Текст книги "Таймири (СИ)"

Автор книги: Юлия Власова

32. О том, как летают на крыльях фантазии

Кто это мчится по лугу, весь всклокоченный? Чьи юбки полощутся на ветру? Кто в комнате не усидел и после землетрясения тотчас побежал в пустошь? Да уж известно, кто: тетушка Ария. Она, конечно, не могла предвидеть, что пустошь вдруг зазеленеет, а потому разволновалась и бросилась к племяннице, как к спасительному островку в бушующем море.

– Вы не объясните, что происходит? – спросила она, проглотив половину фразы.

– Мы совершили настоящий переворот! – воскликнула Таймири.

– Ничего не понимаю, – пробормотала Ария и недоверчиво покосилась на Вестницу Весны. – А это кто?

– Это? – Таймири со значением подняла указательный палец. – Это наша новая верховная преподавательница.

* * *

Среди всеобщего ликования Сэй-Тэнь чувствовала себя безмерно одинокой, покинутой и никому не нужной. Природа искрилась множеством красок, пела птичьими голосами, раскрывалась навстречу солнцу яркими соцветиями. А Сэй-Тэнь, обесцвеченной тоскою, хотелось сжаться в комок, ничего не видеть и не слышать.

«Почему так? – думала она, обводя всё вокруг тусклым взглядом. – Когда другим весело, у меня внутри начинают вскрываться старые раны. Неужели они никогда не затянутся?»

Она еще немного посидела на траве, а потом поднялась и медленно зашагала к училищу, не обращая внимания на недоуменные взгляды друзей.

– Эй, ты куда? – окликнула ее Таймири.

– Нездоровится мне, – ответила та. – Да и Лорика надо покормить. После того как Ипва его остригла, у него ведь стресс…

«Ходит как в воду опущенная, придумывает неуклюжие отговорки… значит, точно что-то затевает», – решила Таймири.

Тем временем к зазеленевшему дереву поспешал капитан Кэйтайрон. Тетушка Ария узнала бы его, обрядись он хоть пугалом, и непременно накинулась бы на него с упреками да порицаниями, что она и сделала. В этот погожий день она так пропесочила беднягу, что тот навсегда запомнил и день, и время, и место, а главное, обстоятельства: шелестящую листву дерева, которое прежде никогда не давало листьев; порхание невиданных созданий над головой, глубокую зелень травы. Насыщенную синеву неба, в которой так и хочется раствориться. А еще изумленные лица окружающих.

Вестница Весны, казалось, была смущена таким поворотом событий. Но если она и смущалась, то недолго. После очередного обвинительного высказывания Арии Вернале щелкнула пальцами, и на тетушку обрушился такой поток дождя, что она разом запамятовала, отчего распалялась.

– Миритесь, – властно сказала волшебница. – Ваша племянница уже помирилась с капитаном, так почему бы вам не последовать ее примеру?

– Мне? – переспросила Ария, ошалело хлопая глазами. – Действительно, а почему бы и нет? Если уж Таймири простила, то я и подавно должна простить. Эй, слышишь, Кэйтайрон, – она ткнула капитана в бок, – я тебя прощаю!

– А? Что? – вздрогнул капитан, который в продолжение всей головомойки витал в облаках. – Мир, говорите? А я согласен! Вы не заметили, какая нынче стоит погода? Великолепная погода!

* * *

«Надеюсь, чтобы уехать, специального разрешения просить не нужно», – думала Сэй-Тэнь, блуждая по коридорам училища и не зная, где приткнуться. Вначале она хотела заглянуть к Кронвару, поскольку машинами в мастерской (а стало быть, и плайверами) распоряжался именно он. Но оголтелые крики выбегающих из физического кабинета атомарных муз ее отпугнули, и с визитом было решено повременить.

«Раз эти бедняжки разбегаются от Кронвара, как от огня, видимо, он выставил себя в дурном свете», – подумала она. А с физиком, и правда, творилось что-то странное. После землетрясения он обнаружил, что его суставы закостеневают, голова начинает туго соображать и совершенно утратился слух. Ожидавшие у сепаратора музы никаких особых перемен в учителе поначалу не замечали. Не замечали ровно до тех пор, пока Кронвар не заскрипел от ужаса. Дело в том, что, на свою беду, он посмотрелся в зеркало. Посмотрелся – и обмер. Оттуда на него таращилась его собственная голова, а из головы торчали самые настоящие ветки. Потом зрение пропало так же резко, как и слух. Еще некоторое время деревообразный Кронвар мог передвигаться на растолстевших, несгибаемых ногах и застыл посередине кабинета лишь тогда, когда последняя муза в ужасе выскочила за дверь. Зайди сейчас в лабораторию Сэй-Тэнь – и ее взору предстало бы лишь безобразное дерево, склонившее над сепаратором сучковатые ветви.

Она бродила по первому этажу, где было так пусто и тихо, что чириканье залетевшей на подоконник пташки казалось чересчур уж громким. В душе у Сэй-Тэнь тоже была пустота.

«Не хочу прощаться, – думала она. – Удобнее всего было бы незаметно сбежать. Никаких тебе слез, никаких причитаний… Только вот без плайвера далеко не убежишь».

– Вы кого-то ждете? – поинтересовался проходивший мимо Има-Рин. – Не стойте на сквозняке, подождите лучше в моем кабинете.

Сэй-Тэнь не стала возражать. Какая разница, где обдумывать план побега?

* * *

– …О летающих аппаратах? Нет, не слыхал, – сказал Има-Рин, поправляя шарф. – Последний плайвер пришел в негодность еще в позапрошлом году. А вы, как я понимаю, собираетесь домой?

– Угу, – хмуро подтвердила Сэй-Тэнь.

– Вижу, сильно тоскуете… – сочувствующе заметил профессор. – Но это дело поправимо, – сказал он с улыбкой. – У меня тут кое-что завалялось…

И он направился к шкафу, который – Сэй-Тэнь могла поклясться – возник у восточной стены минуту назад. Долго в нем рылся, выбрасывал какие-то разноцветные тряпочки, платочки, карнавальные принадлежности, пока, наконец, не высунулся из-за дверцы, весь взмокший и ужасно довольный.

– Вот они, фантазийные крылышки, – сказал Има-Рин, держа двумя пальцами на отлете пару крыльев вроде тех, какие дети надевают на утренники. Только эти крылья были в несколько раз меньше.

На лице Сэй-Тэнь появилось выражение глубокого скепсиса.

– Вы раскопали в груде пролежавшего реквизита какое-то старье и думаете, что оно меня осчастливит?

– Нет-нет-нет, – поспешил разуверить ее Има-Рин, – это вовсе не старье! Крылья фантазии попросту не старятся!

– Что еще за крылья? – с недоверием спросила Сэй-Тэнь.

– Они не бутафорские, а волшебные, – приглушенно начал профессор. – Прикрепите их на спину и вообразите, что взлетаете! Ну-ну, смелее! Дайте-ка, я вам помогу, – И он прищепил крылышки к ее кофте. – А теперь представьте, что отрываетесь от пола. Долой мнительность! Будьте, как ребенок, который верит в чудеса.

Сэй-Тэнь собралась с духом и закрыла глаза. Ей совершенно не пришлось напрягаться. Всё получилось как-то само собой: крылья увеличились и расправились – они словно стали частью ее тела. Белые, как снег на недоступных вершинах массива. Легкие, точно облако.

Ей вдруг сделалось так хорошо, что она незаметно для себя воспарила к потолку.

– Я лечу! Лечу! – радостно крикнула она. Там, где заканчивался потолок, начиналось бирюзовое небо, глядящее в море Забвения. Она пропорхала вдоль берега моря, обогнула лестницу-в-никуда и вернулась к кафедре. – Скажите, в ближайшее время вам крылышки не понадобятся? – поинтересовалась она у Има-Рина.

– Нет, – рассмеялся тот. – Ни в эту вечность, ни в следующую. Забирайте насовсем.

Он умолчал о том, что запросто может смастерить такие крылья для целой группы учениц.

«Вот так радость! – думала Сэй-Тэнь. – Я и в гости к индейцам слетаю, и над городами покружу. Погляжу, что там да как. Айрин будет в восторге!»

Она поднялась на смотровую площадку, где обычно любовался звездами Каэтта, и прыгнула оттуда вниз. А потом, заливаясь смехом, взмыла к облакам.

– Ай да я! Ай да Сэй-Тэнь! Малышка-синица тебе и в подметки не годится! Да что там синица! Даже орел! Вон, парит в вышине. А ведь раньше и клюва к нам не казал!

Она спустилась на луг вместе с ветром, а в ветре кружились лепестки распустившихся в саду хризантем и гибискусов.

Минорис и Таймири не сдержали возгласов удивления:

– Ты ли это?

– Невероятно!

– Сегодня первый день весны, сегодня день чудес! – ответила им Сэй-Тэнь. – Я отправляюсь навестить индейцев в горный лес. Потом зажгу я фонари, что в городе Огней. И к Айрин прямиком пущусь – соскучилась по ней.

– Приветствуй от нас Остера Кинна и Эдну Тау! – крикнула вдогонку Таймири.

– И скорее возвращайся! – прибавила Минорис. Но последнее напутствие завертелось в ветре, развеялось и осыпалось на провожающих золотистой пыльцой. Сэй-Тэнь умчалась, и лепестки понеслись за нею.

– Ну, а теперь что? – раздосадовано спросила Таймири.

– Предлагаю пойти ко мне на башню, выпьем по стаканчику лимонной воды, – предложил Каэтта. Все моментально приободрились:

– Закажем Мелиссу вишневый пирог!

– Устроим пир на весь мир!

– На всю мастерскую!..

Таймири стряхнула с платья цветочную пыльцу, поправила волосы и, окинув горизонт затуманившимся взглядом, медленно двинулась за остальными.

«Сэй-Тэнь вернется, обязательно вернется… И мы снова будем путешествовать, потому что, похоже, без путешествий я уже не смогу».

* * *

Пристроившись за лебяжьей стаей, Сэй-Тэнь летела к массиву. Вдалеке виднелась Великая Вершина. Горы блестели и переливались в солнечном свете посреди колышущегося моря зелени.

Сэй-Тэнь казалось, что от счастья она действительно поднялась на седьмое небо. Ее ни на минуту не покидала легкость. Впереди сиял массив Лунного камня, внизу бежала по изумрудному ковру быстрая речушка. Откуда только она взялась? Сосновый лес и индейская деревня становились видны всё отчетливей, и наконец пришла пора снижаться.

Не Эдна Тау ли там, с пером на голове? Не она ли присела у костра и глядит на огонь? А Остер Кинн? Не он ли, случайно, разлегся под деревом и выстругивает дудочку ножом?

Сэй-Тэнь повалила индианку наземь, спикировав на нее, точно коршун.

– Эй, ты откуда взялась? – воскликнула та.

Остер Кинн подскочил, отложив свое ремесло.

– Чудеса в решете! – подивился он. А потом полез обниматься.

Сэй-Тэнь плакала и смеялась.

– Ах, как же я рада вас снова видеть! Если бы не крылья, не знаю, что б я делала!

Еще никому не устраивали в поселении столь теплого приема, какой устроили в тот вечер нежданной гостье. Индейцы разожгли праздничный костер и пустились в пляс по кругу, а вождь Знойной Зари чествовал Сэй-Тэнь так, словно та сама была вождем какого-нибудь племени.

– Навеки бы с вами осталась, – говорила она на следующее утро, сидя у ложа Эдны-Тау. – Да не могу.

– Понятно, – отвечала индианка, переворачиваясь на бок и подтягивая тигриную шкуру к самому подбородку. – Следуй зову сердца. Его нельзя игнорировать, иначе потом сама знать не будешь, отчего навалилась тоска.

Выйдя из вигвама и поклонившись дымящему трубкой вождю, Сэй-Тэнь взмахнула крылышками-крыльями-крылищами фантазии – и только ее и видели. Вождь от неожиданности поперхнулся дымом: летающие люди были для него внове.

Носясь под облаками, она чувствовала небывалое воодушевление. Каждый взмах крыльев поднимал ее на новую высоту, и радость прямо-таки захлестывала сознание.

«К такому невозможно привыкнуть, – думала Сэй-Тэнь. – Вернее, нет: к такому нельзя привыкать. Я не хотела бы привыкать ни к чему на свете!»

Остались позади несколько горных пиков, река Аламер, сверкающие водопады. Вдоволь налетавшись над зеркальным озером, куда однажды угодила яхта Кэйтайрона, Сэй-Тэнь устремилась к городу Цвета Морской Волны. По пути туда она надеялась попетлять между столбами адуляра, которые когда-то высились в речной долине. Но теперь у нее, конечно, ничего бы не вышло, потому что, вместо столбов, повсюду стояли исполинские деревья. Они многозначительно шелестели листвой, растопырив ветви и важно нахлобучив внушительные шапки крон.

В городе Цвета Морской Волны, несмотря на недавнее вторжение, жизнь текла по-прежнему мирно. С высоты птичьего полета жители выглядели весьма довольными. Они не спеша прогуливались по улочкам, украшенным разноцветными лентами и флажками. Почти на каждом углу торговали цветами, сладостями и сувенирами. Подготовка к дню города была в самом разгаре. Академию, где раньше работал философ Диоксид, отреставрировали, а ему самому начали воздвигать памятник, видимо, узнав о его роли в истории с безуспешным завоевательным походом Вазавра.

Поразил Сэй-Тэнь город Огней. Она стала терять высоту и, чуть было, не потеряла сознание, увидав столицу издалека.

– Куда подевались все дома?! – воскликнула она и, точно ее подстегнули, ринулась вниз.

Вместо отливающих лазурью каменных зданий, – тех, что были вытесаны из столбов адуляра, – вдоль улиц, развесив тяжелые ветви, красовались секвойи-великанши, дубы обхватов в десять и клены, листья которых многие уже приспособили под ковры в своих видоизменившихся жилищах. Дочурка Сэй-Тэнь, Айрин, жила теперь в стволе толстого-претолстого ясеня, верхушка которого уходила в самые небеса и маячила там, словно флаг. Дом тетушки Арии – добротный, некогда вытесанный из цельной глыбы адуляра – возвышался над близстоящими деревьями и заслонял трепещущей пальмовой кроной диск заходящего солнца.

Сэй-Тэнь решила переждать наступающую ночь там. Расположение комнат в доме ничуть не изменилось, и комната Таймири по-прежнему имела собственный выход на улицу. Правда, теперь вместо лестницы из лунного камня вниз вели три-четыре прочные лианы, обвившие пальмовый ствол. Прилегши на деревянную кровать подруги, Сэй-Тэнь заснула блаженным сном, чтобы на следующий день раскрыть свои объятия ненаглядной дочери. Так и не отцепила она крыльев от кофты и, лежа на боку, всё грезила и грезила во сне, будто летает, будто ветер развевает ее волосы, а некая фантастическая сила позволяет светиться и радоваться каждой клеточке тела. И было так легко-легко…

* * *

Остер Кинн, неутомимый путник, которого даже заботливость Эдны Тау не удержала в индейском селении, месяца два спустя наведался в город Огней. Небрежно так наведался, не вынимая рук из карманов и беспрестанно жуя табак. Занесло его на бывшую главную площадь столицы, где от некогда величественного дворца остались одни только развалины.

Недолго думая, Остер Кинн пристал к какому-то пожилому гражданину. Этот гражданин мирно отдыхал на лавочке в тени огромной вайи и, когда к нему подсел странный тип в грязной одежде и мокасинах, от неожиданности даже подскочил. А тот давай возмущаться:

– Странное дело, я вам скажу! Почему массив Лунных гор и развалины не переродились? Всё переродилось, а они – нет! Вот с чего бы это?

Он хлопнул себя по коленям, сплюнул табак и повнимательней пригляделся к молчаливому собеседнику. У бедняги явно сдали нервишки: глаз подергивался, сам отодвинулся к краю скамейки и на всякий случай даже вооружился клюкой.

– Ты чего? Чумной я, что ли? – обиделся Остер Кинн. Обиделся – и побрел восвояси.

Развалины проводили его холодом от полуразрушенных колонн, обвалившихся стен и потрескавшихся адуляровых ступеней. Они так и остались стоять в назидание потомкам – как вечное напоминание о позорном правлении Икротауса Великого. О капле, которая не пожелала пожертвовать собой во имя жизни.

* * *

Сколько лет ни проходят люди мимо лазоревых развалин, каждый раз говорят друг другу:

– Эй, смотри, вон два дерева в камне застряли.

 
Оба ростом с тебя и с меня.
Первое, глянь, цветет.
Но цветков ты его не нюхай.
Даже пчелы на них не садятся.
Ну, а те, что садятся, гибнут.
А у дерева рядом ветви опустились, совсем поникли.
Плодоносит оно едва ли не с рождения моего.
Но плоды его несъедобны.
Сухи слишком, тверды, как камень.
На верхушке – шапка с рубинами.
Пусть с рубинами – не снимай ее.
Ты и сам знаешь, друг, нет нужды нам в них.
Мы без них богачи и счастливцы.
А богатство – вокруг: в небе, в солнце.
В травке, что под ногами шепчется.
В глубине морской и в криницах чистых.
В рыбе, звере и птице.
Они просто радуют глаз,
а деревья питают нас.
Уж прощаться пора?
В добрый час!