Текст книги "Голодные игры: Из пепла (СИ)"

Автор книги: Яна Ясинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

Как и не могу заставить себя полюбить его.

***

Пит снова по делам вынужден отлучиться в город, поэтому у нас дома тусуется этот неприятный тип Хэймитч. Мелларк наотрез отказывается оставлять меня без присмотра одну хотя бы на час. В этом вопросе муж несгибаем. Я уже поняла, если у Пита нашла коса на камень, спорить с ним бесполезно. Лучше просто подчиниться. Даже, несмотря на то, что подчиняться я не привыкла.

Поэтому я вынуждена терпеть в своём доме этого нетрезвого надзирателя, от которого, почему-то без ума мои дети. Как только сын видит этого пропойцу, сразу же начинает радостно гугукать и тянет к нему пухлые ручонки. А Прим так и вовсе вертит своим «дедушкой» как хочет.

До сих пор не пойму, почему моя дочь зовёт Хэймитча «дедом»?

– Мы соседи, детка, – лаконично объясняет он. – Так что смирись.

После чего, забрав подмышку смеющуюся Прим, идёт с ней качаться на качели во двор. Наблюдаю за ними в окно. Оба сидят на качелях. Дочка о чём-то с увлечением рассказывает Хэймитчу. Тот внимательно её слушает, задаёт вопросы. Похоже, эта странная парочка реально друзья.

Вопросов у меня, как обычно, куда больше, чем ответов. Например, я до сих пор не могу понять, почему мы живём в Деревне Победителей. Объяснение Пита по поводу того, что мэрия специально выделила нам эти два дома, чтобы мы могли открыть пекарню в разрушенном Капитолием Дистрикте, который затем отстраивался заново, меня, признаться, не слишком убеждают.

Пит задерживается. Я укладываю детей, спускаюсь вниз. Хэймитч сидит в зале, развалившись на диване, смотрит телевизор, пьёт пиво.

Подхожу, беру пульт и в наглую отключаю телек.

– Эй, солнышко, ты что творишь?! – возмущается Хэймитч.

– Может, ты всё же объяснишь мне, что здесь происходит? – задаю ему вопрос в лоб.  – Пока нет Мелларка. Из него правды всё равно клещами не вытянешь.

Хэймитч насмешливо оценивающе смотрит на меня.

– Я уже говорил, солнышко, что у тебя паршивый характер?

– И не раз.

– Жаль, что его у тебя не отшибло, вместо памяти.

Приземляюсь напротив Хэймитча в кресло.

– Ты не ответил на вопрос. Что скрывает от меня Мелларк?

– Мелларк? – Хэймитч морщится, словно съел что-то кислое. – Бр-р-р! Так-то ты зовёшь любимого мужа! Хоть бы из вежливости по имени его звала.

– Он не любимый. И ты прекрасно это знаешь. Я живу с ним только из-за наших детей. Будь моя воля, я бы забрала детей и давно уже уехала к маме. Но он не отпустит их со мной.

Последняя фраза невольно звучит как вопрос.

– Не отпустит. Даже не мечтай, – убеждённо заверяет Хэймитч, прихохатывая при этом. – Да ты и сама не уйдёшь. Ты уже не уехала. Потому что хоть и не помнишь не фига, но всё равно не умеешь жить без него. Ты без этого самого, как ты говоришь, Мелларка, и недели не протянешь – взвоешь.

– Не взвою! – убеждённо бросаю в ответ я.

Самоуверенный Хэймитч ржёт.

– Ты всё равно его любишь.

– Не люблю.

– Но ты с ним спишь.

Краснею. А он-то откуда узнал?! Муженёк проболтался?!

– Твой Мелларк – трепло, – зло бросаю я.

– Ну – ну, поосторожнее на поворотах, детка! – ржёт Хэймитч. – Успокойся, твой муж никогда не обсуждает со мной интимные подробности вашей жизни. Их со мной обычно обсуждаешь ты сама.

– Чего?! – я вне себя от возмущения. Хэймитч откровенно забавляется.

– Про постель я сам понял. Я же не слепой. Уж больно Пит последнее время довольный ходит. Да и ты куда поспокойнее стала. На людей не бросаешься. И от его прикосновений больше не шарахаешься. Даже, когда он тебе на днях на кухне рукой по заднице провёл. Ты и не подумала его оттолкнуть.

Хэймит ржёт. А я готова провалиться от стыда. И когда он только заметить это успел?! Должна признать в его словах есть логика. В чём – в чём, а в наблюдательности этому пропоице не откажешь.

– Ну и что из этого? Он мой муж. Отец моих детей. Я должна с ним спать. Пусть уж лучше он удовлетворяет свои мужские потребности со мной, чем пойдёт искать бабу на стороне. В конце концов, у нас дети.

–  А ты, оказывается, можешь быть цинична, детка, – хмыкает Хэймитч. Меня дико раздражает его фамильярность, будто он имеет полное право разговаривать со мной в таком тоне! – Но ты всё равно его любишь, Солнышко. Хоть и отрицаешь. Просто не помнишь. Без любви, ты бы не подпустила Пита в свою постель и на пушечный выстрел. Скорее уж себе вены перегрызла. Поверь, я знаю тебя даже лучше, чем ты сама себя.

Слова Хэймитча задевают мою гордыню.

– Любовь – это чувства. Их нельзя забыть. Если я сейчас не люблю Мелларка, значит, никогда и не любила. Да и за что его любить?! Он всего лишь на всего простой пекарь! Да, он хороший человек, не спорю. Но не более.

На свою беду я не сразу замечаю, что Пит уже вернулся домой и тихо слушает наш с Хэймитчем разговор из коридора.

– Ты ошибаешься, детка. Сильно ошибаешься насчёт своего мужа, – тихо насмешливо говорит Хэймитч. – Ты совсем не знаешь Пита…

– Так расскажи мне о нём! – срываюсь я, чувствуя, что близка к цели.

Но Хэймитч не успевает ничего сказать, потому что в комнату заходит Пит.

– Нечего рассказывать, – с обидой в голосе обрывает он. – Китнисс права. Я обыкновенный ничем не примечательный пекарь. Мне жаль, что я каждый день разочаровываю тебя, Китнисс. И большое спасибо, что разрешаешь мне удовлетворять с помощью твоего тела мои мужские потребности. Извини, что я не такой яркий и брутальный, как твой Гейл. Но что поделаешь: не всем совершать революции. Кому-то надо и просто печь хлеб.

Пит поднимается наверх. Хэймитч переводи насмешливый взгляд с уходящего Пита на растерянную меня. Признаться, мне несколько не по себе от того, что я обидела мужа. Прошлась по его мужскому достоинству.

Дура! Буду впредь думать, прежде чем брякать гадости о собственном муже. Я ведь прекрасно понимаю, что соврала Хэймитчу. Я сплю с Питом не потому что ему, как мужчине, постоянно нужна женщина, а потому что… Стыдно признаться, но… я сама хочу своего мужа.

Хэймитч сверлит меня мрачным взглядом.

– Ты хочешь знать правду, детка? – переспрашивает он. – Так вот, правда в том, что… Хоть ты в лепёшку расшибись! Хоть век проживи, но ты всё равно никогда не будешь достойна этого парня.

Слова Хэймитча производят на меня эффект пощечины.

А ещё… эффект дэжавю.

Где-то я уже эти слова слышала…

========== 7. Что будем делать? ==========

– Тебе надо показаться врачу, – говорит мне Пит, после того как я в последний раз кормлю грудью Мэтью.

Нашему здоровячку уже почти два года. Его уже давно надо было отучать от груди, но я, признаться, не спешила с этим. Если честно, мне будет не хватать кормления. Но дальше уже тянуть нельзя. Сынишка растёт как на дрожжах. Он уже носится по всему дому за Прим, постоянно что-то радостно лопочет (знает несколько слов), а ещё имеет привычку «перекусывать» мамой в самых неожиданных местах. Например, когда я сижу в кухне, чищу картошку и разговариваю с Питом. Толстячок запросто может подойти ко мне, забраться на колени, как ни в чём не бывало, достать при своём отце мою грудь и, с аппетитом причмокивая, «перекусить» молоком.

Этой спонтанностью Мэтью похож на своего папочку, который тоже периодически берёт меня в самых неожиданных местах и в самое неожиданное время (правда, это дело у нас во многом обусловлено тем, что из-за детей мы вынуждены урывать моменты, чтобы побыть вдвоём). Да, любви у меня к мужу по прежнему нет, но зато есть острое желание, которое с каждым днём становится лишь сильнее. Не могу объяснить это, но, если Пит не прикасается ко мне больше, чем пару дней, я начинаю нервничать и уже всерьёз подумываю, чтобы прямым текстом намекнуть мужу, что я, вообще-то, скучаю… Должно быть это и есть та самая «тактильная память», о которой говорил доктор Аврелий. Привычка, сложившаяся за годы замужества. Не знаю. Но в любом случае, именно наша полная совместимость с Питом в постели и спасает, на мой взгляд, этот странный брак.

Однако вся эта наша временная супружеская идиллия рушится, после того, как Пит отправляет меня к врачу.

– Ты хотела после того, как закончишь кормить грудью, сходить к доктору Роуз, чтобы она «перевязала» тебе маточные трубы, – говорит муж.

Он пытается сделать вид, что сообщает мне о пустяковой вещи, но я замечаю, что эти слова Питу даются с большим трудом.

– Зачем?

Мелларк расстроено вздыхает. Похоже, будь его воля, он предпочёл бы вообще смолчать. Но всё же, по какой-то одному ему ведомой причине, муж решает быть честным со мной.

– Чтобы исключить твою случайную беременность, – объясняет Пит. – Ты больше не хочешь иметь детей. Пока ты кормила грудью, предохраняться не было необходимости, но теперь…

Так вот в чём дело! Я не хотела от него детей! Чувствую растущее злорадство. Значит, я всё-таки его не очень-то и  любила! Иначе бы… Стоп! Двое ребятишек у нас уже есть. Мелларк что, заставил меня их рожать? Хочу начать злиться на него, но… Не могу.

Это же Пит…

Если бы он заставил меня рожать, то сейчас бы не стал столь откровенно мне обо всём рассказывать. Скорее всего, решение о рождении детей принимала я сама. Как бы я не относилась к нелюбимому мужу, но должна признать, что Пит Мелларк не способен на подлость. Он действительно очень хороший человек.

– А раньше я как предохранялась?

– Пила отвар багряницы.

– Почему я не могу продолжать его пить и дальше?

Пит невесело усмехается.

– Потому что ты категорически не хочешь иметь детей. Ты и на Мэтью то не сразу согласилась.

Испытующе смотрю на мужа.

– А ты? Ты тоже не хочешь больше от меня детей?

Мелларк поднимает на меня изумлённо-возмущенный взгляд, в котором чётко читается: "Да как тебе в голову такое могло прийти?!" А ещё в этом взгляде столько боли и грусти.

– Хочу. И очень, – честно отвечает он. – Будь моя воля, я бы и на четверых не остановился. Но… Это твоё тело. Я не вправе тебя заставлять. Вдобавок, я слишком хорошо знаю, в каких муках ты каждый раз рожаешь мне моих детей.

– Ты что, присутствовал при их родах?! – в шоке выдыхаю я.

Ну это уже совсем ни в какие ворота не лезет! Стыд-то какой!

– Всегда, – спокойно отвечает Пит. – Ты меня никогда от себя в такие моменты не отпускаешь.

Уф… Похоже, я ещё много чего не знаю о своём браке.

В принципе, мне всё равно. В любом случае, я не собираюсь больше рожать от этого мужчины. Я же его не люблю. Хватит и того, что у нас уже двое детей.

– Хорошо, я сделаю эту процедуру.

Расстроенный Мелларк опускает голову.

– Я позвоню доктору и назначу на завтра.

До меня запоздало доходит, что муж ведь вполне бы мог воспользоваться моим беспамятством и сделать мне ещё одного ребёнка, уж коль я всё равно с ним сплю

– Договорились, и  Пит… Спасибо за честность.

– Не за что. Как правило, мне эта честность всегда дорого стоит, – невесело усмехается он и идёт в коридор, чтобы позвонить моему врачу.

***

Приём у доктора Роуз назначен на 10 утра. Пит ждёт в коридоре. Я знаю, что после этой операции у меня больше никогда не будет детей. Операция элементарная (после неё сразу можно идти домой), но необратимая. Поэтому я несколько нервничаю. В голове роятся непрошенные мысли. А что, если я решу когда-нибудь всё же уйти от Пита и родить детей другому? Например, Гейлу? Тут же гоню эту абсурдную мысль прочь. Нет уж! Хватит с меня и двух детей. Их бы на ноги поставить. Моим малышам только отчима и не хватало!

Прохожу в светлый кабинет, по просьбе доктора ложусь на кушетку. Перед началом процедуры надо сделать УЗИ, чтобы убедиться, что у меня по женской части всё в порядке.

Доктор мажет мне живот какой-то тягучей мазью, затем начинает водить по нему специальным роликом, одновременно всматриваясь в экран монитора. Мне почему-то не нравится выражение лица доктора Роуз. Она хмурится, словно не может определить, что там такое со мной.

– Что-то не так? – интересуюсь я.

Только мне какой-нибудь опухоли ещё и не хватало! Начинаю нервничать.

– Да нет… не то что бы… Просто… – доктор вздыхает, откладывает в сторону прибор. Смотрит на меня обеспокоенным взглядом. – Что будем делать, миссис Мелларк?

– В плане? – недоумеваю я.

– Рожать двойню или делать аборт?

========== 8. Аборт ==========

На Мелларке нет лица.

– Я хочу, чтобы ты сделала аборт, – говорит мне бледный Пит, после чего, не дожидаясь моего ответа, разворачивается и уходит в пекарню.

– Прекрасно! Я так и сделаю! Сегодня же! – выбегаю за ним на крыльцо и ору ему в след. – Пит Мелларк! Я тебя ненавижу!

После чего реву и звоню доктору Роуз. В обед, оставив детей на Хэймитча, уезжаю в город. Возвращаюсь домой уже ближе к вечеру. Мрачная, молчаливая и дико злая на Пита Мелларка.

Он встречает меня на пороге. Бледный, как приведение. Глаза красные. Подозреваю – плакал, но виду не подаёт.

Так ему и надо. Пусть мучается. Молча поднимаюсь в спальню, ложусь на кровать. Чувствую, как слегка тянет низ живота. Ничего, сейчас отлежусь, и всё будет в полном порядке.

Я ненавижу Пита Мелларка! Не-на-ви-жу!

Он приходит в спальню поздно. Раздевается в темноте, ложится рядом, несмотря на моё молчаливое сопротивление, силой притягивает к себе, крепко обнимает, зарываясь лицом в моих волосах. Мне кажется, или я слышу тихий всхлип? Не знаю.

– Прости меня, Китнисс. Прости. Это я во всём виноват. Я не досмотрел, – судорожно шепчет он. – Я побоялся давать тебе отвар багряницы, ведь ты кормила грудью Мэтью. Это я во всём виноват. Прости… Я же знал, что ты категорически не хочешь больше рожать… Это из-за меня тебе пришлось пройти через всё это…

Да! Из-за тебя! И я никогда тебя не прощу Пит Мелларк!

Я лежу рядом в его крепких объятьях, понимая, что пытаться освободиться от его рук нет смысла. Муж намного меня сильнее. Я его знаю – всё равно не отпустит. Наорать на Мелларка тоже не могу (хотя очень хочется, причём не только наорать, но и побить), так как боюсь перепугать Мэтью. Поэтому просто лежу и тупо смотрю в темноту перед собой. Я до сих пор отказываюсь поверить, что «добрый» Пит Мелларк отправил меня сегодня убить его собственных детей, даже зная, что их сразу двое. Этого я ему никогда не прощу. Никогда! Так что пусть теперь мучается!

***

– Ты дурак! – в очередной раз орёт на меня Хэймитч, – вы оба с ней полные кретины и дураки! Ты – потому что отправил её на аборт! Она – потому что послушалась тебя – дебила!

Похоже, наш ментор разошелся сегодня не на шутку.

 Да кто вам дал право убивать моих внуков? Двоих! Двоих внуков! Мелларк, ты что, совсем с катушек съехал?! Да ты должен был привязать её к кровати и держать в спальне пока она не разродится!

– Даже если она этого не хочет?! – срываюсь я.

– Да плевать на то, чего она хочет! Главное, что эти дети имели полное право появиться на свет! Тем более надо было привязать их мамочку! Удержать! Не дать ей их убить! А ещё лучше их папочке кляп в рот засунуть, чтобы он своей жене «рекомендаций» дебильных не давал.

«Убить» – какое страшное слово. Оно переворачивает всё внутри меня. Мне и без воплей Хэймитча на душе так тошно, что хоть вой. Впору самому в петлю лезть. И полез бы, если бы не семья… Не дети… Мои дети. Я так хотел этих малышей… Близнецов… Так мечтал… Но я точно знаю, что в планы прежней Китнисс не входили ещё одни роды. В планы нынешней и подавно. Надо быть реалистом и принять это. Мне таких трудов стоило в прошлый раз убедить ей родить мне Мэтью. У нас с Китнисс был уговор: цена за сына – больше никаких детей. А здесь, как насмешка судьбы: сразу близнецы.

Двойняшки.

Мои дети.

Моя плоть и кровь.

Кем они были? Сынишки? Дочки?

Руки трясутся. В горле ком. И я сам… Я сам заставил Китнисс их убить.

Рука тянется к бутылке, но Хэймитч с треском бьёт меня по руке, ловко забирая выпивку себе.

– Нет уж, парень! Бутылку не трожь! Наделал делов, теперь мучься в трезвом состоянии! Без душевной анестезии. На неё в этой комнате теперь имею право только я.

– Хэймитч, ты не понимаешь! Китнисс категорически не хотела больше рожать. Получается, что я воспользовался её беспамятством, сделал ей сразу двоих детей. Это было нечестно с моей стороны. Она никогда бы не простила мне этого. Я нарушил наш с ней договор. Когда к ней вернётся память…

– Ты, правда, думаешь, что она тебе спасибо за это скажет? За то, что на аборт отправил?!

– Но она же сама не хотела рожать… – слова Хэймитча производят на меня отрезвляющий эффект. А что если…

– Не хотела?! – взрывается Хэймитч. – А ты саму Китнисс об этом спросил? Сдаётся мне, парень, ты сразу просто её перед фактом поставил. Ты же ей даже выбора не дал!

 ужасом начинаю понимать, что в словах Хэймитча есть огромная доля правды. А что, если эта – новая Китнисс – была бы не прочь родить этих детей? Я прекрасно понимаю, почему жена раньше так болезненно реагировала на «детский» вопрос. После того, как на её глазах погибла Прим, погибли все эти дети… Это вообще чудо, что она сама согласилась родить мне двоих ребятишек. Но сейчас… Сейчас-то Китнисс не помнит всего того кошмара, что ей пришлось пережить в Капитолии. Сейчас она свободна от страшных снов прошлого. Но, кажется, теперь я собственноручно устроил ей один из таких кошмаров в реальной жизни.

Хоть в петлю лезь, как тошно. Убил бы себя за всю ту боль, что я причиним моей Китнисс.

– И что теперь мне делать?

– Боюсь, уже ничего. Твои малыши уже мертвы, – подостывает ментор, плюхается напротив меня в кресло. – Дети – это благословение, Мелларк. Никогда и ничего в этой жизни не будет ценнее детей. Неужели, пройдя через столько испытаний, через «Голодные игры» вы оба так этого и не поняли? Какие же вы всё-таки дураки!

Я сижу молча. Не отвечаю. В голове лишь одна мысль. Ну почему я не погиб на тех Голодных играх, почему? Сейчас бы моя Китнисс так не страдала. Она уже почти неделю не выходит из спальни. Ей так плохо после этого аборта, что мне самому впору свою дурную голову о стену разбить. Бедная, бедная Китнисс...

***

Сказать, что мне плохо, что я умираю – это не сказать ничего! Голова кружится. Всё время мутит. То и дело поминаю добрым словом Мелларка – это он один во всём виноват!

А ещё мне всё время дико хочется сырных булочек. Даже сейчас, лёжа в кровати, с печали жую одну из них. Жую и жалею себя. Какая же я всё-таки несчастная! Мне достался муж – кретин!

Я ем сырные булочки, ем и никак не могу ими наесться. Иногда заедаю их солёными огурцами, которые приходится украдкой тырить под носом у убитого горем Мелларка, чтобы тот ничего не заподозрил.

Пускай, пускай помучается – детоубийца!

Мой муж, похоже, полный дурак.

Он, что, и правда, подумал, что я послушаюсь его и сделаю аборт?

========== 9. Гнездо сойки ==========

Этим вечером мы с Хэймитчем и Прим смотрим чемпионат Панема по футболу. В зале работает телевизор, матч должен вот – вот начаться. Сидим на диване. Мэтью играет с мячом на ковре неподалёку от меня. Уже три раза сынишка снайперски попал мячом в вазу, которая наотрез отказывается биться. Но, думаю, ещё пару раз и вазе точно хана. Подозреваю, наша мама будет в восторге от успеха своего малыша (эту модную громоздкую вазу – подарок Эффи, Китнисс ненавидит всей душой).

Хэймитч, пока не начался матч, объясняет любознательной кудряшке-Прим правила футбола. А я с удивлением смотрю на журнальный столик, точнее – на кучу закусок, от которых он ломится. Столько за один вечер не съесть даже пятерым, а заполошная Китнисс всё приносит и приносит угощения!

Последние недели три моя жена сама не своя. Со мной по-прежнему не разговаривает, хоть после аборта прошел уже почти месяц. Теперь всю свою энергию, которую она могла бы выплеснуть на меня (например, наорать – мне бы хоть полегчало), Китнисс тратит на детей, готовку и уборку. Даже все мои вещи уже раза на два перестирала и перегладила.

– Словно гнездо вьёт, – сам того не замечая, вслух сравниваю Китнисс, за которой наблюдаю, с сойкой-пересмешницей.

Хэймитч оборачивается.

– Гнездо?

Затем смотрит на Китнисс, которая появляется в зале с большой тарелкой ароматно пахнущей жаренной картошки. На жене симпатичное синее домашнее платье свободного покроя, в котором её фигура несколько теряется. Китнисс суетливо окидывает деловым взглядом стол.

– Вроде, ничего не забыла, – Китнисс уже собирается снова исчезнуть на кухне, как неожиданно её останавливает Хэймитч.

Вид у него при этом какой-то заинтригованно-шальной.

– Китнисс, детка, ты не могла бы мне передать вон ту книгу с полки. По спорту которая. Хочу кое-что там Прим показать.

– А сам взять не можешь? – огрызается Китнисс, но к полке всё же подходит.

Не пойму, зачем Хэймитчу понадобилась книга, когда он и так своей маленькой подружке всё уже объяснил про футбол в лицах и действиях.

Китнисс берёт с полки книгу, при этом поворачиваясь боком к Хэймитчу. Замечаю, что взгляд нашего ментора прикован отнюдь не к книге, а к фигуре моей жены, которую он, абсолютно беззастенчивым образом, рассматривает. К моему глубокому возмущению, Хэймитч чуть шею себе не сворачивает, чтобы как следует разглядеть талию моей жены! В какой-то момент он даже удивлённо присвистывает.

Всё это мне абсолютно не нравится! Хэймитч что, совсем страх потерял?!

***

Я вытаскиваю Хэймитча на крыльцо. Настроение паскудное.

– Пит, ты куда меня тащишь?! Дай чемпионат спокойно посмотреть!

– Хэймитч! Это что сейчас было? – моему возмущению нет придела. – Ты взглядом только что облапал мою жену!

– А, это! – Хэймитч беззаботно усмехается, хитро смотрит на меня. – Хорошая фигурка у твоей жены стала, не находишь? Она у тебя, прямо скажем, пышка.

Непонимающе смотрю на Хэймитча. К чему он клонит? К тому, что Китнисс за последнее время набрала пару – тройку килограмм? Но мне кажется, что в этом нет ничего удивительного, учитывая, что он родила двоих детей. Китнисс, мне нравится такая, какая есть. В конце концов, я не собака, чтобы на кости бросаться.

– Ты сейчас о чём?

– Пит, ты, правда, ничего не замечаешь? – жизнерадостно ржёт Хэймитч. – В таком случае, Китнисс полностью права, что ничего тебе не говорит…

– Что не говорит?! – не выдерживаю, срываюсь.

Я уже сыт по горло этими полунамёками! Однако Хэймитча, похоже, жутко развлекает моя растерянность.

– А знаешь, что дружище! Я, пожалуй, присоединюсь к эксперименту нашей Сойки. Мне тоже уже интересно узнать, когда ты заметишь… Мой тебе совет – сходи к оккулисту! Только, когда до тебя дойдёт, о чём я талдычу, позови, пожалуйста, меня. Я жуть как хочу посмотреть на твою глупую физиономию в этот момент.

– Замечу что?! – Хэймитч меня уже не на шутку достал.

Но вместо ответа ментор ржёт и возвращается в дом смотреть чемпионат. Настроение у него превосходное, в отличие от меня…

***

Слова Хэймитча не дают мне покоя. Что не так с фигурой моей жены?

Поскольку мы с Китнисс в конфронтации уже почти месяц и поговорить откровенно у нас вряд ли получиться (не говоря уже о том, чтобы заняться с ней любовью), я пользуюсь моментом, когда она принимает душ.

Дверь в ванную открыта, я тихо захожу туда. Китнисс, напевая какую-то незамысловатую песенку, стоит под душем. Я вижу лишь смутные очертания её фигуры через матовое стекло душевой кабины. Да, так ничего не рассмотришь. Придётся, немного подождать.

Скрестив руки на груди, опираюсь на подоконник. Жду, когда она выйдет. На всякий случай втихушку ворую её полотенце, чтобы жена не смогла ничем прикрыться.

Песенка заканчивается, рука Китнисс пытается нащупать полотенце, которого нет. Жена выглядывает из душа, замечает меня и тут же прячется за перегородкой.

– Ты что здесь делаешь? – шипит Китнисс.

Наконец-то, она начала со мной разговаривать! Уже прогресс!

– Хочу посмотреть на тебя, – честно признаюсь я.

– За двадцать лет ещё не насмотрелся? – ругается жена.

– Нет. Не насмотрелся, – нахально улыбаясь, подхожу к ней.

Китнисс как можно плотнее пытается закрыть дверцу душевой кабины, чтобы я её не видел.

– Пит Мелларк, отвали!

– Китнисс Мелларк, ты же знаешь, что мне ничего не стоит открыть эту дверцу, так что выходи.

– Выйду, если отдашь полотенце. Хватит надо мной издеваться!

Я оглядываюсь, нахожу полотенце, отдаю его Китнисс. Она выходит из душа, кутаясь в нёго. С вызовом смотрит на меня.

– Что ещё?

Окидываю её фигуру взглядом. Вроде бы никаких особых изменений нет. Всё те же длинные стройные ноги. Под полотенцем видны контуры полной груди, которая, как ни странно, не уменьшилась после того, как Китнисс перестала кормить Мэтью.

Взгляд скользит ниже.

Манящие округлые контуры её стройной талии не изменили даже роды. Да, бёдра Китнисс стали чуть шире, но это потому что она оба раза рожала сама. В моих глазах это лишь прибавило моей жене красоты.

Живот…

Пожалуй, это единственное, что изменилось в фигуре Китнисс. Странно. Ещё полгода назад у Китнисс был почти плоский животик, а теперь… Плоским его точно не назовёшь. Может быть, я, конечно, ошибаюсь, и это полотенце создаёт иллюзию… Надо бы для чистоты эксперимента посмотреть без него.

– Эй, Мелларк!  – голос Китнисс выводит меня из задумчивости. – Ты долго на меня планируешь пялиться? Я вообще-то одеться хочу.

– Одевайся, я тебе не мешаю, – в наглую отвечаю я. – Не думаю, что за двадцать лет семейной жизни я у тебя что-то ещё не видел.

– Вот нахал! – возмущённо ахает она.

– Китнисс, сними, пожалуйста, полотенце.

– Чего?! – возмущения моей жены нет придела. – А скальп с тебя не снять? Мелларк, ну ты совсем обнаглел!

Однако я уже почти не слышу её слов. До меня внезапно начинает доходить, о чём мне ещё совсем недавно отнюдь не тонко намекал проницательный Хэймитч. Лишь от одной догадки у меня перехватывает дыхание.

– Китнисс, какой у тебя был срок, когда я заставил тебя…?

Брови Китнисс удивлённо взлетают. Она быстро понимает, о чём я говорю. С горечью усмехается.

– … когда ты отправил меня убить наших детей? – «услужливо» уточняет  она.

Слова Китнисс бьют меня сильнее любой пощечины. Не знаю, понимает ли она, что я сам себе никогда не прощу этого. Что для меня нет ничего желанней детей, выношенных и рождённых ею. Но сейчас я не могу думать даже об этом. Все мои мысли о другом…

Я, словно завороженный, не свожу глаз с её далеко не плоского животика, всё ещё прикрытого полотенцем. Меня начинают одолевать дикие сомнения. И если я их сейчас же не развею, то сойду с ума. Этот крошечный проблеск надежды лишает меня разума и в то же время заставляет ликовать.

Что, если Китнисс всё же не послушалась меня?

Что, если Хэймитч прав… И если мои подозрения – не просто подозрения… То это же чудо! Чудо, о котором я даже не смел мечтать. И имя этому чуду – Китнисс.  Неужели она…

– Да, – сквозь силу выдавливаю я. – Когда я отправил тебя на аборт.

– Три месяца, – в словах Китнисс столько горечи и боли; это и упрёк и обвинение в мой адрес одновременно. – У меня был срок три месяца. У твоих ребятишек, между прочем, уже были к тому времени ручки и ножки. И бились сердечки. Кстати, если тебе, Пит Мелларк, интересно, УЗИ показало, что это были мальчики. Твои сыновья.

Моё сердце заходится. Я просто обязан убедиться в своих подозрениях прямо сейчас, иначе я просто сойду с ума. Я подхожу к жене и фактически силой отбираю у неё полотенце, в которое она кутается.

– Эй, Мелларк! Руки! Руки убери! Ты что творишь?!

Но я уже не слышу возмущённых возгласов Китнисс. Я встаю на колени перед своей обнажённой женой и не могу поверить в то, что вижу. Провожу ладонями по явно выступающему животику Китнисс. Он точно такой же, какой был, когда она вынашивала мне Прим и Мэтью.

Внезапно чувствую под своими ладонями внутри неё лёгкое движение. У меня захватывает дух. В горле ком. В глазах – слёзы. Мне хорошо знакомо это ощущение. Когда твой ребёнок пинает тебя из утробы своей матери.

Хмурая обнажённая Китнисс стоит спокойно. Видимо, понимает, что сопротивляться мне сейчас просто бесполезно.

– Ты не сделала аборт. Правда или ложь?– с замиранием сердца выдыхаю я.

И жду её ответа, понимая, что от него теперь зависит вся моя жизнь.

Китнисс медлит. Явно желая помучить меня.

– Правда. Как и то, что я тебя ненавижу, Пит Мелларк, – Китнисс, из последних сил, сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, выхватывает у меня полотенце, и, кутаясь в него, выбегает из ванной.

А я так и продолжаю стоять посреди ванной комнаты на коленях.

========== 10. Не смей! ==========

Какой же он всё-таки лицемер, это Пит Мелларк! Мне обидно до слёз. Сначала цинично отправляет меня на аборт, а затем… Чувствую его руку на моём животе. Муж спит рядом, прижав меня к себе. Весь вечер на коленях передо мной стоял, прощение вымаливал, а когда думал, что я уже сплю, живот мне целовал.

Что-то мне подсказывает, что мужу моё прощение и не поможет. Он сам себя не простит за то, что отправил меня на аборт. Честно, не понимаю: что вообще на Пита нашло? Я же не слепая, вижу, что он до безумия хочет этих детей. В тот день, когда Пит мне про аборт сказал, на нём лица не было. Однако осознание этого не уменьшает мою обиду. Мне так горько и жалко себя с малышами, что сил нет! Будь моя воля, откатилась бы на другой конец кровати, но не стоит и пытаться. Уже пробовала – всё равно не отпустит.

Всхлипываю. Жалею себя. Ловлю на мысли, что из-за беременности мои эмоции подчас трудно контролировать. Чувствую себя пленницей. И ведь не сбежишь никуда. Далеко беременной двойней, да ещё с двумя маленькими детьми не уйдёшь. Кому я такая проблемная нужна? Вдобавок, что-то мне подсказывает, что Мелларк меня из-под земли достанет. От осознания степени своей безысходности мне так плохо, что хоть волком вой.

И как меня вообще угораздило выйти за Пита Мелларка?! Не понимаю. Ведь ничто не указывало на это. Вспоминаю школу. Для меня это всё было как вчера. Вот он стоит на перемене во дворе с друзьями, что-то весело им рассказывает. Я как раз иду в столовую. Оборачиваюсь. Наши взгляды на секунду пересекаются, и мы тут же оба отворачиваемся. Мы же даже в глаза друг другу в школе смотреть не отваживались! Зато сейчас лежу у него под боком!

Или спортзал. Соревнования по борьбе. В тот день Пит занял второе место. Не смог победить в схватке старшего брата. Впрочем, не мудрено – брат был куда опытнее Пита. Остальных-то соперников мой Пит всех «уложил». Не помню, как зовут его брата. А вот имя Пита я почему-то знала всегда, хоть он и учился не в моём классе. У нас с ним только некоторые уроки общие были.

Мы  сталкиваемся с Мелларком после соревнований в коридоре. Пит весь потный. Только с ковра. Коридор довольно узкий, поэтому мы не можем с ним сразу разойтись. Одновременно делаем шаг то в одну, то в другую сторону. Сама не понимаю почему, жутко теряюсь. Пит  смущённо улыбается. Останавливается, уступая мне дорогу. Я прохожу мимо и даже не здороваюсь! А всё почему? Потому что при виде этого паренька у меня всегда язык отсыхал.