Текст книги "Горицвет (СИ)"
Автор книги: Яна Долевская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]
XLV
С лестницы на площадку поднялся плотный, лысеющий господин в повисшем на кончике носа пенсне. За ним вышел еще один, моложавый, щеголеватый, стриженный под бобрик, говоривший что-то тому, кто шел за ними следом, но пока оставался невидимым.
– Милости прошу, господа, – поприветствовал вошедших хозяин заведения. – Добрый вечер.
Очевидно, оба новых посетителя были ему хорошо известны. Более того, судя по всему, их прибытие было настолько важным событием, что повлияло на водянистое наполнение радужной оболочки его глаз: вместо бесцветной оно сделалось бледно-голубым.
– Здравствуйте, Алексей Фомич, что нынче у тебя подают к шампанскому?
– Не заскучали без нас? О, да тут новенькие, – сказал щеголеватый гость, заметив Жекки, и тут же отвернувшись.
– Очень, очень… Рад, прошу, – сыпал во всю Херувимов.
– А как поживает месье «Карамболь»?
– Так-таки не забыли!
Все трое весело раскатисто засмеялись, пожимая руки и добродушно похлопывая друг друга.
– Здорово, Фомич, – послышался еще один голос, поднявшийся над площадкой, от звуков которого у Жекки оборвалось сердце. – Пожалуй, не ждал, что явимся сегодня?
– Как не ждать, да ведь вы всегда, точно снег на голову.
– О, Сом. Рыжая башка!
– Наше почтение.
Грег, а третьим из веселой компании прибывших игроков был, конечно же, он, пожав руку Херувимова и окидывая заинтересованным взглядом всех собравшихся на площадке, немедленно остановился на раскрасневшемся, вспотевшем лице Жекки, по которому еще пробегали всполохи недавнего побоища. Она стойко встретила его буравищие глаза, так, как будто, после сказанных ею слов, он стал для нее невидимым. Свободной рукой отлепила с влажного лба выбившуюся прядь волос и с демонстративной медлительностью облизала горящие губы. «Явился как всегда кстати. Показать ему язык впрямки – слишком по-детски. К тому же, пить хочется по-настоящему. А уж если он снова примется дерзить, я за себя не ручаюсь. С меня довольно».
– Что тут у тебя происходит? – спросил Грег, обняв Херувимова за плечо на правах старинного друга. – Какой-то крик, шум, никак снова драка?
– Да так, – заметно смущаясь, откликнулся Алексей Фомич, – прошу вас, господа, прошу. Антоша вас проводит.
Первые двое игроков уже переступили порог игорного зала, не дожидаясь напутствий.
– Лефарев, я пас, – крикнул им вслед Грег.
– Начнем без тебя, – донеслось из-за двери.
– Так что же? – снова спросил Грег, продолжая весьма крепко придерживать Херувимова за плечо и при этом, совершенно не глядя на застывших у стены Жекки с ее надсмотрщиком.
– Да вот, понимаешь, вдвоем еле справились. Ей богу, вот с этой девчонкой, – сказал Алексей Фомич словно бы нехотя. Он понизил голос, рассчитывая, что Жекки его не расслышит.
– С этой милой молодой дамой, ты хотел сказать? – небрежно кивнул Грег в сторону Жекки. – А что она сделала?
– Да хотела, понимаешь, пройти в игру. Кинулась, как с цепи сорвалась. Чистый бесенок, ей богу. Сома вон чуть руки не лишила.
Грег, как будто не желая замечать смущения Херувимова, подвел его ближе к стене, где переминались Жекки и Сом. Сом, услышав, что говорят о нем, просиял во всю ширину неохватного лица, облепленного крупными веснушками.
– Точно так, ваша милость, как бы сказать, чуть не лишила, укусимши, – с радостным предыханием подтвердил он.
– Она тебя укусила, Сом, старина? – спросил Грег, принимая участливый вид.
– Как есть. Во! – и Сом, выставил под нос Грегу кое-как перевязанный носовым платком огромный кулак.
– Надо же, – почти искренне удивился Грег, вытаскивая из внутреннего кармана бумажник. – И как, по-твоему, заживет ли до вторника? Ты ведь не забыл, что нужен мне для тренировки? Право, Сом, мне бы не хотелось боксировать с кем-нибудь другим, а «груши» мне до сих пор не привезли. Черти, сгинули вместе с задатком.
– Да что ты, батюшка, – возмутился Сом, – какая еще груша? Да нешто ты здесь найдешь кого-нить лучше меня! И думать нечего. Кость славо богу цела, а шкура у меня задубевшая, в два дня затянется.
– Ну-ну, право… – Грег, видя, что здоровая рука его приятеля занята, а раненая недееспособна, сам засунул в карман его куртки синенькую бумажку. – Я так и думал. Ты ведь никогда меня не подводил.
По рыжебородой физиономии снова расплылась счастливейшая улыбка.
– Для вашей милости, я завсегда… Будьте покойны.
– Самое интересное, – лениво протянул Грег, кивнув Сому и снова оборачиваясь к Херувимову, – что все, что вы говорите, мне не в диковинку. Это так похоже на мадам Аболешеву. Кстати, разве она не сказала, что пришла сюда вместе со мной?
– Что? – изумление, прозвучавшее в вопросе Херувимова, в очередной раз повлияло на окраску его глаз, придав им более густой голубоватый оттенок. – Она сказала, что пришла с каким-то Восьмибратовым. А ты что же знаком с… с этой дамой?
– Да, – небрежно подтвердил Грег. – Так что ты, Фомич, уж будь добр, распорядись, чтобы Сом отпустил ее. Евгения Павловна страстная поклонница макао, и я обещал показать ей сегодня, что такое настоящая игра.
Херувимов, все еще не вполне оправившийся от услышанного, жестом приказал Сому разжать тиски. Освобожденная Жекки почувствовала растерянность. Она не знала, как ей теперь вести себя с Грегом, а он, казалось, вовсе не испытывал, находясь рядом с ней, ни малейшего дискомфорта.
– Не правда ли, Евгения Павловна? – обратился он, приблизившись. Лицо его было холодно и беспечно. – Если вы все еще не передумали, то я готов немедленно проводить вас.
Жекки отворачивалась, прятала глаза, ей было не по себе. В это время изнутри ее сотрясала борьба двух непримиримых сил, и она пока что не знала, которая из них одержит верх. Первая была сплавлена из кипящей смеси неутихающей ненависти, уязвленного самолюбия, поруганного достоинства, почти готовой прорваться на свет влюбленности, безумного страха и непередаваемого ужаса. Из удивления, смятения и неприязни.
Вторая представляла собой расчетливую, закованную в ледяные латы рассудка, упрямую армию здравого смысла. Но то, что стояло за ее боевыми порядками, все-таки не имело прямого отношения к практической выгоде. Жекки смотрела в себя, и видела белесую, покрытую пылью дорогу, уходящую в поникшие от зноя поля, разрезанную сухими трещинами прогалину на том месте, где с полей тропа сворачивала к Волчьему Логу. Живее своей тоски, она чувствовала сейчас заскорузлую, рассыпавшуюся в бурую пыль, комковатую землю, крепко сжатую в пригоршне и разлетающуюся вместе с дуновением раскаленного воздуха. Это была ее земля, ее сухая, мятущаяся под полящими лучами тоска, боль и надежда. Ей так давно, так нестерпимо нужна была обильная влага проливной воды, без которой ее жизнь истощалась и угасала с каждым днем, с каждой высыхающей, исчезающей навсегда живородной каплей. Жекки должна была спасти эту землю, чтобы спасти самое дорогое, что у нее было. Рыхлая сонная земля, нагретая теплом ее рук. Земля, под плугом вздымаемая большими скользкими пластами. Жесткая, стоптанная в пыль на деревенской околице. Земля, к которой она столько раз со щемящей сладостью прижималась, играя в детстве, падая на живот, и чувствуя, как громко колотится ее сердце – потому что это билось их общее сердце. Эта земля взывала к ней.
Жекки надменно вскинула глаза на Грега, смотревшего на нее с каким-то новым, испытующим любопытством, и медленно предъявила ему свою руку.
– Идемте, – уверенно сказала она, почувствовав, как невесомо Грег подхватил ее под локоть. В черных угольях его глаз то и дело проблескивали красноватые палящие искры, но замкнутое непроницаемое выражение, сковавшее его лицо во время их ссоры, оствалось все тем же.
– Надеюсь, ваша судьба вас не обманывает, – заметил он, пропуская ее вперед в растворившуюся благодаря Сому дверь. И уже по другую сторону, в новой полумгле игорного зала, добавил:
– Успокойтесь, моя дорогая, то, что вас ждет здесь, всего лишь игра.
XLVI
Игорные комнаты были обширны и устроены с удобствами, отвечавшими разнообразию ведущихся в них игр. В самом большом центральном зале, куда игроки попадали сразу, миновав закуток для обмена денег на фишки, была устроена рулетка. Вещь фантастическая для русского обывателя. Именно она в первую очередь привлекала «к Херувиму» целые толпы любителей пощекотать себе нервы из всех окрестных и даже довольно отдаленных городов и весей, включая Нижний, Самару и Москву.
Благодаря рулетке кабак Херувимова в свое время из ничем не выдающегося, похожего на все остальные карточные клубы, превратился в настоящий цветущий оазис азарта. К нему относились как к редкому неповторимому саду, выросшему посреди занесенной снегом равнины, а потому побывать у Херувимова – или как острили, имея в виду первый слог фамилии хозяина, некоторые завсегдатаи – «отправиться на три буквы», – было не только увлекательно, но и неимоверно почетно для любого, кому выпадала такая удача. Посещением его заведения гордились не меньше, чем боевой наградой, потому что наряду с развлечением, почетом и внедрением в избранное общество, оно сулило еще и немалые издержки и, по большому счету, могло закончиться арестом, тюрьмой, а кое для кого – катаргой. Вот почему люди, попадавшие к Херувимову, не могли быть просто случайными знакомыми.
Чтобы пройтись по мягко освещенным, приглушенным коврами и бархатными драпировками залам инского казино, требовались серьезные рекомендации проверенных, испытавших свою надежность годами верного приятельства, и к тому же, финансово весьма почтенных, персон. Личное же знакомство с Херувимовым вообще служило в определенных кругах чем-то вроде памазания, своеобразной благодатной отметины, которая открывала счастливцу двери самых респектабельных домов, банковских контор и правлений крупнейших акционерных компаний. В обществе, собиравшемся у Херувимова, выстроенном в соответствии со строгой пирамидальной иерархиеей, такие люди находились на самой макушке. Жекки ничего этого, понятно, не знала.
Вот почему ей, впервые оказавшейся в совершенно новой обстановке, среди совершенно неизвестных, во многом загадочных людей, было довольно странно ловить на себе восхищенно-завистливые взгляды и встречать со всех сторон почтительные поклоны незнакомых солидных господ. Она далеко не сразу сообразила, что идти под руку с Грегом, может быть так приятно. Что, находясь рядом с ним, она без всяких усилий попадает в очерченный его значимостью круг всеобщего признания и поддержки. Это было необычное для нее ощущение, радостное и слегка язвящее ее самолюбие.
Между залом для рулетки и двумя большими помещениями, выделенными для карточной игры, разместился хорошо обставленный буфет. Массивная тяжелая стойка из черного дуба, за которой поднимался стелаж с разнокалиберными бутылками, а перед ней – несколько круглых столов для желающих залить понесенные утраты или отпраздновать выигрыш. Грег неожиданно для Жекки задержался здесь, как будто знал, что у нее пересохло в горле.
– Вам воды или, может быть, выпьете чего-нибудь покрепче? – спросил он, облокачиваясь о стойку. Буфетчик, молодой белобрысый парень, уже вытягивал шею в ожидании обильного заказа. – Я бы рекомендовал вам немного вина. Здесь есть чудесное Каберне. Честное слово, дорогая моя Жекки, вам бы это пошло на пользу.
Жекки поняла рекомендацию, как намек на свою слишком заметную беспомощность и сама попросила буфетчика принести ей воды. По губам Грега проползла отвратительная улыбочка.
– Да вот еще что, – сказала Жекки, отпив несколько глотков, – Грег, вы меня очень обяжете, если не будете называть «своей дорогой» и, тем более – Жекки. Я считаю, что это звучит слишком фамильярно.
– Но, дорогая моя, – мягко возразил Грег, – я не привык обманывать ни себя, ни тех, с кем рад поддержать знакомство. Более того, я уверен, что и вам было бы неприятно осозновать некую натянутость в моем обращении к вам, а потому вынужден настоять на праве гворить вам именно «моя дорогая». Что касается вашего детского прозвища, то тут я готов уступить. Оно не совсем мне по вкусу. Так что, думаю, у вас не должно остаться претензий, ведь я удовлетворил ваше требование ровно наполовину.
– Мне надо помнить, что вы отпетый барышник. Торговаться с вами у меня нет ни малейшего желания.
– И напрасно, – произнес Грег все с той же обманчивой мягкостью, – боюсь, вам этого не избежать.
«О чем это он? – подумала Жекки, изобразив непринужденность. – Надо полагать, подбирается к главному – лесным участкам. Думает, что они у него уже в кармане. Подсчитывает, сколько выручит у казны на перепродаже и до какой степени я окажусь дурой, если не приму сейчас его условия. То есть, если сама не захочу их продать. Примерно все, как предупреждал Федыкин. Да вот только я-то все равно ничего предлагать не стану, какие бы наглые ухмылки он ни строил. Мне бы только досталось сегодня немножко удачи в игре, и больше ничего. Совсем чуть-чуть. И уж тогда бы я сбила с него эту гадкую спесь».
– Впрочем, пока я все еще чувствую себя вашим должником, – будто бы не замечая ее молчания, продолжил Грег, – помните, вы не дали мне погибнуть от жажды?
– Нашли о чем вспомнить, – невесело усмехнулась в ответ Жекки.
– Дорогая моя, это воспоминание – одно из немногих, заслуживающих того, чтобы забивать ими свою память. Подобных им в жизни любого человека, уж поверьте, наберется едва ли на пять минут повторных переживаний. По-моему, такие воспоминания следует ценить дороже всего на свете. Потому что, право же, этот мир и жизнь вообще слишком скупы на подарки. Так вот, я, если вы помните, – Грег помедлил, окидывая Жекки тяжелым взглядом, – я все еще не расплатился с вами.
У Жекки от этих слов, а еще больше от угольной темноты, растекавшейся из его глаз, по спине побежали мурашки. «Уж лучше бы он заговорил прямо о продаже земли. Можно даже подумать – ему не терпится снова со мной поругаться».
– Послушайте, Грег, – в голосе Жекки запел металл, готовый обернуться раскаленной лавой, – вы прекрасно знаете, что ничего мне не должны. Так же, как надеюсь, признаете, что и я ничего не должна вам. И то, что я сказала… сказала совсем недавно, там, на лестнице… Понимаете, теперешнее наше примирение ничего не меняет. Но и не означает, что я не могу испытывать к вам некоторой благодарности. Вот и все. Давайте же остановимся на этом и перейдем к картам. Рулетка для меня чересчур необычна. Чтобы привыкнуть к ней, потребуется время, а я хочу начать выигрывать как можно скорей. Вы знаете, у меня предчувствие, что я обязательно выиграю.
– В самом деле? Ну, как скажете. – Грег, послушно взял ее под руку и повел из буфета в зал. – И все-таки, благодарность, Евгения Павловна, весьма разниться в нашем с вами понимании. Не знаю, как вы, а я от своего отказываться не намерен.
Жекки хотелось сказать, что ей безразличны его намерения, что для нее сейчас нет ничего важнее удачной игры, и что вообще, любые посторонние разговоры со всякими мутными намеками ей наскучили. Но, пришлось ограничиться более умеренным:
– Это ваше священное право, месье Грег. Расскажите лучше, во что здесь играют.
– Пожалуй, – откликнулся он, привычно оглядывая зеленые столы, окруженные игроками. – Тех денег, что вы наменяли, хватит, чтобы начать вот хоть в этой компании. Игра крупнее идет в соседней комнате. Играют везде в одно и то же – макао, блэкджек, и с недавних пор – в новомодный американский покер. Так что решайте…
– Познакомьте же меня, и присоединимся к ним поскорее. Я знаю блэкджек, ну, правда, совсем немножко. Блэкджек мне подходит. Подскажите, куда мне…
Жекки оборвалась на полуслове, поскольку к ним в эту минуту подошел уже знакомый ей щеголеватый господин, который вблизи оказался очень напоминающим Грега, хотя был куда ниже ростом, худосочнее и вообще заметно разнился с ним в буквальном смысле. Но сухое сдержанное выражение его умного лица, какая-то строгая выверенность движений и подтянутость выдавали общую им обоим породу.
– Мадам, прошу прощения, – сказал он без обиняков, впрочем, довольно милостиво подарив Жекки приветливым взглядом. – Но дело, не требующее отлагательства, заставляет меня…
Грег, кажется, понял, что произошло нечто чрезвычайное уже по тому, что его потревожили, когда он был занят с дамой. Отпустив ее локоть, он немедленно отошел со своим знакомым, наскоро извинившись и предложив Жекки понаблюдать за игрой у ближайшего стола. Насильственно отпущенная таким образом на волю, очутившись одна в тихой чужой среде, Жекки впервые болезенно ощутила, как хорошо, как надежно было ей вместе с Грегом.
Прежде она даже не подозревала, до какой степени обязана ему своей самоуверенной надеждой преуспеть в этой алчной стихии, куда она угодила скорее по неведению, чем по доброй воле. «Господи, только бы он поскорее вернулся, и мы сели бы играть, пусть даже он стал бы меня обыгрывать. Ну совсем немножко, конечно. Ведь кроме него, здесь нет ни одного человека… Потом, когда я привыкну, все встанет на свои места, но сейчас я, кажется, стерплю от него что угодно, лишь бы он был тут».
– Дорогая моя, – раздался над Жекки мягкий, слегка взволнованный голос. Жекки с неописуемой радостью, какой не могла от себя ожидать, подняла глаза. Грег смотрел на нее с лукавой улыбкой, в которой впрочем, она не прочитала ничего утешительного. – Мне нужно прямо сейчас встретиться с одним человеком, который не любит ждать, – сказал Грег, продолжая лукаво смотреть в ее настороженные, полные ожидания воловьи глаза. – Оказывается, мой поверенный – вы, возможно, его видели, господин Шприх, – бесследно исчез прошлой ночью, поэтому я…
– Как исчез?
– Да, исчез, после того как вчера отправился в небезызвестный вам трактир «Выпь».
«Откуда он знает про „Выпь“, про то, что он мне небезызвестен? – лихорадочно мелькало в голове у Жекки, пока она с жадностью вслушивалась в доносившиеся до нее слова. – И тот поверенный, я же видела его один раз, когда… такой похожий на обезьяну, на кривых ножках, неприятный и… значит, Шприх был там вчера». Перед ее глазами тотчас выплыли и исчезли пыльные бархатные портьеры, свет, упавший в комнату из смежного кабинета и две отчетливые черные фигуры на слабо освещенном, шатком мосту. «Этого не может быть, но… но ведь тот второй, маленький на кривых ножках… и его голос, он говорил, что хорошо знает Грега, что… и прозвище у него было Гиббон. Что же все это значит?»
– … а у него остались все бумаги, подготовленные по нашему делу, – продолжал где-то над ней, как сквозь стекло, звучать голос Грега. – Так что я вынужден существенно поменять свои планы. Я вынужден… Что с вами? – вдруг прервал он самого себя и в том, как он задал этот вопрос, Жекки услышала неподдельное удивление. – Неужели наше преждевременное расставание до такой степени вас расстроит? При всей надежде, я отказываюсь этому верить.
На сей раз вместе с насмешкой в его интонацию проникли какие-то незнакомые пугающие нотки. Смысл сказанного дошел до Жекки позже болезненного ощущения, вызванного этим тоном.
– Огорчена? Я? – не поняла она, потрясенная внезапной догадкой на счет Гиббона.
– Евгения Павловна, увы, меня ждут, и вам придется вступить в борьбу за ваши миллионы без моего посредства, – холодно произнес Грег. Ответ Жекки был для него явно неожиданным. Мягкое лукавство, с которым он только что к ней обращался, бесследно исчезло. – Оставляю вас на попечение Лефарева. Правда, ненадолго, потому что мне он нужен больше, чем вам. Лефарев познакомит вас кое – с– кем из местной публики.
– Вы что же уходите? – изумилась Жекки.
Она только сию минуту поняла, на что он ее обрекает. «Как же так, разве он не хочет обыграть меня в пух и прах, чтобы у меня ничего не осталось? Разве мой лес, моя земля уже не представляют для него интерес? Наконец, раз уж он взял на себя труд проводить меня сюда, в компанию себе подобных, то почему бросает как раз тогда, когда я поняла, что не хочу без него обходиться?»
– Всего полчаса назад вы, кажется, собирались завоевать весь мир без всякой посторонней помощи. Вот и попробуйте, – подзадорил ее Грег, и быстро отвернувшись позвал: – Лефарев!
Подтянутый молодой человек со стрижкой бобрик выступил вперед.
– Евгения Павловна, – сказал он, отвесив короткий поклон, – к вашим услугам.
– Пятнадцать минут, не больше, – предупреждая его о чем-то своем, сказал Грег и, в свою очередь, напоследок кивнув Жекки, быстрым размеренным шагом направился к выходу.
Жекки, переполненная сомнениями и новыми невнятными предположениями, разочарованно посмотрела в его широкую удаляющуюся спину.
