Текст книги "Принцип револьвера. Часть 3 (СИ) "
Автор книги: Йока Тигемюлла
Жанры:
Прочая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
– Я отойду, – добавляю просто, чтобы разбавить тишину.
– Далеко не уходи, – пытается шутить Марк. Бедняга... В темноте не видно, но, похоже, досталось ему изрядно, и каждое движение доставляет боль. Передергиваю плечами, то ли от холода, то ли от недавних воспоминаний. Ругать себя за то, что одела чертову юбку, а не джинсы, как все нормальные люди, уже устала.
Цель маршрута самая банальная – "зов природы" – в дальнем углу слив воняющий канализацией и закрытый металлической решеткой. Первым его опробовал Марк не так давно. Теперь моя очередь. Иду по стеночке, помню, что посреди подвала лужа. Судя по запаху с водой, хотя и тухлой. О луже напоминает мокрая нога – умудрилась наступить, когда летела со ступенек. Целых пять ступенек вверх до железной двери, в которую я сперва злобно колотила ногами, просто так от ярости. Напрасно, конечно. Меня либо не слышали, либо просто игнорировали, стучи хоть до посинения. Впрочем, Марк в тот раз быстро остудил мой пыл.
– А что мы им скажем, если они вернутся? – полушутя, но серьезно.
Вопрос меня отрезвил, а точнее слегка испугал. Возвращения гада в шляпе, я откровенно боялась. Сейчас ,я снова подбираюсь к двери и прислушиваюсь в надежде услышать хоть что-то, но безуспешно. Тишина, как...
"...в склепе", – мысль мне не нравится.
Вернув природе выпитый кофе, на ощупь пробираюсь обратно к Марку. Ночной холод дает о себе знать – у меня начинают стучать зубы. Присаживаюсь на куртку, поправляю свой пиджачок, который иллюзорно защищает от холода стены. А у Марка похоже температура – он кажется горячим или просто я так замерзла.
– Хоть бы матрасик какой бросили или ящик! – очередной раз возмущаюсь действиями наших тюремщиков.
– Если не бросили, и не дали воды, значит мы здесь ненадолго, – делает выводы Марк.
Хотелось бы ему верить, но...
– Как думаешь, где мы? И что с нами сделают? – задаю мучающий меня вопрос.
– Если сразу не убили, то, зачем-то мы им нужны, – "успокаивает" меня Марк, – видимо хотят использовать где-то еще.
– Использовать? – вздыхаю я.
– Арт теперь знает, что нас взяли. Знает, что они в игре. Значит найдет. Он умеет как.
Мне бы его оптимизм! Почему-то мне кажется, что Марк говорит специально, чтобы меня поддержать. А первая мысль, которая приходит в голову – мы всего лишь заложники. И Арту могут предложить в обмен на наши жизни, сделать что-то такое, что... Он не сделает. Это я хорошо понимаю. Как не предал Марк. Вот только... Страшно и не хочется умирать. Осторожно прижимаюсь к Марку, тепло нужно хранить.
Время тянется ни быстро, ни медленно – никак. Темно, тихо пусто. Дышать неприятно, от сырости першит в горле, а еще все время думается, есть ли в этой западне отдушины? Вот только приступа клаустрофобии мне сейчас не хватает для полного счастья.
– Ноги затекли, – бурчит он, с кряхтеньем поворачиваясь, – погоди-ка, давай ляжем, что ли.
Ага, ему можно, все-таки брюки, о прикосновении ледяного пола к ногам думаю с содроганием, драные колготки-паутинки та еще защита.
– Ты ложись, Марк, а я посижу, – говорю.
– Каролин, нам нужно тепло беречь, – сообщает Марк, – давай-ка попробуем.
Устроиться на куртке вдвоем почти не решаемая задача. Несколько минут неуклюжей акробатики, при которой я боюсь сделать больно Марку, а он пытается совсем сползти на пол, уступив мне как можно больше места на куртке, и мы устраиваемся. Свернувшись на боку как две собаки на коврике. Марк обнимает меня, прижимая к себе, я кладу голову ему на плечо, а если учесть, что ноги приходится умостить на бедре Марка, то поза получается самая живописная.
– Теперь мне будет тепло, а тебе мягко – комментирует Марк.
Кажется это фраза из какого-то фильма, только не могу вспомнить откуда.
– Попробуй поспать, – советует он, – силы понадобятся, а делать пока нечего.
Какое-то время честно пытаюсь задремать, выходит не очень, но может Марку удастся. Прислушиваюсь к его дыханию, резкое, неровное, совсем не похожее на дыхание спящего. Кажется, он тоже чувствует, что мне не спиться.
– Не выходит? – задает он риторический вопрос.
– Не получается, ноги мерзнут... А сам как?
– Больно, – признается Марк, – тоже не заснуть.
Молчать совсем не хочется, но говорить особенно не о чем, что можно сказать незнакомому парню, о чем спросить?
– Марк, – неожиданно для самой себя спрашиваю, – У тебя девушка есть?
– Нет... – отвечает он не сразу.
Врет, наверное, или не хочет говорить об этом со мной. Непохоже, чтобы такой парень бегал один, хотя... в этом Нордвиге кто знает?
– Постоянной нету, – уточняет Марк, – А почему ты спрашиваешь?
– Так просто...
В идеале, греться нужно тело к телу, вон от Марка пышет, как от печки, наверное, ему сейчас чертовски холодно. Плотнее натягиваю на нас мой куцый пиджачок, стараясь, накрыть ухо. Откуда-то знаю, что уши в тепле дают иллюзию уюта. Касаюсь руки Марка. Пальцы ледяные, это при его жаре-то, хотя мои не теплее. Расстегиваю пару пуговиц на блузке и протискиваю руку Марка к груди. Тот сначала замирает в растерянности, а потом легонько поглаживает грудь пальцами. Приятно. Тепло.
***
А неплохой бункер ребята построили. Оцениваю толщину железобетонных балок, похоже, тут и от бомбежки можно спастись. Не думаю, что строили специально, скорее всего нашли применение одному из государственных построенных на случай Глобальной войны. Хотя черт его знает, могли и сами отгрохать.
Ноги гудят, находился я сегодня до упора, причем с мешком на голове – эта паранойя меня смешила. Похоже, папаша Артура принял меня за редкого придурка – кажется, я так и проухмылялся всю нашу с ним короткую беседу. Ухмылка – маска сильных людей, Кэп был прав, когда хочется рычать от страха и злости, она помогает держать себя в руках. Как сейчас, например. Папаша Арта сказал: "Жди!" и приходится ждать.
В отличие от пижонистого сынка, он показался мне деловым человеком. А, может, я просто был согласен с его выводом по поводу наших с Артуром действий. "Кретины" – вот так откомментировал, одним словом. В который раз кляну себя, что не остался с Каролиной. Зажигаю очередную сигарету – идет в три затяжки, вкуса уже не ощущаю давно, просто нужно занять руки.
А это уже за мной. Остроносый блондин в дорогих очках, возникает в дверях.
– Пойдемте.
Тушу сигарету в переполненной пепельнице. И поднимаюсь. Иду за блондином, стараясь не думать о Каролинке, а как не думать, если...
– Сюда, – коротко бросает блондин.
А это нам знакомо. Какие-то шкафы, пучки проводов, недопитые чашки кофе на изрядно потрепанных столах, сизый табачный туман... Знакомо, видно, что здесь люди реальным делом занимаются. Резкий контраст со стерильным дизайном офиса для посетителей. Лохматый парень мрачно набирает что-то на компе, а на столе рядом с монитором в позе "Мыслителя" ЛеМюлье сидит еще один, высокий брюнет. И я понимаю, что уже встречал его, мне запомнилось его лицо, еще там, в осажденной ставке Блюма. Вот только этот парень улыбался и шрама, который привлек мое внимание там, тут не наблюдалось. Может я брежу, конечно, ищу мистические связи между людьми во всех реальностях... Хотя, какая сейчас разница?! Сейчас нужно спасать Каролину, а Тигерин сказал, что эти ребята знают свое дело.
– Вот очевидец, – сообщает очкастый.
– А нафига? – мрачно интересуется "мыслитель".
– Шеф велел, – поправив очки, сообщает блондин и с грохотом тащит к столу офисный стул с отломанными колесиками.
– Где вы были? – спрашивает в пространство лохматый.
Не сразу понимаю у кого. Только когда он вопрошающе глядит на меня снизу вверх и четко, будто неразумному дебилу повторяет почти по слогам:
– Куда поехал Марк, какой адрес? – догадываюсь, что это он мне.
– Малая Скотная улица. Адрес не скажу, но дом на месте узнаю. Потом переходом через какие-то подвалы, выход в подъезд, наверное, это уже другой дом.
"Мыслитель" кивает:
– Хорошо, тогда я, кажется, знаю, где это.
– Только, когда я оттуда уходил, никакого Марка там не было. Нам нужно девушку найти.
– Тише! – неожиданно громко орет компьютерщик и на полтона ниже добавляет:
– Голова болит.
Дергает "мыслителя" за брючину и интересуется устало:
– Лек, у нас там камера была, давай посмотрим?
Лек молча кивает, спрыгивает со стола и бредет к соседнему компу. Пока он там щелкает клавиатурой, вспоминаю Арта и нагло усаживаюсь на край стола, на место длинного Лека. Но тут же срываюсь, чтобы быть поближе к монитору, на которую Лек вывел картинку ночной улицы. Камера стережет вход в неброский подъезд. Узнаю дом. Выход.
– Это выход, – говорю, – входили не отсюда.
От меня отмахиваются. Лек проматывает картинку, изредка проносятся стремительные тени, это случайные прохожие, полоски света, промчалось авто... И снова стоп – незнакомый парень в очках торопливо заходит в подъезд.
– Марк, – констатирует блондин.
– Какого черта он мне не сказал? – возмущается Лек.
– Спешил? – мрачно предполагает третий.
– И успел, – хмуро откликается длинноносый.
В кадре появляется микроавтобус из которого высыпаются вооруженные люди в шлемах, один даже тащит что-то похожее на древний рыцарский щит, потом, одни скрываются в подъезде, другие бегут куда-то по улице, выпадая из поля зрения камеры.
– Нда, астронавты, – комментирует картинку Лек, – от меня бы там толку мало было, если только бригаду брали бы, да и то... "Сторожилы", едрит...
До меня не сразу доходит, что старожил произносится от слова сторож. Видимо, так здесь называют Охранку. Смотрим дальше, минибас остается припаркованным на месте – идет время, стараюсь не думать, что может происходить внутри помещения. Пытаюсь, и не могу вспомнить во сколько Марк звонил в Собор. В голове шумно. Долго они там. Наконец, дверь подъезда распахивается и оттуда появляется тип в плаще и шляпе, а за ним тащат двоих с мешками на голове. Женщина в юбке – Каролина?
– Вот они!
– Точно, охранка... – мрачно резюмирует Лек.
Отматывает кадры назад, выхватывает и увеличивает картинку: колдует, ловит изображение типа в шляпе.
– Во, господин, широко известный в узких кругах, – комментирует он.
– Ковбой? – интересуется лохматый.
– Он самый. Абсолютно невменяемый мужик, фанатик.
– Так, а что у нас на него есть? – вопрос звучит риторически.
– Ничего. Общие сведения, – отзывается Лек, – имя фамилия, телефон, домашний адрес.
– Погодите, – перебивает нас блондин, – Адрес?
– Это точно, нужно погодить, – соглашается Лек, порывшись в карманах пиджака, извлекает какую-то карточку и долго набирает что-то на телефоне.
– Теперь тихо, – предупреждает он, переключив звук на громкую связь.
Слушаем длинные гудки, за тем трубку на том конце берут. Сонный женский голос произносит дежурное:
– Алло!
– Простите, это с работы, – говорит Лек деловым тоном, – Алекса можно?
– Но... Алекс еще не вернулся... – кажется, женщина на том конце провода заволновалась:
– А что-то случилось?
– Да нет, не волнуйтесь, я просто должен был передать ему бумаги и хотел не заезжая на Зеленую по дороге закинуть. Ну да ладно, извините.
– А почему вы ему на мобильник не позвонили, – подозрительно спрашивает она.
– Да звонил, не берет он мобильник, но сейчас еще раз попробую, спасибо!
Лек кладет трубку.
– Молодожены, – вздыхает лохматый, сладко потянувшись, – дома, значит, его нет.
– И хрен знает когда появится, – соглашается блондин, – как будем искать?
– Нат, дай мне адрес, – прошу блондина.
– И что ты будешь делать? – удивляется тот.
А действительно, что? Приду и попрошу отпустить, Каролину? Не дожидаясь моего ответа, лохматый снова начитает куда-то названивать. Блондин дружески хлопает меня по плечу:
– Мы сделали все, что можно, сам понимаешь. А этот отморозок из охранки, пока они нам не по зубам.
– Позвонил адвокату, – на Зеленую никого не привозили.
Длинный Лек мрачно резюмирует:
– Может они где-то в отделении, а может...
– Что? – резко спрашиваю я.
И пытаюсь поймать взгляд. Лек прячет глаза. Неужели их могут просто... Охранка, они все же служат закону, а тут... А что тут? Вспоминается мрачная фигура вооруженного монаха. И это не война?
– Адрес дайте, – решение оформляется окончательно, если здесь война, то один из законов войны – "удивить, значит победить" – может сработать.
– Не психуй, – холодно просит Лек, – сидим и ждем, мы больше ничего пока сделать не можем. Сейчас приедет Тигерин, попробуем по визору шуметь.
Блондин, шумно хлебая кофе, мрачно бросает:
– А они скажут, что задержали подозреваемых по поводу кражи из музея. И если что предъявят при попытке...
Он замолкает на полуслове. Все виновато глядят на меня. А потом Лек мягко спрашивает:
– Слушай, зачем вы это сделали?
– Что сделали? – не совсем понимаю вопрос, в голове все еще гулко отдается "при попытке..." и эхом из прошлой жизни "шаг вправо, шаг влево..."
– Зачем на клей пошли? Ну ты ладно, но она... Чем ты ее взял на крюк? – поясняет Лек.
Едва не интересуюсь, что за "клей" такой, но выражение "взять на крюк" знакомо. Отвечаю, вставая:
– Ничем, шантажа не было, да и картину не мы крали, но сейчас это неважно. Дайте адрес этого вашего...
– Ковбоя, – подсказывает лохматый.
– Ковбоя, – киваю я, – выведите меня отсюда...
– Если я гость, – добавляю я.
– Так что ты будешь с адресом делать, – интересуется Лек, – в гости пойдешь?
– Пойду, – спокойно соглашаюсь я.
– И? – иронично интересуется блондин.
– И вежливо попрошу его жену позвонить своему ковбою на мобильник и помочь найти девушку. Звонок с домашнего номера он возьмет.
– Возьмет, а потом возьмет тебя за яйца и, – лохматый жестом показывает, как что-то отрывают и выбрасывают.
– Это охранка, парень, они за своих... – это блондин.
– А мы за своих? – резко спрашиваю я, глядя ему в глаза.
– Он прав, – голос Лека звучит задумчиво.
– В смысле? – лохматый явно удивлен.
– Хм, – хмыкает Лек, а может получиться. Вдвоем поедем, – что-то решает он, – Нат, вы на связи ждете Арта, Рен, распечатай-ка мне парочку картинок с камеры.
– Ты что? – блондинистый Нат, хочет, что-то возразить, но ему мешает лохматый, который начинает колдовать у своих компьютеров.
Лек, тоже больше не обращает на него внимания – он кому-то звонит, что-то требует и кажется даже угрожает.
– Держи, – лохматый сует мне желтый конверт, – ковбой и компания в лучшем виде. Хоть сегодня на обложку "Ежедневной Правды".
Лек, положив трубку, избавляется от наплечной кобуры. Потом машет мне:
– Поехали.
Снова идем куда-то коридорами, правда, сейчас здесь больше народа. Интересно, если ранним утром тут так оживленно, то днем что, они толпятся здесь.
– Минутку, – говорит Лек, открывая дверь в какую-то каморку.
Похоже, здесь было что-то вроде хранилищ для ведер швабр. Лек шебуршит там какими-то коробками. Злобное шипение одной из них меня удивляет.
– Попались, – довольно говорит длинный и вытаскивает из коробки жалобно пищащий пушистый комочек.
Зачем нам коты? Переклинило парня что ли? Талисман? Ритуал какой-то?
– Это зачем? – киваю головой на котенка
– Мика, – интересуется Лек, ты бы открыл дверь незнакомому мужику в пять утра? А пищащему котенку? – продолжает он, оценив видимо тень соображения на моей физиономии. Действительно, о таких вещах я как-то не подумал...
– А просто попросить зайти? – тупо спрашиваю я.
– Я думаю, найти повод для визита не будет лишним! Так что это наш ключ, – поясняет Лек, открывая дверцу такой же "бехи", на которой меня встречал Артур.
Это что, у них фирменные машины, интересно? Плюхнувшись за руль, сует мне кошака и заводит машину. Мелкая полосатая тварюга у которой похоже только-только глаза открылись, пищит демонстрируя острые как иголочки зубки. Нет, не тварюга, все же тварюг – кот. Прячу крикуна под куртку и всматриваюсь в бегущие навстречу огни и серое небо. Скоро рассвет. В зеркале заднего вида огни фар.
– За нами кто-то едет, – предупреждаю Лека, когда после третьего поворота убеждаюсь, что нас преследует такая же бэха.
– Это наши, адвокат и журналюга один, – равнодушно говорит Лек.
– Зачем?
Свернув в очередную подворотню, Лек отвечает:
– Чтобы мы без вести не исчезли.
Ответ исчерпывающий. Выяснять, что помешает нам исчезнуть вчетвером, не решаюсь. Глажу котенка, который начинает тихонько трещать в ладони. Никогда не любил кошек, а вот ведь. Есть в этом малыше, что-то, что заставляет его гладить. Только бы эта жена этого зверюги в шляпе, любила кошек! Эх, ребенка бы достать, но... Это нереально. Жаль.
Ковбой оказывается живет в одном из новых домов на Раттрене. Хорошо, в таких домах соседи могут не знать друг друга годами. Паркуемся.
– Лек, – окликаю я длинного, который копается в салоне, – а тут же тоже могут быть камеры, как у вас там...
– Наверняка есть, – соглашается он, – только нам все равно говорить с этим, так что...
Он протягивает мне здоровые клещи:
– Спрячь под куртку.
Разглядываю внушительный инструмент. Заметив, что он ждет моего вопроса, улыбаюсь:
– Я понял. Ты говоришь, она открывает, ты держишь дверь я кусаю цепочку.
– Угу, – кажется, Лек разочарован моей догадливостью.
Вылезаем из авто и идем к подъезду, дом почти темный, лишь в некоторых окнах горят огни. Рано. Подходим к двери, первое препятствие.
– И? – интересуюсь, показывая на кодовый замок.
Лек молча тычет длинным штырьком механического ключа в прорезь.
– Добро пожаловать, – приглашает он меня.
Чистенький подъезд в бежевых тонах, лампы дневного света холодно освещают ступеньки. Второй этаж, коврик под дверью. Наблюдая, как Лек быстро заклеивает кусочками малярного скотча глазки соседских дверей, опускаю котенка на этот самый коврик. Кошак обиженно пищит, оказавшись на холодной жесткой щетине. Растеряно оглядываясь на меня. В голубых глазенках недоуменное и растерянное выражение, он дрожит. А меня тоже бьет дрожь, когда я достаю клещи и готовлюсь резать цепку. Выждав пару минут, Лек жмет кнопку звонка. Потом аккуратно стучит в дверь ногой.
Наконец, за дверью раздается сонное:
– Кто там?
– Простите, ваш кот пищит под дверью, – доброжелательно сообщает Лек дверному глазку и добавляет, – жаль малыш совсем, тут дубак, замерзнет еще.
– Но у меня нет кота... – девушка едва приоткрывает дверь, но этого хватает Леку.
Он дергает дверь на себя, перекусывать цепочку нет необходимости – женщина ее просто не накинула. Оттеснив испуганную хозяйку в коридорчик, вдавливаемся в квартиру.
– Простите великодушно, что мы вот так ворвались, – начинает Лек, – но это очень важно. Мою девушку и друга похитили. Если мы не найдем их до утреннего выпуска новостей их убьют. А ваш муж может знать, где она находится. Если бы вы согласились нам помочь...
– Чем? – спрашивает хозяйка, глядя исключительно на меня.
А видок у меня, наверное, тот еще – разбитая морда, зловещие клещи в руках. Кладу клещи на телефонный столик и вспоминаю о бедолаге котенке, которого так и оставили в холодном парадном. Чтобы не мешать Леку беседовать с хозяйкой возвращаюсь за котом.
Полосатый радостно царапает меня острыми коготками, но орать не прекращает. За спиной слышу возню, оборачиваюсь и вижу хозяйку в объятиях Лека.
– Не надо кнопку сигнализации жать, пожалуйста, – вежливо просит он, отпуская хозяйку.
– Что вам надо! – та испугана, но держится хорошо.
– Позвоните Алексу. Попросите его поговорить с нами, – просит Лек.
– А если я не буду звонить, тогда что? – она вновь смотрит на меня.
"Похоже, твой новый имидж впечатляет дам", – думается ехидно.
– Тогда умрет женщина, которую я люблю... – начинаю я, и чувствую, как перехватывает горло и жжет глаза.
– Поймите... Вот... – я рывком протягиваю ей желтый конверт с фотками, а заодно и кота.
Похоже, моя сбивчивая бестолковая речь подействовала.
– Меня зовут Анита, – говорит она только мне, и подчеркнуто холодно интересуется у Лека, – Не возражаете, если я обуюсь? Ноги мерзнут, да и мобильник тоже в спальне.
– Конечно, – улыбается тот, – мы всего лишь гости.
– Проходите на кухню, гости, – предлагает она.
– Мика, давай на кухню, – кивает длинный и говорит Аните:
– А я, извините, послушаю разговор, хорошо.
Хозяйка ничего не говорит в ответ.
С кухни, куда захожу, до меня долетают только обрывки фраз. Видимо, она уже звонила... Но ее тихий голос сливается с мягкое ворчанье:
– Девушка и ты... Да, они здесь... Поговорить. Ты сюда приедешь? Когда? Хорошо...
Возвращаются они вдвоем, мрачная хозяйка, с котенком в руках и сосредоточенный Лек.
– Алекс сейчас подъедет. Чай будете? – интересуется Анита.
– Нет, спасибо, – отвечает Лек, задергивая шторки на кухне.
Интересно, просто так или тоже подумал о домах напротив? Пара неплохих стрелков и нас могли бы отщелкать. Грамотно.
– А ты? – она смотрит на меня, не могу определить выражение ее глаз: боится, сочувствует?
– А можно кусок хлеба? – спрашиваю и добавляю, – Черт знает, сколько не ел.
Интересно, как у этой женщины меняется лицо, с улыбкой она оказывается даже хорошенькой.
– Хотите яичницу? – улыбается она мне.
И я честно отвечаю:
– Очень хочу! Спасибо.
Физиономия Ковбоя напоминает застывшую маску, когда он, стоя на пороге кухни, переводит взгляд то на жену, все еще обнимающуюся с котенком, то на меня, жующего яичницу, то на Лека, все же пьющего чай. Внешне он спокоен, но я теперь хорошо разбираюсь в подобного рода состоянии – белые губы, испарина на лбу... Представляю, что он успел передумать пока ехал до дому.
С Ковбоем говорит Лек. Говорит спокойным, деловитым тоном. Наверное, так раньше говорили торговцы монополисты, а сейчас вот...
"Бандиты", – нахожу нужный термин не сразу.
Доев, пью чай, наблюдая как Ковбой разворачивает сложенные вчетверо распечатки. Анита сидит рядом. Ковбой хотел было отослать жену с кухни, но Лек непреклонно попросил Аниту остаться. В этот момент я заметил, как заходили желваки Алекса. Я понял, что сейчас мы снова на грани, но страх не приходит. Только усталость, после еды навалившаяся мягкой и отупляющей тяжестью.
– Утром эти снимки будут во всех новостях, – сообщает Лек, – так же станет известно, что задержанные пропали, твое лицо здесь видно четко.
– И что вам это даст? – абсолютно спокойно интересуется Ковбой.
– Ничего, – соглашается Лек, – тем более, если эти снимки появятся, это будет означать то, что наши товарищи мертвы.
– Они живы, – коротко бросает Ковбой.
А я замечаю взгляд Аниты, которым она смотрит на мужа – таким же она глядела на меня, когда мы врывались сюда, испуганно раздраженный взгляд разозленной женщины.
– Они не задержаны, официально, мы проверили, это значит, их могут уничтожить, – рубит Лек отрывисто.
Заметно, как напряженно соображает что-то Ковбой. Потом так же коротко говорит:
– Наши люди там не должны пострадать... Потом.
Лек кивает:
– Месть без повода не в наших традициях.
– Гараж СТО "Шурупчик". Окружное шоссе сто семнадцать. В подвале, – наконец принимает решение Алекс, – через пятнадцать минут наши люди уйдут оттуда.
– Спасибо, – кивает Лек.
Ковбой, криво ухмыляется. Расстаемся без рукопожатий.
Выйдя из двери квартиры, взрагиваю. Громадная фигура в глухом шлеме замерла возле двери, еще несколько ждут на лестнице. Неподвижные, будто маникены. А мы идем мимо, стучим каблуками по лестнице. Самое трудное не оглянуться, не дернуться под взглядами, которые ощущает затылок. Я понимаю, одно слово Ковбоя и нас не станет...
"Шаг вправо, шаг влево..." – стучат каблуки.
Хлопок двери.
– Мика, а мы инструмент забыли, – говорит Лек.
Хриплый смех рвется из меня и я не могу его сдержать.
На улице уже светло.
***
Шум за дверью подвала заставляет меня вздрогнуть и сесть стряхивая тяжелую полудрему. Реальность возвращается холодом, болью в затекшей шее, безнадежностью и страхом. Ставшая привычной тьма сейчас наполнилась пугающими звуками – скрежетом, стуками. Кажется исполинский дятел грохает обшитым сталью клювом в железную дверь.
– Каролина... – голос Марка едва слышен, – Кто это?
– Сейчас увидим, – отвечаю, все больше боясь, что видеть это мне не хочется.
Что-то бьет по глазам. Понимаю, что это свет, но все равно удивляюсь, как успела отвыкнуть. Приходит новая волна страха – ведь с нами сейчас могут...
Тревожное и родное:
– Каролина, ты здесь? – волной смывает страх, но потом приходит новый, страх того, что это тоже сон.
– Мика?! Мика, это ты? – спотыкаясь, вскакиваю на ноги и попадаю, в родные уютные объятия.
Меня трясет, но откуда-то я уже чувствую, знаю, что вот теперь все. Сейчас все будет хорошо, захлебываясь рыдаю у Микки на плече. Слезы помогают, я уже могу различить сквозь давящий свет падающий из распахнутой двери каких-то парней помогают подняться Марку. Того не держат ноги. С трудом разбираю слова:
– Мой ноут заблокируйте... Он у сторожилов... Лек, они висят на нашей связи...
Бедняга Марк, как его избили, а он еще пытается объяснить какому-то Леку про связь. Сторожилы. Сумбур. Сюр.
"Господи, а может все же это сон?" – приносит холод ледяного подвала мысль.
Но нет. Мика живой, теплый, сильный. Подхватывает меня на руки и несет. Свежий воздух, кажется коктейлем, шум автострады, вопли птиц. Боже, как тут красиво. И солнце встает, отражаясь в пыльноватой лобовухе авто. Мика едва успевает поставить меня на землю, как мы вдвоем с ним заворожено наблюдаем, как подлетает еще одна "беха". Не сразу узнаю Артура, который буквально выпрыгивает оттуда. Ого, ему тоже кто-то успел разбить физиономию. Приятно видеть друзей.
– Ты как? – а темные очки не снял.
– Нормально, – шмыгаю носом, но уже улыбаюсь.
– Марк? – а тон деловой-деловой.
– Живой вроде, – доносится у меня из-за спины, это длинный, – мы его к Моргану везем, пусть посмотрит.
Артур кивает, а потом глядит на меня.
– Каролины, тебя тоже нужно... Осмотреть... Тебя... – у Артурки дергается щека, не договорив то ли спрашивает, то ли приказывает длинному:
– Лек, отвезешь?
Крепче хватаюсь за Мику. Ни к какому Моргану я не хочу, вообще, хочу одного – поесть и в теплую ванну. Нет ванну сначала!!!
– Я в порядке, меня не били, – торопливо говорю я.
И ловлю на себе сразу два недоверчивых взгляда – Микин и Артуркин.
– Правда, я в порядке, – старательно улыбаюсь им.
– Тогда поехали домой... – говорит Артур, в голосе усталость, почему-то мне хочется погладить его по голове.
– Садитесь в машину. Мика?
Гляжу на Мику. Я почти забыла какой у него профиль. Можно на монетах печатать. Вот и сейчас, замер... Немой вопрос и одновременно независимость.
– Считай это приглашением, – Арт первым шагает к "бехе".
На миг мне кажется, что Мика сейчас, что-то скажет ему в спину, ненужное сейчас. Но Мика косится на меня и лишь крепче прихватывает меня за локоть.
В машине уютно и тепло. Сразу приливаюсь к Мике и закрываю глаза, чтобы солнце не давило слезы из глаз. Впрочем, слезы катятся просто так. Арт сказал: "Поехали домой!", только где твой дом, Каролина. Где?!
***
Пыльная зелень за окном, аккуратные домики предместий столицы, въезжаем с парадного входа, можно сказать. Хочется горько ухмыляться. Рука ползет в карман, стискиваю свинец кастета. Смешная иллюзия вооруженности. Этот кастет мне отлил Рудольф, еще месяц назад после той драки с хуторскими. Где-то читал, что для того, чтобы приобрести вредную привычку хватает двадцати одного дня – похоже, не врали, за месяц вошло в привычку играться с кастетом. Вот и сейчас... Не спеша, вытаскиваю из сумки пакет с пирожками, бутылку с лимонадом – не той химией, что продается в магазинах, а с настоящим деревенским, нашим. Спасибо тетушка Белла! Вот только интересно, настучала ли она уже ушлому Артуру, что его протеже намылился в город? Хотя есть ли тому еще дело до меня? Вряд ли... Вон до того, как перестал подходить к зомбовизору частенько видел его самоуверенную морду в тени своего папочки, охранничек! Со злостью кусаю пирог. И понимаю, что совсем не хочу в город! Хочу вернуться домой, в свою уютную комнатку под самой крышей, где днем жарко, как в парной, а вечером слышно, как потрескивает, остывая, черепица... Искупаться в реке, посмеяться с девчатами у кабачка старого Тоторио. И за работу. Этот городской хлыщ, что купил халупу старика Миртла, хочет баню и бассейн. Сейчас Рудольф, наверное, раскручивает его по полной – мужик прирожденный организатор и его идея о собственной фирме... Почему нет? Вот обустроим хлыща и можно будет подумать о собственных колесах, буду в город своим ходом гонять – раз и тут!
"А зачем тебе в город?" – вопрос делает больно, -"Действительно, зачем?"
Потому что скучаю по женщине, которой не нужен? Смешно. За эти дни я все понял, и простил. Хотя, наверное, я всегда понимал, что мы рядом только до тех пор, пока... Пока...
Глотаю горьковатый прохладный лимонад.
Интересно, зачем я понадобился вдруг? Очередное шоу, вроде того, первого? Жертвы палачей из Охранки вновь вместе, смотрите не первом канале. Хочется сплюнуть. Вместо этого, кусаю очередной пирог, в этот раз с картошкой и луком. Вот интересно не устрой я тогда разборку после телешоу, отправили бы меня в деревню, "чтобы не дразнить гусей" или, как Каролина бы, стоял себе на митингах призывая голосовать за референдум. Впрочем, когда этот референдум проходил мы с тетушкой Беллой сажали картошку, она права – "референдумы референдумами, а кушать хочется всегда". Пакет быстро пустеет. Шуршу им задумчиво, вспоминая ярость Каролины:
– Этот гад пытал меня, душил пакетом, а тебе его жаль? Добренький выискался? – слезы в глазах.
А я... Я не добренький, просто я помнил печальную задумчивость в глазах Ковбоя и наше обещание, без которого, Каролинка бы просто исчезла, как якобы исчез сам Ковбой. Политика мерзкое дело, а слова вертлявого ведущего, что подозреваемый скрылся с семьей доверия не вызывали. Верить тем, кто обещал молчать, а на следующий день созывает пресс-конференцию и демонстрирует фото "палачей из охранки"? Нет я не жалел этого гада, способного пытать женщин, нет... Только перед глазами стояла Анита с дурацким котенком на руках. "Бежал со всей семьей", да быть может, он же не дураком был этот парень, любящий носить шляпу и пытать людей пакетами. Не дураком... Те, кого показывали в криминальных новостях тоже не были дураками. Вот только дня не проходило, чтобы не ахала тебя Белла за ужином пересказывая, очередной кошмар. А мне виделась картинка: Падре и папаша Тигерина играющие в шахматы, решающие, какая пешка будет снята с доски, чтобы дать повод новому заявлению, новой демонстрации. Мерзко.
Убираю пакет обратно в сумку и гляжу в окно – чем ближе к городу, тем чахлее и блеклее растительность. Город, как большая пиявка сосет соки из окружающего мира. Чужой город в который трудно возвращаться. Трудно, но нужно.
Вокзал встречает гудом, шумом людского муравейника от которого я уже стал отвыкать. Здоровенный плакат на стене с дурацким лозунгом: "Наш выбор!" Тигерин старший взирает с него на людей, похоже так же будет выглядеть пожилой Артур, порода – почти одно лицо с сыном, да и с тем типом на картине в Соборе похож. Странно еще, что в рекламе еще это не засветили. Интересно не замечали или готовят к президентским выборам ролик. Каролина-то должна знать об этой картине, а она в штабе Тигерина имиджем ведает вроде. Если я верно что-то понял из ее телефонного щебетания. Ехидничаю про себя: "Нужно продать идею", а боль возвращается. Странная это штука боль, если не думать, не вспоминать, то все нормально, даже хорошо, а потом снова. И с каждым новым приступом все сильнее болит в груди и ощущение потери не отгоняется придуманным заклинанием, что все нормально, все живы. Что все, в общем-то, хорошо.