Текст книги "Голодные игры: Из пепла (СИ)"

Автор книги: Яна Ясинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Голодные игры_ Из пепла (ФАНФИК)

Автор:YanaYasinskaya

Роман написан по мотивам произведения С. Коллинз «Голодные игры». В основе сюжета события, описанные C. Коллинз в финале «Голодных игр». Характеры героев те же самые. Это просто четвёртая часть «Голодных игр», в которой подробнее расписывается уже известный финал.

Автор данного фантифика выражает своё уважение автору оригинального произведения Сьюзен Коллинз и ни коем образом не претендует на извлечение какой-либо материальной выгоды с публикации данного фанфика. Этот роман просто дань уважения автору оригинального произведения. Спасибо за персонажей и вдохновение!

ОПИСАНИЕ СЮЖЕТА:  История возрождения любви Китнисс и Пита: с момента возвращения Пита в Дистрикт 12 (после победы над Капитолием), включая события, описанные в Эпилоге книги "Сойка-Пересмешница".

Фэндом: Коллинз Сьюзен «Голодные игры»

Персонажи: Китнисс / Пит, Хеймитч, Гейл, Эффи

Рейтинг: R

Жанры: Романтика, Драма, Фантастика

Публикация на других ресурсах: обязательно с указанием имени автора – Яны Ясинской

========== ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. 1. Возвращение ==========

Хлеб ещё тёплый. Ароматный. С лёгким запахом укропа. Я ем с удовольствием, не сразу понимая, что вновь стала чувствовать вкус еды.

У плиты возится Сальная Сей. Бренчит кастрюлей – собирается готовить суп. Специально для этого она даже раздобыла где-то курицу. Подозреваю, что новое правительство назначило мне какое-то довольствие, иначе бы откуда в моём доме взялась еда? Странно. Я задумалась об этом только сейчас. До этого утра меня вообще мало что волновало. Хотя нет. Неправильно. Не до утра. А до того момента, как в Деревню Победителей вернулся Пит.

Он сидит напротив. Завтракает. Предательский Лютик, навернув мою порцию бекона, уже успел уютно устроиться у него на коленках. Мурчит, явно намекая на остатки бекона, лежащие у Пита на тарелке. В какой-то момент наши взгляды с Питом пересекаются. Не знаю почему, но я торопливо отвожу глаза.

Я всё ещё не могу поверить, что он здесь. Со мной. Что он вернулся.

Он, а не Гейл.

И я так этому рада.

Сальная Сей чистит съедобные клубни. Пит моет посуду. Я вытираю. Это так странно: даже самые простые действия сейчас мне даются через силу. Руки устали. Ломит спина. Жутко хочется спать. Зеваю.

– Китнис, иди поспи. – Первые его слова за целое утро.

– Не хочу, – вру я.

Ставлю тарелки на полку.

Я почему-то не отваживаюсь признаться Питу, что сон уже давно превратился для меня в арену, на которой с пугающей реалистичностью оживают все мои кошмары. Где мне вновь и вновь приходится переживать пылающую смерть Прим, Финника, Богса… Где я вновь и вновь теряю его – Пита. Поэтому, вместо того чтобы пойти  спать, я начинаю помогать Сальной Сэй чистить клубни для супа. Пит уходит.

– А вы, правда, тайком поженились? – не выдерживает любопытствует Сэй, забрасывая порезанные клубни в кастрюлю.

– Да, – зачем-то опять вру я.

Суп почти готов. Сальная Сэй уже собралась уходить.

– Здесь на два дня хватит, – показывает она на кастрюлю. – Только в холодильник, когда остынет, убрать не забудь.

– Хорошо.

У порога Сальная Сэй оборачивается.

– Мужа покормить не забудь, – насмешливо говорит она. – А то совсем исхудал на капитолийских харчах.

Сэй уходит. Я выглядываю во двор. Пит, сняв куртку, оставшись в одной футболке, колет дрова. Вообще-то мы отапливаемся углём, но для камина нет ничего лучше сухих дров. Несмотря на солнечный апрель с его обманчивым теплом, каждую ночь бывают сильные заморозки.

Сальная Сэй права: Пит действительно заметно похудел. Но в то же время он выглядит куда лучше, чем тот измождённый парнишка, каким его вытащили из Капиталийского плена. Это было всего несколько месяцев назад, а кажется, что прошла целая жизнь. Жизнь, за которую не стало Прим.

Я возвращаюсь в дом. Невольно оглядываюсь. Сэй, конечно, пыталась навести здесь порядок, но в глаза бросается куча пыли на шкафах, серые шторы. Не столь грязно, сколько не уютно.

– Надо убраться, – решаю я, но вместо этого иду спать.

С трудом добираюсь до кровати. Падаю, не раздеваясь. И засыпаю под методичный звук топора, которым Питер колет дрова.

Просыпаюсь уже под вечер. Бросаю взгляд в зеркало. Отшатываюсь. До сих пор не могу привыкнуть к шрамам, оставшимся от ожогов у меня на лице. Доктор Аврелий говорит, что они со временем пройдут. И он прав. Шрамов уже почти не видно. Но привыкнуть к ним я так и не смогла. Они – живое напоминание о Прим.

Точнее о том, что её больше нет.

Расчесываюсь. Спускаюсь вниз.

В камине весело потрескивает огонь. Я знаю – очаг зажёг Пит. Но его самого нигде нет. Зато в доме напротив – на втором этаже – горит свет.

Больше всего на свете мне хочется сейчас оказаться там. Рядом с ним. В его спальне. Забравшись на кровать под тёплое одеяло, смотреть, как Пит сосредоточенно рисует одну из своих картин. Или, что ещё лучше – уютно устроиться у него под боком у Пита и заснуть. Как тогда – в поезде. Или на нашем этаже в тренировочном центре. Или на арене. Даже там, где моя жизнь могла оборваться в любой момент, я чувствовала себя куда в большей безопасности, чем сейчас. Потому что его сильные руки во сне обнимали меня.

О Господи! Как же я соскучилась по этим рукам.

И по Питу. По моему Питу.

Но вместо того, чтобы отбросить все сомнения и пойти к нему, я просто стою у окна и смотрю на манящий огонёк. И не могу понять, что меня останавливает: гордыня, страх или грызущее чувство вины перед Питом? Ведь как ни крути, я оказалась не на высоте: оттолкнула его именно тогда, когда он больше всего нуждался во мне. Я знаю: Пит никогда бы не поступил так со мной, окажись на моём месте. Он бы не оставлял меня до конца. Был рядом. Всегда. И это меня убивает.

Утром Пит приносит свежеиспечённые сырные булочки. Мои любимые. Он не забыл.

– Спасибо.

– Не за что.

– Ты уже видел Хэймитча?

– Мельком, – на лице Пита появляется отблеск улыбки. – Похоже, наш ментор ушёл в

запой.

– Похоже на то, – хмыкаю я.

Это наш самый долгий разговор на ближайшие несколько дней.

После обеда звонит доктор Аврелий. Спрашивает, как дела? Какие мысли приходят на ум? Ничего умного – признаюсь я. Разве что, шторы… Они пугающе грязные, и неплохо было бы их постирать. Доктор Аврелий почему-то с восторгом поддерживает моё «уборочное» настроение, словно это часть моей психотерапии. Обещает раздобыть для меня стиральный порошок.

Странный мне всё-таки достался психотерапевт.

Доктор Аврелий сдерживает своё слово. После обеда Сальная Сэй приносит мне довольно большой пакет стирального порошка и ещё кучу каких-то чистящих средств. Переодеваюсь в штаны и рубашку. Лезу на подоконник. С горем пополам мне, наконец, удаётся снять эти дурацкие тяжёлые шторы. Руки устают так, словно к ним были привязаны кирпичи. То и дело чихаю от пыли. Я оказалась права. Вблизи шторы оказались куда грязнее, чем я думала. Замачиваю их на ночь во второй ванне. На сегодня хватит бытовых подвигов. Стирать уже точно нет сил.

Стою посреди гостиной. Оцениваю фронт работ. Надо бы снять и остальные шторы, но, боюсь, что от слабости потеряю равновесие и шмякнусь со стола или с подоконника. В своих размышлениях об травмах, которые могу получить во время уборки, не замечаю, как в комнату заходит Пит.

– Помочь?

Растерянно киваю. Похоже, Пит, в отличие от меня, в куда лучшей форме. Он ловко запрыгивает на подоконник, снимает шторы. Кладёт их на стол.

– Спасибо.

Пит уходит. И снова я остаюсь одна. Это будто какая-то непонятная мне игра. Он рядом, и в то же время, его словно здесь нет. Потому что я не могу прикоснуться к нему, обнять, чтобы никогда… никогда больше не отпускать его. Пита.

Бреду в спальню. Хочу опять прямо в одежде завалиться на кровать, на которой уже вольготно улёгся чумазый Лютик. Но останавливаюсь. Вспоминаю о Пите и едва уловимом укоре в его взгляде. Затем заставляю сделать над собой усилие: иду в ванную. По дороге достаю из шкафа чистую ночнушку. Принимаю душ, тщательно мою волосы, расчесываю, сушу, заплетаю в косу. Хоть силы уже на исходе, я всё же делаю ещё один рывок – меняю постельное бельё. И лишь затем ложусь на мягкую кровать, утопая в подушках. Вдыхая запах свежих наволочек. Я понимаю: что бы вернуть Пита, мне для начала придётся вернуть себя.

========== 2. Ревность ==========

Ночью были сильные заморозки. Осторожно ступая по заледенелой поверхности крыльца, выношу на улицу плетёную корзину с постиранными шторами и постельным бельём. Развешиваю их на заднем дворе на верёвках, который с утра мне предусмотрительно натянул Пит.

Застывшие от мороза пальцы с трудом фиксируют прищепками влажные, уже успевшие слегка обледенеть, простыни. При этом я то и дело поглядываю на дом Пита. Надо было бы и у него всё перестирать. Не знаю, правда, как это будет выглядеть, но…

Сама не замечаю, как оказываюсь у него на пороге. Стучу в дверь, которая уже через пару секунд распахивается. И я тупо смотрю на Айлин – двоюродную племянницу Сальной Сэй. Грудастую красивую девку чуть постарше меня. Рыжую и вечно смеющуюся.

– Привет! Ты к Питу, наверное? Он наверху. Рисует.

Я молча осматриваю Айлин с головы до пят. Стройная, пышногрудая. Кровь с молоком. И это при дефиците продуктов! Поверх старого платья – фартук. В руках швабра.

– Что ты здесь делаешь?

– Меня Хэймитч прислал. Питу по хозяйству помогать, – жизнерадостно сообщает она, запоздало понимая, что я её здесь не слишком рада видеть.

– Вот и шла бы ты к Хэймитчу, – сквозь зубы цежу я.

Айлин не перечит. Она, как и все жители Дистрикта 12, видела меня в Голодных играх и знает, на что я способна. Особенно, если в гневе.

– Хорошо, – растерянно отвечает она. Тут же откладывает в сторону швабру, хватает  куртку и, стараясь меня не задеть, проскальзывает на улицу. И вовремя. По лестнице спускается Пит, который с недоумением взирает на поспешное бегство Айлин и мой недовольный вид.

– Куда ушла Айлин?

– К своему новому работодателю! – грубо отрезаю я. – Сказала, чтобы ты мыл полы сам!

Пит хмурится. Замечает в моих руках плетеную корзину.

– А это что?

Вместо ответа я ухожу, громко хлопая дверью. Пусть сам стирает свои вещи! Вот так! Не маленький уже.

Оказавшись на морозе, почти сразу остываю. Да… Не умею я налаживать отношения. Не умею.

И всё же сразу отпустить ситуацию не получается.

Ставлю корзину на крыльцо своего дома. Иду к Хэймитчу.

***

Ну и запашок! Перегар, смешанный один Бог знает с чем.

– У тебя что, капуста пригорела?

Пьяный Хэймитч, развалившийся в кресле возле потухшего камина, от души улыбается мне.

– О! Привет, солнышко! Я смотрю, ты уже слегка оклемалась, раз выползла из своей норы? – отхлёбывает пойла. – А я, как видишь, ещё нет. – демонстрирует бутылку. – Прости, что не предлагаю. Самому мало.

– Ещё раз подсунешь Питу девку-уборщицу – убью, – ёмко довожу до сведения Хэймитча свою мысль. – И проветри здесь. Дышать нечем.

Уходя, слышу за спиной пьяный смех моего ментора.

– Что, ревнуешь, солнышко?! Правильно, правильно, ревнуй. Тебе полезно.

Вредный нахальный Хэймитч, который вечно бывает прав.

Да. Я ревную.

***

Сижу дома и злюсь на себя. И что не меня только нашло? Глупый, конечно, вопрос, ответ на который я и сама прекрасно знаю.

Ревность. Вот, что на меня нашло.

Потому что я ни с кем не собираюсь делить Пита. И пусть все об этом знают. Он мой и только мой!

– Интересно, он придёт на завтрак или нет? Вдруг обиделся? – мелькает в голове.

Чую, ещё одна бессонная ночь мне гарантирована! Ну почему я всё и всегда дела не так?! Почему я не такая лёгкая в общении как та же Айлин, возле которой всегда табуном вертятся парни? И даже Пит смотрит на неё приветливо. Почему со мной всегда так сложно? И как только Пит вообще терпит меня?

Наверное, потому что он всё-таки меня любит, – приходит на ум простой ответ.

Пит появляется утром. Приносит свежевыпеченный хлеб. Мы молча завтракаем. После обеда Пит уходит к Хэймитчу – хочет попробовать привести нашего ментора в чувство. А я, взяв запасные ключи от дома Пита и всю ту же плетёную корзину, иду к нему.

Ближе к вечеру у меня на пороге появляется ещё один гость – Хэймитч. Питу каким-то чудом удаётся вытащить его из берлоги. Наш ментор даже почти трезв. Хэймитч с Питом подходят к дому как раз в тот момент, когда я развешиваю во дворе постиранные рубашки Питера, его бельё. Я хмурюсь, Пит едва заметно улыбается, а Хэймитч откровенно смеётся. Так и хочется надеть ему на голову корзину. Но сдерживаюсь. Успеется ещё. Идём втроём ужинать.

========== 3. Старый страх ==========

С самого утра льёт дождь. Первый. Весенний. Проливной. И пронизывающе холодный. То и дело переходящий в мокрый снег, который обжигающе хлещет по лицу. Как назло именно этим утром Сальная Сэй обнаружила, что у меня в доме на втором этаже в коридоре протекает крыша. И Пит, не дожидаясь конца дождевой вакханалии (которая у нас по весне может длиться беспрерывно несколько дней) полез её чинить. За эти дни наше общение с Питом «разнообразилось» до:

– Как дела?

– Нормально.

– Ужинать будешь?

– Буду.

Знаю, прогресс не велик, но это уже хоть что-то. Особенно на фоне нашего будничного молчания. Но с другой стороны, каждое утро, несмотря ни на что, Пит с завидным упорством приходит ко мне, принося свежевыпеченный хлеб и мои любимые сырные булочки. Сальная Сэй кормит нас завтраком. Хотя… Уже начинаю допускать мысль, может, он приходит сюда не из-за меня, а из-за завтрака? Самому готовить лень?

Нет! – отметаю мысль.

Пит отличный кулинар. И если  уж у него хватает сил каждое утро печь для нас хлеб и булочки, то ту же яичницу он вполне в состоянии себе пожарить сам.

Сальная Сэй уходит ближе к обеду. Пит идёт к себе. В доме становится тихо и пусто.

Я уже ненавижу эту тишину. Раньше, в дистрикте 13 я специально пряталась в подсобке, чтобы меня оставили в покое. У меня было дикое желание побыть одной. Сейчас же ловлю себя на мысли, что сыта одиночеством по горло. Мне не хватает звука шагов Пита по коридору, голоса мамы, зовущей из кухни обедать, звонкого смеха Прим, играющей с нахальным Лютиком.

Откуда-то снизу раздаётся пронзительное и настырное: «Мяу!» Облезлый Лютик трётся у моих ног. Это так странно – после смерти Прим мы с этим противным кошарой стали почти друзьями.

Беру Лютика на руки, спускаюсь в зал, по дороге отмечаю, что крыша больше не течёт. Пит мастерски её залатал. И где он только этому научился? Как мало я всё-таки знаю о Пите – мелькает в голове.

Мы с Лютиком приземляемся на диване. Включаю телевизор. Но не для того, чтобы посмотреть, а просто, чтобы создать иллюзию жизни в доме. На экране мелькают кадры из Дистрикта 2. Журналистка берёт интервью у Гейла. Сальная Сэй была права: Гейл, похоже, стал большой шишкой. Улыбаюсь и… переключаю канал. Словно перелистываю прошедшую страницу своей жизни.

До ужина осталось 15 минут. Обычно мы садимся за стол в семь. Сальной Сэй сегодня не будет – приболела внучка. Поэтому с утра она опять наготовила мне на два дня вперёд. Накрываю на стол. Ставлю две тарелки. Сажусь и жду Пита. Но он почему-то всё не приходит.

Полвосьмого.

Начинаю волноваться. Не выдерживаю. Звоню по телефону.

– Ужинать будешь?

– Да. Сейчас приду.

Кладу трубку. Хмурюсь. Голос у него какой-то странный.

Как только Пит появляется на пороге, я сразу понимаю, что что-то не в порядке. Вид у него, мягко говоря, неважнецкий. Пит чихает. Видимо, работа на крыше под ледяным дождём не прошла мимо. Не выдерживаю, подхожу к нему, касаясь ладонью лба.

Это первое моё прикосновение к нему за последние несколько месяцев.

Его кожа горит. Да у него жар!

Чувствую, как ко мне подступает паника. Внезапно я отчётливо осознаю, что после всего, что мне пришлось пережить во время «Голодных игр» и восстания, я больше всего на свете боюсь потерять Пита. И хотя разумом я понимаю, что это, скорее всего, лишь простая простуда, к горлу подступает комок. На глазах моментально появляются слёзы (пропади пропадом это нервное расстройство!)

– У тебя температура!

Пит отмахивается.

– Пустяки. Пройдёт.

И тут же заходится в кашле.

Я как ошпаренная начинаю метаться по кухне: заглядывая во все ящички, в которых мама обычно хранила лекарства. Почти ничего не осталось. Злюсь на себя: сама виновата – увезла всё в Дистрикт 13. Теперь ругаю себя за это на чём свет стоит! Ну почему я не мама и не Прим? Почему я не умею также хорошо лечить людей, как они. И Сальной Сэй, как назло нет!

– Китнисс! С тобой всё в порядке? – мягкий голос Пита несколько приводит меня в себя.

С трудом беру себя в руки.

– Тебе надо отлежаться, –  выдавливаю я.

– Хорошо.

Пит покорно пожимает плечами и плетётся к входной двери.

– Ты куда?!

Нотки возмущённого изумления в моём голосе заставляют Пита обернуться и с непониманием посмотреть на бледную меня.

– Домой. Ты же сама сказала…

Поражаюсь его несообразительности!

– И как мне прикажешь за тобой ухаживать? Каждый раз мотаться под проливным дождём между нашими домами?! – я снова злюсь на недогадливого Пита. – Тогда я сама слягу от простуды. Рядом с тобой. И кто нас будет лечить?

Не давая Питу время, чтобы сообразить, что мне ответить, я быстро беру его за руку и веду наверх… К себе в спальню. Пит, который уже всё понял, покорно бредёт следом. Не задавая вопросов.

– Так мне легче будет ухаживать за ним, – не то убеждаю, не то оправдываю  я себя.

И в то же самое мгновение в голове проносится мысль: Господи, как же приятно держать его тёплую ладонь в своей холодной руке!

========== 4. И снова розовый сироп ==========

Вот уже пятнадцать минут, как я по телефону слушаю рекомендации моей мамы. Она объясняет мне, как лечить Пита. Главное, чтобы это была обыкновенная простуда, а не грипп, – говорит она.  У них в четвёртом сейчас появилась очередная мутированная разновидность гриппа, которая доставляет им – врачам – немало хлопот. С таким гриппом сложно бороться. Хуже всего, что симптомы схожи. Но я всё же надеюсь, что у Пита банальная простуда. Где мы и где четвёртый? Сообщения между дистриктами до сих пор оставляет желать лучшего, так что шансы, что этот проблемный грипп уже занесли и к нам, весьма невелики. Торопливо записываю непонятные названия лекарств. Их должна будет завтра купить Сальная Сэй. И ещё травы. Хорошо ещё, что часть из них у меня есть – видела в жестянках на кухне.

– И не забудь про согревающую мазь! – напоминает мама.

Помню:  жёлтая, сильно пахнущая ментолом. Мама всегда натирала нам с Прим этой мазью спину и грудь, когда мы простывали. Сначала коже прохладно, но затем мазь начинает греть. Не проходило и два дня, как простуда отступала. Надо будет найти эту мазь. По-моему, я видела баночку в ванной у мамы.

– Я люблю тебя, дочка.

– Я тоже люблю тебя, мам.

Кладу трубку. Пытаюсь не обижаться на маму, но получается откровенно плохо. С одной стороны я понимаю её. Маме тяжело было бы жить в Дистрикте 12, после того, как не стало отца и Прим.

Но я-то ещё жива! – невольно прорывается внутри меня мой собственный обиженный голос. – Почему она так быстро списала меня со счетов? Почему не захотела остаться со мной?  Сейчас. Когда мне так нужна её поддержка. Неужели её боль по умершим оказалась сильнее материнской любви ко мне – живой?

Встряхиваю головой, стараясь отогнать неправильные мысли прочь.

Поднимаюсь на второй этаж. Заглядываю в свою спальню. Пит, укутанный  ватным одеялом, спит. Или дремлет. Не знаю. Жар удалось немного сбить. Теперь его морозит. Подхожу ближе, на всякий случай накрываю его сверху ещё шерстяным пледом. Затем забираю с тумбочки пустую тарелку из-под бульона. Хорошо ещё удалось уговорить Пита поесть.

Осторожно трогаю его лоб. Да, жар пошел на убыль. Убираю с его лица небрежно спавшую прядь светлых волос. Незаметно для себя любуюсь Питом: прямым профилем носа, светлыми пушистыми ресницами, жесткими очертаниями губ. И не понимаю. Ещё не так давно мы были с ним очень близки. И он любил меня. Такую, какая я есть. А сейчас между нами пропасть. Спасибо президенту Сноу! Даже после своей смерти он не даёт нам с Питом спокойно жить.

Пит шевелится во сне. Я торопливо иду к двери. Не хочу, чтобы он меня здесь видел.

Мазь удалось найти почти сразу, а вот с травами приходится повозиться. Нужная жестянка отыскивается с трудом. Завариваю настой, жду, когда он остынет, после чего наливаю в небольшую тарелочку мёда и иду к Питу. Он уже проснулся и теперь с интересом наблюдает за мной.

– Мне уже лучше.

– Я рада. Мама сказала, что тебе сейчас надо как можно больше пить и спать. Вот, – протягиваю отвар. – Выпей.

Пит послушно пьёт.

– Знакомый вкус. Моя мама в детстве, когда я болел, поила меня таким же. – Пит замолкает, а затем, слегка теряясь, уточняет. – По крайней мере, мне так кажется.

– Думаю, так и было, – с готовностью отзываюсь я, – мы здесь в Дистрикте 12  этим отваром всегда простуду лечим. Он горьковат. Заешь мёдом.

– Хорошо.

Пит допивает отвар, съедает ложку мёда, протягивает мне стакан. Ставлю его на тумбочку, достаю мазь.

– Так, мама ещё сказала натереть тебе мазью. Спину и грудь. Мазь не щиплет и хорошо прогревает.

Внезапно до меня доходит, что я не знаю, с чего начать. Сам себе спину Пит точно не намажет. Пит, видя мою растерянность, понимающе улыбается, снимает футболку, поворачивается ко мне спиной.

– Натирай, – покорно вздыхает он.

Я начинаю невольно сердиться на Пита. Как бы он не старался, я всё же успела заметить его сдержанную улыбочку. Ту самую, которая была у него, когда Джоанна Мэйсон устроила перед нами стриптиз в лифте тренировочной башни.

– Пит Мелларк, ты неисправим, – ворчу я, аккуратно втирая мазь в его спину. Израненную, покрытую шрамами от ожогов и в то же время на удивление сильную и мускулистую. Раньше я как-то даже и не замечала, что Пит такой накачаный.

Странное ощущение. Намазываю прогревающей мазью спину Пита, а жар почему-то разливается по моему собственному телу: от рук до кончиков пальцев ног.

– Поворачивайся, – командую я, и торопливо вручаю Питу баночку с мазью. – Грудь себе сам намажешь. И не забудь закутаться потеплее.

– Хорошо, – покорно вздыхает он.

Обращаю внимание, что футболка Пита лёгкая, а в комнате, несмотря на отопление, довольно прохладно.

– У тебя есть тёплая пижама?

– Да, в комоде. Дома.

– Я принесу.

Выхожу из комнаты, чувствуя на себе испытующий взгляд Пита.

На улице всё ещё льёт ледяной дождь.

Стряхивая капли с зонта, захожу в дом Пита. Включаю свет.

Дом Пита по расположению комнат – зеркальное отражение моего, но здесь всё по-другому. Во всём чувствуется его вкус. Много картин. И значительно больше ярких красок во всём: в обивке мебели, в выборе обоев. Мы с мамой и Прим, живя в шахтёрском районе, привыкли к серому и коричневому цвету, поэтому не стали ничего переделывать в подаренном нам жилище. Пит напротив, так и не смог смириться с серостью ни в доме, ни в жизни.

Поднимаюсь в спальню. Да… Надо признать, Пит аккуратист. Никакого бедлама, если только не считать небольшого творческого беспорядка возле мольберта. Подхожу ближе к незаконченной картине, на которую наброшено белое полотно. Любопытство берёт верх – осторожно снимаю ткань с рисунка и вижу... себя. В поезде. Спящую рядом с ним. И только сейчас в полной мере осознаю, как же я истосковалась по его сильным рукам. По его ночным объятьям.

Делаю над собой усилие – заставляю себя набросить ткань обратно на картину. Оглядываюсь в поисках шкафа. Тёплую пижаму нахожу не сразу. Предварительно натыкаюсь на аккуратно сложенные стопками бельё, рубашки, футболки… Сама же стирала и гладила их ему. Внезапно задумываюсь: как долго Пит будет болеть? Ведь ему может понадобиться не только пижама! Взгляд падает на дорожную сумку, лежащую на дне шкафа.

***

Пит не спит. Лежит на кровати, читает книгу. Заслышав мои шаги, отрывается от чтения. С удивлением наблюдает, как я, пыхтя, затаскиваю его битком набитую дорожную сумку в комнату. При этом я отчаянно пытаюсь сохранить невозмутимый вид, чтобы скрыть смущение. По-моему, получается откровенно плохо.

– Я не знаю, как долго ты будешь болеть, и что тебе может за это время понадобиться, – бурчу я, пытаясь изобразить, что это абсолютно нормально, что я только что перетащила к себе домой добрую половину вещей Пита.

Первым делом достаю из сумки тёплую пижаму – отдаю ей Питу.

– Переоденешься, когда я уйду.

Затем – зубную щетку и бритвенный станок с кремом. Показываю их Питу по дороге в ванную.

– В ванную поставлю.

– Спасибо, – губ Пита касается едва заметная улыбка.

Зубная щетка Пита падает в один стакан с моей.

Остальные вещи я решаю распаковать чуть позднее, когда Пит уснёт. Мама порекомендовала дать ему розовый сироп. Пит в курсе. На этот раз всё без обмана. Я сижу рядом с ним, когда его глаза уже начинают слипаться.

– Спасибо за заботу, Китнис, – Пит лёгким движением ловит мою ладонь.

– Не за что, – я вновь осторожно касаюсь его волос, – Ты бы сделал для меня то же самое.

Губ Пита озаряет лёгкая улыбка.

– Ты побудешь со мной, пока я засну?

Глаза Пита сонно смыкаются.

– Всегда, – едва слышно шепчу я.

Проходит полчаса прежде чем я решаюсь отойти от спящего Пита. Не удерживаюсь от искушения: убедившись, что он крепко спит, наклоняюсь и касаюсь его горячих губ своими губами. После чего, стараясь не потревожить его, аккуратно убираю ладонь из его руки. Начинаю разбирать его вещи.

Для этого я сначала освобождаю наполовину комод с моим бельём. Затем то же самое проделываю с полками и вешалками. Кладу в комод бельё Пита. Ловлю себя на мысли, что даже как-то странно смотреть, как мои лифчики лежат рядом с его аккуратно сложенными трусами. Это всё как-то так... По семейному, что ли.

Наконец, всё развешано по своим местам. Не удерживаюсь: провожу рукой по одежде Пита. Невольно вспоминаю то время, когда в нашем старом доме в шкафу точно также висела мужская одежда – одежда моего отца. Это так странно, Пит внешне совсем не похож на него. Но только рядом с ним, я испытываю тот же самый покой и чувство абсолютной защищённости, что и рядом с отцом.

Неожиданно замечаю, что за окном уже темно. Пора ложиться спать. Прячу дорожную сумку Пита в шкаф, беру свою ночнушку и иду в комнату мамы. Там принимаю душ, переодеваюсь, снимаю с кровати покрывало, но вместо того, чтобы лечь в мамину прохладную кровать, останавливаюсь.

Какое же это искушение! Пит всё равно не проснётся до утра. Розовый сироп – крепкая штука.

И я не выдерживаю...

В моей спальне уже погашен свет. Я, словно привидение, в длинной белой ночнушке – тёплой, фланелевой, с длинными рукавами – стараюсь, как можно бесшумнее дойти до кровати. Осторожно ложусь на самый край. Завтра рано утром я уйду. Он и не заметит, – убеждаю себя.

Между мной и спящем Питом – полметра – не меньше. Но мне всё равно. Главное – он рядом. Я слышу его дыхание. Чувствую его едва уловимый запах. Пахнет укропом и корицей. С улыбкой вспоминаю, что сегодня в обед он снова пёк хлеб. И вдруг понимаю, что большего мне ничего и не надо. Пока Пит рядом со мной, жизнь, пусть и нехотя, с боем, со скрипом, но все же возвращается в мои вены.

========== 5. Подозрения Сальной Сэй ==========

– Женаты они, как же! – хмыкает Айлин, зачерпнув большой поварёшкой порцию наваристого супа из огромной, пышущей паром кастрюли. Затем ловко опрокидывает черпак похлёбки в железную миску и подаёт её рабочему, стоящему у раздачи в столовой, одарив при этом уставшего мужика заигрывающее-лучезарной улыбкой. Мужик тут же веселеет.

– Спасибо, красавица, – подмигивает он и, взяв миску, поспешно присоединяется к остальным работягам, сидящим за большим длинным столом.

Столовая, которую открыли в Дистрикте 12 совсем недавно, моментально стала любимым местом обитания всех вернувшихся жителей. Новая власть не скупится на продукты, так что народ, впервые за долгие десятилетия, сыт и доволен. Изначально столовая была открыта специально для рабочего люда – бывших шахтёров, которые занимаются сейчас тем, что пытаются достать из-под обломков города тела погибших, чтобы захоронить их в общей могиле на Луговине. Но кормят здесь за чисто символическую плату и всех желающих. Заправляет столовой Сальная Сэй, которая в данный момент вымешивает на огромной плите в чугунном чане наваристое рагу.

– Зависть – не самая хорошая штука, девочка, – Сэй оглядывается по сторонам в поисках жестянки с солью. – Подай лучше соль.

Айлин послушно подаёт тётке жестянку, но тему разговора не меняет.

– Тётя, ну ты сама посуди: живут в разных домах, друг с другом почти не разговаривают. Ой, да я тебя умоляю! Уже всем давно известно, что они всю эту любовь неземную выдумали. Чтобы на играх выжить – внимание спонсоров к себе привлечь. И Хэймитч их всё это время прикрывал. Мне об этом, между прочем, один из солдат Дистрикта 13 проболтался. Он своими ушами слышал, как руководство про это дело как-то обмолвилось. Да что я! Все об этом говорят!

Сэй, оторвавшись от вымешивания рагу, поворачивается к излишне любопытной племяннице.

– Тебе-то какое дело до того, женаты они или нет?

Айлин самодовольно усмехается, демонстративно поправляя пышный бюст.

– А такое! Если Пит Мелларк и вправду не женат, то я первая в очереди! Миссис Айлис Мелларк, – девушка мечтательно пробует фамилию Пита на вкус. – А что, по-моему, неплохо звучит!  – и тут же более прозаично добавляет, –  думаешь, такие мужики просто так на дороге валяются?!

– Не лезь в чужую семью, – грубо отрезает Сальная Сэй. – Женаты они или нет, – это их дело. Сами в своих отношениях разберутся.

– Но Китнисс, как собака на сене: и себе не гам и другому не дам, – от возмущения щёки Айлин розовеют. – Видела бы ты, как она меня из его дома выставила! Я и дня там проработать не успела!

– Считай, что тебе крупно повезло, что она просто выставила. Могла бы и на месте зашибить. Сама знаешь: Китнисс стреляет без промаха. Если ещё учесть, что она последнее время с головой не особо дружит… Я бы на твоем месте не рисковала,  – хохочет Сальная Сэй, глядя на недовольно-испуганное личико ещё недавно такой храброй племянницы.

На самом деле, несмотря на все эти смешки, у самой Сальной Сэй частенько закрадываются подозрения насчёт всей этой истории про «роковых влюблённых» из Дистрикта-12. Парочка действительно почти не общается друг с другом. И, да… Меньше всего они походят на влюблённых супругов. К тому же, дыма без огня, как известно, не бывает: если люди говорят, что вся эта любовь не больше чем игра, фикция, придумка для телеэфира, возможно, так оно и есть.

Но с другой стороны Сальная Сэй точно знает, что каждое утро и каждый вечер Пит Мелларк с упорством туполобика приходит завтракать и ужинать к Китнисс, которая ещё до его прихода, ставит на стол две тарелки, садится и ждёт. И не важно, что еда остывает. Китнисс притрагивается к ней, только когда приходит Пит. Она объясняет это Сальной Сэй тем, что ждёт, когда мальчишка принесёт её любимые свежевыпеченные сырные булочки. Но и дураку понятно, что дело вовсе не в булочках. А в нём.