала почтовую программу. Как там наш убийца – не повесился еще с горя?

Убийца, судя по всему, поживал прекрасно. Любопытства у него не поубавилось. «Если вам есть что сообщить по поводу пропавшего в кооперативе «Восход» предмета, пишите по адресу…» И полная абракадабра из символов и букв латинского алфавита.

Окончательно слетел сон. Я задумалась. Затем встала, подняла пальчиками полы ночнушки и на цыпочках скользнула в кухню. Сварила кофе, ссыпала на блюдечко печенюшки с помадкой, вернулась и опять задумалась. Вексель забрал Верест (корешам понес хвастаться), но кто об этом знает? Пусть они следили за мной. Ну и что? До подъезда Розенфельд результаты поиска читались на моем лице, как шестнадцатый кегель на белой бумаге. А на выходе из подъезда с векселем на груди я скорчила такое глубокое неудовлетворение, что самой смешно стало. В конце концов, прав Ромка Красноперов: я неплохая актриса – особенно в жанре немой сцены. А вечером, идя на встречу с Верестом, я опять не прошляпила – проверилась в проходном дворе за магазином для новобрачных. Не было ищеек. О встрече с милиционером нежелательные личности не знали. А если и знали – в чем проблема? Сплю я с ним!

В голове опять заварилась густая каша. Я отыскала блокнотик с адресами, принялась листать. Компьютерных гениев, кроме Ромки Красноперова, среди моих знакомых не значилось. Но компьютерные работяги были. С одним из них я в свое время трудилась в заштатном проектном бюро – он бесподобно заваривал чай. Вместе и рванули, – правда, в разные стороны: я в область неблагодарного сочинительства, он – в программисты одной солидной европейской лавочки, торгующей мебелью на всех материках.

Испытывая нарастающий стыд и срам, я набрала номер. На часах начало второго – нормальные люди спят во весь рост и до чужих проблем им – как до ближайшей туманности. Но Славик Кораблев, к моему огромному облегчению, не спал.

– Слушаю, – сказал он, и я почти почувствовала, как мою телефонную мембрану окутывает неистребимый табачный дым.

– Привет, Корабль, – сказала я. – Чем занимаешься?

Он удивился.

– А чем занимаются люди во втором часу ночи, дорогая? Конечно, работают. Привет, Косичкина, жутко рад тебя слышать.

«Но не видеть», – подумала я.

– Заодно покурю, – сказал Кораблев. – А то не накуриваюсь ни хрена.

Насколько помню, у Славика была жена – этакая физическая константа. Но, глубоко убежденный, что одна жена в семье вырастает эгоисткой, он держал попутно с супругой десяток любовниц, периодически наводя среди них ревизию и принимая новобранок. Богатым он не был, но имел немереное обаяние, позволяющее с легкостью манипулировать женским полом. Как-то так вышло, что меня сия чаша миновала и в рядах его сопостельниц я ни разу не отметилась. Оттого у нас и отношения с ним были ровные, ничем не испачканные и, без преувеличения можно сказать, товарищеские.

– А как я рада тебя слышать, – не соврала я. – Просто плачу от радости. Ответь мне на один смешной вопрос. Мне пришло электронное послание. Могу я по почтовому ящику отправителя вычислить его реальный, а не виртуальный адрес?

– Безусловно, – сказал Славик. – Его домен сидит в компьютере у провайдера. Отправитель заключил с провайдером договор, где должны быть отражены почтовые координаты высоких договаривающихся сторон. Но не факт, что провайдер предоставит тебе эту информацию. Он, собственно, и не обязан.

– А если не указано имя провайдера?

– Тогда сочувствую, – хмыкнул Славик.

– А милиция может?

– Милиция может. Она может все, когда получит пенделя от руководства. А также органы государственной безопасности, прочие спецслужбы, мафиозные структуры и вообще любой гражданин, у кого мало-мальски варит голова.

– А если отправитель хочет сохранить в тайне свои координаты?

Славик задумался:

– А это зависит от умственных способностей отправителя. Разовые послания он может отправлять из многочисленных Интернет-кафе. Или с любого офиса, конторки, шарашки, поскольку трудно представить в наше время организацию, не снабженную электронным адресом. А если он отправляет с одного и того же места, но заходит в сервер, ловко подменяя свой фактический электронный адрес другим, причем технически грамотно оценивая свои действия, то тут я сочувствую не только тебе, но также милиции, органам безопасности, мафиозным структурам и всем прочим…

– То есть нельзя вычислить отправителя? – уточнила я.

– Ну почему? Невозможным бывает только семейное счастье. Для остального нужны грамотные специалисты и некоторое время. А тебе это зачем?

– Роман пишу.

– Ах ну да, ты же у нас творец. Не надоело еще?

– Что ты, Славик, только во вкус вхожу. Спасибо тебе огромное, целую в лобик, ты меня ужасно выручил.

Ни хрена он меня не выручил. Положив трубку, я открыла почту и отбила сумбурное, корявое послание: «Предмет у меня. Он называется «в – ь». Милиция не знает. Не надо за мной следить и караулить под дверью – предмет спрятан вне дома. Ваши предложения?» После чего я вошла в сеть, зажмурилась, нажала на «доставить»… И пошла спать. Потекли словечки по проводам… А что? Нам не привыкать совершать идиотские поступки.

Мощное успокоение снизошло на меня – словно главный поступок в этой жизни совершила. Расслабление потянуло сон. Словно дракон меня накрыл крылами…

В семь утра бес авантюризма вонзился в пятку: подъем, боец! Кто хотел посадить ментов в лужу?.. Я осторожно выглянула из своей берлоги. Никого. Пенсионерка квартирного значения еще спит, подрастающее поколение уже спит (в половине первого из-под ее одеяла подозрительно помаргивал фонарик, но дабы не быть обвиненной в более серьезных преступлениях, я его проигнорировала). Я добежала до ванной, почистила зубы, ткнула на кухне в чайник и побежала к компьютеру. На что рассчитывала, чудачка? На то, что убийца ночами напролет не спит, сидит и ждет от тебя послания?..

«Заброшенный кирпичный завод на Монтажной, – раскрылось поджидающее меня письмо. – Полдень. Проезд всеми видами транспорта до остановки «Промзона».

Усилием пятитонного гидравлического пресса я задавила в себе желание позвонить Вересту, оторвать от сонной жены и что-то рассказать. Куда уж проще – окружить заводик ОМОНом и перебрать там каждый кирпич. Но увы – мы исходим из того, что убийца умный.

А умный даже не должен рассчитывать, что я приду на какой-то там заводик.

«Я не дура, – отбила я дрожащими пальцами. – Гостиница «Обь», третий этаж, два часа дня. Спросить у дежурной по этажу, в каком номере поселилась Мери Браун».

Ответ пришел через полтора часа, когда Варюша с горем пополам была спроважена в школу, а мама начала намекать на возможные потепления в отношениях. «Я тоже не дурак, уважаемая Мери, – гласило послание. – Предлагается серьезный вариант. Полдень. Разъезд Иня. За остановкой, в сорока метрах по ходу движения заброшенная подстанция путевого околотка. У дороги – релейная будка. На ее торце – каркас шкафа управления. Дверца шкафа не запирается. Внутри вы обнаружите конверт с деньгами – можете пересчитать на месте. Оставьте найденный предмет и уходите через дорогу, не оглядывайтесь. При благоприятном исходе обещаю: никаких контактов в дальнейшем».

Я не стала вымучивать из себя возражения. Разъезд Иня – довольно людное место. Я сидела и зачарованно смотрела в почтовое окно, заполненное дрожащими буковками. И не могла понять, глупая, почему мне всегда больше всех надо.

Глава 8

Ну что ж, утешала я себя абстрактными категориями, что я могла выгадать, сообщи в милицию о готовящемся обмене века? Собственную безопасность? (Есть такая, хотя и не факт.) Неизвестно, кто придет за векселем. Очередной полубродяжка-полудурок? Одного уже, поди, выпустили, не добившись имени «заказчика». Вот он и придет по новой, доставив операм неописуемую радость. Будут бить его смертельным боем, пинать, топить в унитазе, а толку? Убийца не обрадуется. Придется бежать под защиту милиции, а это мы уже проходили. Они себя, любимых, защитить не могут, куда уж до мирных обывателей… А в варианте, предложенном «уважаемым» убийцей, итог немного отличается. Нет, он, несомненно, не обрадуется, получив пустой конверт, и опять мне придется бежать под защиту милиции, но при этом не будем сбрасывать со счетов десять тысяч долларов, которые я никому не обязана возвращать. Поди докажи – не станет же убийца жаловаться в муниципальный суд? А вот по первому варианту их придется вернуть, деньги пойдут в доход государству, и какой-нибудь заслуженный милицейский чин вполне сможет построить во дворе своего коттеджа дополнительный флигелек. А мне это совершенно не интересно. Я и так уже натерпелась как минимум на десять тысяч долларов…

О том, как я выходила из дома, – отдельная, раздирающая душу история. У нас четвертый этаж, а внизу – очень темный «аппендикс» к входной двери. Сами понимаете – ни в какую не манит. Так и ждала, стоя на цыпочках перед глазком, выслушивая мамины фырканья, пока с пятого этажа кто-нибудь не спустится. За десять минут спустилась только баба Катя, которую я терпеть не могу за болтливость, а тут вдруг нежно возлюбила всеми фибрами души и даже внимательно выслушала ее жалобу на глухонемого соседа за стенкой, громыхающего чем-то до полуночи.

У подъезда я с ней мило распростилась и пошла на остановку. Опять была нелучезарная погода, то и дело пытались пробиться досадные осадки, масштабные тучи барражировали на низкой высоте, пугая цветом. Ветерок переходил в порывистый, неистовый, пронимал до поджилок… Потом была маршрутка и смурные лица пассажиров, среди которых я не видела ни одного сочувствующего. Потом обнаружилось, что я забыла дома сотовый, не взяла у Броньки газовик, и вообще, в кармане ни одного тяжелого предмета, за исключением ключей от квартиры и тридцати рублей железом…

– Разъезд Иня, – угрюмо возвестил шофер. – Кто просил?

«Кто просил», «кто просил»… Я просила. Подспудно догадываясь, что совершенно зря приперлась сюда, за тридевять земель, я слезла с подножки. На остановке практически пусто. Вот тебе и людное место, блин… Парень в черной шапочке явно бандит; старушенция с тележкой – его сообщница; две девицы среднего школьного возраста, явно созревшие к выходу на панель, – подозрительные такие, даже не смотрят… Я постояла, свыкаясь с обстановкой. Развилка на Первомайку практически не загружена транспортом. По сей причине и пост ГАИ, традиционный в летние дни, куда-то убыл. Магазин «Хотей» в трех шагах от остановки – не работает (правильно, какой смысл?). В стороне грохот электрички – даже на треть не заполнена пассажирами… Впереди по ходу – скорбного вида подстанция, за подстанцией лог, кривые кусты вплоть до самой Оби. На противоположной стороне тоже давки не наблюдается: человек пять терпеливо ждут любой вид транспорта: хоть на чем бы уехать, неуютно тут… Подошел экспресс на Академгородок. Парень в шапочке прыгнул первым, покосившись в мою сторону – не составлю ли компанию (с превеликой бы радостью, да сама ввязалась…). Влезли и две девицы. Осталась старушка с тележкой, да и та напряглась – из-за поворота показался старинный «ЛиАЗ» с дребезжащими составными частями – муниципальный доходяга, подбирающий старушек у каждого столба…

Пора перестать мотать себе нервы. Двигай, авантюра ходячая, и тикай на вторую остановку, пока там люди не перевелись… Я еще раз осмотрелась. Подозрительных личностей не заметила, кусты давно облетели – простреливаются насквозь. За подстанцией никого не видно… Я отправилась вдоль дороги. Действительно, метров сорок. Релейная будка отдельно, метрах в трех от обочины: ржавая кособочина с остатками изоляторов. Сбоку прилеплен шкафчик со сгоревшим выключателем и дверцей. Я потянула дверцу (ща взорвусь, на фиг…) – она открылась, ржаво сопротивляясь… Внезапно заболела голова – тяжелыми такими толчками. Верно, день «магнитный», по маминому радио говорили… Под ржавой электрической панелью с остатками приборов лежал серый конверт без опознавательных знаков… Я взяла его, заглянула внутрь… и сердце застучало как заведенное. Натуральные баксы, увесистая такая пачка, тот самый цвет, дорогой и близкий каждому россиянину, независимо от возраста и вероисповедания… (Ходят слухи, через год ихнее казначейство начнет выпускать разноцветные баксы; как жить-то будем?)

Я вынула дрожащей рукой из куртки большой белый конверт, положила взамен серого. Мой тоже непустой – там листик из брошюрки, распространяемой сектой свидетелей Иеговы: восторженно-пустая статья под красивым слоганом «Найди свой путь к Богу!».

Я закрыла шкафчик. Тикай, фартовая, у тебя один путь к Богу!

Но оказалось, что ни одного. Раздалось шуршание шин. Я испуганно обернулась. Невзрачный микроавтобус, как «Летучий голландец» из ниоткуда, остановился напротив меня, загородив людей на остановке…

Метнулись двое без лиц. Молчуны, блин. Могли бы и спросить, как доехать до Кирилловки… Один схватил меня за шиворот, швырнул в салон. Я влетела кубарем, больно саданувшись коленками. Заорала от страха – чечены похищают! Второй вырвал конверт из шкафчика – оба прыгнули на меня практически одномоментно. Дверцы хлопнули, водитель утопил газ… Народ на остановке, скорее всего ничего и не понял. Я орала не переставая, извивалась на тесном клочке пола, точно угорь по дну лодки, молотила по воздуху руками…

– Умри, с-сука… – Некто в вязаной шапочке, надвинутой на глаза, схватил мои запястья, навалился, тяжело дыша. Душить будет, догадалась я. Ужас брызнул из всех щелей… Я пришла в неистовое движение… и вдруг, сама себя удивляя, резко бросила вверх колено. Я угодила ему в самый пах! Даже и не думала об этом… «Чечен» охнул от боли, ослабил хватку. Я вырвала руку. Закрепляя успех, воткнула пальцы в его ненавистное небритое мурло! Он отшатнулся. Я опять заработала конечностями, норовя сбросить его с себя.

– Ну что ты возишься с ней? – в сердцах крикнул второй. – А ну угомонись, падла! На!..

Он ударил меня по макушке – судя по охвату, увесистой ладонью. Особой боли не было. Просто меня основательно тряхнуло, в голове взвыла медь. Я ослабла, потекла, конечности онемели. Я начала проваливаться в какую-то липкую жижу без дна. Ненавязчиво так все стало, безразлично, даже актуальнейший вопрос – а чем, собственно, будем дышать? – не встал ребром…

Но чем-то я дышала. Жабрами, наверное. Балансируя на грани потери сознания, умудрялась думать. О том, что любопытство сгубило кошку, а жадность – фраера. Что богаче на десять тысяч пока «зеленых» я не стану, а вот последней головы лишусь – и поделом. Похитители что-то резко бросали друг другу. Машину трясло. Я уже не представляла, в какую сторону мы едем и что вообще происходит. Я пыталась удержаться в сознании, тянула себя нечеловеческими усилиями, но постоянно съезжала в пропасть. А потом события покатились вразрез с намерениями похитителей. Машину мощно тряхнуло. «Чечены» завопили вразнобой. Уже потом, реконструируя события, я догадалась, что они не остановились на требование гаишника. То ли на красный промчались, то ли ехали больно нагло… Вильнули на проселочные колдобины, спасаясь от преследования. Самообладания не хватило, видимо, не такие уж оказались профи. Поняв, что я пуста, как порожняя тара, они решили от меня избавиться. Притормозив в лесу у обрыва, открыли дверцы и сбросили вниз. Я упала безвольным кулем, но сравнительно удачно – в мягкую траву. Прокатилась по инерции полметра. Ноги ощутили пустоту! Придя на миг в сознание, я ощутила жуткий ужас – машинально вцепилась в какой-то корешок, он и смягчил мое падение. Я повисла вниз ногами, разжала руку – и покатилась по глиняному откосу оврага, в кусты. Земля и небо менялись местами… Благо не докатилась: шмякнулась хребтом о заскорузлую корягу. Карусель в голове раскололась, взорвалась на кусочки… Я потеряла тонкую нить сознания – пыталась ее удержать, но она улетала ввысь, извиваясь змейкой. Последнее, что я помнила, – заливистая сирена гаишной машины, несущейся по-над пропастью…

Но не такая уж я старая и не такая дохлая, как оказалось, благополучно очнулась и, обняв голову, уселась на корягу. Что-то холодно мне стало… Пустота в голове царила отменная. Я сидела на дне оврага, в двух шагах от кустарника, окрест шумел продираемый ветром осенний лес. Никого. Только самолет далеко, с еле слышным гулом пытался пробить тучи… Ныло плечо, принявшее на себя падение; горела «хребтовая балка» – благо не вселенским пожаром, а так – умеренным костерком. У нее закалка скоро станет попрочнее стальной…

Я пыталась вспомнить основные события, приведшие меня на дно оврага, но удавалось это не сразу. События расползались; вчерашние накладывались на сегодняшние, сегодняшние на завтрашние… Постепенно я восстанавливала хронологию. Оплакала десять тысяч долларов, которые я уже мысленно потратила, обложилась покупками и забыла, кому что должна… И вдруг дикий ужас пронзил меня! Я вскочила, ошарашенная страхом, – омерзительным, совершенно всепоглощающим!.. Мама! Варюша! Они в опасности!.. Похитителям не обязательно пытать меня, как Тамбовцева, гадая, признаюсь – не признаюсь… Варюшу под мышку, звоночек из ближайшей будки, и я как миленькая несу им вексель на блюдечке с каемочкой… Которого, кстати, у меня нет (векселя, блин, а не блюдечка!). Тут я совсем задергалась от ужаса. Путаясь в жухлой траве, полезла на обрыв, но ноги дрожали, я сползала вниз, а до заветного корешка, за который можно было зацепиться, простиралось целое небо… Тогда я махнула на это рукой, поплелась куда глаза глядят – по оврагу, обтекая кустики. Я помнила, откуда ехала гаишная машина, туда и шла… Минут через пять, по уши в грязи, я выбрела на свалку, где и поднялась на проселок, петляющий по унылому осиннику. Обшарив карманы, я сделала еще одно пренеприятное открытие: мелкое железо из карманов исчезло. Вряд ли на него позарились «чечены» (уж наверняка получше меня зарабатывают), выронила, вероятно, пока кувыркалась. Совсем хреново…

Возвращаться к месту падения не имело смысла. Вперед, к достижениям цивилизации… Я брела через жидкий лес и в итоге выбрела к какому-то карьеру, явно неработающему. Горы грязи, песка, фундамент начатого, но забытого строительства. Сопровождаемая двумя приблудными шавками (сторожевые давно бы меня порвали), я доволоклась до кирпичной будки – своего рода КПП с вертушкой, упорядочивающей проход на территорию карьера. Если там нет телефона, я повешусь. Вот прямо на этой колючей проволоке…

Телефон там был – неудобная дурацкая штуковина, которой и прибить можно. Она стояла на столе, рядом со стопкой потрепанных гроссбухов. За столом сидел невозмутимый вахтер, пышнотелый малый, и ел борщ из банки.

– Позвонить можно, здравствуйте? – умоляюще прохрипела я. Вахтер поднял водянистые голодные глазки. Я стояла перед ним такая никакая, измученная, с дикими глазами, чего-то хотящая, а он равнодушно жевал и имел все это глубоко до фени. Это такая порода людей – когда они едят, для них все умерли.

– Звоните, – прочавкал он. Мог бы и поинтересоваться, откуда я такая вылезла. Не похожа ли на битую проститутку?

Мама сняла трубку. Половина камня с души откололась и рухнула. Вторая половина осталась.

– У вас все в порядке? – с замиранием сердца спросила я.

– Ты где? – подумав, с прохладцей поинтересовалась родительница.

– На карьере, мама… Варюша дома?

– Дома, – снова пауза. – На какой карьере, дочь? Ты долго будешь над нами издеваться?

Вторая половина камня откололась и громко рухнула. Повезло.

– Не на какой, а на каком карьере, мама. Это он. Здесь щебенку добывают. Я не издеваюсь, мама. Это значительно серьезнее, чем ты думаешь. В котором часу Варюша вернулась из школы?

Серьезные нотки в моем голосе не позволили маме взорваться.

– В начале первого, дочь…

В начале первого мужики в микроавтобусе вытрясали из меня душу. Слава богу, у нее было четыре урока…

– Мама, слушай внимательно, – я заговорила приказным тоном. – Из дома никуда не выходи, Варюшу не выпускай. Что бы обо мне ни сообщали, кто бы ни звонил, ни стучал, никому не верь – со мной полный о'кей. Вернусь – расскажу.

– Я так и знала, – начала мама. – Я чувствовала, я догадывалась… Ты не можешь…

Я нажала на допотопный рычаг. Как-то странно это – вот была моя мама, а уже нет. Другой мир. Охранник с банкой, печка в углу, топчан с дырявой матрасней.

– Спасибо, – от всего сердца поблагодарила я.

Вахтер вальяжно кивнул – принимается. Постучал толстым пальцем по банке:

– Будешь?..

В мире пруд пруди хороших людей, просто мы их не замечаем. Они упорно прячут хорошие качества, прикрываясь плохими. Смущаются, наверное. Через пять минут я добрела до остановки, к которой уже подходил академовский «пазик», везущий в центр города. Я не стала соваться в салон – из него можно громко вылететь под ухмылки пассажиров. Обошла кабину и остановилась около водителя. Он как раз выбрасывал окурок.

– Денег нет, – доложилась я. – Можно доехать?

– Нет, – отрубил водитель не глядя. – Мало вас тут шляется.

Я не уходила. Дяденька, взгляни, ты же русский человек… Он перестал смотреть вдаль и неохотно скосил глаза. В принципе, глядя на меня, можно было догадаться, что я не бродяжка.

– Ну что с тобой приключилось? – ворчливо спросил он.

– Ограбили, – простодушно ответила я.

– Сама-то цела?

Я кивнула:

– Так, мелочи. Синяки да шишки.

– Садись, – вздохнул водила. – Куда ехать-то тебе?..

Не хочу, хоть убейте, рассказывать про завершение дня. Оно не делает мне чести, поскольку состояло из нытья, лечения, слез и глупых обещаний. И про ночь не хочу рассказывать – слишком много вредных мыслей; их невозможно передать. Начну со следующего дня – среды, 17 октября, когда ни свет ни заря я приперлась в милицию. Как и обещала.

Их было пятеро. Все как один мужики. Двое напротив, двое сзади, пятый на подоконнике. Ходить хороводом вокруг меня им было несолидно, поэтому приходилось вертеться самой, благо стул подо мной был к тому приспособлен.

О вчерашнем приключении я умолчала – на лице моем следов крушения не осталось, а некоторую заторможенность в движениях можно было объяснять как угодно. Тотальной усталостью, например. Но я нашла тему для разговора. Я болтала языком не менее получаса, после чего наступила продолжительная тишина. Нарушил ее симпатяга Акулов – парень с деловой жилкой.

– Она права, Леонидыч. Мы не докажем, даже если вычислим. Следов нет.

– И не факт, что вычислим, – добавил с подоконника Ткаченко.

– Вы просто работать не хотите, – огрызнулся Верест. – Пороть вас некому. И мне некогда.

– Не без того, – прогундосил простуженный и мрачный Замятный (явно схлопотал за двойную поимку Сургачевой). – Но не совсем. Ты же знаешь, Леонидыч, мы к делу никогда особо наплевательски не относимся. Прикинь, сколько времени понадобится найти Байсахова. Костьми ляжем, а получим с гулькин хрен. Не нужен нам Байсахов, пойми. Пускай с ним Махачкалинская прокуратура возится, если сочтет нужным, или ОБЭП, а нам он, извини, не пришей куда седло.

– Во-во, – подал голос Костян Борзых. – Нам своих заморочек по гроб.

– А ну цыц! – рявкнул Верест. – Кто здесь за итог отвечает? Вы хотели нам сделать предложение, Лидия Сергеевна?

Я кивнула.

– Никто не знает, что я нашла вексель (тут я покривила душой, но ничего). За мной не следили, я проверялась. И в кафе позавчера не следили. Выйдя из дома, я прошла до «Тысячи мелочей», села на трамвай, проехала две остановки и в подворотне у «Яхонта» спокойно проверилась. Затем вышла на Потанинской и взяла такси до кафе «Чайка» на Советской. Попутно проверилась у магазина «Весна». Похожий фокус я провернула и сегодня. Никто не видел, что я пошла в милицию.

– Мы рады за вас, Лидия Сергеевна.

– Вы можете взять преступника только в деле. Ни логическим, ни эмпирическим путем это не удастся. Предлагаю следующий вариант.

Выслушав мое диковатое предложение, Верест сказал решительно:

– Нет. Я несовершенен, допускаю, но подставлять беззащитную женщину под верный нож – на это я пойти не могу.

Остальные напряженно помалкивали. Я чувствовала – в их рядах уже зреет недовольство «волюнтаризмом» капитана.

– Меня будете охранять вы. Вы лично, капитан Верест. Или есть неуверенность в своих силах?

Он принялся кусать губы. Уловив заминку, выступил Акулов:

– В этом есть зерно, Леонидыч. Во-первых, мы на стреме, во-вторых, учитывая близость посторонних, убийца может и отказаться от кровопролития. А в-третьих, – обаяшка Акулов улыбнулся, сверкнув зубами, – Лидия Сергеевна у нас до сих пор такая… хм, богоспасаемая, что ли. Почему бы и дальше?.. Помолимся за нее!

Я со стулом совершила плавный оборот на триста шестьдесят. Мужики улыбались. Кроме одного.

– Нет и еще раз нет! – покрываясь краской, хлопнул кулаком по столу Верест.

Зануда.

И тут недовольство плеснуло через край. Все загалдели вперебой. Мнение Вереста грубо растоптали, отправили в нужник и по очереди принялись доказывать правоту моей точки зрения. На пятой минуте неравного поединка Верест швырнул ручку на стол, поднял на меня красные от злости глаза:

– А вы-то что с этого выигрываете, Лидия Сергеевна? Давно не подвергались опасности, богоспасаемая вы наша?

– Купина неопалимая… – хихикнул Акулов.

– Во-первых, – с достоинством ответила я, – в существующих условиях повышенной напряженности я не могу спокойно жить и работать. Слишком много нервов. Во-вторых, мне чисто по-человечески интересно – кто?..

Если кто-то вдруг решил, будто я совсем забыла, что такое страх, пусть убирается к черту. Дважды за среду меня парализовало от ужаса (остальное время мелко трясло). Первый раз, когда позвонил Верест и, поинтересовавшись, не перестала ли я сходить с ума (я ответила, что нет), назначил на завтра свидание по полной конспирации. В ментуре.

И во второй – когда звонил он же, предложив «обкатать» фигурантов на предмет встречи. В самом деле, не ментам же этим заниматься… Это было логично.

– Хорошо, Олежка, – прошептала я холодными губами, – я попытаюсь… Но у меня к вам просьба. Вексель при мне должен быть подлинным, никаких ксерокопий. Не надо принимать убийцу за простофилю. Если он обнаружит подделку, совсем озвереет.

Верест надолго задумался. Затем начал вздыхать, обещал подумать, взвесить, уговорить начальство не жаться, ну а я в свою очередь должна организовать наличие подозреваемых на подконтрольной территории.

– Организуем… – умирающей лебедицей прошептала я.

Он собрался повесить трубку, но вдруг передумал.

– Слушай, – сказал он, – а что-таки не влезет в самую большую кастрюлю?.. Признайся, ты меня водишь за нос?

– К черту, – пробормотала я. – Зачем тебе голова? Инструкции читать?..

Для бодрости духа пришлось принять граммчик. После чего я засела за ненавистный телефон.

Красноперов уже укатил. Тем лучше. На квартире Риты безраздельно господствовал отпрыск. Бубнил Децл, под подозрительное стеклянное бряканье похохатывали девчонки. Раздосадованный тем, что вынужден отвлекаться, отпрыск по слогам разъяснил, что мамаши нет, и выразил глубокую уверенность, что такая ситуация продлится еще как минимум неделю. Постоялов меня сначала не понял:

– На какую дачу, Лидия Сергеевна?

– У вас есть другие дачи, Борис Аркадьевич?

– Да нет, я не настолько богат…

– Приезжайте, я вас очень прошу. Часикам к восьми вечера, идет? А утром в пятницу уедете. Свежим воздухом подышите, тишину послушаете. На одну ночь, Борис Аркадьевич? Возможно, и не пожалеете.

– Как загадочно вы говорите.

Он явно был заинтригован. Но особого рвения не проявлял.

– Соглашайтесь, Борис Аркадьевич. У вас ведь жену в пятницу выписывают?

– Ну конечно. Выписка с одиннадцати. Думаю, к двенадцати я ее заберу.

– Успеете. Нам предстоит очень серьезный разговор, Борис Аркадьевич. Никакой милиции, обещаю. Только соседи. Ну не хотите оставаться на ночь, уедете этим же вечером, в чем вопрос?

– Ну, право, я не знаю. – Борис Аркадьевич мучительно колебался. – Я подумаю. Не понимаю, зачем это нужно, но только ради ваших волнующих глаз…

С Марышевым и Сургачевой общаться было куда проще, но отпирались они с упорством асфальтоукладочного катка.

– Объясни, зачем нам это счастье, – возмущалась Сургачева, – и тогда мы, может быть, подумаем. А может быть, и нет. Наверняка нет. Ты приглашаешь нас на пикник или тебе просто не хрен делать?

– Что-то я тоже не вопрусь, Лидок, – бухтел на параллельном аппарате Марышев. – Если хочешь сделать заявление, делай прямо сейчас, к чему таинственность городить?

– Мне нужны все соседи, – упрямилась я. – Не хотите ночевать – уедете этим же вечером. Ну можем мы в кои-то веки собраться, поговорить?

– Ага, давно не виделись, – развеселилась Сургачева. – Соскучились, едрить их, аж зубы ломит. Слушай, Лидунь, а давай я вместо себя Марышева отправлю? Он у нас парень с передним приводом, разгоняется споро…

– Я запишу это на твой счет, – пообещал Марышев. – Вот возьму и поеду. А ты сиди кукуй.

– Ну да, ты же у нас парень компанейский, тебя можно и не взбалтывать перед употреблением, – язвила Сургачева.