Текст книги "Воронцов. Перезагрузка. Книга 10 (СИ)"

Автор книги: Ян Громов

Соавторы: Ник Тарасов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 13

Фома вернулся из Уваровки в середине октября, когда дороги еще не успели окончательно раскиснуть от осенних дождей. Я встречал его на заводском дворе, наблюдая, как длинная вереница телег, груженных под завязку, медленно въезжает через ворота. Захар с охранниками уже выдвинулся навстречу – привычная предосторожность, ставшая частью нашей жизни после того инцидента с французскими шпионами.

Но даже издалека я видел, что Фома сияет. Он спрыгнул с козел первой повозки, и вид у него был не просто уставшего с дороги купца, а какой-то монументальный. Раздобрел заметно, борода стала гуще, кафтан из добротного синего сукна сидел на нём как влитой. Видно было сразу – не просто купец средней руки приехал, а важный человек, представитель процветающего дела.

– Доброго здоровья, Егор Андреевич! – прогремел он, сгребая меня в объятия, от которых жалобно хрустнули рёбра. – Принимайте гостей, да не с пустыми руками!

За ним слуги внесли во двор два объёмистых плетёных короба и несколько деревянных ящиков, тщательно обитых соломой изнутри.

– Глядите! – Фома, сияя как начищенный самовар, откинул крышку первого короба.

Я заглянул внутрь и невольно присвистнул. Октябрь на дворе, в Туле уже холодно, первые заморозки прошли, а в коробе, на подушке из соломы, лежали крепкие, пупырчатые огурцы, пучки сочного зелёного лука и даже несколько красных, хоть и небольших, помидоров.

– Теплицы? – спросил я, беря в руки огурец. Твёрдый, пахнет летом.

– Они, родимые! – Фома плюхнулся рядом на ящик, вытирая пот со лба платком, несмотря на прохладу. – Ваш проект, Егор Андреевич, работает как часы швейцарские! Степан там чудеса творит. Мы печи переложили по вашим чертежам, трубы пустили под грядками – земля тёплая, как перина. Снаружи холодина, а внутри – тропики! Семь новых теплиц построили – большие, крепкие, со стеклянными крышами. Семён столько стекла наделал, что хватило и на теплицы, и на продажу еще осталось.

Он довольно хохотнул, но тут же стал серьёзным, переходя к делу:

– Но это баловство, Егор Андреевич, хоть и прибыльное. Один воз тут в Туле уже Игорю Савельевичу отдали, говорит – с руками оторвали, цену давали такую, что я грешным делом подумал, не золотые ли мы огурцы продаём. А главное – поля! Плуги новые, те, что с отвалом особой формы, которые вы рисовали, – это ж песня! Землю режут глубоко, пласт переворачивают чисто, сорняки все вниз уходят, гнить. Мужики сначала ворчали, мол, тяжело лошадям, а как увидели, что земля после них пухом лежит, что корни сорняков все наружу выворачивает, что земля становится рыхлой, мягкой – в очередь выстроились.

– Севооборот соблюдают? – спросил я, откусывая кончик огурца. Вкус был изумительный.

– Строго, – кивнул Фома. – Степан за этим следит как цепной пёс. Расчертил все поля, разбил на участки. Где в прошлом году рожь была – там нынче клевер или горох посадили, землю подкормить. Где картошка росла – там ячмень. Всё по науке, как вы велели. Урожайность, Егор Андреевич… – он покачал головой с восхищением. – Я таких хлебов, как в прошлом году, отродясь не видел, а нынче, чую, ещё гуще будет. Вырос урожай! Не просто чуть-чуть, а вдвое, местами втрое! Пшеница такая густая пошла, колосья тяжелые, зерно крупное. Амбары трещат от зерна. Петька с Ильей сделали молотилку на лесопилке – подключили к турбине – так зерно мололо, что любо-дорого посмотреть было.

Мы прошли в контору, где я обычно принимал купцов и поставщиков. Фома устроился в кресле с видимым удовольствием – видно было, что дорога все-таки утомила. Я налил ему чаю, и он продолжал, не давая мне вставить слово:

– И вот что я вам скажу. Народ потянулся. Слух прошёл по всей губернии, что в Уваровке жизнь сытая, барин справедливый, а хозяйство – чудо. Идут к нам! Из соседних деревень люди переселяются, просят принять. Кто сам, кто от помещиков-разорителей сбежать норовит, кто вольную выкупил. Приходят целыми семьями – мужик с женой, детьми, скарбом. Степан их проверяет, беседует, кто трудолюбивый и честный – берем. Уже десяток новых семей приняли с весны! Мы уже новую улицу заложили, лес валим, избы ставим. Уваровка растёт, Егор Андреевич. Скоро не деревня будет, а город настоящий.

Я слушал его, и в голове крутились шестерёнки. Уваровка стала именно тем, чем я хотел её видеть – процветающим анклавом, базой, тылом. Но успех рождает новые проблемы.

– Дома, говоришь, новые строите? – спросил я. – Для переселенцев?

– Строим, конечно, – подтвердил Фома. – По вашим же указаниям – добротные избы, с печами по-белому, с баней рядом. Лесопилка работает день и ночь благодаря вашим лампам, досок хватает. Петька с Ильей механизмы для распиловки улучшили – теперь досок делают за день столько, что раньше за два делали.

Он сделал глоток чая, продолжая с гордостью:

– А ещё школу открыли. Настоящую! Избу выделили, где Марфа раньше жила, лавки поставили, доску. Я сам учу читать, писать, считать. Двадцать учеников уже ходят! Представляете, Егор Андреевич? Крестьянские дети – и в школу! Раньше такого и представить было нельзя.

Я слушал с удовлетворением и думал – образование, это инвестиция в будущее. Эти дети вырастут грамотными, смогут учиться дальше, освоить сложные технологии.

– Это хорошо, Фома. Просто отлично, – я положил огурец на стол. – Но скажи мне – хватает всем продовольствия? С новыми семьями не возникло проблем?

Фома покачал головой, но тут же нахмурился:

– Продовольствия достаточно. Урожай большой собрали, в амбарах полно зерна. Теплицы овощами снабжают от весны и до осени. Скотины развели – коров, свиней, кур. Молока, мяса, яиц хватает. Даже на продажу излишки остаются. Я их в Тулу везу, или с Игорем Савельевичем передаю – хорошие деньги выручаю. Купцы закупают оптом. Но…

Он помолчал, подбирая слова:

– Овощи и мясо свежие – это хорошо летом и осенью. А зимой как быть? Картошка да капуста квашеная. Мясо то можно заморозить, как холода станут. А весной, когда тепло придет, всё портится будет. Жалко, честно говоря. И ещё, Егор Андреевич… – он наклонился вперёд, понизив голос, словно делясь великой тайной. – Как бы придумать как это всё хранить⁈ Если война начнётся, как все говорят, это и армии может пригодиться. А как доставить свежее мясо или овощи за сотни вёрст?

Я посмотрел на него внимательно. Вот она, мысль, которую я и ожидал услышать.

– Солонину везут, сухари, – продолжал Фома. – Вяленое мясо. Но…

– И половина солдат мается животами, а другая половина зубы ломает о сухари, – отрезал я. – Цинга, дизентерия – вот главные враги армии, похуже французов. Нам нужно нечто иное. Нам нужно научиться сохранять еду свежей. Не солёной до горечи, не сушёной до состояния подошвы, а почти такой же, как этот огурец.

Фома посмотрел на меня с сомнением:

– Колдовство?

– Наука, – усмехнулся я. – Фома, а что, если бы мы могли сохранять овощи и мясо свежими круглый год? Не замораживать, не солить, не квасить, а именно сохранять в том виде, в каком они были при сборе или забое? Помнишь, я рассказывал про микробов? Ту самую «невидимую жизнь», от которой раны гноятся?

– Помню, – он перекрестился. – Ричард твой жути нагнал тогда.

– Так вот, еда портится по той же причине, – объяснил я. – Эти мелкие твари поедают её, выделяя яд. Если мы их убьём внутри продукта и не дадим новым попасть снаружи – еда будет храниться месяцами.

Я встал, начал ходить по комнате:

– Представь себе: стеклянные банки с тушеным мясом, с овощным рагу, с супами. Закрыты герметично, могут храниться в погребе почти год. Армия выступает в поход – везут с собой эти банки. Не нужно везти живой скот, не нужно искать продовольствие по деревням. Открыл банку, разогрел – и полноценная еда готова. Солдаты сыты, здоровы, боеспособны.

Я вернулся к столу, взял чистый лист бумаги и начал быстро набрасывать схему:

– Нам нужно новое производство, Фома. Суть вот в чём. Мы берём мясо – тушёное, варёное, хорошее мясо с жирком. Или овощи. Готовим, закладываем в стеклянные банки. Плотно закрываем крышкой. Стык заливаем смолой, воском, или, что ещё лучше, – я задумался, вспоминая технологии, – прокладываем прокладкой из кожи и прижимаем металлической крышкой. А потом эти закрытые банки варим в кипящей воде. Долго, час или два. Жар убивает всё живое внутри. А крышка не даёт новому воздуху с гнилью попасть внутрь.

Я нарисовал банку – прообраз будущей классической банки для консервирования, с широким горлом и герметичной крышкой.

Фома смотрел на рисунок, шевеля губами. Купеческая хватка его работала быстро:

– И что, правда не протухнет?

– Если всё сделать чисто и герметично – будет стоять год, – уверенно сказал я. – Открыл банку – а там тушёнка, как будто вчера приготовили. Разогрел в котелке – и сытный обед готов.

Глаза Фомы начали разгораться тем самым хищным блеском, который я так ценил:

– Это ж… Это ж для армии… – зашептал он. – Егор Андреевич, если мы такое интендантам покажем… Они ж нас золотом засыплют! Сейчас они гнилую солонину покупают втридорога, а тут – чистое мясо! И не только мясо – овощи, супы!

– Именно, – кивнул я. – Но сначала нужно отработать технологию. Ты возвращаешься в Уваровку. Передай Степану – пусть делает отдельное помещение или даже ангар. Чистый, как операционная у Ричарда. Печи, большие котлы для варки банок. Вода должна быть чистейшая.

Я подвинул к нему рисунок:

– Митяю – особый заказ. Пусть бросает свои вазочки и графинчики. Мне, помимо ампул, дистилляторов – нужны сотни, тысячи таких банок. Стандартных, одного размера, с широким горлом. Пусть сделает форму и отливает их, а не дует каждую отдельно. Как Семён делает бутылки. Стекло должно быть толстым, прочным, чтобы не лопалось от кипятка. И тёмным лучше, зелёным или коричневым – свет тоже портит еду.

– Понял, – Фома аккуратно свернул рисунок, пряча его в карман. – А крышки?

– Крышки металлические, – ответил я. – Петька с Ильёй сделают. С кожаной прокладкой для герметичности. И зажимы нужны – стальные скобы, чтобы прижимать крышку к банке во время варки, пока внутри давление скачет.

Я сел напротив, глядя Фоме в глаза:

– А теперь слушай внимательно технологию. Запиши, это важно.

Фома достал из кармана небольшую записную книжку и карандаш. Я начал подробно объяснять:

– Первое – подготовка продуктов. Мясо нужно хорошо проварить, овощи тоже. Не сырыми закладывать, а уже готовыми или полуготовыми. Второе – стерилизация банок. Перед тем как закладывать продукты, банки нужно прокипятить в воде, убить все, что на стенках может быть. Третье – закладка. Наполняешь банку горячей едой, но не до самого верха – оставляешь немного места. Четвертое – закрытие. Закрываешь крышкой плотно, герметично. Пятое – стерилизация наполненных банок. Ставишь их в большой котел с водой…

Я остановился, дожидаясь, пока Фома все запишет:

– Теперь самое важное. Банки нужно класть в холодную воду, потом медленно нагревать до кипения. Если температуру слишком быстро поднимать – стекло не успевает прогреться равномерно, от напряжения трескается. Понял?

– Понял, – кивнул Фома, дописывая. – Медленно греть.

– Затем кипятишь долго – час, может быть, больше. Зависит от размера банки и содержимого. Жар проникает через стекло, убивает все внутри, что может вызвать порчу. Шестое – охлаждение. Вынимаешь банки из кипятка, даешь остыть. Если крышка держится плотно, не пропускает воздух – значит, все сделано правильно.

– А откуда знать, что крышка держится плотно? – спросил Фома, не отрываясь от записей.

– После охлаждения крышка должна чуть втянуться внутрь, – объяснил я. – Это значит, что внутри образовался вакуум – воздух при нагреве расширился, частично вышел, а при охлаждении давление упало. Если крышка втянута и не двигается при нажатии – герметичность есть. Если выпуклая или легко прогибается – значит, воздух проникает, консерва испортится.

Фома дописал последнюю строчку, закрыл книжку:

– Попробуем, Егор Андреевич. Митяй банки сделает, Петька крышки. Степан с бабами будет экспериментировать – они в готовке разбираются лучше нас, мужиков.

– Правильно, – согласился я. – Но предупреди их – первые попытки могут не получиться. Банки могут лопнуть при кипячении, крышки – не герметично закрыться, содержимое – испортиться. Это нормально. Методом проб найдете правильный подход. Главное – не отчаиваться и тщательно записывать каждый опыт: что сделали, как, какой результат получился.

Я посмотрел на Фому серьёзно:

– Это стратегическая задача, Фома. Не просто торговля. Если война начнётся – Уваровка станет началом для обеспечения полков. Мы не просто заработаем, мы спасём тысячи солдат от голода и болезней. Ты понимаешь? Дальше уже передадим технологию государству. Но, на начальном этапе – это нужно сделать нам.

– Понимаю, Егор Андреевич, – он встал, оправил кафтан. Вид у него был решительный. – Сделаем. Дело государственной важности. Митяя я за жабры возьму, он у меня стекло грызть будет, но банки сделает. Степан тоже не подведёт.

– И ещё, – добавил я вдогонку. – Пусть Степан продумает логистику. Банки – вещь хрупкая. Нужны ящики с ячейками, с соломой или опилками. Чтобы на любой телеге по любым ухабам довезти можно было, не перебив половину. Лучше использовать те телеги, что стекло возим.

– Амортизированные телеги у нас уже есть, да – усмехнулся Фома. – Ваша наука и тут пригодилась. Довезём. Вот, кстати, – он указал на деревянные ящики, которые слуги внесли вместе с коробами. – Стекло и керамику везли – ни одна не разбилась! Раньше из десяти бутылей три-четыре обязательно вдребезги разлетались по дороге, а теперь все целехонькие!

Он шагнул к двери, но остановился:

– А огурчик-то доешьте, Егор Андреевич. Свой, уваровский. Слаще мёда.

Когда дверь за ним закрылась, я снова взял со стола огурец. Он и правда был хорош. Но в моих мыслях уже выстраивались ряды зелёных стеклянных банок с этикетками «Тушёнка Уваровская».

Я подошёл к окну. Внизу, во дворе, студенты тянули новую линию проводов для телеграфа. Жизнь кипела. Война – это кровь и грязь. Но война – это ещё и логистика. И если я не могу остановить войну, я могу сделать так, чтобы русские солдаты были сыты, здоровы и вооружены лучшим оружием.

* * *

Следующие недели я периодически думал о проекте консервирования, но основное внимание было занято другими делами – телеграфом, производством оружия, академией. Фома уехал обратно в Уваровку, увозя с собой помимо провизии и материалов, мои подробные инструкции и чертежи для Митяя и Петьки.

Письма из Уваровки приходили теперь регулярно, раз в неделю. Фома и Степан докладывали о прогрессе. Первые партии консервов делали с ошибками – банки лопались при стерилизации, крышки не держали вакуум, содержимое могло испортиться, но его сразу открывали и употребляли в еду. При чем, писали, что было очень вкусно! Но с каждой неделей результаты улучшались.

«Егор Андреевич, – писал Степан в одном из писем, – поняли, в чем была проблема. Банки лопались, потому что температуру слишком быстро поднимали. Стекло не успевало прогреться равномерно и трескалось. Банки погружаем в холодную воду, потом медленно нагреваем до кипения – как вы и советовали. Почти не лопается. Еще поняли, что крышки нужно прижимать плотно, но не пережимать. Если пережать – кожа сминается, и потом получается не плотно. Если недожать – то же самое. Нашли золотую середину, теперь крышки держат хорошо.»

Другое письмо: «Пробовали разные продукты. Мясо говяжье получается отлично, свинина – тоже. Курица разваривается сильно, но вкус хороший. Овощи – капуста, морковь, горох – всё хорошо готовится. Щи получаются вкусные, как свежие. Борщ пока не очень – свекла цвет теряет при долгой варке. Думаем, как исправить.»

Еще одно: «Обучили уже десять человек – семь баб и три мужика. Они теперь самостоятельно делают консервы, качество хорошее. Поставили дело на поток – каждый день по три десятка банок делаем. Митяй не успевает банки отливать. Половину на склад откладываем для проверки долговечности, половину на продажу отправляем. Купцы в Туле охотно берут, говорят, народ диковинкой интересуется.»

Я читал эти письма с удовлетворением. Дело шло.

Прошло около месяца, когда однажды утром Захар доложил, что из Уваровки прибыл гонец с посылкой для меня.

Я спустился во двор. Молодой парень, один из новых жителей деревни, держал в руках деревянный ящик.

– От Фомы Степановича, барин, – сказал он, протягивая ящик. – Велел передать лично в руки и сказать, что это уже готовые образцы.

Я взял ящик – тяжелый, звякнул стеклом при движении. Осторожно открыл. Внутри, укутанные в солому, лежали шесть стеклянных банок с металлическими крышками. В банках – тушеное мясо, овощное рагу, щи. Выглядело аппетитно, крышки плотно прилегали.

– Спасибо, – сказал я гонцу. – Отдохни, поешь. Захар, позаботься о нем.

Я отнес ящик на кухню, выставил банки на стол. Рассматривал их при свете лампы. Стекло ровное, прозрачное – Митяй хорошо потрудился. Крышки подогнаны плотно, с кожаной прокладкой внутри. Содержимое выглядело свежим.

Я взял одну – с тушеным мясом, попробовал открыть. Крышка поддалась с трудом, с характерным хлопком – признак вакуума. Хороший знак.

Понюхал – запах нормальный, без признаков порчи. Достал кусок мяса, попробовал. Вкус отличный, мясо мягкое, не пересохшее. Консервация удалась.

Я позвал Машу:

– Машунь, посмотри, что прислали из Уваровки.

Она вошла, заинтересованно разглядывая банки:

– Это что, Егор? Еда в стекле?

– Консервы, – объяснил я. – Новый способ хранения продуктов. Можешь разогреть вот эту банку с рагу? Попробуем на обед.

Маша взяла банку, позвала Агафью Петровну. Через полчаса мы сидели за столом, пробуя разогретое овощное рагу. Оно было вкусным, свежим, словно только что приготовленным.

– Удивительно, – сказала Маша, накладывая себе вторую порцию. – И это может храниться долго?

– Если технология соблюдена правильно – месяцами, – подтвердил я. – Представляешь, какое это благо? Летом заготовил, зимой ешь свежее. Или в дальнюю дорогу взял – не портится, не требует особых условий.

Глава 14

Вечером я написал письмо Фоме, похвалив за успехи и дав новые указания по расширению экспериментов. Запечатал письмо, отдал гонцу, который должен был вернуться в Уваровку утром.

На следующий день я пригласил к себе Ивана Дмитриевича. Он прибыл как обычно – подтянутый, внимательный, с папкой бумаг под мышкой.

– Егор Андреевич, – поздоровался он. – Что-то срочное?

– Не срочное, но важное, – ответил я, указывая на кресло. – Садитесь, Иван Дмитриевич. Хочу показать вам нечто интересное.

Он устроился, положил папку на колени. Я достал оставшиеся банки, выставил на стол перед ним.

– Это что? – он удивился, разглядывая содержимое.

– Консервированные продукты, – объяснил я. – Мясо, овощи, супы. Могут храниться месяцами, не портясь. Не требуют холода, не требуют соли или уксуса. Просто герметично закрыты в стеклянных банках и стерилизованы высокой температурой.

Иван Дмитриевич поднял одну банку, покрутил в руках:

– И вы уверены, что это безопасно? Не отравится человек?

– Абсолютно безопасно, если технология соблюдена, – заверил я. – Я сам пробовал вчера. Вкус отличный, никаких признаков порчи. Хотите, можем разогреть прямо сейчас, попробуете сами.

Он задумался, потом кивнул:

– Давайте попробуем.

Я позвал Матрёну, попросил разогреть банку со щами. Через двадцать минут мы с Иваном Дмитриевичем сидели за столом, пробуя горячие щи из консервной банки.

Он ел медленно, внимательно, оценивающе. Потом отложил ложку:

– Вкусно. Свежо. Не скажешь, что это неделю в банке пролежало.

– А представьте, что это не неделю, а месяц, – сказал я. – Или три месяца. Или полгода. Технология позволяет.

Иван Дмитриевич внимательно посмотрел на меня, сложив руки на груди:

– Егор Андреевич, вы ведь не просто так мне это показываете. Какие планы?

Я усмехнулся. Он быстро соображал, это было одно из его главных качеств.

– Планы масштабные, – признался я. – Наладить массовое производство консервов. Построить специальный завод, обучить работников, организовать поставки сырья. А готовую продукцию предложить военному ведомству для снабжения армии.

Он медленно кивнул, обдумывая:

– Логично. Продовольственное снабжение – всегда головная боль любой армии. Особенно в дальних походах, в чужой стране. Везти живой скот – медленно, дорого, скот худеет в дороге. Грабить местное население – ненадежно, вызывает восстания. А консервы… – он посмотрел на банку, – компактные, долго хранятся, легко транспортировать. Один обоз с консервами может накормить полк на неделю. Разогрел на костре – и ешь. Быстро, удобно, сытно.

– Именно, – подтвердил я.

– Нужно представить это генералу Давыдову, – решительно сказал Иван Дмитриевич. – И военному министру. Если они одобрят, государство профинансирует строительство завода, даст заказы. Вы получите прибыль, армия – надежное снабжение. Все в выигрыше.

– Вот именно, – согласился я. – Но сначала нужно довести технологию до ума. Сейчас идут эксперименты в Уваровке. Когда получим стабильные результаты, составим стандартные процедуры, обучим первых мастеров – тогда и выйдем с предложением к военным.

– Хорошо, – Иван Дмитриевич поднялся. – Держите меня в курсе. Я подготовлю почву, поговорю с нужными людьми. Когда будете готовы к презентации – организую встречу с военным руководством.

Он взял одну из банок:

– Могу взять? Передам кое-кому в Петербург. Пусть тоже оценят.

– Конечно, – кивнул я. – Берите две, на всякий случай.

* * *

Письма из Уваровки приходили регулярно. Фома и Степан докладывали об успехах и трудностях. Я давал советы, корректировал процессы. К концу ноября они докладывали, что консервы, сделанные в октябре, все еще в отличном состоянии. Почти два месяца хранения – ни одна банка не испортилась.

Я решил, что пора. Написал письмо Ивану Дмитриевичу: «Готов к презентации. Технология отработана, качество стабильное, долговечность подтверждена. Прошу организовать встречу с военным руководством.»

Ответ пришел через неделю: «Встреча назначена на середину декабря. Генерал Давыдов, представители военного министерства из Петербурга, интендантская служба. Будьте готовы к серьезному разговору. Привезите образцы, отчеты, расчеты себестоимости и производственных мощностей. Иван Дмитриевич.»

Я начал готовиться. Заказал у Фомы новую партию консервов – самых лучших, отборных. Попросил Николая подготовить подробную презентацию с цифрами, графиками, расчетами. Сам написал докладную записку, где объяснял преимущества консервов для армии, технологию производства, планы по масштабированию.

В назначенный день я прибыл в особняк градоначальника, где проходила встреча. В большом зале собрались военные – генерал Давыдов, два полковника из Петербурга, несколько майоров и капитанов. Иван Дмитриевич был там, конечно. И представители интендантской службы – те, кто отвечал за снабжение армии.

Я вошел с Николаем, неся ящик с консервами. Поставил на стол перед собравшимися.

– Господа, – начал я, – благодарю за уделенное время. Сегодня я представлю вам технологию, которая может революционизировать систему продовольственного снабжения русской армии. Консервированные продукты длительного хранения.

Я открыл ящик, достал банки, выставил их в ряд. Объяснял технологию, показывал отчеты из Уваровки, приводил цифры по себестоимости и срокам хранения.

Генерал Давыдов слушал внимательно, иногда задавая вопросы. Полковники из Петербурга переглядывались, явно заинтересованные. Интенданты делали записи.

– А можно попробовать? – спросил один из полковников.

– Конечно, – я кивнул Николаю. Он быстро организовал разогрев нескольких банок на кухне особняка.

Через двадцать минут военные пробовали тушеное мясо, щи, овощное рагу. Ели молча, оценивающе.

– Вкусно, – признал генерал Давыдов. – Действительно, почти как свежее.

– И это хранилось два месяца? – уточнил полковник.

– Именно, – подтвердил я. – В обычном погребе, без особых условий. И может храниться дольше – мы продолжаем испытания.

Интендант, полный мужчина с седыми усами, поднял руку:

– Господин Воронцов, вопрос практический. Сколько вы сможете производить в месяц? Если мы дадим заказ?

Я достал расчеты:

– При строительстве специализированного завода, где будут одновременно делать банки, крышки… как я планирую, – до тысяч банок в месяц. Это обеспечит продовольствием армию на недели похода.

– А сроки строительства завода? – спросил второй полковник.

– Полгода, – ответил я. – При наличии финансирования и государственной поддержки.

Генерал Давыдов посмотрел на Ивана Дмитриевича:

– Что скажете?

Иван Дмитриевич встал:

– Господа, я считаю, что это стратегически важный проект. Продовольственное снабжение – одна из ключевых проблем любой военной кампании. Консервы эффективно решают эту проблему. Предлагаю военному министерству профинансировать строительство завода и дать Егору Андреевичу Воронцову первый крупный заказ на поставку консервов для армии.

Полковники переглянулись, потом один из них кивнул:

– Мы доложим в Петербург. Думаю, министр одобрит. Такие инновации нам сейчас очень нужны.

Генерал Давыдов поднялся, протянул мне руку:

– Егор Андреевич, вы нас снова удивляете. Вы делаете для России больше, чем иные генералы за всю карьеру.

Я пожал его руку:

– Я просто использую знания, господин генерал. Знания – это сила, которая может изменить мир.

Встреча закончилась поздно вечером. Я вернулся домой усталый, но довольный. Военные поняли ценность консервов. Теперь дело за финансированием и строительством.

Маша встретила меня у двери:

– Ну как? Одобрили?

– Одобрили, – улыбнулся я, обнимая ее. – Будем строить завод. Уваровка снова послужит России.

Она прижалась ко мне:

– Ты устал. Иди отдыхай.

Я поднялся в спальню, поцеловал сонного Сашку, лег, но долго не мог уснуть. В голове крутились планы. Завод. Производство. Поставки армии. Консервы в походных сумках солдат, идущих сражаться с Наполеоном.

* * *

Иван Дмитриевич не пришел, а ворвался в мой кабинет поздним вечером, нарушая привычный размеренный ритм. Обычно сдержанный, застегнутый на все пуговицы, сегодня он выглядел встревоженным – мундир сидел безупречно, но в глазах, привыкших скрывать мысли, читалось напряжение человека, который держит на плечах слишком тяжелый груз.

Захар, молчаливой тенью возникший в дверях, лишь вопросительно пожал плечами, а я жестом показал, что все в порядке. Дверь закрылась, отрезая нас от остального дома.

– Дурные новости? – спросил я, отодвигая стопку отчетов по строительству консервного завода.

Иван Дмитриевич прошел к окну, резко дернул штору, проверяя, плотно ли она закрыта, и только потом повернулся ко мне.

– Не просто дурные, Егор Андреевич. Тревожные. Мы недооценили масштаб. То, что случилось с вами – похищение, «француз» – это была лишь разведка боем. Проба пера.

Он бросил на стол папку. Она была тонкой, но вид у нее был такой, словно внутри лежал смертный приговор.

– Мои люди перехватили курьера под Калугой. Шел в сторону австрийской границы, но шифр французский. И это не единственная ниточка. За последние две недели мы зафиксировали резкий всплеск активности вокруг Тулы. Иностранцы, Егор Андреевич. Слишком много иностранцев, которые внезапно воспылали любовью к тульским пряникам и самоварам.

– Кто конкретно? – я подобрался, чувствуя, как холодок пробегает по спине, напоминая о ледяной воде и плене.

– Франция и Австрия, – отчеканил Иван Дмитриевич. – Они действуют скоординировано, что само по себе редкость. Обычно грызутся, как пауки в банке, а тут… Видимо, страх перед вашими изобретениями объединил даже старых соперников.

Он сел напротив, сцепив пальцы в замок.

– Они ищут подходы к заводу, лечебнице и к Академии. Пытаются нащупать слабые места в охране. Подкупают трактирщиков, где обедают ваши мастера. Подсылают девок к молодым студентам. Интересуются всем: чертежами новых штуцеров, составом смеси для пьезоэлементов, устройством механических ламп. Им нужны не просто образцы, им нужны технологии. Процессы.

Я открыл папку, начал просматривать донесения. Даты, имена, описания инцидентов. Чем дальше я читал, тем холоднее становилось внутри.

«12 января. Задержан мужчина, пытавшийся проникнуть на территорию завода через задний забор. При досмотре обнаружены инструменты для взлома замков и пустые листы бумаги. При допросе признался, что работает на французскую разведку. Получил задание выкрасть чертежи новых замков для ружей. Казнён.»

Следующее донесение. «18 января. Арестован писарь городской управы Пётр Семёнович Кривцов. При обыске найдены копии документов о поставках на завод. Признался, что передавал информацию неизвестному лицу за деньги. Сослан в Сибирь, семья под наблюдением.»

Ещё одно. «25 января. Пресечена попытка подкупа охранника академии. Неизвестный предложил крупную сумму за доступ в мастерские студентов. Охранник доложил начальству. При попытке задержания неизвестный оказал сопротивление, был ранен. Умер, не приходя в сознание. По акценту и внешности – предположительно австриец.»

Я закрыл папку, потёр лицо ладонями. Это уже не отдельные попытки – это координированная кампания.

– Значит, они поняли, что украсть меня – задача сложная, и решили украсть мои знания по частям? – спросил я, чувствуя, как в груди нарастает злость.

– Именно, – кивнул Иван Дмитриевич. – И действуют они нагло. Вчера на проходной завода задержали человека, который пытался пронести эскизы станков в подкладке сапога. Оказался мелким воришкой, нанятым «добрым господином» за пять рублей. Господина, конечно, и след простыл. Но это мелочи. Меня беспокоит другое. Они пытаются внедрить своих людей внутрь.

Я встал и прошёлся по кабинету. Крепость, которую мы строили, оказалась под осадой. Невидимой, тихой, но оттого не менее опасной.

– Обычной охраны уже мало, – произнес я, глядя на пламя в камине. – Мы можем поставить по гвардейцу у каждого станка, но если предатель будет среди мастеров…

– Вот именно, – подхватил Иван Дмитриевич. – Мы не можем проверять каждого рабочего до исподнего на выходе. Нам нужно менять тактику.

Я обернулся к нему. В голове, привыкшей решать инженерные задачи, начала выстраиваться схема. Шпионаж – это та же механика, только вместо шестеренок – люди и информация. Если нельзя остановить поток, нужно его перенаправить.

– Иван Дмитриевич, – медленно начал я, возвращаясь к столу. – Вы когда-нибудь слышали о принципе «ложной цели» в фортификации?

Он прищурился:

– Продолжайте.

– Мы пытаемся построить стену, через которую никто не перелезет. Но они все равно будут лезть. Будут рыть подкопы, искать щели. А что, если мы сами откроем им дверь? Только дверь эта будет вести не в сокровищницу, а в яму с кольями.