Текст книги "Принцип револьвера. Часть 3 (СИ) "

Автор книги: Йока Тигемюлла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– Так что в твоем рыжем уродце есть такого, чего нет во мне? – вопрос следует неожиданно, и я отвечаю прежде, чем осознаю ответ:

– Я ему доверяю!

– А мне нет? – Арт берет себя в руки, даже кривоватую улыбку изобразил.

– А тебе можно доверять? – мне очень захотелось услышать утвердительный ответ, рассказать все, разделить свой страх.

Оказывается, почти отвыкла быть одна, неужели настолько привыкла к тому, что рядом Мика, которому можно рассказывать все. Вот бы уговорить Арта помочь нам.

– Доверие штука обоюдная... Я тебе доверял. А ты что натворила? И, главное, зачем? – печально повторяет вопрос Артур и смотрит на меня.

Презрительно смотрит, грустно, но...

– Какое к черту доверие? – мне обидно, не должен он на меня так смотреть, не знаю почему, но не должен.

– Ты меня сдал каким-то бандитам, как шлюху! Если бы не Мика... – выпаливаю я.

– Издеваешься? – прерывает меня Артур, – А ладно, – его рука делает пренебрежительный жест, – но ты мне хотя бы объясни, зачем картину было копией менять?! Ну, еще понимаю уголовник твой, но ты-то искусствовед... Знала же, что эффект ЛеМюлье уникален!

– Копией?! – стремительно соображаю, что-то здесь не так – действительно, "поменять картину на копию" разумно для любой другой картины, но копировать ЛеМюлье – явная глупость.

Может, Каролина из этого мира ничего не соображала в искусстве? Или был какой-то резон? Ничего не понимаю! А тут еще Арт продолжает спрашивать:

– А чем вы камеры заэкранировали? Эксперты не могут разобраться! Так здорово все проделали... Чего было вообще камеры не выключить? Ничего не понимаю...

Если бы я сама что-то понимала.

– Камеры? – выдыхаю я.

– Ну да. Смотри!

Артур и пробегает пальцами по клавишам ноута, после чего разворачивает чемоданчик экраном ко мне.

В темной глубине монитора идут две фигурки. Идут спокойно, не таясь... Впервые вижу "другую себя". Камеры слежения не отличаются качеством изображения, но заметно, что "я" тщательно накрашена, а вот одежда не в моем стиле – не люблю балахоны... А Мика? Перевожу взгляд на другую фигуру – джинсовый костюм (мой Мика ненавидит джинсы), длинные волосы собраны в хвост (совсем не идет), глаза скрыты за зеркальными стеклами солнцезащитных очков (в музее смотрится нелепо)... И вообще, не похож. Даже не пойму чем... Походка эта дерганная, что ли?

Изображение меняется – другой ракурс, наверное, другая камера снимала. На стене темное пятно – будто мазок тьмы. Это мне знакомо. Загадка ЛеМюлье – "слепой кадр"... Пытаюсь определить, что это за музей и не могу. Фигурки подходят к картине, моя дубль достает что-то из кармана... Изображение пропадает, идет рябью, лишь в верхнем углу монитора бегут секунды, показывая, что камера работает. Так же неожиданно как исчезло, изображение возвращается. Все та же стена, только вместо темного пятна "печати ЛеМюлье", на стене висит картина в тяжелой раме – море, лодка, девушка в подвернутой, чтобы не замочить в море, юбке. Финита. Плохая копия знаменитой "Рыбчаке". Жемчужина личной коллекции адмирала Хатлинга. Комната в мониторе, наполняется людьми в незнакомой мне форме с лампасами. Молча гляжу на мельтешение перед копией, пока Арт не отключает запись, и не интересуется:

– Почему вы просто не отрубили камеры? Зачем копия эта дурацкая? На что вы надеялись?

Знать бы на что они надеялись, почему не сломали камеры? Как вынесли картину...

"Стоп!" – вдруг соображаю я, – "Они же ее не выносили! Они перешли вместе с картиной!"

"А откуда копия?" – приходит вопрос.

"А, может, копия это дубль картины из другого мира? Как и мы с Микой?" – звучит вполне логично.

Но Арту этого не объяснить, поэтому озвучиваю первую же более-менее логичную версию из теснящихся в голове:

– Потому что, как только мы отрубили бы камеры – примчалась бы охрана... смотреть что случилось, – чуть запнувшись, объясняю я.

– Они и так помчались. Правда, не сразу поняли, что тебе нужно там... – грустно говорит Артур.

– "Артур, если бы ты сделал мне допуск, я была бы так благодарна! Я сделаю такую передачу о ЛеМюлье!" – он явно передразнивает кого-то.

"Да не "кого-то", а меня!" – понимаю я.

– А я, дурак, поверил тебе.

– Я не предавала тебя Арт! – злюсь я, – Это ты, когда эти мудаки собрались меня трахать всей компанией ни слова ни сказал! Так кто из нас кого предал?!

– Идиотка! – устало выдыхает Артур, – Ты хоть соображаешь, во что влезла?! Да вас просто пристрелить должны были, понимаешь?

Все я понимаю, только сказать не знаю как, а потому вновь мычу, какой-то бред:

– И тебя тоже? – сама понимаю всю глупость этого вопроса, ведь убивать их пришли на моих глазах.

"А почему же не убили?" – стучится вопрос, конечно, Мика их отвлек, но не до такой же степени.

– Не равняй, Каролина, я своих не предавал! – в голосе Артура презрительная горечь.

Ну почему меня обижают его слова? Я же знаю, что это не я подменяла картину, не я его подставляла, но все равно – обидно и больно.

– Арт, а ты можешь допустить ситуацию, что у меня не было другого выхода? – бросаю вопрос в спину и вижу как напрягаются мускулы.

Да, наверное, я, играя, хочу оправдаться. За то, чего не совершала. Ищу выгодные для себя объяснения. Да это ложь. Но вот слезы у меня настоящие.

– У тебя был выход – придти и все рассказать мне или отцу! – не оборачиваясь, бросает мне Артур.

По коже несет холодком. Какому отцу? Вспыхивает нелепая надежда и тут же рассыпается. Конечно, Арт имел ввиду собственного, отца. Но эта глупая вспышка, что-то ломает во мне окончательно.

– Я пыталась тебя спасти! Сам ты дурак! – кричу сама не зная зачем, наверное, просто чтобы заставить прекратиться этот поток презрения.

Я оказалась не готова ощутить себя дрянью, предательницей... Я этого не заслужила!

Арт поворачивается ко мне.

– Меня? – Арт мгновение удивленно глядит на меня, но потом холодный блеск возвращается во взгляд, – Не спросив меня, спасала?

– Конечно! Сунься я к тебе, нас прибили бы в тот же день... – интересно из меня бы вышла актриса, может быть и да, я сейчас сама верю себе.

Почти верю. И очень хочу, чтобы мне поверил этот парень. Не знаю зачем, но мне это очень нужно.

– Тебе это твой... Мика сказал? – подозрительно спрашивает Артур, мне что-то очень не нравится в его голосе.

– Нет... Тот... другой! – поспешно объясняю я.

Не хватало, чтобы все повесили на Мику, – Артур его и так ненавидит.

– Кто... другой?!! – он снова злится, а я отвечаю тихонько:

– Я не знаю, я его не видела, только говорила по телефону! Мы должны были передать картину Юргену, посреднику... А иначе...

– Так этот Юрген существует? – Артур глядит мне прямо в глаза.

– Конечно! Я не лгала тебе! – выдерживая взгляд, отвечаю я.

"Конечно не лгала, Юрген действительно существует. Где-то..." – успокаиваю собственную совесть.

В это время мелодично звонит телефон на столе. Арт берет трубку и долго слушает... Потом злобно матерится и рычит в трубку:

– Какого хрена вы его не заперли?! Свой?!!! Ладно. Все. Понял. Хорошо что позвонил. Пока, – Арт захлопывает телефон и досадливо бросает сквозь зубы в ответ на мой вопросительный взгляд:

– Твой псих только что сбежал из Приюта!

"Оппаньки..." – единственное, что приходит в голову.

***

Соергартен встречает меня привычной дневной тишиной. Вчера мы добрались сюда поздно вечером, когда утренняя смена уже вернулась домой и открылись кабачки и лавки. Сейчас же, немного за полдень, квартал еще спал. Отсыпались в хмурой тесноте кирпичных многоэтажек ребята из ночной смены химзавода Фроста. Немногочисленные лавчонки тоже дремали за закрытыми металлическими ставнями. Жизнь вернется сюда ближе к сумеркам. А пока над растрескавшимся асфальтом плывет марево – день обещает быть жарким.

Пустой трамвай, довезший меня, прозвенев что-то грустное, скрывается в узкой расщелине улицы.

Ну что? Я вернулся на Соергартен, и что дальше? Я не спеша иду по улочкам знакомым с детства. Какое грустное ощущение – полная иллюзия того, что я дома, но внутри печальное знание – это не так. Раздвоенность. Странно... Мне надо спешить, действовать, а не выходит. Только что я мчался по центру, возле которого меня оставила Ли. Зайцем ехал на трамвае, прикидывая, что буду делать, если меня засечет кондуктор и вот... Приехал домой и не знаю, что делать. Возвращаться домой глупо – наверняка, меня там ждут. Если и не ждут, то приедут, как только заметят мое отсутствие – туда без разведки не сунешься. Искать своих знакомых? Тоже глупо, это не мой мир, здесь даже друзья детства могут быть иными.

Тупо бреду стараясь держаться в тени замызганных кирпичных домов. Ну вот сбежал и что? Уже хочется есть, но это может подождать... Вода? Глаза тут же находят пожарный гидрант, из которого течет тонкая струйка, образуя немаленькую лужу... И так нужно решить всего один вопрос – что делать! А дальше...

"Нужно уметь ждать!" – подсказывает мне голосом Пита что-то.

Наверное, разум очнулся. Хотя для начала... Для начала я все же рискну. Несколько секунд стою, глядя на с детства знакомую вывеску: похожее на розовую вершину горы Далай-Петри мороженное в блестящей вазочке. Выцветшая, грязная вывеска. Она ничем не отличалась от вывески из моего детства. Так почему нет?

Решительно шагаю к двери, – некогда прозрачная, сейчас она кажется матовой – слишком давно ее не мыли.

"Вернее сказать – никогда!" – и все же мне хочется улыбнуться, ощущение того, что я дома, не желает растворяться, покидать меня.

Распахиваю дверь, колокольчик звенит тревожно и знакомо. А я замираю, ожидая пока глаза привыкнут к сумраку.

А кафешка тетушки Матильды все та же. И сама она не изменилась – внушительная фигура с копной седых волос и неизменной кружевной наколкой. Прислушиваюсь к привычным звукам – ложечки стучат по хромированной стали вазочек, хихикают несколько мальков за столиками... Время здесь стоит. И похоже, что этот маленький зальчик так и остался единственным местом в квартале, где торгуют настоящим мороженным, а не теми безвкусными брикетами, замороженными до консистенции силикатного кирпича, что продают в супермаркетах.

– Доброго дня, тетя Мод! – прогнав не прошеный комок из горла, здороваюсь я.

Величественное, похожее на лик Луны лицо, поворачивается ко мне, поразительно яркие, фиалковые, глаза пожилой женщины, словно ищут что-то за моим плечом...

– Здравствуй, мальчик, – улыбаясь ярко накрашенным ртом, басит она, – бери мороженное, плати и присаживайся.

Знакомый приглашающий жест. Перед ней прилавок-холодильник, где расставлены в причудливом беспорядке вазочки с мороженым, кажется, что двух одинаковых нет. А ведь это еще одна неразгаданная тайна квартала. Никто так и не знает, как полностью слепой тетушке Матильде удается готовить свое мороженное, как она сводит концы с концами, продавая его почти за бесценок... Нахожу взглядом табличку с ценой: "сто тридцать крон – одна порция". Я еще толком не разобрался с новыми деньгами, но думается, это все те же гроши, что и в моем детстве. Тетушка Матильда вряд ли изменит себе. И плохо будет тому, кто попытается ее обидеть – весь Соергартен вырос на ее мороженом. Я точно знал, ни один мальчишка не посмел бы обмануть эту женщину, взять две вазочки, заплатив за одну или еще что-то подобное... Мы любили свою тетю Мод... Мы, дети самого опасного и грязного квартала, в который не рисковали заезжать даже дурацкие поющие грузовички, разрисованные глумливыми харями сытых клоунов. А дети вырастают...

Там, в моем мире, тетя Матильда погибла одной из первых. Водитель БТРа не успел, а может не захотел затормозить перед крупной женщиной, что постукивая белой тростью величественно переходила улицу, как обычно направляясь сюда, в свой мирок...

– Что-то случилось? – встревоженный басок тети Мод, прерывает поток воспоминаний.

"Случилось, я вернулся домой!" – мне хочется ляпнуть что-то такое, приторно-слюнявое, но нужное...

Однако, я спокойно говорю:

– Нет. Просто мне позвонить нужно. Можно, тетушка Матильда?

Пухлая рука извлекает откуда-то из недр прилавка телефон. Огромный старый аппарат. "Вертушка", как еще называют ее за диск набора.

– А справочник есть? – уточняю я.

– Куда он денется... – растрепанная тушка телефонной книжки скользит ко мне по прилавку.

– Спасибо! – благодарю я, и торопливо листаю справочник, разыскивая букву "Л" – "Ланге".

– На здоровье, – откликается тетушка Мод, то ли мне, то ли очередной стайке хихикающих девчонок, которые выбирают себе мороженое, с любопытством косясь на меня.

То, что идея, посетившая меня, была глупой, понимаю почти сразу – три страницы заполнены фамилией Ланге. Хотя... Может я помню ее адрес? Не так давно это было... Но... Нет. Не помню. Остров. Наверное, смогу найти нужный дом, но адрес...

"Идиот!" – хочется стукнуть себя по лбу, – "Кто поместит номер дочери премьера в справочник?!"

Ну что ж, как говаривал Кэп: "Тормоз – тоже механизм!"

– Спасибо, – еще раз благодарю я и направляюсь к выходу.

– Пожалуйста, Мика, – басок тетушки Мод заставляет меня вздрогнуть, а она так же спокойно договаривает, – будь осторожен, мальчик, о тебе недавно спрашивали... Не наши... Эти... Из новых.

– Спасибо, – очередной раз откликаюсь я и добавляю, – я знаю, все будет хорошо.

Как оно будет я, конечно же, не знаю, но мне становится легче. Не знаю отчего. Может быть, просто впервые переход хоть что-то вернул мне... Пускай осколок воспоминаний о детстве, но... А может просто уже нет сил хандрить? Наверное и это тоже.

Я посторонился, когда в кафе влетели четыре пацана, обычные мальчишки Соергартена – шумные, лохматые, лопоухие. В угол летят разноцветные потрепанные рюкзачки. Сколько же сейчас времени? По идее, около двух как раз заканчиваются занятия в школе.

Пара шагов и я вновь на улице. Первая линия квартала Соергартен. А в голове пульсирует новая идея. Не менее дурацкая, чем мысль позвонить, но... Почему бы не проверить? Ведь если на месте кафе тети Мод, если она все еще помнит меня, а мальчишки забегают за мороженым после уроков, то... Ускоряю шаг и почти бегу по знакомым улочкам. Вторая линия, поворотный круг трамвая, старинный – сколько мальчишеских примет с ним связанно... Шпиль старой кирхи по-прежнему ковыряет небо своим ссохшимся пальцем... Оп-па! А забор другой. Вместо знакомого деревянного забора исписанного поколениями матершинников, любителей граффити, передо мной современный забор из сетки. Но за забором, как и полагается все та же бетонная площадка для стритбола, стучат мячами подростки, не обращая на меня никакого внимания.

Когда перелезаю через забор, снова тянет спину, но терпимо. Однако все равно щажу организм, не спрыгиваю с забора, а плавно опускаюсь на руках... И едва не роняю штаны при этом. Вот была бы потеха для мальчишек! Все тем же быстрым шагом пересекаю площадку, выхожу к старым путям... Громада заброшенного кинотеатра на своем месте... И кто знает, а вдруг мое убежище, мой штаб, все еще там, в старой будке киномеханика? Сколько раз я лазил туда по ржавой пожарной лестнице, почти скрытой от взглядов в листве разросшихся тополей... А ключ? Вдруг все еще на своем месте в дупле? Было бы смешно... Впрочем, как бы то ни было – неплохое укрытие, да и входа два. "Парадный" – по лестнице, и скрытый – через пролом в стене, а потом через загаженный зрительный зал, по узкому темному коридору. Им-то я и иду и тут же натыкаюсь на следы человеческого присутствия. Интересно, гадить везде, где только можно – это в человеческой природе?

Огромный зрительный зал, скупо освещаемый сквозь дыры в кровле, я пересекаю пригнувшись и бегом. Только оказавшись в том самом коридорчике спохватываюсь, стараясь немного расслабиться... Что это со мной? Дает о себе знать напряжение этих дней? Возвращаются подзабытые рефлексы? А может это и к лучшему!

"Ты снова ввязался в войну парень!" – ободряю себя и подпрыгиваю вверх.

Балка на которую подтягиваюсь все так же крепка и надежна, годы дождей даже не расшатали ее. Бок снова тянет болью, но я уже подтянулся и сквозь очередную дыру в кровле вылезаю на крышу. Сколько раз я лазил этим путем? Еще мальчишкой, когда чтобы долезть до импровизированного турника приходилось городить целые сооружения из обломков. Собственно, крыша и была первоначальной целью вредного и одинокого мальчишки. Лаз в будку киномеханика я нашел позже. А потом и ключ подобрал, но... Мне просто не верится, что ключ может лежать себе в дупле все эти годы... А с другой стороны, слишком все похоже тут, даже дыра в кровле все той же правильной овальной формы... И крыша такая же, грязная, вся в следах жизнедеятельности голубей, да и вид с нее... Нет! А вот вид изменился. Не было раньше этих грозных силуэтов на горизонте... Похожие на острые клыки стоят недостроенные небоскребы... Значит, больше нет Закона, запрещающего строить здания превышающие высотой шпиль герцогского дворца. Хотя снова торможу... Я ж уже видел этих чудищ, там в центре, когда прощался с Ли, но не предал значения. С крыши же все кажется более неприглядным, будто город впивается острыми зубами в яркое весеннее небо.

"Некогда рассиживаться, вперед!" – что-то слишком часто приходится себя подгонять.

Наверное, за месяцы жизни в Венниски отвык от такого мира, зыбкого, абсурдного, опасного.

Так теперь нужно найти нужный провал в крыше, а еще доползти до него... Аккуратно пробуя крышу перед собой ногой, иду к нужной дыре. Будто по болоту, крыша ветхая, если провалится подо мной – мало не будет. А все же дурак я, тоже нашел себе место для убежища... Ночью сюда не сунешься, хотя если взломать дверь будки изнутри, тогда...

"Сначала найди нужный лаз, о "потом" будешь думать после", – рекомендация не лишняя, особо, если не забывать, что в этом мире все может быть иначе.

Так... Я называл его "конский лаз" – повернуться лицом на старую кирху отсчитать три пролома от угла и один вглубь. Все верно, тут и должен быть вход в мою детскую ухоронку.

"А вот сейчас спешить не стоит", – плюнув на джинсовую куртку, к лазу подползаю по-пластунски, потом долго пробую края, держат...

"Разведчик, млин!" – спрыгиваю в лаз.

Грохочет что-то железное, с трудом удерживаю равновесие, ногам мокро, а из темноты на меня глядят чьи-то глаза!

А все-таки я трус! Сердце возвращается из пяток неохотно... Этого плаката на стену я не вешал. И цинковое корыто для сбора воды тоже... Ноги промокли, но зато кроссовки отмоются. Что за бред лезет в голову? А если откинуть бред, то вывод один – здесь бывают, вернее, были и не так давно...

"Конечно, не так давно, это ты не был со времен выпускного класса гимназии, а тут..." – взбодрить себя не вышло, по мере того, как глаза привыкли к сумраку, становилось понятно, что здесь бывают.

Самодельный топчан, гораздо более широкий, чем тот который я делал когда-то, застелен шерстяным армейским одеялом. Щупаю ткань – сыровата, но... На самодельном столике стоит лампа "Летучая мышь". Даже мусорное ведро в углу наблюдается.

"Наверное, какие-нибудь мальчишки тут устроили штаб", – пытаюсь успокоить себя, заглядываю в ведро...

"Кхм... Ну не ребята, а любовная парочка..." – хотя, какая разница, убежище ненадежно, а значит отсюда нужно сваливать.

На прощание еще раз оглядываю каморку, взгляд задерживается на плакатике: рыжеволосая девчонка в зеленой шляпке и перчатках-портсигарах призывно глядит на меня, будто приглашая дать ей прикурить. А плакат-то мне знаком, кстати. Старинная реклама сигарет. И аксессуар для элегантных дам. Кто-то мне показывал такой, давно... в детстве. Но это не важно.

Пора уходить. Переворачиваю корыто, с его дна будет удобнее вылезать обратно на крышу.

"Третья половица справа от входа!" – а ведь точно.

Мой мальчишеский тайник. Что же я хранил там? Ах да... Жестяную банку от чая, а в ней... Записную книжку с глупыми стихами... И фотку мамы! Точно! Ту самую, где она молодая и смеющаяся сидит на газончике в Лянси-парке... Красное платье помню, а лицо нет...

Решительно направляюсь к заветной половице. Удар по краю – паркетина выскакивает со знакомым щелчком. Совсем не удивляюсь, кажется, скоро меня будет удивлять отличие в мирах, а не похожесть... Сую руку и в этот раз удивляюсь. Извлеченный предмет ничем не напоминает ожидаемую коробку из-под чая.

"Не тупи, Мика!" – я потрясенно разглядываю тяжелый "Доберман".

Тот самый? Или просто такой же? Странно все это. Странно и страшно. Хотя... чего уж бояться-то? "Вспышка и они исчезли" – ага... того самого. А может все это не зря? Не просто так? Может кто-то хочет что-то сказать, постоянно подкидывая нам эти таинственные символы? Бред! Дедушка Бог решил поиграться с Микой Мельниковым в загадки... Чушь! Или? Доберман, змейка, картины ЛеМюлье... Должно же быть между ними что-то общее? И что такое нужно сделать, чтобы остановить эту безумную карусель? Карусель?! А почему карусель? Скорее поток несущий нас по мирам... Нас... Меня и Каролину... А почему именно нас? Или может, есть еще кто-то? Или действительно есть такая мистическая штука как предназначение? Меня пробирает нервный смешок. Мессия из меня что надо – перепуганный мессия с чужим оружием в руках.

Я замечаю, что машинально все кручу и кручу барабан несчастного револьвера. Странная фраза. Может ли револьвер быть несчастным? Или счастливым?

"Нда, Мика... Неплохо тебе все же по голове настучали, судя по мыслям..." – а может и мысли эти дурацкие только от того, что я не знаю как быть дальше.

О чем там говорил Пол? "Вспышка и они исчезли". "Они" исчезли, а вопросы остались. И я наконец-то формулирую главный вопрос: а знали ли наши двойники, что они запускают переход? Что это было? Побег? Или они просто пришли в музей красть картину? А почему красть? Может, они посмотреть ее решили, а потом, бенц и...

"Как же случайно пришли, случайно подошли к картине... Не, таких совпадений не бывает!" – угу, не бывает, я гляжу на револьвер в руке.

Третий "Доберман"... Или один и тот же? Ну почему мне не приходило в голову запомнить номер оружия?

"Потому и не приходило, что два раза это совпадение, а вот три!" – три, это моя новая жизнь...

Жизнь в бреду! Вот только бредить мне сейчас некогда! Так или иначе, а ответы надо искать в прошлом – то есть выяснять, чем я тут занимался все это время... Другой я.

"Но это терпит. Это потом..." – сначала Каролина.

Куда мог увезти ее Артур? Домой? Это вряд ли. Не для того нас, то есть их искали, чтобы просто отпустить по домам... К себе домой? Или то, что начиналось в бане, сейчас продолжают где-то в другом месте? Захотелось зарычать от бессилия.

"Не сходи с ума!" – пытаюсь образумить себя.

А перед глазами уже застывает картинка: рыжая девчонка привязана к стулу, руки стянуты за спиной, ноги бесстыдно раздвинуты, мужик в черной маске деловито затягивает косынку-кляп...

"Каролинка перекрасилась!" – усилием воли выдираюсь из плена больной фантазии.

Но боль не проходит... Со злобой отщелкиваю барабан револьвера. А из "Добермана" стреляли... В двух гнездах пустые гильзы. Шарю рукой по тайнику в надежде найти коробку с патронами... Пусто! Жаль. Хотя... Если учитывать, что пять минут назад я был полностью безоружен, то три патрона – это целое богатство...

"Например, можно ограбить пирожковую!" – живот откликается на эту мысль голодным урчанием.

Стоп! А это, что за звук? Едва слышный звон металлических ступенек. Кто-то поднимается по ржавой лестнице в мое убежище.

"С парадного лезут!" – я защелкиваю барабан.

Моя находка, похоже, пригодилась раньше, чем мне это виделось. Удирать через крышу? Не успею. А значит мой козырь внезапность и... "Доберман".

"А, может, они и не сюда идут?" – задаю себе вопрос.

Ну да, – так просто по лестнице гуляют.

Точно помню, что дверь открывается наружу. А значит... Прячусь за косяк двери, прижимаясь боком к стене, и крепко сжимаю руками револьвер. Жаль патронов к нему мало...

Шаги легкие, совсем неслышные. Кто это может быть? Какой-нибудь мальчишка?

"А может девушка?" – вспоминаю содержимое ведра.

"Или человек со специальной подготовкой", – равнодушно напоминает память.

А значит... Дверь открывается с неприятным скрипом. Адреналин бьет в голову. Темная фигурка шагает в комнату. Не медлить! Успеваю отметить, что в руках у гостя ничего нет, а нога уже ставит подножку... Сопровождаю это ударом револьвером в плечо. Хорошо – гость летит кубарем в глубь каморки. Шаг в сторону – вскидываю револьвер, если кто-то есть за дверью – он умрет, ведь меня ослепит и придется палить в силуэт... Но за дверью только яркий день и никого. Шаг назад – убраться из проема на его фоне я отличная цель. Револьвер на того, кто валяется на полу!

"На ту", – спокойно поправляю себя.

Перед глазами все еще темновато, но в световой дорожке падающей из раскрытой двери, белизной пылает женская босоножка. Гостья все еще не пришла в себя после удара. Так и лежит, уткнув светловолосую голову в ножку топчана. Интересно, я ей ничего не сломал? Глаза привыкают к свету и я вижу худые бледные ноги – зеленая юбка-распашка задралась на спину, открывая белые трусики. Ярко-желтая маечка слепит кислотностью цвета... Девка выглядит совсем крохой, щупленькая худышка. И я ее, кажется, здорово приложил...

"Не расслабляться, дурак, пропадешь!" – действовать!

Замечаю ключ от двери рядом с босоножкой – это после! Сначала сама дверь – стараясь не высовываться сильно, захлопываю ржавую створку.

Девчонка уже шевелится, что-то тихонько скуля. Сколько секунд прошло с того момента, как я ее ударил? Не знаю... Адреналин стирает восприятие времени. Что делать дальше? Не дать ей обернуться, увидеть мое лицо...

Бросаюсь к девчонке. Как там Пит говорил: "Баба на животе совсем беспомощная"? Нельзя дать ей повернуться! Грубо хватаю за плечи, одновременно рыча:

– Лежать, шлюха! Будешь слушаться, ничего тебе не будет! – она что-то визжит, пытаясь сопротивляться, но грохот пульса в ушах не дает мне ее понять...

Рука попадает во что-то мокрое. Неужели кровь?! В растерянности гляжу на ладонь... Дурак, забыл, что пролил воду! А девка воспользовавшись, тем, что я ее отпустил на миг, изворачивается... На меня глядят "енотовые глаза" – тушь поплыла.

– Мать твою в зад! – ору я, наваливаясь на нее.

Почему-то она больше не сопротивляется, позволяя повернуть себя лицом вниз.

– ...что, Мика?! – доносится до меня.

Узнала? Только этого не хватало! Снова совпадение? Очередная, Лори? Что же делать?

"Запереть ее тут, а потом занести ключ тетушке Матильде, мальчишки отопрут", – тут же приходит идейка.

Только вот вдруг я ее травмировал? Действительно, за что?!

– Ты как? Я тебе ничего не сломал? – я аккуратно помогаю ей сесть.

Потом вижу, что револьвер все еще в руке и убираю его в карман.

– За что, Мика? – большие голубые глаза глядят с худенького личика встревожено и с какой-то надеждой.

Намокшие прядки светлых волос кажутся темными. Или все же кровь?

– Прости, обознался, – отвечаю первое, что приходит в голову и отвожу взгляд.

Как назло он задерживается на трусиках, юбчонка-то по-прежнему распахнута... Худые стройные бедра и эти трусики... Что-то бухает в груди я вновь гляжу в ее лицо, на этот раз уже узнавая и его... Ошеломленно выдыхаю, воздуха в груди не хватает:

– Санни?!

– Мика! – встревожено шепчет девушка из моего прошлого.

Лицо мокрое от слез, как тогда, в далеком детстве... Конечно это не совсем она. Верее даже совсем не она. Повзрослевшая, другая, но теперь я вижу, что это... Санни.

– Это ты Мика? – шепчет она.

– Я... – отвечаю машинально, так и не осознав суть вопроса.

– Дай руку! – просит Санни.

Не дождавшись моего ответа, осторожно берет меня за руку, задирает рукав джинсовки, и долго рассматривает мое запястье.

– Что? – растерянно спрашиваю ее.

– Нет, это не ты... – качает головой Санни, – но это все равно, наверное... – всхлипнув, утыкается лицом мне в руку.

Я чувствую себя идиотом, картинка что надо – сидят двое в луже, девчонка ревет, а парень таращится на нее не зная, что соврать.

Встаю первый, бормоча что-то вроде:

– ...давай... не стоит тут в мокром сидеть... рука как?

Подхватываю ее (веса как в пушинке), осторожно сажаю на топчан и прикасаюсь к плечу. Осторожно... Бил-то я сильно.

– Ой, – Санни чуть охает и улыбается сквозь слезы, – ничего... Я больше испугалась...

– Ой, – снова ойкает она, – Мика, а я думала, что это те, которые тебя взяли... Ой, а ты сбежал? Ты думал, что я это они? А как ты попал сюда?

– Через крышу влез и думал это они... – мне даже врать не приходится.

Вновь предательски урчит живот. Девчонка сразу подхватывается:

– Ты голоден? Я сейчас сбегаю куплю что-нибудь...

Параноик внутри тут же поднимает голову, я твердо говорю:

– Не надо! – и продолжаю неожиданно сам для себя.

– Дождемся сумерек, а потом пойдем... В мою квартиру, ты пойдешь! – приходит решение.

– Мика, но... – она смотрит на меня доверчивыми беличьими глазами.

Почему беличьи? Такой взгляд был у белок в Лянси-парке, которых мы когда-то кормили дешевыми земляными орешками. Они совсем ничего не боялись и сами прыгали на ладони за угощением.

– Санни, а я буду тебя страховать! – я снова говорю правду, – мне нужны мои вещи, обувь – в кроссовках Пола много не набегаешь... А еще мне нужны деньги, но это потом...

– Ты нужна мне, малышка!

"Урод я", – да урод, но Санни для меня ключ ко многим вещам.

– Хорошо, Мика, – прерывает девчонка мои мысли и тянет через голову свою маечку.

Растеряно таращусь на желтенький кружевной лифчик.

***

Арт снова зависает на телефоне, кому-то что-то втолковывает, иногда переходя на шепот. Когда он в очередной раз переходит на тихий рык, отдавая распоряжения, я гордо встаю и удаляюсь. Конечно, мне очень хочется услышать, что он говорит, но... Во-первых, не слышно все равно, а во-вторых, грустно. Я тоскливо разглядываю сквозь громадное панорамное окно ровненько, как на рекламном буклете, подстриженную лужайку. Аккуратную, красивую, но не живую. Все здесь у Арта какое-то рекламно-игрушечное. Декоративное. Странно, почему? А может это шутки моего восприятия?

Игрушечный мир вокруг, игрушечную лужайку поливает игрушечный дождик из поливалок, а игрушечное весеннее небо, дарит игрушечный, но уже по-летнему жаркий день. Что это со мной? Да, пожалуй, лучше думать о глупостях, тогда не так страшно. А ведь Мика сбежал. Куда? И что он будет делать дальше? Что делать мне? Первое, что приходит в голову – Мика знает мой дом на Острове... Только мой ли это дом? Впрочем, какая разница, неплохо было бы покрутиться там поблизости. Но как?!

– Каролина, – Арт, наконец, отрывается от телефона, подходит, становится рядом, – у нас мало времени. Давай попробуем без этих дурацких игр? Просто расскажи-ка мне очень подробно, кто и как на тебя вышел с заказом на картину. Почему именно на тебя и что именно тебе говорил этот, который другой? Тень?