Текст книги "Тридцатая застава"

Автор книги: Януш Сикорский

Соавторы: Ф. Вишнивецкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Гость из Берлина

1

Если бы все, о чем будет повествоваться ниже, было известно пограничникам, совершенно по-иному развиваюсь бы события на заставе. Но в том и заключается главная сложность пограничной службы, что очень трудно, а зачастую и невозможно предвидеть замыслы сопредельной стороны.

Потребовались годы, чтобы разгадать и понять скрытые пружины тайных происков немецкой разведки, которые так или иначе отразились на судьбах героев повести. Многое удалось выяснить после освобождения Западной Украины, а кое-что стало известно только в начале войны, после нападения гитлеровцев на нашу страну.

Местечко Ольховое, как к большинство поселений Западной Украины, ютилось в долине. Среди крестьянских крытых соломой хат кое-где виднелись черепичные крыши домиков разного ремесленного люда, обедневших шляхтичей, мелких торговцев. Покосившиеся от старости хаты хмуро посматривали подслеповатыми окнами на белый двухэтажный дом помещика Фишера, расположившийся на возвышенности у левого берега Днестра. За Днестром – Румыния. Километрах в двадцати, за Збручем, – другая страна, особенно ненавистная Леопольду Фишеру: оттуда, из России, проникают всякие «бредовые идеи», как говорит его сосед пан Кравецкий, большая часть имения которого так и осталась на той стороне Збруча. Сам Фишер тоже пострадал от большевиков: добрая половина его леса оказалась у Советов. А тут как раз приехал гость из Берлина, племянник известных владельцев химических заводов. Карл Шмитц интересуется лесом. У него, говорят, солидная мебельная фабрика. Вот и пригодился бы тот лес…

Деловой разговор отложили на завтра. Оно и понятно: гость устал с дороги, подымется поздно. К тому времени надо все обдумать.

Но хозяин ошибался. Только посерело в окнах, как гость уже был на ногах и усердствовал над выполнением гимнастических упражнений. Четкая военная выправка гостя больше напоминала офицера вермахта, нежели торгового агента или фабриканта. Правда, небольшая мебельная фабрика у Карла Шмитца была, и он скрупулезно следил за ее работой. Но сейчас его мысли далеки от хозяйственных забот. О подлинной цели приезда в Ольховое знали лишь шефы из абвера[1]1
  Абвер – военная разведка фашистской Германии.


[Закрыть].

Официально переброска его из Италии в этот медвежий угол считалась среди разведчиков повышением – лестно работать на самом ответственном участке и сознавать, что прокладываешь пути к осуществлению великих планов фюрера.

Однако Шмитц воспринял это новое назначение без особой радости: не по душе ему было то новое направление в деятельности абвера, о котором столько говорил полковник Штольце при последней встрече. По договоренности между Польшей и райхом до сих пор обе стороны лишь в высших сферах координировали разведывательную работу против Советского Союза, а теперь предлагалось установить личные контакты с польскими разведчиками. А он, чистокровный ариец, терпеть не мог поляков и, откровенно говоря, не доверял им. К тому же Шмитц хорошо знал, какая судьба готовится этим новым «друзьям» в недалеком будущем. Но абвер не считается с личными симпатиями и антипатиями своих сотрудников. Придется надевать маску доброжелательности, одновременно готовя удар в спину.

С такими мыслями Шмитц спустился на первый этаж, где хозяева уже ждали его к завтраку.

– Доброе утро, герр Шмитц! Как отдыхали? А мы вот вспоминаем наше знакомство в Италии… – радушно встретил его хозяин, приглашая к завтраку.

И они принялись с присущий немцам деловитостью и аккуратностью священнодействовать за обильным столом.

2

Договорившись с хозяевами об осмотре леса, Шмитц после завтрака поднялся к себе, предусмотрительно закрыл на ключ дверь, достал свой дорожный несессер и занялся делами, о которых знал только он, кое-что поручик дефензивы[2]2
  Дефензива – охранное отделение в панской Польше.


[Закрыть] Морочило и совсем ничего не знал хозяин леса Фишер.

Шмитц улыбнулся, мысленно перечислив свои должности: агент торговой фирмы (для Фишера и ему подобных), военный советник польской армии (для официальных властей) и руководитель имперского отделения разведки (только для абвера).

Он разложил на столе топографическую карту, определил расстояние до советской границы – двадцать километров – и задумался. Потом шагнул циркулем на ту сторону, за Збруч, к узловой железнодорожной станции Раздорожье, отмеченное на карте Штольца вопросительным знаком.

«Большевики. – напутствовал Карла полковник Штольце перед отъездом в Польшу, – говорят, что заперли границу на прочный замок. Но нет такого замка, чтобы немецкий мастер не подобрал к нему ключа. Верно? И ключ этот на вашем участке есть! Подобрал его сам Александер!»

Полковник положил перед Шмитцем досье резидента Южного – Владимира Иосифовича Фризина-Ярченко.

«А не заржавел ли этот ключ? Ведь сколько времени прошло». – про себя подумал разведчик, слушая шефа.

«Вам помогут работники двуйки[3]3
  Двуйка – военная разведка панской Польши.


[Закрыть] – это уже согласовано. Наш человек в дефензиве – поручик. Морочило. У них под руками достаточно нужных люден – украинские националисты, белогвардейцы и разные сочувствующие нам элементы. За деньги они сделают нее…»

Он тут же вручил Шмитцу увесистый пакет и дружески похлопал но плечу. «Да помогут тебе бог и наш фюрер! Знай: недалек день, когда немецкий солдат станет на горло всем этим славянским выродкам разным сербам, чехам, полякам и… Понятно?»

И вот сейчас майор Шмитц углубился в детальное изучение «нужных людей». С фотокарточки на него смотрит круглое, почти безбровое лицо молодою человека с плотно сжатыми тонкими губами. Тусклые глаза ничего не выражают.

Много времени прошло с тех пор, как Александер фотографировал его. Теперь по фотографии и не узнать. Разве что сохранилась родинка у самой мочки левого уха…

А может, уже давно подох этот помещичий сын Владимир Фризин? Все может быть. А если и жив, то под какой фамилией числится инженер-путеец на станции Раздорожье? За прошедшие годы многое могло измениться в его отношениях с большевиками.

«Игра вслепую. Одни шанс из тысячи…» – заключил про себя Шмитц и достал фотографии агентов, рекомендованных ему двуйкой.

С первой глянула на него физиономия с узким лбом к массивным подбородком.

«Ну и тип! С такой мордой вышибалой в публичном доме служить, а не в разведку лезть. Еще и усы отрастил… Но для других дел – в самый раз…» – подумал и вспомнил анкетные данные: «Дахно Яким Филиппович, уроженец села Лугины. Бывший капитан царской, а потом белой армии.

Ярый враг большевиков, связан с ОУН»[4]4
  ОУН – организация украинских буржуазных националистов.


[Закрыть].

Шмитц знал о планах седьмого отдела абвера, возлагавшего большие надежды на оуновцев в деле организации диверсий на Украине, но? откровенно говоря, не очень верил этой затее. Главное – создать резидентуру. А такие, как Дахно, для этого не годятся.

«Стар ты, господин экс-капитан, и ОУН здесь не поможет…»

Фотографии отложена в сторону. Та же участь постигла и Коперко-старшего, бывшего владельца кожевенной фабрики в Екатеринославе. И лишь на третьей кандидатуре оживились глаза разведчика.

«Вот с тобой мы наверняка поладим, господин Коперко-младший, если…» – он щелкнул ногтем по фотокарточке и спрятал ее отдельно, припоминая полученные от Морочило сведения об агенте.

Во дворе послышался громкий разговор, кто-то резко кричал на рабочих.

«Это, видимо, он и есть, управляющий Фишера…» – решил Шмитц и подошел к окну. Но сквозь заиндевевшee стекло ничего нельзя разобрать. Набросив на плечи куртку, он вышел во двор.

Перед толпой рабочих стоял плотный человек в лыжном костюме и отдавал какие-то приказания.

– Что пану угодно? – спросил он по-польски, повернувшись к гостю.

Цепкие глаза разведчика несколько секунд ощупывали управляющего. Потом Шмитц вежливо улыбнулся к ответил по-польски:

– Если господин управляющий сможет уделить мне два-три часа, то я с удовольствием воспользуюсь вашей любезностью, чтобы ознакомиться с таким прекрасным имением. Как представитель торговой фирмы интересуюсь лесом, господин Коперко.

Управляющий молча кивнул головой. Затем, отпустив рабочих, подошел к крыльцу.

– Если угодно, господин агент торговой фирмы, мы можем пройтись на лыжах… Увидите, как говорится, товар лицом.

– О! Лыжи – это чудесно! вдруг на чистом русском языке воскликнул Шмитц… Коперко от неожиданности вздрогнул, услышав когда-то родную ему речь. Гость спокойно продолжал: – Если у вас найдется лишняя пара, я с удовольствием прогуляюсь с вами.

– Тогда одевайтесь, лыжи будут, тоже по-русски ответил Коперко.

Так состоялось первое знакомство, цель которого для Шмитца была одна: отыскать затерянный «ключ».

3

Роман Коперко смутно помнит, когда он беззаботно бродил в гимназической форме по широким улицам Екатеринослава. Отец и старший брат Григорий по уши завязли в делах фабрики, а его эта работа не интересовала, он считал ее «грязной», мечтал о блистательной карьере горного инженера, о красивой и богатой жизни…

Но отроческие мечты сгорели в каком-то огненном Он плохо помнит, как это произошло. События тех революционных лет представляются ему словно в тумане или кошмарном сне. Очнулся здесь, в этой заброшенной между холмов и лесов Ольховке. Отец и мать погибли от тифа, как говорит старший браг, устроившийся бухгалтером в имении этого жирного немца Фишера. Григорий и этому рад: есть угол и кусок хлеба.

А каково ему, Роману, с его юношескими мечтами о блестящей карьере? На тридцатом году жизни добиться с помощью брата должности управляющего, блюстителя чужих богатств – слишком мало. За последние годы в поисках своего пути в жизни сталкивался с разными людьми, которые, подобно ему, чувствовали себя здесь, в Польше, словно транзитные пассажиры на узловой станции, когда неизвестно, будет ли нужный поезд. Среди них возникали всевозможные группы и группки, именовавшие себя партиями, организациями, комитетами спасения. Кого и что спасать – едва ли сами организаторы понимали. Все это было видимостью политической деятельности. В одну из таких организаций, созданных из осколков петлюровской армии и разных банд, вовлекли и Романа Коперко. О подлинных целях главарей ОУН он мало знал. Не увлекали его планы создания «самостийной Украины». Какое ему дело до Украины, когда от фабрики его отца за эти годы, должно быть, и следа не осталось?

Однако его честолюбивой, экспансивной натуре нравились смелые, как ему казалось, действия оуновцев против Советов. Он и сам несколько раз участвовал в бандитских налетах на приграничные советские села, усматривая в этой видимости политической борьбы даже что-то романтичное.

После убийства польского министра и суда над Степаном Бандерой случай свел Романа с поручиком Морочило, а затем и с работниками двуйки. Оказалось, что польские паны тоже претендуют на Украину, спят и видят Речь Посполиту «от моря до моря». С кем же ему идти?

Этого Коперко не в состоянии был решить и теперь сам себе не мог объяснить, кому служит. И уж совсем не мог допустить мысли, что поручик из дефензивы является агентом немецкой разведки. И когда тот предупредил вчера о предстоящей встрече с представителем немецкой торговой фирмы, Роман насторожился, смутно догадываясь о подлинных целях этой фирмы. Однако внешне ничем не выражал своей озабоченности, ждал большого разговора. И разговор состоялся. Невинный, на первый взгляд, даже немного игривый. Однако…

Оба настороженно прощупывают друг друга, стараясь определить меру возможной откровенности в предстоящем разговоре.

– Вы прекрасно ходите на лыжах, господин Коперко. – по-русски сказал Шмитц, останавливаясь и вытирая вспотевшее лицо.

– Как и положено бывшему инструктору лыжного спорта, деланно безразличным голосом ответил Роман на немецком языке, бесцеремонно разглядывая гостя.

– И не менее прекрасно владеете немецким языком…

– Как вы русским, между прочим.

Оба рассмеялись. Ледок настороженности начал таять.

– Как вам понравился лес? Какие породы интересуют фирму? – с явной иронией спросил Коперко, напрашиваясь на откровенность.

Но Шмитц не спешил. Надо продумать, разобраться в первых впечатлениях.

– Лес прекрасный. Заходите вечером, тогда и потолкуем о лесе. Вы очень интересный собеседник, господин Коперко. Ауфвидерзейн!

Управляющий пришел точно в семь. И столковались они быстро. Через неделю после этого разговора на левом фланге тридцатой и были обнаружены лыжные следы и странная записка неизвестного «пшиятеля».

Начальник польского пограничного кордона Болеслав Щепановский, недавно получивший первый офицерский чин, не увлекался высокой политикой. Трудный путь от рядового жолнера пограничной стражи к офицерскому положению не способствовал развитию его воинского честолюбия, о генеральском жезле в ранце не мечтал. Частые провокации на границе считал бессмысленной и ненужной затеей. Они только обостряют отношения между соседями, вызывают дипломатические осложнения, запросы в сейме…

«Черт знает, что делается… И кому эго нужно?» – подумал он и на этот раз, получив из штаба пограничной стражи приказание обеспечить условия для прохода человека на другую сторону Збруча.

А когда встретил после этого в приграничной зоне незнакомого немца в сопровождении поручика Морочило, подумал, что это и есть тот человек. Не зная закулисной игры разведок, возмутился и решился на поступок, который при его служебном положении считался тягчайшим преступлением. Однако молодой человек не считал это преступлением против своей совести и своего народа. Никаких планов, никаких особых намерений у Щепановского не было. Просто поступил именно так, а не иначе по неясному, точнее – неосознанному велению сердца…

Руководитель имперского отделения разведки с помощью Морочило разработал план операции до мельчайших подробностей. Появление в поместье жандармов и «арест» Романа Коперко обеспокоил и немного напугал хозяина. По мнению Фишера, политикой балуются только бездельники. А старший брат Романа Григорий совсем опечалится:

– Ни за что схватили Ромася, – жаловался он соседям. – Там и замордовать могут…

– А то ведомо, пан Коперко. Им только попадись в лапы…

Но больше всех тревожился Яким Дахно: если Романа арестовали за недавний инцидент на границе, то его, Дахно, тоже могут схватить, ведь они вместе готовили диверсию…

Пока старший Коперко оплакивал брата, а Дахно до полуночи ворочался на постели, раздумывая над неожиданным арестом управляющего: тот, использовав метель, проскочил границу и, минуя Лугинскую МТС, повернул на юго-восток.

Где-то на полдороге к Збручску пришлось пролежать минут двадцать в снегу: со стороны города показался прыгающий свет автомобильных фар – шла машина.

«И кому в такую свистопляску понадобилось пробиваться к границе? Неужели заметили?» – напугался Роман и нажал на лыжи, когда проскочила машина.

Рассвет настиг его за Збручском. Так и планировали они со Шмитцем. Остановка в городе исключена. Рано или поздно чекисты обнаружат следы и поставят на ноги всех своих работников. Этот майор, видно, собаку съел в подобных делах. Да и он, Роман, за последние годы многому научился. Главное – как можно дальше уйти от границы, запутать следы.

Зарыв в снегу лыжи и накидку. Коперко вышел на дорогу. Уже совсем рассвело. Ветер немного притих. Идти тяжело, ноют ноги, спина, сумка с каждым шагом тяжелеет. Позади и впереди – ни души.

«Скверно, – подумал Роман. – Слишком заметен одинокий путник в поле. И укрыться негде…»

Несколько минут спустя оглянулся и вздрогнул: примерно в километре шел за ним грузовик, разбрасывая в стороны рыхлый снег. Бежать поздно. Сошел на обочину и поднял руку.

– Куда? – крикнул шофер, выглянув из кабины.

– На Раздорожье…

Взглянув на пустой кузов, Коперко успокоился, но следил за каждым движением молодого парня, залезая в теплую кабину. Шофер молча смотрел вперед, не проявляя никакого интереса к случайному попутчику. В Раздорожье прибыли задолго до наступления темноты. Машина остановилась против буфета. Коперко начал рыться в кармане, поглядывая на шофера, но тот отрицательно покачал головой.

– Здесь можно погреться и перекусить, – подмигнул он Роману, когда тот легко выпрыгнул из кабины. – Жаль, некогда, а то бы и я составил компанию.

Машина умчалась, а Коперко проводил ее глазами и поспешил к рыночной площади. Здесь легче затеряться средь базарной сутолоки.

«Ну, господин Фризин, или как там тебя величают, встречай нежданного гостя… – Немного подумал и сам себе возразил: – Почему нежданного? Раз в таком деле увяз, должен каждый день, каждую минуту ожидать весточки от хозяина. И так до смерти. А вот смерть твоя действительно может наступить неожиданно… – Криво улыбнулся, вспомнив наставления Шмитца. Да и без наставлений знал, что ожидает агентов, выбывающих из „игры“ вопреки воле хозяина. – Великодушия в нашей игре не от кого не жди».

Потолкавшись между разношерстной публикой, Коперко уже в сумерки побрел к вокзалу. Здесь полно людей. Одни толпятся у касс, другие с узлами, мешками, чемоданами расположились в залах ожидания, даже в проходах. Шум, гам, сутолока, смешались прибывающие и отъезжающие пассажиры. Протискиваясь между ними, обошел все помещения, приметил, где находится диспетчерская: по данным Шмитца, там и следует искать Фризина-Ярченко.

Когда началась посадка на очередной поезд, толпа хлынула на перрон, торопливо растекаясь вдоль прибившего состава. В такой суматохе Коперко незаметно пробрался к южному крылу вокзала, завернул в коридор и остановился перед дверью с табличкой: «Старший диспетчер. Вход посторонним воспрещен».

Прислушавшись, он резким движением дернул на себя дверь, вошел в комнату и сразу повернул ключ в замке. Не выпуская из рук сумки, ждал, пока освободится диспетчер.

За столом стоял Фризин-Ярченко (это не вызывало никакого сомнения у Коперко) и разговаривал с кем-то по телефону, прижав к левому уху трубку. Его глаза с характерным прищуром вопросительно смотрели на вошедшего. Окончив разговор, повесил трубку и, не садясь, сухо спросил:

– Что вам угодно?

Теперь у самой мочки левого уха четко выделялась извилистая родинка. Значит, ошибки быть не может.

– «Надо переадресовать багаж. Помогите», – раздельно и многозначительно произнес Роман каждое слово пароля, не спуская глаз с диспетчера. Тот даже бровью не повел, словно не понял, к кому обращается посетитель.

– Вы ошиблись, дорогой товарищ, промолвил все тем же бесстрастным, сухим тоном. – Здесь не багажная касса. Обращайтесь туда…

«Завидная выдержка, подумал Коперко. – Не такой уж он пентюх, как с виду кажется». И, приблизившись к столу, с улыбкой упрекнул:

– Не годится так встречать гостей, господин Фризин… Именно к вам у меня дело, Владимир Иосифович.

И на этот раз ничем не выдал себя диспетчер, только подошел к двери, чтобы повернуть ключ, но она оказалась закрытой. Пытливо осматривая гостя. Фризин-Ярченко многое перетряхнул в памяти за эту минуту. Столько лет ожидал посланца из того мира, уж и надежду потерял, думал, забыли. В годы коллективизации в самый бы раз ему явиться – не дождался.

А теперь – не то время.

– Так что же вам от меня нужно?

– Лично мне – сущие пустяки: какая-нибудь работенка поблизости от границы. А полковнику Александеру от Южного…

– Об этом потом. Здесь нельзя оставаться ни минуты. Вот вам ключ. Запомните адрес… – Он назвал улицу и номер дома и, порывшись в кармане, передал ключ. – Это недалеко, разыщите. Если из соседей кто поинтересуется, – вы из Одессы, родственник покойной жены. И запомните: хозяин дома, то есть я, Афанасий Семенович. Фамилию знаете. Буду, – он взглянул на большие настенные часы, – в семь. Идите.

Говорил спокойно, чеканя каждое слово, как передают приказ. Оно так и было. Резидент приказывал своему агенту. Коперко слушал с явным удовольствием. Именно таким должен быть разведчик. Не торопясь, он бесшумно открыл дверь и исчез.

5

Молодой инженер-путеец Владимир Иосифович Фризин, единственный отпрыск обрусевшего немца-колониста, в революцию лишился имения в Приднепровье и считал себя кровно обиженным большевиками. Когда в восемнадцатом году пришли на Украину кайзеровские оккупанты, он без особых колебаний пошел к ним на службу, надеясь таким образом возвратить богатое наследство. Революция в Германии и последовавшее за ней бегство оккупантов разрушили эти надежды. Пытался бежать с немцами, но его шеф, лейтенант Александер, начинавший тогда свою карьеру разведчика, решил по-иному.

– Оставайтесь в Раздорожье, устраивайтесь на работу и ждите. Придет человек с паролем – «надо переадресовать багаж, помогите» – даст необходимые инструкции. И помните: Фризин для всех, кроме нас с вами и человека с паролем, умер или… Одним словом, нет. Южный – это для нас. А для себя подберите что-нибудь попроще, чтобы звучало по-местному, не взывало подозрений. Скажем, к примеру. Кравченко, Ярченко… Здесь, я заметил, много подобных фамилий…

Они быстро договорились. Так «умер» Владимир Иосифович Фризин и появился на свет в Раздорожье путеец Афанасий Семенович Ярченко. Под личиной скромного служащего на шумной узловой станции он терпеливо ждал, но человек с требованием «переадресовать багаж» не появлялся.

Шли годы. На работе он был аккуратным, исполнительным и через восемнадцать лет достиг, если судить по теперешним временам, приличного положения – старший диспетчер на таком важном узле! Его ценят, уважают, даже фотографию поместили на Доске лучших людей. Что ни говори, приятно. Если жизнь не удалась, надо добиваться хотя бы спокойной, обеспеченной старости. Но глубоко в душе жил в нем прежний Фризин, готовый кому угодно зубами перегрызть горло, чтобы вернуть утерянное. Продолжал ждать – и дождался, наконец!

Выпроводив посетителя, диспетчер занялся привычным и изрядно надоевшим ему делом, но все делал автоматически.

Все его мысли устремились в будущее. Он мог бы уйти вместе с Коперко, без него здесь справятся, но хотелось побыть наедине с этими мыслями. Да и осторожность в таком деле нужна…

Сногсшибательная карьера безродного немецкого ефрейтора давно заинтересовала Фризина, и в последнее время он все чаще мысленно совершал путешествия в прошлое, бередя старые раны, растравлял давние обиды. Что ефрейтор, замахнувшийся на всю Европу, не оставит в покое Россию, это несомненно. А что из этого выйдет, трудно предвидеть.

«Опоздал ты малость, господин ефрейтор, опоздал. Мужик окреп, теперь он горой станет за Советы… Взять хотя бы мой Базавлук. На кого там можно рассчитывать, кроме старого Барышника?»

Может, не стоит рисковать? Отделаться от них, плюнуть на журавля в небе и держать синицу в руках?

Он не был трусом, хотя и особой храбростью не отличался. Просто рассуждал, что выгоднее. За годы службы в Раздорожье диспетчер Ярченко ничем не согрешил перед властью, хоть и ненавистной ему. А грехи Фризина в восемнадцатом поросли быльем. Простят за давностью лет.

«Что, если сейчас явиться в органы и выложить перед ними выкуп в виде этого шустрого посланца лейтенанта, ныне полковника?»

Сначала это показалось даже заманчивым, подобие улыбки промелькнуло на его тонких губах. Но слишком долго он носился с мечтой, слишком долго ждал, чтобы вот так необдуманно разрушить мечты собственными руками.

Нет, надо выведать, какая обстановка, узнать, что от него требуется.

Взглянув на часы, Фризин закрыл кабинет и поспешил к себе. У дома остановился, взглянул на окна – ставни открыты, света нет.

«Предусмотрительный, шельмец!» – с удовлетворением подумал об агенте и тихо постучал. Дверь быстро распахнулась, будто гость стоял у порога и сторожил появление хозяина.

Коперко действительно сторожил. Он понимал, какой опасности подвергается, если резидент вздумает выйти из игры, и на всякий случай приготовил боковое окно для отступления.

Фризин молча разделся, старательно закрыл ставни, включил свет и, заметив настороженность гостя, ворчливо процедил:

– Итак, начинаем с недоверия…

– Что вы, Афанасий Семенович! Обычная осторожность. В нашем деле ко всему надо быть готовым…

– Пожалуй, вы правы. Вот и давайте о деле. Вы, я вижу, обо мне достаточно информированы. Мне тоже надо знать…

– Понимаю. Доверие прежде всего. – И Коперко коротко сообщил о себе то, что резиденту положено знать. – Как видите, земляки и, можно сказать, товарищи по несчастью. Хотя ваша земля никуда не денется, а от моей фабрики, должно быть, и следа не осталось.

– Так что же от меня требуется?

– Я уже говорил: прежде всего пристроить где-нибудь вашего покорного слугу. Скажем, хотя бы в Збручске…

– Это исключено, – перебил Фризин. – Пограничная зона.

– Но это необходимо…

– Ваша профессия?

– Инструктор лыжного спорта, боксер, по совместительству бухгалтер. Могу преподавать немецкий язык…

– Не выйдет. Можно попытаться парикмахером или по торговой линии.

– И прекрасно.

– Но не сейчас. Вам оставаться здесь нельзя. Поезжайте в Одессу, к моим знакомым, и ждите вызова. Без специального разрешения в Збручске не появляться. Из Одессы советую съездить в Базавлук. Запомните: Барышник Моисей. Присмотритесь к нему. Может пригодиться…

До полуночи длилась беседа. Разрабатывался план действий, явки, связи. Коперко достал из чемодана портативную рацию, передал шифр.

– Старшему диспетчеру известно движение разных эшелонов, в том числе и военных. Все это очень интересует шефа. Ну и дислокация, численность приграничных гарнизонов…

– Насчет гарнизонов трудно.

– Ничего, сумеем подсчитать и солдатиков, и пушечки, и танки с самолетами. Только не задерживайтесь с вызовом.

Так началась тайная работа, результаты которой сказались через много лет. Пока Фризин писал письмо к своим знакомым в Одессу, гость составлял текст первой радиограммы. Он был предельно краток и безобиден: «Братья здоровы. Готовим багаж. Южный Виталий».

– Передадите дней через пять…

А недельки через две в парикмахерской Збручска появился новый мастер – Юрий Таратута.