Текст книги "Далекая звезда (СИ)"

Автор книги: Юлия Буланова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Глава 44

Астрид Эрден

Когда в нашу каюту осторожно прокрался Альтер и с опаской косясь на дверь, предложил выпить успокоительное, я схватилась за сердце. И фраза: "Мам, ты только не волнуйся" – спокойствия мне не прибавила.

Жизненный опыт подсказывает, что ничего хорошего после этого я не услышу. Мой сын или что-то сломал, или разбил, или с кем-то подрался. Снова.

Конечно, мы ожидали, что адаптация в новом социуме не будет проходить абсолютно гладко. Но я надеялась на чудо.

И, если честно, не представляю, что теперь делать. Ведь рядом с нами сейчас нет спокойного и надёжного, как скала Пола, мудрой Полин и оптимистки Рори.

Когда же в каюту вошёл начбез, мне стало совсем грустно. Вряд ли человек на такой должности просто так зашёл в гости.

– Что он опять натворил? – Я хоть и обращалась к иштарцу, но смотреть старалась на сына. Потому, что лер Ли вблизи был ещё больше похож на призрака из моего прошлого.

– Не знаю, как тебе сказать, – в голосе сына слышалась нерешительность, что с ним случалось довольно редко. Общение с Авророй имело и такие последствия. Хорошо, хоть в остальном она влияла на него, исключительно, положительно. – Мам, я сделал тест ДНК.

– Но перед этим ты, как всегда, не посчитал нужным спросить разрешения? Я верно понимаю? Альтер, термин "Информированное добровольное согласие" тебе ни о чем не говорит? И этот ребенок растет в семье, где есть два врача и один юрист. Я Пола попрошу выучить с тобой все медицинское законодательство, если это повториться. Лер Ли, обещаю принять меры…

Но поток моих извинений прервал голос, который, как ножом резанул натянутым нервам.

– Звёздочка…

Это не могло быть.

Призраки же не оживают.

Или оживают?

Бывают же чудеса.

Руки и ноги немеют, в мгновение становясь ледяными. В ушах отдаются частые удары сердца. А в глазах темнеет.

Наверное, я бы упала, но он подхватывает меня в объятия и сжимает так, что ребра трещат.

Почти больно.

А ещё он очень горячий.

И запах почти такой же. Море. Сандал. Горький апельсин. Раньше к нему примешивались сладкие нотки смородины или винограда. Каи очень любил эти леденцы.

Как же они назывались?

Не помню.

Сколько же всего я не помню?

Например то, насколько он выше меня.

Я цепляюсь за эти глупые мысли, как утопающий за соломинку. И боюсь открыть глаза.

Хочу верить, но так боюсь разочарования, что не могу.

Говорят, что во сне люди не чувствуют боли. Глупость, конечно. Спящий человек слышит звуки, ощущает вкус, запах, прикосновение и боль.

Но как тогда отличить сон от реальности?

Сколько раз он мне снился? Только он всегда был девятнадцатилетним мальчишкой, а не взрослым мужчиной.

Сколько раз я видела в толпе похожего на него мужчину? Бежала, расталкивая прохожих, чтобы вновь и вновь понять, что ошиблась.

– Мам, может ты всё-таки будешь успокоительное? – спросил сын с беспокойством в голосе, а потом продолжил зло и тихо. – Просил же подождать за дверью.

В ответ меня ещё крепче прижали к груди в форменном кителе. И я услышала стук сердца. Неровный и частый. Звучащий в унисон с моим. Прямо, как двенадцать лет назад… на рассвете той бессмысленной и ненужной никому войны.

– Альтер, дай воды, – попросил почти тот же голос и объятия ослабли.

Решилась открыть глаза я лишь когда моих губ коснулся полипластик одноразового стакана, до краев наполненного водой.

Наверное, следовало сделать это немного раньше. Потому, что они меня облили вместо того, чтобы напоить. Видимо, руки сейчас тряслись не только у меня.

Впрочем, импровизированный душ немного отрезвил.

Сколько лет я мечтала о том, чтобы увидеть Каи ещё хотя бы раз? Думала о том, что так мало говорила о том, что люблю его.

Сейчас он здесь.

А я не могу сказать и слова.

– Звёздочка, – шепчет он. – Моя Звёздочка.

– Каи…

Его имя – всё, на что хватает сил. А потом горло сжимает спазм, а из глаз начинают катиться слезы, раскрашивая мир сотней радужных отблесков.

В моим мечтах я смеялась и осыпала его поцелуями.

А в реальности – реву, как дура.

Он ведь жив.

Жив.

Был жив все эти годы, когда я верила в его смерть и не искала.

– Прости, – вторит он моим мыслям. – Я должен был верить, что ты жива. Должен был найти тебя.

Я хотела что-то ответить, но вмешался Альтер. Строго, явно копируя Пола, он попросил:

– Мам, давай ты примешь успокоительное. И… ему дашь. Он сейчас бледнее снега. А это несколько неестественно для иштарца. Ещё пять минут назад он нормальным был. Нет, его, конечно, потряхивало. Но не так сильно, чтобы я о здоровье его сердца беспокоился. А сейчас мне как-то страхово. Вдруг, его инфаркт хватит? Ты его, конечно, вылечишь. Но может лучше до этого не доводить? Он нам здоровым нужен.

Я, наверное, должна была принять успокоительное. И дать его Каи. Потому, что Альтер – ребенок в достаточной степени хладнокровный. И если его что-то беспокоит, значит, дела плохи.

Так поступила бы сильная и уверенная в себе женщина.

Я ведь в первую очередь – мать. И должна… быть сильной.

Но не была.

В моей жизни сначала был Рой. Потом Каи, Пол и Альтер. У меня получалось лишь казаться сильной и взрослой. Да и то – не всегда. И сейчас вместо того, чтобы вести себя, как разумный человек, я разревелась.

Через пару минут мое запястье твердо ухватил Альтер и прижал инъектор к сгибу локтя. На некоторое удивление в моем взгляде, сын ответил:

– Ты же не думала, что у меня не получится взломать пароль на твоём планшете? Для этого стоило придумать что-то посложнее его имени, – сын кивнул в сторону Каи. – Но ты не думай, что я возомнил себя врачом и штампую лекарства. Не надо просить деда учить со мной медицинское законодательство. Я твою же формулу использовал. А ему – сама, ладно? Потому, что одно дело – в особой ситуации в твой личный планшет залезть. И совсем другое – соваться в корабельную сеть, чтобы найти безопасное лекарство для него.

Альтер явно беспокоился. И, скорее всего, пребывал в несвойственной ему растерянности. Отчего и начал наводить суету. Пережила бы я без успокоительных. И он это понимает. Просто, у него так выражается стресс.

Вроде бы Полин ему не родная бабушка, а эту манеру он перенял именно от нее.

Наверное, он не понимает, как теперь обращаться к Каи.

Привычное "Лер Ли" прозвучит слишком формально.

А звать отцом малознакомого человека ему, явно, претит.

Вот и вырывается безликое "он".

Наверное, действует лекарство. Потому, что тело наполнила странная лёгкость, а слезы прекратили течь ручьем.

– Каи, скажи, что это точно ты, – попросила я шёпотом. – Что ты мне не снишься. Что ты здесь – со мной.

– Это я, Звёздочка, – ответил охрипшим голосом он. – Не плачь, пожалуйста. Все будет хорошо.

И я нашла в себе силы впервые за все это время посмотреть на мужчину, который обнимал меня.

Это был совсем не тот мальчик – мой сосед.

Его огненно-рыжие волосы словно бы посерели. В них появились отблески седины.

На лице прибавилось морщинок.

Но глаза… у него остались самые красивые на свете глаза цвета молодой листвы.

Такими же глазами все эти двенадцать лет смотрел на меня сын, давая силы жить.

Глава 45

Ин Минори

Альтер снова прятался на техническом этаже. Сидел на коробках с универсальными картриджами в обнимку со своим драгоценным планшетом. И снова хандрил.

– Зачем ты сбегаешь? – спросил я, присаживаясь рядом. – Твои родители беспокоятся. На Астрид лица нет. А Каи думает, что успел чем-то обидеть тебя. Ты же был рад, тому, что он жив?

– Все рады, – мальчик тяжело вздохнул. – Все рады, что они нашли друг друга. Пусть, и спустя столько лет. Та война оставила мало историй со счастливым концом.

– Что тебя беспокоит? Ты же не просто так избегаешь своего отца. Я умею хранить секреты.

Мальчик смерил меня тяжёлым совершенно недетские взглядом и после минутной заминки ответил:

– Вы были правы, когда сказали, что злиться на живых легче. Я понимаю, что он не виноват. Его обманули те, кому он безгранично доверял. Эти же люди обманули и мою маму. Но я злюсь. Потому, что он должен был верить и искать нас. Злюсь потому, что мама вбила себе в голову, что это все – ее вина. Если бы она не сменила фамилию, он бы смог ее найти. Она винит себя за то, что сама поверила тем тварям. А ещё я злюсь на него потому, что эти люди – мои родственники.

– Ну, в последнем он, точно, не виноват.

– Последнее меня злит менее всего.

– Альтер, я понимаю, что тебе сложно принять отца, которого не было с тобой тогда, когда ты в этом нуждался.

– Он меня раздражает.

– Это нормально.

– Да? – Мальчик тяжело вздохнул. – Все вокруг думают, что я должен его любить. Он же мой отец. А я и без него прекрасно жил. И не нуждался я в нем.

– Никто не ждёт от тебя, что ты за пару дней превратишься в любящего сына. Для этого нужно время. Но мне казалось, что вы смогли подружиться. До того, как узнали о родственных узах.

Альтер пожал плечами и ещё крепче обнял планшет. А я подумал о том, как же сложно бывает с детьми, которым достались совершенно недетские испытания.

– Почему бы тебе не остаться его другом?

– Потому, что он знает, что я – его сын. Какая тут дружба? И его вдруг стало в моей жизни слишком много. У меня не остаётся свободного времени. Он занимает его всё. У меня есть свои дела, увлечения, учеба. Я люблю быть один и заниматься своими делами. Читать. Изучать алгоритмы работы колоний нанитов. Строить теоретические модели. А ещё я устаю от людей. Даже от близких. Мне одиночество необходимо, как воздух.

– Каи задушил тебя заботой?

– Да!

– Он любит твою маму и тебя. Но не знает, как эту любовь проявлять.

– А можно он будет любить только мою маму? – с какой-то даже безнадежностью спросил ребёнок.

– Боюсь, это так не работает. Просто, поговори с ним, скажи ему, что тебе нужно личное пространство и время, которое ты хочешь провести наедине с собой. Не бойся выставить здоровые границы. Это пойдет вашей семье лишь на пользу. Он сейчас растерян не меньше тебя.

– Хочу домой, и чтобы все было, как раньше. И не хочу. Потому, что раньше мои родители были несчастны. Но сейчас они тоже не слишком счастливы. Они улыбаются. Врут о том, что у них все хорошо. Ведь всем вдруг так интересно, как они переживают воссоединение. Мама плачет. Запирается в туалетной комнате и плачет, стараясь заглушить рыдания звуком льющейся воды. Но мы все слышим. Потом она выходит и говорит, что в глаза попала пена. Он делает вид, что не верит. Потому, что не знает, как ее успокоить. А у него самого трясутся руки всякий раз, когда он смотрит на нас. И надо быть слепым, чтобы не видеть боли в его глазах.

И что тут скажешь? Все этот малый понимает лучше любого взрослого. Лишь вежливое:

– Все наладится. Со временем

Альтер никак на мои слова не отреагировал. И я его понимаю. Умные люди на шаблонные фразы не отвечают. А кроме банальностей в голову ничего не идёт.

Ясно же, что счастье, влюбленные, которых разлучила судьба, испытывали первые часа два, а потом они столкнулись с реальностью, в которой все слишком сложно.

Они злятся на себя на то, что поверили людям, незаслуживающим доверия. Винят себя за то, что не искали друг друга. И учатся, просто, жить вместе.

Роман под звук разрывающихся снарядов, когда каждое мгновение может стать последним, всегда безумен и ярок. Особенно, если вам нет и двадцати.

Чувство же вины и стыд за собственную легковерность способны разрушить любую – даже самую страстную любовь.

Но хуже всего сейчас приходится именно Каи. Он не просто потерял свою обожаемую Звёздочку, а пропустил одиннадцать лет жизни своего сына. И никак это уже не исправишь.

Да ещё и переходный возраст, при условии, что у мальчишки не самый простой характер, ещё не раз даст о себе знать. Конечно, Альтер закрылся в себе. Стресс. Растерянность. И характерный для его возраста протест против давящей опеки отца, который резко появился в его жизни.

– Я не хочу менять имя, – тихо, почти шёпотом сказал ребенок.

– А зачем?

– Так принято – брать фамилию отца. Но я не хочу. Мама и так назвала меня его именем Альтер Каи. А вы знаете значение имени "Альтер"? Оно означает "другой". Я и так "другой Каи".

– Не накручивай себя раньше времени. Тебе же этого ещё даже никто не предлагал. А если предложит, то скажи: "Спасибо, но нет".

– И звать его папой, тоже не могу, – грустно пробубнил ребёнок. – Не знаю, почему. Я ведь всегда хотел, чтобы у меня был отец. И ведь он именно такой отец, о каком я мечтал. Но я ничего к нему не чувствую. И больше люблю того отца, который смотрит на меня со старых фотографий, чем живого. Это плохо и неправильно. Но взять и полюбить его у меня не получается. Я не хочу расстраивать родителей. Им и так сложно.

– И поэтому ты прячешься от них? Поверь, твои переживания расстраивают их гораздо сильнее, чем отказ изменить фамилию или называть Каи отцом. Альтер, дай им и себе хоть немного времени. Все наладится. Но не сразу. Твоя мама перестанет плакать. Да и твой отец скоро успокоится. Попробуй начать общение с ним с чего-то простого. Посмотрите какой-нибудь фильм. Или сыграть в какую-нибудь игру. Помнится, у него была приставка с парой десяткой игр на взаимодействие.

– Я не люблю играть в приставку. У меня это никогда не получалось.

– Тем лучше. Он тебя научит. Есть много очень интересных игр. Например, "Подземелье золотого дракона", "Волшебная академия" или "Тайная лаборатория. Прыжок во времени". Тебе понравится. В крайнем случае, это будет новый полезный опыт.

Альтер неуверенно улыбнулся, а я поздравил себя с маленькой победой.

Надо будет поговорить с Каи. Сказать, чтобы не давил на сына. И пока не лез к ребенку с гениальной идеей изменить фамилию.

А ещё стоит посоветовать, чтобы после экспедиции они летели на Терру. Хотя бы на пару лет. Провести на Иштаре недельку отпуска, думаю можно, но жить им лучше рядом с приёмными родителями Астрид, и обожаемой Альтером, кузиной Рори.

Если неожиданно обретенный отец станет причиной переезда в другую страну, где не будет того дома, куда Альтер так хочет вернуться, то жди беды. Но Асти – умница, сына любит и неплохо понимает. От самых страшных ошибок она Каи убережёт. Это сейчас у нее шок. Через некоторое время к нам вернётся решительная особа, которую крейсер с места не сдвинет. А мой друг поймёт: он должен не пытаться исправить то, что его не было с ними рядом, а, просто, жить.

Так, что все у них будет хорошо. Со временем. Как бы банально это не звучало.

Эпилог

Альтер Эрден

Каждый любящий брат должен, иногда, делать свою сестру счастливой. Даже, если ему самому это кажется странным.

Поход на фестиваль "Манхва-мания" не вызывал у меня никаких положительных эмоций. Скорее, наоборот. В этой тусовке я чувствовал себя не слишком комфортно.

Косплееры.

Девочки-подростки в платьицах всех оттенков розового с белыми лентами в волосах.

Сладкая вата.

Фрукты в карамели.

И почти у всех присутствующих в руках есть по томику любимой манхвы, которую участники или принесли из дома, или купили в одном из букинистических автоматов. Потому, что организаторы фестиваля пригласили популярных авторов.

Звезды чинно сидели за столами и раздавали автографы.

Их фанаты суетились вокруг.

И только я, как дурак стоял и ждал, когда это все закончится. Благо, осталось меньше часа.

Как бы не старалась Ингрид привить мне любовь к данному жанру развлекательной литературы, моей единственной страстью оставалась лишь наука.

Сестренка буквально вчера мне рассказывала о том, что ее последнее творение было издано, как в виде манги, так и манхвы. Чем они друг от друга отличаются я понял смутно. Лишь то, что одна из них цветная, а вторая черно-белая, а стиль рисовки там отличается. Но какая из них читается слева направо, а какая – наоборот, я забыл сразу же, как она мне сказала.

Хотя обе этих версии я себе купил и даже пролистал пару раз.

Все же, милые и наивные истории любви – это не мое. Хотя, рисует Ингрид очень красиво.

Сегодня родите ли попросили меня присмотреть за мелкой. Поэтому стою, наблюдаю и улыбаюсь всякий раз, когда ловлю ее взгляд.

– Доктор Эрден, – прервал мои мысли приятный девичий голос. – Добрый день. Не ожидала вас здесь встретить. Вы, наверное, не помните меня. Я – Ли Мирай. Аспирант доктора Ким. Мы проводим клинические исследования последней вашей разработки.

– Ну, что вы, Лера Ли. Конечно, я вас помню. – Врать нехорошо, но абсолютно все девушки почему-то обижаются, когда ты честно говоришь, что память момент знакомства с ней не сохранила.

Я плохо запоминаю лица. Может быть потому, что люди интересуют меня мало. Рори считает это признаком дефицита общения и новых знакомств. Но я так не думаю. Мне постоянно приходится с кем-то общаться. А это так утомительно.

Девушка смущённо улыбнулась.

И если присмотреться, она миленькая. Невысокая. Хрупкая. С фарфоровой кожей и золотисто-рыжими кудряшками.

Я же от своей рыжей шевелюры избавился ещё в шестнадцать. Сначала это был подростковый бунт. И волосы у меня стали ярко-синими с зелёными. Я тогда ещё первую тату на запястье набил – четырехлистный клевер. На удачу.

А потом перешёл к пепельному блонду, как у мамы. Такой цвет волос и мои веснушки закрывают множество глупых вопросов о том, почему у иштарца терранское имя?

"Наверное, потому, что этот парень – терранец" – думают все.

Стать иштарцем у меня не вышло. Скорее всего потому, что я к этому совершенно не стремился. Не все готовы к эмиграции.

Маме здесь нравится. Но она об этом мечтала очень долго.

Ингрид считает Иштар своим домом.

А я предпочитаю жить на Терре. Хоть и скучаю по семье. Но там уже мой дом. Моя работа. И другая часть моей семьи.

Я каждую субботу прихожу на ужин к Полу и Полин вместе с Рори, ее мужем и близнецами. Быть дядей – это весьма увлекательно. К тому же родители с Ингрид часто прилетают в гости.

С отцом у меня хорошие отношения. Мы общаемся, и можно сказать, дружим. Ин Минори много сделал для того, чтобы мы нашли общий язык. Но полюбить его так, как я люблю маму, Рори, Ингрид, моих приёмных бабушку и дедушку, у меня не получилось. Неважно, насколько он хороший человек и как любит меня. Ты или любишь, или нет.

– Вам тоже нравится манзва? – спросила Мирай и улыбнулась, показав очаровательные ямочки на щеках.

– Не особо. Просто, присматриваю за сестрой. У наших родителей сейчас много работы.

– Она стоит в очереди за автографом? Я уже свой получила.

И мне гордо продемонстрировали пухлый томик с автографом сестрёнки. Всё-таки не зря она последний год ходила на кружок каллиграфии. Почерк у нее стал заметно лучше.

– Она их раздаёт. Наша маленькая звёздочка пишет и рисует вот это все. Но, если честно, я не ожидал, что успеха она добьется всего в двенадцать. Она на три года обогнала нашу маму и почти на пять лет – меня.

– Ваша сестра Ли Ингрид? – восторженно запищала девушка. – Я не могу поверить! Она же самый молодой автор поколения. Ее манхва "Далёкая звезда" такая романтичная. И не скажешь, что придумал ее подросток. А правда, что прототипами ее героев стали ваши родители и их история? А название – отсылка к имени-прозвищу главной героини? Звёздочка. Астра – значит "звезда". А далёкая – это намек на расставание.

– Да.

– А вы – тот самый Альтер? – Мирай восторженно запищала, а мне стало немного не по себе. – И как я сразу не поняла? Вы же сейчас копия Ли Каи – главного героя ее манхвы. Она его, как будто с вас рисовала. А все, правда, так и было?

Я посмотрел на Мирай, которая чуть ли не прыгала от восторга и, действительно, вспомнил ее. Доктор Ким нас представил друг-другу буквально вчера. Это же тот самый аспирант, который полетит со мной на Терру для финальной серии экспериментов. И как я мог ее забыть? Правда, в белом халате и со строгой прической она выглядела немного старше. А безумный энтузиазм в глазах был все тот же.

– Лера Ли, моя сестра – ребенок. Умный. Талантливый. Не по годам развитый. Но ребенок. Вы же не думаете, что она, действительно, знает, как было на самом деле. Даже мне они вряд ли рассказали все. Шла война. А война – это кровь, боль и ощущение беспомощности, отчаяние от того, что ты не можешь ничего изменить. Родители, стараясь оградить от этого ужаса хотя бы одного из детей, рассказали красивую сказку, где даже расставание на двенадцать лет кажется ужасно романтичным. А воссоединение…

– Было… сложным?

– Не то слово. Они же много лет любили воспоминания друг о друге. А воспоминание всегда прекрасно. У него не бывает плохого настроения и вредных привычек. В нем нет жизни, а потому и нет разочарований. Наши родители так свыклись со свой болью, что счастье стало для них настоящим испытанием. – И тут я осёкся. Чего это меня повело на откровения? У меня нет привычки делиться столь личными вещами с совершенно незнакомыми людьми.

Неужели небесно-голубые глазки Ли Мирай на меня так действуют?

Теперь девушка смотрела на меня серьезно и даже как-то грустно. Эта грусть совершенно не вязалось с ее улыбкой и легкомысленным образом.

Короткое белое платьице с кружевными вставками. Туфельки, тоже белые. Пара жемчужных заколок в золотистых волосах. В ушах сережки с подвесками в виде капелек из розового кварца.

На губах блеск "Перла" с эффектом "тысячи бликов". Не то, чтобы я так уж сильно разбирался в этом. Просто, Ингрид очень хотела получить его на день рождения и подробно проинструктировала меня о том, что именно надо покупать.

– Вы, наверное, считаете меня глупой и поверхностной. Но я понимаю, что в реальной жизни все не так… И помню войну. Все говорят, что я не могу этого помнить. Что я это все придумала. Но я помню… много того, чего помнить не хочу. Звук разрывающихся снарядов. Страх. Затхлый запах убежища. Холод. Кровь. Помню, как плакала моя мама, хотя она умерла, когда мне было всего два года. Помню крики. Они мне снятся по ночам. Я просыпаюсь. Пытаюсь вспомнить, кто же кричал. И не могу. Мне не помогает ни психотерапия, ни таблетки, ни даже гипноз.

– Я не считаю вас глупой.

– Все считают меня, – Мирай снова улыбнулась и продолжила почти весело. – Излишне эмоциональной фантазёркой, пытающийся привлечь к себе внимание. Я к этому уже привыкла. Мои воспоминания могут быть ложными. И я с этим даже соглашусь, если кому-то от этого хоть кому-то станет легче. Только от этого они не перестанут быть моими воспоминаниями. И вряд ли после этого уйдут из моих кошмаров. Поэтому манхва вашей сестры мне так понравилась. Она показывает ту войну не такой, какой помню её я. Там каждый рисунок пропитан нежностью, любовью и надеждой на будущее.

– Я не считаю вас ни глупой, ни поверхностной, – мне хотелось сказать это твердо. А получилось растерянно. – Я был непозволительно резок. Прошу прощения. Вы позволите в качестве извинений пригласить вас на ужин? Тут недалеко есть очень милое кафе. Мы с сестрой будем рады вашей компании.

– Ой, – смутилась Мирай. – Это не удобно.

– Ничего подобного. Мы все равно собирались поесть после данного мероприятия. Но обязан вас предупредить. О своей манхве Ингрид готова болтать часами. История создания. Эскизы. И даже мода того времени. Она погружена в это сильнее, чем мы в медицину.

Девушка робко улыбнулась. А я махнул рукой Ингрид, подзывая ее к нам.

– Здравствуйте, – как и положено хорошей девочке, произнесла приветствие сестрёнка, но лишь на это ее воспитания и хватило. Далее это юное создание выдало. – Тери, а это твоя подружка? Какая миленькая. А как ее зовут?

– Ингрид! – попытался я призвать сестру к порядку, но у меня это всегда получалось плохо. Она меня не слушалась, даже когда была совсем малышкой. – Веди себя прилично. Это моя коллега Ли Мирай. Мы вместе работаем.

– Над теми нанитами, которые умеют прятаться от лейкоцитов?

– Это очень грубое обобщение, но, да. Около двадцати процентов колонии нанитов погибает, сталкиваясь с клетками иммунной системы пациента. И это в лучшем случае. Иногда потеря доходит до пятидесяти процентов. Изготовление колоний – процесс, сам по себе, долгий и весьма затратный. Поэтому, если наниты начнут мимикрировать род клетки крови, нам удастся сократить потери и сделать операции дешевле.

– Вот так всегда. – Ингрид повернулась к моей спутнице и пожаловалась. – Он из любого разговора лекцию по медицине. У меня знаний об этом больше, чем у половины моих одноклассников. Лера Ли, а вы любите вафли? Я их обожаю. Прямо, как мама. Мы попробовали все вафли во всех кафе этого города. И с уверенностью могу сказать, что в "Провансе" лучшие вафли с шоколадным мороженным. Хотя, с кремом Каталана, тоже ничего.

– Я тоже люблю вафли, – робко ответила Мирай.

– Никаких вафель, пока вы не поедите нормально, – попытался я проявить строгость. Но когда на меня уставились две пары умоляющих глаз, я сдался. В конце концов зачем ещё нужны праздники, вроде этого фестиваля?

Чтобы развлекаться и есть сладости в приятной компании.

А Ли Мирай надо будет пригласить на настоящее свидание.

Я не то, чтобы влюбился. Любовь с первого взгляда – это глупости, как бы не убеждали меня в обратном родители.

Но Мирай умная. Доктор Ким себе в аспиранты дурочек не берет. А еще милая и открытая.

И она мне нравится.

Мне с ней так легко, как бывает лишь с Рори. Если я сейчас упущу эту девушку, кузина меня до конца дней меня болваном и тормозом звать будет.