Текст книги "Черный поток. Сборник"
Автор книги: Йен (Иен) Уотсон
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 54 страниц)
Нас поселили в тесных помещениях, расположенных на разных уровнях этой адской спирали. Тесса и я были помещены в клетушку возле поистине королевской пещеры, которую занимал Жан-Поль. Только позднее до меня дошло, что сделано это было ради нашей же безопасности: чтобы присматривать за старой женщиной и ребенком. Но сначала я ничего не поняла. Губы у меня ныли от удара, а зубы, как мне казалось, шатались (что на самом деле было не так), поэтому я его ненавидела.
Наша пещерка была совсем крошечной. Перед входом висела грязная занавеска, а внутри едва хватало места для двух соломенных тюфяков. («Прощай, мой палаццо!» – загоревала Тесса, когда впервые вошла внутрь.) С другой стороны, у нас не было никаких вещей, так что ставить там было нечего. Помещения для мытья и еды были общими и располагались неподалеку. В отличие от других новичков мы находились довольно далеко от невыносимо раскаленных солнц.
Солнца: ночью они горели тускло, однако совсем их не выключали, так что все погружалось в полумрак. Тессе кто-то рассказал, что за время правления Жан-Поля Миротворцы не раз полностью выключали все светильники Ада, чтобы наказать его обитателей. В тех нескольких случаях весь Ад погружался в полную темноту, которая длилась целыми днями. Люди падали и разбивались насмерть. Несколько человек сошли с ума.
Тессу отправили работать на кухню, и она проявила такие способности к кулинарии, что однажды Жан-Поль почувствовал необходимость положить этому конец и нарочно перевернул одно из лучших ее творений. Тесса восприняла это как комплимент шеф-повару. Истинные мотивы подобного поведения она уяснила несколько раньше, чем я.
Меня приставили помогать ей, я должна была чистить овощи и мыть посуду. Отголоски моего пребывания у доктора Эдрика!
Бернардино и Профа мы видели редко. Они работали где-то на той стороне Ада. А вот Калиму встречали гораздо чаще, поскольку Жан-Поль поселил ее в своем жилище, слегка побил и сделал своей любовницей. Лично я не стала бы ложиться с ней в постель из боязни получить нож под ребро, пока я сладко похрапываю. Но я, вероятно, не слишком хорошо разбираюсь в людях. По-видимому, она прекрасно освоилась со своей новой ролью. У нее появились царственные замашки. Теперь она была «секретаршей» Жан-Поля.
Кроме меня, других детей не было. Очевидно, местная вода содержала какое-нибудь вещество вроде нашего «верного». Единственное, что мог оставить после себя ссыльный, так это часть своей плоти, которую Божественный разум забирал для своих кораблей.
Так некоторым образом и проходила наша жизнь.
Для меня она заключалась в том, что я без конца чистила, чистила, таскала и перетаскивала, и терла, терла. Время от времени однообразие нашей жизни нарушалось зрелищем драк и мордобоя, от нечего делать спровоцированных Миротворцами. В качестве аккомпанемента то и дело раздавались глухие удары, означающие, что в скале проделывают новые галереи. Я начала понимать, зачем нас нагружают тяжелой работой: здесь просто больше нечего было делать.
Совсем нечего?
О, за одним исключением! Время от времени появлялась парочка Миротворцев, кого-нибудь отбирала и уводила в направлении огромного предприятия, где он отдавал часть своей плоти. Доноры отправлялись из дальней пещеры по специальному транспортному туннелю. Они всегда возвращались, и не хуже, чем были.
Миротворцам было нетрудно выбирать того, кого нужно, поскольку все мы находились под постоянным наблюдением. Мощные стеклянные глазки, спрятанные среди солнц, внимательно следили за нами. Так что когда Жан-Поль перевернул овощную лазанью Тессы, он рассчитывал на горячее одобрение.
Однажды ко мне подошли два Миротворца.
– Следуй за нами, – сказал один из них.
– Ничего вы не получите для своих дурацких кораблей, кроме моей перхоти! – сказала я.
– Правильно, – вежливо ответил тот, – не получим. Божественный разум желает лично поговорить с тобой в Своем саду.
– Где-где? – Не веря своим ушам, я оглядела террасы, усаженные капустой, бобами, водяным крессом и всякой всячиной.
– Не здесь. В другом месте. Поторопись.
Миротворцы отвели меня в пещеру, о которой я уже говорила. В ней не было ничего, кроме нескольких стеклянных глазков, наблюдающих за помещением. Транспортный туннель находился за плотной металлической дверью, ключ от которой был у одного из Миротворцев. Он воспользовался им, только когда загорелась зеленая лампочка, показывающая, что снаружи ожидает кабина.
Мы забрались внутрь. За исключением нескольких сидений, привинченных к полу, кабина состояла из чистого металла: Никаких окон. За решеткой тихо жужжал вентилятор, создавая легкий сквозняк.
Один Миротворец прошел вперед и сел перед маленькой панелью управления. Дверь кабины закрылась. Мы мягко полетели вперед.
Другой Миротворец сел напротив и не мигая уставился на меня.
– Послушайте, парни, – сказала я, – а чем вы тут развлекаетесь, когда не дежурите?
– Миротворец всегда на дежурстве, – ответил мой сопровождающий. Ах, какой прогресс! Никто и никогда не пытался заговорить ни с одним Миротворцем. И если Божественный разум решил со мной поговорить, то, может, и их языки были развязаны.
– Неужели у вас нет желаний, стремлений?
– Мы желаем только одного – выполнять свой долг; это наше единственное стремление.
Хм. Я сказала «прогресс»? Возможно, я ошиблась. Я сделала еще одну попытку:
– Вы родились или создавались искусственно?
– А ты? – спросил он меня в ответ.
– Родилась, конечно!
– Неверно. Твое тело было создано в резервуаре в Идеме.
– О, это я знаю! Но все-таки меня рожали: ту, настоящую меня. А как насчет вас?
– Созданы специально. Для Божественного разума.
– Эй, стараешься быть остроумным? Ну ты даешь! Только ведь и таким остроумным все равно надо чем-то заниматься в свободное время!
Миротворец равнодушно взглянул на меня и сказал:
– Я работаю в саду.
– Ты работаешь – что?
– Я ухаживаю за розами.
Роза – знаете, что это такое? Так называемая королева цветов. Разумеется, вы-то никогда не увидите никаких роз. Для вас они просто миф.
Впервые я увидела розы в дворцовых садах Венеции. Розы бывают разных цветов и видов. Одни большие; другие – совсем маленькие. Одни простые, с лепестками в один ряд, а другие – густо махровые. Одни растут в виде плетей, другие – куста. Многие очень приятно пахнут. На розах растут острые шипы, о которые можно уколоться.
Так где же на бесплодной Луне мои Миротворцы выращивали розы? Или он сказал это просто так, чтобы отвязаться? Я ведь действительно не нашлась что ответить.
Вскоре наша кабина мягко остановилась. Дверь открылась, и я увидела пустую, залитую ярким светом платформу. Рядом возвышалась стена, на которой мозаикой было выложено: «Станция Розалуна». Один Миротворец остался в кабине, двое вышли наружу. После этого кабину закрыла вторая стена, металлическая.
Впереди был извилистый коридор. Мы пошли по нему, пройдя через пару металлических дверей, которые в случае лунного землетрясения должны были плотно закрываться и удерживать воздух в помещении. Открылась третья дверь, и тут…..Лес листьев и цветов под ярким, покрытым облаками голубым небом! Розы на клумбах и одиночными группами, лабиринты из роз. Трельяжи, беседки и арки, увитые листьями и цветами. Шпалеры, экраны, вазоны, живые изгороди, кирпичные стены, покрытые цветами! Сколько же занимает этот сад? Три тысячи пядей в длину и столько же в ширину? Не знаю, что меня поразило больше – сад или небо над ним!
Оно находилось на высоте ста пядей. Было видно, что оно искусственное. Над этим небом светило настоящее солнце, но плавающие в нем белые облака были плоскими. Они находились между двумя гигантскими стеклянными сферами, прикрывающими сад сверху, и плавали в какой-то голубой жидкости. Поскольку во время своего медленного перемещения они меняли форму, то напоминали плавающие в воде масляные капли, только сделаны они были из иного вещества, чем голубая среда, в которой они находились. Искусственное небо профильтровывало и рассеивало солнечный свет, который, возможно, оказался бы слишком губительным, так как между Луной и Солнцем не было воздуха.
Небо никак не могло быть из обычного стекла, поскольку оно бы просто треснуло от своего собственного веса, не говоря уж о весе жидкости, заключенной между его стеклянными сферами. К тому же мне говорили, что на Луну постоянно падают небольшие камни. Вот почему Ад находился в ее недрах.
А здесь было небо! Почему же его не было в Аду? Наверное, потому, что Ад – это Ад…
Неподалеку возились несколько Миротворцев, они обрабатывали розовые кусты, удаляя отцветшие соцветия и подвязывая новые отростки.
По широкой кирпичной лестнице, утопающей среди кустов с пышными белыми цветами, мы спустились к широкой грунтовой аллее. Эта аллея, с двух сторон украшенная высаженными поочередно кустами с пунцовыми и кремово-желтыми цветами, привела нас к металлической вышке, бельведеру, в центре сада; на крыше этого бельведера были хорошо видны стеклянные глазки.
Мы еще только подходили к бельведеру, который, как я поняла, и был конечной целью нашего путешествия, когда мой Миротворец свернул в сторону, чтобы сделать круг по мощеным дорожкам сада.
Он остановился перед шпалерой, увитой ветвями с розово-карминовыми цветами.
– Это «Зеферин Друен». Уникальная роза, поскольку, как ты видишь, у нее нет шипов. Эта бурбонская роза относится к группе плетистых с полумахровыми цветками. Пожалуйста, понюхай, как она пахнет.
Чтобы сделать ему одолжение, я понюхала.
– Приятный запах, – сказала я.
– Нам приходится внимательно следить за ослабленными растениями. Все из-за низкой силы тяжести. Но она же способствует росту более крупных цветков и продлевает период цветения.
– Правда?
– А здесь у нас «инкассо», первая роза флорибунда, лепестки которой описаны как «ручная роспись», хотя, конечно, никто ее не расписывал.
Потом он показал на кроваво-красный цветок:
– Ах, это «паркдиректор риггерс». Очень чувствительна к мучнистой росе и ржавчине, но, разумеется, у нас на Луне этого нет.
Он срезал пару цветков, жизнь которых почти закончилась. Я подумала о том, как прекрасно чувствовал бы себя здесь Эдрик, обрывая пораженные гнилью лепестки во славу Божественного разума, хотя, как сказал мой гид, таких лепестков у них не было.
– А вот «пинк гроотендорст», это ругоза. Обрати внимание на гофрированные лепестки. Сам по себе кустик невзрачный. Но цветы великолепно подходят для демонстрации на нашей ежегодной выставке роз.
Выставка роз? И это в двух шагах от грязной ямы, в которой нам приходилось копаться, выращивая овощи!
– Ты сумасшедший? – сказала я.
Оставив эту насмешку без внимания, он показал на куст с серебристо-сиреневыми цветами, словно вылепленными из тончайшего фарфора:
– Это «блу мун». Первая в истории роза, которая имеет почти настоящий голубой цвет. Почему? Потому что в семействе роз отсутствует голубой пигмент дельфиний.
– Не думаю, что Божественному разуму понадобились бы слишком большие усилия, чтобы вывести голубую розу! Он ведь прекрасно умеет превращать людей в птиц-пришельцев и морских жителей даже с большого расстояния.
– Ах, но это же совсем не то!
– Тогда сдаюсь.
Впрочем, мне нельзя сдаваться. Нельзя, если Божественный разум так любит этот ненормальный прекрасный сад. Интересно, подумала я, как бы занести сюда мучнистую росу или ржавчину. Может быть, поэтому нас и обрабатывали паром, когда мы высадились на Луне?
Для какого черта вообще был нужен этот сад? Что все это означало? Неужели стеклянные глазки Божественного разума могли воспринимать красоту? Или эти роботы-Миротворцы?
Ага. Если бы Божественный разум пробовал свою руку (механическую) в искусстве, пытаясь писать картины или заниматься лепкой, чтобы доказать самому себе, какой он замечательный художник, – как настоящие человеческие существа! – он мог бы выставить себя на посмешище. А с цветами все очень просто. Цветы сами по себе уже прекрасное произведение искусства.
Вскоре дорожка привела нас обратно к металлическому бельведеру.
– Иди наверх, Йалин. Я буду работать поблизости. – Мой Миротворец легонько подтолкнул меня в нужном направлении.
Я поднялась по металлическим ступенькам и вошла внутрь.
– Я здесь, Божественный разум, – сказала я, обращаясь к пустоте. – Зачем тебе розы?
После небольшой паузы с крыши заговорил тот же низкий, мрачный голос, который я уже слышала в Базилике. (Если я правильно все запомнила.) Это было маленькое простенькое стихотворение:
Не мешкая, срывай бутон,
Покуда свеж и ал.
Не то захочется потом,
А он уже увял.
[7]7
Перевод Веры Мещей.
[Закрыть]
– Тебе повезло, что ты попала сюда в самый разгар цветения, Йалин. Розы так мимолетны. Как люди.
– Значит, ты это признаешь! Пауза.
– Что признаю?
– Признаешь, что у тебя есть план сжечь ум всех живых людей в течение тысячи лет или около того!
Пауза.
– Почему ты не отвечаешь? – резко спросила я.
– Учти, пожалуйста, что наш разговор будет прерываться краткими паузами. Поскольку я нахожусь на Земле, а это далеко. Ты ее увидишь, если посмотришь на небо над входом.
Я быстро подняла голову и увидела неясные очертания бело-голубого диска, вращающегося над фальшивым голубым небом…
– Я буду говорить «конец» в конце каждой фразы, – продолжал голос. – Будь добра, делай то же самое, иначе мы с тобой запутаемся. Я обдумывал твою мысль о том, что я был, или есть, или буду властелином времени. Я прокручивал в голове твою теорию о том, что я насадил – или буду насаждать – черных разрушителей, о которых сам пока не знаю. А также о том, что подобные существа появились в результате моей прошлой или будущей попытки пройти сквозь время и попасть в прошлое. Ты дала мне пищу для интереснейших размышлений, и мне хотелось бы знать, как ты до этого додумалась. Конец.
Я уже собиралась сказать, что меня гораздо больше интересует судьба всей человеческой расы, конец, черт бы тебя побрал, конец. Но тут мне в голову пришла одна идея.
– Пойми меня правильно! – уверенно заговорила я, пытаясь придать своему голосу оттенок горячности и искренности. – За последнее время я очень изменилась. Я считаю, что твой план создать линзу – это супер, сказка. Это гениальное Божественное озарение. Это выше всякого людского понимания, вот почему мне понадобилось время, чтобы понять тебя. – Мой ум лихорадочно работал. – Я хочу участвовать в твоем замысле. Я хочу узнать, что такое вселенная. Хочу узнать, что такое время, что такое пространство-Ка и почему все существует. Вот чего я хочу по-настоящему. Но ведь и тебе нужен кто-то, кто будет на твоей стороне, кто понимает тебя и не будет просто куклой. Я уверена, что это так, иначе ты бы сейчас со мной не говорил!..Э-э, конец, – закончила я, переводя дух.
Пауза.
– А ты изменила свой тон, Йалин. Еще недавно ты всячески меня поносила. И сожгла мою Базилику. – …Возможно, время, проведенное в Аду, послужило тебе уроком? Пожалуйста, не прерывай меня.
– Извини! Ой.
– …Но откуда мне знать, истинный ли это свет на Дамасской дороге, как сказано в доисторическом мифе?[8]8
«Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба». Деян. 9,3.
[Закрыть] Конец.
Что за Дамасская дорога? Перед глазами у меня встала широкая дорога, выстланная розово-красным шелком.
– О, доисторический, для дураков панический! – сказала я. Но тут же спохватилась: – Нет, подожди! Я вот что хочу сказать: доисторические мифы могут быть совсем не доисторическими. Они могут служить доказательством того, что ты воздействовал на время и побывал в прошлом, – вот как они родились. Но в любом случае: о переменах во мне. Люди часто не принимают некоторые вещи просто потому, что в глубине души сами хотят в них участвовать! Разве ты этого не знал? Чем ближе люди подбираются к яркому свету, тем крепче зажмуривают глаза. А потом вдруг – щелк! Такова человеческая натура. Конец.
Одно было несомненно. Божественный разум по-настоящему меня не знал. Червь прошелся по моему разуму довольно небрежно, не вникая, нравится мне это или нет. Червь хорошо знал все Ка своего хранилища. А Божественный разум умел только пользоваться психосвязью, чтобы перемещать эти Ка – обратно в Идем за новыми телами.
Может быть, он смог бы построить линзу, собрав Ка всех мертвецов, но назад они бы потом не вернулись. Если бы только его линза не показала, как это сделать.
И все-таки, каким бы ограниченным ни был Червь, у него была интуиция. А у Божественного разума – нет. Пока. Поэтому Червь был у него как бельмо на глазу: глаз-то есть, да ничего не видит.
– Такая резкая перемена называется поведенческим скачком, так ведь учит Теория Катастроф? – Казалось, голос говорит сам с собой, а не со мной. – Возможно, – это уже относилось ко мне, – ты просто смертельно устала от бесконечной чистки овощей и мытья посуды? Конец.
– О нет, вовсе нет! Это из-за твоего сказочного сада. Вот моя дамасская роза. Дорогая, я хочу сказать. Я в восхищении. Я влюбилась в него. Я хочу сказать, вы только взгляните на все это! Здесь, в этом саду, ищешь порядок и красоту – основу существования! А эти цветы! Тот, кто может создать такой сад, просто обязан быть невероятно умным. Конец.
Божественный разум явно гордился (чертовски!) своим садом. Может быть, открыв тайну существования и стерев с лица земли род человеческий, он мог бы здесь потом гулять, нежась в полуденных лучах теплого лунного солнца, одинокий и довольный.
«Гулять»? Если бы все Миротворцы сделали «пш-ш-ш» вместе с остальными, он всегда смог бы утешиться, создав механических садовников со стеклянными глазами…
– Ах да, в самом деле. Возможно, у меня лучшая коллекция во всей вселенной. Она намного превосходит знаменитый «Мальмезон» императрицы Жозефины. С ним не могут сравниться ни «Парк де ла тет д'Ор», ни «Вестфаленпарк», ни «Херши Роуз Гарден». Но ты так и не сказала, как пришла к своим заключениям. Конец.
– Я предчувствовала их, Божественный разум. Потому что… потому что считаю, что, должно быть, родилась с удивительной способностью к интуиции! Я умею предчувствовать разные вещи, и потом оказывается, что я была права. – (Какая прелестная ложь. Вот бы так было на самом деле!) – Привожу пример. Это в долг, в качестве жеста доброй воли. Я расскажу тебе, как избавиться от твоего врага, черного течения, и ему подобных, которые прячутся повсюду. Я расскажу тебе, как убрать эту катаракту с твоего зрачка, это пятно с твоего плана, этот дефект на линзе твоего телескопа! – (Неплохая речь, а?) – Когда будет готова твоя линза, – сказала я, – почему она должна будет только принимать? А почему еще и не передавать? И фокусировать? И… – Эту мысль я оставила незаконченной.
Заманчивая наживка для будущего партнера, если я сама так говорю! Это пришло мне в голову совершенно внезапно.
Хоть я и не сказала «конец», голос замурлыкал:
– И сжигать. О да. Уничтожить змею, которая закрывает от меня половину вашего мира! И тогда я соединю с собой всех вас без исключения в тот решающий момент, когда буду проводить много миллиардов операций!
Ну да, и в это время будет умирать много миллиардов пациентов.
Я подумала, что Божественный разум явно хватил через край. Впрочем, может быть, если ты выносил такой мегаплан, то имеешь право хватить через край? Да и кто я такая, чтобы судить – я ведь сама только что объявила о своей замечательной интуиции.
– Открою тебе один секрет, Йалин. Мой план требует значительно меньше времени, чем ты думаешь. Чтобы построить линзу, мне совершенно не нужна вся галактика. Мне нужна только ее часть, совсем маленькая часть. Конец.
Меня пробрал такой мороз, словно небо над нами треснуло и космос ворвался внутрь.
– Но ты ведь по-прежнему строишь и запускаешь новые корабли с семенами жизни? Конец. (Сказано как можно более небрежно.)
– Как раз сейчас завершается строительство предпоследнего. Он полетит через двенадцать земных недель. Потом отправится еще один, последний, – (Я больше не буду писать «конец». Принцип вам понятен.)
– А может, когда они прибудут, на них набросятся Черви!
– Статистически это маловероятно. Кроме того, до сих пор это направление было безопасным.
Очевидно, переродившейся Йалин нужно было проявить крайнюю озабоченность.
– О боже! Когда они прибудут, потребуется так много лет, чтобы создать колонии!
– Вовсе нет. Через несколько лет они достигнут такого размера, который необходим для осуществления моей цели. Мне важно само присутствие. Это скорее вопрос топологии связей в пространстве-Ка.
– О! Но этим двум последним кораблям понадобятся тысячи лет, чтобы добраться до дальних границ. Я же не проживу столько и не увижу, что получилось!
С крыши бельведера раздалось что-то похожее на сдавленный смех.
– Когда я что-то планирую, Йалин, я планирую далеко вперед. К дальним границам отправлялись первые корабли. Эти два полетят к ближайшим звездам, располагающим подходящими мирами. Они прибудут туда довольно скоро. А тем, кто будет на борту, это покажется еще скорее. Кроме того, можно найти место и для одного пассажира.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты хочешь участвовать в… э-э… ликвидации? Если ты останешься здесь, то все пропустишь. Но если отправишься как пассажир на одном из этих кораблей, то сможешь насладиться преимуществом сжатия времени. Ты прилетишь как раз к тому периоду, когда будет процветать последняя колония. Ты увидишь свет. Это будет моим подарком тебе за все то, что ты предложила. Мой корабль будет запрограммирован на то, чтобы развлекать тебя en route[9]9
En route – в пути (фр.).
[Закрыть]. О нет. Нет, нет и нет.
– А пока, в качестве непосредственной награды, ты будешь экспертом на выставке роз.
– Я буду – кем?
– Из моих новых сортов плюс старые и уже известные экземпляры ты выберешь Главную Розу и вручишь ей золотую медаль.
– Э, а где я возьму золотую медаль?
– У тебя на пальце золотое кольцо. Это как раз то, что надо. Ты наденешь его на стебель розы-победительницы.
– Я не умею оценивать розы! В моем мире не было роз.
– Потому что я их никуда не отправлял. – (Разумно. На чужой почве, под чужим солнцем, мы, чужаки из другого мира, сумели бы создать куда более прекрасные розовые сады!) – Мой Миротворец будет тебя часто сюда приводить, чтобы ты уяснила необходимые критерии. Не бойся, у тебя будет достаточно времени, чтобы всему научиться. А после выставки твой корабль полетит к ближайшей звезде. Миротворца в бельведер! – неожиданно рявкнул голос.
Мой эскорт прибежал со всех ног.
– Ну и что случилось? – спросила Тесса, когда я вернулась на нашу адскую кухню. (Между прочим, обратно кабина двигалась вдвое дольше, чем к станции «Розалуна».)
– Я буду экспертом на цветочной выставке, – сказала я. – А потом полечу на другую звезду. А что ты еще ожидала?
– Дорогое дитя, уж если я смогла переварить слона, то бишь этот Ад, то с мошкой уж как-нибудь справлюсь. Давай выкладывай все.
Я так и сделала; пока она слушала мой рассказ, ее голова по-голубиному дергалась при каждом зернышке информации. Когда я закончила, она твердо сказала:
– Ты должна поговорить с Жан-Полем.
– Зачем? Ему-то какое дело?
– А ты подумай, дитя: что Божественный разум сделает с Адом и со всеми нами, когда улетит последний корабль? Может быть, он сохранит Ад для своих ссыльных. А что если нет? Образцы ткани ему больше не понадобятся. Что если он просто возьмет и перекроет тепло, свет и воду?
– Я об этом не подумала.
– Вот именно. Ты-то улетишь, потому и не подумала. Такова человеческая природа. Но мы-то все останемся.
– О Тесса!
– Ах, я говорю правду – и делаю тебе больно.
– Нет, это тебе больно! Разве нет? Я отдам твое любимое кольцо какой-то розе! И оставлю тебя один на один с горой посуды.
Она засмеялась; я тоже. Потом она сказала:
– И все же пойди и поговори с Жан-Полем. Если он тебя отделает, что ж, такова судьба тех, кто приносит плохие вести. Нет, погоди! Глазки на крыше засекут, как ты идешь в его пещеру. Несомненно, за тобой следят особо. Я схожу сама.
– Чтобы отлупили тебя?
– Я отнесу ему тарелку канеллони.
– Тогда не делай его слишком вкусным.
На следующее утро, за завтраком, ко мне подошла Калима якобы для того, чтобы пожаловаться на плохую еду. Она отругала меня, потом разбила тарелку или две, а потом грубо затолкала меня в кладовку с провизией, которой нас милостиво наделяли люди нашего босса.
– Рассказывай, только тихо, – прошептала она. Я рассказала.
После этого она задумалась.
– Значит, ты будешь учиться оценивать розы, – решила она. – И будешь хорошенько смотреть и слушать, это нужно мне.
– Тебе или Жан-Полю? Она криво улыбнулась.
– Отчитаешься передо мной, когда я соберу еду. Никому больше не доверяй.
– Может, – предложила я, – вы посвятите в это и Профа? Помните того пандита из Венеции? Он занимается наукой и был членом Подполья.
– Мы тут все Подполье, малышка.
– И все же расскажите обо всем Профу и Бернардино. Пожалуйста.
– Хочешь облегчить участь своих друзей? Смотри, как бы им не стало еще хуже.
Осторожно подбирая слова, я сказала:
– Они хорошо умеют… все организовывать.
– Я тоже, – резко сказала Калима, – это умела.
Вскоре после нашего разговора пришел мой Миротворец, чтобы отвезти меня на станцию «Розариий», в розовый сад.
В течение последующих нескольких недель я училась разбираться в розах. Я старательно изучала разницу между чайногибридными, флорибунда и полиантовыми; между ругозой и гибридной мускусной. Я овладела искусством определять цветок с высоким центром, открытой чашечкой и помпонный. Я узнала критерии, по которым роза оценивается на выставке: цветок должен быть четко очерченным, не рыхлым, не в полном роспуске, без пятен… Я запомнила несколько странных названий, таких как «Шляпа Наполеона», «Маленький Ковбой», «Бедро Испуганной Нимфы».
А призрачная Земля по-прежнему вращалась в фальшивом небе, только солнца теперь не было. Вместо него с четырех концов огромной крыши ярко горели лампы-солнца. Интересно, почему я не видела этот свет, когда смотрела на Луну из Калифорнии? Может, потому, что с Земли он не выглядел таким большим и ярким.
Я также задавала своему Миротворцу вопросы типа «А не слишком ли много света получают ваши розы, если солнце постоянно освещает их в течение двух недель?» (Оказалось, что небо могло гаснуть, изображая ночь.) «О, как это? А из чего сделано небо? А что будет, если на него упадет кусок камня из космоса?» (Беспокоиться не о чем, Йалин. «Лазерные переключатели с радарным управлением» следят за каждым осколком камней, случайно залетевшим сюда из космоса.)
И более важные вопросы: «Сколько Миротворцев будет присутствовать на выставке? Как, все? Ого, сколько же это?».
Однажды Божественный разум вызвал меня в бельведер.
– Ну как идут дела, Йалин?
– О, просто чудесно! Это опьяняет, захватывает! Как же я вам благодарна! (Вообще-то, мне действительно было интересно. Гораздо интереснее, чем отскребать грязь с тарелок.)
– Хорошо. А теперь к вопросу о времени… мне кажется, что, когда моя линза будет готова и когда я аннигилирую черное течение через пространство-Ка, наступит момент, когда я пойму, как послать этих разрушителей обратно сквозь время, чтобы сохранить населенные миры для моих кораблей с семенами жизни. Я сорву повязку со своих глаз и зашвырну ее в прошлое, так сказать. Крут замкнется, а вместе с ним замкнется и причинно-следственная связь. Я продвинусь вперед.
– Это замечательно, Божественный разум! А можно мне посмотреть корабль, на котором я полечу? Пожалуйста.
– Твоя интуиция говорит тебе, что я прав, Йалин?
– О, она говорит, что ты абсолютно прав. То. есть скажем так: почти абсолютно. Мне не очень это понятно, потому что… потому что, если слишком ясно предвидеть будущее событие, оно происходит не совсем так, как ты предсказывал. Оно происходит, но немного по-другому. Если ты понимаешь, что я хочу сказать. (Сама-то я этого не понимала.) Но давай вернемся к моему кораблю… какой гигантский взрыв нужно произвести, чтобы зафитилить к звездам космический корабль! Можно мне глянуть на него хоть одним глазком? Ну пожалуйста.
– Мне нужно проникнуть в тайну самого времени, Йалин! Пространство-Ка небесконечно. И все же оно аналогично существующим здесь и сейчас пространственным явлениям. Возможно, какое-нибудь потрясение вроде внезапной гибели всех разумных существ может сместить пространство-Ка по оси времени, открыв таким образом некий парадоксальный проход в дальнее прошлое вселенной… Ах да, корабль. Да, ты можешь его посмотреть, если правильно ответишь на пару вопросов.
Вопросов о пространстве-Ка, парадоксальных проходах в прошлое и моей интуиции? Я подавила стон.
– Спрашивай.
– Мой первый вопрос: кто был самым серьезным конкурентом «Олгоулд» в классе желтых флорибунда?
Я все-таки застонала.
– Э… «Санспрайт».
– Правильно. А теперь потруднее: как была выведена «Пинк Пепитьюти»?
– Хм, из «Дане де Фе»… и «Ныо-Доун».
– Отлично. Твой Миротворец покажет тебе корабль.
Итак, в этот день мы с Миротворцем вернулись на станцию «Розалуна» раньше обычного. Когда мы приехали, я обнаружила, что так и осталась в своем рабочем фартуке, который обычно снимала, закончив работу в саду. Вот что значит нарушить привычную жизнь.
Поразмышляв, я пришла к выводу, что подземный туннель образует один большой круг и движение по нему осуществляется только в одну сторону; на обратном пути в Ад наша кабина ни разу не остановилась ни на одной промежуточной станции, а если бы даже и остановилась и открыла дверь, все равно ничего бы не было видно.
– От Ада до «Розалуны», а от «Розалуны» куда? – спросила я своего гида.
– В наши казармы. Оттуда на строительную площадку. Потом в Ад.
Всего четыре остановки.
– Значит, строительная площадка совсем недалеко от Ада?
Он кивнул.
– И корабль, на котором я прилетела, приземлился между ними?
– Верно.
– Знаешь что? – сказала я. – За все время, что ты меня учил, ты ни разу не назвал своего имени. У тебя есть имя?
– Конечно. Я Педро Дот.
Педро Дот: в давние времена это был один из известнейших селекционеров роз, живший в той части Земли, которая называлась Испанией и в которой находился просто сказочный розовый сад под названием «Парк де Есте»… Так-так.
В эту минуту загорелся зеленый свет, который показывал, что мы приехали.
Я не буду читать вам лекцию о том, как строить космические корабли с семенами жизни. На это ушла бы вся книга, а мне это ни к чему.
Большую часть того, что я увидела на территории строительной площадки космических кораблей, я постичь не смогла. Расположенные неподалеку цеха и резервуары оказались также выше моего понимания. Было очень нелегко отличить изготовителей от того, что они производили, поскольку большую часть работы выполняли мягкие машины, которым помогала горстка Миротворцев-техников.
А вот что я хорошо поняла и от чего у меня волосы стали дыбом, так это мой образ жизни на корабле во время полета.