Текст книги "Далекая звезда (СИ)"

Автор книги: Юлия Буланова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Глава 23

Ли Каи

Я думал, что мы уйдем утром. Наверное, так и было бы. Но утром Астра могла двигаться лишь благодаря анальгетикам. Вчера на адреналине боли она не чувствовала. А сегодня пришла расплата за ночь, которую стоило провести более спокойно.

Но о том безумстве жалеть не получалось. Даже с учётом не самых приятных последствий.

Астрид перестала быть тихой, затравленной тенью самой себя. Она начала улыбаться и даже шутить. В своей прежней, несколько эксцентричной манере, но лучше уж так.

И я выдохнул с облегчением. Потому что все дни с начала войны, мне казалось, что ей хочется умереть. А сейчас в ее глазах снова горел огонек жизни.

Моя Астра снова стала собой и перестала смотреть на людей так, будто бы бесконечно перед ними виновата. И теперь уже они начали прятать глаза.

Приходил Нару. Запинаясь, рассказал, что его под надуманным предлогом отослали на другой конец убежища. Уверял, что иначе, обязательно…

Мы сделали вид, что поверили.

А уже вечером из-за прямого попадания снаряда произошло частичное обрушение соседней с нами станции. К нам привезли раненых.

И я увидел, что Астра может быть не только доброй. Девушка смерила Син Эри надменным взглядом и тоном, которым учитель отчитывает хулигана произнесла:

– Лера Син, вы умеете оказывать первую медицинскую помощь? А проводить операции? Нет? Как жаль. Столько людей умрет из-за этого. Десять или пятнадцать уже сегодня. А потом от заражения крови ещё человек пятьдесят. Я же палец о палец не ударю, чтобы им помочь. Внутренняя сеть завязана на моем планшете. А там пароль. Если вы надеетесь, что сможете его взломать, то хочу вас огорчить. Две неудачные попытки ввода пароля превратит его в тыкву. Другими словами. Дважды введёте неверный пароль, можете прощаться с оборудованием.

– Вы не в том положении, чтобы ставить условия!

– Разве? – Астрид состроила удивленную мордашку.

– Вы теперь не единственный врач на станции.

– Как ни печально, но это ненадолго. Аши Наоки один из первых претендентов на скоропостижную смерть. Если я не проведу операцию.

– Чего вы хотите? – женщина побагровела и теперь смотрела на Астру с такой ненавистью, что мне захотелось закрыть ее собой.

– Ничего особенного. Всего-лишь гарантий безопасности. Я даже не буду требовать справедливости и наказания причастных к нападению на меня. Мне нужна надёжная охрана, которая позволит мне работать, не отвлекаясь на насильников-педофилов, которых вы так старательно покрываете.

– Вы – не ребенок.

– По поводу первого утверждения возражений, значит нет? Уже прогресс. Но позвольте вам напомнить кое-что. Часики тикают. А у некоторых ваших соотечественников времени почти не осталось.

– Сколько охранников вы хотите?

– Они могут меняться, но трое должны находиться при мне днём и ночью. Надеюсь, не стоит пояснять, что среди них не может быть участников того неприятного инцидента? В качестве жеста доброй воли, я начну свою работу сейчас, но, если через тридцать минут вы не представите мне мою охрану, сделку я буду считать расторгнутой. А кто означает очень много смертей.

– Дрянь! – лера Син не смогла сдержать эмоций.

– Кто бы говорил? Давно стали образцом морали и нравственности? Не знаю, верите ли вы в бога, но, если верите, советую молиться, чтобы не оказаться пациентом в этом лазарете. Поверьте, я приложу все усилия, чтобы вы выжили, но очень об этом пожалели. – Астра предвкушающе улыбнулась. И даже у меня мурашки по спине побежали. В общем, отшатнувшуюся в ужасе женщину можно было понять. – Время. У вас уже двадцать девять минут.

Когда Син Эри ушла, я спросил Астрид, стоило ли ввязываться в конфликт?

– Она должна была увидеть во мне силу, с которой придется считаться, – ответила она шепотом. – Не терранку жизнью которой можно легко пожертвовать для сохранения душевного покоя иштарцев рядом с ней. Не безмолвную жертву. А того, кого стоит бояться. Но уходить придётся тихо – не прощаясь.

Охранники появились в лазарете через четверть часа и сразу же оказались загружены сотней поручений из разряда: принеси-подай. Параллельно Астра читала лекцию о том, как оказывать экстренную помощь в полевых условиях. Недовольство она пресекла быстро:

– А вы думали, будете на стульях сидеть и о вечном размышлять? Нет уж. Распугивать агрессивных идиотов вы одним своим присутствием будете. И смею напомнить: я не прошу вас сделать что-то лично для меня. Вы будете трудиться на благо вашей же родины.

Последующие три дня прошли тяжело. И даже помощь Аши Наоки, которого девушка оперировала первым, ситуацию особо не исправили. У него, кроме проникающего ранения было ещё и сотрясение мозга.

К Астре этот уже пожилой мужчина относился с отеческим покровительством. Ворчал, что "бедный ребёнок" не отдыхает и мало ест. А ещё старался все ситуации, которые можно назвать конфликтными, переводить на себя.

– Она делает то, что я ей говорю. Если вы чем-то недовольны, обращайтесь ко мне, – коршуном налетал он на всех, кто был с ней груб.

И за это я ему благодарен.

К побегу нас подтолкнул именно Аши Наоки. Поздно вечером, когда Астра задремала на смотровой кушетке, а охранники пили кофе в коридоре, мужчина подошёл ко мне и шепотом заговорил:

– Я знаю, что произошло несколько дней назад.

– Все знают, – в моем голосе боятся усталость и раздражение.

– Но мне хотелось бы поговорить о другом. Вам нужно покинуть это место как можно скорее. Сегодня или завтра.

– Астра не сможет оставить своих пациентов. – с некоторой досадой отвечаю я. – Вы один не справитесь. Будем откровенны. Здесь все держится только на ней. Простите за резкость, но вы едва стоите ногах. Я бесконечно восхищён вашей самоотверженностью и стойкостью. Но это никак не отметит того факта, что у вас трясутся руки.

– Она очень добрая девочка. Слишком добрая. Ты знаешь, кто она?

– Конечно. Это же моя невеста.

– Не в этом смысле. Она уже сейчас гениальный врач. А ей нет и семнадцати. А каких высот она добьется к тридцати? Такие, как Астрид рождаются раз в десять лет. Если миру очень повезет. И моя обязанность уберечь ее. Мне претят сделки с совестью. Но иногда без этого не получается. Ты можешь посчитать меня плохим человеком. И, наверное, будешь прав. Однако, я считаю, что не все люди одинаково ценны. Есть среди нас те, чьи жизни имеют приоритетное значение для социума. Я понимаю, что повлечет ваш уход. И беру на себя всю ответственность за это. Да, за пределами станции взрываются бомбы. Но там шансы на смерть и спасение примерно равны. А здесь вы обречены. Есть несколько провокаторов, которые старательно подогревают ненависть и подбивают людей на расправу. Они говорят уже не об унижениях, а об убийстве. Я пытался обсудить это с лерой Син…

– И поняли, что все происходит с ее молчаливого одобрения?

– Да. – Доктор Аши в изнеможении опустился на стул и теперь смотрел на меня снизу вверх. – Я собрал два рюкзака. Мы с друзьями в юности увлекались экстремальным туризмом. Так что там, действительно, все, что вам может понадобиться. Вернётесь в парк и через него постараетесь выйти из города.

– А как мы выйдем отсюда? Охрана отпугивает агрессивных идиот. Но они нас вряд ли выпустят.

– Среди них есть молодой человек. И он готов нам помочь. Все трое сейчас пьют кофе, которое я им любезно предложил. У двоих в напитке снотворное. Рэн вас выведет, когда они отключатся.

– Вашему другу можно доверять?

– Доктор Стат спасла жизнь его матери. Каи, у тебя есть немного времени, чтобы поспать. Час или два. Как врач, рекомендую этим временем распорядиться разумно и отдохнуть. Силы тебе понадобятся.

Я с благодарностью кивнул. Постоял пару мгновений, раздумывая, что делать. Но потом решил, что самым разумным сейчас будет поспать. Я лег на свободную кушетку, подложил руку под голову и закрыл глаза.

Глава 24

Астрид Эрден Стат

Каи разбудил меня ночью. Я испугано подскочила, понимая: что-то случилось. Тревожить меня просто так о бы не стал. Прибыл новые раненные или в госпиталь заявилась шайка мстителей?

Оказалась, ни то и ни другое.

Аши Наоки коротко объясняет мне, почему нужно уходить сейчас. Я склонна довериться его выводам, хотя выйти за периметр бетонных заграждений и страшно.

Не хочу думать о том, что было, в тот день, когда я в последний раз была под открытым небом. Не хочу. Стараюсь отвлечься. Но у меня не получается. Те ужасные воспоминания въелись в мою память, кажется, намертво. Мне не нужно даже закрывать глаза, чтобы вновь видеть, слышать и чувствовать тоже, что и при первой бомбардировке.

Это не галлюцинации. Потому, что я понимаю разницу между тем, что происходит в действительности, и тем, что подкидывает мне память. Но ничего не могу с этим поделать. Я снова слышу звуки разрывающихся снарядов. Ощущаю дрожь земли. И даже запах влажной земли словно бы окутывает меня.

Можно сколько угодно говорить себе, что все давно позади, что ты в безопасности. Тело реагирует на воспоминания, как на настоящую опасность.

Мне стыдно за эту слабость. Я ведь не ребенок, и не должна бояться того, чего нет. Но уговоры помогают примерно также, как лечение эндометриоза медитациями. То есть никак.

Сердце стучит так быстро, что у меня не выходит посчитать пульс.

Воздуха не хватает, хотя на улице кислорода должно быть больше, чем внизу.

Через несколько минут этому прибавляется боль в районе солнечного сплетения.

Ноги становятся, словно бы ватными. И кажется, что я сейчас упаду.

Когда мы только вышли, меня бросило в жар, а теперь стало невыносимо холодно. Или это я дрожу от страха?

Не знаю.

– Поторопитесь, – шепчет Рэн. – И удачи вам. Надеюсь, вы оба доберётесь до безопасного места.

Каи также шепотом благодарит его. А я не могу произвести и слова. В горле снова поселился колючий комок.

Пытаюсь улыбнуться и машу на прощание. Юноша улыбается в ответ и произносит одними губами:

– Берегите себя.

А потом скрывается в темноте.

Мы идем по обломкам дорожного покрытия почти что в полной темноте. На небе виден лишь один из спутников Иштара – Паллор. Павор сейчас прячется в сиянии своего прекрасного брата и не может осветить нам дорогу.

Я несколько раз спотыкаюсь, но от падения меня удерживает Каи.

– Ты в порядке? – спрашивает он.

Я киваю. Не потому, что чувствую себя нормально. Скорее наоборот. Но если скажу, он будет переживать попусту. И злиться. Он всегда злится, когда осознает свою неспособность оградить меня от всех тревог этого мира.

Мы двигается медленно. Но мне очень тяжело идти. И минут через пятнадцать я просто оседаю на дорогу.

Голова кружится. А ещё появилось странное ощущение, что все это происходит не со мной. Как будто я стою рядом и смотрю на саму себя со стороны.

– Маленькая моя, что с тобой?

– Паническая атака, – слова даются нелегко. – Неприятно, но от этого никто ещё не умирал. Дай мне минуту. Я переведу дух, и мы пойдем дальше.

– Достать аптечку?

– Там не будет противотревожных препаратов. А даже если и будут, не рискну принимать. Нам нужно как можно дальше уйти за эти три часа. В идеале – с рассветом уже быть в парке. А седативное действие лекарства меня замедлит.

Мантру о том, что панические атаки не могут привести к смерти, хотя и кажется, будто ты умираешь, пришлось повторить раз двадцать прежде, чем мне стало легче. Эта гадость может и полчаса длиться. Но тут повезло.

Когда мы вошли под сень вековых деревьев солнце уже сияло над нашими головами. Прекрасные великаны встретили нас приятной прохладой и мирным шелестением листьев. Не было заметно, чтобы парк сильно пострадал.

– Это селениты – генно-модифицированые лунные эбены, – пояснил Каи, видя мое удивление. – Редкий вид. Целое состояние в каждом дереве. Зачем их уничтожать, если планируешь захватить? Ведь потом можно будет распорядиться этим сокровищем более разумно. Вырубить и продать коллекционерам, например.

– Разве можно уничтожать такую красоту? К тому же вырубка парков запрещена.

– А по мнению захватчиков здесь не будет парка. И леса к нему прилегающего. Нелегальная посадка, несогласованная с новыми хозяевами этой земли. И все. Я уверен, что памятники культуры они не щадят. Думаешь, пожалеют парк? Но сейчас их самоуверенность нам на руку. Чем меньше снарядов попадет в парк, тем выше у нас шансы выбраться отсюда живыми.

Я киваю. На меня вдруг накатывает такая усталость, что хочется присесть хотя бы на минуту. Но если я это сделаю, смогу ли подняться? Каи же вряд ли готов остановиться сейчас. Он с тревогой смотрит на небо, скрытое серебристо-зелёными кронами. Сегодня ещё не было обстрелов. Мне это кажется хорошим знаком. Но парень моего оптимизма не разделяет.

После того, как меня накрывает пятая паническая атака за полные семь часов, приходится задуматься о медикаментозной терапии. В аптечке, ожидаемо оказывается лишь аракс. Седатик. Средство хорошее – проверенное. Одна проблема – после их приема я вряд ли смогу куда-то идти.

Приходится в несколько раз снижать дозировку. Но и так, я практически сплю на ходу.

Дни, что мы двигаемся сначала через парк, а потом по лесу сливаются для меня в какой-то бесконечный кошмар. Я чувствую себя не просто уставшей, а совершенно измотанной. У меня все болит. Хочется спать. Но даже в редкие часы привалов сон ускользает от меня. От этого хочется плакать. И слезы, которые не получается сдержать, катятся по моим щекам.

Каи смотрит с жалостью, но заставляет идти, обещая, что скоро мы окажемся в безопасности. Если честно, я в это уже не верю.

Через… не знаю даже сколько дней, когда запасы воды и еды у нас заканчиваются мы натыкаемся на группу подростков. И хотя жизнь столько раз показывала мне, что именно людей стоит бояться сильней всего, я радуюсь.

Парни и девушки встречают нас настороженно. Но когда узнают, что у нас есть аптечка и мы готовы поделиться лекарствами, разрешают остаться с ними.

– Мы из реабилитационного центра "Дом в лесу", – сказала девочка, ведя нас к десятку криво собранных палаток. – Сначала были там. Воспитатели сказали, что идти в город нельзя – война же. Они думали, что в центре безопаснее. Но туда попал снаряд. От здания мало что осталось из-за пожара. Решили отправиться сюда. Мы до этого устраивали вылазки на природу. Здесь технические помещения были. С палатками и спальными мешками. И туалет. Правда, мы тут раньше не ночевали. Но в лесу хоть дышать можно. А там… горели не только стены. Взрослые, в основном. Воспитанники в это время на улице гуляли.

Раненых было немного. Но ожоги в условиях отсутствия лечения – это одни из самых страшных ран, которые, вообще, можно вообразить. А у меня даже планшета с собой не было. Его пришлось оставить в лазарете станции. Аши Наоки нуждался в нем сильней, чем я. У него были десятки раненых на попечении, а мы бежали из города.

Но даже если бы планшет у меня остался, без универсальных картриджей он бесполезен. Тех препаратов, что дал нам с собой мой коллега могло хватить нам двоим, но не пятнадцати пострадавшим, которые живы лишь благодаря невероятному иштарскому иммунитету. Тут даже противовоспалительных не хватит на всех. И, если ничего не сделать прямо сейчас, большая часть из них умрет, а я даже не смогу сделать так, чтобы они не мучились перед этим.

Боль… такая боль всегда пугала меня сильнее смерти.

– Здание вашего центра выгорело полностью? – спрашиваю я единственного взрослого, который, несмотря на свое, достаточно тяжёлое состояние, старается хотя бы руководить детьми.

Мужчина плох и сам это понимает, но пытается это скрыть. Держится он на одной гордости и чувстве долга. От обезболивающих мужчина отказывается, мотивируя это тем, что его воспитанникам они нужнее. И это вызывает уважение. Я не уверена, что смогла бы отказаться от лекарств.

– Нет. Думаю, что нет. Но там опасно. Сам я пойти не могу. А просить детей…

– Шанс, что уцелел мед-блок есть?

– Вряд ли. Снаряд попал в подстанцию. Это и стало причиной пожара. А медицинское крыло находилось недалеко оттуда.

– Значит, есть, – сделала я неочевидный вывод, временно потеряв к пациенту интерес. Встала и громко обратилась к притихшим детям. – Я – врач. Ко мне нужно обращаться доктор Стат или лера Стат. Для оказания экстренной помощи всем пострадавшим мне потребуется ваша помощь. Я не буду требовать от вас того, что вы не можете сделать. Работаем на принципах добровольности. Если кто-то из вас не готов выполнять мои указания, он должен сообщить об этом сразу. Ему найдется другая работа. Решать вам. Но мне необходимо несколько человек, которые пойдут со мной к зданию приюта. Нам нужны медикаменты, средства для перевязок и все, что удастся найти. Оставшиеся наберут воду и очень много сухих веток для костра. Когда мы вернёмся, начнем организацию полевого госпиталя.

– Но вы же врач, – голос ребёнка звучал как-то жалобно. – Вы должны их вылечить.

– А я чем занимаюсь, молодой человек? Врачи – это обычные люди. Мы не умеем исцелять ожоги силой мысли. Мне нужно оборудование и лекарства. Ну, или хотя бы просто лекарства. Кто отправится со мной?

Ответом мне была тишина. Подростки не хотели идти туда, где заживо горели люди. Они молчали и прятали глаза.

– Вам не обязательно будет заходить внутрь, – сказал Каи мягко. – Просто, проводить нас до здания и помочь принести в лагерь все, что доктор Стар посчитает полезным.

На таких условиях вызвались пятеро. Три девочки и два мальчика. Мои ровесники или даже немного старше. Но в этот момент они мне казались именно детьми.

Глава 25

Ли Каи

На адреналине Астра продержалась час. Потом ее накрыла очередная паническая атака, которую она старательно скрывала от ребят.

Это случилось, когда здание показалось в прямой видимости, а в ноздри ударил тошнотворный запах гари.

Я за время проведенное в убежище привык к смерти. Если к ней, вообще можно привыкнуть. Но даже мне стало плохо, когда я увидел тела погибших. Понимаю, почему дети практически сбежали.

– Может быть ты не пойдешь? – спросил я шепотом у Астры.

Она посмотрела на меня, как на милого, любимого, но очень глупого ребенка. Этот взгляд я помню ещё со времён задач "на логику".

– Назови три самых распространенных антибиотика. Два средства от ожогов. И хотя бы один регенератор. – Моя Звездочка улыбалась. Ее слова были изящной издёвкой, хотя за этим мне виделась жалость. Она прекрасно понимала, что я чувству, когда не могу оградить ее от ужаса окружающего мира. – Можно даже не по действующему веществу. Хватит торговой марки.

– "Скине"?

– Очаровательная шутка, любимый. Эта ерунда способна, в лучшем случае, залечить маленькую ссадину. Ты бы ещё "Дженери" вспомнил.

– Я вас провожу к медицинскому пункту, – сказала младшая из девочек. – Так будет быстрее.

Остальные дети остались ждать нас в метрах ста от почти полностью разрушенного здания. Не это выдерживали девчонки, но я только и думал, как бы меня не вывернуло.

Мы шли и под нашими ногами хрустел полипластик. От одноэтажного здания осталась лишь коробка с черными провалами окон. Обнаружить там хоть что-нибудь таяла с каждой секундой.

– Кто знает какую-нибудь молитву? – спросила Астра, заглядывая через дыру в стене, которая была когда-то было панорамным окном.

– Ты веришь в это? – сам собой вырвался у меня вопрос.

– Конечно, нет. Но сейчас я готова молиться, чтобы содержимое фармацевтического холодильника, что стоит вон у той стены, уцелело. Ну, так что? Ладно, я сама. Боже, если ты есть, пусть там будет сыворотка "ЕА-37/24", десяток универсальных картриджей и планшет класса М-22.1. Кто бы еще положил планшет в холодильник? Но почему бы не случиться чуду?

– Доктор Стат, – робким шепотом обратилась к Астрид девочка имени, которой мы так и не спросили. – Молитва не должна звучать, как заказ в службу доставки. Она предполагает наличие веры и не подразумевает ультимативной формы.

– Убедила. Ты в этом разбираешься лучше. Молись ты. Но если можно, включи в правильную молитву сыворотку "ЕА-37/24". Хорошая штука. Каи, пойдем открывать этот сундук с сокровищами.

В сказках клад охраняли волшебные стражи, а сам сундук был закрыт на сотню замков. Аналогия вышла весьма удачной. Потому, что оплавившийся полипластик никак не желал поддаваться. Я провозился с ним не меньше получаса. Но когда отломал дверцу, был вознагражден восторженным визгом.

– Там та самая сыворотка и планшет? – спросил, тяжело отдуваясь.

– Нет, конечно, – Астрид усмехнулась. – Чуда не случилось. Это самый простой и дешёвый регенератор. Но зато он стабилизированный. Высокая температура не должна была ему сильно навредить. Собирай и пошли искать другие сокровища.

– А что именно нам нужно найти? – спросила девочка.

– В идеале, стерильные бинты. Но пойдет любая ткань. Для перевязок. Что-то в чем можно кипятить воду на огне. И еда.

– Тогда надо идти на склад. Он не примыкает к зданию, а стоит чуть дальше. Мы еду брали оттуда. Только к ребятам вернёмся. И все вместе принесем со склада все необходимое. Ну, из того, что там есть, конечно.

Склад удостоился ещё одного восторженного визга. Там были вожделенные стерильные бинты. А также целая бутыль объемом литров в пять антисептика. Правда, антисептик был технический и предназначался для уборки помещений, но Астрид сказала, что это даже лучше. На открытые раны его наносить, конечно, нельзя. Зато можно обрабатывать руки и инструменты.

Склад порадовал нас новым постельным бельем, запакованных в эко-пластик, и целым стеллажом, на котором стояли пачки с сухими завтраками. Мюсли. Гранола. Кукурузные и мультизлаковые хлопья. Каши мгновенного приготовления.

– Нам нужно оставить послание с просьбой о помощи, – произнесла Астра почти шепотом, но ее услышали.

– Нас никто не прилетит спасать, – ответил ей мальчик, собирающий упаковки с постельным бельём. – Скорее, наоборот. Мы выкладывали знак "SOS" возле здания. А туда прилетел ещё один снаряд.

– Нужно попробовать ещё раз, – упрямо продолжила моя невеста. Ей, вообще, упорства и настойчивости не занимать. И если она что-то вбила себе в голову, проще уступить. – Каи, возьми простынь. Только белую. И напиши угольком. Только, как можно крупней. Текст: "М 385/11-15".

– Что это значит?

– Номер медицинского протокола службы спасения. Многочисленные жертвы среди детей в следствии пожара. Есть пострадавшие, которым требуются реанимация. Это увидят не только те, кто выпускает ракеты. Пусть не прямо сейчас, но, когда это станет возможным, к нам прибудет помощь. Нужно будет только продержаться до этих пор.

Мы не успели пройти и половины пути до лагеря в лесу, как услышали гром ракетного удара по зданию, на крыше которого я разместил не одну, а две простыни с посланием от Астры.

Звёздочка улыбалась. Даже пошутила о том, что на ее сообщение они могли ответить немного тише. А так шуметь – дурной тон. Только глаза ее заблестели от слез, а ногти впились в ладони.

Когда мы вернулись в лагерь, то меня ждала привычная, но от того не менее страшная работа. Умерли двое. Женщина-воспитатель, которая уже двое суток была без сознания. И девочка двенадцати лет. Тела нужно было убрать. Решено было похоронить их в лесу. Рядом с молоденьким деревцем, приютившемся рядом с братьями-исполинами.

Но Астре предстояло испытание гораздо тяжелее, чем мне. Мы нашли сыворотку-регенератор и бинты. Но анестетиков среди наших сокровищ не оказалось.

Всю ночь до рассвета, при тусклом свете костра она промывала раны и накладывала повязки. А дети кричали от боли.

Мне хотелось зажать уши и убежать. Но приходилось быть рядом. Выполнять мелкие поручения: принести или заменить воду. Разорвать простыни. Сделать из них тампоны. Потому что стерильные бинты надо экономить. Но сложней всего было держать тех, чьи загноившиеся раны промывала Астрид.

С рассветом мы закончили. И упали без сил прямо там – у потухшего костра. Единственное на что меня хватило – это обнять мою хрупкую, но такую сильную девочку. Сквозь сон она пыталась давать какие-то указания. Смысл их сводился к тому, что повязки трогать нельзя. А разбудить ее надо часов через шесть. Нужно сделать перевязки самым тяжёлым пациентам.

Следующие четыре дня прошли у меня, как в тумане. Но мы никого больше не потеряли. А абсолютное большинство пациентов "доктора Астрид" чувствовали себя значительно лучше. Обращение "доктор Стат" не прижилось. Они ещё в первый день узнали, сколько ей лет. Старшие из ребят были ее ровесниками. Что вознесло ее авторитет до заоблачных высот. А у младших появился новый кумир. Они ловили каждое ее слово, слушались беспрекословно и заверяли, что, когда вырастут, то тоже станут врачами.

Рен Тан – единственный выживший преподаватель, который явно шел на поправку, это воодушевление всячески поддерживает. И занимает малышей импровизированными лекциями по общей биологии, когда Астрид занята или отдыхает.

– Цель для них сейчас – путь к вперёд, – сказал он в ответ на мой скептический взгляд. Любому здравомыслящему человеку ясно, что все эти дети врачами стать не смогут. У половины не будет к этому склонности. – Но сейчас пусть мечтают, строят планы и учатся. Нет никого, кому навредили бы новые знания. Все лучше, чем думать том, что они могут не проснуться завтра.

Старшие подростки вели себя сдержаннее. Вместо слепого восхищения, они выказывали подчеркнутую вежливость и уважительное отношение. Но лекции слушали внимательно. А самые решительные попросили научить их оказывать первую помощь. Несколько даже решились ассистировать при перевязках.

В лесном лагере мы провели почти неделю. А потом те, кто так громко ответил на нашу просьбу о помощи, решили почтить нас визитом вежливости. Но вперёд себя они пустили десяток светошумовых гранат и снаряд с парализующий газом.

Сознание вернулось, когда я уже был в корабельном госпитале скандарской гуманитарной миссии. Последнее, что помню, как ложился спать рядом с задремавшей Астрид. А потом – темнота.

Меня приняли за одного из воспитанников реабилитационного центра. И даже отвели в огромную каюту, больше напоминающую ангар с парой сотен коек. К остальным.

Я видел десятки знакомых лиц. Но не находил среди них моей Астры. Успокаивал себя тем, что ее приведут позже. Бежал к дверям всякий раз, когда они открывались. Но ее не было

А слова одного из медиков о том, что всех выживших эвакуированных позавчера из леса уже разместили здесь, прозвучали приговором, в который я не мог поверить.

– Она жива! Я знаю! Верните мне ее! – кричал я, разбивая кулаки о метал двери. Рен Тан пытался успокоить меня, объяснить, что на меня смотрят испуганные дети. Но мне не было дела не до кого.

Я злился на себя за то, что не смог ее уберечь. И на них всех. За то, что они все живы, а моей Астрид нет.

Во мне что-то сломалось в тот момент. Что-то очень важное. Мне хотелось выместить мою боль хоть на чем-то. Я даже ударил Рэн Тана, когда он попытался оттащить меня от двери. И, наверное, ударил бы его ещё раз. Но пришли скандарские медики и вкололи мне что-то от чего несколько дней нашего пребывания на их корабле пошли для меня, как в тумане.