Текст книги "Далекая звезда (СИ)"

Автор книги: Юлия Буланова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава 11

Ли Каи

Об эпидемии, угроза которой нависла над Террой, а может и не только над ней, почти не писали. Нет, информация просочилась. Нужно же было объяснить прекращение сообщения и обязательные карантинные меры, предпринятые во избежание распространения вируса.

Но эксперты в один голос твердили, что все под контролем, что о пандемии и речи нет. По ряду причин. Главные из которых короткий инкубационный период и высокая летальность. Это звучало ужасно, но было, по уверению вирусологов, очень и очень хорошо.

Штамп выделен. Уже ведётся поиск вакцины и лечения. Да и вспышки удалось локализовать. На Иштаре и Сканде заболевших нет. И, вероятнее всего не будет. Так что переживать не о чем.

Были погибшие. Но кого интересовала тысячная доля процента? Лишь их близких. Премьер-министр сухо выразил соболезнования Терре, уложившись в двадцать секунд. Тратить прайм-тайм на никому не нужные разглагольствования вместо дорогостоящей рекламы, не позволяли уже новостные каналы.

Жизнь шла своим чередом.

Астра выключила смарткомм. Дозвониться ей не получалось. А сообщения так и оставались в статусе "не прочитано".

Я не находил себе места от беспокойства. И спустя два дня пришел к ней домой, чтобы узнать хоть что-то.

Встретили меня не слишком приветливо. И боюсь дело было не в том, что по мнению четы Стат, я недостаточно хорош для их дочери. Просто, они слабо представляли, где именно находится их ребенок вот уже третьи сутки. А ещё спешили. Через час отбывал шатл, который должен был доставить их на острова Чалтнем – самый пафосный и дорогой курорт Иштара. Астрид, к величайшему восторгу Лидии с ними поехать не смогла. Девочка взахлеб рассказала, как рада тому, что ее сестра работает, а потому не помешает семейному отдыху и все будет, как раньше.

– Но ведь Астра – часть вашей семьи. Как она может помешать?

– Она тут никому не нужна. – с железобетонной уверенностью заявила маленькая нахалка. – Нам и без нее было прекрасно.

– Лидия, – голос Ребекки Стат был строг и холоден. – Об этом неуместно говорить при посторонних.

– Но, мам, это же правда.

– Ты меня услышала. – бросила лера Стат дочери, а затем повернулась ко мне и натянув на лицо очаровательную улыбку пропела. – Не слушай ее, Каи. Наша младшая такая фантазёрка.

– Думаю, вашей старшей дочери это слышать очень неприятно.

– Астрид понимает, что Лидия это не в серьез. Девочки, на самом деле, нормально ладят. Просто им нужно немного времени, чтобы привыкнуть друг к другу.

Я к данному заявлению отнёсся довольно скептически. Нет, в возможность наладить отношения сестер я, в принципе, верил. Если устроить младшей хорошую выволочку. И убедить ее в том, что временами следует прикусить язычок. В этом конфликте я в отличие о Рио корнем всех бед видел попустительство родителей, а не Астру. Взрослые люди безразлично смотрели, на то, как ревность младшей перерастает в ненависть, а старшая, сталкиваясь с неприкрытой враждебностью, отстраняется.

И равнодушие Астрид, как раз, нормально. Избегание – стандартный защитный механизм психики, и не такая уж редкая стратегия поведения в конфликтной ситуации, с которой человек не способен справиться.

Но в чем-то друг был прав. Астрид все эти годы жила почти что вне социума. А потому вряд ли сталкивалась с детской агрессией – бессмысленной и беспощадной. Чтобы быть терпеливой и понимающей, чтобы прощать обиды нужно для начала понимать, зачем это нужно. А с пониманием тут даже у меня проблемы. Эта семья ее не любит. Лидия ведь, действительно, сказала правду. Звездочка здесь никому не нужна.

Так можно ли ее упрекать в безразличии, когда она просто зеркалит их отношение? Лера Стат указала дочери лишь о неуместности данных заявлений при посторонних, а не то, что так, вообще, нельзя говорить. Очаровательная позиция. Сразу видна любовь к обоим детям.

– А если не понимает и обижается, но не показывает этого?

– Каи, я вижу, что ты стараешься проявить заботу и участие. Это чудесно. Но я лучше тебя знаю характер своей дочери. Она любит Лидию и не принимает детские капризы близко к сердцу. Прости, что не приглашаю на чай – мы очень уже опаздываем. Увидимся через месяц-полтора. Я еще не решила, сколько мы проведем на отдыхе. Но мне жизненно необходимо сменить картинку. Последнее время было таким напряженным.

После этой беседы захотелось вымыть руки.

Нехорошо навешивать ярлыки на малознакомых людей. И до встречи с семейством Стат, желаний таких у меня не было. Но эти люди были скопищем тех личностных качеств, от которых меня воротило. Лицемерие. Отсутствие эмпатии и совести. Лживость. Чёрствость.

И я в глубине души радовался тому, что Астрид они выбросили из своей жизни подобно ненужной вещи до того, как превратили в свое подобие. Хотя, признаю, радоваться тому, что ребенок стал сиротой при живых родителях, как-то не слишком благородно.

Дни тянулись медленно. Я старался больше заниматься. Ведь, когда ты занят делом, тосковать некогда. За мысли об Астре, которая продолжала меня игнорировать, я даже назначал себе наказание. Десять отжиманий или подтягиваний. Двадцать минут на беговой дорожке. Только это отчего-то не помогало. В голову лезло тысяча и одно объяснение того, почему она не может, просто, переброситься со мной парой слов. Хотя, это особо и не требовалось. Я знал, что она в клинике и работает, спасая жизни. Данный факт, лично для меня, оправдывал все.

Трижды я срывался и летел в ту самую терранскую клинику, где она была. Пытался уговорить непреклонный персонал провести меня к ней или передать сообщение на словах. До выдворения меня силой не доходило лишь чудом.

В последний мой визит, администратор таки вызвал охрану. Старший из тройки смерил меня тяжёлым взглядом и поинтересовался кто это, вообще, такая доктор Стат? Ему ответили, что белокурый вундеркинд.

– Девушка твоя? – спросил он к какой-то отеческой теплотой.

– Смарткомм выключила, – прозвучало это как-то совершенно по-детски.

– Так не развлекается же.

– Знаю.

– Раз знаешь, иди домой и не трепи никому нервы. Ты же понимал, кого выбираешь. Если, конечно, понимал…

– Как она?

– Не положено сообщать личную информацию, – сурово отрезал мужчина, но тут же смягчился и продолжил тише. – Нормально. Ее весь младший медицинский персонал опекает. А ты… привыкай ждать. Ещё не раз твоя девочка вот так поставит весь мир на паузу, чтобы спасти несколько жизней. Такая уж это работа. Если не можешь, лучше отпусти – все меньше боли и тебе и ей.

– Не могу я ее отпустить. Понимаю, что всю жизнь жалеть буду, если поддамся слабости.

– Иди домой, парень. Не мешай ей вытаскивать пациентов с того света. Это и без диверсий со стороны любимых, непросто.

И я снова ушел. Умение ждать никогда не было об моей сильной стороной. Но, похоже, этому научиться мне придется.

Друзья старались не сыпать соль на рану, хотя и осуждали. По их мнению, с Астрид стоило дружить, кормить столь любимыми ею вафлями, возможно, опекать. Ну уж никак не ввязываться в сомнительное счастье отношений.

И никакая любовь тут доводом не являлась. Акиро считал, что романтические бредни в выборе партнёра учитывать, конечно, можно. Если очень хочется. Но лучше обойтись без этого всего. Рио, в целом, был с ним согласен. А Керо полагал мою влюбленность блажью.

– Ну ты сам посуди, – говорил он. – Какая это любовь? Обманка. Морок. Ты же ничего о ней не знаешь. Вы даже не общались толком. По мне, это замещение одной девицы на другую. Говорят же, что клин вышибают. Вот ты и переключился. Личность объекта твоей страсти тут значения особого не имела. Не эта – другая бы появилась. А тут ещё такой повод утереть нос бывшей. Астрид, хоть и уступает ей в красоте… Это объективный факт, не надо закатывать глаза. Но в остальном, малышка обставила Нану по всем фронтам.

Я силился объяснить, что дело совсем не в этом. Что просто чувствую: Астра нужна мне, как вода или воздух. Что мне безразличны ее внешность и статус. Что хочу засыпать и просыпаться рядом с ней. Что никто другой не нужен.

Любовь все понимают по-разному. У нее нет какой-то универсальной формулы, нет точного определения. Но отчего-то некоторые люди считают, будто бы лучше других познали природу этого явления. И свое виденье мира они жаждут привить другим, не особо интересуясь мнением тех, кому несут свет истины. А причинение добра окружающим считают первейшей своею обязанностью.

И родители туда же.

Отец от строгих увещеваний перешёл к истерическим запретам. Мама симулирует мигрень, тахикардию, гипертонию и еще кучу всего. Регулярно теряя сознание. Именно в те моменты, когда у нее заканчиваются доводы, но рядом были мягкие поверхности. А ещё она совершенно бессовестно старается манипулировать мной, заявляя, что я убиваю ее своим упрямством и буду виноват в ее смерти, болезни, а заодно, в потери рассудка.

Бесит. Как же это все меня бесит!

Они же меня за человека не воспринимают. Из-за возраста. Из-за нежелания исполнять их идиотские капризы. Иногда мне кажется, что им не сын нужен, а послушная игрушка. В иной роли родители видеть меня просто не способны.

Звонок Астры застал меня на пробежке. И, признаться, она меня жутко напугала. Я, вообще, не понимаю, что делать с девушкой в истерике. Только и мог, мямлить что-то успокоительное. Злость на собственную беспомощность сменилась неверием, шоком, а затем слепой яростью, когда я понял, что произошло.

Ее бросили. В очередной раз. И она снова осталась одна.

Я рванул к своему кару не переодеваясь. Да и плевать. Влажная футболка сейчас не кажется такой уж проблемой.

Она ждала меня на стоянке. Маленькая. Хрупкая. И все же, невероятно стойкая. Потому, как выдержать такое и не сломаться – дорогого стоит.

– Поехали, – предложил я скорее от растерянности.

– Куда?

– Не знаю. Куда-нибудь. К океану. Или в парк. А по дороге заедем в "Каталана". Возьмём вафли с их фирменным кремом. Или что-то более существенное. Там отлично готовят овощи на гриле и рыбу. Завтрак на свежем воздухе – это то, что надо.

– Я так устала. Жить устала. Бороться. Зачем, вообще, бороться, если все вот так? Если я теперь никому по-настоящему не нужна?

– Звёздочка, ты мне нужна. Мне. А все плохое… оно пройдет. Нужно просто потерпеть немножко. Ты успокоиться и… все будет хорошо.

– Мне плохо.

– Знаю, милая.

Я обнимал ее, судорожно стараясь подобрать нужные слова. А она доверчиво прижимается ко мне. И это рождает странные мысли. С одной стороны, я чувствую себя взрослым и сильным, готовым и способным защищать. А с другой… вот же бездна, ощущаю невероятную беспомощность. Потому, что не представляю, как уберечь ее от боли и несправедливости этого мира.

Ни в парк, ни на пляж мы в этот день так и не попали. Астрид меньше, чем через час вызвали в клинику. Вроде бы там не было ничего серьезного. Даже наоборот. Планировалось перевести одного ребенка из отделения неотложной помощи в реабилитационный стационар. Протокол требовал визы лечащего врача для передачи пациента.

Она ушла, а я продолжил прокачивать скилл по названием "терпение". Трое суток.

Потом Астрид снова позвонила и рассказала, что всех "ее малышей" выписали. Нет, конечно, они ещё не совсем выздоровели. И им потребуется дальнейшее лечение. Но этим будут заниматься другие специалисты.

Я встретил ее на пороге клиники после окончания ее смены, и мы пошли гулять. Не знаю, что в ней изменилось за последние три дня, но это достаточно сильно бросалось в глаза. Появилось что-то в ее взгляде и жестах, в ее манере держаться и голосе. Она словно бы стала взрослее. То, как Астра держалась сейчас больше не вызывало прежнего диссонанса. Раньше ее серьезность и холодность казались чем-то напускным и чужеродным. Как взрослое платье на ребенке. В этом виделось высокомерие или желание показать себя старше, умнее, чем есть на самом деле.

Сейчас же на меня смотрела спокойная молодая женщина, в которую я влюблялся все сильней.

Она рассказывала о своей работе и пациентах, которых ей удалось спасти:

– Нет, я могла бы их наблюдать и дальше, – сказала она, вгрызаясь в сочное яблоко. – Но это нецелесообразно. Последние дни меня вымотали. А до смерти уставший доктор совершает на порядок больше ошибок. Так что передала их тем, кто сможет о них позаботиться гораздо лучше меня и ушла в отпуск. Точнее, меня туда отправили, выплатив премиальные за сверхурочные.

– И что ты планируешь на них приобрести?

– Там осталось не так много. Четверть ушла на социальные отчисления. Ещё столько же упала на мой сберегательный счет. Половину от оставшегося я перевела в фонд "Сэйери". Их база – это нечто за гранью добра и зла. О подобном старье я только читала. А чтобы заказать что-то более или менее адекватное, надо отвалить такие бешеные деньги, что хватит на операции десяти детям. Но без этого в долгосрочной перспективе продуктивно работать очень сложно. На оставшиеся деньги – квартиру сниму. Там как раз на пару месяцев хватит. Хотя, у меня с деньгами проблем нет. Я могла бы жить отдельно сразу. Но Рой был за сохранение родственных связей. Глупость, если подумать. Ну, какая мы семья? Чужие люди. Были, есть и будем. А претворяться, что это не так, мне надоело. Пока поживу у них. Все равно дом пустует. А потом съеду.

– Но куда?

– Без разницы, на самом деле. Ты ведь тоже скоро уедешь.

– Да.

– Если захочешь, я поеду с тобой. Без всяких обязательств с твоей стороны. Для меня это, все равно, не будет стоить ничего. Мне без разницы, где жить. У меня теперь нет никого.

– У тебя есть я. А обязательства меня не пугают. Мне хочется прожить с тобой всю мою жизнь и немного больше.

– Ты торопишься.

– Звездочка, я тебя люблю.

Глава 12

Астрид Эрден Стат

Идея изменить гормональную терапию уже не казалась мне гениальной. Есть хотелось зверски. Постоянно. Думать о чем-то, кроме еды было очень сложно. Зато за неполный месяц удалось набрать десять килограмм. У меня появилась грудь и исчезла болезненная бледность. Стало легче ходить. Я больше не падала без сил, сделав пару десятков шагов.

Отношения с Каи шли, как бы это не звучало странно, некоторым фоном к моей новой жизни. Я все еще находилась в смятении от того, что привычное одиночество исчезло, а парень стал занимать огромную часть моего личного пространства. Рушились щиты, которыми было так легко отгораживаться от мира. Стирались границы.

Но было ли это любовью? Каи настаивал, что это любовь и есть. А я не находила характерных признаков данного состояния.

Критическое восприятие было при мне. Эйфория отсутствовала. Я не думала краснеть и бледнеть. Про потерю аппетита и говорить нечего, но в данном случае сработал сторонний фактор.

Страданий, также, не ощущалось. Хотя, должны же быть. Где страх потери? Где ревность? Я с его бывшей за одним столом сидела, и хоть бы что в душе шевельнулось. Ну, кроме любопытства. Только это же совсем не то. Где «Мучительное томление», обещанное любовными романами? Где ночи без сна и слезы без причины?

Романтичного и экзальтированного «Мы» вместо «Я» и «он» не случилось. Не произошло эмоционального слияния с потерей себя. Моя личность, мои планы и интересы остались при мне. Желания полностью и без остатка раствориться в другом человеке отсутствовало.

Мы вместе обедали, гуляли по вечерам, переписывались перед сном по смарткомму. Через два месяца после нашего знакомства, мне сложно было представить свою жизнь без него. Но выходило это как-то естественно и буднично. Как нечто само собой разумеющееся. Ощущение правильности происходящего и спокойствие, которое меня накрывало теплым коконом, когда Каи находился рядом примиряло меня с возмутительным несоответствием моей любви общепризнанному канону.

Хотя, наверное, тут сказывалось отсутствие у меня друзей или семьи, готовых щедрой рукой принести в твою жизнь уйму проблем, сомнений и боли.

Вот у моего зеленоглазого иштарца этого оказалось в достатке. Его семья со мной принципиально не разговаривала. Они даже делали вид, будто бы меня нет, нарочито это подчёркивая. Я так поняла, в желании оскорбить. Мне было смешно, а Каи эти эскапады доводили до белого каления.

Ему родня устраивала ежедневные скандалы. Данная тактика навязывания своей воли окружающим виделась мне довольно сомнительной. Даже не с точки зрения морали. Идея агрессивного подавления, попыток сломить человека, втаптывая в грязь то, что ему дорого, как минимум, неэффективна. Она провоцирует закономерный протест и резкое отторжение. Каи, разозлившись, почти перестал появляться дома и разговаривать с родителями. Их дикое, авторитарное поведение фактически натолкнуло его на простую мысль: если в семье, которую я не выбирал, а получил по праву рождения, мне отказывают в элементарном уважении, мной нагло манипулируют и не стесняются использовать все виды эмоционального насилия, может пора создать свою семью, где этого кошмара не будет? Осознание того, что твои отношения, не важно с кем: родителями, братьями, сестрами, коллегами или друзьями, деструктивны и токсичны, у психически здорового человека приводит к желанию эти отношения прекратить.

– Мне надоело быть "хорошим" и послушным, – сказал он мне после очередного светопреставления с привлечением дополнительных сил в виде двух бабушек, одного деда и тети, устроенного его родителями. – Я честно старался соответствовать образу того идеального сына, который будет достоин их любви. Мне девятнадцать. И сколько я себя помню, это была погоня за недостижимым воплощением их желаний, но у меня даже приблизиться к нему не удалось. Всю мою жизнь я чувствовал вину за то, что не могу быть достаточно хорошим, достойным их любви. Я был готов сделать все, чтобы заслужить, даже не одобрение, а отсутствие разочарования в их глазах. Когда безразличие – уже само по себе награда. Но пока я старался соответствовать их ожиданиям, забывая о собственных стремлениях и интересах, моя жизнь мне не принадлежала. Они ей владели и распоряжались, проживая ее за меня. Мотивируя это заботой, стремлением сделать меня лучше. И я верил, ведь они желают мне добра. Да, и, действительно, кто мне скажет правду? Кто еще так точно укажет на ошибки и недостатки? Ведь они знают меня каким я должен быть. Мне это все осточертело. И либо они научатся уважать мой выбор, либо им придется учиться жить без меня.

Его друзья вели себя не столь агрессивно. Но их тихое неприятие буквально витало в воздухе. И я, если честно, не представляла, что с этим делать.

У меня совершенно не получалось вписаться в их компанию. Нет, роль бесплатного репетитора за мной милостиво оставили. Но на этом все. Непреодолимые противоречия неизменно оставляли меня на другом берегу, отсекая даже крошечный шанс по-настоящему поладить с ними.

Мне чужды их слишком оптимистичные и беззубые шутки. И, скорее, раздражают бесконечные "забавные" истории, смысл которых в их пересказывании. Юмор ради юмора. А то, что было смешно мне, их либо пугало, либо они поняли меньше половины слов.

Каи старался объяснить, люди общаются просто, без цели, но эта мысль в моей голове укладываться не желала. И, как по мне, такое времяпровождения совершенно бессмысленно.

Вчера он потащил меня посмотреть фильм с друзьями. Там собралась довольно шумная компания из парней и девчонок. Хорошо, что я планшет с собой взяла. Иначе бы умерла от скуки.

Космические ужастики про жутких инопланетян, всё-таки, не мое. Главные герои полные идиоты. Жуткие монстры не такие и жуткие. Эти горе-киноделы всего лишь взяли рентген кошки. Убрали уши и хвост. Пририсовали челюсть, которая не то, что укусить кого-то открываться не должна. Добавили капающую с этого «жуткого монстра» зеленую слизь. Причем, последняя вырабатывалась организмом данного представителя полуразумной жизни далекого космоса в каких-то неадекватных количествах. Да он сдох бы еще на середине фильма, если бы, действительно она с него так лилась. Пугает этот несчастный уродец лишь тех, кто зоологию не изучал. А "шокирующие" кадры убиения большей половины героев одним единственным инопланетянином – это, вообще, за гранью добра и зла. Анатомия и здравый смысл вышли из чата. Хотя, вот это было даже забавно. Правда, когда я прыснула после особо изощрённого издевательством над человеческой физиологией и законами физики, друзья Каи начали коситься на меня с явной опаской, а он сам вздохнул так тяжко, словно на его плечах была вся боль мира. После чего я решила народ больше не шокировать и углубилась в работу. К концу фильма у меня уже была готов медицинская программа для малыша из базы "Сэйери". Повезло. Решение пришло довольно быстро. Оно словно бы лежало на поверхности. Результат, конечно, не был идеальным. Восемьдесят один процент. Конечно, его можно дотянуть до восьмидесяти пяти, если взять три колонии нанитов, вместо двух. Но это совершенно нецелесообразно с финансовой точки зрения. Разумнее эти средства пустить на корректировку программы реабилитации. Она, пусть и через время, позволит рассчитывать на близкие к ста процентам параметры восстановления. Конечно, лучше все исправить одной операцией. Только когда тебе шесть, ждать несколько месяцев или лет другой, более совершенной программы гораздо тяжелее, чем проскочить два этапа примерно за сорок-шестьдесят дней. К тому же, этому ребенку не будет требоваться диализ, или искусственная вентиляция легких. Всего лишь заместительная терапия. Это даже на качество жизни сказывается не слишком сильно.

– В "Эйвери" или "Бирюзе, – разбил мои мысли голос Каи. – Все мои знакомы девушки там сутками зависают.

– Что?

– Звёздочка, ты же только что спросила, где можно купить приличное платье?

– Надо туда заехать. Завтра прием, на котором я обещала быть, а ни одно из моих платьев или не сходится в груди, или, вообще, не застёгивается. Когда я решила набрать вес, простая мысль о том, что мне придется заменить весь мой гардероб, в голову не пришла.

– Тебе очень идёт.

– Не люблю тратить время на подобные глупости. Но если я окажусь одета недостаточно дорого, если на мне не окажется драгоценностей, если мой внешний вид не будет в полной мере отражать статус, меня просто не станут слушать. Да и черт бы с ними, если бы речь не шла о важном благотворительном проекте. Зачем люди придумывают все эти глупости, позволяющие им смотреть с высока на всех, кто не может или не хочет выбрасывать кучу денег, чтобы бросить пыль в глаза окружающим? Это же глупо.

– Так устроено общество. Очень многие стремятся к сегрегации, как бы не декларировалось всеобщее равенство. Это самый простой способ определить "своих", и отделить от себя "чужих". Так как расовую сегрегацию принято горячо осуждать, то разделение на основании социального статуса, частью которого является финансовое состояние человека, изжить не удалось.

– Не люблю публичность ещё и поэтому. Кстати, у тебя есть костюм-тройка?

– Да.

– Отлично. Ты же пойдешь со мной? Если бы отец был здесь, он бы настаивал на том, чтобы сопровождать меня. Уж очень ему нравится казаться щедрым благотворителем. Я ему поэтому о данном приглашении не рассказала. С него станется прервать отпуск с семьёй и на один вечер прилететь сюда, чтобы получить бесплатные политические дивиденды. Но с недавнего времени они для него закончились. Все мои достижения отныне только мои. И присваивать их просто так у него не получится.

– Ты злишься на родителей.

– Нет.

– Злишься.

– Они меня бросили. Дважды. Как ты думаешь, сколько раз они позвонили мне с тех пор, как уехали? Ни разу. Живи как хочешь, и на что хочешь. Именно на мое имя приходят счета по содержанию дома. Даже налоги. Ведь сейчас только я живу здесь. Снять квартиру и съехать было бы дешевле. Впрочем, ладно. Это мелочи. Но выводы я сделала. Вряд ли они им понравятся. Использовать меня, мое имя и положение и ничего не давать взамен больше не выйдет. Отныне папочка будет вносить весьма существенные пожертвования, если планирует посещать подобные мероприятия в моем сопровождении.

– Я бы сказал, что кое-кто в ярости. Ты имеешь на это право. Не смотри на меня так.

– В конце концов, я не обязана ему ничем, кроме факта рождения. Но это было их решение. Моего мнения на данный счёт не спрашивали. В моем воспитании они не участвовали. На образование не потратили и кредита. Поэтому все мои долги родителям считаю закрытыми. Да, и, вообще, я скоро уеду и видеться мы будем крайне редко. Раз в пару лет. Думаю, отец лишь перед выборами решиться потрать хоть сколько-нибудь значимую сумму в качестве пожертвования. Да и то, ради того, чтобы подправить реноме. А на семейные праздники меня будут приглашать лишь с формулировкой: «Астрид, будет хорошо, если ты приедешь, и еще лучше, если не приедешь, дабы не нарушать мир и покой в семье, к которой ты формально относишься».

– Мне жаль, что они так к тебе относятся.

– Не стоит драматизировать. Я жила без них всю мою сознательную жизнь и проживу дальше.

– И все же, мне жаль. В нашей семье такого отношения не будет никогда. Я всегда буду рядом. Всегда буду тебя любить. Веришь?

– Да, – ответила я чистую правду, не понимая еще, что не всем обещаниям нужно верить. Ведь иногда наши желания, стремления и порывы разрушает сама жизнь.

И война, в которую так тяжело поверить даже спустя много лет.

Война, которую мои соотечественники и войной-то не могли называть.

«Специальная антитеррористическая операция с целью предотвращения сецессии Иштара и борьбе с экстремизмом». Никак иначе. За длинным и замысловатым названием пряталась оскаленная пасть истинного чудовища, пожирающего города с его жителями и разрушающего судьбы.

И, наверное, хорошо, что я не могла заглянуть в будущее. У оставалось еще две недели мирного неба, безоблачного счастья и любви, которой, как мне казалось, ничто не угрожает.

Хорошее время. Лучшее в моей жизни. Но так всегда бывает, когда мир делится на «до» и «после». То, что было «до» отчего-то всегда лучше того, что случается «после».