Текст книги "Стрела и солнце"

Автор книги: Явдат Ильясов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

– Молчи, болтун! – зашипел продавец зерна, заметив, что их подслушивают. – Чего ты плетешь?

Сообщение Филла встревожило Скрибония.

Драконт?

Нет ли связи между ночной прогулкой Поликрата и появлением знаменитого пирата у берегов Тавриды? Если то, о чем говорили купцы, правда, и Асандр действительно находится в договорных отношениях с Драконтом, то не собираются ли во дворце устранить Скрибония с помощью морских разбойников.

Плохо. Очень плохо, что Скрибоний слишком мало знает о Драконте, хотя тот и знаменит и все такое. Бывает, слава человека – одно, а сам человек – совсем другое. Надо расспросить сведущих людей. Может, удастся выведать что-нибудь путное. Но… вряд ли. Сколько ни приходилось Скрибонию раньше слышать разговоров о Драконте, все топтались вокруг да около. Никто не знал достоверно, кто же такой Драконт, откуда он явился. Пират. Убийца. Грабитель… Тьфу! Кто в нашем веке не грабитель? Все мы пираты.

Однако что же затевает все-таки царь? Может, Скрибоний волнуется напрасно, замыслы Асандра вовсе не задевают его? Нужно разобраться.

– Следи! – приказал он Филлу свирепо. – Присматривайся к каждому, кто покажется не внушающим доверия. Возможно, – хилиарх перешел на шепот, – в Пантикапей заявится на днях сам Драконт. Я тоже буду спускаться в гавань. Найдешь у Гиппонакта. Заметишь подозрительное – беги ко мне. Ясно? Проваливай.

Филл чрезвычайно гордился собой.

Наемник, чужак в любой стране, он бродил по свету, переходя от хозяина к хозяину. Растеряв в бесконечных скитаниях и не всегда благородных приключениях остатка совести, он руководствовался при сделках одним простым и прямым, как нож, условием: кто больше даст.

Скрибоний, суровую привязанность которого Филл приобрел благодаря мелким доносам на товарищей-солдат, платил хорошо, и соглядатай был доволен жизнью. Благословение олимпийцам! Или любому другому богу. Осведомитель мечтал накопить добрую сумму и уехать домой, хотя едва ли помнил, где находится родина.

Начальник тоже высоко ценил услужливого солдата. Он боялся довериться кому-нибудь, кроме Филла. Напрасно Асандру казалось, будто наемники готовы пойти по первому слову Скрибония в огонь и воду. Средь этого сброда сплошь и рядом встречались пройдохи, чьих клыков страшился сам хилиарх.

Наставив Филла, тысячник отдал кое-какие распоряжения младшим командирам и, хромая и постукивая наконечником палки по мостовой, самолично отправился к морю. Позади следовали два десятка ко всему безучастных солдат. С некоторых пор Скрибоний боялся ходить без сильной охраны.

Испросив разрешение у эмпориона – начальника гавани Гиппонакта, – он занял одну из служебных комнат таможни, поудобней устроился на грубой скамье и отдался терпеливому ожиданию.

Но первый день охоты ничего не принес. Схватили, правда, двух-трех подозрительного вида оборванцев, однако те оказались самыми обыкновенными бродягами. А Скрибоний ждал Драконта.

Хилиарх принял на следующий день отчаянное решение: если удастся опознать Драконта – развязать ему язык, учинив пытку. Пусть Асандр шумит потом, коль скоро окажется, что Драконт действительно приятель царя. Скрибоний может притвориться, будто и знать не знал об этой невероятной дружбе. Царь и морской разбойник! Не сам ли Асандр приказал ловить и уничтожать пиратов?

«Может быть, я рою для себя яму, – уныло размышлял Скрибоний, оценивая свои действия. – Ладно! Там отговоримся как-нибудь. Главное – срочно выяснить, что намерен предпринять старик, в какой степени его очередная каверза касается моей головы. Лучше предупредить беду, чем лить слезы после времени».

Филл не показывался.

Он был очень занят сейчас.

Наконец-то Драконт попался!

Если не сам Драконт, то кто-нибудь из шайки. На пристани, у самого причала, стоял, озираясь по сторонам, человек лет сорока в просторной, изрядно потрепанной хламиде. Худое сумрачное лицо. Длинный хищный нос. Угрюмый взгляд. Свисающие до пят рваные полы черной одежды.

Он походил на дряхлого ворона, бессильно опустившего крылья. Да, это Драконт! Именно таким представлял себе Филл знаменитого пирата. Драконт, по рассказам, был мрачен, худ и не то слишком смугл, не то очень бледен – Филл уже не помнил точно.

– Кого ты ищешь, друг? – спросил переодетый солдат, осторожно приблизившись к незнакомцу.

Руку он держал у пояса, чтоб успеть выхватить нож, если пират возьмется за оружие. Человек в черном плаще поглядел на Филла в упор и прохрипел, обдав соглядатая запахом вина:

– Тебе-то что, болван?

– Я хочу знать, кто ты, – сказал Филл строго. – Чем ты тут занимаешься, а?

– Каков негодяй! – изумился незнакомец. – Эй, Дримил, Теодор, Никита! Видите мерзавца? Дать палок и выбросить за ворота!

Не успел наемник и шагу ступить, как его сбили с ног и принялись дубасить увесистыми палками по чему попало. Человек в черном плаще ободряюще покрикивал на и без того старавшихся коллакретов – приставов, обязанных следить за порядком в порту:

– Так, молодцы! Так! Совсем обнаглели проходимцы. Средь бела дня нападают на честных граждан.

– Я не вор! – вопил бедняга, прикрывая ладонями голову. – Я такой же солдат, как и вы, друзья. Не бейте меня!

– Не вор? – загремел Дримил, изо всей силы опуская палку на его спину.

– Почему же ты приставал… – добавил Теодор, пнув осведомителя в бок.

– …К начальнику гавани Гиппонакту? – закончил за товарища Никита, встряхнув злосчастного разведчика за шиворот.

Гиппонакт!

Филл громко застонал – уже не столько от боли, сколько от ужаса.

А если начнется дознание? Спросят, кто такой Филл? Ведь он, дурак, сам выдал себя: я не вор, я солдат. Спросят: чей солдат? Почему болтается переодетым в гавани? Если дело дойдет до Скрибония… не пощадит.

Принять эмпориона за пирата! Но откуда было знать Филлу, что человек в рваном плаще – Гиппонакт, друг самого Асандра? Они не встречались прежде. Пусть чертов пьяница носит одежду, подобающую высокому званию. Пусть не пропивает новые плащи в кабаках.

Филл, скуля, точно пес, выбрался из вонючей мусорной ямы, куда ради забавы швырнули глупца коллакреты, и поплелся к бассейну.

Надо убраться отсюда, пока Гиппонакт не передумал и не велел его схватить. Соглядатай вымыл руки и лицо, испачканные кровью и затхлой грязью, и заковылял домой, согнувшись, положа одну руку на затылок, другую – на правый бок.

Боже! И чья судьба на свете гнуснее поганой судьбы тайного осведомителя?

– Чтоб ты пропал, – ругал соглядатай хилиарха. – Лучше в тартар попасть, чем служить тебе…

Между тем в гавани пристала к берегу большая лодка. Обыкновенная лодка, каких немало увидишь в проливе.

На таких лодках боспоряне перевозили с европейской стороны на азиатскую [7]7
  Древние греки считали границей между Европой и Азией реку Дон, Азовское море и Керченский пролив,


[Закрыть]и обратно нехитрые грузы – рыбу, соль, овощи, хлеб, известь.

Из лодки вылезло на дощатый помост четверо мужчин. Четыре обыкновенных человека, каких немало встретишь впорту. Старые войлочные шляпы с обвисшими полями, дырявые, подпоясанные веревкой рубахи с рукавами до локтей, босые ноги – все изобличало ничтожных земледельцев из Киммерия или Танаиса, прибывших в столицу по своим мизерным делам.

Вытащив из лодки круглую плетеную корзину, четыре грека направились к таможне и постучались в комнату, где помещался эмпорион Гиппонакт…

Скрибонию надоело сидеть в одиночестве.

Он решил прогуляться по гавани, посмотреть, чем занимается Филл. Почему его нет до сих пор? Должно быть, ничего подходящего не подвернулось.

Хилиарх, припадая на правую ногу, медленно прохаживался по причалу. Он делал вид, будто любуется морем, – да, даже хилиархи способны им любоваться, – и ждал, когда Филл даст о себе знать.

Но Филл не показывался, негодяй. Куда он делся? Захотелось есть. Где бы перекусить? Не в харчевню же идти начальнику войск. А до казарм – далеко. Приказать, чтоб принесли обед сюда? Кушать одному – скучно. Лучше заглянуть к Гиппонакту.

Четверо приезжих, выходя от Гиппонакта, столкнулись с хилиархом нос к носу.

Вернее, первый из них, так как они двигались один за другим. Скрибоний отшатнулся.

Что-то ледяное, отталкивающе-грозное, как взгляд осьминога, пронзило мозг и отдалось холодом в сердце.

Говорят, у осьминога человеческий взгляд.

Но Скрибоний никогда б не подумал, что у человека могут быть глаза спрута.

Всего одно мгновение видел он перед собой лицо человека, шедшего впереди. Но оно тут же намертво отпечаталось в потрясенной душе, как изображение на надгробном камне.

Это лицо!..

Худое, горбоносое. И главное – страшно бледное, белое как мел. По сравнению с кожей щек густая курчавая борода и взлохмаченные волосы, спадавшие со странно низкого лба на темную полоску сросшихся бровей, казались совершенно черными, будто их обмакнули в смолу. Огромный рот с тонкими бескровными губами. Острые зубы, торчащие вперед. И мертвый взгляд пустых бесцветных глаз.

– Вампир! – боязливо пробормотал Скрибоний.

Приезжих сопровождали Дримил, Теодор и Никита. Те самые, что так старательно пересчитали Филлу ребра.

Испуганный, растерянный, подавленный, стоял Скрибоний у открытых дверей, не зная, как ему быть. Не тащиться же самому вслед за этими темными людьми? Если б Филл был здесь… Но Филл исчез, разрази его молния!

– Эй! – крикнул из помещения Гиппонакт. – Какой осел торчит там у открытых дверей? Или войди, или закрой и убирайся к вороне. А, это ты, Скрибоний, – приветствовал он хилиарха. – Прости, я думал – кто-нибудь другой. Добро пожаловать! Присаживайся. Как раз собирался промочить глотку. Раздели со мной завтрак. Проклятая работа! Даже перекусить некогда.

– Вижу, вздохнуть свободно не дают, – осторожно заметил Скрибоний, садясь за стол. – Одолевают посетители?

– Замучили! – Эмпорион сокрушенно покачал головой. Разлил по глиняным чашкам вино. – С утра до ночи толпятся у дверей, мерзавцы. Ну, выпьем! Солдатню-то накормил свою? Вон их сколько за тобой притащилось.

– Не умрут.

– Верно! А умрут – тоже не беда. Ну, поехали.

– Что за сброд вышел сейчас от тебя? – спросил хилиарх пренебрежительно.

– Когда? Ах, сейчас, – Гиппонакт лениво зевнул. – Так, всякая рвань. Ну их к собакам. Ешь, пей.

– Купцы, – вяло усмехнулся Скрибоний, – Из Баты, кажется, приехали?

– Кто? Ах, те голодранцы? Из Танаиса.

– Товар привезли?

– Да, разную мелочь, – ответил Гиппонакт с таким видом, будто вот-вот заснет от скуки.

– А-а, – протянул Скрибоний с притворным безразличием и откусил сыру. В глазах хилиарха блеснул огонь.

Что еще можно выжать из несчастного пьяницы?

Увести в казармы, накачать так, чтоб развязался язык? Опасно. Гиппонакт, провались он в тартар, только прикидывается гулякой, равнодушным ко всему на свете, кроме вина. Пьяница с трезвой головой. Хитрец. Недаром он приятель Асандра. Не уступят один другому в лукавстве. Дай только за кончик нити ухватиться – распутают весь клубок.

Не стоит затевать угощение. Скрибоний – ведь ему тоже придется пить – от Гиппонакта, пожалуй, ничего не добьется, а себя, захмелев, выдаст настойчивыми расспросами.

Как быть? Надо спешить в крепость, разыскать Филла. Эх, если б у Скрибония были свои люди среди рабов и телохранителей Асандра! Но старик богаче хилиарха. Трудно переманить его слуг на свою сторону.

Хилиарху невмоготу сидеть тут, у Гиппонакта, «Может быть, – подумал он с тоской, – как раз в данный миг во дворце решается моя судьба. В акрополь!» Он, томясь от нетерпения, резко отставил чашку и поднялся:

– Я пойду, приятель.

– Стой! Куда ты? – Гиппонакт схватил хилиарха за полу хитона. – Обижаешь, брат.

– Пора на обход караулов, – с раздражением пояснил военачальник.

– Караулы! – возмутился эмпорион. Он встал, пошатываясь, и загородил дверь. – Ничего им не сделается. Успеешь.

– Пойми, приятель, я на службе! – крикнул Скрибоний.

Он с трудом подавил острое желание ударить Гиппонакта в грудь и выскочить на улицу. Хилиарху показалось – начальник гавани умышленно задерживает его здесь.

– Мне тоже надо быть у Асандра, – объявил Гиппонакт и подтолкнул хилиарха к столу. – Допьем вино, пойдем вместе. Какое винцо, а? Библинское! Получил прямо из Афин. Садись, пей. Или хочешь поссориться со мной? – Глаза бражника налились желчью.

Пришлось сесть. Вино – на вкус взволнованного Скрибония, горькое и ядовитое, точно кровь кентавра, – не лезло в глотку. Хилиарх, внутренне скрежеща зубами, глушил неотступную мысль – убить Гиппонакта. И он, может, сорвался б и зарезал эмпориона. Но тут навязчивый сотрапезник, уловив настроение наемника, предложил миролюбиво:

– Ну, пойдем, если так.

Покинув гавань, хилиарх и эмпорион, сопровождаемые толпой молчаливых солдат, миновали ворота, ведущие из гавани в город, и не спеша затопали по узкой каменистой улице вверх, к зубчатым башням акрополя.

Поначалу им пришлось идти меж глинобитных лачуг, придавленных шапками тростниковых крыш. На окраинах жила беднота. Затем стали попадаться дома знатных горожан, крытые черепицей и сложенные из рустованного камня – из глыб известняка, гладко отесанных по краям и с нарочитой небрежностью обработанных в несколько выступающей средней части.

Воины в чешуйчатых панцирях и яйцевидных шлемах без проволочек пропустили двух начальников в пределы замка.

Под защитой толстых стен акрополя пантикапейцы хранили от чужих взоров главные святыни города: мраморные статуи Гермеса и Посейдона, а также государственную казну. Тут же помещались наиболее почитаемые храмы, монетный двор, казармы и жилище царя.

– Собственно, зачем я сюда притащился? – сказал вдруг Гиппонакт. – Чего я там не видел, в проклятом дворце? Ты говорил – пойдешь проверять караулы. Так? Возьми с собой. Потом выпьем как следует, а? Мне скучно.

Командир наемников окончательно убедился – Гиппонакт привязался к нему с целью не дать и шагу ступить свободно, пока из дворца не уберутся те четверо, если они тут. Кто они? Что они делают здесь?

«Сам виноват, мул! – ругал себя хилиарх. – Кто тянул тебя к Гиппонакту? Домой еще собирался пригласить, дуралей Как же быть? Допустить Гиппонакта в казармы? Но Филл… нужно вот сейчас найти Филла. А при Гиппонакте с Филлом не поговоришь. Ну, попробуем одно средство, Может, удастся избавиться от царского осведомителя».

– 3-знаешь, друг, – сказал хилиарх чуть заплетающимся языком. – Я, к-кажется, перепил. Внизу было терпимо, а вот когда поднимались, голова закружилась. Ноги подламываются. Ты п-прав. Караулам ничего не с-сделает-тся. Пойду спать. И ты бы прилег где-нибудь во дворце. Смотри, как тебя качает.

– Ай-яй-яй! – Гиппонакт укоризненно помотал головой. – И это – солдат! Служитель Ареса, бога войны! Гроза диких номадов! Страж родины! Тьфу! Хлебнул глоток вина и скис. Позор! Страх! Наваждение! Поношение человеков! Я не могу видеть подобных мужчин. Не могу ходить по земле, где существуют этакие слюнтяи. Горе мне! Лучше пойду и утоплюсь.

– Я очень рано поднялся, – пояснил Скрибоний. – И не ел почти ничего.

– Ну, ладно. Ладно, презренный трезвенник! Пропадай, как хочешь, Иди отоспись, несчастный.

Хилиарх нашел Филла в пустой казарме первой спиры – подразделения, соответствовавшего римской когорте; как известно, когорта состоит из шестиста человек.

Солдат лежал, весь облепленный пластырями и примочками, и жалобно скулил, как ошпаренный щенок. Товарищи промыли ему раны вином и ушли на занятия, поставив рядом с кроватью блюдо с хлебом и кувшин с водой.

– Что с тобой? – обеспокоился начальник.

– Из… избили! – заохал Филл, не глядя в глаза командиру. – Ох, умираю…

– Кто?

– Не… не знаю. Какие-то пьяные бродяги. Вышли из харчевни. Я не успел посторониться. Накинулись.

– Почему не позвал на помощь коллакретов? Там эти лоботрясы Дримил, Теодор, Никита весь день слоняются без дела. Выручили бы.

– Не успел.

– Почему ушел, не известив меня?

– Я… был весь в крови.

– Болван! – выругался с досадой хилиарх. Планы ломались. – А я-то ищу тебя, с ног сбился. Так что же – ты совсем не можешь ходить?

– Ох! Они… переломали мне… все кости!

– Жаль, башку не разбили вдребезги. Скотина! Не мог избежать ссоры. Как же теперь быть? Ты нужен, понимаешь? Очень нужен сейчас.

– Ох! Ох!

– Не ной, дрянь. Из-за тебя я упускаю редкую дичь. Может, попробуешь встать? Выпей крепкого вина, боль утихнет.

– Оставь меня – ох! – в покое, господин хилиарх. Я чуть дышу.

– Собака! – Скрибоний с яростыо ударил себя кулаком по колену. – А я-то надеялся на тебя. Ну, погоди – я расплачусь с тобой.

Хилиарх зашагал к выходу.

– Ох! Господин… ох! Хилиарх… ох! – окликнул его перетрусивший Филл.

Ему было не так уж больно, как он хотел показать. Филл просто боялся, что Скрибоний уже знает с стычке с Гиппонактом. Поэтому и разыграл умирающего. Поскольку хилиарх поверил выдумке, не стоило слишком упрямиться. Не дай бог навлечь гнев командира. Скрибоний расправится круче, чем коллакреты.

– Не уходи, господин хилиарх, – простонал Филл, поднимаясь. – Мне стало легче. Это от того, что ты проведал меня, господин хилиарх.

– Так-то лучше, – повеселел Скрибоний. – Ходить сможешь?

– Мне уже совсем хорошо, господин хилиарх. Не только ходить – смогу бегать, прыгать и нырять.

– А ушибы?

– Что ушибы, господин хилиарх? Я солдат. Не такие раны заживали, как на собаке.

– Вот и хорошо. – Скрибоний сел на постель Филла, оглянулся, наклонился к уху солдата и зашептал: – Пока ты здесь валялся, в город явились четыре незнакомых человека. Может, они тут, ясно? Надень простую одежду. Смажь кровоподтеки. Присыпь мелом, чтоб не бросались в глаза. Притаись у дворца, жди, когда те выйдут. Незаметно следуй за ними, куда б ни направились. Слышишь? Пойдут по суше – иди по суше. Морем поплывут – найди лодку. Полезут в ад – лезь туда же. Гиппонакт утверждает, будто они из Танаиса. Может быть, он говорит правду. Может быть, лжет. Выясни – не пираты ли эти четверо, нет ли среди них Драконта

– Понадобятся деньги.

– Получай.

Пройдя по нешироким улицам акрополя мимо казарм, обширных хранилищ, конюшен и монетного двора, начальник порта Гиппонакт достиг царского жилища – старого здания с легкой ионийской колоннадой во всю ширину фасада.

Через темный проем главного входа Гиппонакт попал на внутреннюю площадку дворца.

Здесь находился бассейн. Посередине водоема, на груде известковых глыб, нагроможденных в умышленном беспорядке, стояла с бронзовым кувшином на плече мраморная дева. Нос отбит. Из сосуда сочится тонкая струйка воды.

Стены, окружающие внутренний двор, повторяли фасад, только колонны были тоньше, из дерева, а входы не имели решеток. Меж растрескавшихся колонн, подобна каменным таврским истуканам, замерла стража. Рабыни выбивали ковры, чистили зелень, крошили мясо.

– Радуйся, друг! – приветствовал эмпорион Поликрата, отыскав глашатая в одной из комнат. – Угостишь чашей вина?

– Хоть двадцатью, если осилишь! – с готовностью ответил рыжий царедворец. На лакированном столике появился кувшин. – Новости есть?

– Есть.

Гиппонакт с достоинством принял наполненную глашатаем канфару, надолго присосался к ней, смакуя темный напиток. Поликрат со скучающим видом глядел через решетчатое окно во двор и терпеливо ждал.

– Как тебе нравится Скрибоний? – лениво спросил Гиппонакт.

– Скрибоний? – Поликрат обернулся. – По-моему, благородный человек, – ответил он с легкой усмешкой.

– Очень! – Гиппонакт пьяно замотал головой в знак согласия. – Очень благородный человек. Правда? Не человек. а золото! Только… – Гиппонакт поднял на глашатая мутные глаза, – слишком любопытен, мне кажется. Слишком любопытен Скрибоний.

– Неужели? – притворно изумился Поликрат.

– Ну да! Приходит, начинает расспрашивать: кто те четверо, откуда приехали, к кому приехали, зачем приехали… Нехорошо, а?

– Нехорошо.

– Не к лицу солдату женская назойливость, правда? Согласен, Поликрат?

– Не к лицу, Гиппонакт.

– Вот видишь! А он все старается выпытать – кто они. Откуда мне знать? И зачем знать, кто? Правда, Поликрат?

– Правда, Гиппонакт.

– Что за люди расплодились в нашем веке? У Скрибония и подчиненные не лучше командира. Сегодня переодетый солдат со шрамом через лоб, – запомни, Поликрат: рослый, загорелый, со шрамом через лоб, – тоже приставал ко мне. Хотел узнать, кто я такой. За пирата, что ли, принял. Ну, ему дали понять, кто я такой. Добавили несколько кровоподтеков к шраму – запомни, Поликрат: несколько кровоподтеков. Мне кажется, он влюбился в тех четверых. Пусть я издохну с похмелья, если красавчик не потащится за ними, вздыхая от страсти, когда они выйдут кое-откуда.

– Бедняга! – воскликнул Поликрат, закатив глаза. – Неужели так сильно влюбился?

– Он без ума от них, Поликрат, просто без ума.

– Я думаю, они сумеют ответить ему взаимностью, – сказал Поликрат с улыбкой. – Кстати, Гиппонакт, я слышал – ты еще не внес в казну пошлину, взысканную за ввоз товаров, поступивших в Пантикапей за последний месяц.

– Допустим, – насторожился Гиппонакт.

– Видишь ли, – Поликрат прищурился, – у нас и так тесно. Не согласишься ли ты хранить деньги где-нибудь там, у себя, в одном из собственных сундуков?

– Почему б не хранить? – пробормотал Гиппонакт.

– Сейчас они не нужны Асандру. Отдашь потом, когда понадобятся.

– Хм… Когда, хотелось бы знать?

– Ну, лет через сорок, пятьдесят. Или сто. Вот разрешение на долговременную отсрочку взноса.

Гиппонакт понимающе кивнул.

– Хорошо. Я их сохраню. Ты ведь знаешь, как я умею беречь деньги!

И оба, довольные друг другом, расхохотались.

– Вот что, Златоцвет, – сказал царь Поликрату, когда четверо «танаисцев» проникли черным ходом во дворец. – Вели всем, кто сидит внизу: пусть отправляются домой. Не пускай сюда никого, даже госпожу Динамию. Следи, чтоб ни одна муха не приближалась к лестнице. Ясно, как говорит мой друг Скрибоний?

– Да, государь. Ясно.

– Ступай, Златоцвет. Вы трое, – приказал царь спутникам бледного «танаисца», так напугавшего Скрибония в гавани, – вы трое стойте возле этих и вон тех дверей и цепляйте на коготь всякую мышь, которая сунет сюда нос.

Он привел бледного человека в тесную каморку, плотно захлопнул узкую, но массивную дверцу, обитую листами красной меди, задвинул тяжелый засов и приоткрыл ставню на окошке, чтоб немного разогнать темноту. Царь и гость уселись напротив, приспособив вместо кресел два пустых сосуда.

– Духота! – проворчал Асандр. – Плохо быть стариком, Драконт.

Драконт! Так вот каков знаменитый пират!

– Тебе всего пятьдесят, – продолжал царь. – Откуда тебе знать, как плохо быть стариком? Когда все это кончится? Когда я отдохну от забот, а?

– Те, – Драконт показал бровями вправо и вниз, намекая на «благородных отцов», – не обидятся?

– На что?

– Ты даже не вышел к ним, – сказал пират гнусаво.

– Э! – Асандр пренебрежительно махнул рукой. – Куда они без меня? Им хорошо, пока я царь. Уйду – всего лишатся, все чернь заберет. Нет, эти телята не обидятся на благодетеля. Но вот Скрибоний… Видят боги, съест меня рано или поздно. Или не съест, а?

– Тот хилиарх, о котором ты говорил прошлой осенью?

– Да.

– Может. Где раздобыл такого молодца?

– Раздобыл на свою голову. Кажется, он из Понта. Сам грек, а имя носит римское. Говорят, был рабом в Риме. Отпущен за какие-то заслуги. Или сбежал. Удрал, скорей всего. Хитер, как змея: нанялся рядовым щитоносцем, а теперь – хилиарх. Две спиры держит под рукой.

– Как же ты допустил проходимца к власти?

– При чем тут я? Солдаты выбрали. Наемный сброд, поступают, как хотят. И потом, откуда я мог знать, что он за птица? Прикидывался верной собакой, и сейчас прикидывается, но я-то вижу: зубы точит на меня.

– Смести.

– Ты в своем уме? Взбунтуются головорезы. Не понимаю, чем он их околдовал? Но ты не беспокойся! Я за ним присматриваю. Найдем средство избавиться без шума. Тебя никто не узнал?

– Нет, кажется.

– Хорошо. Старайся держаться незаметно. Знаешь нашу мразь: закричат на весь мир, что Асандр – покровитель пиратов и все такое… Получил письмо?

– Получил.

– Дело сделано?

– Да. – Речь пирата прерывал короткий, сухой, звонкий кашель. – Проникли в Херсонес, Керкинитиду, Прекрасную гавань. Кх, кх! Осмотрели места, удобные для высадки. Проверили дороги, подступы к башням. Кх, кх! Я оделся продавцом восточных пряностей, сам оглядел обе бухты Херсонеса. Скверно было. Если б узнали… Ходил на рынок, слушал разговоры купцов, рыбаков, пахарей. Кх, кх!

– И что же?

– Стены Херсонеса обветшали.

– А-а… – с любопытством протянул Асандр.

– В городе мало хлеба.

– Хм… – с усмешкой хмыкнул Асандр.

– Наседают скифы.

– Та-ак… – одобрительно кивнул Асандр.

– Народ волнуется.

– Так, – насторожился Асандр.

– Худые и добрые грызутся между собой.

– Так! – удовлетворенно воскликнул Асандр.

– Республика переживает трудные дни.

– Хорошо! – Асандр хлопнул ладонью о ладонь и вскочил с места. – Отлично! А-а, красавица-рреспублика! Вот когда я схвачу тебя за горлышко. Нет, ты подумай, Драконт! Где у меня Пантикапей, Феодосия, Кепы, Фанагория, Гермонасса и куча других городов и селений? Под правой пятой.

Где боспорские скифы, дандары, синды, тореты, керкеты, тарпеты и прочие, ворон бы их побрал, иксаматы? Под левой пятой.

Где вся эта земля от страны голодных тавров до Кавказских гор, от реки Танаис до Эвксинского моря? В кулаке!

И только проклятый Херсонес, ничтожный городок, не хочет признавать… Демократы упрямы, как скифские буйволы. Без ума от своего государственного устройства.

Что это такое, если разобраться? Кощунство! В Риме владычествует император. Понт и Боспор, и весь Восток подчиняются монарху. Даже у таврических скифов есть свой царь, хоть он и ходит неумытый и в рваных шароварах.

Проклятое ж племя херсонеситов как уцепилось мертвой хваткой за «народную власть», так ни палкой, ни секирой не заставишь бросить ее. У них во всей стране столько народу, сколько у меня в одной столице. А чванятся, будто владеют невесть каким огромным государством. И хуже всего, что приходится с ними считаться.

Сколько терпеть? И от кого, а? От нищих гончаров и тупоумных пахарей! Зевс-громовержец! Я победил Фарнака, которого боялся сам Кай Юлий Цезарь, убил Митридата Пергамского, этого пройдоху, но не могу швырнуть на колени… жалкий Херсонес!

Асандр сокрушенно покачал головой. Глаза старика выражали недоумение. Казалось, он очутился в тупике – самоуверенный мужчина, привыкший к легким победам среди первых красавиц и вдруг встретивший непонятное сопротивление от какой-то невзрачной девчонки.

– Поверь, Драконт, – продолжал царь, – я не досыпаю ночей из-за строптивых херсонеситов. Ты – друг, буду с тобой откровенен. Для чего нужна Асандру война? Асандра привлекает золото Херсонеса. Думаю, золота у них немного наскребется. Мне чрезвычайно нравятся херсонесские монетки с Девой, Гераклом, быками, воинами и боевыми колесницами. Хорошие монетки – чистые и звонкие.

Асандра манит слава победителя. Да, да, не усмехайся так едко! Что тут зазорного? Каждый человек – не только человек, даже раб – стремится к славе. Вспомни Савмака.

Дальше. Если я возьму Херсонес, мои войска окажутся за спиной у таврических скифов. Им волей-неволей придется покориться или убраться с полуострова. Вся Таврида достанется мне. Прибавится сил, не дам тогда рабам и пикнуть.

Но главное – мне страшно не нравится ветер, дующий со стороны Херсонеса через пограничный вал. Он пахнет так называемой «свободой». Боспоряне хмелеют от него, как от вина. Недавно голь Тиритаки взбунтовалась. И что ты думаешь? Какой-то несчастный Сфэр кричал: нужно свергнуть царя, установить у нас республику, как в Херсонесе! Тьфу!

Наконец, война необходима, чтоб заткнуть глотки пантикапейцам. Отдам голодному сброду часть добра, взятого в Херсонесе. Нате рабов, берите скот, зерно, масло, ткани. Ешьте, пейте, надевайте – лишь бы вы перестали вопить о нищете. Отведу земли херсонеситов неимущим боспорянам – пашите, сейте, снимайте урожай, чтоб вам пропасть, только не замышляйте плохого против Асандра!

Каждому достанется немного добычи, а добыча размягчает самые твердые сердца. Пусть радуются, мерзавцы, и возносят хвалы Асандру. Потом, усыпив их бдительность, я сдеру с них по три шкуры, все заберу себе, будь уверен!

Там-то, под стенами Херсонеса, – Асандр понизил голос, – я и разделаюсь с хилиархом. Две его спиры первыми вступят в бой и порвут себе кишки о копья херсонеситов. И когда Скрибоний останется без солдат… – Асандр оскалил зубы.

Война! Это и был единственный спасительный выход, который, после мучительных раздумий, нашел царь в ту памятную дождливую ночь.

Родами мучилась гора – родила мышь…

Асандр положил руку на плечо Драконта:

– Благодари олимпийцев, гроза морей. Назначу правителем Херсонеса!

Царь откинул крупную седую голову и захохотал от радости, переполнявшей грудь. Прочь тьму! Он свободно распахнул ставню. В каморку широкой полосой хлынул золотисто-голубой свет. Мир, еще недавно унылый и непроглядный, засиял перед внутренним взором царя во всей свежести и чистоте. Тоска растворилась в теплых лучах. Сомнения улетучились. Жизнь продолжается!

– Ну, чего молчишь, сын мой? – Асандр шутливо ткнул пирата в бок. Драконт прикусил тонкую губу, помолчал, затем промолвил спокойно:

– Я не стану правителем Херсонеса.

– Почему? – спросил царь, широко улыбаясь.

– Тебе не взять республику за горло.

– А? – Боспорянин опешил. – Как так: «Не взять!»

– Так уж – не взять.

– Сын мой! – взревел Асандр. – Ты сам твердил: «Республика слаба, подобно больной женщине».

– Я сказал: «Республике тяжело». Но не говорил, что она слаба. Она сильна. У Херсонеса хорошие солдаты.

– А у меня – плохие? – заорал Асандр, брызгая слюной. – А боевые суда? Тяжелая конница? Сын мой, ты забыл, кому перечишь!

– Я все помню, – протянул пират в нос; голос его был настолько гнусав, что фраза прозвучала искаженно: «Я хфё понгню».

Драконт бросил на царя короткий взгляд пустых мертвых глаз. Асандр прикусил язык. Драконт продолжал беседу так же ровно, спокойно, выражаясь довольно скучным, неярким, плоским языком. И только тот, кто знал его, мог угадать за неторопливой речью страшный опыт, ужасную силу. Говорил убийца.

– Спору нет, солдаты у тебя храбрые. Кх, кх. Но ведь они – наемная шайка. Главная же мощь Херсонеса – народное ополчение. Твои солдаты будут сражаться ради золота, демократы – за дома, семьи. За свободу. Ты – охотник, республика – тигрица, защищающая детенышей. В схватке тигрица дерется злей, чем охотник. И не всегда охотник остается жив. Не всегда. Разве я не прав?

– Болтовня, – проворчал Асандр угрюмо. – Ты просто не разбираешься в политике. Из мухи делаешь слона. Что такое Боспор? Лев. Что такое Херсонес? Шакал, а не тигрица. Я двину к стенам Херсонеса все войска, и лев разорвет шакала. О! Как я ненавижу проклятых демократов, если б ты знал!

Асандр побагровел, стиснул волосатый кулак – еще недавно одним ударом царь мог убить человека. Но в мире есть вещи посильней кулаков. Драконт вяло усмехнулся.