Текст книги "Его волчица. Я тебя приручу (СИ)"
Автор книги: Яна Невинная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Глава 16. Оборотень. Кровавая жатва
Деревянный настил приглушал и без того тихую поступь оборотня. Хищник не скрывал своего присутствия, но инстинктивно крался бесшумно, охотясь на жертву. Януш-человек уже плохо контролировал вырвавшегося из оков зверя. Даже в обычной жизни ему было сложно держать себя в узде.
Оборотни различаются по темпераменту, как и люди. И оборотень Януш в волчьей ипостаси был импульсивным, диким и скорым на расправу. Возможно, именно поэтому ему не стоило метить в вожаки стаи. Альфа должен быть мудрым, спокойным, принимать взвешенные решения.
Но признать эту истину Януш был не в состоянии. Ему необходимо было поклонение и признание собственного превосходства. И он презирал тех, кто был готов всю жизнь жалко подчиняться, не сделав попытки возвыситься.
Даже изгнание из стаи не искоренило в нем революционные настроения. Что такое изгнание? Всего лишь неверное решение альфы, который занимает чужое место. Изгнание – всего лишь временная задержка на пути к конечной цели.
Но Януш пока не знал, как воплотит в жизнь задуманное. Будущее расплывалось перед Янушем-человеком. А Януш в обличье волка сосредоточился на четких образах перед глазами. Картинки по краям теряли четкость и окрашивались багровыми сполохами, пробуждая ярость зверя.
Он быстро взбежал по небольшой лестнице вверх. Перепачканные кровью лапы оставляли на ступеньках темные следы. В маленьком коридоре волк остановился, выбирая направление.
Ориентиром служили бешено бьющиеся сердца, отдаляющиеся от дома. Выродки прятались. Но им не уйти.
Одно сердце стучало слабее других. Билось совсем рядом. Его маленький обладатель умирал. Волк чувствовал, что украденная у волка кровь слабо течет по венам ребенка.
Выродки хотели его спасти, но оказались бессильны против человеческих недугов. Мать-природа заботится о лесных созданиях и уничтожает гнусных людишек, атакуя их неизлечимыми болезнями. Так и должно быть. А не иначе.
Волк быстро добрался до комнаты, в которой находился мальчик, ткнул носом незапертую дверь и вошел в смердящее помещение. Здесь даже воздух был пропитан смертельным ядом. Волк оскалился, сморщил нос от отвращения.
Боковым зрением он увидел, что кто-то другой повторил его движения. Метнул взгляд в сторону и наткнулся на свое зеркальное отражение. Нечасто приходится глядеть в зеркало во время обращения, поэтому он был заинтригован.
Пленение никак не отразилось на внешнем виде. Густая черная шесть с рыжим отливом блестела в свете солнца, бьющего в окно, топорщилась на загривке. Мощные лапы, длинные когти, широкая морда, хищная пасть. Сверкающие злобой глаза как два кусочка янтаря. Совершенный слуга Великой Луны.
Подняв морду, волк издал победный вой и повернулся к мальчику, не подающему признаков жизни. Сердце едва-едва трепыхалось в его груди. Волк раскрыл пасть и обхватил клыками тонкую шейку. Такая легкая охота оставляла волка равнодушным, он медлил, с негодованием понимая, что боится осуждения Йоланты из-за убийства безвинного ребенка.
Но он должен совершить то, что задумал. Неуклонно, шаг за шагом выполнить свою миссию.
– Отойди от него, тварь! – потребовал женский голос сзади, и волк с удивлением осознал, что испытывает облегчение. Не потому, что пожалел человеческое дитя, а потому, что грядет настоящая охота! Тоненькая невысокая девушка с короткой стрижкой стояла в дверном проеме, удерживая на плече двуствольное ружье.
Выродок! Пришла защищать ребенка. Волк мог бы даже восхититься, но гниющие создания, почти что мертвецы, вызывали у него одно лишь чувство – глубокое отвращение.
С ненавистью он оглядел шерсть, удлинившиеся уши, клыки и когти – признаки оборотня, которыми выродки не имеют права владеть, но которые, однако, делают их более достойными противниками.
Хотя нет. Превращают их в более желанную добычу – быструю, хитрую и сильную.
– Сказала: отойди! Стрелять буду! Я знаю, что ты понимаешь меня. В ружье серебряные пули. Выстрелю – и ты подохнешь.
Волк наклонил голову, раздумывая. Серебро не убьет его, но значительно ослабит. Метнув взглядом в сторону окна, он быстро принял решение и с головокружительной скоростью прыгнул в окно, разбив его мощью своего тела.
Не дав выродку прийти в себя, обогнул дом и влетел во входную дверь, которую сбежавшие дети не подумали закрыть. Опешившую жертву он настиг сзади, уронив на пол и вгрызаясь в шею мертвой хваткой. Стукнулось об пол ружье, по клыкам хлынула кровь, омывая горячее небо волка, когтями он раздирал спину сопротивляющейся девушки.
Она боролась смело, но итог схватки был предрешен. Вскоре второе сердце пополнило кровавую коллекцию.
Вдруг оборотень почувствовал толчок. Оглянулся и в багряном мареве увидел еще одну девушку. Длинноногую блондинку, в руке которой дымился ствол ружья.
Жалкие отродья! Они хорошо подготовились!
Отпустив мертвую девушку, оборотень пригнулся и зарычал, отползая назад, к стене. Серебряная пуля распадалась на осколки внутри его тела, пронзая болью и наполняя кровь отравой. Но все же одной пули было недостаточно, чтобы остановить его.
Выродку нужно было стрелять снова и добить своего врага, но она медлила, с ужасом осматривая кровавое пиршество, которое устроил волк. Он обязан был воспользоваться этой заминкой и сделал рывок вперед, с недоумением встречая быструю реакцию девушки – она снова выстрелила в него!
Первая пуля попала в бок, вторая угодила в живот, причиняя жгучую боль. Волк не выдержал и жалобно заскулил, чувствуя, что его покидают силы, но быстро пришел в себя и попробовал перехитрить врага. Сделал обманный маневр, будто собирается прыгнуть в сторону, сам же ловко бросился под ноги девушке.
Она не удержалась и упала, выронив ружье. Волк мгновенно оказался сверху, нависая над перепуганной блондинкой. Он рассматривал ее, тяжело дыша. Втягивал носом ее аромат. Она пахла горячей кровью, страхом, луговыми цветами и… Йолантой.
Волк отпрянул и замотал мордой, пытаясь избавиться от наваждения.
Но аромат Йоланты никуда не исчезал. По венам выродка струится ее кровь – догадался волк. Он с трудом связывал бегающие мысли во что-то цельное и логичное, чувствуя, что жажду крови сменяет похоть. Здравый смысл отключился.
Окружающий мир перестал существовать. Он хотел эту самку. Подмять под себя и вонзиться глубоко в ее мягкое тело, покорить этот жалкий суррогат любимой когда-то женщины. Но эта девушка не была жалкой.
Она была красивой, с ее белоснежной кожей и большими голубыми, как летнее небо, глазами, с полными губами цвета мака и, наверное, такими же нежными, как его лепестки. Была сильной и смелой, способной постоять за себя, дать отпор. Жаль, что она выродок и должна умереть.
Продолжая рассматривать лицо незнакомки, он не заметил, как обратился в человека. Но увидел свое отражение в расширенных зрачках девушки. Она заметалась перед ним, очевидно, решив, что теперь сумеет одолеть ослабевшего противника.
Они стали бороться, и Януш ощущал, что силы примерно равны, потому что красоту этой девушки изуродовали волчьи черты, придав ей мощи. Его же ослабляли раны.
Он обхватил ее шею руками, сдавил, но тут же разжал руки, когда получил резкий удар между ног. Откатившись, встал на четвереньки. Девушка отзеркалила его позу. Рыча, они кружили напротив друг друга, делая ложные выпады вперед.
– Как ты освободился? – спросила вдруг девушка.
– Какая разница? – мотнул головой Януш, глядя влево, сам же бросился вправо, но она ловила все на лету и просчитала его маневр. Они столкнулись и, царапая друг друга и пытаясь укусить, покатились по полу.
Януш снова оказался сверху, опрокинув строптивую жертву лицом вниз, вдавил ей в спину колено, руки завел за спину и взял их в жесткий захват. Склонив голову и отодвинув в сторону копну светлых волос, лизнул вспотевшую шею девушки. Она дернулась, он же спросил:
– Как тебя зовут? Когда вернутся остальные?
– Пошел ты! – огрызнулась она, но, получив в наказание шлепок по заднице, простонала: – Ната-а-ша…
– Когда вернутся выродки?
– Кто?
– Выродки, которые ушли за кровью и моими собратьями.
– Откуда ты знаешь, куда они ушли?
– Дура! Я слышал всё, что вы обсуждали. Каждое слово.
Наташа выругалась, снова начала елозить по полу, как змея, пытаясь вырваться.
– Да угомонись ты!
И вдруг заплакала, уткнувшись лицом в пол.
– Что ты ноешь?
– Ты убил их, тварь, сволочь, животное…
Януш, взбешенный оскорблениями, убрал руки и колено, дав Наташе отползти к стене. Там она, сжавшись в комок, сидела и рыдала, приводя Януша в недоумение. Он хотел сказать, что выродки заслужили смерть, что он и ее скоро убьет, но потом его осенила идея.
Он подошел к Наташе и обхватил ее за предплечья, поднял и встряхнул, как кусок мяса.
– Ты пойдешь со мной.
– К-к-уда? – залепетала она, дрожа, лицо распухло от слез.
– Вниз, на кухню. Нужен нож вытащить пули. И только попробуй навредить мне!
На кухне подгорала еда. Януш своим нападением нарушил мирное существование этого дома, и ему это доставляло мало с чем сравнимое наслаждение. Нисколько не смущаясь своей наготы, он подошел к плите, отодвинул в сторону горячую сковороду, взял нож и накалил лезвие над огнем, потом вручил его Наташе:
– Действуй.
Она продолжала дрожать, и Януш понимал, что больше от потрясения, от дикости ситуации, чем от страха. Он ощущал кожей, как в ее симпатичной головке крутятся мысли о том, как обезвредить волка. Раскаленная сковорода, нож, табуретка – что угодно может послужить оружием. Необходимо было найти рычаг воздействия на нее.
– Я не трону детей, которые прячутся во дворе, если удалишь пули без всяких фокусов.
Наташа кивнула, быстро схватив нож и, как показалось Янушу, с наслаждением вонзила его в рану, поворачивая гораздо чаще, чем это было нужно для извлечения пули. Сжав зубы, оборотень терпел, размышляя, как поступить с выродком.
Почему-то он не хотел ее убивать сейчас, не хотел и расставаться.
После того как она удалила пули и уронила нож на пол, обреченно глядя в глаза Януша, будто готовясь принять смерть, он приказал:
– Принеси мне одежду. Мы уходим. Если не хочешь, чтобы я убил мелких выродков, пойдешь со мной. И хватит ныть!
Глава 17. Демьян. Первое поражение
Высокие сосны казались частоколом, устремляющимся в предрассветное небо. Три джипа пронеслись между них, вынырнув из лесной чащи, как большие черные тени. Громко работали моторы, нарушая тишину просыпающегося леса.
До домика в горах добрались быстро, не наблюдая и следа погони и задаваясь вопросом, разгадаем ли мы когда-то намерения сумасшедшего профессора.
А еще я думал о Вере. Куда она исчезла? Что случилось?
Как только разберусь с насущными проблемами, отправлюсь на ее поиски. Надо обязательно найти ее и выяснить, зачем она приехала в Польшу. Как связана с «Возрождением» и самкой оборотня. При чем тут Костя.
Все эти вопросы не давали покоя, но больше всего мучило чувство вины за то, что отпустил. Вернее, прогнал, не сказав и доброго слова. Если мы больше не увидимся, она так и будет представлять меня жутким агрессивным монстром.
А мне почему-то важно, чтобы она видела иное. Ростки надежды, как назло, не хотели гибнуть. Тайной надежды на то, что у нас есть какое-то будущее. Но прежде Веру необходимо отыскать, где бы она ни была.
Но сначала разместить новых членов группы в нашем временном пристанище.
Я выбрал это убежище по той причине, что оно было хорошо спрятано за горным склоном и между деревьями. Безопасность прежде всего. Чтобы найти тропинку к дому, нужно было остановиться загодя, пройти некоторое расстояние, ориентируясь по известным только избранным знакам, потом резко свернуть в сторону и углубиться в лесную чащу.
Мы с Михалом шли впереди и, к счастью, первыми увидели дом, сразу же поняв, что произошло нечто непредвиденное. Ужасное и непоправимое. Похолодев, быстрым взглядом оцениваю ущерб – разбитое окно, осколки на разворошенной земле, распахнутая настежь дверь.
Навстречу выскакивают перепуганные дети. Черные кудри Беллы растрепаны. Большие карие глаза остекленели от слез. Она крепко держит за руку китайского мальчика Фенга, оцепеневшего от ужаса.
Сперва испытываю облегчение при виде детей – ведь они живы, но, когда они рассказывают, что произошло в доме в отсутствие взрослых, чувствую, как от ярости удлиняются клыки и шерсть встает дыбом на загривке. Перед глазами полыхает кровавое зарево. Трясясь от ярости, как в лихорадке, наступаю на детей, и от этого зрелища они ревут пуще прежнего.
Я должен был лучше заботиться о безопасности обитателей дома! Нельзя было оставлять их в одном доме с опасным хищником! Эта фатальная ошибка стоила слишком многого! Мечусь по поляне, мысленно жаля себя хлыстом самобичевания. Но что толку… Надо прийти в себя и срочно решить, что делать дальше.
– Михал, не пускай никого в дом! – заорал я, брызгая слюной, как дикое животное. Нельзя, чтобы новые обитатели увидели то, что может их напугать. Только не в том месте, где они надеялись найти тихую гавань!
Отпихнув детей, влетаю в дверь. В мозгу вспышками взрывается боль. Убойный запах свежей крови ударяет по обонянию. Вдыхаю его жадно, чтобы как можно сильнее прочувствовать вину от содеянного.
Прекрасно осознаю, что самолично убил санитара и одну из двух девушек отряда, маленькую черноволосую красавицу-испанку Марту. Она любила танцевать, жаркое солнце и орехи кешью. И это то единственное, что я о ней знаю.
А теперь она лежит на деревянном полу с раскуроченной грудью, в луже крови, в мертвых глазах навсегда застыл непередаваемый ужас.
Тихо опустившись на колени перед ней, бережно прикрываю веками безжизненные глазницы Марты. Она любила жизнь, солнце, танцы. А я убил ее.
Не оборотень, а я. Я виноват.
Они все умрут. Один за одним. Исчезнут, словно песок, который слизывает с берега морская волна. Никто и не заметит. Будто их никогда и не было.
Так стоит ли бороться за тот жалкий отрезок жизни, что нам всем остался? Надежды нет. Или есть?
Я посмотрел в окно. Михалу, конечно же, не удалось удержать любопытных пациентов «Возрождения». Они рвутся к дому. В их глазах столько жажды жизни. Несчастные, они даже не подозревают, что их ждет.
Имею ли я право отнимать у них надежду и обрушивать правду сейчас, когда они вырвались на свободу? Опустив лицо в руки, я позволяю себе отдышаться.
А потом подхватываю Марту на руки и быстро отношу в погреб, где лежит второй труп. Не позволяя себе больше терзаться виной, накрепко закрываю дверь, намереваясь похоронить убитых ночью, а сам спешу обратно, чтобы перетащить длинный палас на кровавое пятно, прикрыв его. Странно, но теперь почти ничего не напоминает о случившемся.
Разбитое окно, прикрытое пятно крови, плачущие дети и два трупа в погребе. Возможно, жертв больше. Пропала Наташа. Дети не знали, куда она подевалась. Только сказали, что слышали звуки борьбы, когда прятались в лесу.
Уве… Я боялся входить в комнату мальчика, ожидая, что найду его мертвым. Но, когда наконец осмеливаюсь, встречаю слабую улыбку. Мальчик еще сильнее похудел, а его кожа напоминает засохший гипс. Ему нужна кровь.
И единственная хорошая новость в том, что по крайней мере кровь мы можем ему предоставить.
Я присел на край постели, не находя слов, чтобы успокоить мальчика. В горле пересохло. Глаза защипало.
Со времени побега я не давал себе ни минуты слабины, ощущая, что эмоции внутри скапливаются, словно бурный поток перед плотиной, угрожая ее прорвать.
Но не сейчас. Не перед этим мальчиком, который видит во мне лидера, сильного мужчину. Теперь в моем отряде еще больше людей, пусть даже временно, но сейчас им нужен уверенный в себе лидер, знающий ответы на все вопросы, а не жалкое скулящее существо, неспособное пошевелиться от горя и найти нужные слова.
Я не имею права показать маленькому Уве, что растерян и напуган, и не представляю, как быть дальше.
Взяв его за руку, я через силу улыбнулся и пообещал:
– Скоро ты получишь лекарство и тебе станет легче. Ты будешь жить долго-долго. И обязательно вернешься к родителям. А тот, кто напал на тебя, Марту и Наташу, поплатится за это. Клянусь.
Глава 18. Демьян. Секреты
Тела закопали ночью, когда тьма поглотила окрестности и укрыла тенью заселенный под завязку дом. Среди пациентов «Возрождения» оказалось несколько женщин, что изрядно обрадовало мужчин, изголодавшихся по женскому присутствию.
– Что-то они слишком развеселились. Не к добру, – бросаю я комментарий Михалу, который точно так же, как я, мрачно наблюдает за хаотичными передвижениями людей по комнатам дома и другим помещениям – сараю, бане, гаражам. – Сказать им, что ли, что здесь не место для загородного отдыха?
– Пусть, – решает Михал, и мысли его явно далеко. Наверняка думает о Касе, которую оставил на попечение других девушек. – Зато новые бабы приберутся в доме, наши любовью к уборке и кулинарии не очень страдали.
В самом деле, новые обитательницы общины прибрались, собрали всё, что плохо лежало, в мусорные пакеты и вынесли за дом в специально отведенное место. Обнаружив съестные припасы и алкоголь в пристройке, предложили устроить праздник.
Я хотел запретить его, но тогда пришлось бы со всеми общаться более тесно, рассказать о недопустимости праздника, к тому же при таком раскладе я как лидер сразу вызвал бы отторжение.
Сейчас как раз лучший момент, чтобы расположить к себе людей. С другой стороны, необходимо проявить твердость с первых минут, заявить о себе. И снова меня раздирало на части, противоречивые мысли туманили разум. Никто не учил быть главным, но никто и не просил выбирать эту долю. Сам вызвался, мне и держать ответ.
После того как я огласил нехитрые правила нашей немаленькой уже группе, мы принялись за раненых. Кася должна была занять место разорванного оборотнем медбрата. Я снова вспомнил о Вере. Когда ухаживал за больными, представил, как легко бы ей дались манипуляции, на которые мы с Михалом убили прорву времени.
Всего-то поставить капельницу, сущий пустяк. Оказалось, что найти вену и вставить иглу не так-то просто. Я вспомнил осторожные, деликатные и нежные движения Веры, как легко она со всем справлялась.
Вспомнил, как дрожали ее ресницы и как она прятала глаза от моего пристального взгляда, в то время как руки уверенно двигались, обслуживая больное тело. Только этот невинный трепет выдавал волнение сиделки.
Я жадно ловил малейший знак, который подавала Вера. Жаль, что их было так мало. Хотя нет, хорошо, что их было так мало. И я не испортил ей жизнь своим присутствием.
Интересно, что бы она сказала, увидев всю нашу деятельность по поддержанию жизни волкоподобных существ… Наверное, к лучшему, что она отстранена от всего этого.
А моя участь – портить всем жизнь, руководствуясь благими намерениями. Хотел спасти людей, а что в итоге?.. Приходится некоторых из них хоронить.
Земля липнет к лопатам, влажная и противно чавкающая. Копаем под аккомпанемент взрывов смеха и радостных возгласов, невольно отводя глаза от двух тел, завернутых в обычные простыни.
Похоронить мертвых нужно втайне ото всех и быстро, поэтому роем могилу в полной темноте и молча. Да и о чем тут говорить? Похищение медбрата – это одно, но теперь бедняга мертв. Делает ли это похитителей убийцами?
Или мистический элемент в виде нападения оборотня превращает убийство в нечто другое? Может быть, это квалифицируется как нападение зверя, и тогда никто не виноват? Глупо тешиться подобным оправданием.
– Как они могут веселиться… – повторяет мои слова Михал то ли себе под нос, то ли задавая вопрос.
– Пусть порадуются немного, пока не узнают правду. – Сам не знаю, почему защищаю теперь буйную молодежь. Честно говоря, даже завидую их беззаботности.
С момента, как покинул «Возрождение», ни разу не расслаблялся, хотя звериные похотливые желания беспокоят меня всё чаще. Будь они неладны.
– Кстати, о правде… – Михал перестает копать и выпрямляется, скрестив руки на груди. Его глаза светятся в темноте, красный ободок вокруг черного зрачка, буравя меня.
– Что такое? – неосознанно встаю в боевую позицию и тут же даю себе мысленного пинка за такую реакцию на Михала. Как же я устал жить в этом напряжении, в постоянном ожидании атаки.
– Я веду журнал переливания крови почти с самого прибытия сюда. Важно понимать, насколько хватает крови, чтобы чувствовать себя здоровым. Сегодня тоже делал записи. И вот что интересно: ты почти не используешь кровь. Почему?
– Почему? – Я даже растерялся. Хмурюсь, пытаясь припомнить, когда переливал себе кровь, и с удивлением обнаруживая, что лежал под капельницей считаные разы. – Да я постоянно в делах, сегодня и в голову не пришло заняться собой. Ты же видишь… – Кивнув на трупы, ставшие немыми свидетелями ночного разговора, снова берусь за лопату.
– А хочешь, я попробую угадать, почему тебе не нужна кровь?
– Что значит – не нужна? Она нужна мне точно так же, как и всем другим.
– Да неужели? Факты говорят обратное.
– Что ты конкретно мне предъявляешь?
– Расскажи еще раз, что ты услышал от Вежбицки такого, что решил устроить побег?
– Разве я недостаточно рассказывал об этом?
– Ты еще раз расскажи, а я послушаю.
– Михал, мне не нравится этот разговор, – начинаю заводиться. Подозрительное спокойствие Михала не обманывает его. Это самый настоящий наезд. – Говори прямо, что ты надумал.
– Я тут пораскинул мозгами и решил, что ты в сговоре с нашим гениальным доктором. Не знаю, что вы замышляете, но, думается мне, эксперимент предусматривал не только излечение от болезней, а приближение к природе, что ли. Вывезти подопытных крыс в лес и смотреть, что получится. Обратятся, завоют на луну или вообще подохнут…
– Господи, что за ересь ты несешь? Даже слушать не хочу! – громким шепотом возмущаюсь, чувствуя, как ненавистные волчьи признаки проявляются на мне, выдавая агрессию. – Не знаю, что у тебя в голове сдвинулось, но отвечаю: никакого сговора нет и быть не может! Я бы эту мразь голыми руками удавил, но как-то не улыбается становиться убийцей. Откуда вообще такие мысли, Михал? Я реально не понимаю.
Смахнув пот со лба, продолжаю копать. Во рту горький привкус, а в голове мечутся шальные мысли. Почему я действительно не нуждаюсь в таком количестве крови, как остальные? Что это значит?
Потом, это всё потом. Нужно проявить уважение к погибшим, а не препираться рядом с ними. Это кощунство.
– Я привык доверять тебе, Демьян. С того самого дня, как пошел за тобой на волю. И верил, пока не увидел собственными глазами цифры. Что бы ты на моем месте подумал?
– Вот точно не то, что я в сговоре с человеком, который решил сотворить геноцид. Я ушам своим не верил, когда слушал его бредни. Избранные, чистая раса, уникальный ген, какой-то Колосс… Нацизмом попахивает, будто он Гитлером вдохновлялся. Мы все попали в логово психа, и у меня не оставалось другого выхода, кроме как сбежать оттуда. Да что я тебе рассказываю? Думал, мы вместе его осуществили, как братья по несчастью, которые безоговорочно доверяют друг другу.
– Всё так. Но странно, что ты это слышал. Почему он позволил тебе узнать то, что вроде как не предназначено для чужих ушей? Тебе не приходило в голову, что он скормил тебе это намеренно?
– Без понятия. Может, забылся или не ожидал, что я рядом и слышу. Я же не знаю, где он находился тогда. Просто однажды услышал эти слова. Мне надо было их игнорировать? Вот серьезно? Так ты думаешь?
– Да не знаю я, что думать! – Михал чертыхается, сплевывает. Посмотрев на яму, которую вырыли сообща, озвучивает очевидное: – Достаточно.
С глухим скорбным звуком завернутые трупы опускаются на дно ямы. Погребение до того неправильно происходит, что от этого мы не можем вымолвить ни слова в знак прощания. Поэтому раздавшийся рядом шорох только радует.
Отвлечься просто необходимо. Не сговариваясь, мы с Михалом хватаем лопаты и движемся навстречу шевелящимся деревьям. Нельзя забывать о сбежавшем оборотне, который может привести своих собратьев. Но это оказываются дети.
– Что вы здесь делаете? Спать давно пора, – хмуро спрашивает Михал, которого Белла и Фенг обычно боятся, но сегодня они бесстрашно кидаются к нам, что-то протягивая и тараторя, по-детски не умея сосредоточиться на одном и перескакивая с темы на тему:
– Нашли полоски ткани… Мы думали покормить белочку… Наташа оставила хлебные крошки, как в сказке «Мальчик-с-пальчик»… А Марта любила орешки, и белочка однажды схватила один орешек… а мы подумали, что теперь Марты нет, а белочка голодная. А мы спать легли, но потом вспомнили про белочку, а на кухне много новых людей, и мы долго искали орешки, а потом прятались, чтобы пойти в лес. А Фенг не любит белочку и боится, и он такой сказки не знает, про «Мальчика-с-пальчика», а мне мама читала, а еще про «Дюймовочку», но она не страшная… И я рассказала про хлебные крошки… Вот!
Белла протягивает полоски светлой ткани. Переглянувшись, постепенно догадываемся, о чем речь. Что-то жутковатое есть в том, как мы все общаемся в полной темноте, ориентируясь в ней, словно животные, видим друг друга, не нуждаясь в свете.
Как скоро мы начнем приобретать всё больше волчьих черт и лишаться человеческих? Дети должны бояться ходить в лес, да еще и ночью, но дети есть дети, и беспокойство о белке стало для них важнее всего. Или, что правдоподобнее, они захотели найти себе занятие, лишь бы забыть о том кошмаре, что случился в доме.
Как ненормально то, что никто не поговорил с этими детьми, не успокоил их, не прижал к себе и не сказал, что Добро обязательно победит Зло, как в тех самых сказках, что рассказывали их матери.
Но, даже осознавая необходимость заботы о детях – не в бытовом плане, не в материальном, а именно в проявлении обычных родительских чувств, – я не могу найти в себе сил, чтобы даже приобнять детей, сказать им ласковое слово. Почему, и сам не знаю.
Скорее всего, не хочу привязываться к ним и давать ложное ощущение, будто у них есть кто-то вроде отца. Или брата, друга. Поэтому коротко благодарю детей за находку и строго отправляю спать. Они убегают, даже не обидевшись. Правильно, нечего им надеяться на что-то.
– Выходит, Наташа оставила нам след, – заключает Михал, задумчиво теребя в руках полоску ткани и глядя вглубь чащи. – Что будем делать?
– Я всё равно не усну, – признаюсь, бросая взгляды на дом, в котором продолжают отмечать непонятно что. – Да и не дадут.
– Тогда попробуем отследить беглецов. Но решать тебе.
– Я пойду искать Наташу, а потом Веру.
– Ты решаешь, – на удивление спокойно кивает Михал.
У меня отлегло от сердца, когда Михал после паузы предоставил мне выбор – как вожаку. Стало быть, поверил и признал мое лидерство.
А мне было до сих пор не по себе от странных и нелепых обвинений, а еще я злился на Михала за то, что заронил в мою голову зерно подозрения. Теперь буду мучиться домыслами о том, почему же услышал те самые разглагольствования Вежбицки.
Ведь пришлось обмануть Михала. Я точно знал, где находился профессор, на каком расстоянии от моей палаты. И это расстояние было совершенно недостижимо не только для человеческого уха, но и для уха обычного пациента «Возрождения». И только я услышал, как будто чем-то отличался от других.
Вот только чем?
