Текст книги "Голодные игры: Из пепла (СИ)"

Автор книги: Яна Ясинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Ой, подумаешь!  – беззаботно отмахиваюсь я, беру яблоко. – И ничего я не допускала…  Просто немного подстраховалась. И как видишь, была абсолютно права! С таким мужем как ты, дорогой, надо всегда держать ухо востро. Не успеешь потерять память, как бац и двойня! И вообще, я смотрю, пока я была в беспамятстве, ты время зря не терял.

Подхожу к улыбающемуся мужу, который явно пока не решил, как на меня реагировать. Заглядываю в кастрюлю.

– М! Мой любимый супчик, – констатирую я, с аппетитом жую яблоко, перевожу улыбчивый взгляд на мужа. – Я только понять не могу, ты меня целовать сегодня планируешь или нет?

Пит смеётся, целует меня. Но не долго. Поцелуй прерывает телефонный звонок.

– Интересно, кто это? Надо взять трубку.

Хочу пойти в коридор, но Пит меня останавливает.

– Подожди. Я сам. Это, скорее всего, Хевенсби.

– Хевенсби?! – вот это номер! – И что ему от нас надо?

По Питу заметно, что ему не хочется загружать меня лишней информацией. Но, видимо, понимая, что я не отстану, сдаётся.

– Помнишь, Гейл и Джоанна уговаривали нас принять участие в телепередаче? Она через несколько дней. Вот Хевенсби и атакует нас уже лично. Пытается уговорить.  Но я скажу ему, что мы…

– … поедем, – внезапно даже для самой себя говорю я.

Пит с удивлением смотрит на меня.

– Что? Но Китнисс, ты же категорически не хотела больше появляться на телеэкранах…

– Да, но… Знаешь, я за последние пару недель поняла одну очень важную вещь. От жизни нельзя спрятаться, Пит. Потому что это неправильно. Жизнь надо проживать. И если я могу сделать так, чтобы ужасы прошлого не повторились… Если я могу своим личным примером засвидетельствовать, что «Голодные игры» – это… Это было так страшно… и это не должно никогда больше повториться, то я… Я готова это сделать.

– Ты уверена? – муж испытующе смотрит на меня

– Абсолютно, – киваю я. – Это надо сделать, Пит. Хотя бы ради того, чтобы смерть близких нам людей не была напрасной. Это надо сделать из уважения к Прим. К памяти о ней.

Пит понимающе кивает, бегло целует меня, после чего поднимает трубку всё ещё разрывающегося от звонка телефона.

========== 21. Вы легенда ==========

Если честно, мне становится немного страшно, когда наш поезд отходит от перрона. Мы с Питом стоим у открытого окна и наблюдает, как на бешенной скорости мимо нас проносится, оставаясь далеко позади, Дистрикт-12. Я не думала, что эта наша поездка так напомнит мне другую – самую первую – поездку на «Голодные игры». Меня невольно берёт озноб.

В отличие от меня Прим и Мэтью в восторге от путешествия. Дети как угорелые носятся по вагону-ресторану от окна к окну. Сынишка старается не отставать от сестрёнки. Последнее время Мэтью не отходит от Прим ни на шаг, пытается во всём подражать ей.

– Примроуз! Осторожнее! Не поцарапай это! Это же красное дерево!

Оборачиваюсь на голос экстравагантной Эффи, которая наряду с Хэймитчем в этой поездке сама вызвалась выполняет роль няни-помощницы. Кстати, няня из неё вышла весьма заполошная. Она как тень следует за детьми. Правда, подозреваю, её больше беспокоит, чтобы наши маленькие хулиганы не разнесли в пух и прах кучу дико дорогих вещей, которыми буквально напичкан этот поезд. Надо признать: Хевенсби не поскупился. Специально прислал за нами самый шикарный поезд, чтобы никто из посторонних не докучал нам в поездке. Плутарх панически боится, что я передумаю и дам задний  ход.

Зря переживает. Решение уже принято. Я не передумаю.

Поздно вечером, уложив ребятишек в смежном купе, мы, обнявшись, засыпаем с Питом под мерный стук колёс. Форточка слегка приоткрыта. Муж любит спать с открытыми окнами. Ловлю себя на мысли, что это редкий случай, когда я сплю в поезде, и меня не преследуют кошмары эпохи «Голодных игр».

На следующий день на вокзале нас встречает шикарная тонированная машина с охраной. Мне это несколько непонятно. Если мы всё равно примем участие в передаче, которую увидит вся страна, то зачем вся эта таинственности?

В Капитолии нас снова ждёт сюрприз. Нашей семье отводят верхний этаж того самого тренировочного центра, где нам с Питом приходилось останавливаться раньше во времена «Голодных игр». Странное ощущение. С одной стороны, жутко. Ведь когда-то это была хоть и супер-комфортабельная, но всё же наша тюрьма.  С другой – невольно чувствую ностальгию, потому что именно здесь мы с Питом впервые сблизились друг с другом. Оглядываюсь. Надо же! Они даже постарались сохранить прежний интерьер.

Мы с Питом останавливаемся в моей бывшей комнате. Слава Богу, хоть на этот раз нам не прислуживают безгласые.

Невольно обращаю внимание на странную реакцию прислуги на нашу семью. Они реагируют на нас так, словно мы приведения! Или того хуже – божества. Про то, как они смотрят на наших с Питом детей, вообще молчу. Счастливые улыбки со слезами на глазах. Люди словно не могут поверить в то, что видят.

Странная. Непонятная мне реакция.

Не успеваю отвернуться, как обнаруживаю, что довольные Прим и Мэтью уже сидят на диване с кучей конфет и игрушек. И когда только прислуга успела тайком от нас притащить им всё это?!

Передача состоится лишь завтра вечером, поэтому Плутарх, который не замедлил приехать к нам на обед, предлагает слетать с ним и посмотреть мемориал наших первых «Голодных игр». Это его гордость! Оказывается, по его задумке и с одобрения президента Пейлор на месте арен были сделаны музеи-мемориалы, открытые для посещения всем желающим.

– Надо, чтобы люди помнили, кто настоящий враг, – мимоходом бросает Плутарх во время обеда, со смаком доедая куриную ножку.

Мы с Питом переглядываемся. Почему бы и нет? Уж коль мы всё равно уже здесь.

Оставив детей на попечение Эффи и Хэймитча, отправляемся в путь. Да… Давно я не летала на планолётах. В какой-то момент даже немного укачивает. Впрочем, подташнивать меня может и из-за беременности.

Оказывается, наша арена располагается не так уж и далеко от Капитолия. Всего около часа лёту. Приземляемся возле Рога изобилия. Невольно хватаюсь за руку мужа. Кажется, я переоценила свои возможности. Всё вокруг с пугающей точностью похоже на события двадцатилетней давности. Плутарх превзошел самого себя! Ему действительно удалось сохранить здесь атмосферу наших первых «Голодных игр».  Даже оружие и сумки разбросаны примерно в той же дальности от Рога изобилия, как и в тот самый первый момент, когда мы с Питом только оказались на арене.

– Хотите сами осмотреться? – предлагает Плутарх, жестом показывая на небольшой, но мощный квадроцикл. – Подозреваю, гид вам не нужен. Местность лучше меня знаете. Сообщите по рации, когда и где вас забрать. Если что, планолёт будет ждать здесь. На поляне.

– Арена по-прежнему напичкана камерами? – интересуется Пит.

– Нет. Да и зачем? Теперь это просто музей. А без гида и вовсе обыкновенный лес. Нам вполне хватает общего спутникового наблюдения. Впрочем, надо отдать должное посетителям. За все эти годы не было ни одного случая вандализма. Люди с трепетом относятся к памяти о вас.

– Памяти о нас?! – меня передёргивает.  – Звучит жутко. Мы что, покойники?

– Нет. Вы легенды, – смеётся Плутарх, исчезая в планолёте.

– Легенды! Скажет тоже! – фыркаю я, усаживаясь позади мужа на квадроцикл.

Хорошо ещё хоть удобную одежду надеть додумалась. Невольно замечаю, что мой костюм чем-то похож на тот, в котором я была на первых «Голодных играх».

– Ну что, Пересмешница, поехали в прошлое? – улыбается Пит.

Обхватываю мужа руками за талию, посильнее прижимаюсь к нему. Квадроцикл едет быстро и на удивление мягко, абсолютно никакой тряски, и это, несмотря на то, что мы несёмся по лесу.

Первой нашей остановкой становится поляна Руты. Пит, понимая, что мне надо побыть одной, остаётся чуть в стороне. Напряжённо наблюдая за мной, чтобы в случае чего, броситься ко мне в любую секунду.

Я не сразу узнаю эту поляну, потому что за эти годы она вся заросла белыми полевыми цветами. Теми самыми, что я украшала мёртвое тельце моей маленькой подружки.

На глазах – слёзы, на губах – лёгкая усмешка. Надо же! Как всё же природа отвоёвывает своё. Эта поляна так похожа на мою Луговину. Луговину – некогда уродливо перекопанную, превращённую в братский могильник, но затем вновь поросшую золотисто-зелёным ковром одуванчиков.  Невзирая ни на что. Вопреки всему. Точно также, как и поляна Руты, которая сейчас утопает в её цветах.

Не выдерживаю. Поднимаю голову и пою те самые ноты, которым научила меня Рута. Наш с ней опознавательный знак. Незамысловатую мелодию тут же подхватывают сойки-пересмешницы, разнося по всему лесу. И в этот момент мне кажется, что моя Рута жива.

Я не сразу замечаю, что ко мне подходит Пит. Обнимает меня. Успокаивается.

– Жизнь продолжается, Китнисс. Рута всегда будет жить в наших сердцах, – шепчет он.

И я верю ему. Потому что для меня Рута всё жива. Она в моём сердце. В моей памяти. Она – одна из тех, ради памяти которых я сейчас и нахожусь здесь.

Пит ведёт меня к квадроциклу. Мы едем дальше. Подъезжаем к ручью. Тому самому, где я нашла раненного Пита.

Поднимаю голову вверх – уже полдень. Ярко светит палящее солнце. На этот раз его не усиливают специалисты Капитолия. Солнце настоящее. Над ареной больше нет купола.

Оставляем квадроцикл и дальше уже идём пешком вдоль ручья. Мы оба, не сговариваясь, прекрасно знаем, что направляемся к нашей пещере. На полпути делаем привал. Как раз неподалёку от того места, где я мыла раненного Пита.

Пит останавливается, с деловым видом оглядывается, словно в поисках чего-то важного.

– Что ищёшь?

–  Музейную табличку с надписью: «Здесь Китнисс Мелларк впервые постирала трусы своего мужа».

Прыскаю от смеха. Всё-таки мой Пит неисправим. Он умудряется шутить даже в самой трагичной ситуации. Невольно вспоминаю, как тяжело раненный Пит, сидя на этом самом месте, предлагал мне, зелёной от одного вида вытекающего из его раненной ноги гноя, поцеловаться.

Явно же издевался, гад! Хотя сам при этом в прямом смысле умирал. В этом весь мой Пит. В отличие от меня в нём всегда жизни было куда больше, чем смерти.

– Если бы я знала, сколько раз мне в будущем придётся стирать твоё бельё, я бы, может, и не стала устраивать те постирушки раньше времени, – отшучиваюсь я.

Идём дальше. Вот она. Наша пещера.

Пещера, в которой мы с Питом впервые поцеловались. Где я впервые испытала неведомый до этого мне голод, утолить который  смог лишь Пит.

Сердце невольно сжимается, когда мы входим в пещеру. Это так странно: за двадцать лет здесь абсолютно ничего не изменилось. Сумрачно, сыро. На полу лежит наш спальный мешок. Либо точная копия старого, либо это он  и есть. Как сейчас помню, мешок был сделан из сверхпрочного материала. Двадцать лет для него как двадцать дней. Чуть в стороне – посуда, оставшаяся от щедрого подарка спонсоров. Надо же! Музейные работники сохранили даже её.

Я настолько погружена в воспоминания о том бледном болезненном мальчике, который фактически умирал в этой пещере у меня на руках, что не сразу замечаю, как сильные руки мужа – этого самого «оклемавшегося» мальчика – обнимают меня. Как его горячие губы нежно целуют меня в шею.

– Здесь ты впервые меня поцеловала, – шепчет Пит. – Почему ты это сделала? Ведь в тот момент ты не любила меня.

– Не знаю, – скрестив руки, обнимаю мужа ладошками. – Честно, не знаю. Тебе было так плохо, ты умирал, а я… Что я ещё могла сделать?

– Наверное, не очень приятно целовать парня, к которому ничего не чувствуешь? – в голосе мужа звучит скрытая обида.

Мы никогда раньше не разговаривали с Питом на эту тему. Оборачиваюсь, с нежностью целую мужа, словно компенсирую ему всю свою прошлую нелюбовь. Все свои прошлые сомнения, относительно моих чувств к нему. Какой же глупой я всё-таки была! Задумчиво улыбаюсь.

– Ну… Я бы не сказала, что я к тебе уж совсем ничего не чувствовала.

– Это как? – Пит явно заинтригован.

-То есть, когда я поцеловала тебя в первый раз, единственное, что я действительно почувствовала, это твои горячие губы… Тебя так лихорадило в тот момент. Но зато потом, когда лихорадка прошла, и мы оба были почти здоровы… Вот тогда я впервые в жизни и почувствовала это…

– Что «это»?

Невольно смущаюсь. Вот будто он не понимает, о чём я говорю!

– Я впервые почувствовала голод. Голод по тебе. Сейчас, спустя двадцать лет брака и три беременности, я понимаю, что это было желание… – смущённо смеюсь. – Кому скажи: Пит Мелларк, я умудрилась захотеть тебя прямо в этой пещере, когда вокруг царил такой ужас. Если честно, этот странный голод жутко выбил меня из колеи. Я не могла понять, что со мной происходит. Почему мне так хочется, чтобы ты не прекращал меня целовать. Знаешь, я даже немного разозлилась на тебя, когда ты внезапно отстранился. Мне так хотелось ещё, а ты…

– Я помню тот поцелуй, – Пит как-то странно улыбается. – Мне крупно повезло, что как раз в тот момент у тебя из раны на лбу пошла кровь.

– Почему повезло?! – не понимаю я, слова мужа меня обижают. – Тебе что, было неприятно меня целовать?

Пит виновато вздыхает и смотри на меня как на маленькую глупенькую девочку своим ну очень говорящим взглядом.

Нет! Я просто отказываюсь в это верить! Я слишком хорошо знаю этот взгляд!

– Пит Мелларк! Уж не хочешь ли ты сказать, что ты меня в тот момент…?!  –  я просто взрываюсь от шока и возмущения.

Муж смотрит на меня самыми невинными глазами, в которых я легко угадываю пляшущие смешинки.

– Да как такое возможно?! Ты же был почти при смерти!!! – моему возмущению просто нет предела.

– Я – да. Но он-то нет! – оправдывается муж, бросая мимолётный взгляд куда-то вниз.

Чувствую, что краснею.

Смеющийся муж обнимает меня, снова целует в шею.

– А представляешь, если бы я тогда не смог себя сдержать? Ты бы ведь из-за своей невинности сразу и не сообразила, что я делаю. Вот бы мы с тобой шоу устроили на весь Панем. Думаю, Гейлу бы понравилось, – не выдерживает, ехидно добавляет Пит.

Жутко злюсь на мужа!

– Даже представлять это не хочу!  – пытаюсь осмыслить полученную информацию. – Подожди… Но мы же после этого поцелуя  ещё спали с тобой в одном спальном мешке.

Отодвигаюсь на шаг от Пита. Укоризненно смотрю на него.

– Пит Мелларк! Успокой меня. Скажи, что это у тебя было сиюминутное желание, которое возникло лишь во время поцелуя. И что когда мы спали вместе в пещере… – смотрю на хитрое лицо мужа, который из последних сил пытается сохранить самое невинное выражение, и срываюсь, -… нет лучше ничего не говори! Я не хочу этого знать! Я думать не желаю о том, что когда мы с тобой спали, обнявшись, ты в это время…

– … я тебя хотел, – завершает мою мысль Пит, притягивает к себе, целует. – Китнисс, чему ты удивляешься? Мне было шестнадцать лет! Ты хоть представляешь, как у меня бурлили гормоны при виде тебя? Они, между прочем, до сих пор бурлят. Кстати, жена, как ты себя чувствуешь?

Хороший скачок с темы на тему. Рука мужа лежит у меня на животе, то есть интересуется он преимущественно моей беременностью, а не моим эмоциональным состоянием.

– Чувствую себя прекрасно. Поэтому не уходи от темы.

– А я и не ухожу, – абсолютно серьёзно отвечает Пит. – Я тут подумал, может, мы с тобой… завершим начатое?

У меня глаза на лоб лезут от наглости Пита, который уже пошел в атаку –  нежно целует меня в шею.

– Видеокамер здесь больше нет, – мурлычет он, – наш спальник на месте… Мы фактически ни чем не рискуем.

– Пит Мелларк, уж не предлагаешь ли ты мне прямо здесь осуществить твои подростковые фантазии насчёт меня…?! – от возмущения у меня просто перехватывает дыхание.

– Ага, – с хитрой улыбкой отзывается Пит, сосредоточенно расстегивая мне куртку. – Именно это я и предлагаю.

Нет! Безусловно, предложение Пита для меня неприемлемо, возмутительно, недопустимо! Да оно почти аморально! Нет! Никогда! Да ни за что!

***

Мы возвращаемся в тренировочный центр ближе к вечеру. За ужином я то и дело поглядываю на Хэймитча, который из-за всех сил, глядя на нас с Питом, пытается не заржать за столом.

– Хэймитч! Ну что ещё?! – не выдерживаю, взрываюсь я.

– Да так… Ничего… – наш ментор продолжает ужинать, то и дело, с трудом сдерживая смешок. – С мемориала звонили…

Настораживаюсь. Ох, не к добру!

Выждав, когда Прим и Мэтью побегут играть, Хэймитч всё же не выдерживает и интересуется у меня с Питом.

– Дети мои, скажите своему ментору, только честно, как на духу, чем вы таким… – пытается подобрать более точное нейтральное слово, – … увлекательным… занимались в вашей пещере, что подвыпивший сторож, который застукал вас сегодня там, теперь клянётся и божиться, что больше никогда не будет пить? Он, кстати, был не в курсе, что вы должны были посетить мемориал.

Чувствую, как краснею с головы до пят. Это всё Пит виноват, с его даром убалтывать кого угодно на что угодно. Да чтобы я ещё раз…!

– Да ничем особенным, – тут же невозмутимо отзывается муж, – мы просто решили с Китнисс вспомнить, насколько удобно было лежать в спальном мешке.

– А! Теперь это так у вас называется, – хмыкает развеселившийся Хэймитч.

Пит не выдерживает, смеётся. Не смешно только мне.

– Смейся, смейся, Пит Мелларк! – я встаю из-за стола, – только спать ты сегодня будешь тоже в спальном мешке, а не на кровати!

– Договорились! – с готовностью  отзывается Пит. – Но только учти, ты спишь в спальном мешке со мной!

Ну, вот что с ним прикажете делать? Пит Мелларк неисправим! Обиженная на мужа и Хэймитча иду спать. За день я жутко устала. А завтра уже передача. Надо как следует выспаться и набраться сил перед днём, от которого я даже не знаю, чего ждать.

========== 22. Базис-ноль ==========

Не спится. Я стою на крыше тренировочного центра и смотрю на нежно-оранжевый закат. Точно такой же, которой был тем самым вечером накануне Квартальной бойни. Вечером, который мы провели здесь вместе с Питом.

Порыв осеннего ветра заставляет меня поёжиться. Не замечаю, как ко мне сзади бесшумно подходит Пит, набрасывает на плечи свою куртку. Приобнимает.

Облокачиваюсь на мужа. Как же всё-таки мне хорошо и спокойно рядом с ним.

– Помнишь?

– Да.

– До сих пор не верится, что мы выжили.

– Это всё потому, что ты в тот вечер разрешила мне остаться с тобой. Навсегда, – шепчет Пит, крепче прижимая меня к себе.

***

Мы возвращаемся с Питом в спальню, держась за руки. Как тогда. В ту ночь. По дороге заглядываем к детям. Наши малыши сладко спят, раскинувшись на кроватках. Муж заботливо поправляет одеяльце дочки. Невольно вспоминаю свой старый страх: что дверь за Питом закроется, и я буду вынуждена провести ночь без него.

Нет. Никогда. Ни за что.

Я целую мужа и увожу его к нам в спальню.

– Знаешь, о чём я сейчас жалею? – бесстыдно шепчу ему я. – Я была такой дурой… Не знала, чего лишаю себя и тебя… Мне надо было отдаться тебе ещё в ту ночь перед Квартальной бойней. А может быть и ещё раньше… Там в поезде… Неужели я не понимала, что жизнь слишком коротка? Она могла оборваться в любой момент и я бы уже никогда… Никогда не узнала тебя.

Пит молчит. Он просто берёт меня на руки и несёт на кровать.

Плевать на телепередачу. Пусть я лучше буду на ней не выспавшаяся, но счастливая.

***

Утро начинается с потрясений. Пит уходит из спальни раньше, чем ко мне заявляются стилисты, которые должны подготовить меня к телепередаче. Признаться, я уже и отвыкла от всех этих косметических процедур, приводящих моё тело в состояние базис-ноль. Впрочем, на этот раз, думаю, большой мороки со мной не будет. Я и без всех этих процедур в весьма неплохом состоянии.

Какого же моё удивление, когда на пороге своей комнаты я обнаруживаю Вению, Октавию и Флавия.

– Сюрприз! – радостно кричит моя по-прежнему пёстрая команда косметологов, скопом бросаясь ко мне обниматься.

– Душечка, ты прекрасно выглядишь!

– Почти не изменилась!

– Вот это генофонд!

Самое поразительное, что и они практически не изменились за эти двадцать лет! Если не сказать больше – даже помолодели! Выглядят просто превосходно. Вот что значит профессиональные косметологи!

Обнимаю старых друзей. Единственное, я не сразу узнаю без разноцветных татуировок Вению.

– А где твои татуировки? – удивляюсь я.

Вения отмахивается.

– Мода изменчива. Сейчас в тренде а-ля натюрель. Пришлось избавиться.

Вения окидывает взглядом мою фигуру. Улыбка тут же застывает на её лице, а взгляд – на моём уже не маленьком животе. Флавий и Октавия тоже в шоке лицезреют мою заметно располневшую фигуру.

 – Вот так сюрприз, – заторможено выдаёт Флавий, растерянно оглядываясь на коллег, затем переводя изумлённый взгляд на меня. –  А с этим нам, что делать?!

– Нам это не утянуть, – растерянно констатирует Вения.

– Что это, Китнисс? – искреннее удивление Октавии заставляет удивиться меня саму. – Ты стала так много кушать или…

Они что никогда беременную женщину не видели?

– Или… – улыбаюсь я. – Я на пятом месяце. У меня близняшки, поэтому я покруглее, чем обычно бываю на таком сроке.

– Кто тебя так… надул? – выдыхает возмущённо Флавий, словно речь идёт не о моём муже, а о каком-то преступнике, который посмел испортить мою фигуру.

– Вообще-то, я, – за спиной моей пёстрой команды раздаётся насмешливый голос Пита.

Пёстрая троица синхронно оборачивается на его голос. В дверях с Мэтью на руках стоит улыбающийся Пит. Возле отца вертится Прим, которая с явным любопытством рассматривает моих косметологов. Дочка всё ещё не привыкла к странной на её взгляд капитолийской моде – слишком яркой для нас – провинциалов.

– Кажется, с моим мужем, вы уже знакомы, – смеюсь я. – А вот с нашими детьми: Прим и Мэтью…

Договорить я не успеваю, потому что дальше начинает твориться невообразимое.

Вения в шоке взвизгивает, словно видит привидение. Октавия начинает от умиления в голос рыдать. Но сильнее всех отличается Флавий, который не придумывает ничего более умного, чем закатить глаза и со всего размаха бухнуться в обморок.

========== 23. Я против! ==========

Нет! Так дело точно не пойдёт! Если каждый раз при виде нашей семьи у народа будет начинаться такая истерика, то всё кончится тем, что в истерике забьюсь я сама. К тому же я боюсь, что столь странная реакция зрителей в студии перепугает Прим и Мэтью, которые уже с интересом наблюдают за не совсем адекватным поведением моих косметологов.

Нам с Питом потребовалось полчаса, чтобы окончательно привести Флавия в чувства. Ещё полчаса, чтобы у Октавии прекратилась истерика, а заторможенная  Вения начала адекватно на нас реагировать. Потом ещё час, чтобы ответить на все вопросы наших старых друзей, рассказать им, как мы жили все эти годы. И ещё полтора часа, чтобы они вдоволь наигрались с нашими детьми. В общем, кошмар, а не подготовка к телепередаче!

Похоже, в этот раз краситься и причёсываться мне придётся самой, потому что Флавий в данный момент занят тем, что изображает лошадку, верхом на которой по столовой разъезжает довольный Мэтью. А Вения и Октавия, абсолютно «забив» на меня, плетут замысловатые косички довольной Прим.

Мы с Питом сидим на диване и обескуражено наблюдаем за этим откровенным дурдомом. Что будет со зрителями во время телепередачи, если они поймут, что мы с Питом – семья, и что это наши общие дети, я даже думать боюсь, поэтому…

– Я категорически против!

– Против участия в телепередаче?! Но мы же всё уже подготовили! – кожей чувствую, как начинает паниковать расстроенный Хевенсби. – Китнисс, ты не можешь так всех нас подвести! Передумать в самый последний момент!

– Я не сказала, что я передумала, – торопливо успокаиваю Плутарха. – Я лишь предлагаю сделать ход конём.

Плутарх с Питом непонимающе переглядываются. Зато Хэймитч сразу понимает, к чему я клоню. У нашего ментора, видимо, срабатывает телепатическая связь со мной, исключительно когда мы находимся в таких, мягко говоря, нестандартных ситуациях.

– Уж не предлагаешь ли ты, сделать вид, что вы…?

– Да! Именно это я и предлагаю.

Мы с Хэймитчем многозначительно переглядываемся.

– В принципе, может сработать, – прикидывает ментор.

– Вы это сейчас о чём? – встревает в разговор обеспокоенный Хевенсби.

– Я правильно поняла, что все считают, что после Революции мы с Питом больше не встречались? Что вся эта история про «Несчастных влюблённых» чистой воды вымысел. И  что у каждого из нас теперь свою жизнь и своя семья, – на всякий случай уточняю я.

– В принципе, да, – растерянно соглашается вице-премьер.

Теперь уже и Пит догадывается, к чему я клоню. Единственное, чего я пока не могу понять – как муж относится к этой моей затее. По-моему, особого воодушевления она у него не вызывает.

– Ты предлагаешь поддержать эту «легенду»? – уточняет он.

– Да. То есть… Почти.  Я не предлагаю врать, что мы с тобой не женаты. А просто…

– … умолчать об этом, – завершает мою мысль Хэймитч.

Я встаю с дивана, нервно прохаживаюсь по залу. Пытаюсь более точно сформулировать свою мысль. В такие минуты я всегда жалею, что у меня нет ораторского дара Пита, которому ничего не стоит экспромтом двинуть речь многотысячной толпе. Причём после этой речи, я абсолютно уверена, вся толпа встанет и пойдёт за моим мужем на баррикады или куда он им там скажет.

– Типа того. Нам даже врать не придётся! Просто, каждый расскажет о своей семье, не называя имён своих половинок.

– А это ничего, что наши «показания» будут подозрительно совпадать? – с улыбкой уточняет Пит. – Ну там, типа… «мой муж пекарь».

– Я просто не буду ничего конкретизировать. Расскажу общими фразами. Думаю, зрители это как-нибудь переживут. В конце концов, семейная жизнь многих пар похожа. И мы не исключения. У нас же тоже: дом, работа, дети…

– …Хэймитч, – услужливо подсказывает муж.

Нет! Он явно надо мной издевается!

 – Как хочешь, Китнисс. Я не против, – всё же сдаётся Пит.

Хевенсби задумывается. По нему заметно, что он прокручивает все возможные варианты развития событий.

– В принципе, почему бы и нет? Может сработать. Но как вы детей поделите?

– Пятьдесят на пятьдесят, – с лёгкостью отвечаю я, – Пит возьмёт Мэтью и Прим, а я…

Показываю на свой живот.

– … близнецов.

– Ну, тогда, помимо Мэтью и Прим мне придётся взять с собой ещё мистера Зайку, Волчонка, мячик, заводную машинку и куклу Прим Вуги Ву, – ехидно перечисляет зараза-Пит.

Нет! Мужу однозначно не нравится моя идея. Чую: он считает, что ничего у нас не выйдет.

– А ещё для верности Флавия, – словно прочитав мои мысли, тут же с улыбочкой добавляет Пит. – Чтобы он прямо в студии изобразил лошадку. И то я не уверен, что всего этого хватит, чтобы удержать внимание Мэтью хотя бы десять минут. Китнисс, ты же знаешь нашего сына. Если нас с тобой рассадят по разным диванам, он тут же начнёт бегать между нами и возмущаться, почему его мама и папа сидят не вместе.

Задумываюсь. В этом Пит прав. Сынишка предпочитает постоянно держать родителей под своим неусыпным контролем.

– Мы что-нибудь придумаем, – говорю я, одновременно прикидывая в уме, что надо будет прихватить ещё пару ярких книжек. Они тоже могут неплохо удержать внимание сына пару минут. Ещё там будет куча пёстрых зрителей. Мэтью отвлечётся, разглядывая их. В этом плане сынишка полностью пошёл в своего папу – ему абсолютно плевать на толпу. Мэтью всегда не прочь пообщаться. Что касается Прим, то с ней вообще проблем не будет. Дочке уже шесть лет, так что мы легко договоримся.

– Значит, решено? – уточняет довольный Хевенсби. – Каждый из вас будет изображать отдельную ячейку общества.

По Питу заметно, что он сильно сомневается в успехе моей задумки, но не особо спорит.

– Я не против, но имейте в виду: я не исключаю форс-мажора прямо в прямом эфире. – Пит смеётся. – И тогда, боюсь, уже не только зрителей в студии, но и весь Панем откачивать придётся. Потому что если мы сначала сделаем вид, что не виделись двадцать лет, а потом выясниться вот это…

Довольный Пит с улыбкой приобнимает меня. Кладёт руки на мой живот…

– … то инфаркт миллионам обеспечен.

– Всё будет хорошо, – беззаботно отмахиваюсь я. – Никто ничего не узнает. Наше интервью длится всего пятнадцать минут. Ну что может случиться за столь короткое время?

Муж выразительно смотрит на меня. Этого его невинного взгляда хватает, чтобы я тут же вспомнила, как на прошлых двух «Голодных играх» Питу Мелларку хватили и пяти минут, чтобы дважды  довести весь Панем до сердечного приступа всего лишь парой фраз. Но на этот раз Пит же будет паинькой! Мы же не на «Голодных играх»!

– Ты же никакие номера выкидывать не собираешься? – на всякий случай интересуюсь у мужа.

– Я – нет, – смеётся Пит, и тут же показывает на нашего сына, – а вот за этого молодого человека, повторяю, лично я не ручаюсь. Видишь ли, мой сынишка весь пошёл в своего папу. От него можно ждать любых сюрпризов.

Муж усаживает меня к себе на колени, целует в шею.

– Это я уже заметила, – отзываюсь я, видя, с каким восторгом вокруг Мэтью суетятся мои косметологи, готовые выполнить любой каприз нашего карапуза. – И всё же я думаю, что моя задумка должна нормально сработать. Вот увидишь: мы быстренько отстреляемся на интервью и поедем домой.

Да и что такого может случиться за каких-то там десять – пятнадцать минут, что будет длиться наше интервью? Мы с Питом и не через такое проходили! К тому же помимо нас в телепередаче принимают участие и другие, оставшиеся в живых победители. Им же тоже будет уделено внимание зрителей. Всё, что от нас требуется – рассказать свои воспоминания о «Голодных играх», о том, как это было страшно, жестоко и несправедливо. Сказать о том, что такое никогда не должно повториться.

Что до нашей любви с Питом… В конечном итоге, какое отношение она имеет к вере людей в то, что пламя сопротивления, которое уничтожило «Голодные игры» и тиранию президента Сноу, было истинным, и шло из сердец каждого из нас? Разве наша с Питом любовь играла в этом хоть какую-то роль? Разве она вдохновляла людей бороться за то, что им по-настоящему дорого? Сильно в этом сомневаюсь.

========== 24. На десерт ==========

Осторожно выглядываю из-за кулис и откровенно поражаюсь: какие же наши с Питом дети всё-таки откровенные пофигисты. Примроуз и Мэтью абсолютно не боятся толпы! Похоже, им даже нравится такое повышенное внимание со стороны взрослых. В этом они явно пошли в своего папу, а не в меня. Пит всегда чувствовал себя перед телекамерами, как рыба в воде. А вот я, несмотря на весь мой прошлый «боевой» телевизионный опыт, сейчас стою за кулисами и отчаянно трушу.

Никак не могу усмирить своё беспокойство. С содроганием наблюдаю, как мои дети идут с Питом к телеведущему шоу Овидию Мерцу, который, к слову, мне жутко напоминает Цезаря Фликермана, как своей необычной пёстрой внешностью, так и манерой вести интервью.

Примроуз в нарядном синем платьице смело вышагивает рядом с отцом, держа его за руку. Только сейчас обращаю внимание, что Вения додумалась заплести дочке точно такую же косу, какую обычно ношу я. Ох и зря она это сделала! Прим и так моя маленькая копия, а с косой сходство и вовсе будет бросаться в глаза.