Текст книги "Бросая вызов"

Автор книги: Юлий Медведев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

«Пределы» отодвинуты

Обсуждение «Пределов роста» вскипало неоднократно. И что занятно – наиболее яростных противников профессор Медоуз нажил в лице англичан, составивших Комиссию по изучению перспектив развития науки при университете в Сассексе. Это было тем более неожиданно, что американский ученый именно им направил доверительно первый рабочий вариант коллективного труда. Мало того, что комиссия поступила не по-джентльменски, опубликовав ответ на «Пределы роста» до того, как вышел из печати рецензируемый документ, она чернила ставшее почти священным моделирование мировых процессов с помощью «динамических систем». Англичане заявляли, что использование компьютеров служит лишь для придания наукообразности и респектабельности весьма простой и не нуждающейся в электронно-вычислительной технике экстраполяции. Последняя же зависит от субъективных установок и взглядов «заказывающего музыку». Объективность компьютерной модели, настаивала сассекская группа, иллюзорна. На самом деле она нечто иное, как созданная в уме модель, только в более сложном выражении. А уж родивший модель, из которой вытекают «пределы роста», не кто иной, как… Мальтус. Подобно этому предтече (на титульном листе своего полемического труда англичане изобразили идею «пределов роста» в виде Мальтуса с компьютером) Медоуз видит «только растущее население, истощение земли, исчезновение видов, беды урбанизации и возрастающую пропасть между богатством и бедностью».

Этот пессимистический подход не имеет ничего общего с техникой моделирования, он лишь показывает, что выводы Медоуза не могут быть приняты без существенных поправок. Главная из них – поправка на человека. Мировые системы Медоуза развиваются так, будто в них не включена свобода воли – ответная реакция человека. Если так, то, разумеется, катастрофа неизбежна. Ведь по Мальтусу, на Британских островах сейчас должно проживать четыреста миллионов человек…

В идее «пределов роста» авторы видят отражение не мировых, но исключительно американских болезней. Американская социальная система, разъясняет комиссия, бессильна установить контроль за развитием и не справляется с побочными эффектами экономического роста в той мере, как это давно уже достигнуто Европой.

Ну и в качестве решающего удара по воротам противника сассекская команда провела следующий эксперимент.

«Если модель, – рассудили они, – способна показать нам перспективу, то она не должна спасовать и перед ретроспективой. Прокрутим же ее вспять и посмотрим, что получится».

Получилось не совсем то, что было в действительности. Компьютер, проделав все необходимые операции, показал, что в соответствии с моделью народонаселение катастрофически понижалось в 1880 году и лишь в 1901 начало вновь возрастать. Это неверно.

Профессор Деннис Медоуз сделал несколько ответных выпадов, поиронизировав над «маленьким гордым англичанином», высказывающим «микросоображения по макроповодам», ведущим громадную кампанию под лозунгом «Чистый воздух!» и похваливающимся тем, что в Лондоне 1970 года меньше конского навоза, чем в 1900 году… Но все же критические замечания учел, в результате чего «разрешил» мировой экономике развиваться и после 2100 года. В свою очередь, критики признали заслуги Медоуза и возглавляемой им группы исследователей из Массачусетского технологического института в привлечении внимания общественности к важным проблемам современности.

Журнал «Фьючерз», выступивший, по словам его редактора Гая Стритфелда, «в роли импресарио в одной из наиболее волнующих битв, в которой встретились тяжеловесы, чтобы сразиться за мир», по завершении этой схватки не ставит вопроса: «Ну а что дальше?»

Обменявшись тумаками, джентльмены разошлись.

Не лишне будет отметить, что к работам Форрестера и группы Медоуза в нашей стране проявили серьезный интерес академики П. Л. Капица, член-корреспондент АН СССР М. И. Будыко, академик АН Грузинской ССР Ф. Ф. Давитая и ряд других авторитетов.

Тем большую нагрузку несет реплика Феофана Фарнеевича, брошенная в адрес прогнозируемой катастрофы: «Ничего такого не случится».

Хватит ли времени?

Вера в светлое будущее ценна сама по себе. Однако реальные отношения между ростом экономики, загрязнением окружающей среды и климатическими сдвигами, казалось бы, образуют порочный круг. Есть ли из него выход – пусть теоретический, но видимый уже сегодня, или мы пока должны довольствоваться «установкой на оптимизм»?

Да, есть. Ф. Ф. Давитая возлагает надежду на то, что порочный круг будет разорван и откроется путь для развития производительных сил человечества за «пределы роста» благодаря непосредственному использованию солнечной энергии.

Нельзя не вспомнить пророчества Фредерика Жолио-Кюри; в зените славы, пришедшей к нему благодаря ядерной физике, в период величайших надежд, возлагавшихся на развитие ядерной энергетики, он сквозь все это разглядел будущего лидера в размытых очертаниях неокрепшей научно-технической области, изучающей фотосинтез.

«Хотя я и верю в будущее атомной энергии, – писал Фредерик Жолио-Кюри, – однако я считаю, что настоящий переворот в энергетике наступит только тогда, когда мы сможем осуществлять массовый синтез молекул, аналогичных хлорофиллу или даже более высокого качества».

…На сорок квадратных километров площади Казбека Солнце отпускает столько энергии, сколько вырабатывают несколько Красноярских гидроэлектростанций.

Доктор биологических наук Л. И. Белл приводит такие цифры: если бы удалось запасать солнечную энергию на площади квадрата со стороной в сто километров эффективностью в десять процентов, то этого было бы достаточно для удовлетворения человеческих нужд в настоящее время. Площадь в десять тысяч квадратных километров всего в десять раз больше «площади Москвы в пределах Большой кольцевой дороги. Улавливание энергии на такой площади, заявляет автор, не представляется фантастичным.

Пример непосредственного использования и накопления солнечной энергии дают растения. В процессе фотосинтеза зеленый покров планеты утилизирует до одного процента получаемой энергии. При том энергетика зеленого листа не портит биосферу. Отходом служит кислород.

Правда, чтобы научиться фотосинтезу, растениям потребовалось три миллиарда лет. У них, скажут, нет ума, сокращающего освоение программы. Зато нет и чувств, отвлекающих по пустякам.

Они могли утилизировать и больше, но нужды не было. Когда же людям потребовалось увеличить урожаи, коэффициент использования света культурными растениями удалось сравнительно скоро поднять выше одного-двух процентов, а в отдельных случаях и до трех-четырех.

Конечно, всему есть пределы роста. Другой вопрос, где они. Так, например, даже и самый чистый способ использования энергии – фотосинтез – не абсолютно безвреден. Он предполагает уменьшение альбедо, а это равносильно повышенному нагреву планеты, изменению климата. Однако где они, эти пределы? Неиспользованные резервы здесь огромны. Ведь Мировой океан, занимающий более двух третей поверхности планеты, использует солнечную радиацию на 30–40 процентов больше суши.

Хватит ли времени людям, чтобы овладеть солнечной энергией в народнохозяйственных целях до того, как условия жизни на Земле станут непоправимо и быстро ухудшаться?

Это зависит от того, насколько осознана реальность угрозы.

Промелькнул термин – «экологическое сознание». Он оформил важную черту современности: хозяйственную деятельность, экономику теперь рассматривают (пока большей частью по принуждению) во взаимосвязи с условиями окружающей среды.

«Экологическое сознание» прошло две стадии и вступило в третью. Назовем первые «фатальной» и «успокоительной», а последнюю «пророческой».

Фатальная стадия:

– Да, промышленность дымит. Да, она пылит. Да, она сбрасывает сточные воды. Но что поделаешь? Загрязнения – неизбежное зло, сопутствующее техническому прогрессу. Мы, люди современности, сильно привязаны к технической цивилизации и без нее, хотим мы того или нет, не можем поддержать существование населения. А потому «лессе фер», как говорят французы, – пусть идет, как идет, – если хотите привычного комфорта.

На второй стадии от «сопутствующего зла» уже становится невмоготу. Осознана необходимость принятия мер. Вопли защитников природы поколебали «трезво мыслящих» людей. Изобретены новые очистительные устройства, введены в строй старые – и вот успехи.

– Успокойтесь. Любую проблему окружающей среды техника берет на себя, – говорили по радио и телевидению специалисты с именами, которым положено верить. – Единственное средство против техники это больше техники.

Вроде бы средство не новое. «Больше техники»!.. Восточный берег Соединенных Штатов, Западная Европа и некоторые другие районы стали джунглями заводских труб. Очень там был загрязнен воздух. Двинуто против техники «больше техники»: поставлены воздухоочистители. Улучшение прямо на глазах: небо очистилось. Но вскоре население по обе стороны океана, не сговариваясь, запросило, чтоб им вернули грязное небо. Потому что с неба чистого и ясного выпали дожди кислые-прекислые. Омывали они дома, посевы, капали на кожу, попадали в глаза…

Разгадали. Газы, выбрасываемые заводскими трубами, были теперь без твердых частиц, и различные окислы азота и двуокись серы могли свободно соединяться с водой в атмосфере, образуя серную и азотную кислоту. Когда был дым, твердые частички, то кислоты не получалось.

Так вызывает загрязнение борьба с загрязнением.

Кислотность дождей достигала порой крепости чистого лимонного сока, то есть была в тысячу раз кислее нормального городского дождя, как он ни кисл.

Но ведь и против «большей техники» может быть «еще большая техника»…

Третья стадия – принятие горьких пилюль, постижение фундаментальных вещей. Ведь и техника, которой «больше», будет блюсти чистоту за счет дополнительных затрат энергии. Все эти замкнутые технологические циклы, регенерации и прочие вершины технологической премудрости оплачиваются перерасходом энергии. А значит, они лишь меняют характер осложнений: из видимых делают невидимые. Не загрязнение, а срыв теплового баланса да, может быть, еще и дефицит кислорода в обмен на чистоту.

«Больше техники» проблему отодвигает. Но ведь отодвинутая проблема наполовину решена?

Так считали раньше. Теперь, в эпоху глобальных проблем, говорят об эффекте запаздывания. Планируемые результаты принятых решений глобальных проблем имеют обыкновение являться с запозданием. Подсчитано, например, что если с 1970 по 2000 год постепенно и равномерно снижать применение ДДТ, чтоб к 2000 году прекратить, то в тканях рыб содержание препарата будет продолжать накапливаться еще одиннадцать лет и до уровня 1970 года уменьшится только к 1995 году.

Надежда, что отложенная проблема когда-то сделается проще, не всегда оправдывается. Мы уже говорили о пастухах древности. В Греции, Испании они видели, во что превращают пастбища козы и овцы. Эти тонкогубые жвачные выщипывают траву с корнем и не остановятся, пока не оголят землю. Откладывая проблему (мясо-шерстную), они пасли и пасли. Ветхий завет рисует нам Авеля невинной жертвой. Но он-то и пас овец. А Каин был земледелец. Еще неизвестно, как теперь, в обстановке экологического кризиса, рассудил бы суд истории первое убийство с учетом последствий чрезмерной пастьбы коз и овец. Старый приговор, может быть, пора обжаловать?

В древней Испании огромный кооператив овцеводов, постоянно конфликтовавший с земледельцами, в течение трехсот лет довел страну до состояния, близкого к пустыне. И по сей день со времен древних тех пастухов отложенная ими проблема не решена, после них остались песок да камни.

Постепенно, с большим запозданием, стоившим немалых жертв, кое-где удается залечивать развившуюся болезнь почв.

Эти трудные проблемы намного проще других. Если борьба с загрязнениями среды в пределах возможности современной науки и техники, то управление климатом пока вне пределов. Если загрязнения видимая и ощутимая неприятность, то климатический сдвиг едва ощутим. Он виден кое-кому «через окна» Главной геофизической обсерватории, Института географии… Он предсказан теоретически. А предупреждение в такой, опять же – неосязаемой форме дойдет только до высокоразвитого сознания.

Со-знанию способствуют знания. Правильно сказал один ученый, что сегодня «общение с природой требует таких же знаний, как, скажем, постройка реактивных самолетов, и даже подчас более сложных». Но знание и сознание остаются нередко каждое само по себе. Тот же ученый, академик (недавно скончавшийся), прекрасной души человек, мыслитель, рассказывал как-то: «…Иматра тоже превратилась в сточную канаву. Но внешне все выглядит очень красиво. Я предложил остановиться на берегу, подышать, покурить. На меня замахали руками: «Что вы, надо отъехать подальше, здесь пахнет».

«Внешне все выглядит красиво»… Это уже не только об Иматре, но и о самом рассказчике. И даже не о нем конкретно, а о современнике, о человеке с сигаретой в зубах. «Остановиться на берегу, подышать, покурить…» Если человеку с сигаретой в зубах суждено закрывать глаза на внутреннюю среду, то есть пренебрегать собственным нутром, поскольку «привычка свыше нам дана», может ли он осознать и тем более довести до чьего-либо сознания, что надо сохранять внешнюю, окружающую среду? А может, так волен ли?

«Экологическое сознание» на третьей стадии возвышается до заботы о будущем человечества.

Перечисленные здесь типы мышления поставлены в хронологическую последовательность условно. В действительности можно отметить лишь преобладание того или иного подхода к проблематике «мы и среда». «Фаталисты», «успокоители» и «пророки» сосуществуют, полемизируя друг с другом в рамках взаимоуважения и даже взаимопонимания. Появились приметы того, что все обо всем наслышаны, знают и пафос темы успел наскучить.

Но сдвиги в сознании нельзя отрицать и направление их показано правильно.

И все же: хватит ли времени, чтобы овладеть солнечной энергией до того, как условия на Земле неисправимо испортятся?

Может ли человек с сигаретой в зубах радеть о качестве окружающей среды? Способен ли эгоцентричный индивид действовать с учетом прогнозов, выходящих за пределы одной человеческой жизни?

Третья стадия «экологического сознания» собирает под свои знамена новое воинство. Этому отряду современников предстоит утвердить знаменитый тезис Пушкина о том, что «гений и злодейство – две вещи несовместные». Этот передовой отряд возьмется за очеловечивание науки и ее приложений.

«Дух времени» устремился в биологию, психологию, генетику, проблемы биосферы. Не потому ли пристально вглядывается в человека наука, что нужны диагнозы перед грядущим суровым экзаменом? Как нервы?.. Настроение?.. Пульс?..

Как никогда раньше обнажились стыдливо закамуфлированные приводы, соединяющие научный пуризм с социальным реализмом. Гениальные абстракции отлично служили конкретным целям, все равно мирным или военным.

Когда понятия «жить» и «нажить» отождествляются, тогда возможны только близкие цели, сегодняшние. Мощные научно-технические средства, брошенные на достижение их, вызвали опасные для будущего человечества явления.

Наука, которая олицетворяет собой пресловутые ключи, одинаково отпирающие двери в ад и в рай, не ведая ни любви ни гнева, может быть глубоко продажна и зловредна. Все будет зависеть от того, в чьих она окажется руках. Когда общество, писал Толстой, плохо организовано и в нем небольшое меньшинство правит большинством, каждое научное достижение и покорение природы усиливает меньшинство против большинства.

«Марксистская теория и практика, – пишет доктор философских наук профессор И. Т. Фролов, – объединяются в достижении «конечной цели» общественного развития – формирования нового человека… На этой… основе утверждается концепция реального (коммунистического) гуманизма»… Совпадение гуманистических целей науки и общественного развития… существует, однако, именно как принцип, реализация которого зависит от конкретных исторических условий. На пути ее (реализации – Ю. М.) стоят не только неразвитость этих условий и самой науки, но и многие социологические и философские мифы и предрассудки…»

Одно из заблуждений такого рода с грустным прозрением вскрыл Макс Борн, один из основателей квантовой механики, участник пагуошских конференций. «Мы верили, что это служение (служение знанию. – Ю. М.) никогда не сможет обернуться злом, поскольку поиск истины есть добро само по себе. Это был прекрасный сон, от которого нас пробудили мировые события. В объективном плане наука и этика претерпели изменения, которые делают невозможным сохранение старого идеала служения знанию ради него самого».

Служение знанию недостаточно для того, чтобы отстоять жизнь перед лицом предстоящего испытания надежности нашего, людского владычества на Земле. Служение благу, неравнодушие к делам человеческим – вот дополнительные требования к свойствам души тех, кто будет насаждать среди нас всех трезвые представления об экологической ситуации.

…Феофан Фарнеевич успел ознакомиться с этим очерком лишь частично. К тому времени, когда рукопись была подготовлена целиком, его уже не было в живых. Он умер от тяжелой, труднолечимой болезни крови.

В больнице Феофан Фарнеевич продолжал работать над капитальным трудом по сельскохозяйственной метеорологии. Работал до последних дней, пока был в сознании, работал и утешал знакомых и близких, как бы извиняясь, что так серьезно занемог и доставляет людям столько огорчений.

…Крупнейшие географы, климатологи Советского Союза и зарубежных стран выразили глубокую скорбь по поводу тяжелой утраты, которую понесла наука с его кончиной.

Однако Феофан Фарнеевич сам воспринял от своих учителей и в свою очередь оставил после себя наследие не только научное, но еще пример жизни, человеческих отношений, нисколько не менее важный, чем какой угодно научный результат, и главное, усилил наше понимание этой равноценности.

А то, что до сих пор творческое достижение увековечивается тщательнее, заботливее, чем благородство поступков и помыслов, – может быть, печальное заблуждение, о котором должно сожалеть всем нам, людям честолюбивого научно-технического века.

ОНА И ОН

1

Идешь по городу – прекрасный пол, куда ни глянь. Его прибавилось видимо-невидимо, и он преобладает.

Вам скажут: «Обман зрения. Мужской оптический обман».

Не спорьте, пусть говорят. Но весной, когда походка омолаживается, взоры безотчетны, и в вечерние часы, часы зрелищ, когда жизнь городская пышет здоровым нетерпением счастья, обман этот замечательно торжествует.

Вам скажут: «Эва, куда завел. Старо, батенька, старо это, как мир».

Не возражайте. Не надо. Но заметьте про себя: чего там – «старо». Мир помягчал – и все тут. Стал женственней. Демографы, статистики пускай пишут что хотят, а нам с вами разве нужны цифры? В общем впечатлении от лиц, покроя одежд, мелодии голосов, шахматных ничьих, цветовых гамм, приемов полемики превалирует женоподобность. Все вместе, в целом сдвинулось туда.

Вот модные брюки на прекрасном поле. Так ведь какие брюки! Они не умалили ничего. Пиджак времен «Девушки с характером», тот да, умалял. А нынешние брюки скорее в мужчине прорисовывают женское, чем наоборот.

Борода… Ну что ж, то был отчаянный рывок к реставрации Мужчины. Но помилуйте, приталенный, со вздернутыми плечиками, в пестренькой кофточке длиннокудрый бородач мужествен, как Жорж Санд.

Теперь возьмите голоса. Какие звуки доносятся из окон? Томные. Бас не у дел. Может, бас просто вывелся. А те пропойные хрипы, что выдают нам некоторые певцы, пусть и имеют свой шарм, но нет, это не бас.

Лик современности помягчал, современности мила женскость. Неужели кто-нибудь этого не замечает? По почерку, наконец. Судебные эксперты различают в письме элементы мужские и женские, берутся определять, какого пола писавший текст. Имеет свои почерк и эпоха. Приглядитесь!

Мне посчастливилось слушать лекции выдающегося буквоведа Алексея Алексеевича Сидорова.

– …Мы с вами, многоуважаемые коллеги, относимся к словесным существам, мы одарены словом, – взывал он к шумной аудитории, – Однако изображения слов в знаках имеет свое, совершенно особое касательство к мыслям и чувствам эпох и народов. Не смейтесь над палеографией, наукой буквоведства! Талейран сказал, что человеку дан язык, чтобы скрывать свои мысли. Но в почерке, в начертании шрифта мы высказываемся непроизвольно, а это самые ценные признания. Буквоведы-палеографы, смиренные чтецы письма, когда-то живого, живописи на скалах, папирусе, готовы, следя за почерком, открывать перемены настроения, свершающегося в духе поколений, и притом в самых существенных частях. О, эти скромные занятия буквальностями… Эти пожелтевшие листы в стенах вечерних библиотек… Вглядитесь в архитектуру письма, вникните в гармонию его – и вам исповедуется сама история. Готический шрифт… Почерк-храм. Буква-алебарда… Да в этой строчке, в этой букве, выведенной благоговейно, – эпоха. Со всем ее нутром. Молитва, совершаемая в доспехах. Притворное смирение. Себя, а не бога, буйства своего и вероломства боязнь зашифрована в колючей вертикали и заискивающей горизонтали шрифта. Сами названия гарнитур могут служить названиями эпох. Древняя Русь – почерк Уставный и Полууставный. Да в этих начертаниях зеркало жизнеустройства и образа мыслей! Степенность. Мужеская обстоятельность. Почитание устоев. Скрытое бунтарство. Разве на выказывается все это в торжественной колокольной многоголосице Устава? Буквы рисовали одну за другой, рисовали сосредоточенно и с любовью. А дальше… Дальше пойдет скоропись. Урезывание букв вместе с урезыванием платья, волос, церемоний… Лихорадочность, мелькание, тараторство – и новая, женоподобная красота письма! Скоропись, скорострельные ружья, скоропечатные станки, скорые поезда… – и «букв кудрявых женственная тень»…

Речь члена-корреспондента Академии художеств А. А. Сидорова воспроизведена здесь нами на слух, в тональности. Лекции его шли с показом диапозитивов – при опущенных шторах, под несмолкаемый гул (профессор был туг на ухо) и писание амурных записок, конспектов не вели.

Феминизация… Что за комиссия, создатель! Они оберегают свою особливость, а в то же время не держатся за богом данные свойства и ребром ставят вопрос о равноправии. «Слабый пол! Да он сильнее сильного. Знаете что? Берегите мужчин». И так далее.

Но как это так далее? Мать, семья, дом, хозяйка – что есть взамен? Эти новаторы жизнеустройства, начиная хотя бы с Сократа[10]10
  «Все жены этих мужей должны быть общими, а отдельно пусть ни одна ни с кем не сожительствует. И дети тоже должны быть общими, и пусть отец не знает, какой ребенок его, а ребенок – кто его отец». – См. в кн.; Платон. Соч. в 3-х т., т. 3(I). М., Мысль, 1971, с 254.


[Закрыть], не сагитировали никого. При всех вольностях, отвоеванных у Гименея, особенно в последние пятьдесят – сто лет, победительницы считают как бы черновиком любовь вовсе без уз. Человеческое существо такой безграничной свободе что-то не радо. Спросите многоженца.

Разладица в женском вопросе была всегда. Матриархат продержался недолго, и остальное время женщины надоедают миру своими законными требованиями. Среди них самих единства нет, от курса на равноправие многие уклоняются. Мужчины же, расспроси их участливо, сознаются, что просто трусят вслух заявить истинные свои убеждения на сей счет. «Посмотрите, они совсем другие, чем мы. Женская душа… Мужской ум… Сама природа положила между нами различия».

Что и говорить. Никакие брючные костюмы тут ничего сгладить не могут. Но, положив различия, дает ли природа нам указания, как их трактовать? Быть может, наши сантименты по поводу мадонн просто инерция чувств? Наше умиление ангелочком, припавшим к кормящей груди, затемняет истину?

Кто-то крутой и принципиальный сказал однажды своей жене: «Как же ты зовешь нас к столу, когда мы еще не решили вопрос о существовании бога?»

«Как же вы пытаетесь решить «женский вопрос», когда еще не понят смысл разделения полов?» – мог бы спросить биолог.