Текст книги "Кор-Унтару"

Автор книги: Яна Левская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

   Вдова следовала за гальтом и компанией от самого города, держась на расстоянии. Она ещё не отошла от потрясения, которое испытала, встретив су-волда в "Синем Винограде". Она считала их всех погибшими. Кто мог выжить в том аду, который устроили гальты на Поющих равнинах! Никто... Хотя она выжила. Она – та, для кого и была заведена вся свистопляска. Шеа криво улыбнулась, и её улыбка имела мало общего с весельем. Ирония судьбы. Для чего состоялась эта встреча мнимых покойников полвека спустя? Неужели долгие сорок семь лет оказались всего лишь затянувшимся антрактом, и теперь настало время второго акта пьесы? Шеа считала, что тот период её жизни завершился и канул в лету. Безвозвратно. Она отказалась от прежних замыслов, перечеркнула цели, вырвала страницы памяти и запечатала двери в те уголки своих души и сердца, войти куда означало бы вернуться к тому, с чего всё началось. И вот... "Гальты", – короткое слово проникло усталостью в самую её душу, а оттуда навстречу толкнулся импульс злобы и ненависти, – "Снова!".

   Первым побуждением после знаменательной встречи в трактире было бежать. Бежать и прятаться. И Шеа побежала. В ту же ночь она покинула "Синий Виноград", на следующий день продала телегу и вещи на другом конце города, оставив лишь самое необходимое, и на рассвете третьего дня с верным коньком в поводу миновала западные ворота. Оттуда она направилась, куда глаза глядят – лишь бы подальше от Юрра. Она вспомнила давно минувшие годы, когда, пребывая в жестокой лихорадке паранойи, неслась вперёд, нигде не задерживаясь, постоянно оглядываясь за спину, ожидая каждую минуту окрика и удара. Лишённая сил, полубезумная от тяжести перенесённых потерь, одна в чужих и чуждых землях. Сколько понадобилось лет, чтобы избавиться от сводящего с ума, тянущего жилы из тела страха, чтобы поставить точку и сказать себе: "Остановись. Ты вырвалась". Чтобы начать жить... Нет – доживать. Пусть даже и так, но смерть, смерть представлялась Шеа настолько немыслимой, настолько невозможной! Несмотря ни на что, она хотела жить, она обязана была жить... Хоть много раз задавалась вопросом: "Для чего?" – и сама же не могла на него ответить, Шеа чувствовала: есть что-то, ради чего она до сих пор остаётся здесь. Что-то есть.

   И вот она снова пустилась в бега, столкнувшись лицом к лицу со своим худшим кошмаром. Вдова шла ночи напролёт без остановок, опасаясь ступать за Внешнюю Ткань, чтобы не оставлять за собой след, который ни с чем не спутаешь. Днём она выбирала укрытия и забывалась тревожными снами. Каждую минуту она ждала, что будет настигнута, ведь гальты, несомненно, бросились в погоню. Но... Минуло более десяти дней, между ней и Юрром лежало около восьми сот ласандов, а Шеа так и не заметила никаких намёков на преследование. В конце концов, она остановилась и задумалась. Единственная причина, которая могла бы объяснить бездействие гальтов, это их неуверенность в собственных силах. "Они боятся, что не справятся со мной", – эта мысль привела Шеа в состояние заторможенного недоумения и попахивавшего сумасшествием триумфа. А дальше, как только отступил страх, проснулся голод. Существо внутри неё, облизываясь и утробно рыча, требовало завершения неповторимой трапезы; воспоминания о трепете силы, её вкусе, замешанном на крови, не оставляли Шеа ни на минуту. Она привыкла собирать жалкие крохи, истребляя мелкую лесную живность и птиц, являющихся носителями. Волк, которого потом продала Микалю, был настоящим пиром – такие подарки судьба преподносила очень редко. До встречи с сыном трактирщика Шеа словно пила вино из напёрстков – жажда не отступала, не приходило удовлетворение и хмельное блаженство, лишь по языку разливалось, обжигая, дразнящее кислое послевкусие. В ту ночь она, напротив, оказалась у купели, наполненной сладким и терпким вином до краёв. Тогда всего после двух глотков наступило кружащее голову опьянение, которое не миновало до сих пор. Голод, терзавший Вдову, был невыносим, неутолим. Он плавил и выстуживал тело, застилал сознание багровой пеленой, он принимал решения, он вёл за собою. Шеа вернулась в Юрр и принялась следить за обитателями "Синего Винограда", особенно за некоторыми из них. Через неделю после её возвращения, Халахам и компания покинули город. Вдова двинулась следом. К тому времени она знала, что гальт здесь один, если не считать его су-волда, и что кроме Эрикира был ещё человек, сочащийся отобранной некогда у той, кого называли Кор-Унтару, силой – дочь кузнеца Лайлин. Еле сдерживая звериное бешенство и корчи первобытного голода, она шла за обозом на безопасном расстоянии, вбирая каждой порой своего существа эманации силы, текущей из этих двоих, и никак не решаясь напасть.

   На второй день преследования, поздним утром Вдова ощутила третий источник лады. От потрясений, приятных и не очень, у неё уже начинала кружиться голова. В отличие от первых двух, рядом с этим не было гальтов – только какие-то отморозки с пустыми лицами, увешанные оружием из серии "набор начинающего душегуба". Моментально взвесив все "за" и не обнаружив ни одного "против", Шеа предусмотрительно обошла отряд Халахама стороной и ринулась к новой цели.

   * * *

   Эрикира вторую неделю мучил один и тот же кошмар. Он бредёт во тьме по каменному плато под сумеречным небом без облаков и звёзд, а внутренности его рвёт в клочья голод. Кровь в жилах превращается в обжигающий холодом кисель, и кажется, что вместе с её током под кожей ползет какое-то вызывающее дрожь существо. Он падает на камни и начинает загребать в горсти мелкий свинцовый щебень и пыль, набивая ими рот, в приступе жестоких видений воображая перед собой самые вкуснейшие лакомства на земле. В ответ бездна внутри него взрывается невыносимой болью, и когти принимаются кромсать тело с новой силой. Задирая рубашку, Эрикир в ужасе смотрит на три длинные сквозные раны, из которых вытекает красная река, заливая низ живота. Но страшнее всего видеть, как, раздвигая взрезанную плоть, наружу выползают ленты черноты, свиваясь в немыслимые узоры...

   На этом месте сон всегда обрывался. Так случилось и на этот раз. Эри открыл глаза. Над ним темнел низкий, подбитый грубой тканью потолок – крыша повозки. Подстилка, служившая кроватью, была влажной от пота. Повернув голову, он встретился взглядом с Халахамом, лежавшим у противоположной стены.

   – Ничего не хочешь мне рассказать?

   Юноша отвёл глаза, выравнивая сбитое дыхание, и задумался: хочет ли?

   – Плохой сон. Нечего рассказывать.

            Халахам продолжал смотреть, но Эрикир уже отвернулся и закрыл глаза. Мужчина сверлил взглядом худую спину с выпирающими лопатками ещё какое-то время, а потом, сморгнув, прислушался к чему-то и, резко поднявшись, покинул повозку.

   Спрыгнув на мокрую от начавшей уже оседать росы траву, он проводил глазами свернувшую в сторону рощи чёрную карету и подбежал к скорчившейся на земле в тени второго фургона Лайлин. Девушка сжимала голову руками и тихо поскуливала, зажмурив глаза. Халахам опустился рядом на колени и положил свои руки поверх её. Лин заплакала. Тело её обмякло, руки бессильно соскользнули вниз. Халахам приобнял её, усаживая, коснулся пальцами горячего лба и начертил невидимый знак.

   – Посмотри на меня.

   – Нет, – она затрясла головой. – Боюсь.

   – Просто посмотри.

   Лин затихла и открыла глаза.

   Халахам невольно вздрогнул и отстранился, потрясённо глядя на расширенные зрачки девушки – никакой страх и никакая тьма не могли заставить измениться человеческий глаз подобным образом. Зрачок занимал почти всю прорезь глаза, сжав радужку в тонкий ободок и оставив белок видимым лишь в самых уголках. Сейчас он незаметно стягивался, принимая обычный вид.

   Между бровей Халахама пролегла глубокая складка. Поджав губы, он поднялся, увлекая Лайлин за собой. Она ожидала вопросов с его стороны, но их не последовало. Мужчина казался с головой погружённым в невесёлые мысли – так оно, впрочем, и было. После минутного молчания он окинул девушку взглядом с головы до ног и поинтересовался:

   – Ты знала свою мать?

   – Нет, – ответила та, сбитая с толку странным вопросом. – Она умерла при родах.

   Мужчина опустил глаза.

   – Иди спать, – бросил он, отворачиваясь.

   Лин осталась стоять.

   – Поговорим завтра. Не сейчас.

   Чувствуя тяжёлый взгляд между лопаток, Халахам в раздражении обернулся:

   – Скройся Лин. Последнее предупреждение, – выражение его лица ясно говорило, что ещё немного и кое-кто схлопочет.

   Девушка, оробев, быстро обогнула фургон и забралась внутрь.

   Выдохнув, Халахам посмотрел в чёрное небо – звёзды уже погасли в преддверии рассвета, и луна бледнела на западе тонким молодым серпом. Широкими шагами он двинулся в сторону тракта и остановился, только почувствовав, что его догнали. Алестар без слов смотрел на гальта, предлагая тому заговорить первым.

   – Лайлин – нОриу.

   Глаза Алестара расширились.

   – Полукровка?

   – Скорее всего, даже меньше, чем "полу".

   – Мать?

   Халахам кивнул.

   Молчание продлилось несколько минут, а затем гальт спросил:

   – Что Шеа?

   – Обошла нас с востока и двинулась по тракту в сторону Ййена.

   – Что-то задумала. Знать бы, что...

   Алестар промолчал, поскольку добавить ему было нечего. От самого Юрра Кор-Унтару держалась позади на приличном от них расстоянии, но внезапно ринулась вперёд, будто решила махнуть на всё рукой, отыскав занятие интересней, чем затянувшаяся слежка. Срываться с места и преследовать её казалось напрасным метанием между петлёй и плахой.

   – Будем идти дальше, не дёргаясь лишний раз, – подытожил Халахам, кивая су-волду. Алестар прикрыл веки в согласии и ушел к обозу, оставляя гальта на посту.

   Шеа замедлила бег. Она была уже близко, очень близко. Когда сила обдала её щекочущим трепетным дуновением, женщина остановилась и полной грудью вдохнула влажный ночной воздух. К аромату травы и земли примешивался металлический сладкий запах крови. Зверь нетерпеливо толкнулся в тесном коконе, сплетенном из остатков воли и разума той, что носила в себе проклятье его голода – попытался вырваться на свободу, но был остановлен. Настороженность и инстинкты Вдовы взяли верх – она решила для начала присмотреться к добыче.

   Замирая через каждые десять шагов и прислушиваясь, женщина двинулась туда, откуда исходил вызывающий тревогу и будоражащий сознание запах.

   Впереди слышалось прерывистое дыхание, изредка переходившее в стоны. Шеа показалось даже, что она различает отдельные слова, не имевшие, впрочем, для неё никакого смысла. Трава обтекала ее, мягко и гибко ступавшую, без шелеста, без шороха, подобно серым волнам застоявшегося озера. На восходе наливалась светом призрачная полоса – солнце вытягивало щупальца лучей, предупреждая о своем скором появлении.

   Но Зверь не боялся солнца.

   Женщина остановилась и теперь смотрела на человека, что распластался у её ног. Истерзанное тело его трепали судороги и спазмы, а лицо скрывала бурая маска запекшейся крови. Пустые глазницы двумя безднами смотрели в сторону безразличного рассвета. Шеа видела многое на своем веку, многое сделала, и теперешнее зрелище не ввергло её в пучину сострадания и ужаса – лишь всколыхнулись глубоко в груди омерзение и злоба.

          Мир одинаков. Мир не меняется. Злодеи и жертвы, жертвы и злодеи.

   Опасности несчастный не представлял. Он валялся здесь, как разделанный кролик: бери и жри меня! Утоляй голод, утоляй жажду! Будь злодеем, раз уж мне выпало стать твоей жертвой. Но Шеа медлила. Она опустилась на колени по правую руку от человека, обвела его взглядом. Шквал чужой боли окатывал её волна за волной. Это была не физическая боль, но боль разочарования, боль страха, боль ненависти. В могучем реве совершенно терялся слабый ток искомой Зверем силы, но он все же был. Как дым сочится через неплотно запертые двери, так растекалась во все стороны от этого человека приглушенная мощь, отыскивая трещины в стене, за которой томилась. Вдова вытянула руку, прижала большой палец ко лбу мужчины, как раз между залитыми кровью бровями, и принялась читать. Мелькали лица и предметы, слышались искаженные голоса, чужие мысли переплетались с её собственными, чужие чувства проникали в душу и овладевали ею...

   Убрав руку, Шеа перевела дыхание и качнула головой, сама не зная, для чего ей понадобилась история незнакомого человека. Человека, бывшего, по сути, её добычей. Жизненные драмы – они присутствуют в судьбе у каждого. Предательства. Потери. Поражения. Она сама имела удовольствие испить этот горький напиток, привкус которого до сих пор блуждал на языке. Может, в том и заключалась причина? – в свое время поверженная, а теперь опустошенная и одинокая, она остро ощутила некую общность с ним: побежденным, истерзанным, оставленным умирать и  жаждущим мести – наполненным силой разрушения. Может быть и так... Но, в сущности, ей не было дела до чьих-то страданий. Шеа облизнула испачканный в вязкой крови палец и, не сопротивляясь более, растворилась в хищном слепом голоде.

   Она нависла над жертвой, удерживаясь на вытянутых руках и приоткрыла рот, чувствуя, как заныли десны – это за первым рядом зубов рос второй, в котором клыков было в четыре раза больше. Зрение её изменилось – окружающий мир размылся в серое месиво, зато четче стали видны предметы, на которых она фокусировала взгляд. Сглотнув кровавую слюну, Шеа откинула слипшиеся волосы человека, обнажая шею, и повернула его голову, прижав щекой к земле, а затем резко метнулась к соблазнительно трепещущему пульсу. Клыки прокололи холодную кожу, и за ними в рану погрузились остальные зубы, когда женщина сжала челюсти. Человек задергался под нею. Руки с неожиданной силой уперлись в грудь, отталкивая Шеа. В ответ она навалилась всем весом и врезала ему кулаком под ребра. В голове болью отозвался крик, последовавший за ударом, и Вдове пришлось зажать рот жертвы, чтобы оборвать сводящий с ума вопль. Человек метался в агонии, сучил ногами, выгибался всем телом, но Шеа не отрывалась от раны ни на мгновение, продолжая глотать горячую кровь, чувствуя, что близок долгожданный момент, когда смерть откроет врата, и сила потечет в нутро Зверя. Сцепившиеся в борьбе люди перевернулись на бок. Мужчина попытался подтянуть колени, но Вдова обхватила его ногами, лишив малейшего шанса вырваться.

   – Ненавижу... – услышав хриплый, но отчетливый шепот, Шеа на секунду ослабила хватку и скосила глаза на изуродованное лицо незнакомца. Рот его перекошен был в зверином оскале, а в горле клокотало рычание. Ей показалось, что сознание человека прояснилось, и он обращался именно к ней, терзающей его плоть. От этой мысли Шеа стало не по себе, но пир был в самом разгаре, и она не нашла в себе сил противиться настойчивому зову. Вдова стиснула жертву еще крепче и сделала новый глоток, но продолжить не смогла.

   Что-то изменилось.

   Сама не понимая, почему, Шеа вдруг прянула в сторону, отпихнула от себя дрожащее тело и, путаясь в широких полах плаща, побежала прочь. Остановившись в нескольких лакратах от места, где настигла жертву, она обернулась. Незнакомец стоял на четвереньках, свесив голову. Сползая по подбородку, в траву падали густые красные капли. Голод и жажда силы, гнавшие Шеа на поиск добычи последние сорок семь лет, исчезли, растворились, не оставив и следа. Она замерла, растерянная и напуганная, силясь понять, что происходит: с ним и с нею. В неестественной тишине, повисшей над степью, Шеа услышала зарождающееся рычание и попятилась. Она увидела, как пальцы слепого впиваются в землю, погружаются фаланга за фалангой, а затем кожи её коснулось горячее, иссушающее дуновение силы. Силы, запечатанной до этого момента внутри человеческого тела.

   Измятая там, где люди боролись, трава начала оседать. Присмотревшись, женщина поняла, что растения вянут: сворачиваются, теряя соки, листочки, истончаются и становятся ломкими стебли. Рычание все нарастало. Слепой не прерывался, чтобы вдохнуть, как будто воздух не был ему нужен. Круг умирающей травы ширился. В его центре, где, выгнув спину, застыло существо – у Шеа язык больше не поворачивался назвать его человеком – над землей растекался белесый дымок. Это иссохшие растения начинали тлеть. Огня не было, но травы чернели и рассыпались в прах. Вдова в замешательстве следила, как подступает к носкам её сапог граница круга. Надо было уходить и чем скорее, тем лучше. Но она не могла оторвать взгляда от Него, лишь пятясь шаг за шагом. Внезапно рык оборвался. Плечи человека несколько раз поднялись и опустились, пока он жадно дышал, а затем он задрал голову, открыв залепленное окровавленными волосами лицо, и закричал. Он кричал так, словно внутри него извергался вулкан, а крик был лавой, обжигающей горло. Пепел, устилавший землю, медленно поднялся в воздух и поплыл вверх. Попадая в лучи солнца, черные хлопья тлеющей травы вспыхивали и сгорали. По оголившейся земле поползли тонкие кривые трещины.  Воздух уже шел рябью от жара, и дышать становилось все труднее. Наконец, с шорохом и сухим треском вверх взметнулись мелкие земляные чешуйки, зависая на уровне груди Шеа. Вот тут оцепенение, сковавшее тело Вдовы, разлетелось вдребезги. Она больше не могла выносить напряжение лады, игнорировать угрозу, что исходила от безумной мощи, обретшей, наконец, свободу. Женщина скользнула за Внешнюю Ткань и стиснула зубы, разглядывая корону рыжего пламени, которое обволакивало человеческую фигурку, замершую в самом эпицентре огненного кошмара.

   Не испытывая более судьбу, Шеа отвернулась и побежала.

   Она дала себе обещание не оглядываться, но когда горячий ветер хлестнул ее по щекам, огибая со спины, она бросила взгляд через плечо.  Огненное чудовище неслось следом, вытягиваясь всем телом в длинных парящих прыжках. Это было уже слишком. По необъяснимым причинам она, Вдова,  превратилась из охотника в добычу! Давно забытое чувство ужаса перед наступающей на пятки погоней лизнуло край сознания, и Шеа вскипела.

   – Ну уж нет! Меня гнать ты не будешь...

   Она развернулась на бегу и выбросила перед собой руки, обратив   раскрытые ладони к надвигающемуся шторму. Поток пламени, распластываясь в очередном прыжке, внезапно раздался в стороны и замедлился, словно вошел в уплотненный слой воздуха. Через пару секунд он и вовсе остановился. В сердце огненного цветка сформировалась человеческая фигура. Помедлив совсем немного, существо сделало один шаг. За ним – второй. Созданным барьером Шеа вынудила противника сбавить скорость, но полностью задержать не смогла. Хмурясь, она наблюдала, как он медленно, но верно пробивается сквозь толщу сжатого воздуха.

   – Ты убиваешь себя! Угомонись.

   Ответа не последовало.

   – Если не можешь управлять силой, позволь забрать её.

   Человек продолжал молча передвигать ноги.

   – Что за дубина. Ты меня слышишь?!

   Существо остановилось, и в следующий миг к Шеа метнулись длинные огненные языки. Она отшатнулась, но уворачиваться не стала. Огонь хлестнул её тело, развеявшись от соприкосновения с серой дымкой, окружившей Вдову. Увидев, что его атака была без видимых усилий отражена, существо зашипело, и лепестки пламени выросли, подпитываемые силой бешенства. Вдова предостерегающе качнула головой, но противника, похоже, мало трогали её слова и предупреждения. Оставляя новый шрам на просторе подернутой сизой пеленою степи, огонь острым лезвием взрезал землю и взметнулся в небо на том месте, где только что стояла Шеа. Сама она, кувыркнувшись в полете, мягко опустилась в траву в двух дакратах от слепого. Здесь, за Тканью, законы притяжения работали по-другому, иначе ей пришлось бы горячо – в прямом смысле слова. Не успела она перевести дыхание, как следующее лезвие вспороло землю под самыми ее ногами, едва не коснувшись обжигающей поверхностью. Женщина бросила себя в сторону, стараясь не терять из виду пламенеющую фигуру. По хлесткому движению рук существа Вдова определила, где появится следующий клинок, и убралась из опасной области задолго до того, как бездна извергла очередную порцию призрачного огня.

   Шеа напряженно обдумывала, как будет выпутываться из ситуации. Она не могла долго сражаться с противником, который не имел физического тела. За Тканью присутствовала лишь проекция силы, сам человек оставался снаружи, а вот Шеа находилась в Проходе, так сказать, во плоти. То есть, изначально существо имело все шансы ранить Вдову, а она могла лишь отражать атаки и удерживать врага на расстоянии. Само собой, долго так продолжаться не могло. Единственный выход заключался в том, чтобы умертвить калеку, но для этого пришлось бы покинуть подпространство и войти в невидимую область, объятую огнем здесь, за Тканью. Шеа не знала, чем это может для нее обернуться, и не хотела рисковать. С другой стороны, если после очередного выкрутаса полоумный скончается сам по себе, то лада, такая желанная и пьянящая, станет недосягаема для Шеа, просто-напросто вернется к истокам. Подобный исход больно было даже вообразить.

   Пока в голове Вдовы проносились суматошные мысли, существо осознало, что дальними атаками ему ничего не добиться, и ринулось в ближний бой. Покрыв нешуточное расстояние одним текучим прыжком, оно выросло перед самым носом Шеа, неприятно поразив её своим проворством. Женщина отпрянула назад. Встряхнув кистью правой руки, она направила к огненному силуэту пучок призрачных плетей, которые обвились вокруг него и отшвырнули прочь. Существо завертелось пылающей головешкой и приземлилось в четырех дакратах от Вдовы. Та помрачнела, глядя, как на месте его падения начинают тлеть степные травы – ненависть, горевшая в сердце незнакомца, сжигала все вокруг него. Но времени на то, чтоб поглазеть, не было. Человек уже стоял на четвереньках, готовый совершить несколько своих чудо прыжков и, настигнув добычу, терзать, кромсать, рвать в клочья. Он оттолкнулся ногами, вытягивая тело в полете. Шеа припала на одно колено и прижала ладони к земле, концентрируя волю и силу, сжимая их в тугую пружину. Когда существо, на долю секунды приземлившись, взмыло вперед и вверх во втором прыжке, Шеа пустила накопленную энергию ему навстречу. Над травой поднялась свинцово-серая волна и сбила огромную огненную каплю, погребая под собой. В мутном коконе вдовьей ауры пламя опало. Кожа человека все еще слабо лучилась оранжевым светом; проступили скрытые до этого огненной оболочкой черты лица – пустые глазницы словно были залиты жидким золотом. Длинные волосы, медленно опадая на плечи, окружили голову мерцающим ореолом. Неуверенно, словно ощупывая чужую ауру, он очертил руками полукруг над собою. Замер. Медленно поднялся с земли и вытянулся вверх, сложив ладони над головой. Резко разведя руки и оттолкнувшись ногами, он начал всплывать! Шеа заскрипела зубами и попыталась сжать кокон, уплотнить его. Почувствовав сопротивление, человек принялся яростнее работать руками. Свечение становилось ярче. Вокруг стройного тела зарождались и гасли, перетекали друг в друга жидкие огоньки. Шеа чувствовала напряжение противоборствующей силы и ничего не могла поделать, чтобы угомонить безумца.

   – Ты убиваешь себя!!! Твое тело не выдержит!

   Он даже ухом не повел.

   – Это здесь, за Тканью ты скачешь как заведенный, но подумай, что происходит с тобой снаружи! Идиот!!!

   И вдруг Шеа прозрела. Все это время она говорила сама с собой – сознания калеки здесь попросту не было! Он, несомненно, валялся в отключке где-то посреди степи, а зверюга, которую Вдова разбудила своим нападением, действовала совершенно самостоятельно.

   Это был очень скверный поворот событий. Впервые в жизни Шеа видела, чтобы лада обретала сознание, и женщина не имела ни малейшего понятия, как ей справиться с таким противником.

   Вдова, ругаясь, выскочила из подпространства, впервые же мгновения постаравшись увеличить расстояние между собой и разбушевавшимся носителем. Взгляд ее задержался на парящей в нескольких кратах от земли человеческой фигурке – она напоминала сейчас сломанную марионетку, которую тянули за невидимые нити безжалостные руки кукловода. Кровь больше не хлестала из раны на шее, но полумесяц укуса чернел жуткой отметиной на грязной коже. Невидимая энергия рождала дрожь воздуха вокруг бесчувственного тела. В этом потоке трепетали широкие рукава и полы камзола, вилась лента распустившегося шейного платка, и волосы так же окружали голову ореолом... Только за Тканью огненный нимб был пугающе прекрасен – здесь же бесцветные слипшиеся пряди напоминали шевелящиеся паучьи лапки.

   Шеа, хмурясь, прикидывала, как бы подобраться к человеку и завершить начатое. Времени оставалось в обрез – если зверюга таскала носителя за собой во время всех своих акробатических вывертов за Тканью – а так оно, скорее всего, и было – то истерзанное тело незнакомца могло отказать в любую минуту, испустив вместе с последним вздохом такую желанную Вдовой силу.

   Шеа чувствовала, как поддается воздвигнутый ею барьер – монстр прорывался вперед, к ней и, судя по усилившемуся жару, лизнувшему кожу лица, огненный демон был уже близко. Слишком близко. Отгораживаться от него бесконечным количеством стен Вдова не могла – ее возможности имели свои границы, и ей совсем не хотелось этих границ достигать. Нападать она боялась – казалось, одного дуновения хватило бы, чтобы отправить незнакомца к праотцам. Более идиотскую ситуацию сложно было вообразить – Шеа оказалась заложницей поставленных ею же условий сражения. Она уже хотела было рискнуть и ступить в зону действия чудовищной ауры, разлитой вокруг человека, чтобы подобраться ближе к телу, когда запоздало ощутила надвигающийся удар. Вдова не успела увернуться и только кое-как заслонилась привычной серой мглой. В спину толкнулся, сбивая с ног, поток раскаленного воздуха. Как чудовищу удалось обойти заслон, Шеа не могла сказать – сам носитель до сих пор оставался в толще барьера. Чтобы поразмыслить над этим номером, времени не было – плащ на спине задымился, и тонкие волосы на висках начали закручиваться тугими спиральками. Но худшее ожидало впереди. Сделав под гнетом удара несколько шагов, Шеа очутилась в круге сожженной травы.

   Алестар с тревогой следил за мечущимся на тюфяке Эрикиром. Лоб его покрывала испарина, грудь поднималась и опадала вместе с сиплыми вдохами. Странные сны, о которых говорил Халахам, преследовали парня почти каждую ночь. И раз за разом становились заметнее внешние проявления мучивших Эри кошмаров: частое сердцебиение, пот, стоны...

            Эрикир вскинул руки к лицу в защитном движении и завыл. Алестар вскочил со своего места, подсаживаясь к юноше. Не дожидаясь развития событий, су-волд встряхнул паренька, пытаясь разбудить. Не помогло. С трудом отведя напряженные руки Эри в сторону, Алестар стиснул зубы. Такого еще не случалось. Лицо парня словно окатили кипятком – оно просто пылало, и мужчина ощущал исходящий от Эрикира жар, как будто все тело его горело изнутри. Быстрыми точными движениями Алестар отшвырнул прочь одеяло, положил ладонь на грудь юноши чуть повыше сердца и, бросив край простыни ему на лицо, прижал вторую руку ко лбу. Под длинными бледными пальцами зародился холод и пополз кривыми изломанными ручейками в разные стороны, оплетая пышущее жаром тело.

   Шеа готова была поклясться, что кровь сейчас закипит в ее жилах. Словно она оказалась в котле у самого Кобледа, ощутив на несколько коротких мгновений, что должны были переживать грешники, угодившие в варево горного короля. В последнем осмысленном порыве Вдова обрушила заслон, сдерживавший демона, чтобы защитить собственное тело от убийственного жара. Остатками высвобожденной энергии, она отшвырнула себя назад в спасительную прохладу предрассветной степи, чувствуя, как от багровой боли туманится сознание. Неумолимо соскальзывая в темноту и беззвучие, Шеа подумала, что доигралась, в конце концов, когда вдруг внутри нее зародилась волна парализующего холода и окатила обожженное тело, просачиваясь сквозь каждую пору ее кожи. Жесткое приземление прямо на лопатки окончательно привело ее в себя. Какие-то доли секунды Вдова совершенно серьезно опасалась, что сейчас рассыплется на ледышки, но этого не произошло. Запихав поглубже шок и его последствия, Шеа взяла себя в руки, несколькими мудреными пассами создала вокруг защитный кокон и огляделась.

   Нигде никого.

   "Что за?!.."

   Никто не рычал, никто не норовил вспороть землю огненными лезвиями, никто не парил в воздухе этаким воплощением ночных кошмаров...

   Шеа уже подумывала, а не сошла ли она с ума ненароком, когда увидела, как над метелками трав в трех-четырех дакратах к северу от нее в бледно голубое небо поднимаются хлопья золы. Колебания заняли минуту. Там, за стеной трав, в теле искалеченного неудачника скрывалась сила, единственная пища, способная на время приглушить зверский голод Кор-Унтару. Шеа знала, что никогда не простит себе, если развернется и уйдет сейчас. Надо было попробовать еще раз.

   Настороженно ступая по иссушенной земле, Вдова с горечью думала о том, что превратилась в безмозглого мотылька, порхающего вокруг горящей свечи, рискуя жизнью ради неодолимо манящей иллюзии тепла и света. С другой стороны, вся ее жизнь была ничем иным, как пляской над пламенем. Так что...

   Он лежал лицом вниз на согнутой в локте руке в самом центре новой проплешины на теле степи. По дрожанию пропитанного энергией воздуха, Шеа сделала вывод, что человек до сих пор был жив. Трава  почти вся выгорела к этому времени, и последние дымки поднимались в небо, тая в рассветных лучах. Женщина остановилась на границе мертвой земли. Ощущения были отвратительные – каждой клеточкой своего существа Вдова чуяла близость силы, но не могла ею овладеть. Шли минуты. Человек не двигался и, кажется, не дышал – словно умер. Только Шеа знала, что это не так – тяжелые медленные удары сердца отзывались вязкой пульсацией в воздухе, насыщенном настолько концентрированной мощью, что ее почти можно было осязать. Губы Вдовы искривились в гримасе горчайшего разочарования, и рука взметнулась к груди. Шеа резко вытолкнула перед собой крепко сжатый кулак, врываясь в энергетический кисель, и тут же отпрянула назад, скорчившись от боли. Кожа на запястье покрылась волдырями. Вдова проорала что-то невразумительное в приступе бессильной злобы и рухнула на землю у черты. Она ничего не могла сделать. Ни-че-го.

   9 глава. Гоблинский выродок

   Видишь клочок серой скомканной шерсти?