Текст книги "Ведовство и ведьмы в Англии. Антропология зла"

Автор книги: Юлия Игина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Несмотря на приверженность магизму всего женского сообщества, колдовские знания все же считались народом специальными, доступными людям, наделенным особой силой. К таким «специалистам» в равной степени относились и почитаемые народом «добрые» ведьмы, знахарки, и вызывающие ненависть вредоносные ведьмы. Разумеется, и те, и другие жили в среде «обычных» людей, повседневно находясь с ними в тесном социальном контакте. Подходя к вопросу о женской субкультуре в контексте ведовства, целесообразно иметь в виду, что в обыденном восприятии крестьян сообщество местных женщин условно делилось на «обычных», и тех, кто имел репутацию «белых» и «дурных» ведьм. Подтверждением тому могут служить многочисленные зафиксированные в памфлетах сведения о репутации ведьмы у той или иной обвиняемой, предоставленные их соседями-свидетелями [663]663
  См., например: Anon.Deposition against a Witch… P. 24–25; Anon. ADetection of Damnable Driftes… P. 5–6; W. W. ATrue and Just Recordes of the Information, Examination and Confession of All the Witches, Taken at S. Oses… P. 2A2.


[Закрыть]. Судя по интересу к такой информации со стороны судей, расследующих дела о ведовстве, эти сведения были показательными для суда. По всей видимости, репутация ведьмы была важным фактором и в повседневном общении в городских и сельских сообществах.

Как подчеркивают исследователи, женская культура не была культурой пассивных наблюдателей различных форм «патриархального доминирования» в общественной жизни, как это традиционно приписывалось средневековой культуре. Женщины создавали свой параллельный мир соседско-приятельских связей, кооперации и сотрудничества, который позволял им «выживать» в мире мужчин и находить способы влиять на этот мир в свою пользу. По мнению В. Кэпп, приятельские связи были социальным конструктом, поддерживающим, сеющим распри, создающим границы и базирующимся как на исключениях, так и правилах [664]664
  Сарр B.When Gossips Meet… P. 380–381.


[Закрыть]. Важно, что женский мир, в отличие от мира мужского, полагался на неписанные, неофициальные законы устной культуры.

Важнейшей социальной функцией, которую выполняли женщины, было сохранение традиционных моральных и нравственных норм и осуществление социальной расправы над теми, кто эти нормы нарушал [665]665
  Так есть, например, существуют сведения о группе женщин, побившей окна публичного дома. Некая Элис Мастиан из Солсбери соорудила импровизированную сцену на своем заднем дворе в 1614 году и представляла там пьесу об адюльтерах ее соседей. Группа женщин из Веллоу, Сомерсет, пошла еще дальше: схватив скандальную соседку, они оголили ее гениталии, вымыли их с мылом и водой и «изгнали из своей компании» таким брутальным символическим актом унижения, очищения и исключения. LRO (Leicestershire and Rutland Record Office), iD 41/4, Boxes 33/13 and Box 50/5. Цит. no: Ibid. R 279.


[Закрыть]. В первую очередь это относилось к защите женской чести и репутации, воспринимаемой как коллективная ценность. А потому первейшими целями нападения женского сообщества были те женщины, чью жизнь с точки зрения общепринятых норм нельзя было назвать добропорядочной. К таким относились деревенские проституткии неверные жены. Кстати, в Англии, чтобы обвинить женщину в проституции, в том числе и официально, необязательно было указывать на то, что она берет деньги за сексуальные услуги, достаточно было доказать, что она имеет сексуальные отношения больше, чем с одним мужчиной. Таким образом, термин «проститутка» мог относиться не только к профессионалкам, зарабатывающим себе средства к существованию указанным способом, но и просто к распутным женщинам и даже неверным женам. О том, что агрессивный термин «шлюха» употреблялся в быту для обозначения женщин, имеющих нелегальные, то есть внебрачные, сексуальные отношения свидетельствуют многочисленные материалы церковных судов, занимавшихся рассмотрением подобного рода отношений [666]666
  Karras R. M.Common Women… P. 17–29.


[Закрыть]. Другими словами, таким весьма частым женским оскорблением [667]667
  Оскорбление такого рода в женских конфликтах на почве колдовства – обычное явление. См.: Anon.A True Relation of the Araignment of Thirty Witches at Chelmsford… P. 4; W. W.A True and Just Recordes of the Information, Examination and Confession of All the Witches, Taken at S. Oses… P. C–Cv, C3.


[Закрыть]могли назвать фактически любую женщину, чья личная или скорее интимная жизнь не вписывалась в рамки моральных норм, принятых в данном обществе.

Исследователи отмечают, что в деревне, как это можно ожидать, проституция носила менее коммерческий характер, чем в городах. В силу натурального характера сельской жизни он носила там характер натурального обмена сексуальных услуг на продукты и/или же хозяйственные услуги [668]668
  Karras R. M.Op. cit. P. 24.


[Закрыть]. Часто деревенская распутница была вдовой, чью сексуальную благосклонность обычно оплачивали добром – ее корова была подоена и зерно собрано. Ее навещали как женатые мужчины, так и неопытные юноши. По мнению одного священника, визиты к таким вдовам были менее вредны для сознания и состояния души, чем постоянная мастурбация, к которой часто прибегали неженатые мужчины и священники. Свобода действий, таким образом, была отличительным признаком деревенской публичной женщины [669]669
  Quaife G. R.Wanton Wenches and Wayward Wives… P.152.


[Закрыть].

В предыдущей главе я затрагивала вопрос о связи ведовства и порочности, которая представлялась в сознании общества очевидной и отражалась в стереотипных представлениях о развратности ведьм. Мне видится полезным вернуться к нему еще раз в свете социального аспекта. Известные ругательства «Ведьма!» и «Шлюха!» часто идут в памфлетных источниках рука об руку [670]670
  Среди примеров ругательств такого рода в источниках: «…упомянутый Уильям Байет оскорбил ее, назвав старой каргой и старой шлюхой, и другими непристойными словами…».И еще: «…в ответ на эти обвинения упомянутая допрашиваемая использовала оскорбительные слова, называя упомянутую Урсулу шлюхой…». W. W.A True and Just Recordes of the Information, Examination and Confession of All the Witches, Taken at S. Oses… P. С, C3.


[Закрыть]. И хотя вполне возможно, что их употребление было формальным оскорблением, думается, что в иных случаях они могли нести и совершенно прямой смысл, связанный с репутацией персоны, которой адресовалось оскорбление. Дело в том, что в английской культуре рассматриваемого периода предполагалось, что все женщины должны находиться под защитой авторитета каких-либо мужчин. Исключения составляли лишь давшие обет безбрачия и монахини. Вдовы также могли быть исключением, однако их ожидало подозрение во внебрачных, то есть недозволенных, сексуальных отношениях, если они не выходили замуж повторно [671]671
  Подробнее см.: Rosenthal J.Fifteenth-century Widows and Widowhood…; Hanawalt B.Remarriage as an Option for Urban and Rural Widows…


[Закрыть]. Как отмечалось выше, такие подозрения часто были не лишены оснований. Вообще, если женщина не была женой, дочерью или служанкой, всегда возникало подозрение относительно ее честности [672]672
  Karras R. M.Common Women… P. 135.


[Закрыть].

Как известно, большинство обвинявшихся в ведовстве женщин в Англии были одинокими: вдовами или незамужними, и часто не имели мужской поддержки в доме и хозяйстве [673]673
  См.: Ewen C. L. E.Witch Hunts and Witch trials. Специальных статистических подсчетов относительно матримониального статуса жертв обвинений в ведовстве автором сделано не было.


[Закрыть]. Одинокая старуха, вдова – типичный персонаж антиведовских памфлетов. В свете сказанного ранее рискну предположить, что обвинения в ведовстве вполне могли быть следствием подозрений в честности этой категории женщин со стороны их соседей. Разумеется, для того, чтобы такого рода подозрения привели к обвинению в ведовстве, они не только должны были иметь фактические основания, но и возникнуть в удобных обстоятельствах. Другими словами, не любая подозрительная вдова или незамужняя женщина была объектом обвинения в ведовстве, но при этом в силу своего особого статуса в женском обществе они могли быть наиболее вероятными объектами в сравнении с остальными. Примечателен в этой связи случай с женским семейством Флауэр (включавшим вдовую мать и трех дочерей) обвинявшихся в ведовстве на процессе 1619 года. Согласно памфлетному источнику, они были уличены соседями в том, что в их доме по ночам гостила «низкая компания», проводившая с ними вместе «беспутный образ жизни» [674]674
  Памфлетист писал в этой связи об «исключительном изобилии и тратах»,которые были связаны с воровством для «поддержания некоего беспутного образа жизни и низкой компании, которая часто посещала дом этой Матушки Джоанны Флауэр и особенно ее младшую дочь». Anon.The Wonderful Discoverie of the Witchcrafts of Margaret and Phillip Flower… P. 17.


[Закрыть]. Как отмечают специалисты, иногда незамужние дочери и их матери, пытаясь добыть средства к существованию, могли организовывать нечто вроде притона. Или же, в случае, если содержали постоялый двор или харчевню, могли предлагать свои сексуальные услуги постояльцам, беря за это плату [675]675
  QuaifeG. R.Wanton Wenches and Wayward Wives… P.149.


[Закрыть]. Похоже, что семейство Флауэр организовало нечто вроде такого заведения. По крайней мере, в глазах соседей оно выглядело именно так. В этом случае, обвинение в распутстве стало сопутствующим обвинению в ведовстве. При этом показательно, что автор, написавший об их случае памфлет, интерпретировал их распутство и порочность в целом как одни из причин, обусловивших впадение женщин в ведовство и связь с дьяволом [676]676
  Характерен общий тон описания автором семьи Флауэр. См.: Anon.The Wonderful Discoverie of the Witchcrafts of Margaret and Phillip Flower… P. 15–18.


[Закрыть].

^{Эстамп из памфлета: Anon. Wonderful discovery of witchcraft of Margaret and Phillip Flower. London, 1619.}

В связи с возможной ролью вдов в деревне как потенциальных возмутительниц женского спокойствия и уверенности в мужской верности возникают и другие гипотетические предположения. С течением времени, когда такие «благосклонные» вдовы неизбежно теряли популярность и не могли получать помощь, их хозяйству должен был грозить упадок. Они оставались без опоры мужчин, и к ним приходила старость и бессилие. И, если в период своей сексуальной активности они могли не обращать внимания на сплетни и ненависть женского сообщества, пользуясь поддержкой мужчин, то с потерей интереса к ним, они теряли и ее. Вследствие чего вполне могли становиться жертвами ненависти женщин, помнящих о «заслугах» той или иной вдовы в прошлом. Если учесть, что с упадком собственного хозяйства такие вдовы оказывались зависимыми от расположения своих соседей, и, в первую очередь, женщин, на которых лежала обязанность вести хозяйство, то связь между обвинениями в колдовстве и вдовством, или, по меньшей мере, психологическая основа этой связи очевидна. Другими словами, некоторые деревенские вдовы вполне могли оказываться, в силу своего более свободного статуса той частью сообщества, на которой латентно или открыто, и что более важно, в течение долгого времени могли концентрироваться негативные эмоции остальных женщин. В какой-то момент, в зависимости от степени конфликтогенности конкретной ситуации и внешних обстоятельств, эти эмоции у конкретных женщин могли давать выход, выливаясь в конфликт, принимавший очень удобную в свете исторической ситуации форму обвинения в ведовстве [677]677
  В свете обвинений в ведовстве на почве типично женских конфликтов не лишено иронии замечание Р. Скота о превращении ведьм в кошек: «Я думаю ведьмы – это мерзкие девки (или шлюхи), многократно царапающие друг другу или своим соседям лица, и поэтому случайно сделавшиеся кошками». Scot R.The Discoverie of Witchcraft… Book V. Chapter 1. P. 92.


[Закрыть].

Очевидная связь соседской взаимопомощи и репутации имела огромное значение в случае возникновения подозрений в ведовстве. В этом смысле женщины из беднейших слоев были особенно уязвимы, ибо доступ к работе и помощи членов остального прихода напрямую зависел от хорошего поведения и репутации. Например, когда соседи обвинили Джоану Рид, жену ткача, в том, что она – ведьма, и двое городских булочников прогнали ее из своих лавок, она пожаловалась магистрату в надежде восстановить свое доброе имя. Другая обвиняемая, Мария Кеннет из сассекской деревни, подала жалобу о том, что приятельница, заклеймившая ее как «ведьму и шлюху»,внушила соседям не пускать ее в их дома и отказывать как в работе, так и в милостыне [678]678
  Цит. по: Сарр B.When Gossips Meet… P. 212.


[Закрыть]. Как указывалось ранее, социальная изоляция часто могла быть следствием приобретенной репутации ведьмы. Вот как описывает эту ситуацию Р. Скот: «Эти жалкие ведьмы так ненавистны всем своим соседям, и внушают такой страх, что все стараются обидеть их, отказать им во всем, что они просят: и таким образом они обрушиваются на них; и те действительно иногда могут думать, что способны совершать дела, которые находятся выше человеческой природы» [679]679
  Scot R.The Discoverie of Witchcraft… Book I. Chapter 3. P. 7.


[Закрыть]. Принимая во внимание то обстоятельство, что большинство ведьм принадлежало к низшимслоям населения [680]680
  Thomas K.Religion and the Decline of Magic. P. 520.


[Закрыть], следующую картину можно считать характерной для деревни того времени: «Они бродят от дома к дому, от двери к двери в поисках кружки молока, еды, питья, похлебки или какой-либо помощи, без которой им трудно прожить; и ни с помощью своих занятий и усилий, ни с помощью их искусства, ни с помощью дьявола (с которым они совершают настоящую и очевидную сделку), они не приобретают ни красоты, ни денег, ни развития, ни почета, ни удовольствия, ни чести, ни знания, ни образованности, ни каких бы то ни было благ» [681]681
  Scot R.Op. cit. Book I. Chapter 3. P. 7-


[Закрыть].

В рамках морально-охранительной функции женщины часто играли активную роль в выявлении тех, кого считали ведьмами. Исследования показали, что в то время как суды управлялись внутри контролируемой мужчинами судебной системы, женщины часто играли заметную роль в генерации климата страхов и подозрений, который предшествовал судам [682]682
  См.: Сарр В.When Gossip Meet…; Gaskill M.Witchcraft in Early Modern Kent…; Geis G.A Trial of Witches; Gluckman M.Psychological, sociological and anthropological explanations of witchcraft and gossip…; Hester M.Patriarchal reconstruction and witch hunting…; Jackson L.Witches, Wives and Mothers…; Purkiss D.Women's Stories of Witchcraft in Early Modern England…; Roper L.Oedipus and the Devil…; Sharpe J.Women, Witchcraft and the Legal process…; Stewart P., Strathern A.Witchcraft, Sorcery and Gossip…; Wiltenburg J.Disorderly Women and Female Power….


[Закрыть]. Как писалось в предыдущей главе, пропорция свидетелей-женщин была намного выше в случаях ведовства, чем при других преступлениях. Женщины также играли ключевую роль в осмотре тел обвиняемых на предмет «ведовской метки» и засвидетельствовании репутации обвиняемой. При этом, как заметил Дж. Шарп, «многие мужчины давали показания в ведовских обвинениях, просто повторяя, что их жены сказали им» [683]683
  См.: Sharpe J. A.Instrument of Darkness… P. 181; Valetta F.Witchcraft, Magic and Superstition… P. 173–5. Цит. по: Сарр B.When Gossips Meet… P. 283.


[Закрыть]. Другими словами, если ведовские суды невозможно отделить от традиционно-патриархальной культуры того периода, то они открывают перед историками любопытную картину женской социальной регуляции и приходской жизни. По всей видимости, женщины могли приспособить судебную машину действовать в пользу своих интересов.

В контексте обвинений в ведовстве женщины играли роль, как преследователей, так и защитников. Даже те, кто искал ведьму, чтобы привести ее к судье, объясняли свои действия, в первую очередь, необходимостью защиты от нее ее беззащитных жертв. Когда они считали, что подозреваемая ведьма сама была жертвой злобных обвинений, они могли быть равно усердными в защите ее от преследования [684]684
  Например, Джоана Пичи на суде 1582 года защищала память умершей «матушки Барнс», своей старой подруги: «…Джоана Пичи…говорит, что жила в городке Сент-Осайт около и лет. И говорит, что она знала матушку Барнс, знает, что та не была ведьмой, знает, что она никогда не считалась таковой и не имела навыков в колдовстве». W. W.A True and Just Recordes of the Information, Examination and Confession of All the Witches, Taken at S. Oses… P. C5V.


[Закрыть]. Тот факт, что подозрения часто существовали на протяжении нескольких лет без того, чтобы дойти до официального судебного обвинения, говорит о том, что родственники, друзья и соседи часто были способны предотвращать развитие местных конфликтов [685]685
  Подозрения и слухи относительно Елизаветы Беннет (1582 год) циркулировали среди ее соседей не менее трех-четырех лет до суда над ней. Конфликты между подозреваемой Сисли Селлс и свидетелем Ричардом Россом, приведшие к подозрениям в ведовстве, произошли более чем за 6 лет до суда. См.: W. W.Op. cit. P. B6v, С8.


[Закрыть]. Если формальное заявление все же осуществлялось, поддержка уважаемых в приходе женщин могла сыграть успешную роль в предотвращении преследования. Так Маргарет Грэм из Паома (Норфолк), обвиненная в ведовстве в 1590 году неким Робертом Колом и его сыном, была защищена тремя женщинами, которые знали ее 26 лет и удостоверили ее добрую репутацию, и обвинение против нее было отклонено [686]686
  Цит. по: Сарр В.Op. cit. Р. 286.


[Закрыть].

Интересный вопрос, давно мучающий исследователей «охоты на ведьм», возникает в связи с обнаружением той закономерности, что многолетнее подозрение в ведовстве совсем необязательно приводило к официальному обвинению в ведовстве. Почему одни женщины привлекались к суду, а другие, имея репутацию ведьм на протяжении долгих лет, не привлекались никогда [687]687
  Особенно выделил этот аспект Р. Бриггс, посвятивший свою монографию о ведовстве преимущественно аспекту соседских отношений: Briggs R.Witches & Neighbours… P. 142.


[Закрыть]? Анализ существующей литературы показывает, что универсальное объяснение этой ситуации пока найти не удалось. Скорее всего, его не существует в принципе. Ведь официальный судебный процесс против ведьмы представлял собой сложную и неоднозначную процедуру, которая в правовом и судебно-процессуальном отношении была относительно новой и непривычной для Англии конца XVI – первой половины XVII веков. Для формирования официальной судебной практики расследования преступлений такого рода власти понадобилось освоение накопленной народом традиции в отношении дисциплинирования тех, кого считали ведьмами. Поэтому большое значение имел общественный фактор, который придавал каждому конкретному случаю непредсказуемый характер и уникальность. Как я отмечала ранее, процесс против ведьмы был публичным, и в него так или иначе было втянуто все местное сообщество. Множество факторов могли повлиять на исход дела, прогнозировать который было достаточно трудно. Результат зависел от конкретных обстоятельств каждого случая, личности обвиняемой ведьмы, ее репутации в деревне, наличия у нее родственников и друзей, а у тех – нужного авторитета в обществе. Кроме того, многое зависело от окружавших обвиняемую людей, соседей и их намерений в отношении нее, степени конфликта или конфликтов, назревших между ними и множества других нюансов. Полезный материал здесь могли бы дать скрупулезные региональные и микроисторические исследования на базе судебных документов при привлечении памфлетных источников. Пока таких исследований на английском материале было проведено недостаточно для сколько-нибудь широких обобщений [688]688
  См.: Игина Ю. Ф.Две сент-осайтские ведьмы…; Игина Ю. Ф.Недостойные жить в христианском сообществе…; Freemen J.Sorcery at Court and Manor…; Gaskill M.Witchcraft in Early Modern Kent…; Gaskill M.Witchcraft and Power in Early modern England…; Geis G.A Trial of Witches; Gregory A.Witchcraft, politics and «good neighborhood»..; Hulford S.St. Osyth Witches…; Jackson L.Witches, Wives and Mothers…; The Lancashire Witches…; Roughead W.The witches of North Berwick…; Sharpe J. A.The Devil in East Anglia…; Smith C.I.Northamptonshire…. См. также любопытные микроисторические исследования о процессах против ведьм в других европейских регионах: Говар К.Прослывшие ведьмами…; Henderson L.The Survival of Witchcraft Prosecutions and Witch Belief in South-West Scotland…; Macdonald S.The Witches of Fife….


[Закрыть].

Несмотря на вроде бы очевидную гендерную направленность феномена «охоты на ведьм», массовые обвинения в ведовстве нельзя объяснить только гендером, как это пытаются сделать иные феминистски ангажированные авторы (попытка мужчин контролировать поведение женщин, мужской шовинизм, отстаивание идеалов «хорошей жены» и т. д.). Представления о связи женской природы с колдовством, народная интерпретация женских конфликтов на бытовой почве колдовством были присущи европейскому мышлению на протяжении всего средневековья, начиная с античности. Однако «охота на ведьм» началась только на пороге раннего Нового времени. Указанные элементы как важнейшая часть народных верований являются неотъемлемым содержанием ведовского феномена, объясняя его сущность, но не генезис.

Итак, анализ имеющихся памфлетных материалов, иллюстрирующих судебные обвинения в ведовстве, позволяют выделить следующее. Традиционная модель обвинения в ведовстве играла в аграрном обществе функциональную, объяснительную роль, как подчеркивал еще К. Томас. Но я полагаю, что со временем, под напором разных социокультурных и политических факторов, религиозной нестабильности и борьбы, при всестороннем участии монархии и вследствие уникальной исторической ситуации, породившей демономанию и ведьмоманию, эта объяснительная модель трансформировалась в общественный стереотип.Отличие последнего заключалось в том, что сфера его применения вышла за рамки только традиционных межличностных конфликтов на хозяйственно-бытовой почве, получив правовую, религиозную и идеологическую интерпретацию. Представление о вмешательстве ведьм, а с ними и дьявола, в жизнь людей стало крайне живучей идеей, которая циркулировала в обществе, транслировалась памфлетной литературой того времени, поддерживалось властью, преследовавшей ведьм, и клиром, одобрявшим такую политику и поддерживающим ее на уровне приходов. Страх перед ведьмой и ненависть к ней стали одной из самых характерных черт повседневной жизни общества уже в рассматриваемый период, период «охоты на ведьм».

Характерно, что возникший популярный стереотип об абсолютном зле, которое несут ведьмы в обществе, гармонично впитал в себя традиционную модель обвинения в ведовстве. Рассмотрение ведьм как социального зла подразумевало обоснование вреда, причиняемого ими, что и было предпринято властью в процессе правовой интерпретации и институционализации ведовства. Известно, что народное восприятие ведовства отличала характерная черта традиционного мышления, в соответствии с которой абстрактные идеи добра и зла осознаются лишь в конкретно-чувственных формах. Поэтому вред от ведовства в народном варианте всегда представлялся материально-конкретным,в отличие, например, от его ученой интерпретации демонологами. Зло близкое и понятное «молчаливому большинству» общества было реально ощутимым, зримым, вполне конкретным. Оно воплощалось в лице ведьм и последствий их дурных дел по отношению к миру и людям: «Такие заблуждающиеся люди также убеждены [689]689
  Речь в данном идет о популярных в народепредставлениях.


[Закрыть] , что никакой град или снег, гром или молния, дождь или штормовые ветра не приходят с небес на землю по воле Бога: но насылаются сведущими людьми, колдунами и ведьмами; также как удар грома или гул ветра заставляет их бежать звонить в колокола и жечь ведьм» [690]690
  Scot R.The Discoverie of Witchcraft… Book I. Chapter 1. P. 2.


[Закрыть]. По всей видимости, корни правового понимания в Англии ведовского преступления как реального вреда, закрепленного в антиведовском законодательстве в виде определения ведовства как уголовного преступления,лежат преимущественно в народном восприятии колдовства и его эффектов. В этом, я полагаю, заключается одна из существенных особенностей английской модели ведовства в отличие от континентальной модели (ведовства как особого рода ереси).

Свое непосредственное воплощение идея о колдовском вреде находит в популярных представлениях о порче, колдовских болезнях и насылающих их домашних духах ведьм. Этот сюжет имеет самостоятельное значение в историографии ведовства и требует специального освещения, поэтому я посчитала целесообразным выделить его в отдельный параграф.

§ 3. Персонификация ведовских представлений – imps или «домашние духи» в народных верованиях

Идея об Imp(s), домашнихили личных духахведьм является одним из наиболее колоритных элементов всего комплекса популярных представлений о ведовстве, уже давно обратившим на себя внимание многих исследователей. Истоки этой идеи, как пишет А. Е. Махов, «восходят еще к древнегреческому представлению о демоне, сопровождающем человека от рождения до смерти». По его мнению, можно говорить о двух – высокой и низовой – ипостасях личного демона. «Он может быть существом высокоинтеллектуальным, источником разного рода духовных озарений (предтечей такого демона является, безусловно, демон Сократа), и подобием домового, оказывающего материальные услуги (эта ипостась также восходит к античным представлениям о разного рода домашних духах, в частности, о „благом демоне“ – agathos daimon, – который охранял дома» [691]691
  Махов А. Е.Сад демонов… С. 167.


[Закрыть].

На материалах английских ведовских процессов я столкнулась только со второй, низовой ипостасью идеи о личном демоне, что, впрочем, неудивительно, учитывая преимущественно деревенский, традиционный характер английского ведовства. Домашний дух предстает в английских популярных верованиях как личный помощникведьмы, предназначенный оказывать ей разного рода «услуги», причинять по ее просьбе или приказу вред людям, помогать ей в разных повседневных ситуациях [692]692
  Основной функцией домашних духов ведьмы считалось, по-видимому, причинение вреда людям. Однако возможно, что частое упоминание этого представления в памфлетах объясняется самим характером памфлетных источников, как текстов, основанных на судебных случаях, которые, в свою очередь, были основаны на обвинениях в malificium.Другими словами, учитывая, что информация о причинении вреда обвиняемой ведьмой (и ее духами) представляла для суда первостепенную важность в сравнении со всей остальной информацией, именно она, в первую очередь, находила отражение в документах судебного процесса, а затем и в популярных памфлетах. Остальные функции духов (помощь, услуги) выражены в текстах антиведовских памфлетов не так ярко. Тем не менее, они представлены там и вполне репрезентативны. См.: «Элизабет сначала хотела, чтобы сей кот (она называла его Сатана) сделал ее богатой и зажиточной… и он тотчас доставил на ее луг овец в количестве восемнадцати голов, черных и белых…».Допрос и признание известных ведьм в Челмсфорде… С. 41.


[Закрыть]. В историографии ведовства большое внимание популярному представлению об imp(s)уделяли фольклористы, исследовавшие народные корни ведовских верований. В целом исследователи этого направления квалифицировали домашних духов как персонажей низшей мифологии, демонизированных церковью в процессе христианизации языческой культуры [693]693
  Среди представителей этого направления см.: Bartel P. С.Spell-casters…; Murray M.God and Witchcraft…; Runeberg A.Witches, demons and fertility magic…. Такой же точки зрения придерживается А. Е. Махов: Махов А. Е.Сад демонов… С. 170.


[Закрыть]. Представления о духах, служащих ведьмам и колдунам, не уникальны для Англии. Похожие идеи встречаются не только в западноевропейских, но и в других культурах. Например, русский этнограф А. С. Сидоров описал магические представления народа коми о духах-шевах, принимающих облики животных и насекомых, и с помощью которых колдуны и ведьмы насылают на людей болезнь, традиционно известную как «кликушество» [694]694
  Сидоров А. С.Знахарство, колдовство и порча… С. 106–139.


[Закрыть].

Представления о домашних духах напрямую связаны с обвинениями против ведьм в причинении вреда людям, их имуществу и скоту, а также идеей о материализации зла в колдовской порче [695]695
  Михайлова Т. А.О функции слов во вредоносной магии…


[Закрыть]. Согласно сообщениям источников, «испорченных» людей охватывала необъяснимая болезнь, которая после непродолжительной агонии приводила к тяжелым увечьям или смерти. Она признавалась самим заболевшим и/или окружающими порчей, наведенной ведьмой с помощью домашних духов. Памфлетные описания нападений домашних духов и их последствия для людей различны по степени детализации, но при этом весьма однообразны по содержанию. Для ранних памфлетов более характерны лаконичные сообщения, в которых внимание уделено не столько самому происшествию и его последствиям, сколько фиксации его как факта. К примеру, в памфлете 1566 года нападения домашних духов на людей описываются именно таким образом: «И после того как сей Эндрью оскорбил ее, он не женился на ней, вот почему она попросила Сатану уничтожить все его добро, что он тотчас же и сделал; однако она, будучи неудовлетворенна этим, попросила его притронуться к телу Эндрью, что было сразу же исполнено, после чего сей мужчина скончался» [696]696
  Допрос и признание известных ведьм в Челмсфорде… С. 41.


[Закрыть]. И далее: «… она[ведьма – Ю. И] …попросила его[духа в образе кота по имени Сатана – Ю. И.] напустить хромоту на Фрэнсиса, ее мужа, и он исполнил требуемое. Однажды утром он пробрался в башмак Фрэнсиса, улегся там, словно жаба, и когда он попытался надеть свой башмак, то кот коснулся его ноги. Фрэнсис сильно удивился и спросил, что это было, однако она запретила мужу убивать его, и тут Фрэнсиса одолела такая хромота, от которой его уже никогда не смогли излечить» [697]697
  Там же. С. 42.


[Закрыть]. И еще: «Также, поссорившись еще с кем-то из своих соседей и его женой, она попросила Сатану погубить их посредством кровавого поноса, отчего тот мужчина и вправду умер…» [698]698
  Там же. С. 43.


[Закрыть]. Со временем памфлетные описания нападений домашних духов и последовавших за ними болезней и смертей становятся более подробными и драматичными. Уже в памфлете 1579 года встречается пространное описание, которое я рискну привести целиком: «… вышеупомянутая Элизабет Фрэнсис призналась, что в прошедший Великий пост (как она теперь припоминает), она пришла к некой жене поляка, ее соседке и попросила у нее немного старых дрожжей, но та отказала ей. Она отправилась тогда к другой хозяйке, в дом соседей Осборнов, проживающих там, у которой были дрожжи. И по пути к вышеупомянутой хозяйке дома Осборнов она прокляла жену поляка, и ужасное горе обрушилось на ту, за то, что она не дала ей дрожжей. Сразу после чего она внезапно услышала сильный шум и тотчас же предстал перед нею Дух белого цвета в образе грубого Пса, остановившегося около нее на земле, который спросил ее: „Куда она идет?“. Она ответила, что „за теми вещами, которые ей нужны“. И она сказала ему, что не может получить дрожжей от жены поляка и поэтому хочет, чтобы этот самый Дух пошел к ней и замучил ее, что Дух и обещал сделать, но сначала она должна дать ему что-нибудь. Тогда она, имея в руке корку белого хлеба, откусила от нее кусок и бросила его на землю.[Этот кусок – Ю. И.], как она думает, он взял и ушел своей дорогой, но перед тем, как он оставил ее, она пожелала опять, чтобы он измучил жену поляка головной болью. И с тех пор она никогда больше не видела его, но она слышала от своих соседей, что у той самой жены поляка мучительно болела голова немного времени спустя после этого, и жестоко болит до сих пор» [699]699
  Anon. ADetection of Damnable Driftes… P. 4–5.


[Закрыть].

Болезнь, которую народ причислял к порче, в современной медицине принято относить к разновидности истерии [700]700
  См.: Леманн А.Иллюстрированная история суеверий и волшебства… С. 374–394; Историю формирования медицинского взгляда на порчу/одержимость см.: Veith I.Hysteria….


[Закрыть]. Уже некоторые ученые современники «охоты на ведьм» обращали внимание на рациональный, естественный характер этого заболевания, имеющего психосоматическую природу [701]701
  О влиянии воображения, внушения и самовнушения на физическое состояние человека и его самочувствие писал Р. Бертон: «Так что, как у одних фантазия вызывает в подобных случаях тревогу, так другие, опять-таки благодаря одной лишь фантазии и здоровому воображению, столь же легко выздоравливают. Мы обычно бываем свидетелями зубной боли, подагры, падучей, укуса бешеной собаки и многих других подобных недугов, излечиваемых обычно заговорами, словами, магическими знаками, чарами, и многие свежие раны, магнетически исцеляемые столь часто используемым ныне исцеляющим оружием, которое Кроллий и Гоклений защищают в недавно изданной книге, а Либавий в своем правдивом трактате так же упорно опровергает, большинство же это оспаривает. Всему миру известно, что в такого рода чарах и средствах исцеления нет никакой силы, а все дело лишь, как считает Помпонацци (Помпонацци П.О причинах некоторых естественных явлений… Хотя в этих словах и заключена суть труда П. Помпонацци, самой этой латинской фразы у Помпонацци нет. – Пер.), в воздействии воображения и фантазии, которые усиливают движение жидкостей, жизненных сил и крови, с помощью чего из пораженных органов удаляется причина болезни…. То же самое мы можем сказать об используемых магических средствах, лечении, основанном на суевериях, и о том, чем занимаются лекари-шарлатаны и колдуны. Точно также как с помощью нечестивого неверия многим людям причиняется вред, – говорит о чарах, заговорах и пр. Вьер, – мы убеждаемся на собственном опыте, что благодаря тем же средствам многие испытали облегчение… Нередко знахарь и глупый хирург исцеляют с помощью куда более странных способов, нежели рассудительный врач».И далее: «Однако по большей части людей обманывает собственный мозг, хотя я не могу отрицать, что часто их вводит в заблуждение дьявол, пользующийся представляющейся ему возможностью внушить и представить меланхоликам и тем, кто испытал какое-либо вредное воздействие, несуществующие предметы». Бертон Р.Анатомия меланхолии. С. 430–431, 672.


[Закрыть]. Не останавливаясь сейчас подробно на медицинской интерпретации этого состояния, отмечу, что в народной среде существовало свое видение и объяснение болезней [702]702
  Детальное освещение проблема народного восприятия болезней получила в отечественной литературе в работе Ю.Е.Арнаутовой. См.: Арнаутова Ю. Е.Колдуны и святые…; Арнаутова Ю. Е.Колдовство и колдовские болезни….


[Закрыть], которое в соответствии с характером аграрной культуры и спецификой народного мировосприятия, было материально-конкретным. Поэтому закономерно, что непонятные, необъяснимые и трудноизлечимые заболевания народ объяснял вмешательством магических, но вполне реальных и материальных существ, чьи действия могла направлять чужая недобрая воля. В целом, объяснение болезней вредоносным колдовством ведьм и злых духов является одной из наиболее распространенных этиологий во многих мировых культурах.

Болезнь, наступавшая в результате колдовской порчи, как правило, проявлялась в форме резкого, сильного, чрезвычайно болезненного приступа, внезапно охватывавшего с виду вполне здоровых людей. В источниках появление этой болезни описывается следующим образом: «…заключенная созналась, что ее дочь и дочь некой вдовы Уэбб из Малдона, упомянутой выше, поссорились и подрались, по этой причине Смит была раздражена. И, встретив дочь доброй хозяйки Веб на следующий день, она ударила ту по лицу. И эта девочка вскоре после того пришла в дом и заболела, и чахла два дня, постоянно крича: „Вон Ведьму!“, „Вон Ведьму!“ и так умерла. И утром сразу после смерти этого ребенка, вышеупомянутая хозяйка Уэбб заметила (как она считала) некоторое существо, похожее на Черного Пса, выходившее из ее дома, и, увидев его, она упала в обморок» [703]703
  Anon.A Detection of Damnable Driftes… P. 9. To, что причиной болезни в этом случае окружающими были сочтены именно домашние духи, а болезнь была квалифицирована как порча, подтверждается дальнейшим текстом памфлета, где приводятся описания домашних духов этой обвиняемой.


[Закрыть]. Приступы колдовской болезни могли протекать по-разному, но, как правило, они были циклическими, чередуясь с периодами относительного душевного спокойствия и телесного облегчения у больного: «В конце этих трех недель[в течение которых она болела, после ссоры с ведьмой – Ю. И.], будучи еще очень слабой, она вышла на улицу, как делала раньше, чтобы глотнуть воздуха. Эта вредная женщина[ведьма Мария Смит – Ю. И.] опять стала проклинать ее еще более ожесточенно. Немедленно после чего она ушла в дом, почувствовав такой жестокий припадок и резь в сердце, что упала в обморок, с трудом отошедший в течение получаса. И так горестно страдали и изводились все части ее тела, как если бы сама плоть отрывалась от костей, с такой мучительной болью, которую она не могла сдерживать, а лишь рвала с головы волосы. И стала[она – Ю. И.] как безумная, лишенная разума…. В ту же самую ночь кровать, на которой она лежала, так трясло, поднимало и опускало, что это чувствовала и она сама, и видели другие…. И этот припадок продолжался в течение шестнадцати часов…» [704]704
  The Case of Магу Smith, for Witchcraft… P. 1055.


[Закрыть]. Колдовская болезнь не обязательно приводила жертву к быстрой смерти. Помимо приступов, она могла протекать довольно долгое время в форме тяжелого поражения каких-либо частей тела, при котором те воспалялись и гнили, естественно, причиняя заболевшему большие мучения: «Также она послала духа пытать его[жертву ее колдовства – Ю. И.] и лишить жизни. Но он все еще жив, хотя и испытывает величайшие страдания и, как поистине полагают врачи, в руках которых он находится, он чахнет и гниет. И что одна половина его тела уже сгнила, в то время как он остается живым» [705]705
  Anon.The Laws against Witches… P. 8.


[Закрыть].

Следует заметить, что болезнь, наступавшая в результате применения другого колдовского приема – сглаза, —проявлялась абсолютно идентичным образом. Различение их основано на интерпретации происхождения этих болезней самими носителями культуры: источником порчи считались домашние духи, в то время как сглаз приписывался самостоятельным действиям ведьмы [706]706
  По словам Ю. E. Арнаутовой, «среди разнообразных представлений о магическом воздействии на человека, упоминаемых в осуждающих суеверия источниках, встречается и вера во вредоносную силу взгляда и слова, то, что в русской традиции часто называется одним словом „сглаз“, хотя, строго говоря, под понятием „сглаз“ подразумевается наличие двух разных типов представлений – вера в силу взгляда, так называемый „черный“, „карий“, „дурной“ глаз, „недобрый“ взгляд, и вера в силу не к месту сказанного слова – „оговор“. Вера в дурной глаз, который мог стать причиной неудачи, болезни, смерти, древнего происхождения и известна многим народам, и, имеет ту же природу, что и вера в колдовство. За нею стоит характерная для устной культуры установка на предполагаемую реальность независимого воздействия таких нематериальных субстанций, как слово, мысль, взгляд, желание». Арнаутова Ю. Е.Колдуны и святые… С. 81.


[Закрыть]. Следующий фрагмент является описанием болезни, наступившей в результате сглаза: «… вышеупомянутая жена Стантона пришла также в дом к некоему Уильяму Корнеру из Броквалдена в пятницу, как она делала часто и до этого и получила отказ дать ей кое-какие вещи, которые она настоятельно просила (такие как, кусок Кожи и т. д.). Она спросила хозяйку, сколько у той детей, и та ответила, что у нее один ребенок. Этот ребенок находился тогда в добром здравии, но тотчас его тело так вспотело и похолодело, стало биться и трястись, скручиваться и извиваться туда и обратно,что все видевшие это, сомневались в том, что он выживет» [707]707
  Anon. ADetection of Damnable Driftes… P. 12. См. также описание болезни, наступившей в результате разновидности сглаза – оговора, в судебном заключении 1563 года: «И посреди беседы, как сказала свидетель, она сказала: „Правда ли то, о чем судачат в народе, что ты ведьма?“ На что жена Льюиса ответила: „Если бы я была ведьмой, дьявол забрал бы тебя“. И внезапно после этого свидетель была поражена сильной дрожью и тряской. И вскоре после этого она ушла домой, продолжая страдать с этого дня (субботы) до среды, в которую она упала бездыханной. И так болела она на протяжении 14 дней, что никто не думал, что она выживет». Anon.Deposition against a Witch… P. 25.


[Закрыть]. Колдовская болезнь наступала не только внезапно, но и необъяснимо. Жертвы порчи и сглаза, как правило, считали себя и/или считались окружающими здоровыми на момент наступления болезни. Отказ в просьбе ведьме и последовавший вслед за этим внезапный приступ болезни у считавшегося здоровым человека – типичная модель приведения в действия механизма наведения порчи (и сглаза), о которой писали К. Томас и А. Макфарлайн. Кстати, упоминание в вышеприведенном фрагменте о том, что ведьма попросила сказать, сколько у отказавшей ей в просьбе женщины (а, следовательно, и потенциальной будущей жертвы) детей отражает попытку свидетеля представить действия ведьмы как одну из форм сглаза, а именно – счет [708]708
  В данном случае считает не сама ведьма, а мать ребенка, поэтому модель сглаза-счета реализуется не совсем традиционно. Возможно, существовало представление, что подсчитывание, измерение не всегда должно было осуществляться самой ведьмой, и, что ей просто нужно было знать точное число и назвать, вербализовать его, чтобы наделить магическим смыслом. С другой стороны, можно предположить, что ведьма знала о том, что ребенок у женщины один и, указав на это, хотела вызвать чувство страха за него, другими словами, она, как бы мы сейчас сказали, психологически воздействовала на свою жертву.


[Закрыть]. Его механизм заключался в том, что объект(ы) сглаза должны были быть посчитаны. Как подчеркивает Ю. Е. Арнаутова, измерение (или взвешивание) «наделялись в архаической культуре магическим значением, давая установившему истинную „меру“ магическую власть над тем, что он оценивал своим взглядом» [709]709
  Арнаутова Ю. Е.Колдуны и святые… С. 84.


[Закрыть].

Итак, порча и сглаз проявлялись в форме внезапного приступа или припадка, который скручивал и сковывал тело, заставляя биться в судорогах и конвульсиях. Эти характеристики телесных и душевных ощущений, состояний и переживаний, вызванной колдовством болезни, породили термин «binding witch» – «связывающая ведьма»(в противоположность «unbinding witch» – «развязывающей ведьме», считавшейся способной снять с «испорченного» человека колдовской эффект), распространенный в просторечном употреблении по отношению к вредоносным ведьмам [710]710
  Свидетельство о распространении этого термина я встретила у У. Перкинса: «…дурных ведьм обычно называют „связывающая ведьма“ (binding Witch)…, а добрых – „развязывающая ведьма“ (unbinding Witch)». Perkins W.A Discourse of the Damned art… P. 638.


[Закрыть].

Учитывая, что памфлеты, отражающие материалы судебных процессов против ведьм, представляют собой особый жанр исторических источников, основной целью которых было донести до широкой публики информацию о ходе судебного процесса в злободневном и часто моралистически-назидательном ключе, правомерно заключить, что памфлетисты для усиления эмоциональности создаваемого текста использовали различные стилистические приемы и художественные средства. Вполне возможно, что и к описанию приступов у жертв колдовства они подходили творчески, ибо подчас доподлинно неизвестно какими словами их описывали на суде свидетели или выжившие жертвы. Приступообразные болезни колдовского происхождения в памфлетах описываются очень схоже и включают несколько характерных моментов, о которых пойдет речь ниже. Однако даже если описания приступов являют собой некий художественный конструкт, он не мог не быть основан на общераспространенных, повседневных, традиционно устоявшихся представлениях о болезнях колдовского происхождения и в этом смысле он и представляет для меня интерес.