Текст книги "Бросая вызов"

Автор книги: Юлий Медведев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

Проблески внутреннего бытия

С незапамятных времен до времен недавних, если и не поныне, наука смотрит на технику свысока. Корни этого высокомерия уходят к древней Элладе, а может, к астрологам еще древнейшего Египта. Но уж Платон точно был сноб. Его не грех считать даже идеологом научного снобизма. Ревнитель чистых идей, он требовал не путать, не равнять высокое с низким, то есть духовно-идеальное с реально-материальным. Этот аристократ духа считал, например, низким прибегать в геометрии к чему-либо кроме циркуля и линейки, потому что явится соблазн использовать линии помимо прямой и окружности, а это «разрушает благо геометрии, так как… она уходит от бестелесных и умопостигаемых вещей к чувственным и пользуется телами, нуждающимися в применении орудий пошлого ремесла».

И позднее, в Новое время, истинные ученые склонны были взирать на изобретателя свысока. Даже Фарадей, чьи эксперименты так много дали промышленности, предпочитал, чтоб его называли естествоиспытателем, натурфилософом. Ему импонировала причастность к благородным безотносительным истинам, а не к коммерческим применениям преходящих ценностей. В изобретении, стоит к нему приглядеться, сквозит ограниченность автора, – тонко намекал Максвелл, воспользовавшись подходящим поводом – изобретением телефона.

Когда около двух лет назад пришла новость из-за океана, что изобретен метод передачи артикуляций звуков человеческого голоса с помощью электричества так, чтобы быть услышанным за сотни миль от говорящего, – он сделал паузу, оглядел аудиторию и продолжал, – те из нас, кто имел основание верить, что это правда, я в том числе, начал упражнять свое воображение, рисуя триумф конструкторского искусства – нечто, превосходящее передатчик сэра Вильяма Томсона в тонкости и сложности, поскольку тот выше обычного звонка. Когда же, наконец, этот маленький инструмент появился как он есть, из частей, каждая из которых знакома нам, и посильный каждому любителю, разочарование его жалким видом было только частично уменьшено тем, что он действительно мог говорить… Так вот, этот профессор Александр Белл, изобретатель телефона, – не электрик, который открыл, как сделать тонкую пластинку говорящей; он говорящий, который для удовлетворения своих нужд сделался электриком.

…Наука лучше техники, потому что, как говорил Сервантес, дорога всегда лучше гостиницы, а счастливое путешествие, как говорил другой, не помню точно кто, но тоже великий писатель, лучше счастливого прибытия. И так далее.

Среди древних заветов познания был и «познай самого себя». Наука сама занималась этим, а также, ворча для приличия, допускала посторонних, именуемых философами, трактовать свои внутренние вопросы. Техника же, в зуде забот, как Марфа, которой недосуг слушать вместе с Марией Христа (она спешит его накормить), – косноязычная, чумазая, собой не интересовалась, трактователи ее были не настоящие – доморощенные, умственных слов не знали.

Но «темпора мутантур» (времена меняются), и с ними философы «мутантур», причем до такой степени, что однажды, в настроении, было сказано о техническом мышлении: «А знаете, в этом что-то есть». Стоит одному сказать, а уж со всех сторон: «Как же, конечно, вот новость открыл… да еще Кант в свое время…»

И правда, Кант, судивший обо всем основательно, заявил: «…изобрести что-то – это совсем не то, что открыть; ведь то, что открывают, предполагается уже существующим до этого открытия, только оно еще не было известно, например Америка до Колумба; но то, что изобретают, например порох, не было никому известно до мастера, который это сделал».

В кантовой постановке вопрос, кто лучше (умелей и умней) – естественники или неестественники, осложняется.

Философ не мельчит тему – в этом его сила. Он, что бы ни рассматривал, подыскивает всеохватную точку зрения. Пусть оттуда предмет видится несколько размыто, зато картина в целом (концепция) обретает авторитетность.

Философия технического знания большей частью варьирует старый тезис: «Наука стремится понять, техника – сделать». Но честолюбивые авторы возвышаются до рассмотрения самой души техники. Да, говорят они, это правда, что задачник техники составлен из потребностей общества. Правда и то, что техническая деятельность возможна только в гармонии с законами природы. Но это тривиальная сторона дела. А сеть особая. Цель может возникнуть и без какой-либо внешней осознаваемой потребности. Изобретение… Оно может и освободить от оков естественных законов! Эти оковы всегда тяготили род людской. Он, сколько себя помнит, мечтал, например, летать. Так что же, самолет и во времена Икара был внешней осознанной потребностью общества? А тем не менее мечта эта натолкнула на многие изобретения.

То-то. Сущность техники интимна. Это внутренняя работа изобретателя. Работа… Но решающий ее этап безотчетный. Грезы наяву и в забытьи. Где-нибудь под утро мозг «выболтает сдуру то, что впотьмах чудотворя, наворожит ему заря». О, эти светлячки обманного света… Эти изматывающие, будоражные ощущения близости Идеи… Невидимая, она рядом. Она ждет. Процесс изобретательства есть как бы путешествие к предустановленному решению… В предустановленный мир… В нем пребывали Идеи Механизмов, Деталей, Машин. Готовая к беспримерному труду Идея Рычага… Ростовщическая Душа Часового Механизма… Крепеж, Душа которого алчет раскрепощения…

Сущность техники трепетна и драматична.

Какая симфония!

Увы, увы – всего лишь оркестровка темы Метерлинка, в чьей «Синей птице» действуют Душа Сахара, Душа Молока, Душа Света, Душа Воды и другие предустановленные идеи, впрочем, перенесенные из более ранних источников – Платона и дальше, в общем, бродячий философский сюжет вроде легенды о Фаусте. Но представления о проблеске внутреннего бытия прекрасны, как прекрасна и заманчива Мысль о том, что во всяком произведении зашифрован портрет его автора! Н. Ф. Федорова, самобытного русского мыслителя, проведшего жизнь в фондах Румянцевской библиотеки и пропитавшегося книжным духом, она искушала настолько, что он настаивал на возможности и необходимости воскрешать покойников: личности – по оставленному духовному наследию (письмам, дневникам и прочему), а лица – по фотографиям, портретам. Апологет всесилия науки, он ничуть не сомневался в реальности этой высоконравственной задачи, если ученые будут меньше печься о «так называемом прогрессе», служащем, как он считал, удовлетворению потребительских прихотей жен, а займутся подлинными нуждами человечества.

Литературоведение, искусствоведение хотя в своей вере и не пошли так далеко, но тоже признают личность творца в его творениях.

Иное дело техника. Изобретатель высказывается техническими описаниями, схемами, чертежами, воплощается в предмете (скажем, швейной игле) через такие каскады преобразований его «Я», что устанавливать черты близости автора и его произведения может показаться делом гиблым. С другой стороны, – что за причина такая? – почему именно тот берется решать именно ту задачу и решает ее именно так?

Сомнения с самого начала

Обычно говорят «ему пришла идея», словно бы отказывая автору в свободе поиска. Мол, не он, не изобретатель ищет и находит, нет, его самого облюбовывают и пленяют. К нему приводит идея. На нем останавливает выбор.

Избранника оглядывают, пожимая плечами,

– Чем взял?

– Знаниями – полагает Реалист.

– Верой и интуицией, – уверен Романтик. Первый – знаток – это, конечно, фигура. «Взор опустишь, руки сложишь, в мыслях молнийный излом, замолчишь и изнеможешь пред невеждой, пред глупцом». Компетентность – чего еще надо в наше время! А если вдуматься, все же не вполне хорош Знаток. Он верит лишь тому, что знает. Он оптимист в установленных рамках. Тоскливая жертва своего совершенства!

Тогда, наверно, Романтик? Обаятелен, поэтичен, верит в то, чего не знает, оптимист без границ… Но и без ответственности!

– Однако Будущее, – улыбается он сам, – делает посмешищем преимущественно тех из нас, кто добросовестно познавал и потому трудно верил, а невеждам, моловшим вздор, придает величавость пророков. Потому что интуиция, гениальная догадка…

– Интуиция!.. Догадка!.. Это формы благоречия, словесные прикрытия, под которыми прячется просто нахальство, – буркнет Реалист.

– Но оно, как сказал бы купец А. Н. Островского, дорогого стоит».

Они встречаются на каждом перекрестке – в конструкторских бюро, на ученых советах, в ареопагах патентной экспертизы, в курилке, в монографиях по истории техники, чтобы препираться иногда крупно, переходя на личности, клянясь, что это последний разговор между ними, но при первой возможности возобновляя его. Они делают драматургию инженерной профессии. Изыми любого – картина упростится до зевотности.

…Что изобрел Михаил Иванович Циферов, вы, возможно, знаете. О том писали популярно-технические журналы, начиная, разумеется, с «Изобретателя» (1966, № 6), а позднее и другие, едва ли не все и не раз, а также газеты «Экономическая», «Красная звезда», «Труд», всех не перечесть. Изобрел он новый способ проникновения в земные недра и средство для этого – автономные подземные реактивные снаряды (ПРС). Тем и решил поставленную перед собой задачу оперативного водоснабжения.

Как эта штука работает, показывали по телевидению в короткометражном фильме. Современно выглядит.

Ракета отчаянным ныряльщиком погружается в земную твердь, оставляя за собой отверстие. Конечности ныряльщика огнеструйные. Руки выброшены вперед, напором в сотни атмосфер, температурой в тысячи градусов пронзают, разрывают, мечут в стороны грунт и пушечно выстреливают его из колодца.

Деловой инженер, взращенный на производственных неприятностях, суровый к показухе, таких эффектов не одобряет.

Нам знакомы деловые инженеры. С одним, конструктором мощных дизелей, в ближайшем родстве (брат), с другими по службе – каждый день являются в редакцию. Упорный народ, логарифмический.

«Ракетой в землю… Вот это да!.. Фокус, и боле ничего. Пыль в глаза современным идолопоклонникам».

«Ничего…» Ракета, ничем не связанная с поверхностью, сама себе прокладывает дорогу, летит в потоке омывающих ее раскаленных газов сквозь толщи пород… Сначала дистанционное, потом, с накоплением опыта, автоматическое управление. А там, глядишь, гермокабина и системы жизнеобеспечения, в кабине водитель… пилот… геонавигатор?..

Команда. Ракеты поочередно, одна сменяя другую, уходят вниз, в землю, на два, пять, десять, двадцать километров. А может, и больше. Даже писатели-фантасты, которые отправляют, не моргнув глазом, своих героев в тридевятую галактику, не часто посягают на земные недра. А тут – ракета. Не в романе, а в чертежах, авторских свидетельствах, патентах.

– Как ты думаешь, чему равна масса воздуха в вертикальной шахте диаметром один метр и глубиной двадцать километров? – Точно. Линейка уже в руках. Хватает по привычке, потом спохватывается о калькуляторе. – Ну-ка прикинем… Будет примерно вот что. Если между воздухом и стенкой шахты установилось тепловое равновесие, а температура стенок с каждым метром глубины возрастает на три сотых градуса, то масса воздуха… ого-го – где-то около двадцати тысяч килограммов. М-да… Теперь прикинем, какая энергия затрачивается, только чтоб выбросить из шахты воздушную пробку. Нет-нет, просто перемножать вес и высоту не годится, даже если не вспоминать о трении. Такой расчет применим в случае с нулевым ускорением, а поскольку воздух в начальный момент не движется, то он и не переместится вообще. Это же ясно. Ну так. Опускаем промежуточные преобразования… А породу-то надо раздробить в пыль, иначе она просто не выйдет на поверхность – ведь скорость даже самых мелких песчинок будет всегда в этих условиях меньше скорости газа. Газодинамика тут сложная. Дифференциальное уравнение, описывающее движение твердого шарика в потоке газа, громоздко и не решается в общем виде, а только численными методами – волынка это страшная, но, пожалуй, на первый случай ими заниматься и не нужно. Проще подсчитать, что… Вот: время подъема с двадцатикилометровой глубины частички породы, движущейся вместе с газом, составит 1440 секунд. Двадцать шесть минут придется вести холостую продувку шахты, чтобы вынести на поверхность последнюю песчинку. Это на десятки тонн увеличит потребный запас топлива на борту… А затраты энергии на дробление породы? А спуск снаряда и подъем на заправку?.. Прошу принять во внимание, что энергия топлива зависит от перепада температур до и после свершения газом работы. Тут нас лимитирует выносливость конструкции, ее материала, к нагреву. Температура среды по мере углубления растет, снижая эффективность расходования топлива… Надо все больше работать на преодолевание трения, все мельче дробить породу; в общем, считаясь с реальностью газовых законов, признаем, что на некоторой глубине – я полагаю маловероятным и несколько километров – потребная энергия превысит располагаемую.

Но в другой глубине, в глубине души, мы, несмотря на расчеты, всегда на стороне созидающего энтузиазма. Не правда ли? В конце концов Колумб не покрыл и половины расстоянии до Индии, к которой он стремился… Ему помешал неучтенный фактор: новый континент. Ободряющий пример.

– А мне, знаешь, ближе другое сравнение. (Брат кончал Ленинградский институт авиационного приборостроения.) Некоторые неопытные летчики принимают звезды за БАО – бортовые аэронавигационные огни. Такие случаи известны из учебной летной практики. И вот жмет ястребок за своей «целью», она же не приближается, а удаляется. Обнаруживает, что цель мнимая, когда баки опорожнены, время упущено…

Из рабочих тетрадей М. И. Циферова. «24. 1. 1966. Академик Смирнов В. И. о конструировании реактивно-газового бура: «По моему глубокому убеждению – способно совершить революцию в средствах проникновения в земные недра… Бурение возможно производить до 20–25 километров без боязни разрушения бурового снаряда из-за высокой температуры на такой глубине».

Глава мелким шрифтом (вставная)

Пусть Циферов шел от «внешней осознаваемой потребности», решал практическую задачу, но он так ее решал, что и сам, и мы, узнав его замысел, не могли не встрепенуться от сторонних попутных мыслей и фантазий. Как гончая при звуке рожка, душа наша трепещет при всякой надежде проникнуть вглубь. Мечта Икара взлететь в небо была замирающе светлой, мечта заглянуть в Ад – замирающе темной. Господи, чего только не надумано, чего не придумано о земном нутре, каких на его счет только планов не строилось!

Что знают сегодня о глубинах планеты? Геологам нравится уподоблять землю сваренному всмятку куриному яйцу (канадский вариант) или вкрутую (американский). Скорлупа, белок, желток. Соответственно – кора, мантия, ядро.

Тридцатипятикилометровая толщина коры гораздо тоньше по отношению к остальному шару, чем скорлупа к яйцу. Мантия – оболочка под корой, уходящая вглубь на расстояние, как от Москвы до Парижа – 3000 километров. Но по трудности преодоления оно больше, чем до Луны. Если по поверхности Земли удается расстояние в 3000 километров покрыть за полтора суток, по воздуху рейс Москва – Париж отнимает пару часов, то вглубь такое путешествие займет неизвестно сколько времени, если оно вообще возможно.

Мантией прикрыто ядро. Хорошо, надежно прикрыто. О «желтке» знаем мало. Прямых сведений никаких. Всмятку оно или вкрутую, никеле-железное или золото-платиновое – неведомо. Нет ложечки, чтобы колупнуть даже «скорлупу». Удастся ли когда-нибудь до него добраться – не уверены. В трудах Национальной академии наук и Национального научно-исследовательского совета США сказано, что непосредственно, физически проникнуть на глубину, превышающую несколько десятков миль, возможно, нельзя будет никогда. Артур Кларк, человек самый оптимистичный во второй половине нашего века (его кредо: «единственно, в чем мы можем быть уверены, рассматривая будущее, это в том, что оно будет предельно фантастичным»), относит «зонды для исследования земных глубин» на 2010-е годы, что в его таблице прогнозов стоит после создания гравитационных волн, кибернетических организмов, замедления времени, заселения планет.

В известном смысле древние знали подземелье лучше нас с вами. Они вообще знали недоступное смертному лучше. Тут потребуют оговорки: «Что такое знание?» Но ведь и ответ на этот вопрос исторически менялся. Требования к достоверности менялись вместе с накоплением наблюдений, измерений и совершенствованием инструмента.

Эллины считали, что подземный мир им ведом, они были не только в курсе жизни Ада, но прямо-таки ощущали связь происходивших там событий с собой, со своими делами. Времена года, циклы жизни растений, вся палитра красок и звуки природы были отголоском понятных каждому семейных отношений – зятя, матери и дочери. Если, допустим, поздняя весна, значит Плутон задерживает дома супругу Персефону, а мать ее Гея в тоске, что и сказывается сыростью. Все по-людски.

Но одним воображением не прокормишься. Человек «вдался в суету изысканий» – стал, презрев чувства, естество пытать горнилом и мерой. Ему открылись многие тайны, а дикая природа оскудела.

 
И сердце природы закрылось ему,
И нет на земле прорицаний.
 

Покоритель ощутил пустоту, холод и тревогу. Его не устраивала такая победа ни экономически, ни эмоционально. Он стал думать, где допустил ошибку. Оказывается, привыкнув хлопотать о конкретной, недолговечной пользе, разум теперь испытывал затруднения перед необходимостью заботиться о вечности. Ему такая забота была уже чужда. Но разум есть разум. Он нашел разумным в этой ситуации призвать чувства. Ну, там, любовь, теплоту и т. п. Хорош советчик! Это как бы родиться наново: очарованным и заботливым на своей земле. Так ведь прошлого, с его искренней наивностью, не скопировать. Нам уж не вдохнуть духовность в природу, творя мифы!

Между тем, древняя, легендарная линия в познании внутриземного пространства не оборвалась. Ее продолжали и серьезные ученые, и шарлатаны, и экзальтированные чудаки. Эта линия, конечно, лишена сего дня какой-либо реальной основы и научно бесполезна. Зато она не оставляет равнодушным воображение. Нам нельзя пропускать никакого повода, чтобы приблизить человеку земной шар. Легенды же издавна служат средством укрепления родства, даже если они смешные.

…Там, глубоко, два полых шара, размерами с Венеру и Марс. На них расцветает жизнь: растут растения, куролесит зверье. Небо над ними мерцает светом раскаленного газа, такое газосветное, лампадное, трепетное небо, таинственное, как в Гадее[40]40
  Так в тексте книги. Возможно: Гадес или Аид (др. – греч. Ἀΐδης или ᾍδης, также Ἀϊδωνεύς) – у древних греков бог подземного царства мёртвых и название самого царства мёртвых. Примечание сканировщика.


[Закрыть], где пребывали души древнеримских праведников.

Эта научная гипотеза принадлежит крупному ученому. А нам она напоминает старинный сувенир – стеклянный шар, внутри которого город, умилительный до слез, с островерхими крышами домов, деревцами и людишками. Гипотезу выдвинул в 1695 году Эдмунд Галлей уже будучи членом Лондонского королевского общества, впоследствии профессор математики Оксфордского университета, директор Гринвичской обсерватории – человек, заслуги которого перед мировой наукой многи и велики: автор гипотезы полой земли составил первый телескопический каталог звезд Южного неба, открыл первую возвращающуюся комету (она будет в поле зрения землян следующий раз в 1985 году), собственное движение звезд, совершил экспедицию и составил первую геомагнитную карту, впервые, на свои деньги издал «Математические основания натуральной философии» Ньютона и так далее. Он настолько проникся небесной механикой, что по ее подобию «выстроил» механизм земли. Поскольку земной шар приплюснут, Галлей считал, что у полюсов оболочка тоньше, проницаема и что проникающие из внутреннего неба газы образуют северное сияние.

В начале XIX века капитан Симмс, отличившийся в войне 1812 года, наверно будучи под влиянием Галлея, выдвинул свою гипотезу: Земля полая, внутри нее с разными скоростями вращаются меньшие оболочки, и туда можно проникнуть, отыскав отверстия, они должны быть где-то в полюсах. Ему нужно сто смельчаков, и он докажет.

Экспедицию Симмс намечал из Сибири, на оленьих упряжках. В 1822 году конгресс США рассмотрел это предложение. Ораторы говорили замечательно и накалили народ – двадцать пять конгрессменов проголосовали в пользу «нового Колумба». Все же англосаксонская трезвость взяла верх большинством голосов, и Симмс пустился уговаривать других. Он привлек внимание русского правительства, был приглашен, но воспользоваться приглашением не успел – сорока девяти лет скончался.

Амундсен достиг Северного полюса, «скважину Симмса» там не нашел.

Идея полой Земли не была оставлена. В 1870 году некто Тид, маленький человек с диковатыми глазами, носивший широкополую шляпу и длинный черный сюртук, основал вероучение. «Люди, – взывал Тид, – вы живете не «на», а «внутри». Земля – полый шар, противоположной стены не видно из-за плотности воздуха и пыли. Лупа и планеты – не что иное, как световые пятна, а солнце – лампа, наполовину темная; она вращается, и мы имеем дни и ночи». «Безумный доктор» объявил, что организует Общество верующих. По его расчетам, оно должно было на первых порах насчитывать восемь миллионов. Тид, купил во Флориде участок. Но собралось лишь около двухсот человек…

Идея «земли наизнанку» заразила позднее П. Бендера, немецкого летчика, раненного в первую мировую войну. Его показания об устройстве нашей планеты имели вес, поскольку он «сам все видел», будучи высоко.