Текст книги "Таймири (СИ)"

Автор книги: Юлия Власова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

27. О наказаниях и злом роке

– Не кажется ли вам, что Таймири зачастила в пустошь? – обратилась ардикта к Кронвару, отодвигаясь от окна физической лаборатории.

– Кажется. Еще как кажется. А ведь музам строго-настрого запрещено выходить за ворота и тем более общаться с гостями! – заискивающе ответил Кронвар. Ему очень не хотелось получить выговор за неустройство в лаборатории, где он так и не успел убраться к проверке.

– Как бы нам ее приструнить, а? Что посоветуете? – холодно осведомилась Ипва.

– Кто я такой, чтобы давать советы верховному преподавателю! – с деланной скромностью воскликнул физик. – Вот если б я был советником, а заодно и управляющим…

Ипва воззрилась на него с высокомерным интересом.

– Дайте-ка, догадаюсь. Вы бы не подвели, не так ли?

– Я бы не подвел! Не подвел! – с готовностью подхватил Кронвар.

– Что ж, в таком случае, назначаю вас управляющим. Когда Таймири вернется, преподайте ей урок. Накажите хорошенько, поручите какую-нибудь грязную и муторную работу. Надеюсь, вы меня поняли.

– Отлично понял! Превосходно понял! Будет сделано! – заюлил тот. Проводив ардикту до дверей, он утер со лба пот и самодовольно улыбнулся своему отражению в заляпанном зеркале.

Новый управляющий не придумал ничего лучше, чем заставить Таймири разбить сад на том самом клочке земли, который она забросила вначале. Таймири, конечно, упиралась. Придумывала разные отговорки. Но Кронвара не проймешь, и если уж ему поручили ответственную должность, он из кожи вон вылезет, но указ в точности исполнит.

«Что может быть грязнее и муторней, чем целыми днями копаться в земле? – думал физик. – Вот именно, ни-че-го! Эх, находчив я! Ипва останется довольна».

Провинившуюся музу поручили некоей Сатикоре, которая следила за порядком в «испытательной теплице». Она снабдила Таймири лейкой, лопаткой и пакетиком семян; показала, где брать воду, как готовить удобрения. Всё это производилось под такие тяжкие вздохи ученицы, что Сатикора не выдержала и обратила на нее свой грозный взгляд:

– Нет смысла вздыхать, а уж тем более распускать нюни! Сама напросилась! – произнесла она тем непререкаемым тоном, каким учителя младших классов отчитывают нашаливших детей. – Ты вроде бы взрослая, а простых правил не понимаешь…

– Да я в тот момент вообще не думала! – в порыве чувств воскликнула Таймири. – Разве с вами такого не случалось?

– Со мной? Никогда! – отчеканила Сатикора. – Я сердцу не доверяю и полагаюсь исключительно на холодный разум. Спонтанность до добра не доводит.

– Ах, не доводит?! – проговорила Таймири, оставшись наедине со своим необработанным участком. – А вот и неправда! Потому что примирение с родителями дело всегда доброе.

* * *

– Капитан, а, капитан? – поелозил Папирус. – О чем это вы с Таймири разговаривали?

– Не твоего ума дело! – пряча улыбку, буркнул тот.

– Ну, расскажи-ите! – стал канючить матрос. – Скучно же до невозможности! Библиотеку закрыли на ремонт, информации ноль, так может, от вас хоть каких новостей услышу?

– Ты меня скоро в табак сотрешь! – раздраженно воскликнул Кэйтайрон. – Поди, поищи себе занятие! Хоть ковер возьми, выбей!

– Да-а, табак бы нам сейчас не помешал… – пробормотал Папирус и на цыпочках вышел за дверь, потому что капитан впал в глубокую задумчивость. Правда, Кэйтайрон лишь сделал вид, что задумался. Едва Папирус скрылся, он вскочил с кресла и, пританцовывая, закружился по комнате. Радости у него было хоть отбавляй. А всё оттого, что его наконец-то посетила муза. Да не просто муза – родная дочь.

– Она простила меня, простила! – повторял он вслух. – На старости лет я снова счастливый отец!

Натанцевавшись до упаду, он рухнул в кресло и стал припоминать все подробности того нежданного визита.

«Явилась, как снег на голову, в каких-то обносках. Я уж подумал, стряслось что. А она мне с порога: «Глупая я была, отец! Того, что имела, не ценила! Ты уж не держи зла на меня, неразумную!»

Видно, в мастерской-то ей мозги вправили. Или, как там говорится, затронули тонкие струны души… Капитан был не мастак по части лирических отступлений. Так или иначе, Таймири одумалась.

… «Прибежала взволнованная, сама не своя, – вспоминал Папирус, прохаживаясь по дорожке рядом с флигелем. – Мне, говорит, с капитаном повидаться нужно. Тут Папируса, конечно, попросили… Нет, я-то не против! Просто подумал, что дело в свитке и в загадке с лестницей. Видимо, ошибся».

* * *

К вечеру народа в «испытательной теплице» стало прибывать, и Лирое, которая сбежала с занятий специально затем, чтобы больше времени провести со своими растениями, приходилось всё чаще подниматься с колен, чтобы уступить ученицам межу. Музы сновали между участками и никак не могли угомониться. Одной понадобился шланг, другой – удобрения. Все были чем-то заняты. Кто пропалывал грядку, кто с ведерком шел за водой, кто щелкал секатором, обрезая кустики самшита. Лишь одна муза не подавала признаков жизни. Хотя совсем недавно, Лироя могла бы подтвердить, вскапывала свой огород так рьяно, словно хотела вымолоть землю в муку. Таймири – а это была именно она – снова всех ненавидела. Причем на первом месте в ее черном списке значился Кронвар. Она не могла взять в толк, как другие ученицы могут возиться в грязи и получать от этого удовольствие. Вначале она скрежетала зубами и, не щадя сил, пыталась показать свое отвращение к «копанию на грядке». Однако вскоре усталость взяла верх: Таймири поникла и мало-помалу задремала. Она не сразу отреагировала, когда ее окликнули.

– Эй, тетеря ты сонная, здесь не самое подходящее место для спанья!

– На-нарилла? – вздрогнула та. – Ты ведь та девушка из библиотеки?

– Она самая, – прищурилась Нарилла. – Вот уж кого-кого, а тебя я ожидала здесь увидеть меньше всего. По-моему, уже вся мастерская знает, что ты рьяная противница садоводства.

– Думаешь, я по своей воле горбачусь? Меня наказали за частые отлучки, – проворчала Таймири, сдувая с лица мешающую прядь. – Глянь, во что превратились мои руки! – пожаловалась она. – А мне, представь, до ночи тут пахать.

– Да-а, – протянула Нарилла. – Не понимаю я тебя. Выращивать цветы – мечта любой музы.

– А кто сказал, что я муза! – вспылила Таймири. – Меня сюда притащили насильно. Я даже убежать пыталась.

– Вот как? – хмыкнула та. – Сбежать из мастерской не так-то просто. За воротами полно препятствий, одно из которых ты, кажется, устранила.

Таймири вспомнила об Эльтере и сверкнула на Нариллу глазами из-под черных ресниц.

Тем временем по одному из мрачных и таинственных коридоров быстро шагала Ипва. Полы ее рваного, запачканного кровью халата воинственно развевались позади. Она надеялась застать Ризомерилла в столовой, а Ризомерилл как раз уплетал за чаем третий бисквит с корицей и уж никак не думал, не гадал, что к нему на чай придет сама ардикта. Да не просто придет, а внезапно возникнет за спиной, спугнув и аппетит, и расположение духа.

– Вам постучать? – участливо спросила Ипва, когда Ризомерилл зашелся диким кашлем, подавившись крошкой бисквита. Вместо ответа она услышала лишь сипение и, недолго думая, ударила философа кулаком по спине.

– Спа… спасибо! Так-то лучше! – с усилием произнес он. – Ох, и любите же вы устраивать сюрпризы!

– Для вас этот сюрприз был явно не из приятных, не так ли? – ответила Ипва с металлической интонацией в голосе. По этой интонации философ понял, что на поблажки нечего и рассчитывать. – У меня к вам дело.

«Ах, вот оно что! Всем обязательно что-нибудь нужно от старого, доброго Ризомерилла. Теперь уж мне нипочем не отвертеться!» – с огорчением подумал философ, а вслух сказал:

– Весь к вашим услугам.

– Мне нужно кое-кому отравить жизнь, – тут же призналась Ипва и, понизив голос, добавила: – В рамках научного исследования, разумеется.

– О, разумеется! – поддакнул Ризомерилл, решив, что она шутит.

– Это не розыгрыш, друг мой, – сказала ардикта, сверля его взглядом. – Если вы не согласитесь, придется подыскать вам замену… Кардинальную замену, разумеется.

– О, разумеется… – пробормотал философ, догадавшись, куда она клонит. – Я согласен.

– Мне нравится ваш подход к делу, – с удовлетворением сообщила Ипва. – Итак, от вас требуется проникнуть в комнату Таймири и спрятать в ее подушке эти травы, – сказала она, протягивая философу пучок сухих листьев. – Для удобства можете их измельчить.

– А почему именно Таймири? И что будет, если она зайдет, в то время как я… ну, вы понимаете…

– Вопросы излишни. В случае провала пеняйте на себя.

Ипва была непреклонна, перечить ей было бессмысленно, поэтому Ризомериллу только и оставалось, что покорно кивнуть.

«У меня предчувствие, что в случае провала я сам стану чем-то вроде подопытной крысы…» – мрачно подумал он.

Когда он вернулся к себе, на него набросилась извечная подруга и союзница – апатия. Сковала стоика, согнула, оплела… и жизнь ему вдруг стала не мила.

* * *

Сэй-Тэнь и Минорис бежали без оглядки. Луг остался далеко позади, а вулкан всё не унимался, и его зловещее громыхание разносилось по всей округе.

– Что… происходит? – хватая ртом воздух, крикнула Минорис.

– Боюсь, это конец света! Их света! – бросила Сэй-Тэнь. – Надеюсь, Норкладд разъяснит, в чем дело…

Норкладд, окруженный притихшими ребятишками, настороженно смотрел в окно. Завидев подруг, он выбежал на крыльцо и сделал им знак поторапливаться.

– Вы уже в курсе? – с места в карьер спросила Сэй-Тэнь.

– Я знал, что так случится, – коротко ответил он. – Возможно, это ложная тревога. Но, кто знает, вдруг вулкан разошелся не на шутку?

– Там пастух на лугу, с овечками, – напомнила Минорис. – Мы его обнадежили.

– Мы сказали, что вернемся с вами и вы что-нибудь придумаете, – пробубнила Сэй-Тэнь.

– Вы, правда, так сказали? – опешил Норкладд. – О, я несчастный! Что я-то могу придумать?!

Сэй-Тэнь залилась краской.

– А ваши часы? Это ведь портал, верно? – нашлась Минорис.

– Верно, – пробормотал тот. – Молодчина! Не будем же тянуть резину. Все на луг!

По пути к выпасу Сэй-Тэнь несколько раз приставала к нему с вопросом, кто же всё-таки создал Ланрию, а он знай отмалчивался. Собравшись, наконец, с мыслями, поведал он ей вот какую историю:

«Жила-была на свете чудесная девушка Вернале. Она жадно постигала науки в мастерской счастья Лисса, и учителя не могли ей нарадоваться. Единственной, кому не по нутру пришлась ученость Вернале, была Ипва, которая отчего-то всеми силами старалась отвадить талантливую ученицу от пагубного, по мнению ардикты, пристрастия к естествознанию. А пристрастие это было до того сильным, что позволило Вернале разгадать тайну зарождения жизни и вернуть плодородие земле вокруг училища. Это был первый шаг, и он поверг Ипву в трепет. Когда же на возле мастерской вырос дивной красоты сад, ардикта ополчилась на юную волшебницу и задумала сад погубить. Перепробовала она все возможные способы: и саранчу, и неимоверный зной насылала, и поливала кислотой корни деревьев… Да только без толку всё. Сад выстоял и даже еще разросся. Ипва была в ярости.

«Хватит нянчиться с этой особой! – сказала она себе. – Лишу-ка я ее дара врачевать природу. Лишу – и выгоню из училища!»…»

– Не могу поверить! – перебила Норкладда Минорис. – Неужели Ипва была на такое способна?

– Она и сейчас способна, – заметил часовщик.

– А что было потом? – полюбопытствовала Сэй-Тэнь. – Вернале изгнали?

– Не совсем. От худшей доли ее избавил ваш покорный слуга, – ответил Норкладд. – Я в то время работал в мастерской и, прознав о намерении ардикты, предупредил Вернале. Тогда она сама решила уйти, не дожидаясь, пока Ипва отнимет у нее силы. Конечно, она не забыла своих благодетелей, то есть меня и нескольких моих товарищей, и создала страну, куда мы переселились, подальше от глаз Ипвы. Узнав о бегстве, верховная преподавательница разбушевалась и сгоряча предала страну Лунного камня проклятию. «Пусть не дают посевы всходов на истощенной земле! – повелела она. – Пусть птицы забудут дорогу в заброшенный край! Пусть знают: это всё, Вернале, из-за тебя!». В стране Лунного камня изгнанницу прозвали Вестницей Весны, и ей до сих пор не удалось разрушить мощные чары ардикты…

– Вестница Весны? Мы ее видели! Она бродит по пустыне в одиночестве, а люди ее презирают… – сказала Сэй-Тэнь.

– Но ведь земля стала неплодородной задолго до того, как Ипва наложила это ужасное проклятие? – уточнила Минорис.

– Верно. Но никто не знает, что явилось первопричиной катаклизма…

А между тем новый катаклизм надвигался с ужасающей быстротой. На юге, над зубчатым краем леса, постепенно разрастаясь и затмевая собою небо, повисло черное клубящееся облако.

– Я чувствую, как земля дрожит, – подал голос Фильтр.

– Ой, мне страшно! – тоненько пропищал Марике и вцепился в руку учителя.

– Давайте поторопимся! До пастбища уже недалеко, – сказал Норкладд. – А у страха глаза велики. Кроме того, у меня есть план.

При этих словах детвора мгновенно оживилась.

– А вот и стадо! – воскликнула Минорис. – Успели!

Пастушок уже бежал им навстречу. Он размахивал руками и что-то кричал, но из-за усилившегося рокота его невозможно было расслышать.

Земля сотрясалась пуще прежнего, а воздух из хрустального сделался мутным – в нем появились частички пепла.

– Вы спасете нас? Меня и моих овец? – выговорил пастух. Он чуть не налетел на Норкладда, споткнувшись о булыжник у дороги.

– Я постараюсь спасти вас всех! – ответил тот. – Если выбирать из двух зол меньшее, то уж лучше вам, друзья мои, немного потеснить Ипву в ее мастерской, чем погибнуть от извержения огненной горы.

– Уверена, Ипва поймет, – сказала Сэй-Тэнь.

И в это мгновение со звуком, похожим на взрыв торпеды, в небо над лесом взметнулась лавовая пробка, которая долгие годы закупоривала жерло дремавшего вулкана. Вершина горы разверзлась с оглушительным ревом, точно пасть исполинского чудовища. Друзья бросились ничком на землю, прикрывая головы, – как раз вовремя: сверху на них посыпались мелкие обломки горных пород. Овцы разбежались, и когда пастушок поднял глаза, то обнаружил, что на лугу остался один только Лорик. Барашек с трудом держался на трясущихся ногах и жалобно блеял.

– О нет! – вскричал пастух и, вскочив, метнулся к своему любимцу. – Моё стадо! Я соберу его, во что бы то ни стало!

Он вернулся на дорогу под градом обломков, и, не обращая внимания на сочащуюся из руки кровь, передал барашка Минорис. Пастух не находил себе места: то он порывался бежать через луг, то какие-то силы влекли его назад, к Лорику, присмиревшему в руках чужеземки.

– Каменный дождь стихает, а солнца по-прежнему не видно, – сказала Сэй-Тэнь. – Норкладд, что там с механизмом часов?

– Часы исправны! Вот, сейчас я переведу стрелки…

В глазах Фильтра застыл ужас, и, когда остальные мальчишки посмотрели в ту же точку, куда был устремлен взгляд их товарища, у них из груди одновременно вырвался крик: в этой катастрофе им не уцелеть. Вершина вулкана увенчалась гибельной, ржавой короной из магмы, и раскаленные лавовые потоки устремились в долину, сметая всё на своем пути.

– Бегите, приведите сюда своих отцов и матерей! Портал вот-вот откроется, – обратился к детям Норкладд.

– Слишком поздно! – ответил кто-то.

– Наши дома далеко, и мы не успеем.

– Правду говорят: без пастуха овцы не стадо! – всплеснул руками пастушок. – Надо срочно их найти!

Он сорвался с места и, что было духу, помчался по суходолу.

– Стой! Они в лесу, а лес сейчас затопит лавой! – крикнула ему вдогонку Минорис. Но ее призыв не мог соперничать по силе с теми звуками, что исходили из кузницы вулкана. – Позвольте мне вернуть его! Он сошел с ума! Это же верная смерть!

Сэй-Тэнь тронула ее за плечо.

– Ты ничего не сможешь поделать. Уже ничего…

Они видели, как мощная лавовая волна накатилась и скрыла под собой часть лесной опушки, поглотила пятую часть луга и стала неумолимо приближаться к дороге.

– Портал открыт! – объявил Норкладд. – Давайте-ка, ребятки, поживее в фонтан!… Сэй-Тэнь, помоги расширить проход! Только ты знаешь, как это делается.

Он держал распрямленную руку на уровне плеч, пока Сэй-Тэнь постепенно углублялась во временной коридор. Этот трюк едва ли произвел на детей большее впечатление, чем грохочущий вулкан. Они тревожно переглянулись:

– А как же вы, мастер? Ведь вы пойдете с нами?

Ох, как же Норкладду хотелось оттянуть этот миг, отсрочить жестокое признание! Он никогда не войдет в портал.

Молчать, когда на тебя трогательно смотрят десятки детских глаз, – невыносимо. Он даже не представлял, как сильно эти озорники его любят.

Соврать? Соврать Норкладд не мог по одной простой причине: он не знал, как это делается.

– Запаситесь мужеством, друзья! Не думайте обо мне. Спасайтесь сами! Часы работают лишь на моей руке. Стоит расстегнуть ремешок, и всему конец.

– Учитель, – выступил вперед малыш Марике, – без вас мы не двинемся с места!

Его тут же поддержали остальные.

А горячее лавовое месиво всё подступало и подступало, сжигая каждый сантиметр земли, заполняя овраги и канавы. В воздухе витал дух смерти – смрадный серный дым.

– Нет, так нельзя! – воскликнула Сэй-Тэнь. – Ребятки, очнитесь! К чему бессмысленная жертва? У вас впереди вся жизнь! Ступайте в проход, а с Норкладдом мы уж как-нибудь разберемся.

Часовщик прервал ее всего одним пронзительным взглядом, и она прочитала по его губам: «Нет».

– Но ведь должен быть какой-то выход! – не сдавалась Сэй-Тэнь. – Что, вы так запросто отдадитесь на волю судьбы?

Мальчишки сложили руки крестом на груди и насупились.

– Послушай, – произнес Норкладд, – я бы очень хотел, чтобы они избежали злого рока, но, как видишь, уговорам они не поддаются.

– Мы вас не бросим! – храбро проговорил Маттео.

– Ни за что! – отставив ногу, изрек Фильтр.

– И никогда! – подхватил Марике.

Сэй-Тэнь прослезилась и судорожно всхлипнула.

– Да как же я могу вас, таких хороших и преданных, насильно загнать в портал?! Может, мне взять пример с вас… и через минуту превратиться в мумию?

Тут кто-то потянул ее за рукав.

– Давай, скорее! Время не ждет! – прохрипела Минорис, наполовину высунувшись из портала. Сернистый газ ожег ей горло.

– А вот никуда я не пойду! – заупрямилась Сэй-Тэнь. Но почувствовав, как ее ступни опалило огнем, мгновенно передумала и прыгнула в портал. Она отдавила Минорис ногу, и обе они чуть не свернули себе шеи, кубарем скатившись в фонтан. Тогда и только тогда Норкладд щелкнул крышкой часов.

– Крепитесь, друзья, – сказал он, сдерживаясь, чтобы не застонать от боли. – Конец – это лишь начало…

28. О вездесущем философе Каэтта

Нерадивая муза сидела на корточках, вычищала грязь из-под ногтей и хлюпала носом.

– Куда подевалась Сатикора? Все разошлись, а мне здесь, что, до утра куковать?

Оставив влажный след, по щеке скатилась слеза. А потом еще, и еще. Действительно, почему бы не поплакать, пока никто не видит?

Таймири рыдала в три ручья, орошая огород своими слезами – огород с ровно прочерченными бороздками и посаженными семенами гвоздики.

– Я не вправе уйти, пока Сатикора меня не отпустит! Иначе сегодняшний день не зачтется и мне прибавят сроку! – убивалась она. – Скоро полночь…

– А в полночь происходят чудеса, – загадочно проговорила Лироя, присев рядышком. – Вытри слезки. Глянь, какое чудо ты только что сотворила!

– От-откуда ты? – растерянно пробормотала Таймири и уставилась на зеленеющую борозду. Она не могла связать и двух слов.

Отороченные мелкими листочками, поднимались над землей тонкие стебельки. Завивались, распрямлялись, утолщались – как при быстрой съемке.

Таймири вяло улыбнулась.

– Признайся, Лироя, ты нарочно окропила землю каким-нибудь средством, чтобы меня утешить.

– Ничего подобного! – отрезала та. – Во всём училище не раздобыть такого средства, которое бы ускоряло процесс прорастания. Так что этим маленьким чудом ты обязана не какой-то там несуществующей жидкости, а самой себе.

– Когда вокруг тебя чуть ли не каждый день происходят странные вещи, рано или поздно привыкаешь, – пробормотала Таймири и ухватилась за руку Лирои, чтобы встать.

Сатикора предстала перед полуночницами не в самом ухоженном виде: нижние края ее халата были оборваны, белые оборки на воротнике замяты и запачканы, в волосах точно буря пронеслась, а улыбка на лице даже и не ночевала.

– Ну что, будем закругляться? – спросила она. В ее ледяном тоне проскользнуло пренебрежение.

– Конечно, конечно, мы уже уходим, – заторопилась Лироя и подтолкнула Таймири к выходу. Но та немного помедлила.

– Извините, а вы не отметите меня в журнале? – робко поинтересовалась она у Сатикоры. Смотрительница теплицы скорчила недовольную гримасу.

– Как будто я без вас не знаю, что должна делать! – надменно произнесла она. – Все вообразили, будто у Сатикоры в одно ухо влетает, а в другое вылетает! Следите лучше за собой. Идите уже, идите!

Она поспешно выпроводила учениц за дверь, прислонилась лбом к холодной штукатурке стены и проворчала:

– Ох уж этот мне сепаратор! После каждого сеанса приходится снова и снова собирать себя по крупицам. Неужели атомарным музам суждено вечно распадаться на атомы?!

* * *

– Кончай ворочаться! – шикнула на Таймири тетушка Ария. – Сама не спишь и другим не даешь!

– Ну, не спится мне. Что поделать?! – раздраженно отозвалась племянница.

– А коль не спится, возьми да погуляй по саду!

…В саду было свежо, и Таймири пожалела, что не прихватила из комнаты свитер.

– Я так устала, что с ног валюсь, а глаз не сомкнуть! – пожаловалась она Ниойтэ, добравшись до ворот. Закутанная в одеяло Ниойтэ сняла чепчик, который был надвинут ей на глаза, и зевнула.

– Со всяким случается, – сказала она, откинувшись на спинку стула, приставленного к каменной ограде. – Со мной тоже пару раз бывало. Но априорте спать не положено. Априорта должна бодрствовать круглые сутки. Знаешь, как я приспособилась? Приучила полушария мозга работать порознь: когда левое отключается, правое в действии, и наоборот. Конечно, порой, по старой привычке, тянет на боковую… Так я однажды и попалась: Ипва меня звала, звала, да не дозвалась и принялась расталкивать. Ох, и всыпала ж она мне тогда!

– Твой мозг почти всегда отдыхает, а у меня в мыслях настоящее стихийное бедствие! – сказала Таймири. – Надо дать мыслям устояться, но для этого нужен сон.

– Другой вариант – поделись наболевшим с другом, – подмигнула Ниойтэ. – Поразвлеки меня малость. Скучно весь день без новостей сидеть… На вот, возьми плед, а то простудишься.

Таймири примостилась на краешке стула и стала рассказывать:

– Мне в руки попал древний свиток, где говорилось, что столбы адуляра – это превращенные деревья, и если столбы почернеют, то деревьев нам вовек не видать. Сначала я думала, что не всё потеряно и что, если как следует позаниматься, возродить природу удастся в два счета. Но потом оказалось, что на это способна лишь Вестница Весны…

– Не говори мне, пожалуйста, о Вестнице! – воскликнула Ниойтэ. – Я лично видела, с каким позором ее изгнали из мастерской. В тот день Ипва прилюдно провозгласила, что отныне Вестнице в училище ход закрыт… Но постой-ка минутку. О каком свитке идет речь?

– Папирус, помощник отца, обнаружил его в библиотеке и принес мне.

– А что если Папирусу свиток подсунули? Нарочно, чтобы тебя запутать?

– Не думаю. Да и кому бы это могло понадобиться? Его подлинность не вызывает сомнений. Во-первых, корни старого дерева в пустоши частично окаменели и приобрели лазоревый оттенок. А во-вторых, в свитке упоминалось о лестнице, ведущей в никуда, и о ее владельце, которого я видела собственными глазами. К тому же, мои слезы. Стоило мне полчаса поплакать над грядкой, как семена проросли.

– Слезы? – оживилась Ниойтэ. – Точно, слезы! Я вспомнила! Только никому не проговорись! Вестница Весны доверила мне важную тайну, и если о ней кто-нибудь узнает…

– Не беспокойся. Я лучший хранитель секретов, – обнадежила ее Таймири.

– Тогда слушай. Утром, в день изгнания, Вестница призналась, что, после того как она создала сад вокруг училища, – да-да, и не смотри так; именно тот самый сад, где мы с тобой находимся, – в общем, с тех пор ей не удалось вырастить ни одного, даже самого жухлого растеньица. Она не могла подозревать никого конкретно, но сказала, что если виновник ее неудач раскается, слезы раскаяния станут целительным бальзамом для всего нашего края. Думаю, без Ипвы не обошлось…

– Ба! Что я слышу! – воскликнул Каэтта, отделяясь от стены. – Сплетни?

– Что вы, профессор! – побледнела Ниойтэ. – Никаких сплетен. Всё чистая правда.

Таймири чуть не упала со стула. Как долго этот мистер-Внезапность дежурил за их спинами?

– Вы что же, испугались? – попечительно осведомился Каэтта, поддерживая за локоть потерявшую равновесие Таймири.

– Н-нет, – пробормотала та. – Просто в черном капюшоне и длинном плаще до пят вы здорово смахиваете на мрачного жнеца.

– Позвольте полюбопытствовать, дорогая Ниойтэ, – обратился Каэтта к привратнице. – Неужто вы полагаете, будто здесь замешана Ипва?

– Я этого не утверждаю, – смущенно сказала априорта. – Просто чувство…

– На вашем месте я бы не руководствовался одними чувствами, – скользнув по привратнице колючим взглядом, ответил тот. – Без доказательств ваши заявления попахивают клеветой. А с клеветниками в старину разговор был короткий.

Ниойтэ мелко задрожала, но тут же взяла себя в руки.

– Мне пришлось упомянуть ее имя исключительно затем, чтобы разъяснить ситуацию Таймири. А вы подслушали всё до единого слова, и теперь вам тоже известна тайна Вестницы Весны… Ой, мамочки, что же делать?! – спохватилась она.

– Я вам не враг и тайны не выдам. Но и вы пообещайте, что впредь будете аккуратно обращаться с именем верховной преподавательницы.

– Обещаем, – сказала Таймири, виновато склонив голову. Когда она выпрямилась и огляделась, господина Каэтта уже не было. Он исчез.

Таймири вопросительно взглянула на Ниойтэ:

– Так, и что теперь?

– Теперь у нас есть новая тема для обсуждений и… сплетен, – выдавила из себя привратница. – Вот скажи, почему Каэтта так тревожится за честь Ипвы? Что их связывает?

– То же, что связывает с ардиктой других преподавателей: трудовой договор, – отшутилась Таймири.

* * *

Минорис молча отжимала над чашей фонтана край платья, а Сэй-Тэнь с огорчением осматривала оплавившиеся подошвы своих туфель и вздувшиеся на пятках волдыри, не представляя, как будет теперь ходить. Что ж, это ненадолго отвлечет ее от более грустных мыслей.

Лорик резвился в воде фонтана, такого освежающего, прохладного… «Не то, что этот кипящий ад под названием Ланрия», – заметила бы Минорис, будь у нее голос. Но вулканический газ, который не причинил особого вреда ее подруге, отчего-то сильно навредил ей самой, и сейчас каждое слово давалось ей с трудом.

– Это я во всем виновата, – сказала наконец Сэй-Тэнь. – Если бы я не задержала Норкладда со своими расспросами, ребят еще удалось бы спасти.

– Ты сделала, что могла, – с усилием прохрипела Минорис.

Сэй-Тэнь прикрыла ей рот ладонью:

– Молчи, тебе нельзя напрягать связки! А мне надо как-то привязать Лорика, чтобы не убежал…

Минорис выразительно посмотрела на тонкий пояс на талии подруги.

– А что, ведь это выход! – обрадовалась та и принялась спешно развязывать бант. Через минуту барашек был уже на поводке.

Теперь перед ними во всей своей неразрешимости встала другая проблема: как добраться до комнаты незамеченными? При желании любой житель мастерской сможет выследить их по мокрым следам. Если учесть, что одна авантюристка, без преувеличения, инвалид, а другая остро нуждается в помощи врача-отоларинголога, то Ипве не составит особого труда притащить обеих в свою лабораторию и вырвать из них признание. Ко всему прочему добавляется овца, которая уж точно привлечет всеобщее внимание.

– Да уж, без чуда здесь не обойтись, – почесывая затылок, проронила Сэй-Тэнь.

– Чудо заказывали? – звучно осведомился господин Каэтта, появляясь из-за фонтана в своем черном плаще. Челюсть у Минорис отвисла чуть ли не до пола, Лорик потерянно заблеял, а Сэй-Тэнь от испуга едва не свалилась обратно в воду.

– Извиняюсь за неожиданное вторжение, но у вас тут, кажется, небольшая неприятность… и баран, к тому же… – криво улыбнулся Каэтта. – Я мог бы вам помочь.

– Правда? – сощурилась Сэй-Тэнь. – А Ипве не расскажете?

Философ всплеснул руками:

– И они туда же! Неужели я так похож на доносчика?!

– Вы вполне могли бы стать профессиональным шантажистом, – хихикнула Сэй-Тэнь. – Шучу я, шучу! Так какую услугу вы хотели нам оказать?

И тут философ несколько сконфуженно предложил ученицам воспользоваться своим плащом-невидимкой.

– Плащ-невидимка? – удивленно переспросила Сэй-Тэнь, в то время как ее безмолвная подруга буравила философа ледяным взглядом. – Ого! А я думала, такое бывает лишь в сказках!

– К счастью, нет, – сказал господин Каэтта, и на его лице промелькнула тень улыбки. – Вчера и сегодня я только тем и занимался, что испытывал его волшебные свойства. Могу смело утверждать: испытания он прошел успешно. Если им накрыться, даже самый зоркий наблюдатель вас не заметит.

– Отлично! – воскликнула Сэй-Тэнь. – Как нам вас отблагодарить?

– Угостите меня чаем. Зайду к вам вечером, – обезоруживающе улыбнулся тот. Минорис представила, как он безмятежно попивает чай у нее в комнате, и ее передернуло. Единственным, кого она предпочла бы никогда не видеть, был Каэтта.

Когда он удалился, Сэй-Тэнь и Минорис переглянулись.

– Как только попадем в комнату, позову врача, – сказала Сэй-Тэнь и вдруг нахмурилась. – Но почему тебя трясет? Ты простыла?

Минорис отчаянно помотала головой.

– Не простуда? Тогда неужели из-за него, из-за философа?

Минорис поколебалась, прежде чем утвердительно кивнуть.

– Ну, да. Еще бы! После того, как ты брала у него уроки на яхте Кэйтайрона… – Сэй-Тэнь запнулась, уловив на себе пристальный взгляд, который как бы говорил: «Душу не трави, и без тебя тошно». – Ой, прости, прости! Больше ни слова об этом. Уйдем отсюда, пока нас не застала Ипва.

Широкий плащ вместил всех троих, причем Лорику досталось место под капюшоном.

«Плащ надо будет непременно постирать, – думала Сэй-Тэнь, еле передвигая ноги, к которым словно приложили каленое железо. – За доброту нельзя платить черной неблагодарностью. И если капюшон будет вонять… овцой, вряд ли Каэтта захочет принять свое одеяние обратно».

Пока Минорис записывала названия лечебных трав под диктовку местного доктора, Сэй-Тэнь кропотливо выстирывала в ванной плащ. Специально для этой цели она подобрала самое душистое мыло и, стоя на коленях, так усердно терла черную ткань, что заработала себе мозоли на руках. Окончив работу, уселась на холодный плитчатый пол и запрокинула голову. На побеленном потолке крутились темноватые змейки, шныряли из угла в угол полупрозрачные паучки и расцветали невиданные травы. Она поскорее закрыла глаза, но змейки и паучки не исчезли.