Текст книги "Мой босс: Искушение соблазном (СИ)"

Автор книги: Яна Марс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Нервы ее сдавали. Она стала чаще ошибаться в документах, стала более резкой в общении с коллегами. По ночам она ворочалась, прислушиваясь к его ровному дыханию, и задавалась вопросом: действительно ли это только бизнес? Или его холодная отстраненность после ссоры о детях – это знак, что дверь для Миланы, которая никогда не попросила бы у него семьи, снова приоткрыта?

Ее мир, недавно такой прочный и гармоничный, снова затрещал по швам. И на этот раз угроза имела имя, фамилию и приходила на работу каждый день, сверкая идеальной улыбкой и напоминая, что ничто не вечно, особенно место рядом с Марком Вольским.

41. Конфликты

Между ними повисло тяжелое, невысказанное молчание. Ссора в сквере не была забыта – она осела между ними густым, невидимым туманом, искажая каждое слово, каждый взгляд. Ариана старалась вести себя как обычно, но ее улыбки были слишком натянуты, а смех – чуть слишком громким. Марк, в свою очередь, ушел в привычную ледяную сдержанность, его забота стала формальной, почти ритуальной.

Поводом для взрыва послужила сущая безделица. Они завтракали, и Ариана, разливая кофе, случайно задела его чашку. Фарфор со звонким лязгом стукнулся о блюдце, и несколько капель черной жидкости пролилось на идеально белую скатерть.

– Прости, я нечаянно, – автоматически сказала она, тянусь к салфетке.

Но нервы были натянуты струны. Вместо того чтобы отмахнуться, Марк резко отодвинул свою чашку, его лицо исказилось гримасой раздражения.

– Боже, Ариана, можно хоть немного аккуратнее? – его голос прозвучал очень раздраженно. – Или теперь даже базовый контроль за движениями стал для тебя непосильной задачей?

Это было несправедливо и удивительно жестоко. Удар пришелся точно в цель, в ее и без того расшатанное самообладание.

– Базовый контроль? – ее голос задрожал от возмущения. – Ты серьезно? Из-за пары капель кофе? Может, тебе стоит нанять робота-ассистента, раз живой человек так раздражает своей неидеальностью?

– Не прикидывайся дурочкой! Речь не о кофе! – он встал, откинув стул. Его фигура, казалось, заполнила всю кухню. – Ты ходишь по дому, как привидение, вздрагиваешь от каждого моего слова! Хватит этого театра! Если у тебя есть что сказать – говори!

– Хорошо! – выкрикнула она, тоже вскакивая. Вся боль, обида и страх последних дней хлынули наружу. – Хочешь правды? Я говорю о детях в сквере! Я говорю о той стене, которую ты снова возвел! Но нет, конечно, проще всего обвинить меня в том, что я пролила кофе!

– Мы договорились не поднимать эту тему! – его глаза вспыхнули опасным огнем.

– А я передумала! Потому что я живу в этом доме, Марк! Я делю с тобой постель! И мне не все равно, что ты считаешь нашу возможную семью "обузой" и "слабостью"!

Они стояли по разные стороны кухонного острова, как враги на поле боя. Воздух трещал от непереносимого напряжения.

– Это не обсуждению не подлежит, – сквозь зубы произнес он. – И я не собираюсь оправдываться за свои взгляды.

– О, да, твои священные взгляды! Неприкосновенные и совершенные, как и все, что ты делаешь! – в ее голосе зазвенели истеричные нотки. Ее потрясла его непоколебимость. – А как насчет твоих взглядов на Милану? Они тоже неприкосновенны?

Имя, произнесенное вслух, повисло в воздухе, как ядовитый газ. Марк замер, его взгляд стал острым, как бритва.

– Что? – это было тихое, смертельно опасное шипение.

– Милана! – повторила Ариана, чувствуя, как ревность, копившаяся неделями, отравляет ее изнутри. – Эта женщина постоянно появляется в нашей жизни! Она звонит тебе, пишет сообщения, "случайно" оказывается в тех же ресторанах! И ты ничего не делаешь! Ты не останавливаешь ее! Может, тебе нравится это внимание? Нравится, что она плетет интриги, а я из-за этого схожу с ума?

– Это бред, – холодно отрезал он. – У меня с Миланой давно все кончено. Я тебе говорил.

– Говорил! Но твои действия, Марк, кричат об обратном! Ты потворствуешь ей! Ты позволяешь ей быть тенью в нашем доме! Почему ты просто не поставишь ее на место? Или она все еще что-то для тебя значит?

Это была ловушка, и она сама в нее угодила. Вместо того чтобы говорить о своей боли, она набросилась на него с обвинениями, которые он счел бы необоснованными.

– Потворствую? – он рассмеялся, коротко и ядовито. – У меня, извини, есть бизнес, который требует моего внимания! А твоя необоснованная ревность к женщине, которая не стоит твоего мизинца, начинает серьезно действовать на нервы! Я не намерен отчитываться перед тобой за каждый телефонный звонок или деловой обед!

– Необоснованная? – Ариана задохнулась от обиды. – Она написала мне, Марк! Написала, что я просто "текущее увлечение"! Это необоснованно?

– И ты повелась на ее провокации? – он смотрел на нее с неподдельным изумлением и разочарованием. – Я думал, ты умнее. Я думал, ты понимаешь, с кем имеешь дело. Она пытается раскачать лодку, и у нее, как видишь, прекрасно получается! Ты сама играешь по ее правилам!

– А ты ничего не делаешь, чтобы изменить эти правила! – рыдала она уже, слезы текли по ее лицу, смешиваясь с размазанной тушью. – Тебе плевать, что я чувствую! Тебе важнее твой покой и твои принципы! Может, тебе и правда с ней проще? Она не будет донимать тебя разговорами о детях и требовать эмоций!

Он резко шагнул к ней, его лицо было искажено гневом. Он схватил ее за плечи, не больно, но так, чтобы она наконец замолчала и посмотрела на него.

– Молчи! – прошипел он, его дыхание обжигало ее кожу. – Просто… молчи! Ты хочешь знать, почему я не вышвыриваю ее к чертовой матери? Потому что у ее отца есть акции моей компании, и сейчас не время для открытой войны! Потому что я веду сложные переговоры, где ее семья – ключевой игрок! Это бизнес, Ариана! А ты со своей детской ревностью пытаешься все это разрушить!

Он оттолкнул ее, отвернулся и провел рукой по волосам, его плечи напряженно вздымались.

Ариана стояла, обняв себя, трясясь от рыданий и унижения. Он бросил ей в лицо правду, но эта правда не принесла облегчения. Она лишь подчеркнула пропасть между ними. Его мир был миром сделок, акций и стратегических союзов. Ее мир – миром чувств, доверия и страха потерять его.

– Значит, это просто бизнес, – прошептала она, вытирая лицо. Ее голос был пустым и усталым. – Как и все остальное. Как и мы. Просто еще одна сложная сделка.

Он резко обернулся, в его глазах что-то мелькнуло – не гнев, а что-то похожее на боль.

– Не говори ерунды.

– А что мне говорить, Марк? – ее силы были на исходе. – Ты только что ясно дал мне понять, что мои чувства – это "детская ревность", которая мешает твоему бизнесу. Что наша личная жизнь – это поле боя, где ты отказывается сражаться, потому что это невыгодно. Поздравляю. Ты победил. Я больше не хочу говорить.

Она развернулась и вышла из кухни, оставив его одного среди осколков их завтрака и их доверия. Буря утихла, оставив после себя опустошение и ледяное молчание, которое было гораздо страшнее любых криков.

42. Без границ

Гнетущее молчание в пентхаусе длилось два дня. Два дня, в течение которых они существовали как изможденные духи на одной территории – пересекаясь на кухне, избегая взглядов, разговаривая только по неотложным рабочим вопросам односложными фразами. Воздух был густым от невысказанных обид и горьких слов, витавших между ними после ссоры.

Ариана провела эти дни в состоянии нервного истощения. Она почти не спала, ее преследовали образы – холодные глаза Марка, говорящие об "обузе", и ядовитая улыбка Миланы, утверждающей свои права. Она чувствовала, как почва уходит из-под ног, как хрупкий мир, выстроенный с таким трудом, рассыпается в прах.

Вечер второго дня она стояла у панорамного окна, глядя на зажигающиеся огни города, и не могла сдержать слетевшую с губки горькую фразу, обращенную в никуда:

– И как долго это может продолжаться?

– Достаточно.

Его голос прозвучал прямо за ее спиной, заставив вздрогнуть. Она не слышала, как он вошел. Ариана обернулась. Он стоял в нескольких шагах, без пиджака, с расстегнутым воротом рубашки. Он выглядел уставшим, по-настоящему уставшим, не так, как после двадцатичасового рабочего дня, а так, как будто нес на плечах неподъемный груз.

– Я сказал тебе ужасные вещи, – начал он тихо, не сходя с места. Его взгляд был пристальным, но в нем не было прежней ярости, лишь тяжелое, неудобное осознание. – Мы ранили друг друга. Но я не хочу, чтобы эта война продолжалась.

Ариана молчала, сжимая руки в кулаки, давая ему говорить.

– Милана… – он произнес это имя с таким отвращением, будто сплевывая что-то горькое. – Она часть моего прошлого. Темного, пустого и такого, в которое я не хочу возвращаться. Никаких чувств к ней нет и быть не может. Но она права в одном – ее семья, ее связи сейчас критически важны для этой сделки. Это не оправдание моей холодности. Это… объяснение. Я не могу просто вышвырнуть ее, не поставив под удар проект, в который вложены миллионы и репутация сотен людей. Я заперт в этой ситуации по деловым соображениям, и я ненавижу это.

Он сделал шаг к ней, и его голос стал еще тише, почти срывающимся.

– Но я не заперт в этом с тобой. С тобой я… свободен. И я чуть не разрушил это. Прости.

Это «прости», прозвучавшее из его уст, было сильнее любого признания в любви. Оно стоило ему огромных усилий, и она это видела. Вся ее обида, вся боль начали таять, словно лед под теплым дождем. Слезы выступили на глазах, но на этот раз – от облегчения.

–Я тоже… я не должна была так говорить о детях, давить на тебя, – выдохнула она. – И я позволила своей ревности ослепить меня. Я просто… я так боюсь ее. Боюсь того мира, из которого она пришла. Боюсь, что он снова заберет тебя.

– Он не заберет, – он наконец закрыл расстояние между ними и взял ее лицо в свои ладони. Его руки были теплыми и твердыми. – Потому что мой мир теперь там, где ты. Ты не снаружи, Ариана. Ты внутри. В самом центре.

Он поцеловал ее. Это был не страстный, жадный поцелуй примирения, а медленный, нежный, полный раскаяния и обещания. Поцелуй, который стирал все плохие слова, все обиды. Она ответила ему, обвив руками его шею, прижимаясь к нему, чувствуя, как их сердца начинают биться в одном ритме.

В этот момент в сумочке Арианы на диване прозвенел телефон, нарушив мгновение тишины. Она машинально потянулась к нему, все еще не отпуская Марка. Это было уведомление от банка: автоматический платеж за аренду ее старой квартиры.

Она замерла, глядя на экран. Эта квартира была ее последним оплотом независимости, клочком земли в мире, который все больше вращался вокруг Марка Вольского. Символом той жизни, что была до него.

Марк следил за ее взглядом. Он увидел сообщение, и его лицо стало серьезным. Он мягко высвободился из ее объятий и взял ее телефон, положил его на стол.

– Хватит", – сказал он твердо.

– Что? – не поняла Ариана.

– Хватит платить за воздух. Ты не появляешься там уже несколько недель. Твои вещи здесь. Твое место здесь.

Он сделал паузу, глядя ей прямо в глаза.

– Переезжай ко мне. Официально. Окончательно. Не как гостья, а как хозяйка. Сотрем эти дурацкие границы раз и навсегда.

Сердце Арианы замерло, а затем забилось с бешеной силой. Это был не вопрос, а заявление. Решение. Самый главный шаг, который он мог сделать. Он предлагал ей не просто крышу над головой, а место в своей жизни без оговорок и "испытательных сроков".

Она смотрела на него – на этого сильного, несгибаемого мужчину, который только что признал свою слабость и теперь предлагал ей все, что у него было. Его дом. Его доверие. Его любовь.

Сомнений не было.

– Да, – прошептала она, и счастливая улыбка озарила ее лицо. – Да, я перееду к тебе.

Он не сказал больше ни слова. Он снова поцеловал ее, но на этот раз в его поцелуе была вся страсть, вся тоска прошедших дней, все облегчение и безумная радость. Он снял с нее блузку, и ткань мягко шурша соскользла на пол. Его губы опускались на ее шею, ключицы, грудь, и каждый прикосновение был клятвой, каждое движение – обещанием.

Они не пошли в спальню. Они остались там, в гостиной, на том самом диване, где всего несколько дней назад лежала ледяная стена непонимания. Теперь же это ложе стало алтарем их примирения. Их близкость в эту ночь была иной – не битвой и не капитуляцией, а воссоединением. Это был медленный, глубокий танец, в котором они заново узнавали друг друга, отдавались без остатка, без страха и упрека. Он был нежен и внимателен, а она – открыта и доверчива, как в самые первые дни их любви.

Позже, лежа в его объятиях, прислушиваясь к его ровному дыханию, Ариана смотрела на очертания их вещей в полумраке – его пиджак на стуле, ее платье на спинке. И понимала: границ больше не существовало. Ее старый мир с чеком за аренду остался в прошлом. Теперь ее мир был здесь, с ним. И в этом новом мире, несмотря на все прошлые и будущие бури, царила одна лишь надежда, яркая и бесконечная, как огни города за окном.

43. Забота

Утро после ночи примирения было окутано теплой, ленивой дымкой. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь панорамные окна, казалось, танцевали на полу, освещая их разбросанную одежду – немые свидетели страстного перемирия. Ариана проснулась первой, прислушиваясь к ровному дыханию Марка, чувствуя тяжесть его руки на своем бедре. Она улыбнулась, прижимаясь к нему спиной, наслаждаясь ощущением полного покоя и принадлежности.

Но едва она попыталась подняться, чтобы приготовить кофе, как мир резко поплыл перед глазами. Голова закружилась, в висках застучало, а в горле запершило знакомое, противное саднение. Она снова рухнула на подушки, сглотнув комок.

– Черт, – прошептала она, накрывая глаза ладонью. Слабость разливалась по телу тяжелой волной.

Ее движение разбудило Марка. Он перевернулся, его рука инстинктивно потянулась к ней, но, не встретив привычного ответа, замерла. Он приподнялся на локте, его взгляд, еще мутный ото сна, стал внимательным и острым.

– Что такое? – его голос был хриплым от сна, но уже лишенным дремотной расслабленности.

– Ничего, – попыталась отмахнуться она, но голос выдал ее хрипотой. – Просто голова кружится немного.

Он не стал слушать. Его ладонь легла ей на лоб – прохладная, твердая и безошибочно точная.

– Ты горишь, – констатировал он, и в его глазах вспыхнула тревога, та самая, что обычно была припасена для сорвавшихся многомиллионных сделок. Он тут же сорвался с кровати, его движения стали собранными и быстрыми. – Лежи. Никуда не вставай.

Он исчез в ванной и вернулся с электронным термометром и стаканом воды.

– Держи, – приказал он, сунув ей стакан в руки, пока сам настраивал термометр.

Она послушно поставила градусник, чувствуя себя одновременно трогательной и глупой. Он стоял над ней, скрестив руки на груди, его взгляд был пристальным, будто он силой воли мог снизить температуру. Тихий звук сигнала заставил его вздрогнуть. Он выхватил термометр и посмотрел на цифры.

– Тридцать семь и два. Не критично, но уже не норма, – отчеканил он, будто делал устный отчет. Он отложил термометр и сел на край кровати, его лицо стало неожиданно виноватым. – Это я во всем виноват.

Ариана удивленно подняла на него брови.

– При чем тут ты? Я сама, наверное, где-то продулась.

– Нет, – он покачал головой, его пальцы с нежностью, которой она от него не ожидала, отодвинули прядь волос с ее влажного лба. – Это моя вина. Моя девочка слишком много работает. Слишком много нервничает. И слишком мало спит из-за моего сложного характера.

Слова "моя девочка", сказанные его низким, бархатным голосом, отозвались в ней теплой волной. В них не было патернализма, лишь глубокая, почти отчаянная нежность и чувство ответственности.

– Марк, я…

– Я все уже решил, – перебил он ее, вставая. Его тон снова стал командным, но на этот раз заботливым. – Сегодня и завтра ты не работаешь. Твоя единственная задача – лечиться. У меня срочная командировка – лечу в Гонконг. Всего на пару дней.

Ее сердце екнуло. Остаться одной, да еще и больной, когда они только что восстановили хрупкий мир…

Он, казалось, прочитал ее мысли.

– Я не оставлю тебя без дела. Пока я буду в полете и на переговорах, у тебя будет миссия, – Марк сделал драматическую паузу. – Начать паковать вещи. Окончательно. Чтобы к моему возвращению от твоей старой квартиры остались только воспоминания.

Мысль о том, чтобы физически прикоснуться к своему решению, перевезти свои книги, безделушки, окончательно вписать себя в его пространство, заставила ее сердце учащенно забиться от радостного волнения. Болезнь отступила на второй план.

– И, – продолжил он, глядя на нее с тем пронзительным пониманием, которое все еще поражало ее, – если к вечеру температура спадет, можешь встретиться с подругами. Порадуй их историями о моем невыносимом характере. Тебе нужен отдых. Не только физический, но и моральный. От всего этого, – он неопределенно махнул рукой, имея в виду и офис, и Милану, и их недавние ссоры.

Ариана смотрела на него, и любовь перехватывала ей дыхание. Этот человек, способный на совещании разнести в пух и прах вице-президента, сейчас стоял перед ней в одних боксерах, с взъерошенными волосами и составлял для нее план "выздоровления и отдыха", включающий переезд и девичник.

– Хорошо, доктор, – улыбнулась она, чувствуя, как слабость отступает перед накатившим теплом.

– Вот и умница, – он наклонился и поцеловал ее в макушку. – А теперь лежи. Я все соберу сам.

Он повернулся, чтобы идти в гардеробную, но она остановила его.

– Погоди. Дай я хоть помогу тебе с вещами. Я уже в порядке, честно.

Он хмыкнул, но разрешающе кивнул. Ариана с наслаждением потянулась, превозмогая легкое головокружение, и накинула его халат, который пахло им и теперь – ею.

В гардеробной царил идеальный порядок, но его сборы всегда были стремительным, но точным хаосом. Он уже отбирал костюмы, а она подошла к комоду с аксессуарами.

– Галстуки? – спросила она, открывая ящик.

– Три. Темно-синий, бордовый и тот, в тонкую серую полоску, – бросил он через плечо, закидывая в кожаный чемодан рубашки.

Она аккуратно выбрала указанные галстуки и подошла к нему. Он стоял, проверяя содержимое папки с документами. Она взяла один из галстуков, темно-синий шелк, и приложила его к его груди.

– Этот? – переспросила она, хотя прекрасно поняла его с первого раза. Ей просто хотелось продлить этот момент – эту странную, почти супружескую близость сборов в дорогу.

Он оторвался от документов и посмотрел на нее. Его строгий взгляд смягчился.

–Да, этот, – он положил свою руку поверх ее, прижимая ее ладонь с галстуком к своей груди. – Ты уверена, что тебе не нужно обращаться к врачу?

–Абсолютно, – она улыбнулась. – У меня есть личный врач Вольский. Он прописал мне покой, переезд и суши с подругами.

Он коротко рассмеялся, и этот звук наполнил комнату теплотой. Последующие полчаса они работали в слаженном тандеме. Она аккуратно складывала носки и белье, проверяла, есть ли в дорожной аптечке нужные ему таблетки от головной боли, пока он собирал зарядные устройства и технику. Она положила в боковой карман чемодана его любимые капли от насморка, хотя знала, что он, железный человек, никогда в этом не признается.

Когда чемодан был готов, он закрыл его с тихим щелчком. В воздухе повисла тишина, наполненная предстоящей разлукой, хоть и короткой.

Он подошел к ней, обнял за талию и притянул к себе.

– Береги себя, – приказал он, уткнувшись лицом в ее волосы. – Выздоравливай. И наводи здесь свои порядки. Этот дом теперь твой.

– Возвращайся скорее, – прошептала она в ответ, вдыхая его запах, который теперь будет напоминать ей о нем эти два дня.

Он еще раз крепко поцеловал ее, взял чемодан и папку с документами и вышел. Дверь лифта закрылась, и в пентхаусе воцарилась тишина.

Ариана осталась стоять посреди гардеробной, кутаясь в его халат. Она чувствовала слабость, першение в горле и легкий жар. Но поверх всех этих неприятных симптомов она чувствовала нечто иное – глубочайшее, всепоглощающее чувство покоя и счастья. Он уехал, но оставил ей не пустоту, а задание, заботу и официальный статус хозяйки. Она подошла к окну и смотрела, как его машина скрывается в потоке машин. Затем она повернулась и окинула взглядом их общий дом. Ее дом. И улыбнулась. У нее было два дня, чтобы начать новую жизнь. И она была полна решимости сделать это.

44. Прощание со старой жизнью

После того, как дверь лифта закрылась за Марком, в пентхаусе воцарилась непривычная, звенящая тишина. Ариана еще какое-то время стояла посреди гостиной, кутаясь в его просторный халат, словно в кокон. Запах его парфюма, смешанный с ее духами, теперь казался ей ароматом их общего дома.Ихдома. От одной этой мысли по телу разливалось пьянящее, почти головокружительное тепло, с которым не мог справиться даже начинающийся жар.

Она чувствовала себя не просто любимой женщиной. Она чувствовала себяхозяйкой. Слово, которое он бросил ей на прощание, отозвалось в ней глубоким, мощным аккордом. Это было сильнее любого официального договора или заявления. Это было признание. Признание ее права на это пространство, на его жизнь, на их общее будущее.

Эйфория требовала выхода. Первым порывом было схватить телефон и созвониться с подругами. Устроить тот самый импровизированный девичник, который он сам и предложил. Выложить им все – от ледяного ужаса ссоры до невероятной нежности утренних сборов. Увидеть в их глазах изумление, радость, может, даже легкую зависть. "Представляешь, – мысленно репетировала она, – он сказал: „Этот дом теперь твой“.

Она взяла телефон, но вместо того чтобы набирать номер, медленно опустилась на огромный диван. Слабость, которую она старалась игнорировать, накатила с новой силой. Тело ломило, веки налились свинцом. Она включила огромный панельный телевизор, больше для фона, чем для просмотра. Какая-то развлекательная программа запестрела яркими красками, голоса ведущих слились в ровный, бессмысленный гул.

Ариана прилегла, устроившись поудобнее среди мягких подушек, натянув халат на ноги. Она думала о Марке. Сейчас его самолет, наверное, уже набирал высоту, унося его в сторону Гонконга. Она представила его строгое, сосредоточенное лицо, его длинные пальцы, листающие документы… Ее мысли стали путаными, расплывчатыми…

Она не заметила, как уснула.

Проснулась она от того, что в огромной гостиной было уже почти темно. За окном пылал закат, окрашивая небо в багровые и лиловые тона, а в комнате царили глубокие, синие сумерки. Телевизор все еще работал, показывая теперь тихий, черно-белый артхаусный фильм.

Ариана потянулась и с удивлением поняла, что чувствует себя гораздо лучше. Головная боль отступила, температура, судя по всему, спала, осталась лишь легкая разбитость и заложенность носа. Но энтузиазма, с которым она собиралась звонить подругам, как не бывало. Шумная, веселая вечеринка сейчас казалась ей чуждой и неуместной. Ее ликование было слишком глубоким, слишком личным, чтобы делить его даже с самыми близкими людьми.

Внутри нее зрело другое, более сильное и осознанное желание. Ей нужно было проститься.

Она вспомнила слова Марка: "Начать паковать вещи. Окончательно". И поняла, что не может просто отдать это на откуп грузчикам. Ей нужно сделать это самой. Пройтись по страницам своей старой жизни, прежде чем перевернуть их навсегда.

Набрав номер водителя, которого Марк оставил в ее распоряжении«на всякий случай, чтобы ни в чем не нуждалась», она коротко сказала:

– Дмитрий, здравствуйте. Можете, пожалуйста, подъехать? Мне нужно в свою старую квартиру.

Дорога заняла не больше двадцати минут. Подъезд пах знакомой смесью чистящего средства и чужой готовки. Дверь открылась, и на нее пахнуло затхлым, застоявшимся воздухом пустого жилья. Она щелкнула выключателем, и в прихожей вспыхнула тусклая лампочка.

Квартира была именно такой, какой она ее оставила несколько недель назад. Чистой, но безжизненной. На полках лежали ее старые книги, в шкафу висела одежда, которая сейчас казалась ей принадлежавшей совсем другой девушке – наивной, романтичной Ариане Орловой, которая еще не знала, что такое любовь к Марку Вольскому.

Она прошлась по комнатам, проводя пальцами по пыльным поверхностям. Вот диван, на котором она плакала после несправедливого увольнения. Вот стол, за которым она лихорадочно составляла свой "План выживания" перед первым рабочим днем. Здесь, на этом балконе, она ночами смотрела на город и гадала, что же ждет ее в будущем.

И будущее наступило. Оно было больше, страшнее и прекраснее всех ее девичьих грез.

Она подошла к окну своей спальни и посмотрела на знакомый, но такой чужой теперь двор. И поняла, что не может уехать обратно в пентхаус. Не сейчас. Этой ночью ей нужно остаться здесь. Провести последнюю, символическую ночь прощания со своей прежней жизнью, со своей независимостью, со своей одиночеством.

Она снова позвонила Дмитрию.

– Извините, я останусь здесь на ночь. Приезжайте, пожалуйста, за мной завтра утром, часов в девять.

Водитель, наученный, видимо, исполнять любые ее капризы, лишь покорно ответил:

– Хорошо, Ариана. Спокойной ночи.

Оставшись одна, она вздохнула с облегчением. Теперь никто и ничто не мешало ей совершить этот важный ритуал. Она сняла пальто и приступила к делу.

Она не просто собирала вещи в коробки. Она перебирала их, как перелистывает альбом со старыми фотографиями. Вот платье, в котором она ходила на первое свидание с парнем, имя которого уже с трудом могла вспомнить. Она улыбнулась и аккуратно сложила его в стопку "на выброс". Вот потрепанный томик стихов, подаренный подругой на окончание университета. Она пролистала его и положила в коробку "забрать с собой". Эти строки были частью ее души, и они переедут вместе с ней в новую жизнь.

Она открыла старый ящик комода и нашла там конверт с фотографиями родителей, своими детскими рисунками, первой зачеткой. Она села на пол, прислонившись к кровати, и подолгу рассматривала каждое изображение. Вот она, маленькая, с отцом на плечах. Вот мама, еще молодая и улыбчивая. Эти воспоминания были ее фундаментом. И этот фундамент она бережно заберет с собой.

Ночь медленно клонилась к утру. Коробки стояли аккуратными стопками – те, что поедут с ней, и те, что отправятся на свалку истории. Было горько и немного страшно прощаться с этим безопасным, привычным миром. Но когда первые лучи солнца робко пробились в окно, освещая пыльные полосы на полу, Ариана почувствовала не грусть, а освобождение.

Она стояла на пороге между двумя жизнями. Позади оставалась девушка, которая боролась, выживала и надеялась. Впереди была женщина, которая любила и была любима, которая нашла свой дом и своего человека.

Она сделала глубокий вдох и вышла на балкон, встречая новый день. Сегодня утром за ней приедет машина, чтобы отвезти ее домой. К Марку. И это было самое правильное и самое желанное путешествие в ее жизни.

45. Невыясненное

Одинокий торшер золотил пыльные стены старой квартиры, освещая хаос из коробок, разбросанных вещей и одинокую фигуру на диване. Ариана лежала, укрытая старым вязаным пледом, и пыталась убедить себя, что просто устала. Но это была не обычная усталость после тяжелого дня. Это была изнуряющая, костная слабость, парализующая волю и тело. И постоянная, навязчивая тошнота, которая то отступала, оставляя после себя лишь неприятный привкус во рту, то накатывала с новой силой, заставляя сжиматься желудок и кружиться голову.

– Надо что-то съесть, – бормотала она себе под нос, с трудом поднимаясь. – Наверное, просто голодная. От этого и тошнит.

Она побрела на кухню, где царил такой же бардак, как и в других комнатах. Шкафы были распахнуты, их содержимое – старые крупы, пачки с приправами, несколько оставшихся чашек – лежало на столе в ожидании сортировки. В самом дальнем углу одного из шкафчиков ее взгляд упал на знакомую яркую обертку. Протеиновый батончик. Остаток ее прежней, стремительной жизни, когда не было времени на нормальные обеды. "Хоть какие-то калории", – с надеждой подумала она, разрывая упаковку.

Запах шоколада и орехов показался ей странно приторным и резким, но она, стиснув зубы, откусила почти половину. Плотная, липкая масса показалась невыносимо противной. Она с трудом прожевала и проглотила, чувствуя, как комок медленно и неохотно спускается в желудок.

Не прошло и минуты, как тело ответило резким, болезненным спазмом. Волна тошноты подкатила к горлу с такой силой, что не осталось времени даже на раздумья. Ариана бросилась к раковине, едва успев откусить, и ее вырвало. Слабо, безболезненно, но унизительно. Она стояла, опершись о холодную столешницу, трясясь и глотая слезы, больше от беспомощности, чем от физического недомогания.

– Черт… Наверное, отравилась, – прошептала она, споласкивая лицо и рот ледяной водой. – Просроченный, наверное.

Мысль о том, что старый батончик мог стать причиной такого жестокого недомогания, казалась единственным логичным объяснением. Она нашла в аптечке пачку абсорбента, развела его в стакане воды и залпом выпила, зажимая нос, чтобы не выплюнуть.

– Просто нужно почистить организм и отлежаться.

Слабость накатила с новой, неодолимой силой. Она доплелась до дивана, накрылась пледом с головой и провалилась в тяжелый, беспокойный сон, полный обрывков странных снов и постоянного, фонового ощущения дискомфорта.

Утро застучало каплями дождя по стеклам. Ариана провела беспокойную ночь, ворочаясь на диване в старой квартире, ее сон прерывали то приступы тошноты, то внезапные пробуждения от осознания возможной правды. Она чувствовала себя как в липкой паутине – каждое движение давалось с трудом, а мысли путались, не находя выхода.

Утро не принесло облегчения. Она проснулась от того же самого, уже знакомого подкатывающего чувства в горле. В желудке была пустота и противное ощущение, будто ее укачивает на волнах, хотя она лежала неподвижно. Голова была тяжелой, тело – ватным и непослушным.

– Опять? – с тоской подумала она. – Но я же ничего не ела с вечера.

И тут в ее сознании, медленно и неохотно, начала вырисовываться другая картина. Слабость. Тошнота на пустой желудок, особенно по утрам. Непереносимость резких запахов. Отвращение к еде, которая раньше нравилась.

– Ротавирус, – с почти облегчением подумала она. Да, скорее всего оно. Наверняка подхватила в такси или в лифте. Зараза неприятная, но не смертельная. Пройдет за пару дней.

И тут же ее обуяла новая, леденящая паника.Марк!Он был рядом с ней перед отъездом, целовал ее, ухаживал, его лицо было так близко. Если это заразный гастроэнтерит… Он сейчас в Гонконге, на самых важных переговорах в своей карьере, где нужна абсолютная ясность ума, железная выдержка и полный контроль. Если его настигнет такая же жестокая, внезапная тошнота посне встречи… Последствия для сделки, для его репутации, для всего, чего он добивался, могли быть катастрофическими. Он ненавидел терять контроль, а болезнь – это тотальная его потеря.