Текст книги "ЗвеРра (СИ)"

Автор книги: Юлия Галанина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

ЛУНА ПРИБЫВАЕТ

Ночь вторая…

В кухонном ярусе Марку удалось не только подкрепиться, но и немного вздремнуть за печкой. Сил ощутимо прибавилось.

Птека одной рукой наводил порядок на кухне: выкладывал пирамиду из факелов, оставленных незадачливыми поджигателями. Эта идея родилась у него давно: иметь факелы под рукой, раз уж горожане всё равно их бросили. Как выдалась свободная минутка, Птека не поленился, перетаскал заготовки наверх.

Когда Марк проснулся, звеРрик виновато сообщил, что топить нечем. Пришлось взять птекин топорик и спустится наколоть дров. Росомаха перетаскал поленья к кухонной печи, так что общими усилиями на ночь мельницу топливом они обеспечили. Рассудив, что сейчас оружие Птеке ни к чему, Марк пристроил топорик за поясом. Одевшись потеплее и захватив ворох ковриков и покрывал из числа принесённых птековыми родичами, он поднялся на чердак.

Осмотрел окрестности в подзорную трубу. Безмолвная ЗвеРра спала под луной. Марку спать не хотелось, видимо ночные бодрствования вошли в привычку. Внизу было тихо, архивариус дремал на кровати, рыжая лисичка – под столом, остальные бодрствовали кто где.

Плыл сквозь холодную, звёздную ночь кораблик-мельница с потушенными огнями. Не то парусник с единственной мачтой-флюгером, не то колёсный пароход. Рокотал водопад на реке. Марк вспомнил, что опять не подарил Илсе связанный звеРриками рюкзачок. (Который лежал, тщательно укрытый, в сундуке у изголовья кровати). Чертыхнулся.

Хотел, не откладывая в долгий ящик, спустится прямо сейчас, достать подарок и торжественно вручить – но не успел. Ночь изменилась, в воздухе разлилась тревога. Невидимая лапа мягко сжала сердце, отпустила, сжала, отпустила, в такт шагам сгустившейся темноты.

Громадный звеРрюга подошёл к мельнице со стороны моста.

Медведь хотел проникнуть в терем-теремок. И всех сожрать.

* * *

Марк не знал, как расправился с хозяином мельницы медведь в прошлый раз: настиг ли его на жилом ярусе или подкараулил в хозяйственных постройках. Да и было ли это важно? Марк спустился в комнату, открыл дверь и вышел.

Внизу, у подножия лестницы стоял, подняв морду к звёздному небу, медведь. Если кабан напоминал косматую лесную корягу, то медведь скорее казался валуном, огромным и обманчиво округлым.

Медведь тоже увидел человека.

Хриплый, страшный рык перекрыл на мгновение гул водопада, заставил сердце болезненно трепыхаться.

Росомаха в зверином обличье вытек из двери и мохнатой кляксой распластался у ноги Марка. Медвежий рык затих. Тишину привычно заполонил шум водопада и рокот молоточков мельницы.

– Уходи! – рявкнул Марк сверху на медведя.

Луна светила ему в спину.

Медведь мягко поставил когтистую лапу на нижнюю ступеньку лестницы.

Убрал.

Оборотился в грузного, бородатого мужчину в короткой шубе с широкими меховыми отворотами. На выпуклой груди поблёскивал овальный медальон, плоский берет покрывал макушку. Марк мог поклясться, хоть и не видел таких мелочей в призрачном лунном свете, что взгляд у зверРюги тусклый, но очень, очень внимательный.

ЗвеРрюга помедлил несколько мгновений, снова обернулся медведем. Застонали под тяжёлыми лапами ступеньки. Густой звериный запах окутал лестницу.

Росомаха, припав к доскам, глухо, свирепо ворчал. Марк достал из-за пояса птекин топорик.

Ступеньки пели всё громче.

Потянуло смолистым дымом: дверь распахнулась, на лестничную площадку выскочил Птека, держа в здоровой руке горящий факел. Вручив огонь Марку, звеРрик живо скрылся.

– Я вам Маугли, что ли! – заорал Марк, держа в одной руке топор, в другой факел.

Маугли не Маугли, но Птека был прав: что годилось в схватке с тигром, сойдёт и в борьбе с медведем. А пустить в ход топор никогда не поздно. Размахивая факелом, Марк стал спускаться, стараясь топать так, чтобы ступеньки под его ногами скрипели ничуть не тише, чем под лапами звеРрюги.

– А ну пошёл вон! – рычал яростно Марк. – Щас как дам по морде! Я тебе не соболь! Брысь отсюда!

Медведь растерялся. Огонь подступал всё ближе, развернуться на узких ступеньках было негде. Угрожающе ворча, медведь стал пятиться назад.

Марк решительно наступал.

Теперь морда звеРрюги была хорошо видна: гладкий окатистый лоб, чёрная ноздрястая пуговица носа. Оскаленная пасть и крохотные, ничего не выражающие глазки. Марку хотелось полоснуть факелом именно по ним. Но было далеко.

Лестница кончилась, медведь оказался на земле. Спускаться вслед Марк не собирался. Без прикрытия лестницы даже с горящим факелом против медведя его шансы были равны нулю.

Медведь это тоже понимал. Прекрасно понимал.

– Я тебя съем! – впервые услышал Марк человеческий голос звеРрюги.

– Это я тебя съем! – пообещал в ответ Марк.

Холодный ночной ветер колебал пламя.

Так и стояли – Марк на ступеньках, звеРрюга внизу, ждущий, пока прогорит и погаснет факел. Он несколько раз оборачивался человеком: в людском облике огня медведь не боялся. Но опасался росомахи, замершего у колена Марка.

Ступеньки за спиной дробно запели: спешил отважный Птека, держа в здоровой руке новый факел на замену прогорающему.

Марк принял факел. Птека из-за его спины рассматривал самого страшного звеРрюгу из Круга Безумия ЗвеРры.

– Иди сюда, маленький звеРрик, – оскалился медведь перед тем, как в очередной раз осесть на землю грузной косолапой тушей. – Иди, поиграем…

– А-а-а, ва-а-а, – пискнул умирающе Птека и пошатнулся.

– Стой, где стоишь! – скомандовал Марк, не спуская с медведя глаз, но обращаясь Птеке. – И шубу надень, руку застудишь.

Медведю надоело выжидать, и он начал медленно, зазывно пятиться назад, в темноту, выманивая Марка на землю.

Марк знал, что сейчас медведь вряд ли покинет мельницу, скорее всего, заляжет в кустах. Ночь длинная. Потом снова попробует напасть. Может быть, в человечьем обличье.

А медведь уходил, исчезал из освещённого круга, продолжая цепко держать взглядом взгляд Марка.

Потому и не заметил прыжка серебристого волка из тёмных кустов.

* * *

Вслед за Лунным волком появилась остальная стая, молча присоединяясь к охоте.

На полянке перед мельницей, там, где совсем недавно купали в чане росомаху, где стояли незадачливые поджигатели, пытаясь найти в своих рядах самого смелого, – там сейчас озверевшие волки живьём рвали звеРрюгу на части. Медведь яростно рычал, заглушая водопад, вертелся юлой, отмахиваясь от нападающих.

Марк воспользовался моментом по своему обыкновению: благоразумно, а не героически. То есть выкинул догорающий факел и убрался восвояси, предпочитая не выяснять намерения волков в отношении себя. То, что у них свои счёты с медведем, отнюдь не гарантировало безопасность шестому человеку после событий вчерашней ночи. Птеку с Графчем упрашивать не пришлось, – они тоже охотно ретировались наверх.

В комнате было темно и тепло. И спокойно. Марк с наслаждением сел прямо на пол, на коврик, прислонившись спиной к кровати. Глаза понемногу привыкли к темноте, она стала прозрачной. Архивариус спал. Диса с Илсой сидели на подоконнике западного окна и с интересом наблюдали за тем, что творится у подножия мельницы.

– Ну вот, они его растерзали, потрошат, – удовлетворённо сообщила Диса и потянулась, разминая косточки. – Давно пора. Лунный волк его всё-таки достал.

Марк не стал вставать и подходить к окну. Не хотелось смотреть на это.

– Я на кухонную дверь ещё запор наложу, – пробормотал испуганно Птека и засеменил к лестнице. – У меня там сейчас всего две задвижки.

– Вряд ли они к нам заглянут, – успокоил его Марк. – Мои потроха им теперь не к спеху. Как они вовремя появились. Следили за мельницей, что ли…

– А почему бы и нет? – потянулась ещё слаще Диса. – Ты как приманка для звеРрюг, а Лунный волк теперь со всей стаей промышляет.

Она спрыгнул с подоконника и, не спеша, подошла к двери. Приоткрыла её, высунула любопытный носик, оценила обстановку. Картинно подняла руки, растопырив тонкие пальцы – на руках появились длинные, по локоть, тёмные перчатки, плечи окутала пушистая шубка. Диса грациозно выпорхнула на улицу, плотно прикрыв дверь.

– И куда это она? – удивился Марк.

Илса – точёный силуэт на фоне окна – молча пожала плечами.

Чернобурка вернулась быстро. Заперла дверь.

Как была – в шубке – зажгла свечу, поставила на пол рядом с Марком.

Марк с интересом ждал.

Диса двумя пальцами выудила откуда-то из меховых складок длинную цепочку с медальоном и медленно опустила её на половицы перед Марком, в световой круг, отбрасываемый огоньком свечи.

Марк присмотрелся к добыче чернобурки. Цепь была золотая, подвеска овальная. В центре подвески пламенел кровавый рубин, а по краю шли серебряные накладки, изображающие луну в разных стадиях.

– И что? – с сарказмом спросил Марк.

Неожиданно голос подал росомаха:

– Надень, красиво будет.

– Ага, бургомистерская цепь на пролетарской рубашке. Офигеть, до чего красиво! – ядовито подтвердил Марк. – Без малинового пиджака не надену. Да и с пиджаком не надену.

– Будешь самым главным среди звеРрюг, – искушающе мурлыкнула Диса. – Надень. Ради этого медальона медведь бился не на жизнь, а на смерть со своим предшественником.

– Первое. Я не медведь! – отчеканил Марк. – Второе. Я с ним не бился. Пусть Лунный волк эту бляху таскает, ему пойдёт.

– Лунный волк такое не носит, – объяснил Птека, садясь на пол по-турецки и трогая подвеску пальцем.

– Не его фасон? Или размер? Или цвет?

– Он же не звеРрюга.

– Я тоже.

– Но ты…

– … ваша Последняя Надежда. Я в курсе.

– Не хочешь? – словно не веря, уточнил росомаха. – Подари мне, а?

– Бери, – махнул рукой Марк. – Носи на здоровье.

Росомаха молниеносно утянул медальон за цепочку. Надел. Поставил рядом со свечой птекино зеркало и принялся любоваться собой.

– Повеселились? – уточнил Марк. – А теперь всем спать!

– Ложись на ковёр! – предложил добрый, расщедрившийся после подарка росомаха. – Чердак холодный. Тут хорошо.

– А потом весь город будет говорить, что Полярная Звезда прячется по ночам под кровать от звеРрюг, – грустно сказал Марк.

– Труп медведя под твоей лестницей залог того, что не будет, – утешила его Илса.

Сидеть на чердаке, честно признаться, Марку совсем не хотелось.

Поколебавшись, он заполз-таки под кровать, как в нору. Там оказалось на удивление уютно.

Марк выбрался обратно, сходил на чердак и принес подстилки. Топор положил под подушку.

Налюбовавшись на себя, росомаха загасил свечу и растянулся на коврике. В наступившей тишине послышалось выразительное сопение: Птека, напуганный медведем, боялся ночевать в кухне, и приволок оттуда свой тюфяк. Места под кроватью хватило и ему.

Лисички, по-прежнему, сидели на подоконнике. Марк, возможно, предпочёл бы, чтобы на подоконнике сидели Птека с росомахой.

Не спалось, тихо разговаривали.

– Завтра нужно обязательно Нису заставить оборотится! – попросил Марк лисичек. – Боюсь я что-то… И занятие ей какое-нибудь придумать.

– Попробуем, – отозвалась Илса.

– У меня есть для тебя подарок! – снова вспомнил о связанном рюкзачке Марк.

– А для меня?! – тут же ревниво вскинулась Диса.

– Что-нибудь придумаем, – туманно пообещал Марк из-под кровати. – Как там обстановка?

– Всё тихо, – доложила Диса. – Пока всё тихо.

Росомаха гладил медальон и довольно бормотал:

– Я звеРрюга, я – звеРрюга!

– Ты – звеРрюга, – подтвердил Марк. – Рад?

– Ага, – завозился росомаха. – Ага-ага!

– А, может, медальон, это и есть Артефакт? – предложил Марк на всякий случай. – Медведь разнёс Олений Двор, забрал медальон и носил себе спокойненько поверх шубы. А?

– Вряд ли, – первым отозвался Птека. – Медальон у медведя давно, до похищения.

– А ты откуда знаешь? – удивился Марк.

– Я его видел. С медальоном. Лун восемь назад, – признался Птека.

– Ты? И жив остался? – не поверил Марк.

– Я спрятался… – смущено сказал Птека.

У Дисы, оказывается, был отменно тонкий слух.

– Забился в какую-нибудь щель, откуда не выковырять, – ядовито сообщила она и спрыгнула с подоконника.

– Цыц! – осадил её Марк. – Ты что-то не поспешила факел мне принести, а?

– А почему сразу я? – притопнула Диса.

– Потому что в телохранители набилась.

– Я не догадалась – про факел, – в кое-то веки неохотно признала свою вину чернобурка. – Но там и без меня тесно было.

– Теперь жабкам туго придётся, – неожиданно заметил Птека и завозился на тюфяке, устраивая раненую руку поудобнее.

– С чего бы это? – почесал нос Марк.

– Раньше их медведь защищал. Теперь его нет.

– А он один из медведей был?

– Он один остался, – исчерпывающе объяснил Птека.

– А кстати, как размножаются звеРрюги? – заинтересовался Марк.

– Никто этого не знает, – сообщила с подоконника Илса.

А Птека задумчиво добавил:

– У нас шептались, что они не размножаются, а заражаются. Подхватывают Безумие – как болезнь.

Марк задумался и признал:

– Ну что же, вполне логично.

Диса в это время бродила по комнате, из-под кровати были видны её перемещения.

– Что-то потеряла? – подковырнул её Марк.

– Покой и сон, – отозвалась Диса. – Вы-то хорошо устроились. Ладно, и мы не хуже придумаем.

– Иди к нам, – предложил Марк, с удовольствием потягиваясь.

– Ни за что! – отрезала чернобурка. – Я честная девушка.

Птека восторженно хрюкнул.

– Я думаю, непосредственно под южным столом, – подсказала Илса чернобурке. – Сойдёт.

И тоже спрыгнула с подоконника.

– Ну, как скажешь, – не стала спорить Диса.

Илса мягко, аккуратно взяла на руки спящую рыжую лисичку.

Диса щелкнула пальцами – и расстелила прямо на пол роскошнейшее меховое покрывало. На нём и устроились девицы, уложив лисичку между собой.

– Может быть, она утром сама обернётся, – объяснила тихонько Илса. – Увидит, что не одна, что бояться не надо, и вернётся. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – вразнобой отозвались из-под кровати.

А росомаха важно добавил:

– Пусть не боится. Пусть мне говорит, – я разберусь.

И уже совсем в тишине, когда заснул росомаха, ровно засопел Птека, и у Марка глаза стали сами собой слипаться, Илса тихонько спросила из-под стола:

– А что за подарок?

Из-под кровати прозвучало:

– Вязаный рюкзачок. Помнишь, тебе понравился? Птековы родственники сделали специально для тебя.

– Какой хороший подарок, – обрадовалась полярная лисичка. – Спокойной ночи.

ЛУНА ПРИБЫВАЕТ

День

Во сне Марку виделась ЗвеРра, похожая на огромную косматую медведицу, рокочущую как водопад. А Пояс Безумия был на ней совсем не поясом – строгий металлический ошейник плотно охватывал горло.

ЗвеРра глухо рычала, но смотрела на Марка жалобно. Потом появился пророк, больше похожий на одноглазого пирата. Пакостно скалясь, он прицепил палку к ошейнику, поднял громадного зверя на дыбы и заставил танцевать.

Косопятая ЗвеРра переминалась с лапы на лапу и тихонько хрипела.

Во сне Марк от души подрался с пророком, наставил ему тумаков и подбил единственный глаз. Таких приятных сновидений давненько не было.

Проснулся он раньше всех, только солнце ткнулось в зашторенное восточное окно. Терем-теремок дрых беспробудно, навёрстывая отнятое ночными приключениями.

Марк по-пластунски вылез из-под кровати. Тихо, в одних носках стал ходить по комнате, разминая затёкшее тело.

Было как-то удивительно хорошо на душе. И оттого, что все живы, и оттого, что раннее утро, свет пробивается сквозь щели между шторами, и пылинки играют в его лучах. И оттого, что день впереди.

Под южным столом, утопая в мехах, спали, как птички в гнезде, девицы. Все трое. Илса была права: пригревшаяся между подружками Ниса перестала бояться и вернулась в человеческий облик. Чёрные, рыжие, светлые кудри разметались по изголовью, переплелись, – и Марк невольно залюбовался спящими красавицами.

Потом мотнул головой, прогоняя морок-очарование, и пробурчал:

– Потому что нельзя быть на свете красивой такой, ага. Эльфы, это всё и объясняет.

И пошёл на кухню умываться, стараясь, чтобы ступеньки не скрипели.

Никуда не спеша, сделал себе завтрак.

А когда, чистый и сытый, вернулся в комнату, то достал из рюкзака карту, присел к восточному столу и принялся размышлять о том, о сём.

"В ЗвеРре поменялся баланс… – думал Марк. – Имеем мы теперь вот что: Круг Безумия состоял из шести звеРрюг. Если начинать считать с самых мелких, это ласки, выдры, росомахи, рыси, кабаны и медведи. Чем мельче звеРрюги, тем больше их численность. Была.

А что теперь?

Ласки вырезаны волками.

Выдры вырезаны крысками.

Росомахи ещё имеются, хотя одного мы из их рядов изъяли. Сколько осталось?

Рыси – тоже минус одна особь. Рыси предпочитают лес, приходят в город по мосту. Перекрыть мост? Надо над этим подумать.

Кабаны. Кабан был один, его вычёркиваем.

Медведя тоже.

Немного росомах, немного рысей. И много волков. Вот что мы имеем на сегодняшний день.

Если волки будут чистить по ночам город, – то флаг им в руки. Но не увлеклись бы, раз звеРрюги – состояние заразное. Количество волков в Волчьих Башнях с лихвой перекроет всю сумму звеРрюг, промышлявших в ЗвеРре раньше.

А если учесть расположение Башен, – то прежний Пояс Безумия был похож на панцирь, а нынешний волчебашенный – на скелет. Безумие из внешнего грозит стать внутренним. Оно бы и ничего, если бы тот треклятый Пояс не продолжал держать и не пущать. А так все бы просто разбежались подальше от обезумевших волков и привет.

Волки сильны своим ЗвеРрем ЗвеРрей. И они съели пророка, за что им отдельное спасибо. Именно они имеют шансы выкарабкаться из грядущей свистопляски.

А что, если, это, всё-таки, они?

ЗвеРра ведь всё равно в тупике с этим бесконечным выматывающим страхом по ночам. А что, если волки, – санитары леса, – взяли, да и предприняли грандиозную встряску, чтобы взломать Пояс? Ведь чужими, а потом и своими руками они убрали почти всех звеРрюг…"

Но в стройные логические размышления Марка вкралась непрошенной (как Диса) гостьей, картинка: он стоит перед запертой Пастью. А за спиной его кабан – не видимый пока шестому человеку, но прекрасно различимый для волков.

Неужели же поединок его с кабаном, точне исход поединка был так очевиден? Он, Марк, лично поставил бы на победу кабана. Даже если бы знал о притаившейся с кинжалом Илсе. Слишком, слишком сложный способ убрать звеРрюгу.

Хотя (тут же вмешался дух противоречия) выманить кого-нибудь на живца – стариннейшая охотничья забава. Кабан, как пробка, сидел в зарослях у своей Канавки – поди, вымани. Он там каждую кочку знал, каждую ямку. А здесь можно было и так сделать: вот задрал кабан Последнюю Надежду ЗвеРры, обрадовался и устал. А тут ворота Пасти – хлоп! – и раскрылись. И волки съели его, тёпленького, живьём. Как медведя вчера. Просто и изящно".

Марк решил играть в Штирлица до конца, на одном клочке написал "ВОЛКИ", на другом "ЛИСЫ", на третьем "СОБОЛЯ". На лосей бумагу пожалел. В уме оставил.

И снова задумался: так ли уж нужно было волкам ломать Пояс Безумия. Такой ли ценой?

Он придвинул бумажку со словом "ЛИСЫ", через плечо посмотрел на спящих барышень.

"Лисы вывернутся", – подписал он на обороте, решив таким образом зафиксировать, что он думает об итогах грядущего Апокалипсиса.

И написанное для Марка означало следующее: у лисиц самое гибкое в городе душевное устройство. Они изощрённы, коварны, сложны. Это-то их и спасает там, где ломаются и властные волки, и сильные зубры. Зубры не могут спасти тех, кто оборачивается, волки ходят по самой грани, но под бдительным оком безжалостного Лунного волка. А Ниса – в одиночку – играет обоими обликами, скрываясь в зверином обличье, когда страх переполняет человечье.

Обдумав всё это, Марк приписал на волчьей бумажке – "Волки всех выкрутят".

Проще говоря, всех убьют, одни останутся.

А вот чего ждать от соболей, он не знал. Черкнул: "Соболя – мутные".

Подошёл к астролябии, снял с гвоздика.

– У Шпака магнитофон, у посла – медальон… У лисиц – башмак. У соболей – астролябия? Прекрасный повод, а? – пробормотал задумчиво, взвешивая прибор на ладони.

Из-под кровати осторожно выкатился Птека.

Марк прижал палец к губам, призвая его к молчанию. Птеку тоже, видно, скрючило от лежания на полу, он не сразу поднялся. Когда же попытка встать увенчалась успехом, Птека, тихо охая, принялся разминаться.

Марк пальцем показал в сторону кухни. Птека согласно кивнул и на цыпочках пошёл к лестнице. Марк с астролябией – за ним.

На кухне можно было не молчать.

– Ты что-то придумал? – спросил с восторгом Птека, заинтригованный астролябией.

– Придумал кое-что, – подтвердил с ухмылкой Марк.

Птеку ухмылка встревожила:

– Надеюсь, не как с волками и черепом?

– Да нет, на этот раз всё тихо-мирно, – уверил его Марк. – Хочу раздобыть подарков для наших девиц, а то Диса меня съест. И дёрнул же чёрт за язык при ней о рюкзачке заговорить.

– А куда мы пойдем?

– К соболям! – махнул астролябией Марк.

– И тебе не жалко такую красивую штуку? – ахнул звеРрик.

– Для дела – ничего не жалко! – отрезал Марк.

Птека начал вздыхать, надеясь образумить Марка. Когда умывался, – вздыхал, когда приглаживал шевелюру – вздыхал, когда собирал на стол – взыхал опять же.

Марк был непоколебим.

Птека понял, что успеха не добъётся, перестал вздыхать и принялся завтракать.

По лестнице в кухню спустился разлохмаченный росомаха. В человеческом облике, с громадным медальоном на щуплой груди, точнее – на животе. Шуря заспанные глазки, небрежно помахал Марку с Птекой и устремился первым делом к зеркалу, приделанному звеРриками на стену рядом с умывальником.

– Доброе утро, Графч, – помахал ему в ответ Марк.

Поставил астролябию на стол и присоединился к завтракающему Птеке.

Росомаха же, не спеша, подошёл к зеркалу. Глянул в него мельком – и отступил к противоположной стене.

Зеркало было овальное, в резной деревянной раме. Росомаха начал приближаться к нему мелкими шажками. Искал нужное расстояние. Наконец, нашёл. (Марк решил, что Графч хочет видеть себя как на портрете – по пояс). Росомаха встал, подбоченясь. Повернулся к зеркалу одним боком, затем другим. Откинул гордо голову, брови свёл, взгляд сделал строгий.

Марк с Птекой наблюдали.

Росомаха пятернёй пригладил шевелюру. Не понравилось, разлохматил. Прямо на глазах она стала гуще, росомаха оброс львиной гривой. Удлинил бакенбарды. Скрестил руки на груди. (Марк прыснул). Скрещённые руки закрыли медальон, пришлось убрать. Росомаха зажал в кулаке золотую цепь, приподнимая подвеску повыше. Медведь всё ж таки был не в пример крупнее, пришлось укоротить цепь почти вдвое. Росомаха не растерялся, стянул медальон, свернул цепь двойной петлёй и заново прикрепил подвеску.

Вот так медальон лёг точно на грудь. Но росомахе и тут не понравилось. Теперь уже – любимое жонглерское трико непонятно-грязного цвета, в котором он щеголял, не снимая.

Марк начал верить, что росомаха облачится в новые одёжки – как лисички, переодевающиеся по сто раз за день – но Графч убил его веру на корню. Как выяснилось, трико его устраивало и цветом, и засаленными пятнами, просто он хотел, чтобы медальон лежал на голой груди. А горловина у трико была глухая.

На человеческом пальце росомахи возник острый звериный коготь, Графч без всякого трепета рванул им ткань от горла к пузу, словно вспарывая себя. В получившийся вырез опустил медальон, огляделся.

Результат, видимо, показался Графчу недостаточно мужественным – и на груди закурчавилась жёсткая чёрная поросль. Медальон утонул в ней, как гриб во мху.

Марк от смеха поперхнулся кашей. Графча это ничуть не смутило.

– Вот теперь я понял, кого мне ваш медведь напоминал, – сказал, отсмеявшись, Марк. – Генриха Восьмого, английского короля. Тоже мордатый был мужик, и глазки крохотные. Графч, заканчивай прихорашиваться и завтракай быстрее. Пойдём в город.

– А куда? – росомаха повернулся к зеркалу спиной, но (изогнув шею штопором) продолжал рассматривать себя.

– Сначала к жабкам. Вдруг они ещё не знают про медведя.

Птека аж зажмурился от удовольствия.

– И пусть попробуют нас свеклой накормить! – сказал он кровожадно. – Пусть попробуют…

Росомаха оторвался, наконец, от зеркала. Подошёл к умывальнику, осторожно (и весьма скупо) смочил в воде два указательных пальца и провёл ими по глазам. На этом его утренние водные процедуры закончились.

Марк покачал головой. Пообещал:

– Опять в баке выкупаю. Мы же теперь не одни живём. Что архивариус с Нисой подумают?

Росомаха пожал плечами. Почесал густую, словно париком прикрытую макушку.

Объявил:

– На улице вас буду ждать, – и, сорвав запоры с кухонной двери, выскочил наружу.

– Чего это он? – подивился Марк.

Птека догадался:

– Пошёл в омуте купаться. Прямо в одежде, как в тот раз. На нас ему наплевать, но перед архивариусом, видимо, стыдно.

– До сих пор не пойму, он такой неряха всегда был или после встречи со мной опустился, – проворчал Марк. – Ласки Дисины все как один прилизанные, да нафуфыренные были. Медведь тоже щёголем ходил. Про кабана ничего не скажу – не разглядел я его в людском обличье. А Графч наш хуже бомжа, если честно.

– Бомж это кто? – подпёр здоровой рукой щёку Птека, приготовясь к обстоятельному объяснению.

– Да так сразу и не объяснишь, – махнул рукой Марк. – Ничего хорошего, в общем, несчастный человек.

– Не, росомаха – счастливый, – разочарованно убрал руку Птека. – Вон как с медальоном носится, звеРрюга!

– А вдруг он не моется, вдруг он на медвежьих костях катается? – встревожился Марк. – С него станется!

Он рванул кухонную дверь, выглянул наружу.

К огромному его облегчению медведя, точнее его останков, под лестницей не было. Как растворились.

А росомаха, и правда, плескался под водопадом.

И даже уши мыл.

* * *

Дом жабок лежал на пути к владениям соболей, собственно говоря, поэтому Марк и решил к ним заглянуть, порадовать.

Спящим девицам и архивариусу Марк оставил записку: "Ушёл по делу. Скоро буду. М." Записку отнёс и положил на южный стол росомаха. И слинял, оставив цепочку мокрых следов. Если лисички и видели его, то никак не показали. Марк надеялся, что пока мельница относительно пуста, Ниса освоится в привычной компании. Кухня стараниями Птеки и всей его родни полна припасов, так что с голоду домочадцы не пропадут.

Завёрнутая в тряпочку астролябия покоилась в полосатом рюкзаке.

Привычно пошли вдоль берега вниз по течению. За мостом свернули налево, чтобы не карабкаться через Могильники. Оставили по правую руку Олений Двор.

Вот и озерцо, и дом жабок застыл над сонной водой.

Обогнав Марка, Птека и росомаха дружно рванули к парадному крыльцу. Мокрая грива прифрантившегося росомахи блестела на солнце. Как и медальон на выпяченной груди. А Птека гневно сжал губы и нахмурился (чтобы жабки сразу увидели: помнит он про варёную свеклу, помнит!).

Росомаха, пританцовывая, взлетел по ступенькам и без церемоний бахнул в дверь кулаком. Дверь угодливо открылась.

– Блямбу видели? – потыкал пальцем в медальон росомаха, расправив узкие плечи дальше некуда. – Всё поняли?

На крыльцо, шурша скользкой крылаткой, выбрался главный жаб. Осторожно обошёл росомаху. Покосился на Птеку и воззвал к Марку, который был в нескольких локтях от крыльца. Можно сказать взвыл:

– Мы ничего не поняли, господин!

Марк не спешил подходить.

Птека начал сопеть, собираясь резануть правду-матку жабу в лицо.

Опять всё испортил росомаха.

Он без церемоний ухватил жаба за рукав, силой развернул к себе так, что лупоглазый почти уткнулся ему в грудь.

Росомаха, пуча глазки, словно передразнивая обитателей дома над прудом, замогильным голосом сообщил:

– ЭТО носил МЕДВЕДЬ!

У жаба глаза съехали к переносице. Он покачнулся.

Птека торжествующе подтвердил:

– Да-да, это медальон медведя! – и подхватил почтенного господина под локоть, чтобы тот не упал.

Росомаха поглаживал рубин. Выглядело это откровенной угрозой.

– О-о, как мы рады! – простонал, вывернулся скользкий жаб.

Сбежал на дорожку к Марку и встал подле, закатив глаза.

– Чему рады? – скучно полюбопытствовал Марк, оглядывая жаба. – Артефакта я не нашёл.

Жаб замахал лапками:

– Мы в вас верим! Мы вам верим! Мы сделаем всё, что нужно Последней Надежде! Мы давным-давно приготовили для облегчения его поисков подарок.

– Три подарка, – тут же уточнил с крыльца росомаха.

– Я чувствую себя юным рэкетиром у ларька, – сообщил жабу Марк.

Тот на всякий случай закивал, заранее со всем соглашаясь. Как и в первую встречу, подобрал полы шёлковой крылатки и грузно ускакал.

Марк присел на ступеньке, гадая, что же за подарки за такие, жабские. Птека уселся рядом, а росомаха, подбоченясь, ходил по крыльцу.

Жаб вынес портрет пророка, писанный маслянными красками, – наверное, единственный в ЗвеРре. Его помощники – плотный отрез тёмного синего шёлка и фонарь.

Вполне возможно, что портрет жабки, действительно, приготовили заранее – но что шёлк и фонарь просто первыми попались под руку, было очевидно.

– Спасибо – буркнул Марк, забирая отрез.

Росомаха выхватил портрет, Птеке достался фонарь.

Жабки, вынесшие всё это, скорбно, как на поминках, стояли на крыльце.

Росомаха, гордясь победой, поднял портрет над головой и, вихляя телом, пошёл прочь от особняка.

Птека с Марком потянулись за ним, со стороны напоминая не то крестный ход, не то мародеров.

Жабки вздыхали.

* * *

Чтобы добраться от жабок до соболей, нужно было идти в центр города, минуя Волчью Пасть. Несмотря на то, что сейчас Марк со товарищи пользовался плодами волчьей расправы над медведем, Пасть обошли далеко стороной. На всякий случай: вдруг отрез отберут, к примеру. Мало ли, что день.

Соболя жили недалеко от архива, на главной площади ЗвеРры.

Когда Марк увидел их дом, он подумал, что так и думал.

Изящное, вытянутое вверх палаццо, в котором не было даже намека на тяжеловесность Зубрового Замка, замкнутость Волчьих Башен и обособленность Оленьего Двора. Маленький светлый дворец, весь в ажурных завитках.

Марк не спешил приближаться, встал на краю площади под прикрытием одного из зданий.

Городской архив примыкал к площади боком, главный вход у него был из переулка, поэтому в прошлые визиты Марк не очень-то и рассмотрел пуп ЗвеРры и сейчас навёрстывал упущенное.

Волчья Пасть, хоть и была далеко, приглядывала за площадью. Её угрюмый венец был у Марка за спиной, возвышаясь над домами. Вился на шпиле башни огромный чёрный стяг с серебристой волчьей мордой. У соболей с балкона над главным входом свешивались зелёные вымпела, на которых вышиты были такие же зверьки, как и на флюгере мельницы звездочёта.

Сама же площадь была относительно небольшой: меньше внутреннего двора Зубрового Замка. Перед скромным (по сравнению с дворцом соболей), скупо украшенным зданием ратуши возвышалось лобное место. Как уже объяснил Марку Птека, ратуша была отдана на растерзание звеРрикам. ЗвеРри её надменно игнорировали: в случае нужды собирались либо в Зубровом Замке, как в новолуние, либо в Лисьих Норах, но, обычно, предпочитали решать свои проблемы сами.