Текст книги "Лицом к лицу"
Автор книги: Юлиан Семенов
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц)
Семенов Юлиан Семенович
Лицом к лицу
Ю.Семенов
Лицом к лицу
Документальная повесть
Прожив два года в Западной Европе, – мне довелось там открывать корреспондентский пункт "ЛГ", – я, как и дома, постоянно вел дневники.
После опубликования статьи в "Литературной газете" о трагической судьбе шедевров культуры, похищенных во время войны нацистами, пришло очень много писем читателей. Это – главный барометр для литератора: если проблема волнует тех, кто серьезно относится к печатному слову, – работу надо продолжать.
Постепенно из моих дневников выросла документальная повесть "Лицом к лицу".
Хочу предпослать ей несколько читательских писем той поры.
"Уважаемый писатель!
Прочитал в "Литературной газете", что вы взялись за благородное, но трудное дело. Как написано в статье о Вас, Вы ищете украденные немецкими фашистами советские архивы и другие ценности.
Как хорошо, что Вы нашли для этого время.
Теперь о сути письма.
9 июля 1941 года немецкие танки вошли в Псков. Это было на 17-й день войны.
На следующий день в местную картинную галерею приехал немецкий лейтенант из зондеркоманды и вывез на грузовике в Германию двадцать картин голландских и других иностранных мастеров.
Не исключено, что какие-то из них принадлежали предкам А. С. Пушкина, ведь в начале двадцатых годов картины из местных имений свезли в Псков.
А через неделю началось разграбление фашистами псковских древнейших архивов! Иные грамоты имели стаж в несколько столетий. Пскову, как городу, около 1100 лет! Княгиня Ольга, жена киевского князя Игоря, была из-под Пскова... Обратите на это Ваше внимание. Древность украденного необычайна, на аукционах такие вещи стоят десятки тысяч долларов. С уважением.
Доцент,
ветеран войны
М. Е. АФАНАСЬЕВ".
"Уважаемый Юлиан Семенович, с большим интересом слежу за Вашими статьями о поисках Янтарной комнаты. Может быть, для Вас окажется полезным следующее мое сообщение.
В мае 1945 года я как военный корреспондент находился в Кенигсберге. Там в замке я встретился с московским ученым, профессором Брюсовым (родным братом поэта). Он показал мне толстый слой пепла в одном из подвалов. Брюсов передал мне массивную дверную петлю и попросил при возвращении в Ленинград побывать в Пушкине во дворце и проверить: станет ли на место петля. Я выполнил его просьбу. В разрушенном Екатерининском дворце я нашел останки Янтарной комнаты. В проеме одной из дверей, где виднелась выемка от петель, я приложил петлю, привезенную из Кенигсберга. Она подошла совершенно точно.
Казалось бы, это доказательство того, что янтарь погиб в Кенигсберге. Но у меня тогда же возникла мысль: нет ли здесь попытки замаскировать истинную судьбу Янтарной комнаты? Не отказываюсь от этого предположения и сейчас. Именно по этой причине я нигде не публиковал "историю дверной петли".
Конечно, поиски янтаря нужно продолжать со всей настойчивостью. Я подумал, что мое сообщение может быть интересным для Вас вот в каком отношении: хорошо бы встретиться с профессором Брюсовым. Если же его нет живых, поинтересуйтесь его архивом. Он ведь был первым советским ученым, имевшим дело с Янтарной комнатой. Желаю Вам успеха в поиске.
А. ВЕРЕСОВ,
член Союза писателей
Ленинград",
"Уважаемый Юлиан Семенович!
Во время войны в числе насилию угнанных попала в Германию. Лагерь находился в Тюрингии, место его расположения называлось Нейгауз-Ширшниц.
Предприятие, на котором мы работали, принадлежало концерну "Сименс Шуккерт". Лагерь наш был расположен у подножия горы и, как каждый лагерь, был окружен сеткой с тремя рядами колючей проволоки сверху. Через сетку мы и смотрели на окружающий мир. И кое-что видели. Во второй половине 1944 г. в горе начались какие-то работы, был прорыт туннель. Работали только немцы, хотя в лагере было много мужчин-пленных. Мы, лагерники, сначала думали, что немцы роют для себя бомбоубежище, так как союзная авиация стала часто тревожить и Тюрингию. Однако это было не бомбоубежище, так как во время тревоги туда никого не пускали. По ночам слышался гул тяжело нагруженных грузовиков, и было ясно, что туда что-то возят. Я не видела, что это было: ящики, машины, снаряды? Но когда я прочитала Вашу статью в "ЛГ" и в ней о том, что в горах Тюрингии были найдены ценности, похищенные в разных странах, мне пришла в голову мысль о том, что и в той штольне у лагеря могло быть спрятано нечто представляющее ценность. Тем более что вход в эту штольню через некоторое время был закрыт, а бомбоубежище все-таки вырыли с другой стороны горы.
Может быть, все, что я Вам написала, очень наивно и не представляет никакого интереса, и все-таки не могу Вам не написать.
Если у Вас возникнут какие-либо вопросы, буду рада ответить на них.
Ольга Сергеевна КНЯЗЕВА.
Ленинград".
"Уважаемый т. Семенов, с интересом прочитал о продолжении поиска похищенных гитлеровцами во время войны ценностей искусства и культуры в нашей стране. В этом поиске занято много людей, которые так или иначе имели какое-то отношение к этим ценностям или располагали какими-то сведениями.
Я хочу коснуться вопроса о поиске Янтарной комнаты.
В Кенигсберг я приехал с родителями мальчишкой в 1945 году. И теперь считаю себя коренным жителем этого города, хотя вот уже двадцать лет живу Ленинграде. В Кенигсберге – Калининграде прошли мои юные и молодые годы. Я люблю этот город. Он красивый и таинственный. Его подземные лабиринты хранят неразгаданные тайны, может быть и Янтарной комнаты.
В молодые годы я был членом Городского комсомольского оперативного отряда, командиром которого был студент-пятикурсник пединститута Тамарский Г. С. (Григорий Сергеевич). В 1959 году на празднование трехлетней годовщины отряда был приглашён майор (фамилию не помню), который рассказал нам много интересного. В частности, он коснулся вопроса поиска Янтарной комнаты. Я думаю, Вас может заинтересовать такой факт (со слов этого майора): за неделю до падения Кенигсберга Гитлер телеграфировал коменданту крепости о немедленной эвакуации Янтарной комнаты. Но в это время город был уже окружен. И сухопутным транспортом вывезти эту ценность было уже нельзя. А за три дня до падения крепости Кенигсберг Гитлер смещает с поста коменданта города за невыполнение его распоряжения о вывозе Янтарной комнаты. В это время уже были блокированы все потайные каналы, через которые могла бы пройти подводная лодка. Следовательно, ни сушей, ни морем Янтарная комната не была вывезена из Кенигсберга. И если принять на веру слова того майора, и если в архивах есть телеграммы, подтверждающие это утверждение, то в данной ситуации есть над чем подумать.
Я думаю, что в Вашей почте есть немало писем, авторы которых предполагают, что Янтарная комната укрыта в Кенигсберге. Мне кажется, что эти предположения надо основательно проверить. И прежде всего начать надо с военных архивов, захваченных при штурме крепости.
Вот все, что я хотел сообщить Вам. Искренне уважающий Вас
А. Н. АНДРИАНОВ. Ленинград".
"Уважаемый писатель!
Судьба нашей семьи очень трагичная, потому что и я, и мои брат и сестра испытали весь ужас гитлеровской оккупации. Я мальчишкой жил неподалеку от Ясной Поляны и своими глазами видел, что сделали с нашей исторической святыней. Ныне Музей Льва Николаевича восстановлен, но можно ли утверждать, что все экспонаты были возвращены? Нет ли смысла искать все, относящееся к великому имени Льва Толстого, на Западе? Может, что-то осело там и не возвращено до сих пор на Родину?
Брат Федор познал горе на Украине, во Львове. Там ведь тоже был разграблен замечательный музей, сотни картин были вывезены в проклятый гитлеровский рейх. Возвращены ли они законному владельцу – советскому народу? Об этом бы я тоже хотел вас спросить.
А сестра Клава, она старшая из нас, вместе с матерью Зинаидой Ивановной Головлевой оказались в Минске. Отец, политрук Матвей Головлев, погиб под Брестом, а их не успели вывезти в тыл, натерпелись страху и ужаса под фашистом. Так вот, они своими глазами видели, как фашист вывозил ящики с уникальными книгами и архивами. Где это наследие нашей культуры и истории? Возвращено на Родину или нет?
Мы много читаем в газетах про то, как на Западе орудует мафия. Может, надо бы Вам и в этом направлении потрудиться? Может, надо поглядеть, не стала ли мафия подручной укрывшихся фашистов и вместе с ними до сих пор осуществляет преступную спекуляцию похищенным?
Савелий ГОЛОВЛЕВ, слесарь.
Пос. Фроловка".
Глава,
в которой автор должен еще раз вернуться к рассказу о мафии
– Мафия и фашизм? – спросил собеседник, пропуская меня в свой кабинет. Эта тема интересна в высшей мере. Пошли на балкон, там не так душно.
Мы сели на балконе, под тенью полотняного зонтика: под нами была Катания огромный, шумный город восточного побережья Сицилии. Разноцветное белье на палках, перекинутых через улицы невероятный шум и одинаковость цвета домов жухло-серый! Люди солнечных стран тяготеют к с е р ь е з н о с т и цвета, подвластного им, а как было бы красиво, покрась они стены белым, желтым зеленым, как невероятно это было бы, как весело...
– А деньги? – спросил собеседник, когда я сказан ему об этом. – Откуда деньги? Хозяин не желает вкладывать лиры во внешний вид, ему достаточно того, что квартиры дают огромный доход, квартиры, а не фасады. Муниципалитет? Он нищ.
Собеседник – профессор истории – уже стар; вышел на пенсию, переехал из Рима на родину – под тревожное солнце Сицилии.
– Фашизм и мафия, – повторил он и потянулся к сигарете. – Это в высшей мере интересно, знаете ли. Это даже интересней проблемы происхождения слова "мафия". Известно, что на сицилийском диалекте мафия означает "мое дело". Некоторые авторы считают, что мафия – это "Смерть Франции", "Morte Alia Francia, Italia Anela", и относят ее создание к тринадцатому веку, к времени "Сицилийской вечерни", когда народ разгромил оккупантов Карла Анжуйского. Другие полагают, что мафия родилась в середине прошлого века, примкнув к повстанцам Мадзини, выдвинув свой лозунг: "Мадзини Ауторидза Фурти, Инченди, Авеленаменти". Первые буквы слагаются в "МАФИЯ". Что это значит? "Мадзини разрешает похищения, поджога, отравления". Занятное толкование Мадзини, не правда ли? Отложим исследование вопроса о происхождении мафии – американской ее сестрице "коза ностра" выгоднее отстаивать версию тринадцатого века. А вот фашизм и мафия... Бенито Муссолини выступал против мафии, поскольку та являлась серьезной, а главное "организованной силой", истинным государством в государстве. В свое время Муссолини не хотел терпеть в Италии никого, кто был связан единством помимо "единства фашизма". Словом, сейчас утверждают, что беззаконный закон Муссолини выступил против "законного" беззакония (я имею в виду универсальный воровской жаргон "вор в законе"), против мафии. Я, однако же, не согласен с этого рода утверждениями; более того, отмежевание фашизма от мафии сейчас выгодно обеим этим силам.
– Доказательства?
– Я изложу вам мою версию. Вы вправе не согласиться с нею – тут с ней не очень-то соглашаются. Впрочем, выслушать не значит согласиться, – заметил он, – выслушать – это значит приобрести суждение, качественно отличное от твоего. Итак, немного истории.
Через два года после захвата власти в Италии дуче приехал в Сицилию. Охрану диктатора во время его визита в Сицилию организовал Чезарь Мори; после поездки дуче в Палермо он был утвержден префектом сицилийской столицы. Во время торжественного обеда Муссолини обратился к Мори: "Мне бы хотелось послушать албанские мелодии". Неподалеку от Палермо находилась коммуна Пьяна-деи-Гречи. Там жили албанцы, сбежавшие от турок, – их песни и танцы поразительны и диковинны, а мы, сицилийцы, племя странное, не в ы с ч и т а н н о е наукой, смешавшееся впоследствии с греками и арабами, да и не только с ними, мы любим все диковинное. Поскольку желание дуче было высказано внезапно, Мори, естественно, не успел организовать там охрану, а ехать надо было немедленно – Муссолини был нетерпелив, как женщина. Мори, приехав в Пьяна, отозван мэра, дона Чиччо Кучча: "Ты отвечаешь за тишину и безопасность". Дон Чиччо был руководителем мафии в Пьяна, это знали посвященные, это, понятно, знал полицейский ас Чезарь Мори. "Я хочу приветствовать жителей коммуны, верных сынов новой Италии", – сказан дуче. Мори подтолкнул дона Чиччо к машине Муссолини: "Сядь рядом с ним". Дон Чиччо подмигнул фотографам, подошел к Муссолини, положил руку на плечо диктатора и сказан: "Дуче, пока я рядом с вами, ни один волос не упадет с вашей головы – вождя народа и моего друга: Италия – вам, Пьяна – мне".
Через несколько недель дон Чиччо прибыл в Рим – он хотел получить вознаграждение от дуче за путешествие по Пьяна. Секретариат диктатора, однако, во встрече с Муссолини ему отказал. Дон Чиччо надвинул шляпу на глаза и отправился в порт: он не привык к оскорблениям, он вернется в Палермо и там решит, как вести себя дальше.
У трапа его ждал Чезарь Мори. "Дорогой друг, дуче был введен в заблуждение, – сказан полицейский. – Он не понял, что речь идет о вас, вы назвали себя слишком фривольно, одно имя, без титула, к этому не привыкли в секретариате. Едем, вождь ждет вас".
"Линкольн" префекта доставил расцветшего от удовольствия дона Чиччо не во дворец дуче, а в тюрьму.
– Смысл? Сведение счетов? Два честолюбца?
– Не знаю. Быть может. Есть, однако, допуски иного рода, – ответил мой собеседник.
– А именно?
– Давайте идти по порядку. Что такое мафия? Это ведь не только наркотики, похищения людей, игорные дома, коррупция, взятки, проституция, шантаж, торговля похищенными культурными ценностями. Это еще и налоги, которые сицилийские латифундисты хотели получать с крестьян за ту землю, которую они сдавали в аренду. Дополнительные налоги, в обход государства. У нас мало земли и много крестьян. И вся земля принадлежала латифундистам. Так все беззаконные налоги с крестьян в Сицилии взимала мафия в пользу латифундистов, живших в Риме, отчуждая часть этих денег в свой карман – за услуги и риск. Муссолини, однако, не хотел упускать эти деньги, он хотел получать все.
И Чезарь Мори начал аресты среди "крестьянских мафиози"; он, впрочем, начал снизу – заметьте себе, в этом разгадка многого. Во всех маленьких городках Сицилии были арестованы сотни мафиози. Их приковывали друг к другу цепями и отправляли в концлагерь на остров Липари. Префект Мори ездил по Сицилии и лично руководил арестами. Он исчез из Палермо на пять дней и вернулся из Рима с законом о введении смертной казни. В тот же день он распорядился о применении пыток во время допросов рядовых мафиози: через тела пропускали ток, срывали ногти, жгли ступни ног. Мори добился своего: святая святых мафии – "закон круговой поруки" треснул. Рядовые мафиози, не выдержав пыток, начали показывать все, что знали. Муссолини выступил в парламенте: "Благодаря бесстрашному скальпелю Чезаря Мори я покончил с мафией!" Вскоре Чезарь Мори стал чуть не национальным героем Италии. Его понесло вовсю. Он арестовал руководителей "высшей" мафии – дона Вито и дона Кало. Потом он поднял руку на нескольких "старых борцов фашизма" – к ним протянулись нити от "низшей" мафии. Он держал в тюрьме мэра Пьяна-деи-Гречи дона Чиччо, нескольких адвокатов мафии и врачей, которые делали операции раненым безымянным пациентам. И в тот день, когда Чезарь Мори во время выступления в одном из литературных клубов Рима ликующе объявил, что он нащупал тайный штаб "высшей" мафии, адъютант шепнул префекту, что его просят к телефону по срочному делу. Мори выслушал просьбу заместителя министра внутренних дел, вернулся в зал: "Друзья, срочные дела у министра, до завтра". Однако "завтра" не состоялось: Чезарь Мори получил отставку; полнейшее безвластие настало для префекта, безвластие и запоздалое понимание истины: "заигрался". Через месяц после его отставки был заменен весь полицейский и судебный аппарат в Сицилии. Рим объяснил и это: "мафия выкорчевана, наступила пора спокойствия, чрезвычайные меры не потребны более".
Все, однако, на самом-то деле было проще и сложней – победила мафия, победила своим обычным, хитрым методом. Сработала цепь связей, то есть основоположение тотальной коррупции. Началась же история проникновения мафии в "движение" чернорубашечников еще в двадцатые годы, когда молодой фашист, убив итальянского социалиста, антифашиста Джакомо Маттеотти, что вызвало взрыв возмущения в стране, обратился за помощью к "крестным отцам" – только те могли надежно укрыть и обеспечить алиби: по приказу старшего любой темный мафиози готов взять на себя чужую вину. Мафия, при всей своей скрытной монолитности, тем не менее персонифицирована: говорят, что фашиста укрыл и спас дон Кало, тот самый дон Кало, который был привлечен к ответственности наивным Чезарем Мори как раз накануне его скандального и бесславного увольнения от должности.
Естественно, дон Кало был отпущен через несколько дней после изгнания Мори.
Более того, соперник дона Кало, признанный "босс" дон Вито, был брошен в сырой карцер – старика заставили умереть, короновав дона Кало, друга фашизма, новым "боссом" Сицилии.
...Я ехал по широкой автостраде, брошенной через долину. Горы громоздились вдали – синие, резкие как прыжок, затаенные. Пустая автострада, ни души, один лишь мой "фиатик" – затерянность...
"Так промахаешь всю Сицилию", – подумал я, вспомнив, как три года назад прорезал Италию с запада на восток, до Югославии, по такой же, даже еще лучше, автостраде; скорость – сто тридцать, "втягивание" в ритм, нет времени глядеть окрест – только перед собою; тоннели, залитые резким желтым светом, десятки тоннелей – и никакой Италии. Автострада отчуждает пейзаж, она угодна скорости, как некоей самоцели. Стоп! Не начинаешь ли ты тяготеть к прекрасным, но безвозвратным временам кибитки?! "Проселочным путем люблю скакать в телеге и, взором медленным пронзая ночи тень, встречать по сторонам..." Прекрасно? Еще бы! Но ведь ушло! Значит, видимо, надо думать о том, чтобы как-то навязать нынешним скоростям хоть гран былой поэзии, осмысление пути, щемящую жалость промелькнувшего. Как? Не знаю. Но только не уповая на минувшее – это дезертирство и беспомощность.
...Я переместился в крайний ряд и съехал на "муниципальную" дорогу, маленькую, узкую, щербатую, и повела она меня в горы, в тишину, к "крестным отцам", в самый центр безлюдной, жаркой и затаенной Сицилии...
1
– Не верьте вздору о мафии, – сказал Нино, хозяин таверны, где я остановился; мой приятель из Катании порекомендовал пообедать именно там: "Хозяин, дон Нино, старый мафиози, десять лет прожил в Нью-Йорке, поговорите с ним в открытую, считают, что он "паблик рилэйшенс офисер", после "Крестного отца" мафия пытается расположить к себе прессу".
Дон Нино был одет в легкий белый костюм, сама элегантность; очки в черепаховой оправе делали его похожим на ученого. Он проследил за тем, как официант принес нам спагетти, налил в стаканы черное – до того оно было густым – вино, закурил, картинно забросил ногу на ногу и придвинулся ко мне еще ближе, склонив голову чуть не к скатерти:
– Про мафию пишут некомпетентные люди. Несчастные сицилийцы были вынуждены защищаться от захватчиков – они смогли защитить себя с помощью мафии. А потом мафия стала защищать сицилийцев от алчных римлян, лишь это входило и входит в ее задачи. То же – в Америке. Однако там людям мафии приходится защищать не только несчастных эмигрантов из Сицилии, которые живут как парии, но и негров. Вы, конечно, знаете трагедию Джо Галло?
– Нет, – ответил я, – мне неизвестна трагедия Джо Гагло.
– Сколько же небылиц сочинили об этом борце за гражданские права! Сколько грязи вылили на его голову, прежде чем убить Этого кроткого и нежного сицилийца, попавшего в нью-йоркские джунгли... Во время отсид... в то время, когда Галло был брошен капиталистами в тюрьму – его оклеветали, само собой, американцы, – никто так не относился к неграм, как он. "Эти люди должны иметь равные права с нами", – говорил Джо, и за это его бросали в карцер и лишали прогулок. А потом, когда правда восторжествовала и он вернулся домой и обратился ко всем неграм со словами братства и дружбы, его убили. Был ли он в мафии, я не знаю, но если члены организации ведут себя, как он, то я сам, знаете ли, готов вступить в это братство. А Джозеф Коломбо? Ведь никто с таким блеском не обвинял империализм в глумлении над этническими меньшинствами, вы, видимо, знаете, каково жить неамериканцам в Соединенных Штатах... И что же? Наемный убийца изрешетил его пулями, и несчастный Коломбо остался инвалидом на всю жизнь, инвалидом с помутненным сознанием – злодейская рука вырвала его из рядов борцов за гражданские права национальных меньшинств.
– Это тот Коломбо, который судился с министерством юстиции США?
Дон Нино снял очки, протер их замшевой тряпочкой и, кашлянув, спросил:
– Какой процесс вы имеете в виду?
– Тот, который он выиграл. Помните, когда он заставил министерство юстиции потребовать у создателей фильма "Крестный отец" изъять из картины слова "мафия" и "коза ностра". В фильме ведь ни разу не произносятся эти слова.
– Что-то не помню, право...
Дон Нино, видимо, был плохим "паблик рилэйшенс офисер", иначе его не переместили бы сюда из Штатов. Он б о я л с я, он все время боялся сказать не то или посмотреть не так. Он аж замер на мгновение, когда у него вырвалось "отсид", "отсидка", сленг гангстеров. Он говорил штампами, рассчитанными на прагматичных американцев или доверчивых сицилийцев, он не готов к серьезному разговору, когда его лозунгу противополагается определенного рода з н а н и е. Как проинструктировали бедного дона Нино, так он и шпарит, считая, что вкрадчивость голоса, широта улыбки и доброжелательность во взгляде могут компенсировать отсутствие логики в его препозициях.
Не за то убили Джо Галло, что он негров защищал; не за то прострелили череп Коломбо, что он радел о судьбе этнических меньшинств, – липа это, чистейшая липа.
Дело заключается в том, что Коломбо и братья Галло – Ларри, Джо и Козленок Блэст – воевали за первенство в нью-йоркской мафии. И Коломбо и братья Галло владели игорными домами, претендовали на монопольность грабежей в доках Бруклина и на право в ы т р я х и в а т ь всех тех, кто появлялся на набережных после десяти часов вечера.
Братья Галло ударили первыми. По их поручению Джелли, наемный и с п о л н и т е л ь братьев, выпустил обойму кольта в старика Франки. Когда сюда, в таверну "Кариелло", прибыли полицейские, старик потерял сознание, жизнь покидала его. Хозяин таверны на вопросы агентов отвечал однозначно:
– Я ничего не видел. Когда началась пальба, я разливал виски. Кого приметил? А что я – полицейский?! Никого я не приметил.
Братья Галло убили старого Франки, друга сильнейшего мафиози Профачи и не менее могучего Джо Коломбо, – такое гангстеры не прощают. Но, чтобы отомстить, нужно время. По прошествии двух лет Ларри Галло был приглашен в маленький ресторанчик старыми знакомыми, Клеменцо и Шимоне. Ларри слушал байку Клеменцо, а потом перестал что-либо слышать: на шею ему набросили веревку и начал стягивать ее в мертвый узел – мафия часто казнит удушением. Ларри упал на пол без сознания. Он бы умер, но по странному случаю в ресторанчик вошли полицейские. Началась перестрелка с исполнителями. Те ранили полицейского, выскочили на улицу, бросились в поджидавший их автомобиль и ушли от погони.
Ларри, однако, знал, кто хотел его убить. Безумный Джо, этот "защитник гражданских прав негров", нанял Джерома Джонсона, негра, соседа по камере, уплатил ему аванс, чуть не десять тысяч "баков", и предложил у с т р а н и т ь Коломбо, "защитника прав этнических меньшинств", люди которого недодушили Ларри. Джонсон взялся убить Коломбо: ему льстило, что Безумный Джо дважды выступал перед "крестными отцами" с предложением принимать в "коза ностру" наиболее сильные гангстерские группы нефов. "Крестные отцы" отвечали: "Черномазых мы не пустим, мы брезгуем ими". Галло ярился: "Нельзя же работать по старинке! Вы думаете, я люблю негров?! Вы думаете, я ими не брезгую?! Вы думаете, ими не брезгует президент Джонсон?! Но ведь настали новые времена! Негров теперь п р о ц е н т я т, их отбирают для работы в правительственных органах! Им начали давать кафедры! Они стали офицерами в армии! И мы должны п р о ц е н т и т ь, чтобы не потерять их вовсе! Добрый мир с ними лучше хорошей войны!" Словом, "крестные отцы" не приняли предложение Галло. Тогда он организовал через прессу "утечку информации": появились статьи, что Безумный Джо – друг негров. Потому-то Джо и взял в руки пистолет, в карман положил десять тысяч и продырявил череп "защитнику меньшинств" Коломбо.
Люди Коломбо ответили на эти выстрелы – своими. Безумный Джо получил пять пуль в живот и лоб. Над его гробом была произнесена клятва: "Улицы Нью-Йорка станут кровавыми реками, Безумный Джо, ты будешь отмщен".
В течение недели, последовавшей за этой клятвой, были убиты Ферриано, Бруно Карневале, Ричард Гроссман, Чиприо и Томи Эрнст – мафиози из окружения Коломбо.
"Борцы за гражданские права" душили, резали, стреляли; драка за сферы влияния – кровавая драка, любой титул примешь, любому богу поклонишься, только б сохранить власть и деньги...
– А что вы знаете о Вито Дженовезе и Лучано? – спросил я когда принесли кофе со взбитыми сливками. Дон Нино ответил:
– Об этих людях говорят слишком много, но мне кажется, что никто не знает правды, да и никогда ее не узнает. Сильные люди – одно лишь можно утверждать со всей определенностью. И, как говорят все, знавшие их, в высшей мере добрые. Разве злые люди могли бороться против фашизма? Против Муссолини и Гитлера поднялись д о б р ы е, разве я не прав?
Разговоры в Катании и Ното оказались теми недостающими звеньями, которые помогли увидеть всю т е м у собранной, литой, что называется.
У меня в дневниках давно уже хранились кое-какие материалы об одном из лидеров американской мафии – Вито Дженовезе. Итальянские мафиози – я видел их фотографии – незаметны, добродушны, тихи. Они преображаются ночью, когда, поглядывая на секундную стрелку, ждут выстрела, – их люди разделались с непокорным, который думал жить по законам, отдельным от неписаного устава тайного ордена сицилийцев.
Когда Вито Дженовезе отправлялся в Новый Свет, он был "нижним" мафиози, самым, пожалуй что, "нижним", ибо рожден был Вито не в Сицилии, а в Неаполе, "городе мелких мошенников", как мне сказал в Палермо один синьор, – он сидел за столиком дорогого кафе, пил "Наполеон", который стоит здесь баснословные деньги, и с удовольствием беседовал со мною на хорошем английском.
Дженовезе привлекался к суду 16 раз: торговля наркотиками, убийство конкурентов, продажа оружия и содержание тайных публичных домов. Пять раз он был оправдан за "отсутствием улик" – закон молчания в "коза ностре" идентичен закону "мафии" в Сицилии, с той только разницей, что за нарушение этого закона в Бруклине убивают очередью из автомата, а в Сицилии – выстрелом из старинного "лупара", похожего на обрез.
Этот каскад оправдательных приговоров по делам, которые казались всем бесспорными (заслуживали пожизненного заключения или электрического стула), помог Дженовезе стать одним из руководителей "коза ностры". Он держал в руках проституцию, организовывал грандиозные шантажи, где взносы затравленных им людей исчислялись сотнями тысяч долларов, продажу наркотиков; он, пожалуй что, первым поставил этот бизнес на широкую ногу. Однако завязал этот бизнес в один узел с международной политикой Чарлз Лучано.
В 1936 году Чарлза Лучано посадили на скамью подсудимых. Срок пятьдесят лет. Его помощник Бошальте был отправлен на электрический стул.
Вито Дженовезе, однако, исчез. Объявился он позже в Сицилии, объявился самым поразительным образом: в штаб-квартире чернорубашечников. Он открыл потрепанный портфель и вывалил на стол триста тысяч долларов.
– Я мечтаю, чтобы великий дуче узнал – его скромный единокровец хочет построить новое здание партии. Думаю, это докажет мою преданность фашистской Италии больше, чем слова иных болтунов.
Дуче узнал об этом; он внимательно изучил досье "крестного отца", он понимал, "кто есть кто" в мафии, к разгрому которой так напыщенно звал нацию. Он разгромил м е л ю з г у; сильных не тронул; более того, он сохранил их дуче думал о будущем.
– Дженовезе, – сказал он, вызвав к себе мафиози, – в Америке, в этой стране продажных плутократов и финансовых воротил, некий Карло Треска, марксист и мерзавец, оклеветал меня, а вместе со мною и все движение фашизма, то есть движение народных масс, выступающих за свободу и мир, против интернационального большевизма и алчного империализма. Я хочу, чтобы ты сказал свое слово по этому поводу, Дженовезе.
Дон Вито сказал свое слово: Карло Треска изрезали тремя автоматными очередями из "томми"; разложившийся труп нашли в трущобах старого Манхаттена.
Когда сообщение об этом появилось в газетах, Муссолини вызвал к себе Дженовезе поздно ночью, пригласил к столу и протянул мафиози бокал с шампанским.
– Ты истинный патриот новой Италии, – сказал дуче. – Фашизм не забудет твоей преданности.
А что же Лучано, второй "крестный отец"? В 1942 году, как раз в то время, когда состоялся первый контакт Муссолини с Дженовезе, узник каторжной тюрьмы был привезен на конспиративную квартиру американской разведки УСС. Беседы продолжались семь дней. Затем Лучано, которому оставалось отсиживать еще сорок лет, был поселен в тихом коттедже на побережье неподалеку от Нью-Йорка. Оттуда его перебросили в Африку. В Сицилию он пробирался сам – резидент УСС начал свою работу. Помимо разведки он помнил и о бизнесе: именно он продал в Сицилии своим друзьям мафиози огромное количество американского оружия – конечно же "для борьбы с фашизмом"; сделка с Пентагоном исчислялась миллионами долларов; ни одному левому партизану, понятное дело, это оружие в руки не попало. А когда союзники высадились в Сицилии, первыми визитерами у американского губернатора острова полковника Полетти были два друга: Лучано и Дженовезе; один – резидент американских спецслужб, другой – друг дуче, истинный борец, настоящий фашист.
Кому же они служили? Да никому. Себе. Мафии. Если допустить возможность победы фашизма – Дженовезе вхож к дуче. Если же победят союзники – Лучано коронован резидентом УСС.
2
...Структура мафии, рожденная в Сицилии, надежно гарантирует "безопасность преступников, обреченность жертв, непрерывность работы".
Первичная организация – "семья". Именно такого рода "семья" объединяет одну, порой две сицилийские деревни. Кто является членом "семьи"? Отцы, дети, братья (и сестры, конечно же!), двоюродные братья, шурины и девери – поди разруби такого рода "семейную поруку", когда неосторожно вырвавшееся слово ставит под удар не кого-нибудь, а сына или брата! Такое не простят – закон молчания обратно пропорционален "закону мести". По семейному принципу сформировалась и "коза ностра", когда сто лет назад первые сицилийские иммигранты появились в Новом Свете – без знания языка без профессии, неграмотные крестьяне, умевшие метко стрелять, молчать и благодарить до гробовой доски того, кто дал хлеб их детям!