Текст книги "Лицом к лицу"

Автор книги: Юлиан Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

– То есть?

– То есть он оказался идиотом. Он попал в ситуацию, подобную моей. Но он вдвое моложе меня и поэтому не научился великому искусству проигрывать... Молодые очень боятся терять. А это глупо: всякая потеря неминуемо компенсируется, мир построен на законах компенсации, иначе нельзя, перекувырнемся... Так вот, он принял предложение мафии, его конкурента шлепнули, но, видимо, мафию перекупили люди убитого, и в прессе началась шумиха. Доказать-то, конечно, ничего нельзя, но бросить пятно, причем пятно несмываемое, можно.

– У вас есть деньги, то есть сила в вашем мире. Неужели вы не можете побудить государство придавить мафию? Он посмотрел на меня с сожалением.

– Во-первых, у мафии денег несравненно больше, чем у меня, хотя я стою не миллион и даже не десять миллионов, а значительно больше. Во-вторых, истинные главари мафии, от которых тянется цепь вниз, к исполнителям, стоят вместе со мною по воскресеньям в церкви, это уважаемые бизнесмены, и мы дружны домами. "Босс" Нью-Йорка Деллакроче, в прошлом наемный исполнитель приговоров, сейчас посещает оперу, наглотавшись "родоксона", чтобы не уснуть от скуки, а его двойник в это время объезжает город в окружении трех телохранителей и машины сопровождения с телефоном и рацией – игра в выманивание врагов...

Действительно, в США развернулась кровавая борьба за лидерство в "коза ностре". Звание "босса всех боссов" оспаривали Кармино Галанте, Марчелло и Деллакроче. Куш лакомый – драка кровава. Несколько лет назад двадцать один "босс" с "заместителями" и "советниками" были угроханы – один за другим, и, что называется, "с концами".

Завладеть титулом "босса всех боссов" – значит стать одним из самых богатых людей мира.

В печать просочились сведения, что мафия контролирует печатание и распространение порнографии; на нее работали киностудии, производящие порнофильмы. Мафия перекупила кинотеатры, где крутят эти картины. Мафия получила подряды на строительство новых кинотеатров. Мафия закупила типографии, где печатают открытки и порножурналы. Оборот этого бизнеса равен примерно двум с половиной миллиардам долларов!

Кто, таким образом, втянут в круговерть мафии только в этом бизнесе? Печатники, продавцы книжных магазинов, режиссеры, шоферы, актеры, журналисты, операторы, кинокритики, инженеры-строители, юристы, банкиры, финансирующие строительство, – а сколько ниточек идет от этих людей к сотням других?

Мафия ныне всеми силами старается в л е з т ь в банки, то есть легализоваться, ибо в условиях капиталистического общества банк является самым главным звеном бизнеса: именно здесь получают кредиты – после того, естественно, как будет выяснена престижность, добропорядочность и кредитоспособность человека, обратившегося за ссудой на расширение "производства". Влезть в банк трудно. Приходится искать обходные пути. Их множество. Расскажу об одном лишь способе, весьма, кстати, примитивном: контрразведка мафии находит президента или вице-президента банка, который дружен с одним из посетителей игорных домов. Казино – вотчина мафии. Игрока обкладывают, он просаживается в пух и прах. Мафия выдвигает условие "прощения" – вербовка банковского воротилы.

– Что должен сделать мой друг? – спрашивает банкрот.

– Выполнить вашу просьбу.

– Какую именно?

– Вам проиграет мистер Икс...

– Он никогда не проигрывает...

– Он обязательно проиграет вам. Тридцать или пятьдесят тысяч долларов. Так вот, ваш друг должен дать мистеру Икс банковский заем под проигрыш: ведь карточный долг – это долг чести, не так ли. Он ведь обязан вернуть долг, разве нет?

Мистер Икс послушно проигрывает банкроту (понятное дело, Икс является одним из "лейтенантов" мафии) и обращается к п о д г о т о в л е н н о м у банкиру. Тот дает заем мистеру Икс – пятьдесят тысяч долларов, сущие пустяки, безделица. Но это лишь первый шаг, это начало в т я г и в а н и я. Мистер Икс передает десять тысяч – за услугу – бывшему банкроту. Остальные деньги идут в казну мафии.

Все кончается тем, что банк, раздав займы, начинает взыскивать деньги с истинно проигравших, а игроки, мафия, уже получили чистоган. Потом, когда президент банка становится соучастником, начинаются операции по превращению "бумаг", то есть "активов" сплошь и рядом фальшивых, в ж и в ы е деньги. Под "бумаги" – ручательства, рекомендации, заклады – выплачивают миллионы долларов. А уж эти доллары (полученные легально, из банка, это все можно проверить, это не торговля наркотиками) пускают на приобретение компаний "законного бизнеса".

Сие – лишь один из способов п р о р а с т а н и я.

Взятка – рычаг мафии; это другой способ. Недавно нью-йоркский "Кемикл бэнк" был оштрафован на двести пятьдесят тысяч долларов за то, что утаил от властей денежные сделки на несколько десятков миллионов долларов. Руководство банка представило документы о том, что "Совет наблюдателей" ничего об этом не знал – все было решено на "нижних" этажах; кто-то из клерков получил взятку и провел деньги по счетам, придав, таким образом, законность деньгам мафии. Кто из с о ш е к прокрутил эту операцию, до сих пор не выяснено.

Итак, банк б л а г о с л о в и л – фирма создана.

Однако пробиться новой фирме трудно – конкуренция невероятна. Тогда "босс" отдает приказ "заместителю", тот спускает указание "лейтенантам", а уж те отправляют на д е л о гангстеров. В ход идут шантаж, угрозы, убийства – если не получается миром. "Ю. С. ньюс энд Уорлд рипорт" считает, что "по меньшей мере две главные авиакомпании и крупнейшая в стране транспортная фирма п о д д а л и с ь д а в л е н и ю рэкетиров в нью-йоркском аэропорту имени Кеннеди и согласились иметь дело с теми поставщиками, которые были одобрены "синдикатом", то есть мафией". Созданная гангстерами фирма, таким образом, получает наибольшее благоприятствование, деньги текут рекою в бронированные золотохранилища "коза ностры".

Журнал "Тайм" утверждает, что "никто, кроме членов тесно сплоченной группы, не знает, каков действительный размах операций, но, по предположениям органов прокуратуры, валовой доход мафии составляет по меньшей мере 48 миллиардов долларов в год!!! Чистый же доход, не облагаемый налогом, составляет невероятную сумму – 25 миллиардов. Для сравнения: крупнейшая промышленная корпорация США ЭКСОН сообщила, что в 1976 году продала на 51 миллиард продукции, а ее чистый доход составил 2, 6 миллиарда долларов".

В корпорации ЭКСОН служат десятки тысяч рабочих, инженеров, шоферов, техников; сотни тысяч работают на эту компанию опосредованно, через дочерние фирмы.

А мафия в Америке состоит не более чем из пяти тысяч членов. В Нью-Йорке сейчас р а б о т а е т пять "семей": членство каждой – от 20 до 1000.

Структуру установил "босс всех боссов" американской мафии Сальваторе Маранцано. Он "воспитал" целую плеяду учеников, он с т а в и л на них, особенно любил Вито Дженовезе и Чарлза Лучано, называл "сынками", выделял среди остальных; чтобы способствовать их росту, принял решение об у с т р а н е н и и по крайней мере десяти других мафиози. Когда он поднял их почти до своего уровня, люди Дженовезе и Лучано пристрелили "босса всех боссов". Мотивировка убийства была вполне научной: "Хоть у дона Сальваторе множество заслуг перед мафией, хоть он был добрым, умным и волевым "боссом", но сейчас, в эпоху, которая наступает, после окончания "великого кризиса", он не сможет переориентироваться – стар, а это такой недостаток, который нельзя исправить. Пусть лучше он уйдет, мы продолжим его дело в новых обстоятельствах".

Похороны были устроены королевские, рыдали все, особенно неутешно "сынки", отправившие своего "крестного отца" на кладбище.

Однако в то время ни Дженовезе, ни Лучано не стали "боссами" – рано, выдержка прежде всего. На первый план были выведены другие, надо учитывать сложность отношений между двумя кланами "коза ностры" – существовала группа Джузеппе Массериа, и, хотя его убили люди Маранцано в апреле тридцать первого, влияние этой "семьи" было по-прежнему в высшей мере сильным. Произошла передислокация сил: Дженовезе и Лучано взяли под контроль людей покойного Массериа. Но лишь после того, как умерли или были убиты Филипе и Винсенте Монгано, Фрэнк Скализе, только после того, как Лаки-Лучано угробили в Неаполе, его "побратим" Вито Дженовезе стал "боссом всех боссов". Он шел к этому п о с т у по трупам многие годы, но умер в тюрьме, п р о с ч и т а в ш и с ь на мелочи, и снова началась свара, и к власти пришел Карло Гамбино, но он умер, успел умереть, говоря точнее, и тогда за место "босса всех боссов" дрался Кармино Галанте, по кличке Маленькая Сигара, бывший "заместитель патрона" из группы Маранцано, а противостоял ему Анджело Деллакроче; им обоим за шестьдесят. Пока что в мафии ставят на Деллакроче: он просидел в тюрьме всего шесть лет, а п р и в л е к а л с я еще тринадцать раз, но каждый раз у х о д и л.

Галанте провел в тюрьме более четверти века, он хорош как третейский судья, з а к о н н и к, но в бизнесе не очень; замашки несовременны, сегодня надо быть джентльменом и учить французский, сегодня надо говорить про НТР и цитировать древнегреческих философов, а этот вытирает ладонью подбородок, после того как натрескается пиццы по-неаполитански.

Однако, как считали наиболее опытные наблюдатели, к власти пришел третий человек; так всегда бывает в борьбе за лидерство. Это Джеймс Торелло из Чикаго. Он – представитель нового поколения мафии, очень тих, улыбчив, незаметен. Телохранителей, которые ходят по пятам, не терпит. Сам водит автомобиль, но никогда не вставляет ключ в зажигание – только дистанционное устройство Торелло слишком хорошо знает, как надо устанавливать в автомобилях бомбы, которые взрываются от поворота ключа, – в начале своей карьеры пришлось поработать "исполнителем", иначе веры не будет!

Этот добропорядочный отец семейства каждое воскресенье посещает церковь, много жертвует святым отцам, играет в теннис, очень мало пьет, по утрам сам выжимает себе соки, увлекся бегом – надо быть в форме, надо пережить остальных. Несколько лет назад возникла любопытная ситуация: один из профсоюзных лидеров решил рвать с мафией. Подобрали нового кандидата, из послушных. Со старым надо было кончать, но без лишнего шума и затрат. Торелло, как пишут американские репортеры, выстроил план: профсоюзный лидер получает приглашение провести "уик-энд на берегу океана" с семьями. Пока жены плавают в бассейне, а дети играют в бадминтон Торелло ведет лидера на свой катер, вывозит в море, там перерезает ему горло, выливает кровь в море – акулы сразу же чувствуют ч е л о в е ч и н к у. После этого труп профсоюзника скармливается акулам. Никаких улик, упал в море, бедный, бедный, ничего, родных мы не оставим, мы не бросаем в несчастье вдов и детей трагично погибших друзей!

...Торелло поворачивает свои "семьи" к захвату предприятий и магазинов п е р в е й ш е й необходимости: считают, что большинство кладбищ, гробовых мастерских, фабрик по производству детских колясок, пеленок и искусственного питания перешло в руки Торелло. "Мы должны быть там, где в нас нуждаются более всего" – таков его новый лозунг. Рождение человека обслуживается мафией; юность тоже – с помощью наркотиков и порнографии; для с т е п е н н ы х игорные дома и проститутки, а там, глядишь, пора в я щ и к – мафия провожает гражданина США в последний путь. Неплохая схема, а?! Если бы только схема сама жизнь...

6

...Декабрь шестьдесят девятого года был в Италии теплым, хотя часто дождило, особенно на севере. В Милане тот день был солнечный, чистый, несмотря на то что бюро прогнозов обещаю осадки и ветер, возможно сильный.

Когда в городе загрохотало, многие подумали, что служба прогнозов накаркала шквал. Однако шквала не было. В "Сельскохозяйственном банке", что на площади Фонтана, грохнула бомба. Площадь оцепила полиция: санитарные машины неслись по улицам, рев их сирен был душераздирающим. Машин не хватало – сто человек было ранено, четырнадцать убито.

В городе был объявлен траур; то здесь, то там собирались митинги. Говорили об одном: "за преступлением – рука неофашистов".

Вечерние газеты, однако, вышли с огромными шапками: "Злодейство левых бандитов". Не было сказано – "ультралевых", подчеркивалось: "левых". Так легче забить в п е н а л ы людских восприятий, так надежнее, без всяких там "ультра".

Вскоре были арестованы анархисты. Своими экстремистскими выходками, безответственными ф р а з а м и анархисты давали конечно же повод к обвинению, хотя на вопрос о взрыве на площади фонтана – "кому это выгодно?" – можно было ответить сразу: "правым ультра".

Анархистов допрашивали, пытались ловить на мелочах, ставили с и л к и; сулили, упрашивали, угрожали.

Италия относилась к этому делу "двуслойно": один "слой", официальный, правый, центристский, доказывал через свои органы печати вину "красных"; левые, большинство народа, были убеждены в том, что взрыв в Милане – дело рук фашистских ультра.

То, что пока еще невозможно в Америке, оказалось возможным в Италии: прогрессивная общественность, в первую очередь, понятно, коммунисты и социал-демократы потребовали ответа у правительства:

– Три года следствия, три года шельмования левых под видом исследования фразеологической шелухи анархизма, – хватит, выполняйте законы, вами же писанные.

Группа анархистов была освобождена. Одновременно с этим правительству пришлось пошевелиться: было выдвинуто обвинение банде неофашистов – Джованни Вентуре, Джаннеттини и "Франко" Фреде, по кличке Зиг Хайль.

Схваченные неофашисты молчали о мафии, но немедленно з а к л а д ы в а л и представителей власти; видимо, это входило в их стратегический план компрометировать правительство, чтобы доказать: наступило время "железной руки", необходим приход "компетентного и бескомпромиссного" кабинета. Как только были предъявлены обвинения правым ультра, неофашисты сразу же п р о д а л и своих коллег из военной разведки:

– Нашим человеком в СИД был генерал Мачетти, он несет главную ответственность за случившееся.

Генерал Мачетти был немедленно уволен, с него сорвали погоны, лишили возможной пенсии и вызвали в суд.

– Я не несу ответственность за действия неофашистской группы, ибо я лишь выполнял приказ правительства. Мне было приказано не сообщать суду никаких компрометирующих данных о Джаннеттини, одном из основных деятелей неофашистской группировки, поскольку он одновременно был агентом СИД. (Помните Джаннеттини? Осведомителя, получавшего 70 тысяч лир от полиции?)

– Кто дач вам такого рода приказ, генерал?

– Румор, бывший в то время председателем кабинета министров, бывший министр обороны Танасс и бывший министр внутренних дел Тавиани.

Скандал продолжается. Называют имена министров и генералов; руководитель СИД Мичели может в любой момент превратиться из свидетеля в обвиняемого; плохо спит и бывший начальник генерального штаба Хенке; он в свое время выступил против передачи данных о фашистах, являвшихся одновременно агентами правительственной СИД. Однако об одной организации суд не получил никаких данных – о мафии, связанной с неофашистом "Франко" самым тесным образом. Мафия научила людей бояться: слово о ней карается смертью.

Страх вдавлен, в п е ч а т а н в сознание тех, кто связан с мафией Страх постоянный, неосознанный, параноический, сказал бы я.

...Весной 1962 года за торговлю героином был арестован Джо Валачи, известный в "коза ностре" под кличкой Каго, верный "рядовой" "лейтенанта" Тони Бендера, любимца Дженовезе.

Когда Джо Валачи осудили, полиция отправила его на отсидку в тюрьму Атланты, в ту же самую камеру, где сидел "босс всех боссов" Дженовезе. В тюрьме дону Вито были созданы идеальные условия, пищу готовил повар, знающий вкусы дона Вито, а в банные дни специальный массажист разминал тело "босса", прежде чем передать его в руки парикмахера и педикюрщика. Арестанты, желавшие поговорить с доном Вито, записывались у его окружения на прием, аудиенция продолжалась не более десяти минут, вопрос должен быть подготовленным, никакой лирики, только дело.

Однажды дон Вито походя спросил Джо Валачи, как тот относится к Тони Бендеру, выпущенному на поруки.

– По-моему, Бендер – прекрасный человек, – ответил Джо.

Он не знал, что Бендер был только что убит по приказанию дона Вито: тот решил, что "сынок" утаивает от него свои прибыли. Дженовезе вздохнул, улыбнулся чему-то и заметил:

– Когда в корзине с нежно-розовыми яблоками появляется одно битое, а еще хуже – с червоточиной, необходимо безжалостно выбросить это яблоко, ты согласен, а?

Джо Валачи посмотрел в ласково улыбающиеся глаза "крестного отца", и ужас родился в нем – "меня подозревают!".

– Если я хоть раз согрешил в чем-то, – сказал Джо, – и у тебя есть доказательства моей вины, дай мне пилюлю, я приму ее у тебя на глазах: я не боюсь смерти, но не перенесу позора.

– О чем ты, сынок? – по-прежнему ласково улыбнулся Дженовезе. – Ты меня, видимо, совершенно неверно понял. Давай я расцелую тебя – в знак моей к тебе веры. У нас с тобой за плечами общая жизнь, разве можно отрекаться от прошлого? От прошлого отрекаются лишь безумцы или те, которые решили п о д р у ж и т ь с я с нелюдями. Но разве ты можешь пойти на такое?

Дон Вито поцеловал Джо в лоб, поцеловал нежным поцелуем старшего брата.

И после этого поцелуя вся "гвардия" Дженовезе стала смотреть на Джо Валачи, как на прокаженного: его открыто подозревали в измене, потому что все знали, сколько за ним убийств, все знали, сколько за ним похищений, но он – в отличие от дона Вито – срок получил маленький, а "боссу" вкатили пятнадцать лет.

Джо Валачи, в е р н ы й мафиози, тяжело переживал это страшное подозрение. Он лишился сна. Перестал есть – боялся яда.

Все кончилось тем, что во время прогулки он схватил кусок металлической трубы и грохнул по голове мелкого жулика Сауппу – ему показалось, что тот крался за ним с ножом.

Джо ждал электрический стул: Сауппа умер, не приходя в сознание.

И тогда-то Джо Валачи и обратился к тюремному начальству с предложением:

– Переведите меня от Дженовезе – я готов на сотрудничество.

Через несколько месяцев в тюрьму Вестчестер был этапирован арестант Джозеф Ди Марко – такой именно псевдоним был присвоен новообращенному агенту ФБР Джо Валачи.

По поручению министра юстиции Роберта Кеннеди с ним работал Джон Флинн, восходящая звезда уголовного сыска.

Джо Валачи рассказывал про себя все. Он ни слова не говорил о "коза ностре". Джон Флинн делал вид, что ему в высшей мере интересны показания Ди Марко. Он угощал его сухой колбасой и мягким овечьим сыром: Ди Марко больше всего на свете любил именно эту еду. Он расслабился, спал в одиночке спокойно, "фараон" больше не казался ему таким отвратительным: "среди них тоже встречаются люди".

Как-то раз Джон Флинн, р а з м я г ч и в арестанта, ударил в лоб:

– Джо, то, что ты мне рассказываешь, известно нам уже много лет. Не считай нас дурачками, Джо. Ты нас интересуешь постольку, поскольку мы верим: ты назовешь нам все имена, откроешь явки и дашь подходы...

– К чему?

– Джо, тебе сохранил жизнь министр юстиции Роберт Кеннеди не для того, чтобы ты рассказывал мне сюжеты детективных фильмов. Тебе сохранили жизнь для того, чтобы ты помог нам разгромить "коза ностру".

– "Коза ностра"... Вы никогда не разгромите "коза ностру", потому что это – второе правительство Америки, сэр. Вы ничего не сможете сделать с Синдикатом. Что вы сделаете с Джо Бонано? Он ведь – формально – руководитель фирмы по торговле недвижимостью. А на самом деле – "босс" Нью-Йорка. Что вы сделаете с Джозефом Профачи? За ним почти весь импорт оливкового масла, вы ведь так любите оливковое масло, помогает от атеросклероза, и все такое прочее. А Профачи – "второй босс" Нью-Йорка. Что вы можете сделать с Карло Гамбино? Он – главный консультант Синдиката, он не з а в я з а н ни в чем, хотя без его совета ничего не делают наши люди. А Томас Лукезе? Он – владелец крупнейших предприятий по пошиву одежды и – одновременно – "босс" Нью-Йорка. А Вито Дженовезе? Он сидит в Атланте, но ведь каждую неделю получает отчет о работе "коза ностры" и дает указания своим людям по важнейшим вопросам с т р а т е г и и Синдиката... Что вы сможете сделать с ними, сэр?

– Для того чтобы сделать, надо знать, Джо. Ты нам поможешь узнать. Все. До самого конца.

Вся родня отреклась от Джо Валачи, когда из тюрьмы в Атланте пришел сигнал от дона Вито Дженовезе. Дети публично прокляли отца, жена потребовала развода, родственники выдвинули версию что Джо сошел с ума.

Джо Валачи умер в тюрьме от внезапной и странной болезни.

– Так будет с каждым изменником, – говорили среди людей "коза ностры", когда сообщение о его смерти появилось в газетах. – Рано или поздно его настигнет наша всепроникающая кара. Никто не умрет своей смертью, никто, даже в одиночной камере, где стоит цветной телевизор и мягкая кровать.

7

...Возвращаясь к "вражде" мафии и фашизма, стоит привести ряд постулатов, которые словно бы специально сформулированы для практической "деятельности" ордена преступников.

Постулат первый – об отношении к профсоюзам (ч е р е з некоторые из них мафия работает):

"Национал-социалистические профсоюзы отнюдь не должны являться органами классовой борьбы, а только органами профессионального представительства. Национал-социалистическое государство не знает классов.

Дух классовой борьбы свойствен не профсоюзам, как таковым, а свойствен только марксизму, который сумел сделать из профсоюзов орудие своей классовой борьбы".

Постулат второй относится к "воспитательной работе" мафии, к тому, как надо готовить гангстеров, как воспитывать в них ненависть к культуре, слепое поклонение "устному" приказу.

"Широкие массы народа подчиняются прежде всего только силе устного слова. Кто лишен страстности, у кого уста сомкнуты, тот не избран вестником воли. Человеку, который является только писателем, можно сказать: "Сиди за столом со своей чернильницей и занимайся теоретической деятельностью, если только у тебя имеются для этого соответствующие способности. Вождем ты не рожден и не избран".

Постулат третий: об отношении мафии к людям, к "толпе", "быдлу", "стаду", именуемому порой более мягко – "масса":

"Психика широких масс совершенно не восприимчива к слабому и половинчатому. Душевное восприятие женщин менее доступно аргументу абстрактного разума, чем не поддающимся определению инстинктам, стремлению к дополняющей ее силе. Женщина гораздо охотнее покорится сильному, чем сама станет покорять себе слабого. Да и масса больше любит властелина, чем того, кто у нее что-либо просит. Масса чувствует себя более удовлетворенной таким учением" которое не терпит рядом с собой никакого другого, нежели допущением различных либеральных вольностей. Большею частью масса не знает, что ей делать с либеральными свободами, и даже чувствует себя при этом покинутой".

(Автором этих "постулатов", столь точно прилагаемых к правым вообще и к мафии в частности, был Гитлер. Хороший у них союзник, a? Попробуй найти другого для ведения "героиновой войны" и террора?!)

...В Палермо я не нашел ночлега: цены на отели здесь очень высоки.

– Поезжайте в Чефалу, – посоветовали мне, – это красивый городок, старинный, прямо на берегу, там есть несколько отелей разных категорий.

И я поехал в Чефалу.

Возле бензозаправки остановился, решил подзалить двадцать литров. Вообще-то на Западе заливают пять-десять – бензозаправки на каждом шагу, а бензин дорог, зачем зря тратиться, выветрится еще два-три литра, а это деньги, и немалые. Я же, приученный к нашим громадным пространствам и сугубо малым количествам бензоколонок, заливался под завязку; люди смотрели на меня, выпучив глаза, особенно когда из бака выплескивался бензин – здесь сцеживают до капли, словно кондитеры, украшающие воскресный торт дорогам кремом.

Задний левый баллон моего "фиатика" чуть подспустил. Я отпер багажник решил посмотреть, где инструмент. Багажник легко открылся, а я обомлел: ни баллона, ни инструмента не было.

Я сразу вспомнил, как в позапрошлом году возвращался из Испании через Францию и как в Провансе у меня полетел баллон на маленькой дороге местного значения, – приходилось высчитывать каждый франк, конец путешествия, а за проезд по автостраде здесь надо платить, время ценится высоко, выезжая на четырехрядную дорогу, ты можешь развивать скорость до ста семидесяти километров (коли позволяет мощность двигателя), на узеньких же, бесплатных Дорогах максимальная скорость – шестьдесят километров. Темень была, хоть глаз выколи. Трещали цикады, как у нас на юге, ветер был соленым, угадывалось близкое море.

На автострадах то и дело торчат телефоны "автосос": позвони – через полчаса приедет техпомощь. Другое дело – сдерут с тебя за эту помощь три шкуры, но помощь окажут квалифицированную; ничего не попишешь – за комфорт надо платить. Здесь же, в тихой и темной французской провинции, не то что "автососов" – ни огонька не было. Менять баллон в темноте – дело не из легких. Спасибо покойному отцу: он посадил меня за руль в Берлине, в сорок пятом, и был это маленький "опель-кадет", и я тогда впервые испытал ощущение подчиненности скорости, и это прекрасное ощущение, а потом отец и его друг комбриг Лесин учили меня менять баллоны, и заставляли это делать ночью, без света. (Хотя гитлеризм был сломлен, солдаты не могли свыкнуться с солнцем и тишиною – война куда как п р о т я ж е н н е е в памяти, чем мир.)

Я поменял баллон, запасной камеры у меня не было, и поэтому ехал по темной тихой деревенской дороге в Марсель с особой осторожностью, будто босой шел по траве возле строительной площадки где у нас всегда валяются куски дерева с торчащими гвоздями.

В Марсель я добрался поздно ночью, посмотрел цены на баллон и почесал в затылке: денег явно не хватало.

Утром купил подержанный – за восемьдесят франков.

Сейчас, возле Чефалу, я немедленно просчитал в уме, сколько придется платить за отсутствующий баллон (еще один предметный урок на будущее, – надо ж было осмотреть машину, когда получат ее в Сиракузах!), соотнес приблизительную цену с оставшимися у меня деньгами и почувствовал, как на лбу выступил пот, могло не хватить. Поглядел на свой походный хурджин, вспомнил про диктофончик – придется, видимо, расстаться.

В Чефалу поэтому я приехал в настроении сугубо подавленном и, как ни заставлял себя настроиться на город, который славился, да и поныне славится, своими "морскими мафиози", ничего путного у меня не получаюсь: неприятная мысль, особенно о завтрашнем дне, подобно гвоздю в ботинке, – постоянна.

Места в отеле я и здесь не нашел, посоветовали поискать в районе Финале. Я нашел там три гостиницы: одна была на самом берегу, номер стоил 60 тысяч лир; вторая – в ста метрах от моря: стоимость номера – 35 тысяч; в придорожной, правда, без кондиционера, "койку" можно было получить за 20 тысяч, это куда еще ни шло.

Если бы это была моя первая загранпоездка или даже пятая, я бы наверняка остановился во второй гостинице и вынужден был лишить себя ужина и завтрашнего обеда для "выравнивания бюджета", но опыт – великая штука: я знал теперь, что цены здесь "прыгающие", что здесь надо быть жестким в своих условиях, что здесь тебя изначально хотят надуть, ибо хозяина никто не контролирует, своя рука владыка, а туристов – из-за экономического кризиса – все меньше и меньше; поэтому каждому человеку здесь рады и норовят сорвать с него поболее, особенно коли иностранец, и тебе надо проявлять твердость, решительно уходить, заметив, что номер "вери икспенсив", тогда тебя окликнут и начнут говорить, что "овес ноне дорог", но ты не должен поддаваться этому – неумолимость и рассеянность; хозяин в конце концов шепнет, что вы ему очень понравились, и что он благоговеет перед путешественниками, и что только поэтому он даст вам "спешиал прайз", и что он попросит вас за это раздать знакомым визитные карточки его отеля и порекомендовать им останавливаться только здесь.

Словом, я поселился в придорожном отельчике и мог поэтому позволить себе спуститься в "пиццерию" и заказать самую дешевую, но – при этом – самую вкусную еду Италии: "пиццу по-неаполитански", очень похожую на наши батумские хачапури, только без яйца, но зато с помидорами.

В "пиццерии" был накрыт только один стол, все остальные пустовали. За этим большим столом сидело пятеро взрослых – двое мужчин и три женщины, да дюжина детей, мал мала меньше, невероятно симпатичных, шумных и смешливых итальянчиков. Дети бегали по "пиццерии", женщины без умолку болтали, успевая при этом стремительно вязать, а мужчины не отрывали глаз от газет.

Тринадцатилетний мальчугашка-официант, заглянув через плечо мужчин, шепнул что-то повару, который выпекал пиццу в большой печи, похожей на волшебную, какие снимал в своих фильмах покойный Александр Роу. Вытерев руки о длинный белый халат, повар снял высокую шапочку, подошел к мужчинам и тоже уткнулся в газету, пока ему не закричали что-то поварята, стоявшие у печки, – горела, судя по всему, моя пицца.

Когда компания ушла из-за стола, газеты остались – тяжело таскать, двадцать страниц как-никак. Я поднялся, посмотрел заголовок: "Сенсация Джузеппе Пери, комиссара полиции". По-итальянски я не читаю, но если знаешь английский, чуть помнишь немецкий, учишь испанский (и совсем, к стыду, позабыл два любимых своих языка: пушту – афганский и фарси – персидский), то понять смысл – в общих конечно же чертах – можно. Речь шла о разоблачении группы мафиози, связанных с фашистами. Я записал фамилию полицейского комиссара в блокнот, съел пиццу и завалился спать: после вкуснотищи по-неаполитански кошмар завтрашней расплаты за доверчивое головотяпство человека, привыкшего полагаться на престиж о р г а н и з а ц и и, полагая ее государственной, то есть в высшей мере ответственной, не был столь острым, как час назад.

("Авось вывезет" – все-таки это прекрасно, согласитесь...)

Позже, осенью, в Москве уж, я получил материалы, опубликованные итальянским "Эуропео" о комиссаре Пери. Материал этот настолько интересен, что стоит о нем рассказать подробно.

Журналист Роберто Кьоди, раскопавший дотошливого комиссара, утверждает, что связь между "неофашистами, мафиози и гангстерами не вызывает у Пери никакого сомнения".

Сейчас Пери расследует четыре дела – внешне вроде бы разрозненных, но, как он полагает, внутренне связанных воедино.

Среди прочих имен Пери весьма внимательно изучает личность Пьетро Луиджи Конкутелли – мафиози, п е р е д и с л о ц и р о в а н н о г о "боссами" на север Италии. Он был арестован в феврале 1976 года в Риме; в той комнате, где на него набросились агенты полиции, было найдено 11000000 лир, переданных ему мафиози Ренато Валланцаска: выкуп за синьору Трапаньи, похищенную по приказанию штаба. Цепочка потянулась к неофашисту Плачидо Морганте, который дабы еще более напугать похищенного Луппино – отрезал у него ухо: "если не внесут денег, я изрежу тебя на куски".