Текст книги "Избранные новеллы"

Автор книги: Юхан Борген

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

Зверь. Перевод О. Сушковой

I

Диковинный Зверь спускался к реке на водопой. У него было три головы, и у каждой головы – отвратительная пасть, из которой, похожие на ножницы, торчали крупные и мелкие острые зубы. Чудище имело три пары глаз, которые одновременно обозревали все вокруг. Три шеи и бока были сплошь покрыты шипами; в лучах вечернего солнца шипы эти блестели, будто роговые или металлические. За спиной у Зверя виднелись крылья. Вот он их сложил, и послышался странный металлический лязг. Лап у Зверя было восемь, поэтому он плавно скользил, как бы совсем не касаясь земли, и двигался очень быстро.

Камыш тревожно шумел, когда Зверюга пробирался сквозь него. Все обитатели здешних мест – Антилопы, Олени с гордо поднятыми головами, плоскотелые Барсуки, Зебры и Медведи, – едва завидев чудище, кинулись врассыпную в заросли кустарника, покрывавшие топкий берег, и там затаились. Выдра нырнула и поплыла, а за ней на тихой воде протянулась серебристая дорожка. Без единого всплеска выбралась она на другой берег и исчезла в вечернем тумане, легкой дымкой укрывавшем землю. Белка высоко на дереве только моргнула – от страха она плотно прижалась к стволу и не осмеливалась даже пошевелиться. Тревожной была эта вечерняя тишь. Все вокруг будто вымерло, все живое затаилось в испуге. А тем временем на другом берегу реки Зайчиха родила пятерых серебристо-серых зайчат и тихонько, но усердно их вылизывала.

Неведомое чудище тоже замерло. До чего же странные у него были лапы: в середине копыто, как лошадиное, а вокруг него пальцы с короткими жесткими когтями, между которыми натянута прочная кожистая перепонка, а по краю, как окантовка, были еще пальцы, которые помогали Зверю ступать по болотистой почве. Хвост у чудища – весь в жесткой чешуе и шипах – так и гнулся, так и колотил во все стороны. Зверь этот мог быстро передвигаться где угодно. Из-под каждого куста за ним напряженно и внимательно следили глаза насмерть перепуганных животных: Медведь старался оценить скрытую в пришельце силу, Олень – его стремительность и ловкость, и все, все смотрели на длинные, поблескивающие зубы-ножницы. Спускаясь к реке, Зверь ловко сек ими ветки, преграждавшие путь.

Вот он почти у самой воды. Огромные лапы ступали по земле бесшумно, и лишь по скрипу чешуи можно было догадаться, что Зверь движется к реке. Солнце, клонившееся к закату, отражалось в его панцире, покрытом шипами. Наконец Зверь начал пить, он пил так долго, что река обмелела. Даже камыш, росший в воде далеко от берега, оказался на сухом месте, и, если бы не темно-зеленый цвет его стеблей, всегда находящихся под водой, кто бы мог подумать, что когда-то здесь была вода! "А если он будет есть, он всю траву у нас сожрет", – подумала Антилопа-гну. И она забилась подальше в чащу.

Но, видно, недостаточно далеко. Пока одна голова чудища пила, две другие зорко глядели вокруг, шеи по-змеиному изгибались, а торчащие из красных пастей зубы-ножницы хищно поблескивали. Стремительно повернувшись, Зверь схватил Антилопу-гну. Ножницы щелкнули и сомкнулись, хрустнул мощный хребет Антилопы. Головы разодрали тушу на части и с чавканьем стали пожирать сырые куски, перерезая ребра и хребет своими страшными зубами. Насытившись, Зверь лениво и удовлетворенно шлепнул хвостом по хрупким стеблям прибрежного камыша, тут же их поломав. Солнце спряталось за горизонт.

Зверь поплыл на другой берег; вода бурлила под сильными ударами его хвоста, оставляя пенящийся след; шеи извивались над самой поверхностью воды; волны вздымались, накатываясь на берег, и вода разливалась среди шумящего камыша. Зверь вылез на берег и, переваливаясь, рывками стал взбираться на крутой холм. Он постоял наверху, прислушиваясь и подняв свои головы к багряному закатному небу. Короткая птичья трель разнеслась вдруг над рекой, похожая на дерзкий, отчаянный смех, и тут же смолкла, не успев набрать силу.

Звери, притаившиеся в кустах, молча побрели прочь. Лишь останки растерзанной Антилопы-гну остались лежать в темноте.

II

Едва забрезжило утро, звери собрались у подножия скалы с северной стороны, чтобы вместе решить, что делать дальше. Скала была совершенно отвесной, и стоило кому-нибудь ступить на нее или низко летящей птице сильно взмахнуть крылом, как вниз обрушивалась каменная осыпь. На вершине стояло исхлестанное всеми ветрами дерево. И на его ветвях сидела на страже Птица-пересмешник; в случае опасности она должна была подать сигнал тревоги – расхохотаться во все горло, – чтобы звери успели скрыться: у кого длинные, стройные ноги – стремительной рысью, у кого короткие, сильные быстрым галопом, те, у кого крылья, – повыше в небо, а кто может быстро рыть норы – поглубже в землю.

Конечно, все они – каждый по-своему – умели уходить от опасности и все-таки чувствовали себя неспокойно. Антилопа смотрела на свои стройные ноги и думала, что они коротки и слабы, ей казалось, они с трудом несли ее сюда, хотя путь лежал по равнине. Готовность к побегу чувствовалась во всем: и в нервном подергивании кожи на спине, и в пульсирующей крови, и в ощущении неуверенности. Даже большие птицы, такие, как Гриф и Кондор, чувствовали какую-то усталость. Ведь они вчера своими глазами видели, как Зверь поднялся в небо, расправил тяжелые крылья и исчез в облаках. Маленькие пушные зверьки придвигались поближе к большим и сильным, которых раньше боялись, прижимались к ним, будто в поисках материнского тепла. Однако они видели, что и крупные звери дрожали от страха, шерсть у них поднималась дыбом, и из нее сыпались искры, стоило ее нечаянно задеть. Никто не чувствовал себя в безопасности.

Да, никто не чувствовал себя в безопасности, и никто не мог толком ничего предложить. Кое-кто что-то приглушенно выкрикивал, кто-то негромко рычал или лаял. И ни один из собравшихся не заметил, что Лис потихоньку скрылся. Вчера он лежал в зарослях кустарника с горящими глазами и смотрел, он видел, каким огромным был Зверь – а тот и вправду был громадный, – он видел, что у Зверя три головы и восемь когтистых лап и весь он покрыт чешуей и шипами, а из пастей у него торчат зубы-ножницы – такого Лис никогда раньше не встречал. И никто не обратил внимания, что Лис потихоньку ускользнул, когда увидел, как все растеряны и напуганы.

Чувствуя всю свою беспомощность, звери впали в глубокое уныние – ведь каждый надеялся, что его сосед придумает что-нибудь, каждый верил, что стоит им собраться вместе, и их страх и бессилие спадут с них, как ненужная оболочка, и останется главное: их собственная воля. Им так хотелось с наступлением дня быть вооруженными – да, вооруженными – этой своей волей к победе...

Но никакая оболочка с них не спала, они по-прежнему дрожали каждый в своей собственной шкуре, и им не на что было опереться, нечем вооружиться и защищаться было нечем. Даже голоса их стали хриплыми, почти как весной, когда северный ветер из пустыни заметал пастбища и каждый листочек свежей травы был покрыт слоем мелкого песка, как бутерброд – маслом, и с каждым глотком пищи звери вынуждены были съедать и этот мелкий песок. Да, вот как это было.

Зверь, твердили они, не зная, как еще назвать пришельца; и когда они произносили это слово, горло сводила судорога, глаза становились огромными и неподвижными и каждый старался поймать взгляд другого, но в глазах другого был тот же самый застывший страх, а некоторые просто опускали взгляд. Сова, стремившаяся прослыть знатоком латыни, назвала Зверя Tyranosaurus purpurus, имея в виду красный отблеск, который появлялся, когда темнело, и Зверь стоял, окруженный, как ореолом, этим сиянием, пугающим и притягивающим одновременно, заставляющим повиноваться и преклоняться. Но никто уже не верил Сове – слишком много промахов совершили совы последнего поколения, а молодежь – та вообще говорила, хоть и за глаза, что именно Сова – самое глупое существо из всех, она так труслива и глупа, что и на охоту вылетает только ночью; придумывает латинские названия всем несчастьям – и радуется, как будто от этого кому-нибудь легче!

Вдруг воздух задрожал от страшного, но приглушенного рева. Звери сжались. С холма, оскальзываясь на песке, спускался Лев. Многие уже приготовились кинуться наутек, но, приглядевшись, остались на месте.

Это было жалкое зрелище: едва живой Лев, с сочащейся из пасти кровью, с пятнами черной засохшей крови на шерсти; хвост, одна жесткая кисточка которого прежде внушала страх, теперь позорно волочился по песку.

Да, этот Лев уже не казался огромным. Все догадались, что произошло. Лев вступил в бой с чудищем, наверное, он просто шел мимо и задел Зверя хвостом, а тот тут же подмял Льва под себя, чтобы раздавить и искромсать его своими жуткими зубами-ножницами. К счастью, одна голова чудища немного замешкалась, поскольку была повернута в другую сторону и чем-то занята, иначе бы Льву несдобровать. И чтобы прийти на сборище зверей, пришлось Льву тащиться в обход через леса и заросли. Подойдя ближе, Лев понуро лег на землю и глухо зарычал. Все поняли, что расспрашивать его о подробностях не стоит.

Солнце уже стояло в зените, и тем, кто предпочитал сумрак, пора было прятаться. Но тут раздался голос Лиса:

– Я – посланец Зверя. Он просит не бояться его!

Все посмотрели на Лиса и заметили, что он сыт и мех его лоснится. Они с сомнением выслушали его и, честно говоря, просто подумали, что лисы на выдумку хитры. Но что-то было в нем необычное, какой-то блеск в глазах неспроста это! К тому же на хвосте у него был бант из чистого золота. Откуда такое возьмется, если не от Зверя!

– Если будете его слушаться и делать так, как он говорит, он вас не тронет, – продолжал Лис. Он сидел спокойно, помахивая пушистым хвостом так, что золотой бант реял над ним точно знамя.

– А чего он требует, этот Зверь? – спросили они боязливо.

Лис обвел взглядом собравшихся: все были напуганы. Он понял, что Зверь может требовать что угодно.

– Да совсем немного, – ответил Лис и нервно моргнул. – Он требует мира для себя и своих, он требует, чтобы вы не осложняли его жизнь и не мешали ему жить так, как он хочет.

– Мира! – повторили они. – Не мешали жить! И больше ничего не требует? Неужели он больше ничего не требует?

– Ничего, кроме мира для себя и своих, – подтвердил Лис. – Ведь Зверь великий и, в сущности, добрый, если только к нему правильно относиться.

– "Правильно относиться, правильно относиться". А как правильно относиться?

– Это значит делать все так, как он хочет, – спокойно объяснил Лис.

Звери сидели долго. Хвосты вздрагивали, каждый старался поймать взгляд другого, а поймав, отводил глаза. Посмотрели на Гну, потерявшего супругу.

– А что он хочет? – послышался вопрос.

Лис глянул вверх, в небо, и с ноткой нетерпения в голосе ответил:

– Я повторяю: чтобы вы делали все так, как он хочет.

– Так мы толку не добьемся, – заметила Сова. Когда-то ее считали мудрой, а может, просто хотелось верить в ее мудрость.

– Но мы-то как? – опять спросил кто-то. – Что все-таки должны мы делать?

– Ты опять не понимаешь? – удивился Лис, презрительно глядя на зверей. – Мы будем делать то, что он хочет!

Тут Пересмешник расхохотался. Звери услышали какой-то свист, и туда, где они сидели, упала тень. Они глянули вверх и увидели чудище. Оно складывало крылья и устраивалось на вершине скалы. Из-под его тяжелых копыт с грохотом сыпались камни и песок. Огнем горели острые когти, а из каждой пасти в ожидании очередной жертвы торчали наготове зубы-ножницы.

– Ну, так что же? – с раздражением переспросил Лис и бросил робкий взгляд на вершину скалы. Пересмешник уже поднялся на своих широких коротких крыльях и скрылся на лесной опушке. – Вы будете делать так, как хочет Зверь! Так и передать ему?

Все оглянулись на Льва. Он устало лежал и зализывал свои раны, он казался спящим. "Да, как он хочет", – сказал кто-то. Может быть, это был всего один зверек, а может быть, и несколько вместе. Лис мигом взобрался на вершину скалы и уселся рядом с чудищем так, что оказался в его тени. Звери изумленно следили за Лисом, глаза их блестели от возбуждения. Вдруг что-то зашуршало, Зверь распростер гигантские крылья, поднялся в небо, закрыв собой солнце, и вся долина погрузилась во мрак. Звери крадучись заспешили по домам.

III

В тот же вечер Зверь прикончил остававшегося в живых Гну-отца, а потом под кустом в низовье реки сожрал осиротевших детишек. От их оглушительных криков задрожал весь лес, тянувшийся вдоль спокойной реки. Звери попрятались за деревьями, смолкли птичьи трели. На безоблачном небе полыхал закат. В озере играла рыба, и небольшие волны тихо накатывались на берег. Звенели комары.

Но звери и птицы, обитатели лесов и степей, были охвачены безмолвным ужасом. Одни отправились на поиски Лиса к его норе, но не нашли его там; другие поскорей отыскали свои норы и тайники и, пока у них были запасы корма, затаились в них.

На следующую ночь Зверь расположился у реки и не разрешил никому пить свою воду.

– Чью воду? – переспросили звери. – Разве река не наша, не общая?

– Моя река, – отрезал тот. Он позвал Лиса, и тот заявил:

– Испокон веков река принадлежит Зверю. Зверь владеет ею, и ее берегами, и лесом, и степью, и всем, что есть вокруг. Он – хозяин земли, по которой мы ходим, он – хозяин всего, что растет, и дождя, который льется на землю, и дождевых туч, и самого неба.

Звери удивленно поморщились.

– Может, и мы тоже – его собственность? – спросил кто-то.

Лис пошел справиться об этом у самого чудища.

– Все здешние звери – тоже твоя собственность, господин?

Он вернулся с поникшей головой и сказал:

– Да, и вы тоже.

– А ты?

Лис глянул лукаво и промолчал. Звери испуганно смотрели на него. Да, теперь они хорошенько разглядели, что он не похож ни на кого в их лесу. Он похож немного на собаку и немного на волка, и все-таки он – Лис.

И кто-то произнес:

– Ты предал нас, Лис!

Лис рассмеялся и исчез в зарослях. Некоторым показалось, что он спрятался под крыльями Зверя. Но когда чудище взмыло вверх, Лиса уже не было.

IV

С тех пор как стоит мир, не было в лесу ничего подобного. Пастбища и жилища зверей были разорены, их мучила жажда, и, чтобы напиться, они пытались найти другой путь к реке. Но крики умирающих постоянно напоминали, чем заканчивались такие попытки. Многие звери отправились на север, в пустыню, и погибли в песках. Другие отсиживались в своих норах под гниющими стволами упавших деревьев, пока не погибли сами. Никаких песен не доносилось под вечер с деревьев, потому что деревья тоже были собственностью Зверя, и те, кто нашел в них убежище, прятались, так как понимали, что их владыка лишь из милости сохраняет им жизнь. Даже самые большие и грозные звери ходили осторожно и тихо, с каждым днем они худели, а мех их терял прежний блеск. И только у Лиса вид был цветущий, а мех лоснился; в сумерках он усаживался на берегу реки и пил воду. "А чем мы хуже этого Лиса?" – сказал кто-то из зверей. И когда стемнело, они отправились по лисьим следам, отыскали его самого и спросили:

– Лис, посоветуй, что нам делать?

– Идите за мной, – ответил тот.

Но по стопам Лиса пошли только Скунс-вонючка и Шакал, и никто не пожалел об их исчезновении, потому что Шакал питается падалью, а Скунс противно пахнет. Лев, Медведь и другие звери собрались ночью и держали совет: как справиться со Зверем. И тут хитрая Обезьянка сказала:

– Одна из голов Зверя постоянно обращена назад. Да и третья может его подвести. Тебе, Лев, это должно быть известно лучше всех, ведь только это тебя и спасло!

Эти слова не очень-то понравились Льву. Он не любил, когда напоминали, что теперь не он самый сильный из зверей. А было время, когда не чей-нибудь, а его голос, его рык повергали весь лес в трепет. Но Лев убивал добычу, лишь когда был голоден. Он не отнимал у леса его живые веселые голоса, не запрещал зверям подходить к реке. И сладких речей не произносил, и не претендовал на то, чтобы владеть землей и небом.

– Что, собственно, имеет в виду эта плутовка? – обернулся Лев к Медведю. Но Медведь только урчал в ответ – может, берег свои силы.

Обезьянка спустилась ниже по стволу и, прячась в листве дерева, продолжала:

– Я хочу сказать, что даже с одной головой не так-то легко управиться, ведь правда, батюшка Медведь?

Медведь бросил на нее сонный взгляд и проворчал что-то невразумительное. Медведь, конечно, знал, что хитрые маленькие звери считали его дураком, и все-таки он редко на них нападал, только когда хотел полакомиться мясцом понежнее. Тогда он хватал маленькую Косулю и сжимал ее в объятиях до тех пор, пока та не испускала дух.

Но Лев в отличие от Медведя слушал Обезьянку с любопытством.

– Ну и что же? К чему ты клонишь, плутишка?

– К чему? Мне кажется, что если не просто управиться с одной головой, то, возможно, тому, кто имеет три, еще труднее! – лукаво улыбнулась Обезьянка.

Медведь задумчиво кивнул. Что ж, это ему было понятно. Но Лев зловеще замахал хвостом, и Обезьянка на всякий случай в несколько прыжков снова вскарабкалась на дерево.

– И если у кого-то три головы, это вовсе не значит, что он в три раза умнее, – прошептала она из ветвей. – Может, наоборот: втрое глупее.

Непривычные это были речи, но прошло совсем немного времени, и уже весь лес повторял их, а ветер разнес по широким равнинам и нашептывал на ухо Антилопам, Оленям и Зебрам, когда на красной заре неслись они стрелой, насмерть перепуганные, в вечном ожидании беды. И оттого что чудище свирепствовало как никогда, звери все чаще задумывались: как с ним бороться?

– Если бы напасть с разных сторон, – предлагали некоторые, – трем головам пришлось бы крутиться во все стороны сразу. И Зверь перестал бы соображать и стал бы спотыкаться о собственные лапы.

– А если б еще все восемь лап разбежались в разные стороны! – мечтали другие.

Тут с вершины дерева раздался предупреждающий хохот Пересмешника. Послышался свист, и все во весь дух бросились кто куда. Вскоре лес наполнили вопли тех, кто оказался недостаточно прытким. Оставшиеся в живых были вне себя от гнева. Они уже больше не дрожали.

V

Наступление началось на седьмой день после совета. Это было на рассвете. Шел мелкий дождик, в лесу было совсем тихо. По равнинам стлался густой туман и прикрывал наступавших зверей. Собрались все лесные обитатели: сильные и слабые, четвероногие и пернатые. Воздух наполнился странным гулом. Зверь поглядел в трех направлениях и спросил, что происходит.

– Ничего, – отвечали змеи, которые так разжирели, что не могли ползать. Сытыми и гладкими они сделались с тех пор, как стали друзьями Лиса.

– Что это там, Лис? – спросил Зверь, втягивая воздух и принюхиваясь. Он чуял тревогу, пронизавшую землю и небо.

– Ничего достойного внимания Вашего Высочества, – отозвался Лис и облизнулся, проглотив последний лакомый кусочек. Зверь разинул самые маленькие свои зубы-ножницы и перекусил Лиса пополам; золотой бант вместе с пушистым хвостом остался лежать по одну сторону, другую половину Зверь выплюнул, ведь лисье мясо горькое на вкус. Он обернулся к Шакалу, чтобы задать свой вопрос и ему. Но того уж и след простыл: он побежал искать Льва, чтобы дать тому хороший совет.

Внезапно небо потемнело от тысяч машущих крыльев, и с громким гоготом птицы кинулись на Зверя, стараясь выклевать ему глаза. Зверь разинул три свои пасти и поднялся во весь рост, чтобы одним махом захватить побольше. Но казалось, сам туман порождает все новых и новых птиц. Дождем стрел падали они отовсюду, громко крича. И тут с холма послышался шум. Лев, Рысь и Леопард бросились на Зверя с одной стороны. А лесной Кот и мелкие звери с другой стороны вгрызались между шипами на панцире. Даже комары тучей двинулись на чудище, впрыскивая жгучий яд в тонкую кожу вокруг ноздрей и заставляя Зверя чихать.

И наконец, тяжело переваливаясь, подошел Медведь. Мощным рывком прижал он Зверя к земле и взгромоздился на него. Напрасно чудище било хвостом, пытаясь сбросить с себя Медведя, тот все крепче стискивал Зверя в своих железных объятиях.

Зверь не мог сообразить, что ему делать, потому что все три головы его думали разом, причем одна решала одно, другая – другое. И получилось, что восемь лап одновременно двинулись в противоположных направлениях. И так велика была их сила, что исполин сам себя раздирал на части. Этого Зверь не предвидел. Он полагал, что и головы, и лапы, и огромная его сила, державшая в страхе весь лес, послушны ему, но оказалось, что сила эта слишком велика для одного, и он уже не мог своим разумом собрать и подчинить ее себе.

Это был страшный миг. Земля содрогнулась, остановилось течение реки. В воздухе мелькали изуродованные тела животных, летели перья и клочья шерсти; от криков, стонов, воя, наполнявших воздух, дрожали деревья. Зверь боролся с утроенной, с удесятеренной яростью, и временами казалось, что своею страшной мощью он сокрушит все. Все живое в округе было растоптано, все было мертво.

Но новая, молодая жизнь заняла место старой. А Зверю все трудней и трудней приходилось справляться с тремя головами. Он уже не мог думать и в дикой жажде уничтожения бессмысленно крутился на одном месте. Земля дрожала от рева, огненное дыхание Зверя превращало воду в пар. С крутого склона сыпались камни и с грохотом падали в бездну. Деревья ломались как щепки.

Наконец последняя судорога прошла по телу Зверя, и он испустил дух. Растерзанная беспорядочная груда мертвечины – вот и все, что осталось от могучего, внушающего ужас Зверя. Тяжело дыша после боя, лесные звери спрашивали друг друга: "Что теперь с этим делать?"

Успокоившись, они задумались: "Как нам самим быть дальше?" Один бросил хищный взгляд на другого, словно спрашивая: "Мы ведь с тобой друзья?" Другой ответил тем же вопрошающим взглядом: "Да, мы друзья?"

Обезьяна быстро вскарабкалась на верхушку самого высокого дерева и закричала:

– Это я вас научила, как справиться с чудищем! Это я все придумала! Отныне никто в лесу не должен есть мяса!

Звери стояли и в полной растерянности глядели друг на друга.