Текст книги "Далекая звезда (СИ)"

Автор книги: Юлия Буланова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Дисклеймер

Дорогие читатели, у меня нет цели возбудить в ком-то ненависть, вражду, унизить достоинство или нанести психологическую травму людям с тонкой душевной организацией.

Для меня крайне важно оградить людей, которые в общечеловеческих ценностях, таких, как жизнь, добро, любовь, свобода, мир, равенство людей и народов видят русофобию, от «оскорбительного» контента.

Мои герои настроены крайне негативно по отношению к войне и нацизму, чем бы он не был вызван. Их воротит от милитаризма, ксенофобии, гомофобии и религиозного радикализма. Они просто хотят жить в мире без вражды, работать, растить детей, любить и быть любимыми.

Порочный антипатриотизм в чистом виде. Или это уже экстремизм? Прошу простить сие продукту фантастического общества далекой-далекой галактики.

Важную и, наверное, ключевую роль в романе играет война. Без гиперреализма. Но это не прогулка по парку весенним днём. Здесь будет страх, боль и люди, озверевшие от ненависти. С обоих сторон.

А я попытаюсь ответить на вопросы, которые мучают меня саму. За что? Почему это происходит именно со мной? Как это переживать в моменте и не сойти с ума? Как вернуться, если ты не просто стоишь на грани безумия, но уже заступил черту? Как жить, когда весь твой мир рушится и смерть начитает казаться невероятно желанной. Ведь мертвым уже не бывает больно, страшно и стыдно. Как строить свою жизнь на обломках прошлой? Как жить после окончания войны?

Рефлексия – один из способов обрести субъектность и выйти из состояния травмы, в которую мы загнаны. Да, это не самый простой путь.

Если вас посещают те же мысли, что и Астру (с главы 16), поход к врачу (психиатру, психотерапевту или, на крайний случай, неврологу) лучше не затягивать. Это мысли человека, которому прямо сейчас необходима медицинская помощь.

Антидепрессанты – это не наркотик, а лекарство. Они не вызывают привыкания, хотя, и требуют длительного курса. Их не надо демонизировать. Но принимать следует СТРОГО под контролем лечащего врача.

Все события романа вымышленные, а чувства настоящие.

С любовью,

Автор.

Часть 1. Глава 1

Посвящается любимому мужу.

Моя жизнь без тебя потеряет всякий смысл.

Глава 1

Ли Каи

Бывают дни, когда буквально все идет не так. Завтрак был безвкусным. Я нехотя ковырялся в тарелке с рисовым пудингом. Вполуха слушал разглагольствования отца о моем будущем. О том, как важно с первых дней в академии заявить о себе, проявить лидерские качества и волю. О необходимости стать идеальным курсантом, чтобы не посрамить честь семьи.

Бесконечные «обязан» и «должен» уже сидели у меня в печенках.

Эту «воодушевляющую» речь я знаю наизусть. Ни одного нового тезиса за последний год. Лишь бесконечные повторения, от которых можно сойти с ума.

Наверное, он делал это из самых благих побуждений. Но постоянные нотации вызывали желание опрокинуть красиво сервированный стол, разбивая баснословно дорогой фарфор, который так любит мама. И закричать.

Воспитание, бездна бы его побрала, заставляло молча есть и кивать в нужных местах. А я, кажется, слишком привык к роли почтительного сына, чтобы устраивать этакий демарш на ровном месте. Скоро каникулы кончатся. Осталось каких-то восемьдесят шесть завтраков. Можно и потерпеть.

Сообщение от Наны с просьбой встретиться через час у него дома пришло совершенно неожиданно. Ранее мы договаривались увидеться вечером, а утром мне хотелось немного позаниматься.

Впрочем, изменению планов я значения не предал. Даже обрадовался встрече со своей девушкой. Встречались мы уже почти год. Лучший ученик параллели и первая красавица. Идеальная пара. По всеобщему мнению, у нас не было шанса этого романа избежать.

Прилетев на собственном флаере, Нана предложила мне прогуляться по саду. Одета она была немного странно. Длинное в пол коралловое платье. Идеальная высокая прическа, в сочетании с бриллиантовыми шпильками, превращали ее рыжие волосы в изысканную корону. И макияж, который больше подошел бы для званного приема, а не для свиданья. Но если ей так нравится…

– Чудесно выглядишь, милая.

– Каи, я посчитала, что нам необходимо встретиться и обо всем поговорить.

– О чем?

– Нам нужно расстаться.

Тут я, если честно, немного растерялся. Не утренний разговор, а глупая сцена из подростковых сериалов. Пропитанная фальшью от слов до картинных жестов.

– Почему?

– Дело не в тебе. Я кое-что поняла о себе. Когда мы учились наши отношения казались мне возможными. Сейчас все изменилось.

– Еще вчера ты говорила, что тебе хорошо со мной.

Нана обняла себя руками и отстранилась на шаг.

– И не лгала. Ты милый. Мне всегда было весело с тобой. Но что будет через три месяца? Ты улетишь учиться, а я останусь. И если буду ждать, по итогу через четыре года встречу совсем не такого Каи, в которого влюбилась, когда мы учились.

– Глупости. Как могут изменить меня какие-то четыре года? Или тебя? Но даже если и так. У нас есть эти три месяца… а потом, если потребуется, мы все начнем сначала.

– Я не хочу тратить время на бессмысленную и бесперспективную связь, которая заберет мое время и разобьет сердце. Мне нужно думать о будущем, а не ждать непонятно чего. Акио Лиран сделал мне предложение. Но ты же понимаешь, соглашаться, не прервав прошлые отношения – дурной тон.

– Ювелир, если я правильно помню. Талантливый. Уже сделавший себе имя. Только он старше тебя на пятнадцать лет!

– Он готов быть рядом, а не бросить на четыре года.

– Я не бросаю тебя, а улетаю учиться! И ты знала, что так будет. Я мечтал учиться в Триаде, с всю свою жизнь! Точно так же, как ты мечтала о графическом дизайне.

– Твоя мечта ждет тебя, – холодно произнесла девушка. – Но не мешай мне осуществлять мою. На самом деле я хочу спокойствия и стабильности. Выйти замуж. Быть любимой. Знать, к что к ужину мой супруг будет дома. И мне не придется ждать… сначала пока ты доучишься в академии. А потом пилота из бесконечных рейдов или экспедиций. Мне давно следовало поговорить с тобой. Но я не знала, как сказать тебе это. Прости. Я навсегда останусь твоим другом.

– Нана, это слишком цинично.

– Не нужно делать из меня бесчувственную сволочь. Ты ничего не понимаешь! Школа, родители, друзья всю жизнь внушали мне, что я должна стремиться к тому, чтобы быть чем-то полезной обществу, строить карьеру, преодолевать трудности ради великой цели. А я устала. Устала ломать себя ради того, чтобы соответствовать вашим ожиданиям.

– А с ним, значит, ломать себя не приходится? Я же не…

– Ты хоть раз поинтересовался, чего я на самом деле хочу? Мы всегда говорили лишь о твоем будущем. Меня как бы и не было в этих отношениях. Но все это уже не имеет значения.

– Нана, давай успокоимся и все обсудим.

– Не хочу ничего обсуждать! Вы все знаете, как мне жить. Знаете лучше меня самой. И это совершенно невыносимо. Я все решила. Моя свадьба через месяц. Приглашение придет по почте. Вежливым отказом можешь себя не утруждать.

– Ты любишь его?

– А это имеет значение? Ты ведь спрашиваешь это с одной лишь целью – внушить неуверенность в сделанном выборе. Чтобы я снова делала то, чего от меня хотят другие.

Нана щелкнула своим любимым складным зеркальцем в серебряной оправе, как делала это тысячу раз. Взглянула в него. Коснулась щеки, смахивая невидимую соринку. Когда-то мне это казалось милым. Жест, подчеркивающий ее неоспоримое совершенство сейчас казался смешным и нелепым.

Идеальный образ моей девушки, который я сам себе нарисовал дрогнул и пошел трещинами. А я, к своему стыду, ощущал лишь досаду. От того, что драгоценность, обладанием которой гордился, поблекла, потемнела, как и положено подделке.

Почему-то не было боли, которое должно было принести предательство.

Растерянность.

Злость на себя за то, что так долго обманывался, принимая желаемое за действительное.

Разочарование. Но опять же, в себе самом. Как можно было оставаться таким слепцом?

– Да. Ты права. Прости. Надеюсь, ты получишь от этого брака то, чего так ждешь.

– И это все, что ты можешь мне сказать? – Похоже, девушка возмущена моей отстраненностью. Видимо, ждала сцену. Такую же, какие разыгрываются в столь любимых ею мелодрамах. А тут ни скандала, ни упреков, ни угроз умереть, не сходя с места, если она не даст мне шанса все исправить.

Почти смешно. Губы, помимо воли, растягиваются в улыбке. Чего мне не прощают. Пощечина получилась звонкой и хлесткой.

А потом она ушла с гордо поднятой головой. Как уходит победитель, одержавший сокрушительную победу. Но я почему-то не чувствовал себя проигравшим. Наоборот. На меня навалилось дикое облегчение от того, что все это, наконец, закончилось.

Но стоило мне порадоваться, что у этой не самой красивой сцены не было свидетелей, как краем глаза я увидел девушку, сидящую на покрывале под раскидистым дубом. Стыд и злость забурлили во мне, отключая рациональное мышление.

– Не надо на меня так смотреть, – протянула она, без смущения встречая мой взгляд. – Я уже была здесь, когда ваша подружка решила разыграть эту сцену расставания, как в дешевом сериале про подростков. Или по-вашему, это мне нужно было уйти?

Формально, он была в своем праве. Дуб и земля под ним находились во владении наших соседей. Участки разделяет символическая живая изгородь. И она, действительно, имела полное право не уходить, но адреналин, бурлящий в крови, мешает поступить, как должно – извиниться за нарушенное уединение и покинуть ее.

– А это так сложно? Проявить немного такта.

– Представьте себе, – девушка зевнула. – Это нужно встать. Сделать четыреста шагов. Чтобы дойти сюда мне потребовалось уйма времени. Но почему я оправдываюсь? Это вы не потрудились убедиться, что тут кто-то есть. И это вы сейчас мне мешаете.

Эта отповедь немного отрезвляет. Я начинаю не только смотреть, но и видеть. Ее нездоровую, даже по меркам землян, бледность, которую лишь подчеркивает рисунок вен. Худобу, которую она маскирует несоразмерно огромной футболкой, в которой утонул бы даже я, и такими же свободными шароварами. Впалые щеки. Тонкие как веточки руки. Жидкие короткие волосы.

И янтарные глаза в пол-лица.

Да, мне, действительно, стоит уйти, но я почему-то не в силах разорвать этот поединок взглядов.

– Чем же, таким важным вы заняты? – Этот вопрос я задаю просто по инерции. И судорожно пытаюсь вспомнить кто она. Но память молчит. Еще мне не совсем понятен ее возраст. По виду – не больше четырнадцати. А держится так, будто старше меня раза в три.

– Работаю. – девчонка фыркнула, но все же снизошла до пояснений. – Медицинское нано-программирование. Тут, правда, серьезное дело. Экстренный вызов. Из свободных специалистов я сейчас одна. Не справлюсь за два часа – мы ребенка не спасем. Правда, если справлюсь, то, скорее всего, тоже не спасем. Но так у него хоть шанс будет. Если желаете со мной поругаться – приходите через два часа. Когда от меня уж точно ничего не будет зависеть. Я поэтому осталась. У меня нет времени и сил сейчас куда-то идти.

Мне стало жутко стыдно. Веду себя как злой обиженный подросток. Срываю свое плохое настроение на человеке, который этого ничем не заслужил. Она, должно быть, не слишком хорошо себя чувствует. А тут я со своими глупыми претензиями.

– Прошу меня простить за отнятое время, лера.

Глава 2

Астрид Эрден Стат

Я постаралась сосредоточиться на работе сразу, как сосед скрылся с моих глаз. У меня даже получилось. По крайней мере, работу я окончила в срок. И даже была почти довольна ее результатом. Шестьдесят семь процентов продуктивности – это очень даже неплохо для программы, скроенной в авральной режиме меньше чем за два часа. Если организм моего пациента выдержит внедрение колонии нанитов, у него появится шанс на полное выздоровление, ведь роковой порог в шестьдесят пять процентов все-таки пересечен.

И нам всем осталось только ждать. Делать это, кстати, я терпеть не могла. Но умела. Болезнь Гейне этому весьма способствует. Собственного выздоровления мне пришлось целых одиннадцать лет.

Почти всю свою жизнь я провела в больнице. Лишь два месяца назад меня выписали. А до этого вся моя жизнь ограничивалась больничной палатой. В этой стерильной тюрьме я жила с пяти лет. И всю эту жизнь я мечтала из нее вырваться. Училась. Мой выбор профессии был во многом эгоистичен. Мне хотелось вылечить, прежде всего, себя. И у меня получилось сделать это раньше, чем ожидали мои преподаватели. В шестнадцать лет.

Вот только выбравшись на свободу, я растерялась. Мир настоящий сильно отличался от того, каким рисовала себе его я.

Он был намного сложнее.

И ему не было до меня никакого дела.

Семья я оказалась не очень-то и нужна. Мама и папа, когда стало понятно, что быстро выздороветь их дочка не сможет, завели себе другую – более подходящую их положению, здоровую и красивую.

Сестра меня ненавидела. За сам факт моего существования. Не проходило и дня, чтобы она не устроила истерику с требованием вернуть меня туда, где я жила до этого. Думаю, родители с удовольствием отослали бы меня учиться куда-нибудь. Но образовательный минимум я завершила еще в тринадцать, а сейчас была лицензированным специалистом. Для этого пришлось пройти процедуру эмансипации. Чисто технически я считалась совершеннолетней. У меня есть свой собственный счет и средства, за которые мне нет необходимости отчитываться. Ведь моя работа неплохо оплачивается. И я могу позволить себе многое. Например, брендовые вещи к которым почти равнодушна. Это, как мне кажется, заставляет Лидию ненавидеть меня как-то совсем отчаянно.

Отец досадливо поджимает губы, а потом повторяет, что во всем виноват переходный возраст, а Лидия привыкнет. Мама молчит и прячет глаза. Почему? Мне кажется потому, что уже готова попросить меня уехать, лишь бы в ее семье снова воцарилось спокойствие. Останавливает ее лишь мнение окружающих. Мое возвращение домой стало в некотором роде событием. Родственники, друзья семьи, коллеги родителей, и даже малознакомые люди считают своим долгом раз в неделю позвонить, чтобы узнать о том, как у меня дела. Даже соседи, с которыми у моей семьи достаточно прохладные отношения, прислали букеты к моему приезду, а при встрече вежливо справляются о здоровье их «очаровательной девочки» и советуют больше гулять потому, как нет лучшего лекарства, чем свежий воздух. И сейчас объявить, что шестнадцатую девочку, которая только недавно оправилась после тяжелой болезни, фактически выставляют из дома, потому, как она не поладила с младшей сестрой… этого, просто, не поймут. Семейство Стат очень гордилось приверженностью традиционным ценностям. А вот так сразу выставить на улицу шестнадцатилетнего подростка на улицу… Мол, жила же ты как-то, доченька, без нас одиннадцать лет, и дальше проживешь. Нет, не поймут.

А мне, просто, интересно, когда и как родители укажут мне на дверь. Упрощать им жизнь, самостоятельно находя благовидный предлог для отъезда, мне не хочется. Горькая обида на них и на себя. За то, что не любили и с легкость заменили на другого ребенка. За свою глупую иррациональную веру в то, что они могут стать мне настоящей семьей.

И в то же самое время, я, наверное, до сих пор верю в чудо. Что они пожалеют о том, что бросили меня и смогут полюбить. Потому, что кроме них у меня нет почти никого.

Друзья. Можно ли назвать моими друзьями Лейлу и Роя? Наверное, нет. Они всегда были добры ко мне. Заботились. Опекали. Но были старше раза в два.

Можно ли назвать других детей, которые жили в больнице вместе со мной, хотя бы моими приятелями? Лет с восьми я старалась держать дистанцию. Проявляла вежливость, здоровалась, но не более того. Запрещала себе даже узнавать их имена. После того, как один за другим умерли приятели по детским играм. Так было легче. Да и учебе общение со сверстниками мешало. А у меня была цель. Я хотела стать врачом и вырваться, наконец, из больничной палаты.

Романтические отношения исключала моя болезнь. Соседи не просто так называли меня очаровательной. Потому, что даже самые отчаянные льстецы не могли назвать красивой. Я весила всего тридцать пять килограмм. Да, через пару месяцев атрофированная мышечная масса придет в порядок. Волосы отрастут, став гуще. Появится грудь и другие женские изгибы. А на щеках заиграет румянец. Гормональный коктейль подбирала я сама и была полностью уверена в результате. Но сейчас из зеркала на меня смотрит изможденный нескладный подросток. Чтобы повестись на такую, надо или быть извращенцем, или сильно удариться головой. Лишь в идиотских мелодрамах внешность не имеет значения. Я, как медик знала, что привлекательность предполагаемого партнера является одним из ключевых факторов формирования эмоциональной связи.

Можно сколько угодно убеждать себя в том, что у тебя все впереди или, что ничего по-настоящему ценного ты не потеряла. Но подсмотренная чужая жизнь больно резанула по натянутым нервам. Осознание, что куча вещей безнадежно утрачена. Как, например, школьная влюбленность. Потому что нормальной школы и не было-то никогда. Ну, и не возвращаться же за парту ради такой глупости.

Я тоже могла бы любить, ходить на свидания или даже расставаться с каким-нибудь парнем.

– Сожаления о несбывшемся отравляют настоящее и лишают будущего, – произнесла вслух фразу из моей любимой книги.

– Что ты там бормочешь, уродина? – Не так давно Лидия решила испробовать иную тактику выживания меня из своего дома. Все свободное от занятий время она таскается за мной и говорит гадости.

Я молчу. Мне даже немного любопытно, что она придумала и как далеко готова зайти.

– Как же я хочу, чтобы ты умерла! – шипит сестричка. – Все были бы счастливы, если бы ты умерла. Ты никому не нужна. Родители тебя не любят. Если бы любили, ты бы жила дома, а не в больнице. Но им было жаль тратить на тебя деньги.

Лидия улыбается. Она знает, что права. И я знаю. Ребенка с моим диагнозом можно было забрать домой, оборудовав всего одну комнату не слишком дешевой аппаратурой жизнеобеспечения. Такие траты страховкой не покрывались. Поэтому родители решили от них отказаться. И даже не потому, что у них не было таких денег. Просто тогда пришлось бы некоторое время экономить. Забыть о путешествиях. Но как можно не поехать на столь любимый отцом горнолыжный курорт Весты? Или отказаться от белоснежных пляжей Сораны? Маленькой Лидии полезно солнце и море. Или неделя моды Терры без которой мама не представляла своей жизни. Немыслимо же. Проще сказать, что дочери будет лучше в больнице. Там же врачи и персонал. Главное, не забыть отправить ей открытку и десяток фотографий семейного отдыха людей, которые лишь формально считались ее семьей.

Да только боль и обида за это давно отболела, выгорела и сейчас почти не трогает. Я в который раз напоминаю себе, что моя сестра – ребенок. Жестокий. Эгоистичный. Избалованный. Наверное, в этом нет ее вины. Ее такой воспитали.

Она родилась по той простой причине, что я не оправдала ожиданий родителей. Заболела. А умирающий ребенок не слишком хорошо вписывался в картину их жизни. И меня заменили. Лидия получила дом, семью, идеальное детство. Все, что обошло меня стороной. Но именно на нее я не держала на нее зла.

Возможно, у меня даже получилось бы ее полюбить. Если бы она не встретила меня истерикой и требованием убираться из ее дома. Если бы ее ревность позволяла ей нормально общаться со мной. Хотя, я совершенно не понимаю причин такого ее поведения.

Но, похоже, мое бесконечное терпение эта скандалистка восприняла, как слабость. С каждым днем мою сестру заносило все сильней. И это уже начинало раздражать. В конце концов, я перед ней ни в чем не виновата, ничего ей не должна. Да, и терпела ее капризы слишком уж долго

– Хочу купить туфли «Эстерен». И платье. Во только не знаю, что выбрать «Тензо» или «А-Мирен». Я ведь иду с отцом на прием. Он сам предложил оплатить все, что мне для этого нужно. – Бью по больному. Дело в том, что Лидия три дня, как наказана. Она растратила свои карманные деньги, которые ей были выделены до конца квартала меньше, чем за месяц. Но на этом не остановилась. И спустя ещё неделю, родители получили целый ворох долговых обязательств на имя сестры.

Ведь сказать: "Запишите это на семейный счёт" гораздо приятнее, чем отказать себе в "какой-то мелочи". Ограничивать себя Лидия просто не умела. А на попытку родителей ее этому научить, реагировала более чем эмоционально.

Она рыдала. Разбрасывала вещи. Посуду била. Обвиняла родителей в том, что они ее не любят, что она им не нужна. Грозилась пожаловаться в службу защиты детей на ненадлежащее обращение с ней.

И пожаловалась.

В ответ на это обращение, к нам домой приехала строгая дама. Вежливо выслушала претензии Лидии. Среди которых были: «Мне нечего надеть», «они не хотят, чтобы я была счастлива» и «Астрид специально приехала, чтобы портить мне жизнь». Поговорила с родителями и даже со мной.

Я, кстати, честно ответила, что не понимаю причин ненависти сестры и чем именно ей помешала. Ведь заняла одну из гостевых комнат. Веду себя тихо. Большую часть времени пишу диссертацию или работаю. Я никогда с ней первая не заговариваю. Потому, что она агрессивная. Ну, и не очень умная. Как можно к девяти годам окончить всего два класса? Ну и что, что это нормально? Нормальность – признак посредственности.

Далее дама-инспектор осмотрела комнату Лидии и две ее гардеробные, которые прямо-таки ломились от вещей.

– Это стресс, связанный с переменами, которые пришли в ее жизнь. – сказала она на прощание. – Протест и демонстративное нарушение установленных норм – случаются у подростков. Я думаю, что обращение к психологу поможет Лидии найти общий язык с сестрой и обрести внутреннее равновесие. Возможно, девочкам было бы полезно чуть больше времени провести вместе. Это поможет им привыкнуть друг к другу. Ведь с приезда Астрид прошел всего месяц.

После чего Лидию посадили под домашний арест. В котором сестрёнка почему-то обвинила меня. Моя скромная персона, по ее мнению, была виновата всегда и во всем. В изменении погоды, например или запрете родителей на любые пластические операции до шестнадцати лет.

Разобраться в дебрях ее деструктивной логики я уже не пыталась. Потому, как понять Лидию мог лишь психиатр, а я всего лишь педиатр со специализацией «нано-программирование».

И если истерические припадки я могу списать на особенности поведения детей, воспитывающихся в семьях. С этой социальной группой мне ранее контактировать не доводилось. Предполагаю, это какая-то вариация нормы. Потому, что родители вести Лидию к соответствующему специалисту не спешат.

То ее траты поначалу ввергли меня в ступор. Да и сейчас в голове не укладываются. За сумму, которую она спустила за четыре недели можно новый комм купить и пару отличных обучающихся программ. Но Лидия скучной учебе предпочитает не слишком понятные мне развлечения. И ладно ещё обеды в самом дорогом кафе города. Хотя на мой взгляд, атмосферу элитарности, которую там продают наряду с деликатесами, несколько переоценивают. Но я читала, что подростковый социум бывает жесток к тем, кто ему не соответствует. Возможно, в среде ее сверстников принято обедать именно так, и она просто не хочет выделяться. Но зачем девочке девяти лет каждый день ходить в салон красоты? Зачем наращивать шестисантиметровые ногти и через день менять цвет и длину волос?

Или это ее правило "одну и ту же вещь не надевать дважды". Хорошо хоть в ее школе была предусмотрена форма. Но все равно, мне совершенно непонятно, зачем ребенку столько вещей?

Может дело в отсутствия у меня карманных денег? По мнению родителей они мне были не нужны. Вот на что я их могла потратить? В клинике мне полагалось носить больничную пижаму, есть то, что рекомендовал диетолог и учиться на предоставленном учебным центром планшете. Собственные средства, у меня появились лишь в тринадцать. После завершения образовательного минимума и поступления в университет. Будущие медики имеют право на стипендию. А отличники на стипендию повышенную. Но я покупала себе образовательные программы, оформляла абонемент в медицинские библиотеки планет Содружества. Нужно же было следить за последними веяниями.

Выдавать мне деньги сейчас родители, также посчитали излишним. Потому как я уже работаю и неплохо зарабатываю. Текущая ситуация, скорее, исключение. Я не хотела идти на тот прием. А уж тратить свои сбережения на какие-то тряпки – тем более. Но отцу почему-то было очень нужно, чтобы именно я пошла с ним. Хотя, зачем – ума не приложу. Но полагаю мое участие в благотворительной программе «Подари мне жизнь» сыграло в этом некую роль. Традиционно все интерны проходят практику на настоящих пациентах под руководством наставника, которые проверяет, а при необходимости дополняет или исправляет их программы. Своим куратором я выбрала Роя Форджера – врача, который лечил меня. Вообще, меня распределили на работу в один из Скандарских реабилитационных центров. Но каждую неделю я беру одного «безнадежного» пациента из реестра «Подари мне жизнь» и совершенно бесплатно пытаюсь совершить чудо. Это, кстати, и есть моя основная работа. Задания, которые мне отправляет реабилитационный центр совсем уж простые. Чаще всего это корректировка программы восстановления. Скукота, в общем.

– Ты – дура! Идиотка! Уродина! Ненавижу! – срывается на визг Лидия.

– Да, ты права абсолютно права. Зачем выбирать, когда можно взять оба платья? Все равно папа оплатит, не сказав мне и слова. А ещё сумочку надо приобрести. Спасибо, что напомнила. Ну, я поеду, пожалуй. Не скучай.